Людмила Петрановская: «Цена вопроса – четвертая четверть, в которой все равно особо ничему новому не учат»
Людмила Петрановская
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Милкус:
- Доброе утро! Это «Родительский вопрос». Со мной, как всегда, Дарья Завгородняя, моя соведущая, и у нас в гостях педагог, многодетный родитель, директор московского международного салона образования Максим Казарновский. Привет, Максим!
М. Казарновский:
- Добрый день.
А. Милкус:
- А в ближайшее время должна подключиться к нам знаменитый детский психолог, основатель института развития семейного устройства Людмила Владимировна Петрановская. Я почему пригласил Максима? Потому что у нас вообще в этом году уникальная вещь. Если раньше московский салон проходил в громадном павильоне ВДНХ, в 74-м павильоне, много народу было. А потом те, кто интересовался тем, что происходит на салоне, мог посмотреть или послушать лекции. А теперь, получается, что площадкой московского салона становится вся страна и в общем-то актуальные вопросы, которые возникли у нас в связи с переходом на дистанционное обучение и школ, и вузов, и колледжей, как раз вот будут обсуждаться на салоне. Ну, уже обсуждаются. Я так понял, что уже началось все, Максим?
М. Казарновский:
- Да, сегодня уникальная ситуация, в которой мы находимся в первый раз – нас смотрит вся страна уже два часа. В девять часов начался прямой эфир, а это 150 тысяч сейчас зарегистрировано у нас на сайте, 7000 уже посмотрело с девяти утра четыре мероприятия деловой программы. В общем, это какой-то уникальный опыт, я до конца не понимаю, как мы это сделали. Естественно, закончили все вещи сегодня в шесть утра и постоянно идет какая-то адаптация, тем не менее, да, этот новый жанр – разговор с профессиональной аудиторией запущен, салон в новом формате…
А. Милкус:
- Не пугай. Почему профессиональная аудитория?.. И родители, и учителя, и преподаватели вузов, и вообще – бабушки с дедушками… я бы посоветовал им многие сессии посетить, между прочим.
М. Казарновский:
- Это правда. Сегодня родительский день, мы начинаем впервые салон за семь лет с родительского дня, потому что в нынешней ситуации мы видим, как родителю не просто и он становится директором школы своего ребенка, и у него совершенно новая роль, и весь день сегодняшний посвящен этой новой роли и новым компетенциям, которые у него должны возникнуть и возникли за последний месяц.
А. Милкус:
- Вот я хочу зацепиться за фразу «директор школы своего ребенка». К нам подключилась Людмила Владимировна Петрановская, основатель института развития семейного устройства. Здравствуйте, Людмила Владимировна.
Л. Петрановская:
- Доброе утро.
А. Милкус:
- Вот про то, что нам начал сейчас говорить Максим, насколько сейчас процесс обучения, на ваш взгляд, изменился и главную роль теперь, получается, играют родители, раз они директора школ для своих детей? Что вообще происходит с точки зрения взаимоотношений родителей и детей?
Л. Петрановская:
- К сожалению, у нас уже давно есть тенденция такого скидывания на родителей обязанностей по организации учебного процесса. Есть множество школ так называемых престижных и успешных, которые на первых же собраниях еще до первого класса говорят, что учиться идете вы, уроки будете делать с ребенком вы и, если вам это не подходит, наша школа не для вас. Потом все эти усилия родителей на всяких разных аттестациях и проверках выдаются за результаты школы. К сожалению, в этом смысле идея немножко не новая, но, когда это все еще перешло в дистанционный формат, то, конечно, сложностей оказалось на порядок больше. Потому что вообще перевод обучения в дистанционный формат – это огромная работа, очень концептуально емкая. Это сложно. Я знаю, потому что мы с коллегами пытались какие-то свои курсы переводить в дистанционный формат для дальних регионов, для того, чтобы какой-то курс прилично выглядел и был полезным, удобным в дистанционном формате, должна команда из очень квалифицированных людей несколько месяцев работать. Так это не получается просто по Zoomу рассказать. Поэтому, конечно, сейчас произошедшая ситуация обнажила в общем часто такую бедность контента и насколько важно все-таки в общении с детьми насколько много держится на присутствии, на аналоговом общении. И насколько все это становится голым, лысым и бедным, если не сказать убогим, когда вот этого нет.
А. Милкус:
- Почему плохо? Я, например, считаю, что, слава богу, пусть родители поучатся с детьми вместе. У нас же нет уверенности, что эти сами родители хорошо учились в школе. Может, сейчас второй раз пройдут школьную программу и станут пообразованнее.
Л. Петрановская:
- Я думаю, что это не наше с вами дело – думать о том, пройдут они школьную программу или нет, и что с их образованием. Смысл в том, что зарплату за это получают не они, и уже есть там всякие шутки в интернете «Я прошу сдать мне деньги на занавески…». Тут дело не в этом. Дело в том, что сама по себе роль того, кто… в лучшем случае, родитель может здесь тьютором. В худшем случае таким гувернером с линейкой, которой лупят, если плохо работаешь. Сама по себе роль эта не очень родительская. И та, и другая. Даже хорошая тьюторская роль. На самом деле это плохо отражается на отношениях. Это плохо для процесса обучения. Все самые квалифицированные опытные репетиторы знают, что они ни в коем случае не должны объяснять ничего своему ребенку. Потому что они могут быть бесконечно терпеливы и изобретательны в том, чтобы объяснять что-то чужому ребенку, который не понимает, не может, не хочет, но, когда речь идет про своего, то немедленное раздражение, гнев и хочется вообще его треснуть, чтобы он вообще понял. Потому что как ты можешь не понимать? Ты – мой ребенок, ты мое продолжение…
Д. Завгородняя:
- Людмила Владимировна, все-таки ребенка контролировать, когда он выполняет какие-то задачи на уроке, например, чтобы он не подглядывал, или чтобы он выполнял задания, которые дает учитель, ну, приходится же это родителю делать, хочет он того или нет, чтобы ребенок как-то продолжал учиться на дистанционке.
Л. Петрановская:
- Во-первых, я надеюсь, что мы имеем дело с какой-то временной ситуацией, а не с тем, что так теперь будет всегда. В этой временной ситуации я не думаю, что мы имеем право вообще – ни школа, ни общество, ни кто бы то ни было – к чему бы то ни было родителя обязывать вообще. Ему, дай бог, справиться бы со всем остальным. Со своей работой дистанционной, со своими проблемами финансовыми, со своим бытом, свалившимся на него, с маленькими детьми, которые не ходят в детский сад. Мы вообще не имеем права рот открывать на тему того, что он что-то должен. Он должен кормить ребенка горячей едой хотя бы раз в день и все, больше он ничего не должен. У нас даже нет никакой помощи тем людям, у которых нет гаджетов. Все это дистанционное обучение исходит из того, что у каждого есть планшет и ноутбук. Но это неправда, это не так. Если мы видим, что в Италии немедленно выдали семьям пособие на то, чтобы они оборудовали ребенку учебное место, то у нас ни о чем подобном даже не заикаются. Поэтому слово «должен» я предлагаю в этой ситуации всем забыть.
А. Милкус:
- На самом деле, мы в прошлой программе говорили об этом, с участием Игоря Михайловича Реморенко, ректором МГПУ, в лучшем случае, 25% школ проводят дистанционное обучение. Что мы понимаем под дистанционным обучением? Это видеоуроки, которые, как вы правильно сказали, малоэффективны, потому что просто сидеть и 45 минут рассказывать что-то и общаться с детьми удаленно, это совсем не то, что заниматься в классе. А 75% школ занимаются имитацией того, что мы понимаем под дистанционным обучением. Это выдают по WhatsApp в лучшем случае, по электронной почте, в электронном журнале, домашнее задание, дети их делают, фотографируют и присылают. Это все.
Л. Петрановская:
- Да, это факт. Ну, слушайте, это экстремальная ситуация. В этой ситуации, мне кажется, надо максимально быть друг к другу терпимыми и не качать права, и не требовать чего-то. Как-то тут бочком, бочком это все пройти.
А. Милкус:
- Что вы называете в этой ситуации обучением? Является ли это вообще обучением? Буквально на днях было исследование федерального института развития образования – 43% учителей считают, что они не могут оценивать работу учеников в дистанционном формате. То есть, они не могут ставить им оценки.
Л. Петрановская:
- Да, очень правильная мысль. Хорошо бы еще, чтобы учителей перестали оценивать и бить их тоже по голове за то, что они не могут в этих условиях, к которым никто не готовился, которые свалились неожиданно всем на голову, как-то невероятным образом обеспечить процесс обучения. Да, это не процесс обучения, это надо понять. И, чем скорее мы это поймем, тем лучше всем нам будет.
А. Милкус:
- Хорошо, это не процесс обучения. Тогда дайте определение, что это?
М. Казарновский:
- Мне кажется, что вся эта история начинается не с того конца, когда мы пытаемся в новых условиях говорить почему-то о переводе образования, не понимая того, что, для того, чтобы это произошло, нужно создать новую среду. Дети оказались в семье – чего не было никогда раньше. Дети оказались в новой системе взаимоотношений со своими родителями, которых раньше не было. Бедность не только контента, о котором вы говорите, а бедность об отношениях друг с другом. Раньше школа была компенсаторной системой, которая компенсировала отсутствие отношений в семье. И до тех пор, пока они не наладят отношения внутри, говорить о каких-то там измеряемых результатах и о качестве образования – это какая-то совсем другая…
А. Милкус:
- А что такое – наладить отношения в семье? Это мой ребенок, чего я должен налаживать с ним?
М. Казарновский:
- Буквально конструкция, которая всегда существовала до этого момента, что родитель, скорее всего, распределял время своего ребенка, помимо своего собственного включения. И раньше бутиковое количество осознанных родителей ассоциировали траекторию ребенка со своей собственной траекторией…
Д. Завгородняя:
- Бутиковые – это немногочисленные, я правильно поняла?
М. Казарновский:
- Да.
А. Милкус:
- Вот чего теперь делать? Вот он сидит, вроде занимается, вроде не занимается… У меня знакомая написала – слава богу, что ребенок просыпается, просыпается в восемь утра, в восемь тридцать звонок, то есть, начало урока. Она дает ему в постель смартфон, где что-то там говорит учитель. Ребенок радостно нежится в постели и слушает онлайн-урок. Это что такое? Мама довольна, ребенок высыпается.
М. Казарновский:
- Это продолжение вот этой отключенности от своего ребенка, когда гаджет выключает его, как раньше выключала школа, когда физически туда его перемещаешь. Единственная возможность создать комфортную среду, это когда родитель будет создавать в квартире или в доме среду взаимодействия с педагогом. Потому что вот сейчас процесс обучения только с двух сторон. Педагог в своем стрессе, в котором он находится, он должен выполнять скрипт, по которому он строит по новому урок, а родитель, с другой стороны, единственное, чем может быть полезен, - создать среду для ребенка и создать некоторые условия и мотивацию, для того, чтобы наладить эту коммуникацию с педагогом…
А. Милкус:
- Людмила Владимировна, а можно ли вообще создать отношения тогда, когда вот 43% учителей не готовы выставлять оценки и вообще считают, что оценки будут необъективны, потому что ребенок просто будет списывать или «забьет», на учебу, как говорится.
Л. Петрановская:
- Дело даже не в том, что он будет списывать. Слушайте, хороший учебный процесс, если это хорошее образование, оно построено так, что неважно, списываешь ты или нет, все равно понятно, знаешь ты или нет. Эта идея, что нужно пресечь списывание, чтобы он обязательно чего-то помнил, это такая сама по себе идея довольно убогая, прямо скажем. Поэтому мне кажется, что нужно отдавать всем отчет, что все оказались в этой ситуации неожиданно. Можно сколько угодно говорить, что родители должны создать отношения… В смысле? С сегодняшнего вечера, когда они узнали, что завтра ребенок не пойдет в школу, до завтрашнего утра или как?
А. Милкус:
- Да, и они сами не пойдут на работу.
Л. Петрановская:
- Да. И при этом они 12 часов в сутки часто работают тоже за тем же компьютером, потому что их работа никуда не делась. Они должны что делать? Каким образом они должны выкручиваться? Или у них еще могут быть маленькие дети, которые лезут на них, на стенку и т.д. Поэтому, мне кажется, что в этой ситуации самое разумное – и есть уже ряд стран, которые просто раньше закончили учебный год, и некоторые наши регионы к этой мысли уже приходят очень разумно – не врать друг другу, что это есть продолжение образования, это не есть продолжение образования. В экстремальной ситуации, В которой детей надо чем-то развлечь и занять на то время, пока родители тоже могли работать… поэтому самое разумное, мне кажется, сейчас было бы – это вместе с детьми… ну, если бы учителем был я, если бы надо мной не давлели вот эти скрипты эти самые, смотреть с ними какие-то интересные фильмы на «Дискавери» и обсуждать.
А. Милкус:
- Что такое скрипт?
Л. Петрановская:
- Это Максим меня заразил, я сам так не говорю. Требование, давление, которое сверху происходит… Что я бы предложила? Просто смотреть с ними интересные фильмы, огромное количество сейчас интересных видео, которые можно посмотреть и, например, с детьми просто… напиши мне три интересных мысли, которые ты вынес из этого фильма. Это было бы на порядок полезнее всех тех заданий, которые они сейчас делают.
Д. Завгородняя:
- Людмила Владимировна, многие учителя так и поступают. У меня друг мой учитель английского, классный руководитель, он сначала с детьми смотрел фильмы, ходил по музеям виртуально, обсуждал все это, а потом потихонечку стал им запихивать свой английский язык. И у него получается сейчас, надо сказать.
Л. Петрановская:
- Это замечательно.
А. Милкус:
- Прошу прощения, я бы хотел спросить у наших слушателей – а что вы думаете по этому поводу и готовы ли вы, чтобы учитель заменили процесс обучения, пусть даже дистанционный, на поход виртуальный по музеям и просмотр кино?
Л. Петрановская:
- Да, я вернусь к тому, что все время надо помнить, что цена вопроса – два месяца. Это четвертая четверть, в которой все равно особо ничему новому не учат. Все равно все всё забудут за лето. Зачем столько нервов трепать друг другу, я не представляю.
А. Милкус:
- Максим, ты не хочешь провести на салоне образования сессию под названием «Знаменитый психолог Петрановская предлагает отказаться от четвертой четверти и ходить в кино»?
М. Казарновский:
- Я тебе хочу сказать, что эта сессия начнется через 38 минут. По этому поводу мы продолжим разговор уже на площадке салона и это будет один из тезисов, который мне очень понравился, когда мы готовились к этой сессии. Значит, с Людмилой Владимировной мы обязательно об этом поговорим. Подробно.
А. Милкус:
- А как нам это послушать?
М. Казарновский:
- Теперь московский международный салон образования проходит по адресу ММСО Экспо.ру – нужно пройти регистрацию и есть две больших сущности, в которые можно попасть. Это деловая программа, которая состоит сегодня полностью из интересов родителей…
А. Милкус:
- Бесплатная?
М. Казарновский:
- Абсолютно бесплатная, да. Сейчас в эти минуты идет конференция по смешанному обучению, конференция по семейному обучению, идет большая конференция «детский сад», то есть, для родителей дошкольников, что они могут сегодня сделать. И во второй половине дня пройдет фестиваль «Пятая четверть». Этофестиваль летних лагерей, которые сегодня, конечно, разрабатывают совершенно новые технологии организации летнего отдыха. Вот эту палитру возможностей для родителей сейчас можно будет узнать на салоне, выйдя из эфира и попав к нам на сайт.
А. Милкус:
- А как же сейчас работают детские лагеря, если неизвестно, когда закончится четверть, и будут ли они работать в условиях карантина?
М. Казарновский:
- Вот у них иллюзии уже нет. Когда мы готовились к этому фестивалю, уже стало ясно, что все летние продажи деньги вернули, никакого доверия к офлайновому летнему режиму нет и в перспективе как бы вот этого лета никаких программ больше не выходит...
А. Милкус:
- Подожди, мне сейчас, как родителю, не стоит заморачиваться по поводу организации летнего отдыха и лагерей для детей, то есть, я должен еще думать, как мне быть с ребенком все летние месяцы?
М. Казарновский:
- Реалистично – да. То есть, можно сейчас себе как-то строить такую картинку, что все вернется, - в это лето ничего не вернется. Массового летнего отдыха с группами большими образовательными…
А. Милкус:
- Когда детей можно хоть кому-то передать…
М. Казарновский:
- Да. Этого не будет точно. Мы мониторим сейчас все, что происходит вокруг – и не только детские маленькие лагеря, крупные монстры, в виде «Артека», «Орленка» и всего остального, - сейчас не планируют массовых мероприятий для детей. Это просто надо понять и принять.
Д. Завгородняя:
- А нам Николай Александрович дозвонился из Королева. Здравствуйте.
Николай Александрович:
- Здравствуйте. Вот у меня двое детей. Один левша, другой правша. Учатся в разных классах. Один в пятом, другой в девятом. Вот какие бы рекомендации вы дали бы? Потому что управлять ими очень сложно. Есть какая-нибудь методика?
Д. Завгородняя:
- А кого вы имеете в виду – левшу или правшу?
Николай Александрович:
- Я вот наблюдаю, левша может научить правшу, а вот правша левшу научить не может.
Л. Петрановская:
- Тут я только могу Максима процитировать про создать отношения, боюсь, что это не про методику. К сожалению, часто, когда мы думаем о близких людей – родители о детях, супруги друг о друге – мы мыслим на уровне поведения. Как сделать, чтобы он делал или перестал делать. Но поведение – это поверхностный уровень, это уровень такой ряби на воде. Под ним лежат очень мощные пласты того, кто в каком состоянии, что со мной происходит, что с тобой происходит, что с нашими отношениями, что с нашим контактом. Поэтому есть такая иллюзия, что есть какие-то простые приемчики – вот я ему так скажу или вот я его так накажу – и тут-то он начнет меня слушаться… но правда в том, что так это не работает. И если нет контакта и дети по какой-то причине хронически не управляются родителями, что он не может никак влиять на их поведение, то у этого есть какие-то более глубокие причины… Все равно надо останавливаться и думать вглубь…
Д. Завгородняя:
- А существует ли реальная разница между левшой и правшой?
Л. Петрановская:
- Это не моя специальность, это надо спрашивать у нейропсихологов.
А. Милкус:
- Людмила Владимировна, если у нас получается и в летние месяцы родители будут вынуждены общаться со своими детьми плотно и сплавить их в лагерь куда-нибудь вряд ли удастся… уникальная ситуация возникает… родители с детьми проводят столько времени рядом, да еще и в замкнутом пространстве. Это накладывает очень серьезный отпечаток. Мы так не умеем. Чего делать-то?
Л. Петрановская:
- Прежде всего, в любой ситуации, в которой ты вынужденно оказываешься, у тебя всегда есть выбор – чувствовать себя жертвой или чувствовать себя человеком, который сохраняет субъектность, сохраняет здесь какие-то свои цели, желания… Мне кажется, это главный вопрос, на который приходится в этой ситуации отвечать. Потому что самое грустное, что происходит и с родителями, и с педагогами, это провалиться в жертву: ой, какой кошмар, мы не умеем, мы не хотим, ужас, ужас, ужас… Таким образом ребенок, который и так в стрессе от всего происходящего, получает рядом с собой взрослого, который тоже в стрессе и, соответственно, поведение ребенка в стрессе всегда хуже, чем без него. Он всегда ведет себя хуже, учится хуже, соображает хуже, развивается хуже… когда он еще и видит, что взрослый рядом с ним потерял присутствие духа.
А. Милкус:
- Слушайте, психологию малых групп никто не отменял. Есть известные вещи, там через неделю или 10 дней, когда люди сидят вместе, даже если они любят друг друга и с симпатией относятся, начинаются конфликты. А когда ребенок еще на голове, конфликтов еще больше. Я не профессиональный специалист по разрешению конфликтов, что мне делать? У меня вся территория – кухня, коридор и комната.
Л. Петрановская:
- Опять-таки, как мы настроимся. Если вы воспринимаете эту ситуацию как то, что мы в одной лодке оказались, мы одна команда, которая оказалась в экстремальной ситуации, мы эту экстремальную ситуацию вместе проходим, или вы считаете себя жертвой, а ваших детей абьюзерами, которые издеваются над вами, не дают вам покоя, занимают вашу кухню, мешают вам работать и т.д.
А. Милкус:
- Кем, кем?
Л. Петрановская:
- Тем, кто нападает, агрессорами, нападающими, опасными существами. И вот эта установка, сам взгляд на это – это зависит от нас.
А. Милкус:
- А как мне играть вдолгую? Получается, что до 1 сентября эти детишки разнокалиберные, разновозрастные… а мне работать надо.
Л. Петрановская:
- Это большая проблема именно для тех, кому надо работать, у кого нет возможности сесть и написать первое в жизни стихотворение, к сожалению, да… Тут все способы, которые могут помочь адаптироваться к этой ситуации. Дети все-таки со временем адаптируются. Кстати, сейчас, я считаю, очень хороший момент для многих наших детей, наконец получить свободное время, когда они могут поскучать и из этого состояния скуки придумать себе какие-то занятия. Потому что наши дети сейчас настолько заняты, перегружены нормальной жизнью – уроками, развивающими занятиями, какими-то активностями – что у них просто игр нет… Если в это время они получат возможность послоняться, поскучать, поныть и придумать, вспомнить то, что делали дети во все времена… мне кажется, это будет замечательным результатом.
Д. Завгородняя:
- Мне кажется, что нужно разделить все-таки возраста. Вот у детей, которые готовятся к ОГЭ и к ЕГЭ, у них нет проблем с тем, чтобы заниматься, они сидят и занимаются… Проблема-то со средней школой – седьмой, восьмой класс…
Л. Петрановская:
- Да никаких проблем, если мы не будем считать, что ребенок занят делом, только если он делает уроки. У меня вот куча вопросов – что делать, если ребенок, вместо того, чтобы заниматься, играет с утра до вечера в Лего? Да замечательно! Более развивающего занятия еще пойди поищи. Если мы не будем считать, что хорошо только, когда он делает уроки, а все остальное это псу под хвост и т.д… Если он играет в компьютерную стратегию, он развивается в этот момент. Если он болтает с друзьями, он развивается в этот момент. Если он записывает какие-то дурацкие танцы, он развивается в этот момент. Это проектная работа. Мы хотим проектную работу в школе? Вот он делает проектную работу. Он разучил танец, заставил дедушку разучить, поставил камеры, сделал фон – вот он сделал проект. Просто нужно пошире смотреть.
Д. Завгородняя:
- Но ведь зачастую бывает так, что сидит в гаджетах и что-то там такое в них промышляет, выискивает…
Л. Петрановская:
- Почему, когда он сидит с книгой, вам норм, а когда он сидит с гаджетом, вам не норм?
А. Милкус:
- Потому что он играет.
Л. Петрановская:
- Откуда вы знаете, что он делает?
А. Милкус:
- Я вижу.
Л. Петрановская:
- Большинство родителей не может отвечать на вопрос, что он делает в гаджете. Он может там играть. В некоторые игры играть – это очень полезно, некоторые игры очень развивающие. Он может там общаться с одноклассниками, он может смотреть какие-то полезные вещи. Во-первых, гаджет – это просто средство, это инструмент. Мне кажется, что, если мы немножко менее зашоренно будем смотреть на то, что детей развивает… есть огромное количество детей, которых в какой-то момент затошнило от гаджетов и мультиков и они вдруг начали делать что-то другое. Может быть, как раз это то самое, после чего наши дети потеряют интерес к гаджетам, когда все это закончится.
М. Казарновский:
- Если можно, маленький комментарий. Мне кажется, мы опять говорим про, простите, за то бутиковое количество родителей, которые так или иначе размышляют вместе со своими детьми или мотивируют своих детей размышлять. Мы понимаем, готовя салон, что нет голоса самих детей. Мы сделали совместный проект ВКонтакте, мы запустили хэштег «Карантинможнохватит». Когда мы предложили детям снять полутораминутный ролик, он сейчас идет в данные минуты в эти четыре дня, ответить на четыре вопроса. Как изменились отношения с родителями; как изменилась учеба; первое, что они сделают, когда выйдут из условий карантина; и какой-то лайфхак собственный. И мы увидели расслоение совершенно по другому принципу. Не по классам, а по условиям жизни детей. То есть, есть подмосковные дачи с нянями, с гаджетами, с телевизорами, с возможностью выйти куда-то, а есть хрущевки в Набережных Челнах и вот это разделение катастрофически сейчас. Казалось бы, дети объединились в одинаково сложных ситуациях, а в действительности они еще больше разъединились. Потому что жить с мамой-алкоголичкой, наркоманом братом и двумя сестрами в 40 квадратных метрах – это совершенно другая ситуация. Там выходят на передний план абсолютно другие состояния. Поэтому наш сейчас вот этот интеллигентный разговор – мы не чувствуем реальности, которая нас сейчас окружает. В результате этого конкурса мы получаем уже очень любопытные видео, которые вообще не связаны никаким образом ни с образованием, ни с предметами, ни со школой, а связаны просто с настроением и с некоторым ощущением депрессии. Школа в этом смысле была балансом. То есть, переход в школу уравнивал в некотором смысле психологическое состояние самых разных детей и самых разных семей. Это была некоторая среда, хорошая или плохая, но отличная от дома… просто можно было прожить в течение дня немножко разную жизнь. А сейчас этой возможности нет. И, мне кажется, мы совсем об этом не думаем, и в этом большая проблема.
А. Милкус:
- Скажи, а вот что еще интересного будет?
М. Казарновский:
- Ну, про родительские вопросы и ответы я примерно сказал – это сегодняшний весь день. Что может родитель получить в следующие три дня работы салона? Это понимание, как живет система образования сейчас. Как одинаково по-разному сложно и в разных странах мира, и в разных городах. У нас программы построены таким образом, что завтра весь день мы анализируем так называемое решение заглушки. То есть, какие оперативные, срочные решения были приняты на уровне системы регионального образования, на уровне муниципалитета, на уровне конкретной школы или детского сада. Анализируем, чтобы просто не провалиться, что было сделано системой образования. Второй день – то есть, 28 апреля – это некое проектирование будущего учебного года. Мы подумаем о том, каким образом начнется 1 сентября 2020 года, с учетом, когда вот эти заглушки, решения станут более осознанными, чем они есть сейчас. А третий день такой хэштег, как будто, если бы ничего не произошло. То есть, мы абсолютно оставляем вот этот стресс в стороне и говорим о школе, о педагогике, о любви, об отношениях. Ну, то есть, такой день, построенный про вечные ценности образования.
А. Милкус:
- Людмила Владимировна, что нам делать сейчас, если вот мы говорили уже, что оценки ставить нельзя? Как заканчивать год? То есть, вы считаете, что просто обрезать по третью четверть и поставить результат?
Л. Петрановская:
- Мне кажется, это не самый важный вопрос. Я согласна с тем, что говорил Максим, что есть огромное количество детей и их родителей, которые находятся сейчас в достаточно сложной ситуации. И сейчас оценки за третью, четвертую четверть настолько не важный вопрос по сравнению с контекстом всего остального, что, мне кажется, сейчас самая главная задача – это оптимизировать все по такому критерию, как сохранение вообще всеобщего физического и психического здоровья. Потому что риски, например, тех же депрессий подростковых, которые сейчас очень вероятны, они намного существенней, чем риски что-то там не пройти по школьной программе. Я бы сейчас, скорее, думала о том, чтобы минимизировать издержки всей этой ситуации для всех – и для детей, и для взрослых. Потому что цена этого карантина может быть очень высокой в долгосрочной перспективе. Нужно думать сейчас о том, как поддерживать друг друга.
А. Милкус:
- В чем цена дорогая?
Л. Петрановская:
- Если мы получим, например, тот же рост семейного насилия, а мы его уже получаем; тот же рост подростковых депрессий, и не только подростковых, а вообще у молодых людей, это будет похлеще коронавируса потом в итоге. Поэтому я бы сейчас все решения оптимизировала, прежде всего, по этому критерию сохранения психологического здоровья, сохранения контакта. Чтобы люди могли общаться в семье. Не надо ничего добавлять сейчас в семью, что будет провоцировать конфликты.
Д. Завгородняя:
- А как быть учителям?
Л. Петрановская:
- И учителям тоже не надо добавлять стресса. Если учитель может детей развлечь, поддержать, сконнектить между собой, научить их какой-то игре в мессенджерах, как-то их разрядить, снять стресс, если учитель может поддержать родителя, а родитель поддержать учителя – шуткой, словами сочувствия – это самое лучшее, что мы сейчас можем сделать. Точно совершенно сейчас не оценки школьные нас должны волновать.
А. Милкус:
- Максим, а салон в чем может сейчас помочь в этой ситуации? Вот я завтра провожу вместе с коллегами сессию по играпрактикам. Как использовать игру в обучении. Послезавтра у меня сессия, которая называется – как бороться с буллингом – то есть, опять же о психологии. Я так понимаю, что таких программ много, то есть, можно найти себе что-то важное.
М. Казарновский:
- Да. Основная наша задача была, когда мы понимали, что салон в прежнем виде – а это было самое большое офлайновое мероприятие и мы вообще про создание - среду, атмосферу, тактильность, отношения – вот мы это умеем делать. И вдруг за полтора месяца нам нужно было то же самое сделать в цифровом продукте. Мы руководствовались тем, что понимали, что к концу апреля будет пик депрессии. Потому что это уже, понятно, будет не временная ситуация, а она перерастет в какую-то пролонгированную. И вот это ощущение, что не 10 апреля и даже не 30 апреля все закончится, вот нам нужно было в этот момент выйти с позитивной повесткой. Весь салон – про позитив. То есть, все, что сейчас происходит на салоне, это от дошкольного до высшего образования некоторая позитивная повестка коммуникации, разговора между профессиональным и родительским сообществом. Палитра тем гигантская. У нас 1080 спикеров работает в течение четырех дней. Поэтому можно просто к нам подключиться, ходить по плеерам, сейчас это проще, чем раньше было ходить по залам, и слушать то, как по-разному проживают и родители, и педагоги, и директора школ, и чиновники, одну и ту же ситуацию, которая нас объединяет.
А. Милкус:
- А записи потом будут?
М. Казарновский:
- Через десять минут после того, как мы заканчиваем прямую трансляцию, мероприятие попадает в видеобиблиотеку и становится доступным для регионов, которые в других часовых поясах и для тех, кто туда не попал. То есть, дальше мы будем работать с этой видеобиблиотекой и продвигать ее в течение следующих нескольких месяцев для аудитории, которая не попала на мероприятие.
А. Милкус:
- Спасибо большое!
Вот то, что сейчас происходит, это, конечно, такой вызов и испытание, и, мне кажется, что вот то, о чем мы говорили с тобой, Даш, год назад, о некоем противостоянии родителей и учителей, о том, что родители не понимают учителей, а учителя – родителей, вот сейчас как раз тот период, когда нет шансов, когда друг на друга обижаться и ссориться нет смысла…
Д. Завгородняя:
- Да, нет вариантов. Придется объединяться в любом случае. Вот я написала несколько заметок о том, как учиться на дистанционке, все психологи, не только Людмила Владимировна, они говорят о том, что нужно соединяться учителям и родителям. Используйте это время, если ваш ребенок в младшей или в средней школе, для того, чтобы наладить контакт друг с другом, для того, чтобы дальше эффективно продолжал ваш ребенок учиться. Потому что кончится карантин и нам дальше надо будет коммуницировать. И вот оздоровить эту коммуникацию с обеих сторон надо стараться. С учительской, конечно, в первую очередь, потому что, как справедливо было здесь отмечено, сегодня учителя получают зарплату за это…
А. Милкус:
- Я хотел бы еще сказать, что я, кроме того, как работаю в «Комсомольской правде», еще заведую лабораторией медиакоммуникаций в образовании Высшей школы экономики, мы два года занимались проектом «Свободная школа» и пытались разобраться, как трансформировалось советское образование в российское. Кстати, эту идею мне подкинули наши эфиры, когда мы все время разговаривали про образование и очень часто были звонки – зачем реформировать, верните нам советское образование. И вот мы пытались разобраться, что такое советское образование и почему на самом деле еще в 1986-87 году руководство страны это образование не устраивало и были предприняты серьезные меры и, если бы не развалился Советский Союз, буквально в 90-е годы намечалась очень серьезная реформа образования. Вы можете посмотреть этот фильм на сайте и попытаться разобраться и самому себе ответить на вопрос – когда вернется советское образование, и какое образование у нас сейчас. Мне кажется, что во многом оно советское.
