Участник СВО: Киев угрожает своим солдатам - если сдадитесь, перебьем ваши семьи

Лучшие интервьюеры Радио «Комсомольская правда» беседуют с теми, кому есть что сказать.
Иван Панкин поговорил с реальным участников СВО, участвовавшего во взятии как минимум одного населенного пункта, что сейчас происходит в зоне боевых действий и как изменилась тактика за эти годы.

- С вами Иван Панкин. Сегодня у меня необычная беседа с военнослужащим, участником СВО, который прямо сейчас находится в отпуске в Москве. Я пригласил его в студию. Я не могу сказать, как его зовут, назвать его позывной, ни даже обозначить направление, где он служит. Все это связано, в том числе, с повышенной секретностью, которая связана с теми перестановками, которые прямо сейчас происходят у нас в Вооруженных силах. Интересно послушать мнение реального участника спецоперации, который не так давно участвовал во взятии как минимум одного населенного пункта.

Как оцениваешь, что сейчас происходит в армии? Сколько ты служишь?

- Я пришел не в первый год, я пришел за ленту в прошлом году. И сравнительно небольшой анализ могу провести с тем, что происходило в первые год-полтора. На текущий момент вполне себе рабочая обстановка. Мы, на мой взгляд, сделали выводы из первого года и начали действовать более поступательно и аккуратно, в том числе, для того, чтобы сберегать жизни личного состава.

- А что именно было сделано?

- Мы же туда въезжали с георгиевскими лентами, огромными колоннами. Мы работали, артиллерия работала сразу батареей. Двигались колонны классические. Когда поняли, что этот метод неэффективен, это все делать перестали. Все передвижения с максимальной маскировкой. Артиллерия уже не стоит в чистом поле. Отработали – ушли. Какая-то работа, связанная со штурмовыми действиями, тоже все с помощью ребят, которые работают удаленно. Это дронщики, РСЗО. Нет как таковых, да и не было, наверное, «мясных штурмов», как у хохлов. Все максимально четко и эффективно, по возможности, для достижения результата с минимальными потерями.

- Мы со временем к этому пришли?

- Естественно.

- Это тенденция последнего времени.

- Я неоднократно встречался с людьми, которые Афган прошли, есть ребята, которую первую и вторую чеченскую застали, сирийский опыт. Война на Украине не похожа ни на что. Это конфликт в 2024 году уже максимально удаленный. Здесь уже воюют дроны, РЭБ, стрелкотни очень мало. Да, конечно, есть воздействие артиллерии с той стороны, есть минометное воздействие, РСЗО, что коррелирует с предыдущими конфликтами. Но основные стрелковые взаимодействия с противником практически сведены до нуля. Нашим штурмовикам сложно подобраться, потому что дроны, потому что мины, удаленное воздействие. Но когда мы заходим в опорник, они поднимают лапки – и все.

- Прямо так легко сдаются? Мы уже третий год ведем СВО.

- Аккуратно ведем. Нужно понимать, что сейчас не 1943-1944 год. Нет той группировки, которая после операции «Уран», после Курской дуги давила, активно продавливала по трем направлениям немца. Сейчас мы действуем очень ограниченным контингентом. С учетом того, что с той стороны нет сложностей в разнообразии и применении вооружений. Им поставляют практически всё. Если мы в первый год удивлялись появлению «Байрактаров» в небе, то сейчас идет речь о том, что им истребители Ф-16 поставили. А на Поклонной горе стоит Abrams . Кто бы мог подумать об этом два года назад? Но что касается стрелкового боя, нет, на переднем краю, как правило, либо мобики, причем мобилизованные насильно, либо какие-то легионеры-иностранцы.

- Как ты можешь охарактеризовать сейчас ВСУ? Это так себе армия, или это крепкий противник?

- Они бьются. Я не могу сказать, что они увидели русского и сразу все сдались. Нет, некоторые бьются до последнего. Нужно понимать, что это такие же русские, только покалеченные, именно в голове покалеченные. С переформатированным сознанием. Они переделанные, но они русские.

- Ты с пленными общался?

- Да.

- Опиши.

- Есть упоротые, есть ребята, я с ними нет общался, но которые на позициях вплоть до того, что в подносе участвуют. Поднос воды.

- Они все так говорят: я тут два дня на фронте.

- Нет, с нашей стороны. Его взяли в плен, он таскал воду на наши передовые позиции.

- А что ему остается? А есть целый отряды, собранные из бывших ВСУшников.

- Есть. Все неоднозначно. Есть, конечно, упоротые, с промытыми мозгами, которые активно считают, что Бандера – их герой. Но есть и ребята, которые случайно там оказались. Сложность в чем? И мы неоднократно с этим встречались. Пленному задается вопрос: почему не сдался? Потому что командир по рации сказал. Их бросили, у них нет БК, нет провизии, но командир сказал по рации: если вы сдадитесь, мы вашу семью перережем. Вот пример, почему им нельзя сдаваться.

- Такое реально происходит на Украине?

- Я думаю, вообще запросто. С учетом того, что происходило в Мариуполе, что происходило с 2014 года, с учетом того, какие откровенно оголтелые нацики стоят там в верхних эшелонах власти, - вообще запросто.

- Ты общался с простыми пленными, которых можно обозначить «не виноват». А ты общался с мотивированными?

- Нет.

- С теми, кого ты назвал упоротыми.

- Нет. Прямо с нациками – нет. Они и в плен не сдаются. Они отходят назад. Там остаются те, кого с улицы забрали.

- Качество их экипировки и вооружения?

- Достаточно хорошее. Хорошие аптечки, хорошие американские турникеты – это такой улучшенный жгут. Это средство для остановки кровотечения. Они не ломаются на морозе. У нас зачастую те аптечки, которые приобретаются где-то на «Авито», можно приобрести с репликой турникета, который на морозе может лопнуть. Разнообразные пайки у них, кстати, невкусные, я пробовал.

- Я слышал, что хвалили итальянские. Один военнослужащий мне говорил: прям готов идти на НАТО с такими пайками. Это шутка, конечно.

- Я пробовал британский, мне не понравился.

- Как много иностранцев в рядах ВСУ? Натыкался ли ты на иностранцев?

- Только на трупов.

- Это что были за иностранцы?

- Это были колумбийцы, были негры, разные есть.

- А качество их подготовки и ведение боевых действий как можешь охарактеризовать?

- Сложно сказать, он мертвый. Они работают. Тут даже дело не в качестве подготовки, а дело в качестве тех средств, которыми они обладают. В том числе, для удаленного воздействия. Мы сейчас, к сожалению, как и в первые годы Великой Отечественной войны, по ряду направлений до сих пор на позиции догоняющих. Только если в Великую Отечественную войну это были танки и самолеты, то сейчас это дроны и РЭБ. Все из новостей знают, сколько безэкипажными катерами было потоплено кораблей Черноморского флота, и только сейчас начали работы по защите. Все прекрасно знают, что такое их FPV-дроны, как они начали работать, как в принципе парадигма современной войны изменилась.

Для сравнения, что такое современные FPV-дроны. Это некое устройство за 35-60-80 тысяч рублей, в зависимости от батарейки, маленький беспилотничек, к которому привязан выстрел от РПГ-7, либо с начинкой дополнительно пластидной, либо просто самоделка из пластида, осколочных элементов, шариков. И эта штука летит на два-три километра. Плюс ко всему у них есть прямая поддержка Илона Маска, у них есть Starlink. Поднимается «Баба-Яга» - это дрон такой большой, который напрямую связывается со Starlink, который работает не по вайфаю. Обычные дроны работают через вайфай, на этих частотах.

Поднимается эта «Баба-Яга» в воздух, связывается с оператором через терминал Starlink. Он может находиться в 5 километрах. В зависимости от того, сколько хватит батареи у этого дрона «Баба-Яга», на тот радиус он и уходит. Помимо того, что это может быть ударный дрон, он еще действует как ретранслятор. Вплоть до того, что к нему крепится несколько FPV, и в назначенный момент они просто сбрасываются, и у них заводятся винты. То есть они в воздухе заводятся и улетают.

Что мы имеем по итогу? Вот этот дрон-матку, который улетает на 5 километров, и от которого эти FPV отделяются еще на 2,5-3 километра. По факту мы имеем плечо доставки дешевого достаточно точного боеприпаса на 7-8 километров от оператора. Это тыловые позиции. Если техника не замаскирована, она будет сожжена. У нас пока таких технологий по ретрансляторам воздушным нет. РЭБы начали появляться, которые действительно действенные, в последнее время. Мы выдали эти ружья, они работают на 1400-1600 мегагерц, а они летают уже на 800. То есть это ружье уже просто-напросто не работает. И эта часть, она только-только начинает развиваться, и я очень рад, что она вчера была озвучена новым министром обороны.

- По беспилотникам.

- Да, по беспилотникам, по РЭБам, вообще в принципе как ситуация обстоит реально.

- Но это не свежий доклад Белоусова.

- Я понимаю, что это не свежий доклад, но я понимаю, что это доклад Верховному. Я понимаю, что эта история уже не замалчивается. Инструменты-то есть. Я своим куриным мозгом понимаю, что вот эти маленькие КБ можно собрать по стране, выделить наиболее эффективные, если именно от войск брать обратную связь, и модернизировать их производство, сделать, в том числе, поставить их на гособоронзаказы. Просто профинансировать, проинвестировать эти мелкие КБ. Ну, Москва же не сразу строилась, Королев не сразу начал ракеты в космос запускать.

- Ну, и не боги горшки обжигают.

- Совершенно верно. Нужно понимать, что мы – огромная страна, со всеми плюсами и минусами. Наша машина ВПК, она гигантская, она колоссальная, но в сравнении с Европой, с этими «блохами» (Литва, Латвия, Эстония, Польша)…

- Троебалты.

- Прибалты, да.

- Троебалты.

- Ты помнишь, наверное, из истории, что в этих странах как раз было сконцентрировано наукоемкое производство в Советском Союзе. И оно ведь там осталось, оно никуда не делось, и оно развилось.

- Ну, что-то осталось. Многое разогнали к чертовой бабушке.

- Тем не менее, оно там осталось.

- Европа после вступления этих стран в Евросоюз многое поглотила, многое разогнала. Не то чтобы к лучшему было, в том числе, вступление в ЕС.

- Речь о чем? Маленький ВПК, то есть вот этих «блох», очень просто переориентировать на выпуск какой-то строго определенной продукции. У них есть бюджеты, которые выделяются хохлам, которые распределяются между странами-участницами. Они ведь хохлам не достаются, они перераспределяются на изготовление какого-то вооружения. Несложно ведь организовать производство в какой-нибудь Литве, Латвии каких-нибудь дронов, выделив на это какие-то деньги, отпилив от них небольшой (или большой) кусок. Это несложно в рамках такой маленькой страны, которая – как пол-Москвы.

- Да, в целом небольшие.

- Это равносильно, как повернуть самокат яндексовский на 90 градусов или повернуть атомный ледокол.

- Разница есть, конечно. Сравнения у тебя интересные. Ты говоришь, что Прибалтика – это самокат от Яндекса, а Россия – это атомная подводная лодка.

- Ледокол.

- Хорошая, на мой взгляд, аналогия.

- Это сравнение ВПК. Мы поставили наши заводы, сейчас они работают в 4 смены. Как пишут западные СМИ, мы сейчас выпускаем 1 танк в сутки. Полковник США, такой дядька прорусский, говорит, что сейчас Россия выпускает 24 млн. снарядов в год. Да, мы можем, а вот наладить производство дронов на правительственном уровне – есть определенные сложности, потому что машина большая, и от этого никуда не деться, к сожалению.

- О сильных сторонах говорить легко и приятно. Давай лучше о слабых. Что бы ты назвал самым большим дефицитом у нас сейчас в подразделениях?

- РЭБ. Это основной дефицит. Опять же, я сужу по своему подразделению.

- Это средства радиоэлектронной борьбы.

- Да. Я сужу по своему подразделению. У нас нет недостатка в стрелковом вооружении, патронам, снарядам. Есть перекосы в одну или в другую сторону. При мне ребята заходили на позицию, у них было с собой по 2 гранаты, по 4 магазина.

- Этого более чем достаточно?

- Это очень мало.

- Я просто не могу разбираться в таких тонкостях.

- У нас у каждого, кто работает, у штурмов, кто на закрепе сидит, минимум 8-9 магазинов с собой. Плюс ко всему с собой еще БК тащат в разгрузке, россыпью. Гранат, сколько унесешь, столько и тащишь. Потому что гранат много не бывает. Мы же культурные люди, мы сначала пускаем девушку перед собой в помещение. Сначала заходит граната, потом еще одна граната, потом слепая очередь, а потом только ты.

- Заходим на Украину по-джентльменски.

- Да.

- Скажи, чем конкретно ты занимаешься на фронте.

- Штурмовик.

- Самая опасная работа, получается.

- Да.

- А почему ты стал штурмовиком? Это же, как известно, больше призвание, чем какая-то обязанность.

- Ну, вот такая работа.

- Все-таки, когда ты выбирал…

- Ты не выбираешь. Работа выбирает тебя.

- Как это происходит? То есть ты штурмовик теперь…

- Да. Здравствуйте, я - штурмовик.

- Как это произошло? Просто интересно. По каким-то характеристикам оценивают или еще как-то? Как назначают – ты штурмовик, разведка, еще кто-то?

- Понимаешь, нужно проявить себя в штурме, чтобы тебя взяли в разведку.

- А ты целенаправленно себя проявил или случайно в свое время?

- Изначально: ты – штурмовик. У нас такое подразделение просто, штурмовое.

- И работаешь, что называется, доволен.

- Да, работу люблю, в отпуск не хочу.

- Ты говоришь «хохлы». Как ты относишься к украинцам?

- Слушай, у меня дед с Украины.

- Дед еще жив?

- Нет, умер. Я отношусь к Украине как бывшей советской республике, как к бывшей части Российской империи строго позитивно. Это нужный кусок земли, который в свое время как раз был буферной зоной, который спас Москву от Гитлера и дал возможность нивелировать армию Наполеона, откатившись за Москву, Кутузову. Как раз та буферная зона, которая необходима, чтобы рассеять, размазать армию врага, которая пойдет на столицу. Я отношусь к Украине как к нашим исконно русским землям. Собственно говоря, и к украинцам – как к татарам, дагестанцам, якутам. Единственное, я не отношусь к Украине как к какому-то отдельному этносу. Как, собственно говоря, и к белорусам. Это русские люди. Да, у них есть определенные языковые различия, связанные с тем, что они находятся на тех территориях, которые, так или иначе, за века переходили из рук в руки, и там намешалось очень много всего, особенно, если посмотреть на западные области Украины или на нынешние южнорусские земли, на Донбасс. Там же очень много народностей проживало испокон веков, эти земли были крайне интересны, западные территории, где сейчас Белоруссия находится. Даже если взять Калининград, там вообще немцы жили. Очень много народностей, которые, так или иначе, между собой попереженились, и какие-то обычаи, какие-то языковые особенности сохранились. Тем не менее, я не считаю их отдельным этносом, как, к примеру, якутов, чукчей, тех же дагестанцев, татар, которые в Республике Татарстан и Республике Башкортостан проживают, чеченцев. Несмотря на то, что все мы русские, но это отдельные этносы, именно этнос, который сохранился. Украинцы – не этнос. Украинцы в моем понимании – это как сибиряки. Ну, просто они «у края» находятся, вот и всё.

- Мне нравятся элементы такого собственничества, когда ты сказал «нужный кусок земли». И в этой связи вопрос. Мы все-таки присоединяем Украину или освобождаем ее, по твоему мнению? Меня мнение солдата интересует.

- Мы освобождаем ее от нацизма. Ну, что такое в моем понимании денацификация и демилитаризация? Денацификация. Я где-то с полгода назад увидел очень хорошее определение по 4 тезисам: патриотизм, национализм, нацизм, фашизм. Что такое патриотизм? Это когда я люблю свою Родину. Что такое национализм? Я люблю свою Родину настолько, что считаю ее лучшей в мире, и все остальные – это, условно говоря, грязь под ногтями. Что такое нацизм? Я люблю свою Родину настолько, что все остальные, «грязь под ногтями», жить недостойны. Что такое фашизм? Это, по сути, тот же самый национализм, но на государственном уровне.

Что мы видели из рук Зеленского? Это выдача орденов националистическим батальонам. То есть эта поддержка именно нацизма идет на государственном уровне. И такие оголтелые нацики, мы их видели на видео, те, которых выводили из «Азовстали». Они все там в свастиках, в татуировках Гитлера.

- Ну, недаром тот же «Азов» и прочие запрещены в России.

- Совершенно верно. Возвращаясь к вопросу о том, что мы делаем на Украине. Мы ее денацифицируем. В данном случае что значит «денацифицируем»? Знаешь, как траву подстригают, мы убираем нацизм.

-Приводим в порядок?

- Да, приводим в порядок. Как это будет реализовано, сложно сказать. Ну, сейчас сложно сказать, потому что Киев мы еще не взяли, да, над Радой нет еще нашего флага. Но, я думаю, что это будет. И так или иначе, произойдут референдумы и мы абсолютно легитимно присоединим к себе эти области.

- Хорошо. Теперь я спрашиваю мнение солдата на вот какой счет. И ты здесь можешь быть совершенно откровенен, потому что никто не знает, кто ты. И не узнает. Я, как журналист, имею право сохранять тайну. Вопрос следующий. А ты веришь в то, что и над Киевом будет реять российский триколор, ну и дальше, и вообще, вот как ты считаешь, где, в каком месте закончится специальная военная операция? И в плане присоединения тоже, раз уж ты об этом заговорил. То есть, я намекаю на то, что и Львов тоже вроде бы как бы… Или нет?

- Специальная военная операция закончится тогда, когда будут выполнены два условия специальной военной операции.

- Ну, ты же знаешь, что это общие слова.

- Это абсолютно конкретные, на мой взгляд, слова. Они просто многим непонятны.

- Я сказал про присоединение. Про референдум.

- Я сказал про освобождение. Я сказал про ненацистскую администрацию. И соответственно там уже референдум. Это абсолютно легитимные, демократические инструменты определения общества и социума, проживающего на территории, для того, под чьим флагом они хотят жить и растить детей. Это не какие-то там референдумы. Нет. Это абсолютно легитимные, демократические, если угодно, средства. Мы не захватываем, мы освобождаем. То, что мы заходили туда с георгиевскими ленточками, еще раз это подтверждает.

- Да, но вопрос-то остается. Где, как ты считаешь?

- Там, где будет подписан акт о капитуляции. Я думаю, что будет капитуляция.

- Я правильно тебя понимаю – это важно проговорить, обозначить, потому что, в первую очередь, всегда интересно мнение военнослужащего, который непосредственно выполняет боевую работу – вся территория Украины должна быть в каком-то смысле подчинена Москве и Кремлю?

- Я не думаю, что она вся будет подчинена непосредственно Москве и Кремлю. Я думаю, что это будет все-таки на каких-то областях какая-то республика. Слухов очень много.

- Типа буферной зоны?

- Типа буферной зоны, да. Но с лояльным…

- Типа непризнанной территории какой-нибудь. Я правильно понимаю?

- Слушай, я не знаю. Ну, вот я достаточно силен в истории и в политике, но не настолько, чтобы там пытаться предугадать, что в голове у Главкома.

- Хорошо, акт о капитуляции тебя вполне удовлетворит, как военного, да? Ты не будешь считать, что тебя, как военного, обманули каким-то образом?

- Нет.

- Просто ты слышал наверняка, у тебя есть телефон и даже на фронте вы, я знаю, поглядываете на то, что происходит у нас здесь, грубо говоря. И вот эти разговоры о переговорах, о заморозке, как ты к ним относишься?

- Строго отрицательно. И сейчас они минимально вероятны. Мы попытались. Мы сделали красивый жест. Мы в очередной раз показали, что мы готовы к переговорам на наших условиях, а наши условия, повторюсь, это денацификация и демилитаризация Украины. Они не были к этому готовы, они саботировали переговоры, хотя документы уже были парафированы, хотя все уже было готово. Но этот чубатый с Англии сказал – эге-гей, русским нельзя верить, давайте воевать до последнего украинца! Те взяли вазелин и пошли на фронт, смазав себя сзади. И тогда мы зашли уже по-серьезному. И тогда мы зашли уже по жести.

Что мы сейчас видим там в последнее время? Как там бралась та же самая Авдеевка? Как сейчас работают на Харьковском направлении? Работают авиация с ФАБами, с УПМК. То есть, что мы встречаем с запада? Мы встречаем с запада ракетное вооружение, поставляемое западом, которое они вынуждены подтягивать к границам, куда долетают уже наши ФАБы те же самые. Ну и там какое-то бомбовое вооружение, такое уже управляемое, но очень и очень дорогое. И плюс ко всему для этого нужны средства, нужны летаки хохляцкие, которых у них не так много, как им бы хотелось, и небо все-таки так или иначе оно за нами. И мы со своей стороны, которые выпускают сравнительно дешевые ФАБы с УПМК, с вот этими крыльями, бросаем их на такое-то количество километров, далеко. По факту имеем просто уничтожение там линии фронта, превращение в руины каких-то укреплений с последующим заходом туда наших бронетанковых и штурмовых групп. Они начали применять кассетное вооружение? Вообще вопросов нет – мы начали применять кассетное вооружение. Только наши «кунфу» сильнее. У них там кассетки либо минометная история, то есть, 120-й миномет. Она неприятная, она зачастую очень болезненная, нередко даже смертельная, но то, что применяем мы сейчас, ограниченно применяем мы, работает по площади в несколько гектаров. То есть, площадь поражения осколками с кассетки, которая применяется со 120-го миномета или со 120-й гаубицы, в районе 2-3 соток, если огородными мерками говорить. Мы же в несколько гектаров покрываем площади. Во всяком случае, с дронов это выглядит очень красиво.

- Что скажешь про качество тех вооружений, которые им передают? Я про те же винтовки М-16, М-4? Они лучше или хуже наших автоматов Калашникова? И про подобные средства ведения боя что ты скажешь?

- Ну, это достаточно общеизвестный факт. Смотря что ты считаешь лучше или хуже. Все знают прекрасно, и это факт, что М-16 более точные. За счет того, что у них…

- Ну, и у нее кучность меньше.

- Кучность, наоборот, больше. Но это же сделано в ущерб тому, как ты можешь ее эксплуатировать. Я недавно пересматривал фильм «Солдат Джейн», там у них все с контрацептивами на стволах бегают. Даже на пулеметах.

- Фильм с Дэми Мур, да, известный?

- Да. Наш же автомат Калашникова ты в грязь кинул, поднял и, если у тебя получилось дослать патрон в патронник и выстрелить, то все, он у тебя будет стрелять – ты только магазины меняй и все. То есть, с точки зрения работы и ремонтопригодности нашего стрелкового вооружения оно может быть не такое технологичное, но оно простое. Оно простое и ремонтопригодное. Ты можешь полную разборку автомата где-нибудь там.. достать трофейный автомат Калашникова, там пятерку, либо семерку, если они есть на поле боя, разобрать его там же и собрать, если у тебя там ствол погнуло или еще что-то. То есть, ты можешь собрать себе автомат прямо там, в блиндаже, прямо там, в подвале где-нибудь. С каким-нибудь Браунингом это не получится. С каким-нибудь М-16 это не получится. Патроны опять-таки – 5.45, 7.62 – они есть, их много. То есть, я вот был на Поклонной горе и знаешь, что заметил? Многообразие техники, многообразие стрелкового вооружения в отдельном павильоне. То есть, для обывателя это – у-у, им вся Европа помогает! А для военнослужащего это что? Что такое многообразие техники на переднем крае? Это запчасти. Это обслуживающий персонал. Это люди, которые квалифицированно работают на этой технике. Это мы не берем какие-то технические даже параметры там артиллерийских установок с учетом того, что та же самая американская гаубица «три семерки», для нее различные снаряды (мне парни из артиллерии рассказывали) – карточки стрельбы разные. То есть, ты должен рассчитывать по-разному, хотя гаубица одна и та же. Снаряды разные, производство разное, и гаубицы там разного производства – вот у тебя стоит, казалось бы, две одинаковые гаубицы, но стреляют они по-разному. И ты для каждой должен своих техников искать. Ты каждую должен эксплуатировать по-своему. Плюс там сменные стволы, их нужно доставлять, а они все разные. Американское вооружение, британское, немецкое – оно все разное. То есть, это очень большие сложности. А особенно когда распутица начинается. Особенно когда мы начинаем им активно отрезать поставки этого всего. То есть, да, им весь запад помогает, но толку от этой помощи чуть. И до сих пор мы фронт не сломали только потому, что там людей бережем.

Постоянно идут сборы. Причем, они локальные все. Понятно, что Москва – это большой города, да, но постоянно идут сборы на какие-то подразделения. И постоянно чего-то не хватает. Не потому, что мы там складываем эти дроны, мы складываем эту экипировку, у нас там машин целый автопарк, да. До простого доходит. Как бы экипировка горит в блиндажах – туда попало что-то, оно все сгорело. Тебе снова это нужно. Машины подрываются на минах или уничтожаются…

- Постоянно все нужно, конечно.

- Да. Те же самые дроны угоняются РЭБом или просто уничтожаются физически. FPV – это вообще штука одноразовая. И все же сейчас это делается кустарно, кулибиными… Понятно, зарплата… очень многие считают, что зарплата СВОшника – это 200 тысяч рублей…

- А какая зарплата у тебя?

- Чуть больше 200 тысяч.

- В месяц?

- Да.

- А какая-то выплата начальная была?

- Естественно, да. И региональная, и федеральная.

- Можешь назвать сумму или нет?

- В районе…

- Что-то вроде подписного бонуса, насколько я понимаю, такого, да?

- В районе 600 тысяч была.

- Это тебе дали и потом каждый месяц… но 600 тебе дали сразу?

- Да.

- То есть, в этом смысле не обманывали?

- Нет, ничего такого не было. В Москве это, причем, миллион или миллион сто, я не помню. Это региональная история. Есть как бы федеральная – 300 тысяч рублей, которые президентские. А есть региональные – они разные. В Якутии Алроса снабжает – там они докидывают отдельно или 100, или 200 тысяч. И много таких регионов, которые другие деньги платят.

- Но дело не в деньгах, разумеется.

- В моем случае нет. Да и очень мало тех, у кого в деньгах. И вообще, в принципе ехать на войну за деньгами – это в голову себе выстрелить…

- А разве люди не из-за денег многие в добровольцы идут?

- Немногие. Ну, процентов 15-20 может быть. Но я категорически против того, чтобы туда ехали за деньгами.

- А ты за чем поехал? Конкретно. Цели и задачи, которые ты поставил перед собой? Вот началась специальная военная операция и ты в какой момент решил, что надо идти, без меня никак и т.д.?

- Слушай, я решил через год.

- А до этого думал?

- Да, до этого думал. Меня супруга отговаривала. Но так случилось, что родине я потребовался и я пошел.

- Подожди, но ты ж не как мобилизованный пошел?

- Нет. Я добровольцем пошел.

- Но что значит потребовался тогда? Через год как раз началась мобилизация.

- Нет, через два…

- Нет, в феврале началось СВО, в сентябре началась мобилизация – это я поторопился с годом, да… Что значит потребовался, скажи? Ты решил, что надо?

- Потребовался. И на этом закончим. Потребовался.

- Хорошо. То есть, тебя кто-то позвал с собой, на тебя кто-то вышел или это было личное решение, спонтанное и ты…

- Нет, оно было не спонтанное, оно было абсолютно взвешенное, но точно не из-за денег. А отчасти это такое определенное понимание, точнее, это изначально было, вот это понимание того, что я не хочу, чтобы вот эта нацистская сволочь пришла на мою землю, да. Я не хочу, чтобы они зашли на наши территории.

- Я желаю тебе удачи, побед! И самая главная мысль, которую я хотел озвучить – возвращайся, мы с тобой еще здесь обязательно после победы встретимся, возвращайся со щитом! Спасибо, друзья!

- Спасибо!

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью.