Дворцевой: «Впервые в истории России наша актриса получила главный приз в Каннах, об этом вообще никто не говорит»
Скачать передачу [mp3, 37.5 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
С. Мардан:
- И снова здравствуйте! Со мной в студии Надана Фридрихсон. И у нас в гостях режиссер Сергей Дворцевой и Вадим Коженов, президент федерации мигрантов России. Будем говорить, как это ни странно, про остросоциальное кино в России. Возможно оно или нет? И какими чревато последствиями?
Н. Фридрихсон:
- И мы поговорим про фильм «Айка». Сергей режиссер этой картины. Фильм затрагивает очень острую проблему – проблему миграции в России. И фильм был представлен на всяких международных мероприятиях, в том числе на Каннах. Попал в шорт-лист «Оскара», однако возникла проблема. Режиссер, насколько я понимаю, затянул съемки и деньги, которые были взяты у Минкульта в размере 28 миллионов рублей, вовремя фильм не был снят, на вас стали вешать штрафы. И на сегодня ваш долг перед Минкультом России составляет 7 с половиной миллионов рублей. Как собираетесь отдавать?
С. Дворцевой
- Как отдавать? Это шок для меня был – узнать, что до конца этот штраф будут применять.
Н. Фридрихсон:
- Вы же подписывали бумаги. Там это было прописано.
С. Дворцевой
- Это было прописано не 7 с половиной миллионов, а что штраф какой-то будет набегать ежедневный, но дело в том, что я не мог, что я мог сделать? Мне, а вы знаете, вы под штрафом. Что теперь? Остановиться и не снимать фильм? Сказать, знаете, я под штрафами и убегаю тогда.
С. Мардан:
- Вы же и продюсером были, так я понимаю?
С. Дворцевой
- Я был одним из продюсеров.
С. Мардан:
- Генеральным?
С. Дворцевой
- Нет. Я с российской стороны был главным.
С. Мардан:
- Документы вы с Минкультом подписывали?
С. Дворцевой
- Да.
С. Мардан:
- Мы обсуждаем не экономическую модель, как устроен современный российский кинематограф. Думаю, что он утроен примерно так же, как и европейский. Часть денег берется с рынка, часть получается через фонды, федеральные или нет, не имеет значения.
Вы просто выступили с таким программным заявлением на «Медузе», там они еще заголовок прекрасный написали, что вам нечего есть и злобный Мединский как бы доводит вас до последней степени отчаяния. Правда, чтобы мы выяснили окончательно эту историю, вы договор читали, когда получали деньги?
С. Дворцевой
- Понимаете, это можно интерпретировать как угодно можно, давать любой заголовок, что я там говорил, там каждое слово правда. И, конечно, я читал договор. Но когда я подписывал договор, я не знал, что фильм будет долго сниматься. Я же не планировал брать деньги и с ними исчезать, появиться через шесть лет. Когда пошла первая задержка по натуре, потому что погода была совершенно другая, год, второй, потому что вся история происходит в снежную бурю, а снега не было, как и сейчас, два года подряд. И я рапортовал все время в Министерство культуры, что у меня есть задержка, она связана с тем-то и с тем-то.
Н. Фридрихсон:
- Они вам что отвечали?
С. Дворцевой
- Я написал кучу объяснений там. Мне отвечали, что вам будет назначаться штраф? Я говорю, знаю. А что мне теперь делать, спрашиваю.
С. Мардан:
- Наверное, ехать в район Златоуста, где есть снег. И снимать там.
С. Дворцевой
- В район Мурманска я и поехал. И две экспедиции туда организовал. Снега там навалом. Проблема с другим. В Мурманске совершенно по-другому люди двигаются на улицах. Они там ходят медленно. А мы снимаем фильм, чтобы его смотреть на большом экране. И это сразу видно. Это другая совершенно фактура.
Н. Фридрихсон:
- Даже с вами спорить не буду, красивая и качественная картинка всегда приветствуется. Объясните другие. Я так понимаю, вы брали на картину 28 миллионов у Минкульта. Суммарный бюджет был 100 миллионов. Другие деньги вы нашли у китайских инвесторов и так далее.
С. Дворцевой
- Пять стран участвовало.
Н. Фридрихсон:
- Вы понимаете, что по срокам опаздываете. Долг капает. Тогда еще не 7 с половиной миллионов. Почему вы не взяли деньги у тех же китайских инвесторов, не перекрыли долг Минкульту, который был ниже, чем 7 с половиной миллионов? И не продолжили уже съемки на деньги инвесторов.
С. Дворцевой
- Вы спрашиваете совершенно не понимая ситуации.
С. Мардан:
- Я не хочу, чтобы мы говорили, как устроено финансирование кино. Это никому не интересно. Мы эту историю сейчас обсуждаем в радиоэфире не потому, что что-то не сложилось с финансированием. Мы обсуждаем потому, что звучали и звучат обвинения, что наезд со стороны Минкульта бывшего министра Мединского связан с тем, что Сергей снял неугодное кино, на острую тему, которую режим не желает видеть на своих экранах. Поэтому он подвергается преследованию. Вот что я почерпнул из социальных сетей, из комментариев текста на «Медузе». Многим задерживают производство кино, никого не задерживают и не прессуют прислать судебных приставов. В этом ситуация или нет?
С. Дворцевой
- Можно по-разному интерпретировать, что ты и должен, ты понимал, знал и подписывал. Мы все это говорим, будто бы я работаю директором кирпичного завода, и вот я должен был поставить энное количество кирпичей куда-то. И не поставил. Кино – это не кирпичи. Это художественное произведение. И возникают проблемы и сложности. Тогда надо было Толстому запретить писать «Войну и мир», потому что он долго писал.
С. Мардан:
- Толстой жил на свои. Ему поместья приносили 25 тысяч рублей годового дохода.
С. Дворцевой
- Другой пример. Был такой режиссер Тарковский.
С. Мардан:
- Это была советская власть, не актуально. Она не считала. Тем не менее, там был график съемок и все такое.
С. Дворцевой
- Так он снял 90% фильма и сказал: я снимал неправильно. Либо переснимаю, либо отказываюсь от фильма.
С. Мардан:
- Вы не Тарковский и мы живем не в СССР.
С. Дворцевой
- Знаете, когда Тарковский делал этот фильм, он не был Тарковским.
С. Мардан:
- Мы живем не в СССР.
С. Дворцевой
- Простите, тогда это очень жаль, если мы сегодня так относимся к кинематографу, что это как кирпичи.
С. Мардан:
- Скажите мне главное. Прямой вопрос, прямо ответьте. Эта тема разыгрывается влиятельными кинокритиками. Они прямо говорят, что Минкульт вас прессует, потому что вы сняли политически неправильный фильм.
С. Дворцевой
- И что я должен ответить вам?
С. Мардан:
- Это так или нет?
С. Дворцевой
- Откуда я знаю? Я сделал остросоциальную картину. Есть формальный повод, она делалась дольше, чем положено. Вот смотрите, у нас есть пять стран. Везде мы брали деньги, это фонды, какие-то организации. И во всех странах мы спокойно договорились, что есть задержка с производством фильма. Они спрашивают: почему? Я объясняю.
Н. Фридрихсон:
- В договоре было прописано?
С. Дворцевой
- Что?
С. Дворцевой
- Конечно.
Н. Фридрихсон:
- Там были прописаны условия, что мы не будем вешать штрафы в случае…
С. Дворцевой
- Там нет никаких разговоров про штрафы.
Н. Фридрихсон:
- А здесь в договоре был.
С. Дворцевой
- Какая разница? Везде можно договариваться. Там тоже наказывают. Если человек исчезает с деньгами или снимает что-то, что совершенно… Там тоже наказывают. Но там разбираются с каждой картиной.
Н. Фридрихсон:
- Что должен сделать Минкульт, по-вашему, сейчас, чтобы инцидент считать исчерпанным?
С. Дворцевой
- Понимаете, со мной это надо решать индивидуально. На мой взгляд, надо отменить эти штрафы.
Н. Фридрихсон:
- Простить вам долг?
С. Дворцевой
- Да. Секунду! Это не долг. Мне говорят, ты в списке должников. Картина ничего не должна. Эти деньги были – субсидия на фильм, невозвратная. А вот это – это штраф. Просто наказание.
В. Коженов:
- У меня ощущение, что через стенку сидят приставы. У вас обычно тут хорошо.
С. Мардан:
- А вы-то как думаете? В истории есть политическая составляющая или это критики типа Долина ее из пальца высосали?
В. Коженов:
- Я считаю, что политической составляющей в ней нет. Но история реальная. Она очень хорошо и вовремя поднятая. Эта история завоевала независимые и хорошие награды в Европе, это говорит о том, что она снята качественно и четко. А дальше мы хорошо понимаем, как устроена бюрократия, что есть какой-то сотрудник, у него идет ответственность за то, что надо контролировать сроки. Он пишет докладную, что сроки сорваны. Все это пошло по цепочке.
Н. Фридрихсон:
- Это была Ольга Любимова? Это она курировала?
В. Коженов:
- Я не знаю. Но смысл в чем, на мой взгляд. Новый министр, если он себя хочет хорошо показать…
С. Мардан:
- Он должен разрулить этот вопрос.
И с нами на связи Марк Рудинштейн, известный кинопродюсер. Здравствуйте! Существует ли у нас цензура в кино?
М. Рудинштейн:
- Еще бы.
С. Мардан:
- Как вам работалось-то? Кто знает про цензуру больше, чем вы.
М. Рудинштейн:
- Я не знаю, кто знает про цензуру больше, чем я, но то, что цензура у нас существует и довольно сильная. Дело в том, что у нас настало время неразберихи. У нас не лицензируется выход каких-нибудь американцев, иностранных фильмов, которые проходят против нашей политики. А вот цензура, которая существует наших фильмов, если кто-то заикнулся, как говорил наш бывший министр культуры, если кто-то снял говняшки, то вот эта цензура существует. И довольно такая наглая и беспардонная. Я имею в виду историю с фильмом Звягинцева. А что случилось с этой картиной, я не знаю, о которой вы сейчас говорите.
С. Мардан:
- А как цензурируется выход или не выход фильма?
М. Рудиншейн:
- Они и Звягинцеву дали деньги!
С. Мардан:
- А зачем дали? Я бы не дал, например.
М. Рудинштейн:
- Никто же не знает, что получится.
С. Мардан:
- Как никто не знает? И так понятно, что он снимет русофобское кино про рашку-говняшку!
М. Рудинштейн:
- Да. Никто не знает. Они ему давали на картину деньги, не ожидая, что будет. Хотя Звягинцев ни в коем случае не снимал картину про рашку-говняшку.
С. Мардан:
- Значит, там сидели наивные люди, которые получали сценарную заявку, где написали, что в фильме все умерли, церковь построили бандиты и во власти одни мерзавцы. И они не понимают, думают, что будет трагическая история. И дают под нее 30 миллионов рублей. Мединский и его присные – такие наивные люди? И нынешний министр, она же полтора года занималась кинопоказом. Что-то мне не верится.
М. Рудинштейн:
- Они не такие наивные люди. Дело в том, что они дают деньги, из этого получается какое-то кино, потом кто-то в Думе или где-то, кому-то это не понравилось. Начинается крик. Одергивают министра культуры или кого. Он пугается. И начинает закрывать картину. Или не давать ей хода. Или придумывать какой-то прокат беспросветный. Вот в чем дело. У нас ведь что происходит? Вон сказал Ургант что-то по телевизору, вдруг выскочила откуда-то какая-то организация и чуть ли давайте его в тюрьму сажать! То же самое с фильмом Звягинцева, то же с «Айкой».
Они не запрещают, они создают неудобный прокат.
С. Мардан:
- Ясно. Спасибо большое!
Вы мне хотите сказать, что 50-летний человек, который прошел 90-е годы, может испугаться какого-то дурацкого звонка из Госдумы?
Н. Фридрихсон:
- Ты про Мединского?
С. Мардан:
- Про Мединского. Еще как может.
С. Мардан:
- Это устроено совершенно не так.
В. Коженов:
- Категорически не согласен. Мне кажется, что очень легко напугать.
С. Мардан:
- Мединского теперь нет. Жизнь должна наладиться. Свобода пришла. У нас перестройку президент объявил! Денег дадут! И вы будете снимать по два фильма в неделю про мигрантов!
В. Коженов:
- Я не знаю, что вы сегодня курите, но мне нравится ваш эфир. Он прекрасен!
Легко депутат напугает министра при должном упорстве. Депутат – это человек, обладающий достаточным количеством свободного времени, чтобы бегать и ругать министра. А министр занятой и у него куча работы.
Н. Фридрихсон:
- Мединского было легко напугать?
В. Коженов:
- Думаю, да,
Н. Фридрихсон:
- Сергей снимал фильм, тема такая, сложная. К Мединскому бегут люди с криком, смотрите, что он снял!
В. Коженов:
- Я не слышал критики в адрес этого фильма ни от кого. Поэтому и не склонен видеть в этом политику и так далее. Просто по линии нашей классической бюрократии, когда подходят по формальному признаку, смотря в бумажки и не смотря на результат.
С. Мардан:
- Мне кажется, что вы бюрократией называете элементарный порядок.
В. Коженов:
- Это не порядок. Главное – руководствоваться здравым смыслом в любом деле.
Н. Фридрихсон:
- Стоп! В Каннах фильм был представлен от Казахстана!
С. Дворцевой
- Неправда. Картина совместная российская, прежде всего. И я российские режиссер. И больше средств было вложено российских. Российско-казахстанско-германско-польско-китайская. И в Каннах фильм получил приз за лучшую женскую роль.
Н. Фридрихсон:
- И фильм был от России.
С. Дворцевой
- От России. Это впервые в истории и СССР, и России, и Казахстана наша актриса получила главный приз в Каннах! Об этом вообще никто не говорит!
Картина о серьезной российской проблеме сегодняшнего дня. Он этом никто не снимал почему-то. Потому что эта жизнь закрытая и ее не так просто увидеть. И то, что есть в фильме, многие москвичи просто говорят, что такого у нас быть не может. Оказывается, может. Мы этого не видим. Просто ходят люди… Мне кто-то сказал, а, Дворцевой, он снимает из жизни насекомых. Вот так мы относимся к этим людям.
Н. Фридрихсон:
- Прецедент будет неприятный, если вам простят долг. Потом другие придут и скажут…
С. Мардан:
- Никто никакой долг не простит. Мединский – он про другое. Он был первый нормальный министр, который в сфере культуры заставил всех жить по закону. Музейщиков, киношников, театры.
С. Дворцевой
- Более того, эти деньги не нужны бюджету.
С. Мардан:
- Итак, мы обсуждаем про высокое, про культуру. Сергей Дворцевой снял кино про нелегкую судьбу женщины-мигрантки, которую тут мучают и насилуют проклятые русские.
Н. Фридрихсон:
- Трейлер надо делать.
С. Мардан:
- Мы орем по поводу того, что про нелегкую судьбу мигрантки, которую насиловали проклятые русские, Минкульт требует с режиссера семь миллионов рублей. А платить их нечем, потому что не сложилось, не было снега.
С. Дворцевой
- Простите, фильм не про это. Ребята, мне при этих словах остается просто встать и выйти. Так нельзя делать. Вы говорите со мной, с автором. Я делал картину не об этом.
Н. Фридрихсон:
- У Сергея просто такое чувство юмора идиотское.
С. Дворцевой
- Чувство юмора не все люди понимают. Я ценю чувство юмора, но это серьезные вещи. Мы сейчас говорим о серьезных вещах, а вы меня ставили в дурацкое положение какого-то клоуна.
С. Мардан:
- Мы говорим о цензуре. Я не понимаю, на что живут люди, которые страдают от цензуры и при этом получают деньги от Минкульта. Я хотел выступить в защиту бывшего министра. Пока он был действующим, чего за него впрягаться!
В. Коженов:
- Думаю, что у него и сейчас все неплохо.
С. Мардан:
- А сейчас в него полетели тонны говна. А теперь я хочу сказать, что он молодец. Я с Мединским могу не совпадать в чувстве прекрасного. Ему нравится «28 панфиловцев», а я считаю, что это патентованное говно, на которое не надо было давать деньги.
Н. Фридрихсон:
- Мединскому нравится профессор Соколов, а нам всем фильм «Джокер».
С. Мардан:
- Главное, чем был хорош Мединский, я говорю без иронии, он попытался навести порядок в этом бардаке, который ему остался от Швыдкова, от Авдеева, от прочих. Здесь деньги тратили кто как хотел.
Я знаю, что Мединский делал в музейном деле, когда он заставил их жить по бюджетам и объяснить, почему в штате музея, в крошечном триста человек. С них стали спрашивать, почему. То же самое началось в театрах. Все его объявляют как ретрограда, который всех заставляет перед общим собранием прочитать «Отче наш»…
В. Коженов:
- Вы путаете министра культуры с прокурором. Министр культуры должен мыслить логикой. В чем смысл задачи министерства. Нести культуру в массы. Идеи и новые концепции. Люди дали денег на фильм. Фильм снят. Хороший? Да. Фильм получил высочайшие награды, которых раньше никогда не получали фильмы из России. Да, сорваны сроки. Надо смотреть в суть. Да, пусть придет прокурорская проверка и скажет, что у вас были нарушения, но министр своим росчерком пера сейчас может заключить допсоглашение. Министерство легко делает допсоглашение, что мы делаем эти сроки можно простить. Число и подпись. Потому что министерство считает полученный результат достойным той субсидии, которая была потрачена на этот фильм.
С. Дворцевой
- Я предлагал и это. Это было последнее предложение, которое мы сделали. И разное. Поймите, все время витает в воздухе это слово «долг». Никакого долга нет у фильма. Это штраф. Наказание за единственное нарушение, что он делался дольше, чем планировалось.
В чем смысл наказания? Картина сдана, сделана, получила награды на крупнейших фестивалях мира и была в шорт-листе «Оскара». В чем смысл наказания? Потому что делался долго. Что такое сорваны сроки? Когда строят мост, сорваны сроки, а должен поехать поезд, это сорваны сроки, потому что поезд стоял. А что в фильме сорвано? Картина просто сделана чуть позже, но она участвовала в Каннском фестивале.
С. Мардан:
- А на какой срок вам давали деньги?
С. Дворцевой
- Формально сначала было два года, потом там продлевали год.
С. Мардан:
- Дали на два, а сняли за шесть.
С. Дворцевой
- И что дальше? В чем тут нарушение?
С. Мардан:
- В сроках.
С. Дворцевой
- А почему такое несоразмерное наказание? За что 7 с половиной миллионов?
С. Мардан:
- Почему оно несоразмерное?
С. Дворцевой
- Это произведение искусства. Это не кирпич, не рельсы и не паркет.
С. Мардан:
- Я, честно говоря, думал, что кино с момента его изобретения всегда снималось ради денег.
С. Дворцевой
- Вы ошибаетесь.
С. Дворцевой
- А Тарковский ради денег?
С. Мардан:
- Конечно. Хороший гонорар получал.
С. Дворцевой
- Кто?
С. Мардан:
- Тарковский.
Н. Фридрихсон:
- Я правильно понимаю? Есть коммерческое кино, которое снимают, чтобы заработать. И есть кино, простите за пафос, как искусство.
С. Дворцевой
- Вы произнесли ровно то, что нужно. У нас каша в головах. Почему кино делается ради денег? Во всем мире всегда есть коммерческое кино, которое для того, чтобы продать как помидоры. Есть кино, которое является киноискусством. Во всем мире. И оно поддерживается государством. Не душится на корню, а поддерживается. Для меня сейчас стоит вопрос, заниматься ли кинематографом дальше. Это серьезный вопрос.
Вы говорите, что у вас там с зарплатой? Я живу очень скромно. И моя группа получала по 20-30 тысяч рублей в месяц. Мои люди. Нельзя так голословно говорить за всех! Это обывательское выражение.
У нас все так делается. У нас сначала никто не следил, как расходуются деньги, а теперь давайте всех под корень! И не будем разбираться. Кто как делал картину, почему она делалась дольше.
Н. Фридрихсон:
- У вас есть надежда на нового министра культуры, на Ольгу Любимову?
С. Дворцевой
- У меня есть надежда. Я хотел бы разговор увести от политической стороны. Я делал картину не политическую. Я делал картину о частной судьбе девушки, естественно, социальную. Она живет в Москве. И, конечно, я старался, чтобы картина была максимально точная к действительности. И хотел, чтобы она имела резонанс по отношению к людям, о которых я говорил.
Я рассчитываю, что что-то изменится, потому что для меня Ольга Борисовна, я ничего не говорю плохого в сторону Мединского никогда. Я думаю, что это работа, которую каждый делает.
Н. Фридрихсон:
- У вас нет претензий к Мединскому?
С. Дворцевой
- У меня нет частных претензий к нему, он выступает как глава министерства культуры. Здесь не просто Мединский, это система, которая так работает. Претензия к системе финансирования и критериев кинематографа.
Надеюсь ли я на Любимову? Надеюсь. Я человек наивный, надеюсь. Думаю, что здравый смысл возобладает. И я хочу, чтобы Ольга Борисовна разобралась и поняла, в чем там проблема. И просто решила этот вопрос.
С. Мардан:
- Завершаем тему про страшную цензуру. Подведем итог. Раньше у вас был только Мединский. Ужасный. Теперь Мединский перемещается в Кремль на должность помощника президента по культуре. И будет оттуда своими темными волосатыми щупальцами душить свободу. Вместо себя оставляет Ольгу Любимову. Женщина с подозрительно хорошими генами, из дворян. Папа – ректор ГИТИСа. Дедушка – один из лучших советских переводчиков. А прадеды губернаторы. Тайные советники и все такое.
И появился еще целый вице-премьер с медийным анамнезом – это вице-премьер Дмитрий Чернышенко. Я его называю вице-премьером по идеологии. Почему? Он практически коллега Мединского. В 90-е годы занимался рекламой. Мало т ого, что потренировался на рекламе МММ и все такое, у него за плечами руководство оргкомитета «Сочи-2014». Президент оценил. Чернышенко поруководил Газпром-медиа, очень понимает в пропаганде. И потом переместился в кресло целого вице-премьера.
Вопрос идеологии является не праздным. А там, где говорят вслух об идеологии, немедленно возникает тема цензура. Ласковые и добрые перебранки остались в прошлом про рашку-говняшку и все такое. Теперь, думаю, вопрос будет кардинально пересмотрен и нас ждет только патриотическое кино про Т-34, про 28 панфиловцев. Я считаю, что это хорошо. Я люблю фильм «Горько!». Я артхаус не люблю и не понимаю.
Единственное, что меня смущает, идеология будет строиться не по-ленински, а по-пелевински.
С. Дворцевой
- Вот вы сказали, что не любите артхаус. А вы «Айку» смотрели? Мы час говорим о фильме, который вы не смотрели! Это интересно.
Н. Фридрихсон:
- Мы говорили о ситуации вокруг фильма.
С. Дворцевой
- Вы говорите, что не любите артхаус. Так посмотрите сначала, потом любите или не любите.
С. Мардан:
- Теперь послушайте меня. Люди, которые снимают артхаус, они в России не востребованы.
В. Коженов:
- Пастернака не читал, но осуждаю.
С. Мардан:
- Но осуждаю. Вернемся завтра!
