Уроки истории с 1 класса: поможет ли раннее изучение предмета привить детям патриотизм
В. Ворсобин:
- Поговорим о детях. Я бывший учитель средней школы в селе, вел литературу. Наше государство наконец-то озаботилось воспитанием патриотизма среди подрастающего поколения. Сначала об этом сказал Никита Сергеевич Михалков. «Существующее у нас сегодня отсутствие идеологии – это тоже идеология, только разрушительная. Именно поэтому я абсолютно убежден, что историю своей страны нужно начинать учить с первого класса. Конечно, это требует определенной формы, тонкости, а уж точно не стоит обзывать это уроками патриотизма. Патриотизму нельзя обучить на уроке, его нужно впитывать с молоком матери». Министр просвещения Сергей Кравцов на Первом Историческом форуме заявил, что с первого класса будут уроки исторического воспитания уже с 1 сентября.
У нас в гостях Борис Вадимович Межуев, главный редактор сайта PublicO. Как вам такая затея?
Б. Межуев:
- Затея естественная. Уровень исторического невежества среди школьников очень значительный. Я вижу, насколько поздно происходит ознакомление детей с реальной историей. У нас это было гораздо раньше. Воспитание историческое было практически с первого класса, если не с детского сада. Оно совмещалось с идеологическим. Но это было не одно и то же. Нам говорили про Великую Октябрьскую революцию, про Ленина много рассказывали еще в первом классе. Но эта память о Великой Отечественной войне была изначально. Ко второму классу мы уже все знали про Великую Отечественную, не все знали про вторую мировую, но про Сталинград и День Победы уже общее представление было.
Сегодня школьники узнают, кто такое Гитлер, к четвертому, если не к шестому классу. Уже напоминает представление школьников в США об истории. Причина этого в том, что им гораздо интереснее быть в виртуальном мире, в мире компьютерных игр, альтернативных реальностей.
В. Ворсобин:
- А мы их возвращаем в нашу взрослую реальность с первого класса. Был проведен социологический опрос, 54 % учителей были за введение исторических уроков с первого класса. Но треть преподавателей – против. Я был бы среди них. Ребенок только знакомится со школой, ему тяжело, эти прописи, серьезная нагрузка. А это дополнительная нагрузка, вещи взрослые.
Б. Межуев:
- Одно из самых ярких первых воспоминаний в школе в Москве – учительница начальных классов читала нам историю России. Что-то я к этому моменту знал из того, что она читала, что-то было внове. Это детские рассказы, но они были интересными. Вот как раз рисовать прописи я ненавидел. А слушать про историю мне было интересно. Все зависит от преподавателя. Не согласен с Никитой Сергеевичем, это не надо называть идеологией. Это вовлечение детей в историческую реальность. Главное – привить любовь к реальности. В нашем виртуальном мире это важнейшая педагогическая задача.
В. Ворсобин:
- Сейчас под этом срочно делаются учебники. Нет специалистов.
Б. Межуев:
- Эта проблема есть. Топорно, наспех вообще делать ничего не стоит. Интеллектуальный класс России жестко поделился на две части. Людей, способных понимать, что надо отделять педагогику и воспитание от идеологии, не так много. Есть одна идеология, есть противоположная, эти идеологии сталкиваются. Найти людей нейтральных, которые понимают, что жизнь сложнее, чем черно-белые краски, сложно. Надо подождать немножко. Но сама по себе эта цель, вне зависимости от идеологических мотивов, - она правильная. Я вижу дефицит приобщения к реальности.
В. Ворсобин:
- Именно сейчас вдруг вспомнили о первоклашках, решили через Михалкова донести до общества эту мысль. Чем должно отличаться историческое воспитание первоклашек от идеологической обработки?
Б. Межуев:
- Здесь главное – не вербализуемые, юридически не оформляемые категории как любовь и злоба. Идеология, особенно в наше время, она очень сильно основана на злобе. Я вижу даже достойных людей, моих коллег, педагогов, у них глаза наполняются кровью. Это образно, но тем не менее. А когда любовь, даже рассказы о Ленине можно было читать в школе, ничего плохого они не давали. Потому что это было с любовью к детям, к истории, к культуре. Это было нормально, давало определенный эффект.
Есть необходимость возвращения детей из виртуального пространства, в котором сейчас больше восточного, чем западного, к природе, к истории. У нас очень много этому было посвящено в советское время. Приобщение к реальности у нас было изначально. И оно давало не тот идеологический эффект, на который надеются чиновники, о которых вы говорите. Один из важных элементов исторического воспитания – привитый нашему поколению пацифизм, страх перед войной, перед повторением войны, необходимость почитания людей, которые не допустили, что эта война может повториться.
В. Ворсобин:
- Это была часть идеологии Советского Союза. Миру – мир!
Б. Межуев:
- И хорошая, достойная идеология, создала советский гуманизм, который в эпоху перестройки тоже существовал, хотя подвергся определенной трансформации. Это все было очень важно, хорошо. Несмотря на то, что это вызывало оскомину, в старших классах у нас была классная руководительница, у нас пол-урока биологии был разговор о Великой Отечественной войне.
В. Ворсобин:
- Если это делать с любовью к своей Родине и ко всем народам, населяющих…
Б. Межуев:
- Любовью к человеку. Это приведет только к…
В. Ворсобин:
- В мое время были уроки политинформации. Тогда мы воевали с нехорошими странами, у нас был блок НАТО, Варшавский Договор. И это был третий-четвертый класс, нам еженедельно проводили политинформацию. Это похоже на то, что предлагается сегодня. Я стоял у доски и зачитывал газетные заметки о сандинистах Никарагуа. И я не особо заметил, чтобы на нас сильно повлияла эта информация. Мы росли сначала аполитичными, во время перестройки мы тоже желали свободы своей стране, своему обществу.
А разве во время тихой гражданской войны, которая сейчас ведется, о каких уроках исторического воспитания, особенно в первом классе, можно говорить?
Б. Межуев:
- Давайте разделять политинформацию и уроки исторического воспитания. Политинформация касалась современного, а уроки исторические были на прошлом. Действительно, эффекта было мало. Была уже некоторая отстраненность от идеологии.
В. Ворсобин:
- Обязаловка.
Б. Межуев:
- Из советской идеологии усваивалось две вещи. Первая – некий приоритет равенства. И чувство, что на Западе есть бездомные. И второй момент – было отрицательное отношение к тому, что называется американский империализм. Особенно когда Рейган пришел.
В. Ворсобин:
- Помните страх перед ядерной войной?
Б. Межуев:
- Очень сильно. Я помню жуткий страх в 1983 году, что это может произойти в любой момент. Особенно это было в андроповские годы. В любой момент может случиться ядерная катастрофа.
Нужно понимание ответственности за историческое действие, что война – это страшно, это не повод истерить и радоваться. Это то, что страшно. Есть концепция, что эпоха Просвещения возникла из страха перед религиозными войнами. Люди испугались религиозных войн по идеологическим мотивам. Страх – великая историческая сила. Люди боятся за человеческий вид, за свою нацию.
В. Ворсобин:
- Такой предохранитель.
Б. Межуев:
- Да, перед опасностью. Когда нация теряет страх, в этом нет ничего хорошего. А тем более, когда над всеми висит опасность ядерной войны.
В. Ворсобин:
- Может, эти уроки стоит отложить для старших классов? Детство само по себе мир виртуальный.
Б. Межуев:
- Когда я говорил про младшие классы, я не говорил про страх. Их нужно тонко приучать к реальности, к национальной истории. Нужно знать основные вехи, самые базовые вехи истории уже в первом классе. Потом наслаивание информации пойдет на имеющийся базис.
Мы в свое время смотрели советские фильмы о войне. Сейчас дети смотрят что хотят. Некоторый элемент просвещения нужен, в том числе исторического. Можно ли это сделать в нынешнюю эпоху такой поляризации? Все, что будет сделано сейчас, будет не на века. И те учебники, скорее всего, потом потребуют переработки в менее идеологизированное время.
В. Ворсобин:
- Почему вы в этом так уверены? У нас страна даже с непредсказуемым прошлым.
Б. Межуев:
- И мы, и коллективный Запад рано или поздно поймут, у какой бездны стояло человечество. В шестидесятые решили разделиться на блоки, им казалось, что это что-то совсем легкое. Поделим, разделим. А оказалось, что это разделение – страшное дело. Но люди поймут. И рано или поздно начнут выстраивать стратегии взаимодействия между блоками, сосуществования мирного и так далее. И тогда это будет новое просвещение, новое понимание. И я надеюсь, что наши дети, внуки будут жить и учиться при учебниках, написанных в более мирную эпоху.
В. Ворсобин:
- Наше государство пытается воспитать подрастающее поколение и привить ему патриотизм и любовь к Родине. Но делает это все государство неловко. Наверное, не умеет по-другому. Не будет ли обратного эффекта? Что нужно делать государству и возможно ли воспитать патриотизм?
Б. Межуев:
- Возможно. Самое главное – понимать, что патриотизм должен быть связан с нонконформизмом. И по отношению к внешней силе. Мы все время учились на примере пионеров-геров, которые не боялись рисковать жизнью. Реально это психологически воздействовало. Такие патриоты есть. Не буду показывать пальцем. Есть люди патриотически мыслящие, которые не боятся высказывать собственное мнение. Даже в советские годы был элемент нонконформизма, в основном исходящий от комсомола. Не бояться идти против начальника, были фильмы какие-то.
В. Ворсобин:
- Гражданская позиция. У нас сейчас практически этого нет. Нет такого фильма, в котором бы человек бросал вызов не обязательно системе власти, допустим, кому-нибудь… Хотя на криминальном уровне это есть.
В. Ворсобин:
- Вспоминается Звягинцев.
Б. Межуев:
- Звягинцев – оппозиционер.
В. Ворсобин:
- Из последнего – фильм «Дурак». Но это было уже достаточно давно.
Б. Межуев:
- Я имею в виду системную часть воспитания, а не оппозицию. Оппозиция, конечно, есть. Но есть люди не в оппозиции. Довольно важный для меня был момент после «крымской весны», я очень включился в эту историю – в Севастополь. Когда началась борьба против бюрократии тех людей, которые участвовали в патриотическом подъеме, были инициаторами этих событий. И для меня было важно, что патриотизм совпадает с нонконформистским элементом. Когда говорили, что патриотическую столицу надо делать в Севастополе. Их борьба против местной бюрократии, воров…
В. Ворсобин:
- Вы не разочаровались в этом?
Б. Межуев:
- В этой истории – нет.
В. Ворсобин:
- Я знаю крымскую реальность.
Б. Межуев:
- Крымская – отдельная тема. Я имею в виду севастопольскую. Удалось сменить двух губернаторов. Я надеялся, что из этого родится что-то общероссийское.
В. Ворсобин:
- Надо честно говорить, что есть проблемы, которые решаются с помощью усилий самого же государства и общества.
Б. Межуев:
- Этот элемент нонконформистский важен. Если патриотизм – это просто лояльность государству и режиму, конечно, люди, чтобы быть яркими в собственной среде даже, начинают искать антипатриотические формы протеста. Это минус, с этим надо бороться и преодолевать. Пусть сложный, но он в принципе возможен.
В. Ворсобин:
- Действительно, я помню, все создавалось из благих соображений. Разговоры о недостатках, о том, что надо систему немножко подлатать. В третьем классе я начал политинформацию. Пошла эта оттепель с возможностью поговорить. И где-то к восьмому-девятому классу мы уже не могли не ходить на первомайские демонстрации, дальше можно было ходить на оппозиционные митинги. И дальше перестройка и так далее. Возможно, эта память заставляет чиновников держать в ежовых идеологических рукавицах наше подрастающее поколение.
Б. Межуев:
- Я написал об этом книгу, «Перестройка-2. Опыт повторения», где я говорил, что главная проблема нашей системы – невроз перед перестройкой. Как люди боятся половых отношений, столкнувшись с первой неудачей. Столкнулись с неудачей, потом мы уже не хотим ничего больше. Это невротическая реакция. Если у нас получился неудачный первый опыт свободы, давайте вообще от этого откажемся. Этот невроз имеет очень мощный эффект. Он парализует волю, разум, возможности рационального действия.
Может быть, события, которые сейчас происходят, как-то преодолеют этот невроз. Возникнет критическая масса людей, которые понимают, что так жить невозможно, что все время в этом страхе, что не дай бог что-то подобное событиям 80-х годов может произойти. И события 80-х годов естественно шли, они вытекали из всего опыта 70-х годов, это все было естественно. Но где-то ситуация вышла из-под контроля.
В. Ворсобин:
- Давайте резюмируем в конце разговора, что то, что делается наспех, это плоховато, с другой стороны, эти учебники легко подредактировать в будущем. И главное, чтобы это все делалось честно, с любовью к детям и к своей истории. И без идеологии.
Б. Межуев:
- Совершенно правильно.
В. Ворсобин:
- Спасибо.
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts и Google Podcasts, пишите комментарии, ставьте оценки и слушайте, когда удобно!
Нам это очень важно, так как чем больше подписчиков, оценок и комментариев будет у подкаста, тем выше он поднимется в топе и тем большее количество людей его смогут увидеть и послушать.
