Владимир Хотиненко: Скоро 3D-модели Чарли Чаплина, Мэрилин Монро и других легенд будут нормально сниматься в кино
Скачать передачу [mp3, 42.3 МБ]
Мы предлагаем читателям полный текст радиопрограммы.
А. Норкин:
- Вы слушаете радио «Комсомольская правда». Это программа «Простыми словами». Андрей и Юлия Норкины в студии.
Ю. Норкина:
- Здравствуй, Москва! Здравствуй, Россия! Здравствуй, мир!
А. Норкин:
- Будем экономить время. Такие гости редко к нам приходят. Народный артист Российской Федерации, кинорежиссер Владимир Хотиненко у нас в гостях.
В. Хотиненко:
- Здравствуйте!
Ю. Норкина:
- Я бы еще сказала, что архитектор.
В. Хотиненко:
- Кстати, правильно.
А. Норкин:
- Почему?
Ю. Норкина:
- Потому что МАРХИ закончил.
А. Норкин:
- Нет, свердловский.
Ю. Норкина:
- Свердловский архитектурный!
А. Норкин:
- Ты считаешь, что это важно для человека искусства?
Ю. Норкина:
- Конечно! Он же строитель. Создает.
В. Хотиненко:
- Для меня это очень важно, должен сказать.
А. Норкин:
- Вы строите фильмы?
В. Хотиненко:
- Однажды даже Никита Михалков сказал буквально прямым текстом: у тебя какие-то фильмы архитектурные. Для меня по-прежнему важно пространство. Одно время со мной художникам было трудно работать, потому что я влезал во все тонкости.
Ю. Норкина:
- Вы же рисуете?
В. Хотиненко:
- Я рисую. Но это отдельная тема.
Ю. Норкина:
- Причем, с детства началось.
А. Норкин:
- А что значит «пространство»? Его должно быть много в ваших фильмах?
В. Хотиненко:
- Знаете, у нас даже есть задание такое студентам – пространство. То есть, интерьер и экстерьер. Пространство, в котором должно происходить действо определенное. В каждом вот в этом пространстве уже есть кино. Элемент настроения, стиля. Это уже кино. То пространство, в которое мы помещаем персонажей. Это очень полезно. Очень интересные вещи делают. Они буквально три кадра должны. Звук какой. И так далее.
Ю. Норкина:
- Так вот почему для меня очень важен интерьер, в котором живет моя семья. И обязательно присутствие музыки.
В. Хотиненко:
- Человек ведь выбирает. Он насыщает его какими-то деталями. Можно зайти в картину… И не надо расследований Шерлока Холмса. Нужно просто понимать немного язык кино, скажем так. Пластический. Чтобы сложить для себя представление. Деталь какая-то лежит. Я киноязыку учу детей.
А. Норкин:
- Наверное, в кино в массе своей ходят люди, которые вряд ли могут так проанализировать работу. Они ходят, как мне кажется, за какой-то историей. Не знаю, Феллини говорил это или нет, но считается, что он сказал, что для хорошего фильма самое главное – это сценарий, сценарий и сценарий. Если говорить про кино, как самое массовое из искусств, наверное, это правда. Телевидение мы не будет считать искусством, это совсем другая история.
Вот я себя тут поймал на мысли. Сейчас массовый кинематограф – это совершенно победившая история комиксов. Есть комиксы подростковые, как фильмы Marvel, где история с каждым фильмом становится все слабее и хуже. Денег они собирают все больше и больше. С другой стороны, есть комиксы такие, как «Джокер», который только что получил в Венеции главный приз. Фильм для взрослых. 18+. С большим количеством насилия.
Я пытаюсь понять, что произошло. У нас зрителю теперь история, рассказанная в фильме о враче, о полицейском, об учителе, просто о муже и жене, она что, стала не интересна? Про те же самые вещи теперь рассказывают в атмосфере комиксов, но там это не реальная атмосфера. Там гипертрофированное насилие, какие-то у людей возможности сверхчеловеческие. Обычная история стала не интересна?
В. Хотиненко:
- Кино раза три объявлялся смертный приговор по поводу того, что оно является искусством. До смешного. Первый раз, когда звук появился. Очень серьезные режиссеры сказали, все, кино как искусство закончилось. Преодолели этот кризис. Появился цвет. Еще раз сказали, что кино как искусство закончилось и ушло отстранение и так далее.
Сейчас с появлением 3D, вот этих тенденций, когда скоро уже будет… Довольно скоро, я убежден совершенно, вы можете записать в сценарий Чарли Чаплина, Мерлин Монро, потому что будет существовать 3D-модели достоверные настолько, что у вас будет сниматься Чарли Чаплин. И сейчас ведь анимация сблизилась в этом смысле. Возможностей много.
Вопрос другой. Фамилию человека, которую назову, она большинству неизвестна. Но все равно должен назвать. Это был фантастический такой режиссер Бриссон, единственный режиссер, которого уважал Тарковский. И вот они сказал лет пятьдесят назад, что кино еще, как искусство, не состоялось. Возможно, молодое поколение научится на этом языке разговаривать так, как мы пишем ручкой или пером. Естественно.
Традиционные виды искусства, тот же Бриссон сказал, они как бы уснули. У них уже вершины. И они не знают в определенном смысле, куда идти. А кино совершенно еще не знает. Новые технологии, новые возможности. Техника пинка дает художникам, чтобы они искали. Мы отстаем просто. Мы пока отстаем от технологий. И пока технологии нас настолько очаровали, взяли верх…
Ю. Норкина:
- Мы не задумываемся о духовной стороне?
В. Хотиненко:
- Вот это другой вопрос. Вы говорите сейчас о «Джокере», например.
Ю. Норкина:
- Насилие нужно, вообще?
В. Хотиненко:
- Я сейчас подойду к этому вопросу. Без того, что я сказал, это выглядит как фраза. А я хочу, чтобы открылась логика. С моей точки зрения. Все, что я буду говорить, это моя точка зрения и с ней можно не соглашаться.
Вопрос другой. Кино – все равно самый рефлексирующий вид искусства. Оно очень живо реагирует. Событие произошло и можно сделать довольно хорошее художественное произведение. На эту тему. Война во Вьетнаме произошла, и через какой-то срок появилось сколько интересных и важных, замечательных картин.
Сейчас кино пребывает в некоторой растерянности по причине технологической. Отстала художественная мысль от технологий. Мы просто используем как дикари. Как айфон. Мы даже его держим, мы совершенно не понимаем, мы кнопки нажимаем, фотографии выскакивают. Мы как обезьяны сейчас с этим.
Другая тенденция. И она, конечно, более тревожная, что, условно говоря, в идеологеме мира сейчас совершенно определенная тенденция сближения добра и зла. Замешивание их. Это очень явная тенденция.
А. Норкин:
- Это хорошо или плохо?
В. Хотиненко:
- С моей человеческой точки зрения, плохо. И я любого человека, который скажет, что это очень плохо, пойму. Тут спорить не с чем. Вопрос другой. Мы пока не знаем, для чего.
В споре добра и зла, если мы исключаем зло, то и добро мы не знаем, что это такое. Это сложнейший вопрос.
У вас «Простыми словами» называется программа? Поэтому попробуем говорить по этому поводу просто. Как проверить, сильный или слабый человек? Что он может выдержать? Любит или не любит? Ему надо устроить испытание.
Не исключено, что это определенное, с моей точки зрения, испытание, которое проходит сейчас цивилизация. Именно цивилизация и именно человечество. Испытание на зло. Насколько это, возможно, может изменить мир. Спроси нормального человека: что я добра от зла не отличу, что ли? Но это на бытовом уровне. А подсознание… В частности, тот же «Джокер», он опасный фильм. Он лихо сделанный, мощный, талантливый и так далее. Но он опасный. У человека со слабой психикой может крыша потечь. Человек может сойти с ума.
А. Норкин:
- В Америке полицейские наряды дежурили во время премьеры.
В. Хотиненко:
- Потому что он талантливо сделан. Там одна фонограмма чего стоит. И он действует на подсознание. И это, в общем, нельзя сказать, что там зла больше, чем в каких-либо других фильмах.
Ю. Норкина:
- Он очень убедителен?
В. Хотиненко:
- Он талантливо сделан.
А. Норкин:
- У Тарантино тоже фильмы были талантливые.
В. Хотиненко:
- У Тарантино все равно была ирония.
А. Норкин:
- Вот!
В. Хотиненко:
- Отстранение.
Ю. Норкина:
- Там стеб такой.
В. Хотиненко:
- И отстранение позволяло воспринимать это как искусство.
А. Норкин:
- У Тарантино зло становилось смешным. И вроде как оно уже не зло, а не поймешь что.
В. Хотиненко:
- Кстати, это тоже непонятно, хорошо или плохо.
А. Норкин:
- Поэтому у меня конфликт такой. Я не люблю его фильмы. «Джокер», он менее такой…
В. Хотиненко:
- «Джовер» - это, все-таки, условная история. А Тарантино, когда стебется над этой историей…
Ю. Норкина:
- «Джокер» убедителен?
В. Хотиненко:
- Убедительный, безусловно.
Ю. Норкина:
- В этом и талант.
В. Хотиненко:
- И опасность. С одной стороны, мы не можем не оценить талант, с другой стороны, это же немножко опасно. Это талантливо внушить, повезти за собой. А куда?
И когда тот же Тарантино отстебывается по полной программе на трагедии, над чудовищной! Это тоже не безопасно. Вопрос другой. Все эти наши разговоры, они все равно абстрактны. То, что народ будет смотреть, то народ будет смотреть. И с этим ничего не поделаешь.
Вопрос другой. Есть формула: делай, что должен и будь, что будет. Наверняка есть достаточное количество в этом мировом балансе, а я человек мистический, буду говорить о таких вещах.
Ю. Норкина:
- Верующий?
В. Хотиненко:
- Да.
А. Норкин:
- Поясняйте. Человек мистический. И действительно ли это человек верующий?
В. Хотиненко:
- Я считаю, что то, чем я занимаюсь – искусством, искусство все мистическое. И религия сама по себе – это мистическое состояние. Поэтому я сказал да, а потом подумал, что я, может быть, не имею права это говорить. Я думаю, что да.
Ю. Норкина:
- Человек, который в своей жизни два раза видел домового, это, знаете…
В. Хотиненко:
- Знаете, может, у него белая горячка была? Это другой вопрос.
Ю. Норкина:
- У маленького мальчика?
В. Хотиненко:
- Я верю в волшебство мира. Я могу мистику волшебством называть. Я верю в волшебное устройство мира, потому что даже со мной происходило столько! И всякий человек задумается, он в своей жизни найдет столько необыкновенных поворотов, которые от него не зависели. Это судьба его вела. Главное, чтобы он в ту дверь зашел. Поэтому надо пытаться научить слышать звуки судьбы. Может, детям что-то такое рассказывать, чтобы они вот…
Я много раз приводил пример, я пойнтер по жизни. Раз, попалось что-то. Я в стойке. Значит, что-то есть, и я могу этим вопросом позаниматься.
Мистика мироощущения все равно необъяснима. Почему Эйнштейн был верующим человеком? Человек, который придумал вот эту вот теорию, которую никто не понимает.
Ю. Норкина:
- Мало кто знает, что он был верующим.
В. Хотиненко:
- Знал, что за этим есть что-то такое…
А. Норкин:
- Многие большие ученые верующие.
В. Хотиненко:
- Я еще ни разу в жизни никого не агитировал веровать. Это все, если у человека сложится, приведет так приведет. Но понимать, что жизнь устроена где-то там, называйте это звездами, но они там складываются или не складываются.
Ю. Норкина:
- Никита Сергеевич Михалков как-то сказал, что если он разговаривает с человеком неверующим, он для него неинтересен.
В. Хотиненко:
- Я слышал это. Но это его право так считать.
Ю. Норкина:
- Вы не согласны с ним?
В. Хотиненко:
- А тут не с чем спорить.
Ю. Норкина:
- Я знаю, что вы давно дружите.
В. Хотиненко:
- Ну, да. В конце концов, он меня и в кино привел. Дело в другом. Тут нет предмета для дискуссии для меня. Потому что это его точка зрения.
Нам зачастую не хватает споров. Либеральный или не либеральный. Традиционный. Вот того самого простого права на высказывание. Каждый человек имеет право выразить свою точку зрения. А с ней можно соглашаться или не соглашаться.
Я никогда не спорю. В споре никогда не рождается истина, с моей точки зрения. Наверное, бывают научные дискуссии, но где есть аргументы. В нашей сфере аргументов нет.
А. Норкин:
- Вы снимаете такие фильмы, которые потом порождают такие дискуссии! Не знаю, с какого времени вы у наших либералов проходите по разряду кремлевских пропагандистов, но совершенно точно, на «Бесах» вы спровоцировали такую дискуссию! Я такие вещи читал и про ваш фильм, и про вас лично. Вас это не волнует вообще?
В. Хотиненко:
- Я даже не читаю ничего. В тех же «Бесах», это тогда претензии к Федору Михайловичу, а они к нему при жизни предъявлялись. Все те же претензии, которые предъявляются ко мне. Когда я занимался Достоевским и «Бесами», я столько читал про то, что про него писали! Что все, что про меня даже гипотетически напишут, это будет похвала. По сравнению с тем, что писали про Федора Михайловича.
А. Норкин:
- Вот вышел фильм. Его широко обсуждают. И прямо даже ругаются. Вы считаете это профессиональным успехом или вас это… Это не самоцель.
В. Хотиненко:
- Это немножко другое. Во всякий фильм вкладываются деньги. Дело в том, что кинематограф, даже не очень дорогой, это дорогое удовольствие самовыражения. Это, может быть, самое дорогое удовольствие самовыражения. Поэтому лично у меня всегда есть некая ответственность перед людьми, которые дали деньги. И я должен сделать то, что вызовет интерес. Самое печальное, если тишина. Это самое печальное. Любая брань, все, что угодно, дискуссия – это хорошо.
А. Норкин:
- Но если художник в процессе своего самовыражения, скажем так, кого-то обидел, оскорбил. Вот у нас огромное количество было таких скандалов. Они очень похожие. Вот фильм «Праздник», например. Про блокадный Ленинград. Сейчас вот все ругаются по поводу…
Ю. Норкина:
- Фильм «Сволочи».
А. Норкин:
- Это совсем старая история.
А. Норкин:
- Сейчас вот «Дылда», которую выдвинули на «Оскар». Тоже как-то мнения разделились. Как с этим быть? У художников кино должен срабатывать пунктик, что стоп, вот тут я свое самовыражение попридержу, потому что могу кого-то…
В. Хотиненко:
- Нет. Это самое печальное будет, если художник будет включать тормоза. Это всегда вопрос личной ответственности.
А. Норкин:
- Объясните мне, не понимаю.
В. Хотиненко:
- Всегда это личный выбор даже. Он вступает на эту тропу пусть необычной точки зрения, на ту же блокаду. У меня есть своя точка зрения. И я, например, так никогда не буду делать. Но это не означает, что я истина в последней инстанции. Я, наверное, никогда не буду делать то, что ранит каких-то людей. Я когда снимал «Мусульманина», для меня было очень важно пройти по лезвию бритвы. И не наступит ненароком даже, потому что тема тонкая.
Всякий запрет по сегодняшним временам не работает. Вот и все. Это не годный инструмент. Поэтому каждый человек выбирает сам. Кто-то может посоветовать, жена или еще близкие. Но все равно это всегда его выбор. И отвечать придется ему самому.
А. Норкин:
- Государству тут не надо влезать? У нас же были эпизоды. Не дали прокатное удостоверение «Смерти Сталина». Сейчас…
В. Хотиненко:
- Его с задержкой дали.
А. Норкин:
- Там была какая-то история непонятная. Сейчас, насколько я понимаю, не будут у нас показывать этого «Кролика Джоджо» - это комедия про мальчика, который себе придумывает вымышленного Гитлера. С другой стороны, того же «Джокера», те же фильмы Тарантино, которые переполнены насилием, вы говорите, что они могут быть опасны, у нас в прокат выпускают.
В. Хотиненко:
- Я не государственный рупор. Каждый делает свое дело. В мире интернета запретов не существует. Ни свободы слова, ничего такого нет. Это все существует только в странах, где интернета нет. В мире, где есть интернет, нельзя употреблять, что нет свободы слова. Это все чепуха. Тем более, это все будет усиливаться и усиливаться. И влияние интернета усиливается.
Почему я не верю сегодня в демократические принципы? Сегодня влияние такое, которое не снилось.
Да, во времена отсутствия интернета, наверное, волеизъявление народа… Но сегодня, если это становится предметов конфликта между государствами и закрытием всяких студий, потому что есть возможность невероятного влияния на аудиторию. На уровне подсознания.
Сейчас столько инструментов манипулирования массами, что вопрос демократии немного условный. Можно этим термином пользоваться, но это понятие по сегодняшним временам, с моей точки зрения, условность.
Это касается всего. Вот есть аппарат, который отвечает: деньги, прокат, идеология. Они считают, что надо попробовать запретить. Они делают свое дело. Вот и все. Чего им запрещать? Это их точка зрения. Они делают свое дело. Они пытаются повлиять на какой-то идеологический процесс.
Вопрос другой. Это пока как-то все без стратегии. Если бы была стратегия, то один вопрос. Я считаю, что запрет, в принципе, надо не запрещать, а с младых ногтей учить.
А. Норкин:
- Тогда с другой стороны зайдем.
Ю. Норкина:
- Вы, когда писали письмо Эннио Морриконе, там была ключевая фраза, которая стала решающей для маэстро, чтобы он согласился написать музыку к вашему кинофильму. «В вашей музыке есть красота и надежда, что необходимо моему фильму и народу». Меня это очень цапануло.
Какая надежда для народа? Я скатываюсь в будни и к жизни простого человека, понимаете?
В. Хотиненко:
- Очень хороший вопрос и практически на всю передачу. Это по теме. Коротенькая цитата. Я ею пользуюсь сейчас очень часто. Всем известна трагическая судьба Марины Цветаевой. Вот что она писала, когда юной была. На дворе 1908 год. Революционные процессы. О надежде. «Можно жить без очень многого, без любви, без семьи, без «теплого уголка», Жажду всего этого можно превозмочь. Но как мириться с мыслью, что революции не будет? Ведь только в ней и жизнь! Неужели эти улицы никогда не потеряют своего мирного вида? Неужели эти стекла не зазвенят под камнями? Неужели все кончено? Ничего не надо. Ничего не жалко. Только бы началось!». Это пишет юное создание. Но это надежда, что произойдет вот этот переворот.
Ю. Норкина:
- Для меня это страшная надежда.
В. Хотиненко:
- Конечно. Потому что мы знаем результат. Но для меня эти строчки… Марина Цветаева. Это страшные строки. Потому что мы знаем результат. А когда есть вот этот порыв!..
Дело в том, что всех удовлетворить каким-то порывом практически невозможно.
А. Норкин:
- А что, надежда у всех разная?
В. Хотиненко:
- Конечно. Если мы будем идти банально: надежда на хорошую жизнь, чтобы все были здоровы, чего мы желаем на день рождения. Если не иметь в виду это, то все одинаково. Всем хочется быть здоровыми и богатыми.
Ю. Норкина:
- А для народа надежда что?
В. Хотиненко:
- Много разговоров о национальной идее. А это и есть глобальная надежда. А у нас… Я даже не буду говорить «к сожалению». Я не знаю правды исторических процессов.
А для нас по-прежнему национальная идея – это Вторая мировая война и ее результат. И драма ее. И победа. И, конечно, победа. И мы по-прежнему… Это единственное, что нас объединяет. Вы не найдете больше ничего!
Отсюда возникает и «Бессмертный полк». Это ж возникло как подзарядка этой батарейки. Причем, возникло стихийно. Это невозможно организовать.
И вот это наша и опора, с одной стороны, хорошо, что это у нас есть. С другой стороны, некая проблема, что мы опираемся, а это очень хорошо, повторю, но, в общем, у нас другой объединяющей национальной идеи нет.
Быть богатым? В России это пока не будет работать.
Ю. Норкина:
- Мне кажется, это никогда в России будет работать. Мы другие, у нас главное дух.
В. Хотиненко:
- Да. Над этим можно иронизировать, но это правда. И эту идею, которая в Америке работает железно, Америка на этом живет всю свою жизнь. Но это идея. Недавно показали эту певицу в подземном переходе. Причем, преувеличили чуть-чуть ее достоинства голосовые… Она вроде из России. Бездомная, полицейский ее снял, она стала знаменитой. И контракты сейчас, концерты и так далее. Это абсолютно американская мечта. Это история Золушки. Я привел самый свежий пример. И в Америке это работает.
А. Норкин:
- А у нас нет.
В. Хотиненко:
- Нет.
А. Норкин:
- А почему?
В. Хотиненко:
- Это наше свойство.
А. Норкин:
- Говорят, что «Москва слезам не верит». Это тоже про Золушку.
В. Хотиненко:
- Конечно.
А. Норкин:
- Сработало же.
В. Хотиненко:
- Ей «Оскар» дали.
А. Норкин:
- Нет, а что сейчас у нас? Некоторые говорят, что нужно снимать патриотическое кино.
Ю. Норкина:
- «Москва слезам не верит» - это не о девушке, которая стала директором. Это о женщине, которая стала счастливой благодаря тому, что она встретила свою любовь. Это совсем о другом.
А. Норкин:
- Золушка тоже встретила свою любовь.
Ю. Норкина:
- Там совсем о другом.
В. Хотиненко:
- Неважно. Внешне это всегда преподносилось так.
А. Норкин:
- Государство говорит, минкульт говорит: снимайте патриотическое кино. Дают на это деньги. Результат, скажем так, разный. В том числе, если мы говорим о фильмах о войне. Мы долго будем смотреть назад? В историю войны. И пытаться оттуда себе что-то объяснить, нынешним?
В. Хотиненко:
- Сейчас возник новый контекст отношения внешнего мира к этой войне, которая для нас является опорой. На самом деле, мы не можем это попустить, потому что рубятся корни наши. Я только что сказал, что мы на этом стоим. Держимся. А поскольку контекст категорически меняется, мы скоро станем виноватыми в этой войне. И не обращать на это внимание нельзя.
Вопрос другой. Я на каждом углу говорю. И в минкульте то же самое. К таким темам нужно относиться очень строго. Это нужно обязательно делать талантливо. Иначе это пустая трата денег.
А. Норкин:
- Вы же говорите про самовыражение.
В. Хотиненко:
- Потому что если не талантливо, то как «Джокер» это не воздействует.
А. Норкин:
- А кто определяет, талантливо или не талантливо?
В. Хотиненко:
- Как?
А. Норкин:
- Сценарную заявку рассматривают. И Фонд кино говорит, ему денег дадим.
В. Хотиненко:
- Тогда либо никто, а поскольку я в Фонде и сижу, возглавляю сценарное жюри, там достаточно толковые и профессиональные люди. И больше некому выносить вердикт. Ошибки совершаем? Совершаем. Но все равно больше некому вынести решение. Когда подается 70, а надо запустить 10. Я даже не только про патриотическое кино говорю. Патриотическим кино можно называть кино, которое не снимается как патриотическое, а оно раз тебе, и будь здоров! «В бой идут одни старики». Казалось бы, поющая эскадрилья. Но более патриотического кино даже не… А там про патриотизм ничего не говорится.
Это очень тонкий вопрос. Главное – не давать людям, которые хотят на этом сделать бизнес. Это нужно делать чистыми руками.
Ю. Норкина:
- Где их взять? Чистые руки.
В. Хотиненко:
- Я сейчас закончил фильм про Ленина. Экранная версия. Это для меня важный момент. Там тоже про мечту. Ленин, как к нему ни относиться, все-таки основное его дело – осчастливить человечество.
А. Норкин:
- «Демон революции»?
В. Хотиненко:
- Нет. «Это Ленин. Неизбежность». Экранная версия. Для меня это получился триптих. И это центральная композиция триптиха. Это о Ленине. Для меня это самый важный момент.
Ю. Норкина:
- А когда мы сможем увидеть?
В. Хотиненко:
- 31-го начинается прокат. 20 октября с Долиным будет в «Октябре» в четыре часа. Там будет интересно, потому что с обсуждениями, с комментариями.
Вдруг забылась глава важнейшая. Революция и Ленин. Один из самых… Это человек, который перевернул мир. И человек, который хотел подарить надежду. И он подарил. На сколько? На довольно длительный срок эта надежда была подарена.
Благими намерениями дорога в ад. Понимаете? А потом обстоятельства начинают заставлять вас делать то, что уже… Скажем, Раскольников, он хотел убить просто вредную противную старуху.
Ю. Норкина:
- И решить свои проблемы.
В. Хотиненко:
- А там пришла сестра. Это все то… А она еще оказалась беременная. И он убил трех. И не пошел, не покаялся. Ничего подобного. Он бегал, скрывался. Преступление и наказание. И лучше Федора Михайловича про вот это не расскажешь.
Ю. Норкина:
- Вы монархист?
В. Хотиненко:
- Да.
А. Норкин:
- Будете разворачивать ответ, почему вы монархист?
Ю. Норкина:
- Я просто зацеплюсь за национальную идею. Что показывает история? Византия, да?
А. Норкин:
- Далеко копаешь.
Ю. Норкина:
- Не смейтесь. Была национальная идея и совершенно удивительная. Многонациональное государство абсолютно, многоязыковое. Единственная объединяющая история – православие. Неважно, какой ты национальности. Ты православный. И все. Ты – гражданин этого государства.
Идея? И это дальше идущая история от Великой Отечественной войны. Это то, что у нас было. То, чего у нас нет. Идеи.
В. Хотиненко:
- Да.
Ю. Норкина:
- Не воспитали людей, которые говорят: я принадлежу к этой земле!
В. Хотиненко:
- Родные мои, все очень просто. Идеи исчезли. Большие идеи исчезли. Они исчезли. В мире осталась всего одна артикулируемая идея – деньги. Больше ничего.
Ю. Норкина:
- И хорошие слова исчезли.
В. Хотиненко:
- Это состояние мира. Как ни относиться, но желание осчастливить человечество, чего тут плохого? Кодекс строителя коммунизма – это были практически десять заповедей переписанные.
Ю. Норкина:
- Только без бога!
В. Хотиненко:
- Да. Здесь вот, на земле, рай.
Это состояние нашего мира. Мы можем… Я не люблю посыпать голову песком. Знаете, почему? Я работаю с молодежью постоянно. Я не имею права говорить им, знаете, звездочки светили ярче. А сейчас мир… Он вот такой, какой есть. Твое дело… Ведь каждый человек индивидуально противостоит. Есть общая идея, нет общей идеи, все равно каждый человек один. Это тотальное одиночество человека. Он в этом мире один.
Ю. Норкина:
- Перед богом да.
В. Хотиненко:
- Как он сформулирует свою идею жизни, такой он… Жизнь-то не очень длинная, к сожалению. Или к счастью. Не знаю.
Но чем отличается верующий от неверующего человека? Верующий предполагает жизнь бесконечную. Значит, ответственность совсем другая.
Ю. Норкина:
- Он предполагает, что у него есть эта возможность. Поэтому если я хочу жизнь вечную, я веду себя не как свинья.
В. Хотиненко:
- В общем и целом да.
Ю. Норкина:
- Тут же выбор.
В. Хотиненко:
- Все заповеди сформулированы, строго говоря.
А. Норкин:
- А ребята, которые у вас учатся, будущие режиссеры, они какое кино хотят снимать?
В. Хотиненко:
- По-разному.
А. Норкин:
- Может, из краткого анализа можно понять, какой у нас запрос? У граждан России. Какое кино мы хотим смотреть.
В. Хотиненко:
- Я считаю, что кино должно быть разным, простите за банальность. Поэтому мы набираем разных ребят.
Ю. Норкина:
- Но глубина-то есть?
В. Хотиненко:
- Они смотрят кино и все, что происходит. Есть некий скептицизм по отношению к жизни.
А. Норкин:
- Что, уже устали?
В. Хотиненко:
- Ну… Странным образом. Еще только началось. Все впереди.
Ю. Норкина:
- Горения нет?
В. Хотиненко:
- У кого как. Нет общей линии. Но, к сожалению, того чего-то… Жажды жизни!
Ю. Норкина:
- Они все в интернете уже посмотрели.
В. Хотиненко:
- Я не буду в них сейчас камень бросать.
Ю. Норкина:
- Нет, это данность.
В. Хотиненко:
- Они все равно отражают то, что сегодня происходит. Даст бог, нам в процессе обучения удастся их…
Ю. Норкина:
- Как их зажечь-то?
В. Хотиненко:
- Принцип простой. Мы их обучаем профессии. Что это такое? Грубо говоря, учим играть на скрипке. А что они сыграют, это их дело. Главное, чтобы они научились играть на скрипке. Поэтому мы их учим киноязыку. А заставить их… За это время, они пять лет учатся, еще много чего произойдет. Они напитаются, вырастут. И сформулируют то, что им интересно.
Сейчас в сфере интереса Тарантино, «Джокер». Но у нас немного картина другая. У нас даже многие фильмы выигрывали у американских блокбастеров в прокате.
Ю. Норкина:
- «Легенда», да.
В. Хотиненко:
- Да. Казалось бы…
В. Хотиненко:
- А баскетболисты? Знаете, я видел этот матч живьем. И они заставили меня последние минуты смотреть, будто я смотрю живой матч. Это уже профессионализм высокий.
А. Норкин:
- Да. Я сравнивал, взял эти 17 минут и сравнивал с хроникой. Они там просто движения восстановили один в один. Я очень люблю «Движение вверх». Это тоже блокбастер, на самом деле.
Ю. Норкина:
- Он очень глубокий. Там есть история о добре и зле, извините. О подлости и героизме.
А. Норкин:
- Получается, что на данном этапе срабатывает, не обижайтесь на меня, создатели фильма «Легенда №17», «Движение вверх» - некая упрощенная подача. Значит, если мы хотим, чтобы фильм выстрелили, мы его должны обернуть в яркую обертку, чтобы было красиво. И чтобы все мелькало. А на другие кино никто не пойдет.
В. Хотиненко:
- А я вам так скажу. Вот Федор Михайлович Достоевский долго вынашивал сюжеты. Полистайте его произведения. Они все мелодраматичны. По ним можно снимать бразильские сериалы. Почему? Он это объяснял. Он не стеснялся это объяснять. Потому что ему было важно, чтобы читатель стал читать. А потом проглотил и стал вырастать до смысла.
Ничего худого нет, что люди привлекают этот интерес. Ведь в упомянутом мною «В бой идут одни старики», там тоже они песни поют. Это тоже развлекательный момент.
А. Норкин:
- Да, он почти комедийный.
В. Хотиненко:
- Да. И на грани. И великие фильмы Чаплина – это комедии.
Универсального рецепта нет. Сейчас это состояние, это психология зрителя. Сейчас зритель не может… В кино ходят молодые.
Ю. Норкина:
- Зритель разговорные фильмы вообще не может смотреть.
В. Хотиненко:
- Да. Кстати, в Америке есть закон. Три, три с половиной минуты и дальше перебивка должна быть.
Ю. Норкина:
- Да что вы!
В. Хотиненко:
- Это закон. Они его вычислили. И я даже по секундомеру проверял. На очень хороших фильмах.
Ю. Норкина:
- Так это же деградация.
В. Хотиненко:
- Понимаете, важен результат. Все, о чем мы говорили, если кто-то кликнет в интернете, посмотрит Босха, например, триптих. Все, о чем мы говорим, он найдет у этого великого художника.
А. Норкин:
- А кто-то возьмет и испугается, потому что не очень понятно, как произведение искусства на человека повлияет. Босх может напугать? Может. Так же как и фильмы, о которых мы говорили.
Спасибо вам большое!
