Как поднять общий уровень культуры русских и изменить свои привычки
Ю. Грымов:
- Добрый вечер! Мы начинаем программу «Культурный код». Сегодня очень хочется поговорить о наших привычках. Что такое общий уровень культуры и привычки россиян. То есть нас с вами. Готовы ли мы от них отказываться? Какими мы городимся, какие нас смущают? Я вспоминаю, как писал богослов Павел Флоренский, очень мудрое изречение: культура – это та веревка, которую можно бросить утопающему и которой можно удушить своего соседа. Мне кажется, что это очень хорошо характеризует наши привычки. Дурацкие привычки, прекрасные привычки.
Недавно мы говорили о том, как мы отдыхаем. О том, что люди не очень вписываются. Люди приезжают в большой город со своей историей, со своей идеей, со своей этикой и эстетикой. И они не тратят время на язык, на поведение. Говорим об этом с Алексеем Павловичем Козыревым, исполняющим обязанности декана философского факультета МГУ. Тема очень тонкая, из разряда философских. Но она практически не затрагивается в масс-медиа. Наши привычки – какими мы гордимся, а какие у нас вызывают комплексы?
Добрый вечер, Алексей Павлович!
А. Козырев:
- Здравствуйте.
Ю. Грымов:
- Я часто бывал в Сингапуре. Мне нравилась эта модель, как быстро это государство поднялось, как быстро оно начало развиваться, пришли интересные люди. Я читал прекрасную книгу премьер-министра. Там была очень активная часть китайцев. И была совершенно дурацкая, постыдная привычка плевать, сплевывать без нужды. На встрече глав государств даже ставили урны для плевания. Это очень сильно обижало современных сингапурцев. И Сингапур активно с этим боролся. Побороли. Люди перестали сплевывать. Это просто некрасиво. А в период пандемии – еще и небезопасно.
Эти бескультурные привычки у вас лично есть?
А. Козырев:
- По поводу плевать, это еще Высоцкий писал: «Здесь гуляю и плюю только в урны я». Видимо, эта привычка была не только у сингапурцев, но и у наших людей, которые приезжали в Парк культуры и отдыха имени Горького на электричках из провинции. Есть ли у меня какие-то привычки? Я веду тоже программу по радио, я иногда хмыкаю, когда слушаю человека. Вместо того, чтобы выслушать его внимательно, я начинаю что-то говорить, типа: да, гм…
Ю. Грымов:
- Значит, у вас отчасти есть японские корни. Потому что в Японии считается хорошим тоном показывать, что вы слушаете собеседника.
А. Козырев:
- Коммуникативное мычание.
Ю. Грымов:
- Японская история. Но это больше говорит о том, что вы хотите показать, что вы в контакте, вы слушаете.
А. Козырев:
- Конечно. Но это происходит непроизвольно. Точно так же, как во время еды многие люди чавкают. И мне иногда жена говорит: что ты чавкаешь? Мой отец был из небольшого городка Орловской области, он считал, что чавканьем нужно показать хорошее отношение к вкусной еде. Хозяйка вкусно приготовила, значит, нужно есть с такими звуками. Но это же некультурно.
Ю. Грымов:
- Реверанс хозяйке.
А. Козырев:
- Я это в чем-то воспринял в детстве, видимо, от отца. И как-то потом я понял, когда мне люди стали делать замечания, стали говорить: ты очень громко ешь, - я стал себя контролировать и пытаться как-то избавляться от этого. Заметьте, когда мы говорим «привычка», мы, как правило, прибавляем слово «вредная». Когда мы хотим сказать о полезной привычке, мы используем слово «навык». Человек научился, у него есть навык, у него есть умение, мастерство играть на фортепьяно. Мы не говорим: привычка играть на фортепьяно.
Когда привычка, это сосед над нами, который целый день играет гаммы, или певица, которая распевается. У меня соседка на втором этаже, ощущение такое, что она работает в Большом театре. Особенно когда была самоизоляция, она каждые пять минут начинала петь арию Розины. Хотелось уже в конце концов уже выключить этот концертный зал.
Ю. Грымов:
- Это же относится к территории свободы. Человек говорит: я свободен. Он свободен. Он же в этот момент переходит границы вашей свободы. А вы хотите тихо и спокойно подремать или почитать. Кстати, вы сказали про распевание певцов во время пандемии. Многие солисты репетировали в машине.
Как вы считаете, мы часто ли кому-нибудь сейчас говорим публично… Я коренной москвич, помню, как в детстве в метро ли, во дворе ли, на стадионе, кто-то все время кому-то говорил «так нельзя, молодой человек, так не принято». Я сейчас такое практически не слышу. Я, наверное, вне какого-то контакта. Сегодня люди поправляют на улице или боятся ответного негатива?
А. Козырев:
- Боятся. Сейчас люди стали более замкнутые. Я недавно был в Большом театре на премьере. Рядом со мной сидели две милые тетушки. Видно, что они не случайно попали в театр, такие театралки. И вот они не могли остановиться, музыка уже идет, а они разговаривают друг с другом. И я терпел, терпел, в конце концов сделал замечание. Они очень адекватно отреагировали, извинились. Правда, потом через какое-то время снова продолжили разговаривать. Но они, видимо, обсуждали по делу. Обсуждали певцов, обсуждали режиссерское решение.
А часто люди очень агрессивно относятся, когда им делают замечания. Студенты даже агрессивно относятся. У нас иногда идешь по этажу в корпусе, видишь – студент сидит в какой-то странной позе.
Ю. Грымов:
- Люди, которые приехали с востока, зачастую сидят на корточках. В Москве так не принято.
А. Козырев:
- Мне кажется, что здесь надо делать замечания. И люди более старшего поколения, я видел, делают замечания. И я уже себя чувствую не совсем принадлежащим к молодежи. Поэтому надо делать замечания. Но всегда замечание можно сделать по-разному. Можно сделать замечание тактично, вежливо, а можно сразу априори посчитать человека негодяем, подонком, он вообще ничего не стоит, он мизинца твоего не достоин. И понятно, что если замечание сделать таким грубым, агрессивным наездом, то может вернуться оттуда.
Ю. Грымов:
- Оскорбительно. Мы говорим про замечания свысока. Я выше, вы ниже. Я вспоминаю свое детство. Когда мне делали замечание люди старшего возраста, скажу честно, не обижался. Мне все время было неудобно. Когда мне говорили какие-то такие вещи, что я чавкаю, то я всегда, когда мне кто-то такое говорил, мне было неудобно. И я все время извинялся. На меня это производило впечатление.
А какое самое слабое место в социальном и культурном аспекте? Почему большинство наших граждан не уважают правила культуры поведения? Они говорят: это вы мне навязываете. Почему это происходит?
А. Козырев:
- Есть такая французская максима, что свобода человека кончается там, где начинается свобода другого человека. Эти границы и умение их видеть – это очень важно в социальном общении. У нас либо все сливается в одну массу – соборность, коллектив, одно целое, «каплей льешься с массами», как говорил Маяковский. Либо каждый сам по себе. А вот умение такого уважительного диалога, с пониманием границ приватности, где можно сделать замечание, где можно посочувствовать, где не нужно влезать в личное, это очень важно.
Ю. Грымов:
- Вы согласны с тем, что там, где нет культуры, сразу появляется культ? Культ агрессии, культ карьеры, культ денег любой ценой. Мы это очень часто сегодня наблюдаем, связанное с соцсетями, с обсуждением странных людей и так далее. Мы можем менять эти привычки к лучшему? Переоценивать их, сказать: да, я был не прав, так нельзя поступать. Нельзя сидеть в публичном месте на корточках, а тебя все обходят. Мы можем на это влиять? Государство сегодня этим занято? Я имею в виду нас с вами.
А. Козырев:
- Это меняется и меняется очень быстро. Вспомните, как у нас водители мчались через зебру и ни за что не уступали дорогу пешеходам. Это было еще в 90-е годы. Это было в начале нулевых. А сейчас, по крайней мере, в Москве и в Петербурге, я думаю, что и в других крупных городах, я сам водитель, обязательно остановишься и пропустишь пешехода. Даже если нет камер. Почему? Люди начали ездить за границу. Они побывали в европейских странах – во Франции, в Германии. Они увидели, что там так обстоят дела. Они как-то быстро перестроились и привыкли к правилам хорошего тона на дороге. Не все, остались хамы, лихачи. Но все-таки большинство людей, обгоняя, если ты их пропускаешь, тебе мигают аварийкой, тебя благодарят за то, что ты пропустил. Сказать спасибо.
Ю. Грымов:
- Такое вежливое отношение к пешеходам было и в небольших городах, не только в Европе. Я помню, что в Москве это было очень стремительно. В маленьких городах очень часто пропускали пешеходов даже не просто на пешеходном переходе, а и по дорогам. Мы совсем недавно вообще не пристегивались. Дурацкая фраза, что трусы придумали тормоза.
А. Козырев:
- Мы меняемся. Есть другие привычки. Например, привычка подавать руку женщине, которая выходит из автобуса. Или пропускать женщину первой в открытую дверь, открывать ей дверь. Она у нас выработалась. Но сегодня мы приезжаем в ту же Европу или Америку, нам говорят: ни в коем случае не делайте этого. Это неполиткорректно. Она может подать на вас в суд, вы сексист, вы гендерный шовинист. И мы удивляемся, нас с детства учили, что так надо делать. Надо женщину пропускать вперед, надо подавать руку. А оказывается. Сегодня с точки зрения мировой политкорректности это неправильно. Что, мы будем переучиваться? Будем поступать так, как поступают в Америке или Европе? Или все-таки мы будем подавать руку женщине и пропускать ее вперед? Вот здесь интересная этическая дилемма.
Ю. Грымов:
- Но это зависит от нас, насколько мы примем эти правила.
А. Козырев:
- Есть консенсус в обществе. Это не общемировой консенсус, это консенсус национальный, где мы считаем, что вот это хорошо, а это плохо. Так надо поступать, а так все-таки не стоит поступать. И мы готовы здесь перенимать какие-то вещи там, где мы видим, что это лучше, чем то, что заведено у нас.
Ю. Грымов:
- То, что закладывается в культурный код, мы говорим и про дошкольное образование, и начальное школьное образование, там очень много аспектов. У меня в театре «Модерн» работает артист, он из Танзании, Диллон Олойеде. Когда я его пригласил в театр, я с ним вместе снимался в кино, я своим актерам сказал: вы удивитесь, как он себя ведет. Он самый быстрый, кто откроет дверь женщине. Он самый быстрый, который прибежит и поднесет тяжелые вещи. Все говорили: мы же тоже все культурные люди. Но почему-то Диллон, человек из Африки, который имеет хорошее юридическое образование, теперь актер, он молниеносно, никто не успевает. В него это заложили с детства.
А. Козырев:
- Согласен.
Ю. Грымов:
- Когда мы говорим про педагогику, это все-таки публичный поступок. Но есть привычки, которые сильно мешают нам. В Сингапуре вызывало смех в 70-х годах, когда они запретили жвачку. Потому что они увидели, что люди, которые плюют жвачку на асфальт, она попадает в поры асфальта. И клининговые компании за это берут дороже. Весь мир смеялся, как можно без жвачки. Победили, нету. Но победили штрафами в 500 долларов.
Когда вы говорили про пешеходные переходы, что стали пропускать, когда говорят про штрафы, про то, что людей реально наказывают, это работает. Получается так, что мы только штрафами можем становиться лучше? Разговорами не получается?
А. Козырев:
- С той же жвачкой, мы помним наше детство, когда никакой жвачки не было. Мне первую жвачку подарил иностранец на Воробьевых горах, мне было шесть лет, отец сказал: ни в коем случае ее не ешь, потому что они туда толкут стекло и так травят наших детей. Это забавно. Но вообще тогда такого питания детского и развлечения не было. Это потом появилось уже в 80-е годы. Это означает, что можно вполне спокойно жить без жевательной резинки. Жить цивилизованно, культурно, нормально, замещать ее чем-то. А что касается приклеенных к стулу с той стороны, вынутых, пожеванных каучуковых изделий, это было в 90-е годы.
Ю. Грымов:
- А вы в МГУ это видели?
А. Козырев:
- Конечно. Это было давно, но это было и у студентов. Конечно, это абсолютное безобразие. Мне кажется, что штрафами как раз от привычки можно отучить. Но иногда даже возникает какое-то противодействие. Вот я буду ехать 60 там, где камеры, но где камер нет, разгонюсь до 120. Но, наверное, все-таки нормальная привычка воспитывается не палкой, не битьем, не штрафом, а каким-то внутренним сознанием того, что так нужно поступать. Это из органики человека должно вырастать. Из того, что другие на тебя косо посмотрят.
Моя бабушка всегда говорила: а что другие скажут, если я картошку не посажу? Эта оглядка на другого, на то, что другой бы так не поступил, другой бы не приклеил жвачку к стулу, другой бы не перешел дорогу на красный свет, она очень важна.
Ю. Грымов:
- Мы читаем, что пишут в соцсетях про прививки. Одна из наших национальных черт – недоверие. И эти прививки, я привился, я даже не ожидал такое количество негатива от людей, которые писали: как вы можете писать, что прививки нужны? Но я двадцать лет прививаюсь от гриппа каждый год. Я считаю, что наука идет вперед. Это та самая наша ответственность.
А. Козырев:
- Я с вами абсолютно согласен. Кроме того, что я ни разу не прививался от гриппа, но я пошел и сделал себе прививку от ковида, когда еще никто не заставлял. Просто ехал мимо торгового центра, зашел и сделал прививку. Потому что я понимаю, что у меня есть близкие люди, я общаюсь с огромным количеством людей. И потом, я сам не хочу болеть. Я доверяю науке, я считаю, что это не какие-то шарлатаны, не баба маша эту прививку где-то сварила, а это ученые Центра Гамалеи, которые сто лет уже разрабатывают вакцины. Это мой личный выбор. Но я полагаю, что есть и другое мнение. Я не могу свое мнение навязывать. Но как руководитель я обязан привить 60 % сотрудников моего факультета.
Ю. Грымов:
- Алексей Павлович, это недоверие как менять?
А. Козырев:
- Делать так, чтобы другие тебе доверяли. Возвращать долги обязательно. Возвращать книги, если ты их берешь. Начинается с личности. Не доверяют человеку, а потом уже не доверяют государству, властям. Вот когда мы друг другу будем доверять, может быть, немножко изменится и вот эта общая ситуация недоверия властям, недоверия Всевышнему, который нас поместил в ситуацию пандемии, и так далее.
Ю. Грымов:
- Огромное спасибо.
К нам присоединился Дмитрий Валерьянович Лекух, писатель.
Д. Лекух:
- Добрый вечер.
Ю. Грымов:
- Раньше в школе были уроки этикета. Были даже отдельные колледжи, где прививали этикет. Сегодня это куда-то ушло. Я этого особо не вижу. Почему ушли уроки этикета даже из наших школ?
Д. Лекух:
- Потому что этикет, к сожалению, не востребован оказался как дисциплина. Все очень просто. Деньги в основе всего. Я просто слишком хорошо понимаю, что это такое. Меня в свое время моя бабушка учила, что будешь пить вино красное к рыбе, а белое к мясу, когда научишься правильно выбирать вино к блюдам. И можешь брать курицу руками, когда ты умеешь пользоваться лопаточкой специальной для разделки птицы. И били по рукам. А сейчас и ребенка по рукам сильно не ударишь. И в будущей жизни человеку, которого затачивают под поедание гамбургеров, абсолютно не обязательно знать, что такое лопаточка для разделки птицы или рыбы.
Ю. Грымов:
- Вы говорите, что этикет не прижился. Но любое образование – это насилие. Но почему тогда мы на этом не настаиваем?
Д. Лекух:
- Потому что в 90-е на нашей памяти произошло достаточно страшное. Культура всегда иерархична. Произошло обрушение иерархии. Я не говорю о том, что советская иерархия была хорошей. Начинал я публиковаться в альманахе «Стрелец» у Глезера в Париже. Хотя до этого «Юность» публиковала. Но когда уходит система, не бывает так, что на ее место не приходит ничего. На ее место пришла антисистема. Мы ее видим. Мы видим это по уровню культурной иерархии в наших официальных учреждениях. Мы можем посмотреть.
Недавнее антиковидное выступление хорошего актера Егора Бероева связано не с тем, что он плохой или хороший актер. Это связано с резкими сдвигами в культурной иерархии. Человек просто не очень хорошо понимает, в какой он стране живет и ради чего это все делается. Сдвинулись ценности.
В какой-то момент было принято решение, что необходима какая-то стандартизация по стандартам западной масс-культуры. Ведь западная культура тоже бывает разная. Есть высокая, есть массовая и так далее. И вот в тех реалиях масс-культуры, масс-образования, этикет не нужен совершенно. Это проблема более высокая, чем просто этикет.
Ю. Грымов:
- Я думаю, это еще связано с авторитетами. Мы недавно всей страной обсуждали приход блогера Ольги Бузовой во МХАТ им. Горького. Человек, у которого 23 миллиона подписчиков, хотим мы этого или нет, но это авторитет.
Д. Лекух:
- Я бы не измерял авторитет в культуре количественными показателями. Это смешно. Кто авторитетней – Велимир Хлебников или Демьян Бедный? В том-то и дело, что…
Ю. Грымов:
- Вы называете людей определенного уровня. Можно назвать Платонова и так далее.
Д. Лекух:
- Просто у Хлебникова нет читателей, но он как культурное явление в иерархии значительно выше, и это понимает массовое сознание.
Ю. Грымов:
- Но кто сегодня лидер мнений? Какой деятель, ученый, артист, политик? Мы же знаем, что если мы включаем телевидение, там в основном политики.
Д. Лекух:
- Другие параметры. Кто заказчик. Сейчас мы не смотрим, кто авторитет, а мы смотрим, кто заказчик, кто плательщик, и так далее. А вот заказ идет, причем идет не сейчас. Он достаточно простой. Давайте начнем с образования. Мы, внедряя у себя достаточно неплохую болонскую систему образования, мы как-то забываем, что элиты западные не обучаются в болонской системе. Вы попробуйте поступить по любому аналогу ЕГЭ в Оксфорд, в Кембридж. С вас еще рекомендации попросят. Есть элитное образование, оно необходимо. И именно оно создает стандарты, а не массовое.
Мы же, поскольку наши старшие товарищи в свое время решили, что их дети все равно будут получать высокое образование, но не обязательно здесь, спасибо ректорам, которые частично отстояли наши высокие образцы высшей школы, вот и все. А стандартом задается масс-культура. Это то, из-за чего мы с вами мучаемся как художники. Потому что стандартом является масс-культура.
Почему это произошло? Тоже все предельно просто. Кто шел в 90-е во власть? При том, что я человек антикоммунистических убеждений. Во власть шли комсомольские работники. Михаил Борисович Ходорковский меня в комсомол принимал во Фрунзенском райкоме комсомола Москвы в свое время. В бизнес-элиты, во властные элиты шли комсомольские работники, часть третьих секретарей, бандюки, кооператоры, журналисты из неудачливых, это уже обслуга, артисты и так далее.
Ю. Грымов:
- Вы называете яркие события.
Д. Лекух:
- Это заказчик на любые произведения культуры.
Ю. Грымов:
- При этом у нас министр образования господин Фурсенко говорил, что нам нужно подготовить грамотного потребителя. Он говорил, что советское образование готовило творца, созидателя. Мы это все понимаем. Как это менять?
Д. Лекух:
- Перемены такого уровня происходят всегда достаточно жестко. В Китае это называлось культурной революцией. Да и у нас она в свое время была. Есть общие какие-то социальные процессы. И в культурной среде в том числе. Когда мы говорим о 1937 годе, таким 37-м годом заканчивалась любая революция. Начиная от «железнобоких» Кромвеля, Наполеон Бонапарт общался с доблестными парижанами на языке артиллерии и расстреливал их просто. То есть та пена, не способная к созиданию, которая на любом революционном подъеме, она не способна к созиданию. Мы законсервировали эту ситуацию в культуре, по крайней мере. Мы не строим иерархию вообще.
Ю. Грымов:
- Иерархия строится, но она по другому принципу. Я прочитал, что Сталин, которого я считаю преступником, он заставлял ближайшее свое окружение читать. И спрашивал: а что ты прочитал? Расскажи.
Д. Лекух:
- А кого мы знаем из наших нынешних государственных деятелей, я тоже считаю Сталина преступником, хотя помягче, потому что из всех большевистских лидеров он самый симпатичный, начиная от Ленина и заканчивая последними. Потому что эти-то рыцари без страха и упрека народу побольше положили, как Довлатов говорил совершенно справедливо. Но не в этом дело. А мы можем назвать еще одного государственного лидера в нашей стране, который мог бы позвонить писателю? Булгакову, Пастернаку? Это задокументированные разговоры Сталина.
Ю. Грымов:
- Сталин один раз позвонил Булгакову и изменил полностью его карьеру. Он потом чуть с ума не сошел, когда Булгаков ждал второго звонка.
Д. Лекух:
- Сталин звонил Пастернаку, он звонил Симонову, Фадееву. Он ждал ответа от лидеров, от тех, кого где-то вырастила страна, от культурных лидеров. И они этому соответствовали.
Ю. Грымов:
- Но для него как для политика люди культуры были проводниками. Они соединяли.
Технический прогресс способствует повышению культуры? Понятно, что очень индивидуально. Но по большому счету?
Ю. Грымов:
- Я бы сказал, что он повышает, безусловно, доступность массовой культуры. С этим трудно спорить. Способы коммуникации другие. Что касается собственно культуры, образцов высокой культуры, то это идет в параллельном измерении. Были попытки такие. Сейчас все три ведущие мировые модернистские идеологии настаивали на изменении человека. Это коммунистическая идеология, фашистская идеология, либеральная идеология. К счастью, у них так это до конца и не получилось. Человек остается приблизительно тем же самым существом, как духовным, так и биологическим.
Поэтому духовный процесс возможен, наверное, он как-то связан с массовым образованием. То, что мы наблюдали, когда была всеобщая грамотность, то, что называлось революционным энтузиазмом масс в обучении, к каким хорошим результатам в экономике это привело. В культуре? Наверное, тоже. Но я считаю, что если там есть связь, то только какая-то корреляционная.
Ю. Грымов:
- Вы согласны, что соцсети – это рассадник бескультурья, хамства и агрессии? В основном. Мы же во дворе знали: вот это плохой парень, с ним дружить нельзя. А сегодня получается, что все знают, что вот этот блогер плохой, рассадник агрессии, хамства. И почему-то там сразу много подписчиков. Почему это произошло?
Д. Лекух:
- Изменилась подача коммуникационная. Это называется таргетирование. Таких образцов плохого, к которому проще потянуться, всегда было больше. Но всегда находились просто более сильные, более образованные, другие ребята, которые решали подобного рода вопросы, в том числе и силовым методом. И устанавливали свой авторитет.
Когда произошло таргетирование, когда эти различные слои начинают вариться фактически в своей среде, я человек глубоко рок-н-ролльный, но я понимаю, что я не смогу слушать Моргенштерна. Он существует в параллельном от меня мире. Ну получилось так. Но в то же время это означает и то, что и я никак не смогу воздействовать на эту среду. Я считаю, что это беда таргетирования. В таргетировании есть много полезного, но и такие вот тоже вещи есть.
Ю. Грымов:
- Люди пишут, что Моргенштер, в отличие от государства, собрал деньги для больного парня. Но это заслуга не Моргенштерна, а этих людей.
Д. Лекух:
- Конечно.
Ю. Грымов:
- Но эта подмена существует?
Д. Лекух:
- Мы привыкли все упрощать. У нас Запад – это единый такой монолит. И мы монолитные. Мы не монолитные. Ничего удивительного в том, что в соцсети вышли люди на массовом уровне, которые раньше бухали в подворотне или скверике, где три грибочка. Они просто оказались в интернете. Естественно, им проще сбиться в кучу. Это естественный процесс. Интернет – это всего лишь способ коммуникации.
Ю. Грымов:
- Для меня это – доставка сигнала.
Д. Лекух:
- А люди те же самые. Те же бабушки у подъезда: вот, проститутка пошла! - которые сейчас сидят в интернете. А с другой стороны, проститутки тоже сидят в интернете, но в своем таргет-сообществе. А дальше, чье сообщество громче проорет. Люди культурные, как правило, орут не очень громко. Либо бьют в морду сразу, либо просто молчат, глядя на это.
Ю. Грымов:
- Соцсети, которые позволяют себе оскорблять кого-то, не получают ответной реакции. Люди отписываются. А раньше во дворе можно было получить оплеуху за это.
Д. Лекух:
- А это и есть признак иерархии. Мы начали с того, что культура – это всегда иерархия. А здесь это массовое, раскатанное ровным слоем. И иерархии там нет, авторитетов нет. Люди, которые читают книги, всегда управляли и будут управлять людьми, которые смотрят телевизор. Это сказал кто-то из американских президентов. Нам важно это понять. И нам важно понять, что заказчиком происходящего является всегда элита. Это к вопросу о качестве элит. Это наш самый больной вопрос в стране – качество наших элит. Все остальное – производные.
Ю. Грымов:
- Мы же заслужили такую элиту. Когда я пришел в творческую среду, я на своем пути встретил великих людей большого кино, которые говорили: так можно, так нельзя. Некая ответственность за то, что ты делаешь. На что нужно обратить внимание в воспитании подрастающего поколения?
Д. Лекух:
- Быть собой и не врать. Это самое главное. Это достаточно серьезное культурное преимущество. Пытаться самому не останавливаться. Если сам не останавливаешься, дети воспитываются собственным примером, в том числе и родителей. Если сам не останавливаешься, не важно, выпиваешь ты или не выпиваешь, но если ты продолжаешь сам идти к чему-то, стремиться к чему-то, то и твой ребенок будет стремиться следом за тобой.
Ю. Грымов:
- Прекрасные слова: быть собой, не врать. Это ответ от писателя Дмитрия Лекуха.
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!
