Климат в России катастрофически изменится?

Писатель Владимир Торин обсуждает вместе с экспертами, какие игры идут вокруг изменения климата и как экология становится политикой

В. Торин:

- Добрый день, дорогие друзья! Программа «НЕфантастика», программа о нашем будущем, в котором теперь возможно все. И сегодня мы говорим о климате. По-моему, о климате сегодня рассуждают все - от президентов крупных сверхдержав до любой домохозяйки. Про климат сегодня знают все. У нас сегодня очень представительные гости, я благодаря их за то, что удалось их пригласить и мы сегодня сможем поговорить о климате и раскрыть вот эти климатические тайны вокруг климатических игр.

Широв Александр Александрович, член-корреспондент Российской академии наук, директор института народно-хозяйственного прогнозирования РАН. Здравствуйте.

А. Широв:

- Здравствуйте.

В. Торин:

- Владимир Борисович Лукин, кандидат биологических наук, директор групп операционных рисков аудиторско-консалтинговой компании КПМГ. Здравствуйте, Владимир Борисович.

В. Лукин:

- Здравствуйте.

В. Торин:

- Сергей Анатольевич Твердохлеб, ответственный секретарь комитета РСПП по климатической политике и углеродному регулированию. Здравствуйте, Сергей Анатольевич.

С. Твердохлеб:

- Здравствуйте.

В. Торин:

- Сразу же у меня вопрос. Раз существует некий комитет по климатической политике России и углеродному регулированию, значит, она существует, климатическая политика России? Что это такое? Сергей Анатольевич, давайте вы тогда, раз вы в комитете в этом.

С. Твердохлеб:

- Наш комитет был создан в РСПП, а РСПП это крупнейшая организация, куда входят все крупные компании нашей страны и весь крупный частный бизнес. Этот комитет был создан осенью прошлого года и к некоторому нашему собственному удивлению туда сразу записались и руководители, и представители более 40 крупнейших российских компаний, что означает, насколько критической, насколько важной эта климатическая тема представляется российскому бизнесу. И работа развернулась такая очень активная, и по широкому кругу вопросов, потому что климатическая политика она есть, она ровно то, что напрямую влияет на все экономические, инвестиционные планы и предприятий, и всех нас. Эта климатическая политика есть международная, потому что Россия присоединилась к парижскому соглашению по климату - это самое главное международное соглашение ООН в климатической сфере, и практически все страны мира присоединились к Парижскому соглашению, и вот этот такой международный большой форум формирует новые мировые правила того, как страны ведут себя для предотвращения климатических изменений и, конечно, есть российская углеродная климатическая политика, для того, чтобы, собственно, Россия эффективно, соблюдая свои собственные социально-экономические интересы, Парижское соглашение выполняла. И как раз сейчас Госдума приступает к рассмотрению самого главного законопроекта по климатической политике - законопроекта об ограничении выбросов парниковых газов - и это основа российской климатической политики.

В. Торин:

- Спасибо огромное. Тогда я сразу отправляюсь в Российскую академию наук к Александру Александровичу. Скажите, пожалуйста, вот у России есть климатическая повестка, есть уже в Госдуме закон, который будут принимать или не принимать депутаты. А что, например, происходит в Америке? Потому что, насколько я понимаю, предыдущий американский президент сказал, что вообще не стоит этим заниматься и они вышли из соглашения этого Парижского. Нынешний президент Байден говорит - нет, мы будем этим заниматься и более чем активно. Более того, насколько я понимаю, 22 апреля назначен виртуальный саммит по климату, куда Джо Байден пригласил 40 мировых лидеров, в том числе, и Владимира Путина. Казалось бы, им есть еще о чем поговорить, но они решили поговорить про климат. Почему? Что происходит с международной точки зрения?

А. Широв:

- На самом деле эта история все-таки больше не про климат и экологию, а про экономику. Что тут нужно понимать? Безусловно, изменение климата происходит, и на него нужно реагировать, и мировое сообщество - и ученые, и политики - они это понимают и реагируют. Но эта тема - тема изменения климата и реагирования на нее вот этой самой климатической политикой постепенно стала замещать собой любые другие направления переговоров во внешнеторговой сфере. Если вы вспомните, в конце 90-х - начале 2000-х годов актуальной была тема ВТО - и где-то к рубежу 2010-х годов вот эти экспортные и импортные пошлины - то есть, тарифные барьеры в торговле, - они были сняты. И страны стали защищаться нетарифными мерами. Например, фитосанитарный контроль, какие-то другие… ну, мы и у себя в стране видели, и в других странах видели такие примеры. Но вот эта климатическая политика, климатическая повестка, она очень удачна…

В. Торин:

- На какой-то момент климатическая политика стала просто политикой, да?

А. Широв:

- Она стала элементом я бы сказал экономической политики. И это важно. Потому что эта политика позволяет в некотором смысле создавать преференциальные условия одним странам за счет других, в том числе. И ясно, что вот эти метания, в том числе, американские, они связаны с тем, как та или иная американская администрация оценивают экономическую эффективность мер климатической политики глобальной для американской экономики. Ясно, что взгляды на развитие экономики у президента Трампа и у президента Байдена в некотором смысле отличаются. Мы это видим и по отношению к энергетике, по отношению к каким-то другим видам деятельности. Но самое главное, что развитые страны, такие, как страны Европейского союза, отчасти США, они видят в климатической политике очень интересный инструмент структурных сдвигов. В чем проблема этих развитых стран? Они достигли уровня насыщения своих потребностей, ну, таких базовых. У каждого по два автомобиля, дом, дороги построены, инфраструктура развита. Что делать, чтобы экономика как-то росла? А вроде причин для этого нет. И в этих условиях климатическая политика обеспечивает этот структурный сдвиг. Во-первых, мы меняем структуру генерации электроэнергии, мы меняем структуру каких-то других видов деятельности, в частности, внедрение электромобилей, допустим. И все это в конечном счете приводит к тому, что возникают новые рынки сбыта, на которых эти страны являются технологическими лидерами. То есть, они могут с этого всего процесса снимать дополнительную ренту, да. То есть, ренту технологическую. И вот в этом проблема. Проблема в том, что интересы развитых и развивающихся стран они в некотором смысле в данный момент сталкиваются. И вот наша климатическая политика, с одной стороны, должна учитывать глобальные интересы человечества в том, чтобы климат был благоприятным для развития нашей планеты. С другой стороны, мы, конечно, должны, если говорить о долгосрочной перспективе, выстроить ее таким образом, чтобы она работала на экономическое развитие страны. А не против.

В. Торин:

- Спасибо большое, Александр Александрович. А теперь я перехожу в КПМГ, к Лукину Владимиру Борисовичу. Как-то принято вот упрекать Россию в том, что у нас как-то все очень плохо со всем этим климатическим регулированием, у нас какие-то проблемы. И ставить нам в вину то, что у нас не так много есть электростанций с возобновляемыми источниками энергии и вообще мы как-то не особо красиво выглядим по сравнению с Европой - вот насколько эти обвинения имеют под собой какую-то реальную почву? И вообще, что предлагается делать России в связи с этим климатическим регулированием?

В. Лукин:

- Здесь можно говорить о двух аспектах. Прежде всего, это стереотипы, которые возникли еще со времен принятия Киотского протокола, так сказать, с начала переговорного процесса, когда Россия занимала вполне обоснованную позицию выжидания, потому что вся эта история, как совершенно верно сказал Александр, она имела определенные экономические импликации и, соответственно, правила игры были не определены, в том числе, для России, в том числе, в рамках Киотского протокола. Соответственно, эта выжидательная позиция сформировала некий такой стереотип того, что Россия - это сырьевая страна, энергетика которой базируется на ископаемом топливе и которая не заинтересована в инициативах по изменению климата. Стереотип этот неверен на текущий момент, потому что, если говорить об амбициозности целей в области изменения климата, то надо сказать, что у России цели достаточно амбициозные по сравнению даже с 1990-м годом… Амбициозность сейчас является неким критерием климатической повестки каждой страны и как-то она оценивается. Слово «амбициозность» появилось в Парижском соглашении, соответственно, существуют обязательства стран увеличивать свою амбициозность в отношении целей по декарбонизации. Так вот, если сравнить цели о декарбонизации стран большой двадцатки, то в общем-то Россия далеко не самая не амбициозная страна. Более того, если мы посмотрим цели, которые ставит перед собой Китай, то мы увидим увеличение объема выбросов, причем, значительное увеличение. То же самое происходит с многими другими странами.

В. Торин:

- То есть, Китай не очень парится этой проблемой, да?

В. Лукин:

- У них есть определенное стратегическое видение по поводу декарбонизации к 2060 году. Но сейчас дело не в этом. Сейчас дело в том, что обвинение России в неамбициозности не базируется на реальном анализе целей России. А что же, собственно, происходит? Дело в том, что у России существует огромный потенциал сокращения выбросов парниковых газов, причем, сокращения выбросов за счет гораздо меньших средств, чем это происходит в тех странах, которые принято называть развитыми. В том же самом Евросоюзе. Связано это с тем, что Европейский Союз занимается этим достаточно давно и в общем-то значительно преуспел и в зеленой энергетике, и во многих других направлениях, поэтому весь потенциал, который у них был, они в значительной степени выработали. В России этот потенциал пока остался в силу различных причин и, конечно, реализовать его здесь можно значительно дешевле, чем в других странах. Но вот то, о чем мы начали сегодняшний разговор - это то, что климатическая повестка эта, скорее, экономическая повестка, и она создает такую ситуацию, что углеродные единицы или вот эти сокращения выбросов, они становятся определенной валютой, которая, в том числе, в Евросоюзе используется и движет определенные процессы. Соответственно, допустить вот эти дешевые углеродные единицы и дешевые сокращения, которые в Российской Федерации на международный рынок и признать их полноценными единицами по сокращению выбросов, опасно, потому что упадут цены. Соответственно, вот эта экономическая система начнет давать сбои и начнет не выполнять свои цели, которые у нее существуют. Именно поэтому стереотип о том, что Россия является климатически отсталой страной, он активно поддерживается. Кроме него существуют различные барьеры, которые со времен Киотского протокола формировались в отношении тех инициатив по декарбонизации, которые реализуются не только в России, а и в ряде других стран, и это все имеет совершенно определенную экономическую подоплеку. Про экономические механизмы, связанные с изменением климата, можно говорить достаточно много, я думаю, что это целая отдельная наука - климатическая экономика - но можно сказать одну такую фундаментальную вещь. Дело в том ,что климатическая повестка, в отличие от других экономических механизмов, она позволяет с помощью одних и тех же тезисов более или менее научно обоснованных регулировать и спрос, и предложение на одном и том же рынке. Вот это очень важный момент, собственно, почему эта тема является такой популярной, почему она развивается и почему одним из трех направлений Парижского соглашения является перераспределение финансовых потоков на цели декарбонизации.

В. Торин:

- Понятно. Смотрите, получается, что есть экономическая политика, которая исходит из экологической политики, а вообще, в принципе, мы перед чем стоим? Вот люди спрашивают, а чем для меня это опасно? Вот эти климатические изменения - что это такое? Почему это опасно? И почему нам, конкретно России, пытаются сказать: друзья, у вас мало ветряков, мало у вас электростанций на возобновляемых источниках энергии. Почему это становится каким-то камнем преткновения? И вообще, что перед нами стоит? Мы вымрем, как мамонты? Что будет происходить? Я с этим обращаюсь к Сергею Анатольевичу Твердохлебу, ответственному секретарю комитета РСПП по климатической политике и углеродному регулированию?

С. Твердохлеб:

- Здесь надо разделить, наверное, две вещи. Первое - сами климатические изменения. Они к чему ведут? Конечно, они меняют тот образ жизни и саму жизнь той, к какой вот привыкли люди в разных регионах. Российская Федерация в этом смысле находится в довольно уникальной ситуации, потому что климат меняется на территории нашей страны, наверное, даже несколько быстрее, чем в среднем по миру, но при этом эти климатические изменения могут приводить как к рискам или к каким-то отрицательным последствиям, так и к сугубо положительным последствиям. И вот как раз один из главных вопросов со стороны бизнеса, в том числе, к науке - и к климатической, и к экономической науке - это аккуратно взять на карандаш все, что происходит в разных отраслях и в разных регионах нашей страны и посчитать, чего больше в таких климатических изменениях - плюсов или минусов. Если говорить про минусы, они понятны - начнутся какие-то риски, связанные с таянием вечной мерзлоты, там могут появляться какие-то вредители в сельском хозяйстве, непривычные для наших аграриев, но, с другой стороны, например, существенно расширяются сами пахотные земли или земли под ведение сельского хозяйства. Меньше денег приходится тратить на отопление. Продлевается продолжительность использования Северного морского пути, что создает дополнительные возможности для нашего судоходства и для вывоза российских грузов. И таких примеров очень много. И, конечно, в этом надо детально разобраться. И корректный ответ на ваш вопрос - а с чем столкнусь в этом конкретном месте через пять лет я? - сейчас дать практически невозможно. И сами модели, которые это считают, они недостаточно точные.

А вторая часть рисков связана уже исключительно с экономикой. Потому что если то, о чем говорил и Александр Александрович, и Владимир Борисович, пойдет по такому неприятному пути, когда наши иностранные партнеры, продвигая свои технологии, будут успешны в том, чтобы принудить нас как можно быстрыми темпами ускорить свое изменение энергетики или свои внедрения каких-то новых так называемых безуглеродных технологий, то, конечно, это приведет к очень существенному, в разы, увеличению стоимости, увеличению цены теплоэнергии и электроэнергии. Не потому что там ветряная или солнечная энергетика плохи или неразвиты. Нет, это хорошие и правильные технологии и ими надо заниматься, но должно пройти еще там пара десятков лет, чтобы в условиях нашего климата и наших территорий и ветряки, и солнечные батареи без масштабной государственной поддержки могли бы по цене выдавать такую же электроэнергию, как сейчас выдает наша традиционная электроэнергетика. И это в общем-то большая угроза, что из-за такого прессинга извне нам придется чересчур быстро переходить к несбалансированным технологиям.

В. Торин:

- Спасибо огромное. Очень много приходит нам вопросов, но вопросы от наших радиослушателей как раз вот про то, о чем вы говорили сейчас - про меня, Иванова Ивана Ивановича. Всех интересует, как это связано с погодой, будет теплее или холоднее?

Много вопросов от наших радиослушателей. И вопросы в основном именно про климат. Меняется климат на планете, и это подтверждают наши радиослушатели из самых разных городов России – из Перми, Саратова, Нижнего Новгорода. «Я так понимаю, - пишет наш слушатель из Нижнего Новгорода, - что если будут приняты какие-то меры, то климат можно вернуть». Можно ли вернуть климат, ту зиму, которую мы все помним, то лето, которое мы помним, или этот процесс уже не остановить? Изменился климат, мы сейчас можем это поправить или не можем, или это больше такая ученая история, связанная с политикой и экономикой?

А. Широв:

- Безусловно, это история, которая связана и с политикой, и с экономикой. Что тут нужно понимать? Что климатические процессы были всегда. Мы помним, как вымирали мамонты…

В. Торин:

- Да, вот тут слушатель из Воронежа спрашивает: «Мы вымрем, как мамонты?»

А. Широв:

- Безусловно, те тенденции, которые формируются с климатом, они несут определенную угрозу для человечества. И ровно поэтому мировая общественность, в том числе на уровне правительств, принимает определенные действия в этом отношении. Но если мы проранжируем риски экологического характера, то ясно, что по сравнению с тем, что происходит с климатом, есть более тяжелые вещи, которые связаны с загрязнением воздуха, с загрязнением почв, воды и т.д. И с этим мы сталкиваемся практически каждый день. А климат меняется очень медленно. Поэтому главная задача состоит в том, чтобы сбалансировано подходить к вопросам климатического регулирования и к вопросам обеспечения нормальной жизни людей в тех местах, где они существуют. Потому что для нас более важно, чтобы мы дышали чистым воздухом, пили чистую воду и, в конце концов, то, что нас окружает, это было бы такое зеленое, красивое место, где мы живем.

С другой стороны, понятно, что изменение климата ведет к определенным негативным, и очень тяжелым негативным последствиям. Это и опустынивание почв, и таяние вечной мерзлоты, что приведет на нашей территории…

В. Торин:

- Мы на прошлой неделе говорили с Сергеем Брилевым. Он рассказал, что прямо катастрофа, в Антарктиде тают льды, там теперь трава. Это же плохо, меняется все на земле.

А. Широв:

- Я бы в данном случае посмотрел, например, наших китайских коллег. В чем мне нравится позиция Китая по климатическому урегулированию? Они исходят из того, что, проводя политику по защите климата, они одновременно решают свои текущие проблемы. Например, известная проблема Китая – это проблема с загрязнением воздуха в городах. Кто был в Пекине, особенно лет 10 назад, видел этот ужасный смог. Это связано в том числе и с тем, как устроена экономика, которая много выбрасывает различного рода вредных веществ, в том числе и СО2. И вот сейчас, когда они снижают эти выбросы, они, с одной стороны, бьют по долгосрочной цели – цели снижения климатической нагрузки, а с другой стороны, они решают задачу очистки воздуха в тех городах, где живет большинство китайцев. И это очень важно. Не нужно забывать за этой климатической повесткой, что мы все-таки должны решать и другие задачи в области экологии, и, может быть, к ним подходить с не менее жестких позиций, чем позиции по климату. Это очень важно, это вопрос адаптации к тем изменениям, которые происходят.

В. Торин:

- Да, нужно понимать какие-то риски для своей страны, наверное, и какие-то ее преференции. Когда нам из условной Голландии или Бельгии говорят о том, что стройте, пожалуйста, ветряки, и тогда у вас история с выбросом СО2 в воздух будет меньше, мне сразу вспоминаются гигантские просторы Сибири, тайга, где огромное количество лесов. Ну, нет в той же Голландии или Бельгии столько лесов. А как это посчитать? Я обращаюсь к человеку, который умеет считать, Владимиру Борисовичу Лукину. Учитываются эти наши огромные легкие всей Земли, эти леса, которые в огромном количестве есть в России?

В. Лукин:

- Безусловно, да, учитываются. Вопрос – как учитываются. Дело в том, что подходы к учету также достаточно разные, и в разных странах существуют определенные преференции по тем или иным подходам. Безусловно, уровень поглощения в российских лесах на текущий момент… Ну, во-первых, его учет всегда характеризуется высокой степенью неопределенности, во-вторых, он может быть недооценен при использовании альтернативных методических подходов.

Здесь я хотел бы обратить внимание, что вопрос учета, безусловно, важный, и он, безусловно, развивается, но в вопросах учета мы в значительной степени привязаны к той общей тенденции и тем направлениям, которые регламентируются международными соглашениями, и которые присутствуют в международной повестке. Потому что нельзя учитывать леса так, как это не будет признаваться другими странами. И здесь мы опять возвращаемся на круг политических решений и всего общего политико-экономического контекста.

Важным моментом с точки зрения рисков являются не только вопросы учета. Я бы еще посмотрел на климатическую повестку с точки зрения возможностей. Дело в том, что те процессы и те тенденции, которые сейчас развиваются, это не только источник рисков (и экономических, и физических), но это еще и определенные возможности, в том числе по привлечению инвестиций, по развитию тех направлений экономики, которые требуют дополнительное финансирование. И здесь очень правильно сказал Александр Александрович, что климатические вопросы нельзя рассматривать без увязки с другими вопросами, в частности, с экологией, с обеспечением водными ресурсами, с загрязнением воздуха. И если это решать как комплексную задачу, тогда мы эту повестку можем использовать для реализации долгосрочных целей именно в области устойчивого развития Российской Федерации, и она пойдет нам не во вред, будет являться не отягощающим фактором, а, наоборот, станет неким двигателем.

Здесь очень важно использовать те особенности, которые есть в Российской Федерации, и те возможности, которые реально у нас существуют, и ориентироваться именно на них, а не слепо копировать те тенденции и те мероприятия, которые используются в других странах. В частности, если говорить о лесах, мы должны развивать систему устойчивого лесопользования. Если говорить о лесопользовании в той же самой Финляндии, она обеспечивает большую продукцию лесов, но не настолько, насколько больше учитывается поглощений, но в целом, если посмотреть на финские леса, понятно, что уход за ними осуществляется лучше, они в лучшем состоянии, они меньше подвержены вредителям. И именно в этом направлении мы как раз можем увязать и задачу сохранения климату, и задачу сохранения нашего национального достояния – лесов.

В. Торин:

- Спасибо огромное. Мы надеемся, что вы как-то учтете эти огромные, гигантские российские леса, когда мы будем в очередной раз на большом международном саммите разговаривать про изменение климата.

Наши партнеры из Европы, Америки говорят: у вас что-то не то с выходом углерода в воздух. Сергей Анатольевич, давайте теперь поговорим про некое регулирование. Вот вы представляете Российский союз промышленников и предпринимателей. Наверняка компании, крупные промышленные предприятия как-то встроены в этот процесс и тоже что-то делают в связи с этой климатической повесткой.

С. Твердохлеб:

- Если грубо говорить, могут быть два способа регулирования. Один способ регулирования: вот мы не хотим, чтобы больше парниковые газы попадали в нашу атмосферу, поэтому давайте просто запретим это делать, резко ограничим и заставим всех инвестировать или строить ту же возобновляемую энергетику (солнечные или ветряные станции), внедрять абсолютно новые технологии и пр. И для какой-то части стран мира это правильная и понятная стратегия. Потому что, как правильно говорил Александр Александрович, это единственный способ для них дальше наращивать свою экономику.

Но чем для нашей страны этот вариант не очень хорош? Это означает, что надо триллионы рублей взять из других задач (из строительства дорог, железных дорог, из здравоохранения, из того, чтобы наладить нормально ЖКХ, да из того же лесного хозяйства) и перераспределить это на такие относительно искусственные задачи, чтобы не выбрасывать эти парниковые газы. Это один вариант регулирования.

Второй вариант регулирования – это дать возможность компаниям делать так называемые климатические проекты. То есть делать что-то хорошее, что заодно приводит к сокращению выбросов парниковых газов. Дело в том, что на самом деле у нас в стране уже очень много всего сделано, что в результате привело к тому, что мы стали сокращать эти выбросы парниковых газов. Металлурги отказались от мартеновских печей, энергетики за последние 10 лет построили 30 гигаватт новых электростанций и несколько новых атомных и гидроэлектростанций. Нефтяники научились улавливать попутный нефтяной газ, железнодорожники дополнительно электрифицировали свои железные дороги. И все это в совокупности приводит в том числе к немалому снижению эмиссии этих парниковых газов.

И когда ты можешь делать что-то заодно хорошее, это самый оптимальный, на наш взгляд, способ регулирования. Правительство, когда разработало этот законопроект, с которого мы начали говорить сегодня, как раз эту логику туда и положило – дать компаниям возможность делать такие климатические проекты.

А вторая очень важная вещь – это как раз про слово «адаптация». Почему тогда мамонты все вымерли? Они не адаптировались к тем изменениям климата, которые произошли тогда. Но мы-то сейчас на другом цивилизационном витке, и мы можем направить ресурсы на то, чтобы приспособиться к этим климатическим изменениям, не дать им нам навредить. И траты, которые придется понести, для того чтобы приспособиться, они на порядки могут быть меньше, чем на какого-то рода такие сложные механизмы, которые, например, пытается продвигать Европейский союз. И вот это слово «адаптация», оно тоже очень важное.

В. Торин:

- Скажите, есть ли какие-то примеры, как крупные промышленные предприятия встраиваются в эту работу и делают какие-то серьезные преобразования, идя навстречу этим пожеланиям мирового климатического лобби?

С. Твердохлеб:

- Да примеров уже очень много. У нас сразу несколько российских компаний (не лесных, а промышленных – металлургических, химических) всерьез занялись лесными проектами, берут под управление по полмиллиона гектар леса, для того чтобы больше поглощать парниковых газов, но записывать в том числе себе это в результат своей деятельности. Или модернизируют специальным образом свое промышленное оборудование (производители минеральных удобрений и т.д.). Энергетики, которые замещают старые коптящие котельные, которые еще и ужасно вредят окружающим районам, и переводят теплоснабжение этих районов на выработку достаточно современных теплоэлектростанций. Все это - про эти мероприятия.

В. Торин:

- А пробовали как-то оценить это? Это же, наверное, стоит очень дорого?

С. Твердохлеб:

- Вот смотрите, на все это за последние 20 лет российская промышленность потратила порядка 300-350 миллиардов американских долларов. Но они тратили это для того, чтобы модернизировать свое производство, чтобы вывести его на новые стандарты качества, но заодно снижали выбросы парниковых газов. И это такая очень правильная стратегия.

В. Торин:

- Цифры впечатляющие. Александр Александрович, чего нам ждать в ближайшее время, что будет с климатом, что будет с погодой? Вот сейчас я, например, нахожусь в городе Перми, здесь 24 градуса, ярко светит солнце, все говорят, что никогда такой погоды в это время не было. А позавчера я был в Краснодаре, где 7 градусов, холодный дождь идет. И люди в Краснодаре говорили: никогда в это время такой погоды не было. Чего нам ждать?

А. Широв:

- У природы нет плохой погоды. Вот и всё.

В. Торин:

- Спасибо большое всем за сегодняшний эфир. Все будет хорошо, друзья мои.

Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!