«Запад очень боится, если Россия будет уходить из-под контакта»: почему не стоило быстро давать ответ ОСХО по делу Навального
С. Мардан:
- Ко мне присоединяется Владимир Брутер, эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований. Владимир Ильич, у вас есть объяснение этой поразительной эффективности и оперативности в подготовке ответа? То есть прошло буквально три дня, как Россия уже отправила ответ на этот официальный запрос.
В. Брутер:
- Мне кажется, что два.
С. Мардан:
- Даже два. В чем смысл? Они зачем демонстрируют такую исполнительность?
В. Брутер:
- Россия демонстрирует, что ко всем международным делам она относится гиперконструктивно. Это такая фишка.
С. Мардан:
- А это помогает нам во внешней политике, в реализации внешнеполитической стратегии?
В. Брутер:
- Я могу ответить вопросом на вопрос, но я скажу – нет.
С. Мардан:
- Хорошо, что вы не ответили вопросом на вопрос. Тогда я еще один риторический вопрос вам задам. Для нас, двух не нобелевских лауреатов, просто нормальных взрослых людей, очевидно, что это не работает. Более того, это гарантирует для России все новые и новые проблемы. Я имею в виду медийную прежде всего плоскость, дипломатическую плоскость. Почему для господ из МИДа это не очевидно, что вот эта игра в конструктив, она выставляет нас какими-то вечными клоунами?
В. Брутер:
- Господа из МИДа не принимают решения по этому вопросу, они только исполнители. Что касается ситуации, то если вы интересуетесь спортом, вы можете посмотреть за очередным скандалом в Российском антидопинговом агентстве, который имел место вчера. Это обычные истории. К сожалению, когда ты прогибаешься под давлением Запада, Запад понимает, что ты слаб, и начинает давить сильнее. Эта история длится десятилетиями, если не столетиями.
С. Мардан:
- Давайте не будем сейчас брать столетия, потому что государство, в котором мы с вами сейчас живем всего 30 лет, оно возникло, оказывается, в 1991 году, а вот эта модель вечного прогибания перед Западом… Хотя это пропагандистское клише, я по-другому сказал бы – желание понравиться вот этим господам в хороших костюмах. Оно сразу возникло в 91-м, оно исчезало хотя бы на какое-то время или оно всегда в нашем дискурсе, в нашей политической жизни есть, и это данность, нам надо смириться с этим?
В. Брутер:
- Я отвечу более сложно. Я по этому поводу несколько раз приводил уже очень неприятную аналогию. Я всегда говорю о том, что культурная революция в Китае была той прививкой, тем иммунитетом, который позволил потом событиям на Тяньаньмэнь развернуться в другую сторону.
С. Мардан:
- Объясните.
В. Брутер:
- Патриотизм должен прививаться. Он в таких странах, как Россия или Китай, сам по себе не возникает. Потому что ситуация, когда мы маленькие, слабые, непонятные сами себе, имела место среди российской или китайской интеллигенции и интеллектуалов всегда в современный период истории. Она имела место даже во времена борьбы (не приведи Господь) с космополитизмом. Потому что всем хотелось быть похожими на тех и никому не хотелось быть похожими на этих.
С. Мардан:
- Я правильно вас понимаю, что китайцы избавились от комплекса собственной неполноценности именно во время культурной революции, перебив эту свою недорезанную интеллигенцию, а у нас интеллигенция (в широком смысле) в 91-м пришла к власти, и вот эти комплексы дальше репродуцируют на всю и внутриполитическую, и внешнеполитическую жизнь?
В. Брутер:
- Второе правильно. Первое я не хотел бы, конечно, в качестве аналогии высказывать. Я бы мягче сказал. Просто сам по себе факт имел место, и он позволил людям мыслить несколько другими категориями. Они были уверены в своей правоте, когда самыми жестокими мерами разгоняли всю эту толпу.
С. Мардан:
- Мне очень нравится эта идея, которую вы сформулировали. Я бы ее, честно говоря, потом еще раз потом обсудил бы как тему. Давайте попробуем ее все же закончить. А вот сталинский период вызывает у вас аналогию с культурной революцией китайцев, борьбу с этим внутренним комплексом неполноценности?
В. Брутер:
- Только отчасти. Скорее нет. Дело в том, что все-таки сталинский период не закончился демонстрацией некоего позитивного сценария.
С. Мардан:
- Ясно. Вернемся теперь к этой истории с ОЗХО. Как вы считаете, какая стратегия была бы для России наиболее оптимальной в этой бесконечно тянущейся даже не драме, а каком-то водевиле с отравлением Навального, - полное молчание, игнор? Или, может быть, действительно демонстрация такой открытости может стать определенным выходом? Вы бы какую стратегию выбрали?
В. Брутер:
- Я бы выбрал смешанную стратегию, которая заключается в том, что мы отвечаем только на конкретные факты и на конкретные доказательства. Нет доказательств - нет ответов. Это получается, как вчера с российским представительством при НАТО. Как бы нужно еще раз наехать – значит, шпионы, значит, закроем еще одну контору. Точно так же и здесь. Не будет ответа или будет слишком много ответов – обязательно найдут повод, чтобы зацепиться.
С. Мардан:
- А какой должен был бы быть ответ, если вспоминать и вчерашнюю историю с высылкой дипломатов из штаб-квартиры НАТО, и эту историю с ОЗХО? У России реально есть какие-то возможности для адекватного ответа?
В. Брутер:
- Да, конечно. Главный ресурс России – возможность контактировать с ней. Запад очень боится, если Россия будет уходить из-под контакта.
С. Мардан:
- Вот оно что. То есть открытость России – это есть и слабость России?
В. Брутер:
- Они давят - Россия открыто идет на контакт. Они, естественно, считают, что правильно давят.
С. Мардан:
- Вы просто поставили меня, честно говоря, в тупик такой безнадежностью. Потому что я понимаю, что смена стратегии невозможна.
В. Брутер:
- Я надеюсь, не коммунистический тупик.
С. Мардан:
- Да хуже. Даже коммунистический тупик имел, в общем, некий просвет или, по крайней мере, мы на него надеялись году в 89-90-м. А то, что происходит сейчас, представляет из себя глухую стену. Да, вы совершенно правы в том, что МИД, по большому счету, выражает просто политику и взгляды высшего политического руководства России, которое нацелено на тех самых наших внешнеполитических партнеров.
Спасибо большое, Владимир Ильич. Я не буду вас дальше подставлять и задавать вам провокационные вопросы, за которые вам потом могут предъявить ваши ответы, возьму удар на себя.
Друзья мои, мы обязательно эту идею как-нибудь обсудим – открытость России: сила или слабость, выбранная стратегия этой транспарентности, встроенности в международные институты, что оно реально стране принесло за последние десятилетия? Никто на это не обращает внимания, все время по верхам. И только Владимир Брутер сформулировал очень верно. Мне кажется, это стратегическая слабость, которая раз за разом, скандал за скандалом загоняет Россию постоянно в зловонную яму скандалов, и мы из нее выбираемся, извините, все время в говне. И даже отмыться не успеваем, как снова попадаем в очередную выгребную яму, из которой снова выбираемся, все вымазанные в говне. Это может быть Навальный, это может быть Башар Асад, это может быть скандал с допингом, это может быть какой-нибудь очередной политический деятель типа Ходорковского, или писателя Дмитрия Быкова, или гомосексуалистов. Постоянно. И постсоветская Россия за 30 лет так и не выработала хотя бы медиастратегию, как на это реагировать. Нас цепляют – мы реагируем, мы втягиваемся, и нас разводят, как лохов позорных. Так стыдно иногда бывает. Да такое иногда? Все время стыдно. И сейчас - в очередной раз.
