Всеволод Чаплин: У церкви запрета на смертную казнь нет

Всеволод Чаплин
Протоиерей Всеволод Чаплин в эфире Радио «Комсомольская правда» заявил, что заповедь «Не убий» не безусловна, в самой Библии поясняется, кого нужно убивать и за что.

Священник стал гостем программы Владимира Ворсобина «Гражданская оборона». Главные темы: убийство девочки в Саратове и дискуссия вокруг моратория на смертную казнь.

Скачать передачу [mp3, 22.3 МБ]

Мы предлагаем читателям полный текст радиопрограммы:

В. Ворсобин:

- Сегодня тяжелая тема не только для тех, у кого есть дети. Почему-то это потрясло. То, что произошло в Саратове с девятилетней Елизаветой Киселевой, это потрясло Саратов. Ее искали много волонтеров. Целая история связана с соцсетями, люди искали девочку. К сожалению, тело было найдено. Был найден и убийца. Им оказался бывший зек, отсидевший за изнасилование. Типичная картина. Вроде бы не было надругательства, но убийство, да.

Удивительно, что именно в Саратове люди вышли на улицу. И даже пытались перевернуть машину полиции, чтобы вытащить предполагаемого убийцу и казнить его. Сейчас тема смертной казни для таких людей снова полыхает. И встает старый вопрос: казнить или не казнить? Надо ли вводить в России смертную казнь?

У нас в студии Всеволод Анатольевич Чаплин, протоиерей. Казнить можно?

В. Чаплин:

- Запрета на смертную казнь нет. И об этом мы читаем даже в официальном церковном документе, который в 2000-м году было принят. Это основа социальной концепции нашей церкви. Там идет речь о многих социальных проблемах. И там написано, что смертная казнь признавалась в Ветхом завете. Указания на необходимость ее отмены нет ни в Священном писании Нового завета, ни в придании историческом наследии православной церкви. Здесь говорится, кстати, что лучше без смертной казни. Она не имеет воспитательного значения для того, кого казнят. После казни этого значения уже быть не может, хотя душа человека живет в вечности. Но когда князь Владимир, приняв крещение, отменил смертную казнь, заменил ее штрафами, вирами, епископы сказали ему: возвращай ее, потому что слишком распустились разбойники.

В. Ворсобин:

- Это был тестовый вопрос. Мы вернемся к этой теме.

В. Чаплин:

- Лучше, конечно, чтобы никто никого не убивал. Ни преступники невинных жертв, ни палачи.

В. Ворсобин:

- История загадочная. Почему люди так среагировали?

У нас на связи Александр Уриевский из Саратова, наш корреспондент, который наблюдал картину, когда люди собирались искать эту девочку.

- Добрый день!

В. Ворсобин:

- Почему именно в Саратове у людей лопнуло терпение? И они начали вершить самосуд?

- Я повторю мысль о том, что, действительно, преступления аналогичные и похожие, к сожалению, случаются. Это не первое и, к сожалению, не последнее.

Почему такой всплеск? Огромное количество людей вышли на поиски. Это был какой-то прорыв. Несколько тысяч человек официально регистрировались в группе Лизы Аллерт для поисков.

В. Ворсобин:

- Тысяч! Даже не сотен!

- Официально. Мы беседовали еще до того, как последние известия пришли, мы беседовали вчера, корреспондент встречался в штабе. И официальный представитель штаба сообщил, что уже более двух тысяч зарегистрированных. Во дворе стояла очередь еще несколько сотен человек. Потом, когда люди приехали искать и требовать убийцу, было столько машин, что ночью возникла пробка в городе. Запрудили улицы.

Почему? Может, объяснить это только тем, что именно сейчас какой-то невероятный и жгучий запрос на чувство справедливости. На требование этой справедливости. И запрос на что-то доброе и светлое. Найти девочку, вернуть в семью.

В. Ворсобин:

- Сделать доброе дело.

- Тоска по доброму и светлому.

В. Чаплин:

- И надежда, очевидно, была. И такой ужасный итог.

В. Ворсобин:

- Получается, люди просто хотели массово совершить добро. Помочь ребенку. И изменить свою жизнь, таким образом.

-- Я считаю, да.

В. Ворсобин:

- Подкину вам версию. Люди, на самом деле, устали ждать от правоохранительных органов, от государства этой самой справедливости, о которой вы говорите. Мы с вами говорили, вы рассказывали, что детей убивают, и они пропадают только у вас в Саратовской области очень часто. И это не приводило ни к каким всплескам. Но накопилось. Люди видят, что проблему нельзя решить, если ты только не начнешь решать ее сам. Люди не доверяют ни государству, ни полиции, ни судьям. Как вам такая версия?

- Думаю, она имеет место быть. Ее можно ясно увидеть в тех комментариях, обсуждениях, которые всю ночь клубились на всех саратовских форумах и в соцсетях. Возможно, многие с ней согласятся.

Я не до конца с этим согласен, потому что те случаи, которые были, были найдены люди, которые совершили эти преступления. Они то или иное наказание понесут. Другое дело, соизмеримо ли оно с тем, что они совершили? Или нет? Это другой вопрос. Плюс то, что случилось вчера, это связано с тем, что огромное количество людей, которые вышли с какими-то добрыми намерениями, с искренним желанием найти помочь, мгновенно как порох вспыхнуло, когда появилась информация о том, что девочка найдена убитой и есть подозреваемый. И эти все люди со всеми благими намерениями, они резко переметнулись, настолько вспыхнула агрессия, что они могли, если бы его достали, хотя по нашей информации, в этой машине, которую пытались вскрыть, его не было в этот момент. Но если бы они его достали, они бы его линчевали. Это факт.

В. Ворсобин:

- Спасибо. Отец Всеволод, пошли слова суд линча. Это нормально?

В. Чаплин:

- Вдруг в один момент эта большая группа людей и, наверное, гораздо большее количество людей, которые все это отслеживают, вдруг увидели, что произошло. Причем, скорее всего, довольно быстро эти люди узнали, что этот тип, наверное, долгое время пасся около гаражей, в гаражах. Его могли бы, в принципе, отследить. Наверное, местные жители жаловались в полицию.

В. Ворсобин:

- Был фоторобот. И он почти совпал.

В. Чаплин:

- Человек был в розыске. Его не искали. Наверняка люди его видели, понимали, что это опасный человек. Всем, извините, было все равно. По крайней мере, тем, от кого это зависит. Увы, эта ситуация частая в нашей стране. По хорошему этот тип должен был бы быть вне общества. Довольно давно.

Люди это поняли. Они стали выходить и требовать чего-то. Конечно, некоторые были готовы его порвать на части. Это плохо, да, закон должен соблюдаться. Но закон должен действовать. Я написал сейчас одну текстозу, футурологический рассказик, он вошел в мою книжку под названием «Накануне Армагеддона», так там идет речь о народном суде в «Лужниках» над людьми, которые всем известны. Там даны некоторые другие фамилии, но понятно, о ком идет речь. Это некто Шубай, некто Сабычко и некто не помню. Все понимают, в чем не правы эти люди. Они продолжают нагло смеяться нам в лицо. А уж преступники явные, которые ведут себя так, что это общественно опасно, тоже ведь смеются нам в лицо. Значит, справедливости нет. Получается, что выше справедливости у нас положение в обществе, деньги. Или просто наглость! Ходит человек по этим гаражам. И знает, что искать его не будут, потому что у кого-то есть более важные дела, контроль за какими-то торговыми точками, теневым бизнесом или еще что-то.

В. Ворсобин:

- Есть другое мнение.

В. Чаплин:

- Нужно, чтобы в подобного рода знаковых случаях были сделаны выводы в отношении того, кто все это опустил. Причем, не на уровне исполнителя. Понимаете, если в вертикали происходит такое, вся вертикаль, значит, плохая.

В. Ворсобин:

- Контролировать каждого бывшего уголовника?

В. Чаплин:

- Да пусть отмечаются каждые два дня. Если не отметился, пошел обратно. Это у нас есть? Нет, конечно.

В. Ворсобин:

- Есть мнение, которое озвучивается многими аналитиками. Они говорят, что смотрите, как интересно судят. Этот человек, который убил эту девочку, он же сидел несколько раз. Последний раз сидел за изнасилование с грабежом.

В. Чаплин:

- И, наверное, вышел досрочно.

В. Ворсобин:

- Судя по тому, что он не стар и достаточно молод, он сидел не долго. Не думаю, что сидел десять лет.

В. Чаплин:

- Это очень плохо. На это должен быть дан ответ.

В. Ворсобин:

- Всеволод Чаплин – один из редких священников, который мне говорит, что он за смертную казнь. Хотя одна из заповедей «не убий».

В. Чаплин:

- Эта заповедь не безусловна. Через две главы в библии говорится о том, кого нужно убивать. Бог говорит сам, кого нужно убивать. За целый ряд проступков.

Вы знаете, когда нам говорят, что отмена смертной казни, отказ от смертной казни – это акт милосердия, это во многих случаях прямая ложь. Потому что это акт не милосердия. Это акт попустительства к тому, что людей убивают безнаказанно. Хорошо, что мы обсуждаем эту тему. Один Телеграм-канал пишет, что Россия не должна ухудшать отношения с Евросоюзом. Особенно на фоне контактов с Францией. Слушайте, что за дикая позиция! Какая разница нам до того, что скажут в Евросоюзе! Нам надо выбор делать самим, делать так, чтобы наш народ свободно решал: а нужна нам смертная казнь или нет?

В. Ворсобин:

- Народу было бы легче, если бы преступника убили?

В. Чаплин:

- В том же церковном документе говорится, это основа концепции русской православной церкви. Вопрос об отмене или не применении смертной казни должен решаться обществом свободно. С учетом состояния в нем преступности, а самое главное, с учетом охраны жизни благонамеренных членов общества.

Вы знаете, если не можем защитить без смертной казни, значит, нужна смертная казнь. И не надо лгать насчет того, что гуманно позволять ходить преступнику по улице. И убивать людей. Это псевдогуменизм.

В. Ворсобин:

- Нет, он не будет ходить по улицам. Он будет сидеть пожизненно.

В. Чаплин:

- Да нет, выйдет по УДО. За изнасилование несовершеннолетнего у нас недолго назначается тюремное заключение. Система не гуманна, она просто наплевательски выстроена.

В. Ворсобин:

- Давайте послушаем Александра Семеновича Брода, директора московского бюро по правам человека.

- Я являюсь убежденным сторонником моратория на смертную казнь. И не приму эту меру в связи с тем, что не нам, земным, дано право распоряжаться человеческую жизнью. Во-вторых, это не остановит насилие, не решит проблему одномоментно. И мы видим, что в странах, где применяется смертная казнь, нет желаемого исчезновения коррупционных преступлений, насильственных. И следующее обстоятельство проблемы с правосудием расследованием не исключены возможности злоупотребления. И гибели безвинных людей. Такое случалось в период расследования резонансного дела Чикатило, когда арестовывали и приговаривали к высшей мере людей, не имевших отношения к этому преступлению.

В. Ворсобин:

- И вот у нас еще один аргумент. И таких случаев в нашей большой стране много, тем более, что наш суд штампует все материалы обвинения.

В. Чаплин:

- Есть опасность ошибки, политических преследований в связи с такими историями. Есть опасность предвзятости суда. На эмоциях или за взятку. Все эти проблемы есть, но это не снимает проблемы беззащитности простых людей от чудовищных преступлений.

В. Ворсобин:

- Ради защиты мы можем пожертвовать несколькими невинными?

В. Чаплин:

- Знаете, в конце концов, если получается так, что общество оказывается беззащитным, то да, важнее жизнь общества, чем даже гипотетическая опасность судебной ошибки.

В. Ворсобин:

- Не ошибки, а смерти невинного человека!

В. Чаплин:

- Да. С точки зрения верующего человека эта ошибка исправима. Душа не исчезает, человек остается жив. Да, он страдает от несправедливости, но смерти-то нет, между прочим. Человек остается жив и получает за эту ошибку свою награду на небе.

Спекуляции вокруг темы ошибок, по-моему, больше, чем ошибок. Да, нужно исправлять те кривизны, которые у нас есть в судебной системе. Нужно делать так, чтобы суд не поддавался давлению ни начальников, ни полномочного права, ни эмоций. Эмоции тут особенно важны. В этой истории. Как суд может быть мягким, конечно!

Слушайте, если на нас идет внешний враг войной, мы же жертвуем даже жизнями! Мирных жителей, своих собственных, которые пострадают больше, чем если бы мы сдались врагу. Мирных жителей со стороны врага, если мы будем действовать на его территории. Так что, на самом деле, если есть серьезная опасность, в частности, опасность большой войны, мы жертвуем, в том числе, жизнями формально невинных людей.

В. Ворсобин:

- Простите за мирское совершенно изречение. Позицию. Как-то не очень, мне кажется, христианская ваша позиция.

В. Чаплин:

- Как раз христианская.

В. Ворсобин:

- Каждый человек самоценен. Душа бессмертна. Жертвовать нельзя ею.

В. Чаплин:

- А вот то, что за христианство выдают пацифизм, это антихристианская позиция.

В. Ворсобин:

- Послушаем Тамару Плетневу, председателя комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей. Кстати, коммунистка.

- Я с первой Думы говорила, что должна быть смертная казнь. За самые страшные преступления, особенно против детей. Маньяки всякие, а у нас все демократия. И всех мы жалеем и кормим их, идиотов.

В. Ворсобин:

- Вот убивать этих идиотов говорит депутат Госдумы.

В. Чаплин:

- И очень многие скажут так же.

В. Ворсобин:

- Да. Но что на это говорит официальная православная церковь России?

В. Чаплин:

- Я только что прочел церковный документ, несколько цитат из него. Лучше обходиться без смертной казни, есть опасность ошибки судебной, опасность, связанная с тем, что человека, приговоренного к смерти, сложнее будет перевоспитать и меньше останется времени. Но в то же время нет запрета на смертную казнь. А я еще добавлю, что в Ветхом завете прямо сказано о том, что Бог предписывает сам убивать за определенные преступления, в том числе, связанные с религией и с верой.

В. Ворсобин:

- Это Ветхий завет?

В. Чаплин:

- Это Ветхий завет. Но в Новом завете апокалипсиса говорится, что сам Христос даст санкцию на истребления трети человечества, абсолютно прямо об этом говорится. И, более того, в предании церкви, который есть тоже Новый завет, очень много говорится о том, что нужно лишать жизни за очень многие преступления и правонарушения. И в каноническом праве в актах императоров православных, и в творениях многих святых, более того, в катехизисе митрополита Филарета Дроздова, который является действующем изложением православного вероучения, говорится о том, что лишение преступника жизни по приговору суда – это не грех.

В. Ворсобин:

- А почему такая позиция у Патриарха? И священники очень боятся говорить про смертную казнь.

В. Чаплин:

- Боятся либеральные тусовки. Боятся того, что какие-то кисейные барышни и ботаники, которые привыкли считать, что православие и христианство – это нечто из ряда Льюис, Честертон, митрополит Антоний Блюм, Окуджава и кто-то еще в этом роде, эти люди установили негласную цензуру в церкви. Если кто-то говорит отличные от их убеждений вещи, они начинают верещать в интернете, говорить, ах, какой ужас! Как может христианин это говорить!

Христианин должен говорить, что применять силу нужно. Долг христианина применять силу, если нападает внешний враг и если происходит беззаконие и нужно утвердить закон. Долг христианина применить силу. А пацифизм – это сатанизм. Антихристианская система взглядов.

В. Ворсобин:

- Получается, что и Владимир Путин, который часто заявляет…

В. Чаплин:

- Кто угодно! Путин, кто угодно!

В. Ворсобин:

- Они что, пресмыкаются перед либеральной частью общества?

В. Чаплин:

- Перед Западом и перед либеральной частью общества пытаются выслужиться.

В. Ворсобин:

- Продолжаем детскую тему. Для родителей часто и школа превращается в такое вот страшное место. У меня двое детей – девочки, ходят в старшие классы. Приходят и рассказывают мне такие вещи, что хочется просто вызвать полицию и Следственный комитет. Интернет забит видео, на котором учителя бьют, оскорбляют детей. В эту историю вмешался президент Белоруссии Лукашенко. В одном маленьком городе учитель накричал на ребенка, это было на видео. Его хотели, по сути, линчевать. Президент Лукашенко встал на сторону учителя и сказал: посмотрите, к нему относятся неуважительно. Надо заставлять детей быть уважительными к учителям. Поговорим об этой средней линии. Где правда? Учителя позволяют себе слишком много в отношении наших детей? Или наши дети слишком много дерзят и обижают учителей?

У нас в студии Вадим Муранов, учитель физики в школе № 17 в Ногинске. И Владимир Крупин, клинический психолог. Без вас в этой истории никуда. Историй очень много. Обычно, когда включаешь видео, видишь разъяренного учителя. Женщина чуть не оторвала ухо ребенку, когда выводила его из класса. Пришлось отправлять ребенка в больницу. Педагог был уволен. В Тюмени учитель чуть ли не избивал школьников. Многие родители и школьники потом защищали эту учительницу с ухом. Что происходит в наших школах? Откуда такая неврастения?

В. Муранов:

- Есть ощущение, что все, что происходит в школах, это отражение всего того, что происходит в нашей жизни. Есть определенное ощущение кризиса системы образования, вообще государственной системы в целом. На мой взгляд, это результат некой очень сильной социальной напряженности. Учителя находятся в критическом состоянии в плане того, что их поставили практически на грань выживания. Я не говорю об учителях Москвы сразу. Это отдельная каста учителей. И там тоже наметился кризис. Хорошая зарплата не означает хорошего специалиста. Очевидный кадровый кризис. Потому что в учителя идут не от хорошей жизни. Это крайняя мера для человека, когда он идет в школу сейчас. И очень редко идут по призванию. Хотя и говорят красивые слова, что вот я с детства мечтал быть учителем. Никто на самом деле… По большей части это красивые слова. А на самом деле идут в учителя, потому что по остаточному принципу. Это кризис и в педобразовании, когда учителей обучают чему угодно, только не тому, как себя вести с детьми и как на реальной практике этому обучать. Этого нет сейчас в педобразовании. Налицо кризис всей системы образования. Плюс высокая степень социальной напряженности. А ребенок мечется между школой и домом. Дома тоже не все у всех хорошо. В школе тоже не всегда все хорошо. Задача ребенка – проверять на прочность каждый элемент этой системы.

В. Ворсобин:

- Допустим, магнитогорская школьница выложила в интернет дневник, в котором классный руководитель написал: «Учительница первого класса высчитывает благоприятные и неблагоприятные дни первоклассницы для проведения операции. Родителям одного мальчика написала о психологической неготовности к школе. Другим посоветовала подлечить сына в психиатрическом санатории». Она вмешивается в такие дела и говорит, что ваш ребенок больной психически.

В. Муранов:

- Это свидетельствует о некомпетентном специалисте, о том, что это учитель случайный, он в школе не должен находиться. Но это свидетельствует и о том, что другого на его место просто не нашлось.

В. Ворсобин:

- Поэтому дочь этой жалобщицы ушла из школы. Директор школы сказал, что все нормально, она имеет право. Тем более, что дневник не является сейчас документом строгой отчетности. Для этого есть электронный дневник. А это вольное общение с родителями. В школе у одного из моих детей просто странная история. Если юбка не того цвета, если волосы не того цвета, то происходит избиение психологическое ребенка.

В. Муранов:

- Это на самом деле так. Это свидетельствует о том, что нам просто не из кого выбирать. У нас не приходят в школы специалисты в таком количестве, чтобы мы могли определять, чтобы директор школы мог посмотреть: вот этот не очень, вот этот хорош, а вот этот подождет. У нас нет очереди в школы. Берем всех в учителя.

В. Ворсобин:

- Получается, учителя плохие, а не дети?

В. Муранов:

- Я исхожу из принципа, что учитель – это взрослый человек. На нем ответственности больше, чем на ребенке. Я не могу сказать, что дети плохие. Лично я считаю, что дети плохие не бывают. Бывает недосмотр родителей и бывают не очень адекватные учителя. А дети – продукт этого всего.

В. Ворсобин:

- У меня вопрос к клиническому психологу. Владимир, приходит ребенок и говорит, что его тренирует в школе учительница. Что она задевает ее на уроках, что она ее ненавидит. Что она не хочет ходить ни в эту школу, ни в этот класс. Что делать родителям? Верить ли в то, что это происходит? Как убедиться в том, что это происходит? Какие выводы делать из этого?

В. Крупин:

- Уже очень хорошо, что ребенок приходит к родителям с такой темой, которая его сильно тревожит. Мы часто видим, когда у ребенка в школе есть некоторые проблемы, но он боится об этом рассказать родителям. Знает, что родители в конфликтной ситуации всегда встанут на противоположную ребенку сторону.

В. Ворсобин:

- Они могут поддержать учителя?

В. Крупин:

- Да. И то, что ребенок с родителями делится этой информацией, это уже говорит о том, что в семье в целом все не так плохо. Действительно, дети часто преувеличивают. Надо делить порой все на десять. Но в последнее время с развитием интернета мы стали очень часто видеть ролики, где в школе происходят разные события. Трудно сказать, действительно ли их стало больше, или просто мы это стали больше видеть.

В. Муранов:

- Я подозреваю, что так было всегда.

В. Крупин:

- Согласен, что редко мы можем встретить ситуацию, когда учитель по призванию пошел работать в школу.

В. Ворсобин:

- Что делать родителю, ученику? Ну не срослось у них с учителем? Уговаривать, чтобы дотерпел до ЕГЭ? Я тоже терпел от учителей в советское время. Всегда так было. Или переводить в другую школу? Помещать ребенка в более комфортную ситуацию?

В. Крупин:

- Это всегда надо рассматривать очень индивидуально.

В. Муранов:

- Общего рецепта дать невозможно. На мой взгляд, лучше попытаться объяснить ребенку, что эту ситуацию надо преодолеть. В конце концов, когда ваши дочери подрастут, им встретится немало неадекватных людей. И им надо будет с ними находить общий язык или хотя бы не замечать. Я всегда говорю: не торопитесь делать выводы. Возможно, что у этого учителя вчера что-то случилось дома. И у нее в итоге нервный срыв. Учитесь такие вещи пропускать. Люди разные. Надо детям грамотно объяснять. Если это уже не помогает, тогда стоит сменить учебное заведение. Но от добра добра не ищут. Сейчас мало школ, где все в адеквате.

В. Ворсобин:

- Знания умножают скорбь. Усложню задачу. Бывает и так. Я учительствовал в сельской школе два года. Сначала ты наводишь в классе дисциплину. После этого ты можешь преподавать. В бушующем классе, где все шумят, это бессмысленно. А теперь обычная история. Есть два-три персонажа в классе с очень неуравновешенным поведением. 50 процентов всех усилий учителя – справиться с ними. Об учебном процессе речь не идет. Именно с этими ребятами возникают эти конфликты, которые потом записываются на видео и позорят учителей. Учитель как дрессировщик в клетке, пытается усмирить льва. А потом приходят прокуроры и прочие контролирующие органы, и тебя увольняют с волчьим билетом.

В. Муранов:

- Примерно такие ситуации и происходят. У меня тоже такие ребята есть – возмутители спокойствия. Но в этом случае задача учителя, он на то и учитель, он должен с этими людьми найти общий язык. И договориться с ними можно.

В. Ворсобин:

- Слышу голос Макаренко. Есть еще одна деталь. Вот история из Таганрога. Воспитатель с 30-летним стажем, признанный педагог, Алла Елпашева, ее выгнали за то, что на занятии объяснила детям фразу из сказки «Конек-горбунок». Девочка спросила, что значит выражение «сажать на кол». Педагог честно сказала, что кол проходит через тело, наступает смерть. Родители возмутились. Вроде бы у одного ребенка после этого рассказала был нервный срыв. Подали во все инстанции. Учителя сняли проверку, Следственный комитет начал проверку. Можете себе представить, что когда-то учителя находились под таким прицелом?

В. Муранов:

- Это доказательство того, о чем я говорил вначале. Кризис системы. Там же речь идет о дошкольниках. Им надо читать сказки как сказки. Не надо физиологических подробностей, на мой взгляд. Я бы выкрутился, что это была такая казнь, когда было очень больно. И человеку становилось очень плохо, он в итоге мог умереть. Дети еще маленькие, они не понимают. Опять же, подбор материала. Ты видишь, что здесь есть подводные камни, ты можешь подобрать другой материал, другой фрагмент.

В. Крупин:

- Насколько я знаю, у нас не регламентированы сказки, которые допустимо читать детям. И нормально, что у ребенка, который слышит новую сказку, возникают вопросы. Мне как психологу кажется, что предугадать все вопросы, которые могут задать дети, невозможно. И эта история диковато в целом звучит. Это обычная сказка. Мы все на них выросли. Это сродни как «Ну, погоди!» запретили из-за пропаганды курения.

В. Ворсобин:

- В той же сказке бросают в кипящий котел. Вроде бы нет вопросов.

В. Крупин:

- Получается, в кипящий котел бросать можно, а на кол сажать – нельзя.

В. Муранов:

- И рассказывать об этом нельзя.

В. Ворсобин:

- Как выживают современные учителя в школе при современных законах?

В. Муранов:

- Сложно сказать. Выживаем, скорее, вопреки этим законам. Нарушая их, а не исполняя. Недавно общался с коллегами по поводу домашних заданий. Говорит: я вот написала в журнале одно, а рассказала другое. То есть нарушила закон. Она осознанно говорит: да, я так и делаю. Получается, что мы живем в режиме нарушенных законов.

В. Ворсобин:

- Вы тоже так делаете?

В. Муранов:

- Так делают все. Потому что школа сейчас подавлена этими бредовыми законами настолько, чтобы выжить, их надо нарушать, а не исполнять. Исполнить их невозможно. И в таком режиме, да, поэтому это еще больше увеличивает и нервозность и приводит к стрессам, выгоранию и всему остальному. Образованием перестали заниматься, только речами об образовании занимаются. А самим образованием заниматься перестали. И плюс понасочиняли кучу разных правил, законов для учителей, кодексов, что должен делать учитель, чего он делать не должен. Вздохнуть от этих правил невозможно. Свободно дышит только тот, кто на них плюет. А таких осталось очень немного. Остальные подавлены системой очень сильно. Они загнаны в узкие рамки. И естественно, что периодически у них происходят срывы.

В. Ворсобин:

- Я понимаю, что вы правы, там живые люди, которые не сделаны из металла. Что там есть большие проблемы с психикой.

В. Муранов:

- И большие проблемы с самой системой, которая ломает психику.

В. Ворсобин:

- Я посылаю учиться ребенка, которого не хочу покалечить из-за этаких странных порядков. А что делать мне?

В. Крупин:

- В платной школе вы тоже не избавлены от того, что вы столкнетесь с таким историями. Очень много зависит от личности. Если учитель не просто учитель, а еще и педагог, если у него есть педагогическая жилка, чутье, то он этих ребят, которые являются зачинщиками, которые есть в любом классе, он их энергию сумеет перенаправить в нужное русло. Но для этого нужно быть человеком определенного склада.

В. Ворсобин:

- Вы опять говорите про хорошего человека.

В. Крупин:

- Именно про педагога.

В. Ворсобин:

- А где его найти?

В. Крупин:

- Если педагог нехороший, мне кажется, очень важно поддерживать своего ребенка и становиться на его сторону, даже если мы чувствуем, что где-то и ребенок наш не прав, где-то он перегибает. Протянуть ему руку и сказать: давай подумаем, как в этой тяжелой ситуации нам вместе быть.

В. Ворсобин:

- Стоит ли родителям обращаться в правоохранительные органы или в контролирующие органы?

В. Муранов:

-Однозначно не стоит. Я бы всем родителям объявил, что вы попробуйте сами, тогда вы поймете, что это за профессия, как она замечательно оплачивается, каким образом там все это дается людям. Мы должны научиться уважать друг друга, понимать друг друга. Да, родители отдают нам в руки детей. Они переживают. Мне их переживания вполне понятны. Но большую часть времени с вашими детьми проводят именно педагоги. И то, как вы выстроите взаимоотношения с этими педагогами, от этого будет зависеть благополучие вашего ребенка.

В. Ворсобин:

- Звоните, приходите, общайтесь с учителями.

В. Крупин:

- А по поводу обращения в правоохранительные органы, есть один яркий маркер – физическое насилие и воздействие. Если учитель применяет физическое воздействие, то в этом случае можно задуматься о том, чтобы поговорить с ним раз или два, а потом обратиться. Но если физического воздействия нет, то лучше этот вопрос решить на своем уровне.

В. Ворсобин:

- Надеюсь, наши дети будут спасены, а педагоги – целы.

Post persons