Война с граффити. Зачем в Петербурге закрашивают портреты писателей и музыкантов
Ю. Грымов:
- Добрый вечер. Сегодня мы поговорим о графите. Война с граффити или любовь к граффити, является ли граффити искусством, и почему постоянно идет борьба властей с уличными художниками. Ну и художники ли они вообще? Кто эти люди? У нас в гостях Артем Бурж, руководитель проекта HoodGraff из Петербурга. Артем, добрый вечер.
А. Бурж:
- Здравствуйте.
Ю. Грымов:
- Вот часто можно услышать, что искусство граффити это голос улиц. Сегодня это так? Против чего протестуете-то?
А. Бурж:
- Да, изначально это все-таки протест, так как это все-таки нелегальное творчество изначально. Сейчас, конечно, все поменялось. Сейчас многие начинают со стороны присматриваться к этому наряду с другими видами искусств, как живопись, и многие работают, продаются даже многие дороже, чем классика. Собственно, популяризация этого происходит сейчас дикими темпами и протеста как такового уже становится все меньше. Потому что пошли таким ходом многие страны, что, если не можешь запретить, то разрешай и контролируй. В тех странах, где я был, там потрясающие просто программы для развития этого творчества.
Ю. Грымов:
- Например, в каких странах? И что это за развитие?
А. Бурж:
- К примеру, возьмем Бразилию. Я побывал в Сан-Пауло, в Рио, где в общем-то был одобрен законопроект, где разрешают рисовать только с разрешения собственника. Для этого не нужно идти в комитет по градостроительству, достаточно лишь постучаться в дверь дома, стена которого тебе понравилась и получить одобрение. В Испании в том же виде… ну, там немножко другой формат взаимодействия, они очень плотно сотрудничают с галереями, которые предоставляют такие площадки, и берут ответственность за то, что будет нарисовано. То есть, это все более-менее развивается в понятную индустрию, а не как у нас.
Ю. Грымов:
- Хорошо. А у нас сплошные запреты, да?
А. Бурж:
- У нас даже такого понятия, как стрит-арт или граффити не существует. То есть, у нас к этому кто-то относится как к рекламе, кто-то как комитет по благоустройству это отрегулирует. У нас даже такого понятия нет, чтобы это согласовать. То есть, фактически это каждый раз самодеятельность какая-то.
Ю. Грымов:
- Согласитесь, можно и в ваш адрес сказать, что это самодеятельность. Вот вы говорите, в Бразилии вы можете договориться с собственником. Допустим, вот Москва или Петербург, в котором происходит много скандалов, на каждом доме по согласованию с собственником будут появляться совершенно разного уровня и толкования вот эти картинки. Как вы думаете, вот что превратится город, который имеет абсолютно историческую ценность? Вот что он может превратиться, если на каждом доме будет так называемое граффити? Или по-другому, кто-то хулиганство это называет. Как вы лично к этому относитесь?
А. Бурж:
- Я никогда и не проповедовал, что надо разрешать на Эрмитаже рисовать или где-то еще. Для этого достаточно определить запретные зоны и запретные темы, которые будут регламентированы. То есть, пропаганду наркотиков, насилие… вот темы такие запретные определить и в этом смысле это будет уже какая-то часть контроля этого всего. Поэтому в Москве да, достаточно много исторических объектов в центре, как и в Питере, и не обязательно разрешать там это все делать. Конечно, есть специальные какие-то отведенные районы. Ну, я беру сейчас другие страны. В Барселоне там как бы прекрасна ни была ситуация, там тоже нельзя на домах рисовать, для этого есть такие сооружения, которые в список входят, какие-то ворота, например, или арки, которые не представляют какой-то ценности культурной. Поэтому это не реально, чтобы в Москве или в России так, как в Бразилии было. Надо что-то между… кем-то должно быть просто упрощено, этот регламент согласования, потому что сейчас это невозможно только по той причине, что непонятно художнику, куда пойти, где согласовать, с кем.
Ю. Грымов:
- А у художника вот прямо чешется нарисовать на стене большого города? Например, если я вдруг решу и захочу нарисовать на двери вашей квартиры? Как вы к этому отнесетесь?
А. Бурж:
- Да, но вы же должны у меня спросить. Постучаться сначала.
Ю. Грымов:
- Все-таки мы должны постучаться. Согласны?
А. Бурж:
- Конечно.
Ю. Грымов:
- Получается так, что, если ваши коллеги позволили себе что-то нарисовать, не согласовав и потом это закрашивают, это нормально. Согласны?
А. Бурж:
- Да, я к этому отношусь… мы оставляем на произвол судьбы творчество, которое на улицах живет, как бы мы ни хотели, чтобы оно жило дольше, любой может подойти, подрисовать усы, или написать другое какое-то матерное слово и тому подобное, и ЖКХ может это закрасить.
Ю. Грымов:
- Он обязан это сделать. Я считаю, что он обязан это сделать, если есть здание… вот вы сказали про Испанию - в Испании вы шага не можете ступить , и во Франции, поэтому все эти разговоры про Бразилию… я не могу говорить, я не знаю, а вот что касается Европы, вы даже на заборе ничего не нарисуете. Если вас поймают, вас оштрафуют и т.д. Вот мы говорим, что граффити - это может быть искусство. Вот аргументы за - почему вы считаете, что это искусство? Что в этом такого, что может выходить на категорию искусства, а не просто украшательство?
А. Бурж:
- Я считаю, что мы просто вышли за рамки холста на улице. Это просто новый формат.
Ю. Грымов:
- Хорошо. А любое монументальное искусство…
А. Бурж:
- Пожалуйста, в Испании, в Барселоне рисовали в специально отведенном месте, специально где есть для этого целый район. Мы сейчас можем говорить про Израиль, про те же Штаты - в Лос-Анджелесе есть место, где можно это делать.
Ю. Грымов:
- Я говорю про категорию искусства. Вот я для себя не могу ответить. Вот Бэнкси для меня очень хороший коммерческий проект, очень грамотное разводилово людей на деньги - там группа художников или он один, неважно - просто с кураторами из музея современного искусства просто разводят людей на деньги. Лохов надо разводить, я в этом уверен. Продавать картины, трафаретом нарисованные, вырезанные из стены - ну, это понятно… я просто бережно отношусь к живописи, увлекаюсь ею с детства… но все-таки, вот эта категория искусства… я вижу трансформаторную будку, там нарисован портрет Бодрова и написано «В чем сила, брат?» Это искусство?
А. Бурж:
- Художник, где бы он ни нарисовал, это может стать частью искусства, это может стать искусством. Какая разница, будет это на будке нарисовано, либо на холсте.
Ю. Грымов:
- Но мы сегодня говорим именно про будку, мы говорим про граффити, которые вторгаются в среду города и делают что-то хорошее для кого-то, а для кого-то плохое. Вот где эта грань? Почему ж мы не рисуем на холсте?
А. Бурж:
- Никогда не будет этой грани. Сколько я ни пытался изучить историю искусства, всегда были люди, которые пытались эту грань немножко перейти. Даже взять тот же квадрат Малевича - когда он на выставке повесил его на место иконы, для многих это было просто шоком и плевком просто в мир живописи и т.д. ,А сейчас это классикой стало суприматизма. Всегда в целом это будет вечный спор. Поэтому, на мой взгляд, мы не можем с вами оценивать, искусство это или нет. Для вас это может являться искусством, для нас нет, но, если художник, который себе сформировал уже какой-то бэкграунд и отдает свою жизнь тому, чтобы вкладывать какую-то концепцию, идею в свои работы и творчески самореализовывается, конечно, это искусством. Сто процентов. Будь это хоть трамвай. Он может стать элементом искусства. Почему нет?
Ю. Грымов:
- Хорошо. Мне казалось, что все-таки самовыражение художника должно быть все-таки более интимным, а когда это идет на грани нарушения целостности города и нарушения тех же художников, которые строили прекрасные здания…
Вы знаете, что недавно был скандал с граффити в Петербурге. Портрет Бродского не провисел и суток - его закрасили белой краской. Сейчас идет борьба за изображение Хармс, который так же местные чиновники требуют закрасить. Мы пытаемся разобраться, искусство это или хулиганство? Почему художник высказывается публично на стенах дома, который ему не принадлежит? Артем, вы можете мне объяснить, существует ли какая-то градация или какие-то разновидности того, что мы называем граффити? Мы видим, что на заборе написано слово из трех букв. Это граффити?
А. Бурж:
- Да, в общем понимании да.
Ю. Грымов:
- Получается, что граффити у нас очень давно в России. А вы говорите, что это современный вид искусства. Я эти слова и буквы давно видел. И есть прекрасная миниатюра у Жванецкого про эти три буквы, очень смешная и очень показательная. Так вот, я, когда еду в Петербург на поезде, я, подъезжая к городу, вижу, что все закрашено каким-то словом «Зачем?», какой-то бездарностью… это прямо черт те что, это вообще не имеет никакого отношения к шрифту какому-то оригинальному, это просто какие-то каляки-маляки, просто нарисованные как бы спьяну, нагромождение каких-то букв… Это что? Это искусство? Выйти и на заборе написать слово - ДОМ. Все, художник высказался?
А. Бурж:
- Нет, у них немножко другой смысл, у этих шрифтов, которые вы видите, когда едете… у них история следующая. У них задача в другом - как можно чаще себя показать. Это такой вид творчества протестный…
Ю. Грымов:
- Протестный против чего? Мы протестуем против чего, когда пишем на заборе слово «зачем». Они протестуют или это такие нарциссы, которые…
А. Бурж:
- Это отличный симбиозм протеста и вот нарциссизм - это вот заиметь право на то, чтобы это место принадлежало мне, хотя бы я там просто испорчу… вандализм… когда ребята разрисовывают внутри поезда - у них такой вид экстремального спорта, мы можем так называть. Кто больше сделает, кто более экстремальнее к этому подойдет.
Ю. Грымов:
- Хорошо, если человек занимается спортом, он может травмировать себя, правильно. А тут он будет травмировать общество. И он нарушает закон. Вот эти люди, которые разукрашивают вагоны метро, они все готовы сесть в тюрьму, да?
А. Бурж:
- В этом, да, и есть их смысл творчества.
Ю. Грымов:
- Какой смысл? Сесть в тюрьму?
А. Бурж:
- Нет. Показать, насколько они бунтари, скажем так.
Ю. Грымов:
- Написал две буквы и он, типа, бунтарь?
А. Бурж:
- Да. Но это надо еще попытаться проникнуть, быстро это все сделать, отснять на видео. Да, в этом есть какой-то, видимо, шарм. Многие это романтизируют, пытаются там снять видео пркрасивше, добавить много экстрима, специально там высказаться как-то нелестно.
Ю. Грымов:
- Получается, это такой же экстрим, сомнительный для меня, как вот эти зацеперы, которые зацепляются за троллейбусы, автобусы, ездят на крышах электричек, их электричеством долбает, родители плачут… это вот такие же? Это общая компания?
А. Бурж:
- Нет, вряд ли, это совсем уже какие-то маргиналы, но…
Ю. Грымов:
- Нет, а какая разница? Ну, то же самое - прийти и уничтожить собственность города или метрополитена, чтобы люди тратили деньги и перекрашивали вагоны. Я, правда, не понимаю. Я искренне не понимаю.
А. Бурж:
- Вот сейчас родился отличный пример со скейтбордингом. Ведь не так давно он был достаточно нелегальный и ребята не могли на улице кататься, потому что их выгоняет либо охрана, либо вызывают милицию, потому что они скользят по перилам, они прыгают со ступенек и мешают прохожим. Что сделало правительство? Как только была инициатива внести это в Олимпиаду, как вид спорта, у нас сразу построили площадки, вы многие из них наверняка видели во дворах. И всех бунтарей с улиц попытались как-то законтролировать.
Ю. Грымов:
- Нет, призвать к цивилизации. Потому что тот же скейт или ролики ничего в этом плохого нет. Но если человек летит на большой скорости по перилам на этой доске и сбивает детей, такой спорт нам не нужен. Или придурки, которые гоняют на машине со скоростью 180 км в час и думают, что они шумахеры… а мы едем рядом - такой шумахер нам тоже не надо… я не хочу передергивания. Я и за скейт, и за искусство, но просто когда он это искусство, та самая свобода этого человека, проникает на территорию моей свободы - он нарисовал на моем доме - как так?
А. Бурж:
- В данном случае мы рисуем на подстанциях Ленэнерго. Мы ничьи права в этом плане не нарушаем, кроме Ленэнерго.
Ю. Грымов:
- Вы договариваетесь с ними?
А. Бурж:
- У нас получилось постфактум. Мы и не пытались согласовывать, но я четко понимал, что, если мы будем нелегально рисовать, то только на тех объектах, где собственнику будет либо все равно, либо удастся с ними договориться, потому что согласовывать тоже с ними лет 7 назад, извините, для них это было новостью и шоком, что там в центре города, рядом с Невской Лаврой будет нелегально что-то нарисовано. Тем не менее, мы, конечно, нарушили закон и подставили Ленэнерго в каком-то смысле, но при этом они некоторые наши работы защищают до сих пор. Как Бодрова и как Цоя, например, потому что им это просто нравится. И в этом смысле я не считаю, что мы… я не претендую на то, что протест должен стать элементом искусства. Ради бога, нет. Но в данном случае актуальное положение сейчас такое, что другого выхода нет. ВУ нас депутаты никто не может пролоббировать никакой законопроект, ни один из комитетов не может дать четкий регламент…
Ю. Грымов:
- Артем, ну, даже сейчас с вами не можем понять, зачем это надо. Почему на исторических зданиях должны появляться даже прекрасные картинки. И выбор темы… Бродский великолепный, любимый писатель… а почему там не рисуют, допустим, Чебурашку… Вот где эти…
А. Бурж:
- Ну, нарисуйте Чебурашку, ради бога, никто против ничего не будет иметь.
Ю. Грымов:
- А зачем? Я нарисую Чебурашку или того же Бродского на холсте и размещу в картинной галерее. Картинная галерея может вас не взять, потому что скажут - ребята, то, что у вас нарисован Бодров - это нарисовано плохо, с точки зрения живописи.
А. Бурж:
- А мы и не ждем оценку именитых художников каких-то… Бэнкси-то тоже нарисован за один час трафарет, а стоит…
Ю. Грымов:
- Я сказал свое мнение. Для меня критерием оценки не могут являться деньги в мире, где люди, кураторы выставок и галерей, рулят всем. Вот вы рисуете, вы на это тратите свои деньги? Краски, спреи - это же вы тратитесь?
А. Бурж:
- Абсолютно точно.
Ю. Грымов:
- Во сколько, например, обходится вот такая трансформаторная будка, чтобы ее превратить в портрет Бодрова?
А. Бурж:
- Вот первый Бодров у нас был перерисован и первый у нас вышел в районе 5000 рублей всего… ну, тогда мы использовали краски подешевле… а лучше краски - это в районе 15000 рублей у нас будет где-то. 15-20 тысяч рублей.
Ю. Грымов:
- Для вас это бизнес?
А. Бурж:
- В нашем портфолио не размещено ни одной коммерческой работы. Мы для города рисуем бесплатно абсолютно.
Ю. Грымов:
- Даже если город хочет, чтобы вы нарисовали, он не оплачивает вам расходный материал?
А. Бурж:
- У нас такого предложения от города не было еще. Если бы мне город предложил вменяемую идею, которая бы совпала с нашей идеологией, то почему бы и нет? Была бы коллаборация с городом, совместные траты. Почему нет? Мы не против.
Ю. Грымов:
- Вы сказали - идеология. Вы можете сказать, в чем идеология вашего проекта, который занимается граффити?
А. Бурж:
- Сейчас актуальность немножко была утрачена, потому что мы начинали для того, чтобы немножко популяризировать граффити городу, для обывателей, для людей консервативных взглядов, чтобы они взглянули на то самое творчество, которое вы называете нелегальным или спорным, взглянули бы по-другому. Те самые художники, которые некогда рисовали на заброшках, вышли в центр города и нарисовали что-то нечто, что понравилось людям.
Ю. Грымов:
- Так в чем идеология?
А. Бурж:
- Это и есть право на существование. Идеология - это доказать, что это должно существовать, что город может стать частью галереи.
Ю. Грымов:
- Большое спасибо. У нас в гостях был Артем Бурж, руководитель проекта HoodGraff.
Я так и не понял, в чем идеология – нарисовать без разрешения на доме какое-то слово из трех букв. За последнее время можно вспомнить несколько резонансных историй с рисунками граффити в Петербурге. Портрет Бродского не провисел и суток. Сейчас идет борьба за изображение Хармса, которое местные чиновники также требуют закрасить. Попробуем разобраться, какие граффити сегодня нужны. И что это такое для города.
С нами на связи Денис Александрович Четырбок, председатель комитета по законодательству Законодательного собрания Санкт-Петербурга.
Д. Четырбок:
- Добрый вечер.
Ю. Грымов:
- Проясните ситуацию, в чем истинный конфликт с портретом, мы понимаем, что незаконно нарисовали Хармса, его уже закрашивают, в чем, вы считаете, проблемы, которые постоянно возникают в основном в Петербурге?
Д. Четырбок:
- Спасибо, что вы поднимаете эту тематику. Я ею занимаюсь еще с 2017 года. Именно в этом году начал обостряться общественный конфликт, как я его называю, между уличными художниками, общественностью, которая, как правило, находится на стороне уличных художников, и властями города.
Суть проблемы уходит в достаточно простую вещь, связанную с тем, что сейчас, по действующим в Петербурге порядкам, согласовать реальное какое-то изображение – граффити его называют, я это называю уличным искусством, для простоты давайте будем говорить граффити, - практически невозможно. Потому что тот порядок, который действует, он бюрократически настолько сложный, настолько перегруженный, что вы уже упомянули Артема Буржа, он входил в состав нашей рабочей группы по разработке закона о легализации граффити, он не смог выдержать вот это испытание на протяжении трех месяцев и согласовать хотя бы одно легальное изображение в Петербурге.
Именно поэтому мы выступаем с 2017 года за законодательные изменения на городском уровне, связанные с тем, чтобы определенные послабления, определенный шаг навстречу уличному искусству все-таки был сделан в городе. На мой взгляд, глупо утверждать, что уличного искусства нет, оно не существует, и в Петербурге его никто не поддерживает. Это не так. Поэтому мы выступаем за такую легкую легализацию, первый шаг. За то, чтобы уличное искусство получило прописку в нашем городе.
С чего мы предлагаем начать? Мы предлагаем, конечно же, начать, как минимум, с трансформаторных подстанций. Это объекты, которые не являются историческими, не несут никакую культурную нагрузку. Это просто технические объекты. Как правило, цветовое решение этих объектов либо выполнено в желтом цвете, либо в сером. Других вариантов нет.
Соответственно, мы полагаем возможным сделать так, чтобы на этих трансформаторных подстанциях в упрощенном порядке, то есть без согласований, но с уведомлением, если уличный художник хочет разместить там какой-то объект уличного искусства, связанный, например, с героями Великой Отечественной войны, кстати говоря, у нас такие изображения нелегально уже существуют, изображение Зины Портновой, очень полюбившееся жителям Петербурга, еще целый ряд художеств, которые посвящены победе в Великой Отечественной войне, - вот чтобы в отношении этих объектов можно было принести эскиз в администрацию района или в комитет по градостроительству и архитектуре. Если этот эскиз не нарушает законодательство Российской Федерации с точки зрения экстремизма, он никого не оскорбляет, не является словом из трех букв, как вы озвучили, то почему бы этому объекту не появиться на той же самой трансформаторной подстанции?
Ю. Грымов:
- Денис, согласитесь, довольно-таки странно. Вы говорите про экстремизм и так далее. Допускаем такую мысль, что вы узаконили эти трансформаторные будки, и художники могут предлагать свои эскизы. Один приносит образ Чебурашки, другой приносит и решает сделать трансформаторную будку в виде джунглей. Четвертый, как говорите, про Великую Отечественную войну. А кто будет определять, что Чебурашку можно рисовать, джунгли нельзя, а ветерана войны можно?
Д. Четырбок:
- Все эти три изображения, по замыслу нашего закона, рисовать можно. В том-то и дело, что здесь не предполагается…
Ю. Грымов:
- И на ком остановиться?
Д. Четырбок:
- Здесь все достаточно просто. Кто первый подал заявку, его изображение может находиться на этой трансформаторной подстанции, например, полгода. Дальше эти полгода проходят, размещается заявка номер два. Дальше – заявка номер три. И так далее. Мы, во-первых, обеспечим, что называется, сменяемость. И в этом нет ничего плохого.
Ю. Грымов:
- Денис, согласитесь, сменяемость – понятно. Но давайте уж по-честному. Мы говорили в одной из программ про архитектуру, про градостроительство с известными архитекторами. И меня удивило, когда эти архитекторы говорили, что нет концепции градостроительного развития города. А вы говорите: мы берем трансформаторные будки, и каждые полгода будут рисовать, в рамках закона. Но должна же быть концепция. Мне кажется, что нужно придумать идею, программу и ее заказать художникам. А так что это будет?
Д. Четырбок:
- Если это будет заказ художнику, вы предлагаете тратить бюджетные деньги на это. Потому что никто это оплачивать не будет.
Ю. Грымов:
- Я предлагаю не превращать города в безвкусные вакханалии. Даже на уровне трансформаторных будок. Потому что трансформаторная будка, которая покрашена в какой-то цвет, она вписывается или специально показывает свою безопасность, или, наоборот, свою опасность, что туда «не влезай, убьет». А вы хотите превратить это все в какое-то художественное высказывание по всему городу.
Д. Четырбок:
- Я хочу, чтобы наша жизнь была не серой и желтой, как вы предлагаете, а чтобы она была наполнена яркими красками.
Ю. Грымов:
- Я не предлагаю сделать жизнь серой.
Д. Четырбок:
- Вы так и говорите.
Ю. Грымов:
- Я говорю, что трансформаторная будка никак не может повлиять на серость будней россиян. А вот, допустим, безвкусные кривые лица, которые я вижу нарисованными на граффити, ужасно есть нарисованные картинки, вы с такими сталкивались или нет?
Д. Четырбок:
- Подождите, есть разные картинки. Мы лишь говорим о том, что надо сделать какой-то первый шаг. И как эксперимент выбрать 20 подстанций.
Ю. Грымов:
- Кто первый проснулся – того и тапки. Но почему нельзя сформировать заказ художникам? А не надеяться на приход первого быстрого парня, который предложит нарисовать одуванчик?
Д. Четырбок:
- Вы нас опять возвращаете в какую-то советскую плановую экономику.
Ю. Грымов:
- Нет, я призываю к здравому смыслу и бережному отношению к городу. И не просто тыркать эти же будки без всякого разрешения, а так же их и разукрашивать. Почему нельзя сформировать заказ, концепцию?
Д. Четырбок:
- Концепция есть. Вы хотите сразу задать какие-то рамки. Художники не будут в этих рамках существовать. Надо задать некие границы…
Ю. Грымов:
- Почему-то Леонардо Да Винчи и Микеланджело существовали в рамках заказа. И довольно-таки неплохо разукрасили потолок, говорю цинично. Они взяли и сделали прекрасную Сикстинскую капеллу. Это же тоже заказ.
Д. Четырбок:
- Но он был оплачен из казны государевой.
Ю. Грымов:
- А почему государство, если мы с вами беспокоимся, как мы живем, может быть, надо художнику оплачивать хотя бы эти расходы на краску?
Д. Четырбок:
- Есть большое количество художников, которые уже состоялись, которые имеют мировое призвание, которые готовы за свой счет нормальными качественными красками подарить городу хорошее творчество. И мне непонятно, почему мы сопротивляемся этому и загоняем этих людей в рамки.
Ю. Грымов:
- Мне не нравится фраза «хорошее творчество». Кто это определяет? Где эта грань? Пикассо очень сильно отличается от других художников. Хорошее творчество – звучит странно.
Д. Четырбок:
- Есть вещи, которые в общей массе ни у кого не вызывают возражений. Если говорить про Петербург, это то же самое изображение портрета Сергея Бодрова-младшего. Ни у кого в Петербурге не возникает сомнений, что это хорошая работа. Я сам видел лично, что люди из других городов, из других стран приезжают в Петербург не только для того, чтобы посмотреть Эрмитаж, Петропавловскую крепость, но и для того, чтобы сфотографироваться в том числе и с этим граффити. Потому что оно несет в себе смысл – уважение к творчеству этого человека. Это своего рода эпоха для тех, кто вырос в 90-х, кто вырос на фильмах «Брат», «Брат-2» и других.
Ю. Грымов:
- Денис, вы говорите: кто первый предложил картинку на трансформаторной будке, того разместили. А портрет Жириновского может появиться на трансформаторной будке?
Д. Четырбок:
- Если он не будет сопровождаться какой-то нецензурной надписью, то в целом – да.
Ю. Грымов:
- А разве Жириновский может матом ругаться как законодатель?
Д. Четырбок:
- Мы с вами знаем Владимира Вольфовича достаточно давно, и всякие были странички в его биографии. Поэтому могу сказать, что возможно всё.
Ю. Грымов:
- Берем, к примеру, сто трансформаторных будок. И в один прекрасный момент приносят портреты Зюганова, Жириновского и так далее. Они сразу появляются на полгода на всех будках. Такое может быть?
Д. Четырбок:
- Теоретически это возможно. Но мы находимся в преддверии большой избирательной кампании, поэтому, поверьте, они появятся там и без нашего закона.
Ю. Грымов:
- А как это они могут появиться без закона?
Д. Четырбок:
- Агитационные материалы.
Ю. Грымов:
- А граффити может быть агитационным материалом? Разве может продаваться площадь трансформаторной будки, чтобы там появился рекламный плакат?
Д. Четырбок:
- А почему нет? Это же объект. Если собственник согласен на размещение, если, например, трансформаторная подстанция находится в частной собственности какой-нибудь небольшой ресурсоснабжающей организации, почему нет? У нас же ситуация с «Ленэнерго» та же самая. «Ленэнерго» не возражает против размещения граффити на ее подстанциях. Но действующий закон не позволяет согласовать эти рисунки в человеческом режиме. Именно поэтому мы выступаем за определенные послабления.
Ю. Грымов:
- А что такое – человеческий режим?
Д. Четырбок:
- Это когда художник может пройти вот эти девять кругов бюрократического ада.
Ю. Грымов:
- А почему вы называете это адом, если чиновники, которые работают в нем, они что, черти, что ли? Они же тоже люди. Почему нельзя сделать закон, все это регламентировать?
Д. Четырбок:
- Я говорю про бюрократическую процедуру, а не про людей, которые работают.
Ю. Грымов:
- Вы работаете в Законодательном собрании Санкт-Петербург. Почему в XXI веке чиновники позволяют мучить людей? Мне кажется, что это неправильно. Это уже как-то несовременно.
Д. Четырбок:
- Я вам и говорю, это закостенелый консерватизм в подходе к развитию города. Именно поэтому мы, как законодатели, выступают за определенные послабления в этой сфере.
Ю. Грымов:
- Какие реальные инициативы по отношению к уличным художникам были приняты властями за последнее время?
Д. Четырбок:
- Только в первом чтении Законодательное собрание приняло закон о легализации граффити, по которому как раз и предусматривалось создание в городе открытых площадок для уличных художников, чтобы они рисовали не на стенах памятников истории и культуры, а рисовали в специально отведенных местах, как это делается в европейских городах, в странах Северной Америки. Там есть специальные зоны, которые представляют из себя бетонные плиты или картонные плиты, на которых любой художник может пойти и нарисовать свое творчество. Это зона притяжения для молодежи, для туристов. Мы хотим, чтобы в Петербурге такие зоны тоже появились.
Второй тезис заключается в том, что необходимо выделить в качестве эксперимент на первых порах несколько трансформаторных подстанций, которые не находятся на Невском проспекте, на центральных магистралях, где в целом можно было бы облегчить процедуру согласования – уведомления о размещении своих художеств. Более того, мы общались с самими художниками, которые сказали: да, сейчас мы творим вопреки, сейчас мы нарушаем закон сейчас мы заведомо идем на нарушения. Но мы хотим разместить, подарить городу наше творчество, потому что мы здесь выросли, мы здесь работаем и тоже имеем отношение к этому городу. И мы тоже представляем определенную часть интересов части жителей Петербурга. Как правило, молодой части.
Ю. Грымов:
- Денис, мы говорим про разрешение, про то, что нужно навести порядок и регламентировать все. А с другой стороны, то, что без разрешения разрисованы подъезды к Санкт-Петербургу, заброшенные стройки, или на частных домах рисуют художники без разрешения, вы тоже должны это регламентировать и наказывать за нарушения? Или вы только за разрешение?
Д. Четырбок:
- Это так и делается сейчас. Сейчас получается, что собственники многоквартирного дома, например, ТСЖ, на фасаде которого какие-то уличные художники разрисовали не пойми что, ввиду того, что отсутствует какое-то легальное место для нанесения уличной живописи, они от этого страдают. Потому что они вынуждены за свой счет оплачивать очистку фасадов. А если они этого не сделают, они обязаны платить достаточно серьезные штрафы, которые могут достигать до 300 тысяч рублей. Откуда эти деньги берутся? Эти деньги собираются с жильцов многоквартирного дома. Это дополнительная строчка расходов.
Ю. Грымов:
- Спасибо, что были с нами на связи. Мы говорили про граффити. В гостях у нас был председатель комитета по законодательству Законодательного собрания Санкт-Петербурга.
Тема горячая. Я считаю, что художникам, конечно, нужно давать место, где они могли бы выставляться. Но мне казалось, что для этого есть галереи. Но уличное искусство может быть и на улицах.
