Как пандемия изменила семейные ценности
А. Милкус:
- Здравствуйте, наши уважаемые друзья!
Д. Завгородняя:
- Здравствуйте. Александр Борисович сегодня по Зуму у нас, а также у нас замечательный с нами психолог, Анна Сергеевна Кривцова. Здравствуйте, Анна Сергеевна.
А. Кривцова:
- Доброе утро.
Д. Завгородняя:
- И поговорим мы сегодня о семье в затяжном стрессе, так сказать…
А. Милкус:
- Давай все-таки скажем, что Анна Сергеевна кандидат психологических наук, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета и самое важное еще – одна из важных характеристик – Анна Сергеевна еще и педагог-психолог в школе, то есть, работает и как научный сотрудник, и как человек, который, как говорится, в поле. Я, как отец двоих детей, не могу сразу не прокомментировать новость, которую мы только что услышали в новостном блоке о том, что раздвижная обувь, а я думаю, что родители, у которых больше одного ребенка, прекрасно знают, что у детей обувь снашивается раньше, чем вырастает нога, поэтому это такая истории я понятная…
Д. Завгородняя:
- Особенно кроссовки, да.
А. Милкус:
- Да, поэтому они будут раздвигаться, они уже превратятся в лохмотья… ну и слава богу. Да, мы будем говорить об особенностях семьи и вообще о том, что происходит с семьей. Анна Сергеевна, много я читал в последнее время исследований о том, что происходит трансформация семьи. Происходит это из-за того, что меняется уклад, цифровой уклад приходит, и много было уже исследований, публикаций о том, что семья в период дистанционной нашей жизни, в период пандемии, претерпела большие изменения. Стало больше разводов, больше нервных ситуаций таких. Давайте начнем с того, а что такое семья? Давайте дадим определение семьи. Потому что в принципе, вот даже если мы берем лингвистически, во многих славянских языках –польском, украинском, чешском – семья – это родына, родина. Вот в русском языке родина и семья – это очень близкие понятия. Что сейчас происходит? Что такое семья, с точки зрения психолога?
А. Кривцова:
- Ну, действительно, вопрос семьи в ситуации напряженности, в ситуации каких-то ограничений становится очень актуальным и я хочу сказать, что и как практикующий специалист, и как сама мама, и как научный сотрудник, действительно все эти три сообщества – и научное, и практикующее, и родительское – как раз все в едином порыве сейчас объединяются, задают этот вопрос, ищут выход на этот вопрос. И, если мы с вами посмотрим на сложившуюся ситуацию, то мы увидим, что тревога, напряжение, которое вовне, постоянно оказывают влияние на человека, то действительно стоит задуматься о том, как же найти эти силы, ресурсы, чтобы выжить, сохранить то, что мы имеем – и внутренние ресурсы, и внешние. Поэтому, конечно, наверное, вопрос о том, кто способен это сделан, сегодня не оставляет сомнений – это семья. Если мы с вами обратимся к традиционной культуре, к ее основам, то мы увидим, что семья имела большое значение, имела ряд функций и, прежде всего, это, конечно, объединение людей с точки зрения деторождения, с точки зрения экономической: ведения хозяйства совместного и, конечно же, это функции защиты, поддержки и общения людей. Поэтому, если мы говорим про современную семью, то, я думаю, что она не утратила этого значения, этого смысла – это люди, которые объединяются для того, чтобы создать общество, в котором рождаются дети, которое поддерживает определенные традиции, ценности, взаимодействует в этой канве и осуществляет на протяжении всей жизни вот эту совместную деятельность такую.
А. Милкус:
- Анна Сергеевна, все-таки очень важно, да, вот некоторые считают, что семья – это мама, папа и дети, да. Некоторые считают, что это все поколения. Некоторые считают, что только те, к то живет под одной крышей или рядом. С вашей точки зрения, что семья собой представляет. Нужно ли отрицать старшее поколение, когда возникает младшее поколение?..
Д. Завгородняя:
- Да, кстати, одно время было модно говорить о том, что нужно расселяться, отселяться от родителей, что многопоколенная семья – это не очень здорОво. Вот внесите ясность в вопрос.
А. Кривцова:
- Ну, на самом деле, можно находиться в разных точках мира и называться семьей, и поддерживать психологические связи, прежде всего, общаться и взаимодействовать. Конечно, семья – это то количество людей, которое находится в постоянном контакте и взаимодействии. Конечно, это, прежде всего, мама, папа, дети, это бабушки и дедушки, это братья и сестры, двоюродные – то есть, это все большое сообщество, которое объединяется по родственному признаку. Но если мы с вами обратимся к традиционной культуре, то мы увидим, что понятие семьи очень расширялось и там были объединения и по совместному труду, и по молочному вскармливанию – не всегда мамы могли кормить своих детей, их кормили молочные матери, и они уже входили в семью и тоже являлись родственниками. То есть, понятие родственник может быть по разному признаку. Но для чего это нужно, почему это было важно? Потому что в нужный момент все эти люди объединялись и поддерживали друг друга. Поэтому семья – прежде всего, это то количество людей, которые по какому-либо признаку могут быть включены в это взаимодействие. А вместе они живут, отдельно ли они живут – это уже не такой важный вопрос. Не принципиальный.
А. Милкус:
- Анна Сергеевна, вы обращаетесь к прошлому – это понятно, что семья, как учили нас в советское время, ячейка общества, объединяется для того, чтобы экономически выживать, отвечать на какие-то вызовы и т.д. Но вот последние исследования говорят, что как раз пандемия и напряженность в обществе, и нынешняя информационная канва, она как раз разрушает семью, потому что возникают разные точки зрения. Мы в течение двух лет в социальных сетях наблюдали споры старшего и младшего поколения по поводу пандемии – есть она или нет, антипрививочники и прививочники… часто линия соприкосновения фронта проходила внутри семьи и они разрушали семью, потому что люди не могли найти общий язык. Вот действительно ли это происходит и что надо делать? Вот вы правильно говорите, что семья – это важнейшая ценность, и разногласия могут быть, но они не должны быть такие, что там сын с матерью, а брат с сестрой не разговаривают.
А. Кривцова:
- Конечно, я абсолютно с вами согласна. Действительно, ситуация пандемии, ситуация затяжной напряженности, стресса в обществе является не рядовой ситуацией. И мы говорим о том, что это ситуация, когда человек вынужден выживать. Если это пандемия, то человека закрыли на очень узкой территории он вынужден, и тут, конечно, не до каких-то глубоких внутренних психологических взаимодействий. Здесь человек выживает и работают другие механизмы, другие функции. Поэтому, конечно, в экстренной ситуации, мне кажется, самое важное взрослым людям, прежде всего, договориться о тех правилах временных, которые будут существовать для того, чтобы людям выжить в этой ситуации. И это очень важно. Например, если мы говорим сейчас про современную действительность, то, конечно, очень важно оградить свою семью от потока негативной информации, которой мы сейчас подвергаемся. И семья – это как раз то место, где можно создать искусственно те правила, которые помогут сохранить добро, тепло, мир, поддерживать друг друга. Поэтому, конечно, это делается искусственно, люди садятся и договариваются, что вот есть темы, которые мы пока трогать не будем, временно. Я думаю, что все люди, которые заинтересованы и находятся в такой вынужденной ситуации, согласятся на эти правила и это очень эффективно работает. Например, по крайней мере, если делать параллель со своей семьей, то мы с моей 12-летней дочерью сели и договорились, что у нас есть ряд тем, которые мы минимально обсуждаем… То есть, я рекомендую семьям организовывать такой совместный сбор для того, чтобы какие-то вопросы можно было обсуждать и ввести какие-то табу. Это временно. Понятно, что это не эффективно на всю жизнь, но в какие-то экстремальные моменты, когда люди договариваются и принимают определенные правила, оно имеет смысл.
А. Милкус:
- Так все-таки, наблюдаете ли вы какой-то распад семьи или трансформацию семьи, связанную с цифровыми технологиями? Я смотрел статистику, в Советском Союзе неполных семей было 14-15%, в последнее время в России уже треть семей неполные. Связано ли это с цифровизацией, с изменением экономики?
А. Кривцова:
- Согласна, вопрос, который много меня волновал, на который я тоже все время пыталась найти ответ, почему распадаются семьи, в чем причина. Вы знаете, мне кажется, это не связано напрямую с цифровизацией, мне кажется, это все-таки связано с тем функционалом, который несет в себе семья. Прежде всего, мне кажется, это связано с ответственностью, которую люди перестают брать на себя. Потому что семья – это большой труд, ежедневный труд, который возлагает на людей, которые принимают решение о создании семьи, определенные обязанности и ответственность. Мне кажется, основная причина все-таки в том, что мы сейчас… цифровизация в чем влияет? В том, что действительно есть определенный формат трансляции некоей информации, которая воздействует на молодежь и она как раз не всегда очень позитивна в отношении семьи. А наоборот, мы видим, что большинство СМИ транслирует нам о том, что прикольно иметь детей без создания семьи, иметь несколько жен, несколько семей в разных городах, например, или, наоборот, заниматься только собственным развитием, собственным каким-то продвижением себя. И вот эта функция значения семьи она как раз принижается или не ставится на уровень значимости другими функциями. Мне кажется, как раз вопрос в этом – в том, что люди не хотят, боятся брать эту ответственность…
А. Милкус:
- То есть, какая-то инфантилизация общества происходит?
А. Кривцова:
- Да, да. И как раз вот цифровизация, доступ к информации, которая крайне в отношении семьи может быть негативной, как раз на молодое поколение влияет и здесь могут возникать конфликты. Когда взрослое поколение пытается передать те традиции, ценности, которые им прививали родители, вот здесь как раз может быть действительно быть вот этот диссонанс. Но здесь, знаете, хочется тоже такой вопрос для размышления задать. Мы очень много задумываемся о правильном питании, сейчас это целое направление, да, здоровый образ жизни, но в меньшей степени мы почему-то задумываемся о той информации, которую мы употребляем. Мне кажется, здесь тоже очень важный вопрос думать о чистоте этой информации, об источниках, которые мы используем, потому что, если этого не делать, то происходит очень сильное засорение. Особенно, конечно, в неокрепшей молодой детской психике, на которую как раз, мне кажется, вот направлено все воздействие…
А. Милкус:
- Это очень важный вопрос, да, есть даже книжка, которая недавно вышла, моего старшего товарища и человека, которого я очень уважаю, - Игоря Ашманова, называется «Цифровая гигиена». Книжка большая, она рассчитана на родителей, и даже не все родители ее смогут прочесть, потому что она в таком научном стиле написана. То есть, у Игоря Станиславовича там структурированы опасности цифрового мира, но вот как определиться, как выбрать тот чистый поток, который тебе позволяет выжить, но не сносит голову, вот как это сделать? Как вы с дочерью это выстраиваете? Она тоже, наверное, сейчас интересуется тем, что происходит вокруг?
А. Кривцова:
- Конечно. Это очень своевременный вопрос. И я тоже об этом постоянно думаю, и мы в школе с родителями постоянно обсуждаем, она все время задают вопрос – как уберечь своих детей, как ограничить, как не сделаться вот тем цербером, который ограничивая, ограничивая, все время держит ребенка в ежовых рукавицах…
А. Милкус:
- …а потом запретный плод получается.
А. Кривцова:
- Да, который потом бы не сбивался с катушек или, наоборот, был бы абсолютно не приспособленным к обществу. Ну, на самом деле, если мы говорим про подростков, то здесь только договариваться и обсуждать. Если приводить в пример мою семью, то со своей дочерью я многие вещи обсуждаю открыто. Но мы в современной, сегодняшней ситуации, все-таки договорились минимизировать. Я все время занимаюсь такой профилактикой, я рассказываю о том, какая информация может быть вредной и почему. Вот самый простой пример. Начиная с Тик-Тока, с каких-то сайтов, на которых она просила зарегистрироваться, ВКонтакте, Инстаграм… все-таки какое-то время назад это было очень модно, популярно у подростков, они там выкладывали что-то… Мы прямо садимся и я говорю – смотри, ты выкладываешь фотографии, ты делаешь это для чего, кто это смотрит, кому ты это направляешь? Просто для себя? Есть другие возможности. Сказать о себе что-то – ну, наверное, еще не доросла до того уровня, чтобы о себе заявлять всему обществу. То есть, все время разговариваю. Да, она с чем-то не согласна, что-то я принимаю, что-то нет… То есть, мы все время находимся в диалоге с ней, разговариваем. Но она мне все время задает вопросы – мам, а почему у Маши есть доступ?... Да, у нас стоит родительский контроль и я ограничиваю. Мы ходим в государственную школу и там нет такого централизованного отношения к телефонам – кто-то разрешает, кто-то нет. Но если есть такой дисбаланс, то телефон в школе появляется на уроках, к сожалению. Поэтому, когда нет связи, нет желания и необходимости его доставать. Почему? Объясняю дочери – потому что ты идешь учиться, ты идешь работать, ты идешь трудиться – сейчас это отвлекает. Выходя из школы, у тебя есть возможность – пожалуйста, я включаю, ты смотришь электронный журнал, делаешь уроки, потому что без этого сейчас, к сожалению, мы не можем обойтись – ушел из жизни бумажный дневник, к сожалению, но, тем не менее. Поэтому, конечно, с подростком это обсуждается. Каждый раз. То есть, нельзя авторитарно – да или нет. Почему за и против всегда? Пусть задают вопросы, неудобные, не всегда взрослые могут на какие-то вопросы однозначно ответить, но только в диалоге. Подросток – это человек, который, имея телефон, сам может получить какую-то информацию… Вот недавно у меня дочь спрашивала – а что значит такое-то слово, такое-то слово…
А. Милкус:
- Нехорошее?
А. Кривцова:
- Да…
А. Милкус:
- Слушайте, ну, это очень важно, что дочка спрашивает у вас, а не на улице.
А. Кривцова:
- Знаете, я сама для себя, и дочери всегда говорю – понимаешь, можно спросить у кого угодно, но я единственный человек, который в критической ситуации будет тебя защищать и спасать. Никто никогда этого делать не будет – это будут делать родители. И я всегда ей говорю, что первый, кто должен узнать – это я. Пусть самое плохое. Мы потом с тобой разберемся, да, но спасать буду я. И это вот как раз про родительскую ответственность за своих детей. Мы очень часто слышим, что современные родители пытаются быть друзьями, подругами своим дочерям, вот я для себя поняла, что я не могу быть подругой, потому что я…
Д. Завгородняя:
- …потому что вы мама.
А. Кривцова:
- Да, потому что я мама и я несу ответственность за своего ребенка. И если что-то у нас, к сожалению, может произойти, то первое, что спрашивают полицейские службы, медицинские службы - они спрашивают с родителей: а где были вы, а что делали вы? И я не могу сказать, что я в этот момент занималась своими делами. Я родитель и я контролирую ситуацию – вот это важный момент. Поэтому, мне кажется, что это тоже одна из причин вот этой инфантилизации, страха взять на себя ответственность, контролировать ситуацию, быть взрослым, зрелым человеком, принимать вот эти решения за себя, за семью, за детей своих.
А. Милкус:
- Анна Сергеевна, вы вышли на очень важный вопрос, который я бы хотел все-таки еще обсудить. Я достаточно часто встречаюсь с десятиклассниками, мы занимаемся медиаобразованием, и большинство ребят говорят, что информацию они получают от блогеров. То есть, они не используют традиционные СМИ, они не используют телевидение, радио – ну, может быть, иногда – подкасты. Но они получают информацию и складывают картину мира из неких блогеров. Они называли их мне, я ни одного из них не знаю…
Д. Завгородняя:
- Саша, эти блогеры постоянно меняются, и для каждой группы подростков свои авторитеты, в них разобраться невозможно, и запомнить невозможно.
А. Милкус:
- Это замена вот такого значимого взрослого теперь?
А. Кривцова:
- Да, совершенно верно.
А. Милкус:
- И как контролировать? Хорошо, не контролировать, а дать вот этим блогерам, которые не намного старше вот этих ребят, понимание их ответственности за то, что они детям несут?
А. Кривцова:
- Совершенно верно. Давайте приведу пример из собственной жизни. Я читала лекцию студентам и мы обсуждали, как будет сдаваться экзамен, как готовиться, и вдруг одна из студенток говорит, что – а вот блогер рекомендовал так-то. Я сначала растерялась… в смысле блогер? Мы с вами работаем, сейчас здесь я ваш преподаватель, я буду принимать экзамен… и я вот поняла, что действительно блогеры очень прочно вошли в жизнь, но, опять же, если проводить параллель со своей дочерью, я ей тоже сажусь и говорю - вот давай посмотрим, кто такой блогер? Кто тот человек, который просто решил транслировать свою точку зрения? Ты тоже можешь стать блогером, но насколько эта информация будет достоверна – огромный вопрос. Скорее всего, не совсем достоверна. Поэтому, конечно, это очень серьезный вопрос на сегодня, блогеры действительно стали более доступны и авторитетны у подростков, чем взрослые, близкие люди…
А. Милкус:
- Как начинать разговаривать с младшими школьниками? Вот мы вышли на подростков – подростки, понятно, нужно разговаривать, нужно понимать и вот с точки зрения информации, эти блогеры – они очень сомнительные. Мы делали, кстати, несколько программ про молодежные передачи, которые сейчас транслируются на разных стриминговых сервисах, там на Ютюбе и т.д., которые переполнены ненормативной лексикой, матом и т.д. – ну, вроде бы они сейчас немного прикрутили вот эту горелочку, вроде поменьше стало… Но жуть, конечно, что было… А вот как младшим сделать прививку? Мы же видим, в коляске он едет, а в руках у него уже смартфон…
Д. Завгородняя:
- Хороший вопрос, кстати, в каком возрасте можно давать гаджет? Например, у моей крестницы, которую я часто в качестве примера привожу здесь, у нее есть смартфон. Но он лежит где-то в стороне и я его никогда не вижу. Ей неинтересно с ним, ей интереснее жизнь, реальная, в 3Д. Вот когда давать ребенку гаджет и как делать так, чтобы он к этому гаджету прохладно относился?
А. Милкус:
- Давайте все-таки расширим вопрос. Как настроить все-таки взаимоотношения с младшими детишками?
А. Кривцова:
- Да, это очень такой широкий вопрос. Мне кажется, это даже, возможно, тема для отдельной передачи. Но, конечно, если провести параллель, например, с нашей школой, то что мы делаем с нашими родителями? Мы их учим. Мы говорим о том, что в дошкольном возрасте есть свои задачи, возрастные, психологические – в них входит развитие высших психических функций. Интеллектуальные задачи, да. Основной вид деятельности – это игра. В начальной школе – это продолжение развития интеллектуальных функций… ведущая деятельность – учебная. Если мы даем гаджет ребенку в руки, то все наши возрастные задачи перекрываются. Потому что ничего, кроме той информации, которая ложится на психику ребенка, он не получает. Ну, играет – максимум. Поэтому, конечно, очень важно – чем позже, тем лучше, потому что. Отвечаю для себя и для многих родителей так, что основная функция смартфона, гаджета – это связь с родителями. До школы, в начальной школе ребенок находится всегда в контакте с родителем. Мы его приводим до школы, забираем из школы – да, в подростковом возрасте уже необходимо это. Поэтому начальная школа, конец начальной школы – нет никакой необходимости. И в дошкольном возрасте нет никакой необходимости давать ему этот смартфон. Во-первых, у него другие задачи развития – физическая активность, познавательная активность. Получая в руки смартфон, он постепенно снижает все эти функции. И еще очень важный вопрос – это параллельно с развитием формирование критического мышления. А оно возможно только если мы читаем книжки, обсуждаем их с родителями и с учителями, а не получаем бесконтрольную информацию через интернет, через разные источники. Потому что, если ребенок получает смартфон бесконтрольно, я очень часто слышу, когда родители в школе на консультации говорят о том, что – телефон это личное пространство ребенка, я не смотрю туда и т.д. И вот очень напрасно. Потому что, конечно, когда подросток в 16-18 лет – это может быть его пространством. Но в начальной школе, в средней школе все-таки это очень зыбкая, небезопасная среда, в которой ребенок может попасть в очень неприятную ситуацию и вовремя взрослые могут не среагировать. Поэтому, конечно, ни о какой свободе взаимодействия с телефоном здесь не может быть и речи…
А. Милкус:
- Слушайте, у нас программа все-таки про семью, а мы сейчас говорим про смартфон как об одном из членов семьи. Ну, это же ужасно. Давайте немножко уйдем от телефона…
А. Кривцова:
- Если спрашивать меня, как специалиста, я вам скажу – чем позже вы дадите его, тем лучше для ребенка.
А. Милкус:
- Ну, у нас много родителей тревожных, они при помощи телефона проверяют – дошел ребенок до школы, дошел до дома и т.д…
А. Кривцова:
- Сейчас в большинстве школ электронная карточка и родителям сразу на телефон, как только ребенок приходит в школу…
А. Милкус:
- Это мы про Москву говорим. Это у нас Москва, которая отличается высоким уровнем цифровизации, а я бываю в регионах, где смартфоны вообще бесполезны, потому что даже в деревне в Курской области интернета нет и единственное место, где можно получить доступ к интернету – это школа – туда проложен отдельный канал… Вот мы сейчас были в Хакассии, даже в райцентре, кроме школы и почты, никаких интернетосодержащих учреждений нет.
А. Кривцова:
- Тогда мы с вами отвечаем на вопрос, который мы с вами вначале поставили – влияет ли цифровизация на распад семьи? Не влияет. Другие причины все-таки в бОльшей степени влияют. Отсутствие вот этого эмоционального контакта, общения, взаимодействия. Личного.
А. Милкус:
- Вот в этом плане мы хорошо выплыли как раз на ту тему, которую я и хотел. Что беспокоит? И на это жалуются мне дети. Иногда жалуются учителя. Как правило, если в школе возникает конфликт… вот вы говорите, что родители – это тыл ребенка, да. Но в последнее время многие родители во время конфликта встают на сторону учителя… учитель не может быть неправ. Мне кажется, что это абсолютно ложная позиция. Ты должен быть всегда на стороне своего ребенка. Ты можешь разобраться в конфликте, можешь пожурить, но публично осуждать ты не имеешь права. Я прав?
А. Кривцова:
- Обычно я с вами согласна. Я вот гуляла с ребенком у школы, смотрю – стоит учитель, классный руководитель, родители и все втроем распинают ребенка, ругают его…
А. Милкус:
- О, классическая история!
А. Кривцова:
- Это – печальная картина! Такого не должно быть. Конечно, существуют уже современные технологии решения конфликта и в школе, прежде всего, и, конечно, любой конфликт можно решить без унижения, без потери человеческого достоинства ребенка. И он в этой ситуации, конечно, самое незащищенное лицо, потому что и родители, и учителя эмоционально всегда реагируют, но я, конечно, больше сталкиваюсь с ситуациями, когда родители в бОльшей степени защищают своих детей и в меньшей степени прислушиваются к мнению учителей. И, к сожалению, тем самым оправдывают какие-то негативные действия, которые дают детям впоследствии карт-бланш вести себя еще хуже, потому что вот есть такая мощная поддержка. Конечно, здесь должен быть золотой баланс. Но это возможно, только если все стороны садятся за стол переговоров, выслушивают друг друга и приходят к единому совместному правильному решению. Конечно, унижать ребенка публично это вещь недопустимая.
Д. Завгородняя:
- А как соблюсти этот баланс? У меня, например, ученик, у него папа. Папа ко мне приходит, как к учителю, и говорит – я всегда на стороне своего сына. Но сын ведет себя на уроке не очень хорошо, например. Сын может разговаривать вслух, когда не спрашивают, прерывать ход урока, мешать другим ребятам. Вот что в таких ситуациях делать? А он чувствует поддержку своего отца. Это хорошо, что у него такой хороший папа, можно только приветствовать. Но как сделать так, чтобы ребенок не перетягивал на себя внимание, отнимая его у других?
А. Милкус:
- Чтобы не чувствовал себя безнаказанно?
А. Кривцова:
- Конечно, здесь мы с вами вернемся к началу разговора, когда я говорила об определенных правилах, когда люди договариваются. И так же в школе, прежде всего, в начале года классный руководитель, учителя вместе с родителями на родительских собраниях, на каких-то других мероприятиях договариваются о совместных правилах. О том, какие правила на уроке, как взаимодействовать. Все это проговаривается и тогда все-таки мы можем апеллировать и говорить о том, что произошло нарушение. Если, конечно, нет правил, нет административной поддержки, то, конечно, родители и дети будут в этой ситуации чувствовать себя более вольготно. Но если все-таки есть правила, есть определенные санкции в случае нарушения этих правил, они на уровне всей школы определены, то, конечно, порядок и дисциплина…
А. Милкус:
- А что такое санкции? Какие могут быть наказания? Двойка, что ли?
А. Кривцова:
- Почему? Можно вызвать родителей, поговорить с ними. Можно дать дополнительное задание ребенку в конце концов, если он отвлекается и выполняет что-то быстрее. Опять же, это внутри класса, внутри педагогического коллектива оговаривается, что приемлемо, что является действенным.
Д. Завгородняя:
- Чтобы правила были общие для всех.
А. Кривцова:
- Да.
А. Милкус:
- Да, я хотел бы сконцентрироваться вот на чем. Есть ли какие-то научные исследования о том, что нынешнее поколение с поколением миллениалов, родителей их и, может быть, еще более старших людей, происходит разрыв культурного кода? Если мы – я со своими родителями, мой старший сын со мной – смеемся над одними и теми же шутками, мы цитируем одни и те же фразы из старых советских фильмов или фильмов 90-х, мы узнаем мелодии… и даже вот люди, которые уехали из страны в 80-90-2000-е годы, они понимают смысл анекдотов… то есть, это вот тот культурный код, когда мы понимаем, что мы разговариваем на одном языке, мы понимаем друг друга. Но вот у меня ощущение, что нынешнее поколение, которое сейчас входит в жизнь, у них совершенно другой культурный код, мы их не очень понимаем, и они нас не очень понимают. Они выросли уже на других мультиках, они не смотрели «В бой идут одни старики»… у них другое пространство. Как с ними выстраивать отношения? И чувствуете ли вы этот разрыв? Вот я, например, его очень остро чувствую. Я говорю, что я вот встречаюсь с 10-11-классниками, мы говорим по-русски, но мы говорим на разных языках очень часто.
Д. Завгородняя:
- И в более ранних возрастах это проявляется. Потому что у них именно культурный код, набор каких-то культурных вещей, он у них меняется еще, к тому же, периодически, благодаря модам интернетным опять же.
А. Кривцова:
- Совершенно с вами согласна. Действительно, исследования такие есть, и они подтверждаются. И вот здесь как раз это связано с цифровизацией. Да, они значительно отличаются от своих предшественников, и разрыв действительно здесь существенен. Даже вот далеко ходить не надо – моя дочь, вместо того, чтобы сказать «мам, какая шутка, какой прикол», она говорит «мам, смотри, мем». А что это такое, говорю? Ну, это прикол такой. Я говорю – а почему ты не можешь сказать «прикол»? Ну, все говорят мем. И я вот даже посмотрела, что такое мем и разобралась в этом… То есть, конечно, исследования проводились учеными Высшей школы экономики, психологами, они изучали достаточно большое количество подростков по всей стране, и существенное отличие – именно в мыслительных процессах, в восприятии информации, в получении информации. И на основе этого, конечно, происходит определенный разрыв в поколениях. Что с этим делать? Мне кажется, и для меня это очевидный вопрос, - это не оставлять своих детей без внимания и взаимодействия. Если мы даем бесконтрольно ребенку вариться в потоке информации, которая на него со всех сторон воздействует, то, конечно, разрыв уже в начальной школе может быть колоссальный. Если у нас есть совместная деятельность, если у нас есть способы пересечения, если есть у ребенка в семье обязанности, если он не приучен к труду, к любому труду – сейчас многие дети лишены возможности даже убираться у себя дома – за них это делают другие люди. Все равно, какие-то трудовые обязанности можно придумать. Конечно, когда мы своим примером детям показываем какие-то правильные поступки, правильные вещи и все это оценивается детьми – они могут этого не сказать, но через какое-то время они транслируют эту модель поведения. Поэтому только через совместную деятельность… чем больше точек соприкосновения, тем лучше.
А. Милкус:
- Это понятно, да. Но вот насколько для развития семьи, как социального, общественного института, для развития нашей цивилизации, нашей страны вот это такой ментальный разрыв между поколениями, культурный код, он опасен для развития страны? Или это естественная ситуация? То есть, будем ли мы понимать своих внуков вообще, разговаривая на одном языке?
А. Кривцова:
- На самом деле, вы же прекрасно понимаете, что даже люди, которые не владеют никаким языком, могут договориться, если есть цель, если есть заинтересованность в этом. Конечно, это опасный момент, но и для общества, и для семьи, и для страны в целом, но, если есть заинтересованность, если есть любовь и потребность у внуков общаться с бабушками и дедушками, если мама с папой сами звонят своим мамам и папам, взаимодействуют с ними, то, конечно, и внуки будут это делать. Даже если внук придет и скажет что-то на жаргоне, непонятном для деда, деду важнее то, что пришел внук и то, что он посмотрел ему в глаза и обнял его, и своим приходом привнес какую-то жизнь, какую-то энергию в семью стариков. Поэтому, мне кажется, что все-таки, хоть разрыв и есть, но он очень в бОльшей степени зависит от самих людей в этой ситуации, от самой семьи, да, как она решает этот вопрос, как она снижает вот этот разрыв, какими способами. Понимает ли она вот эту проблему. Если это есть, то, действительно, формы взаимодействия всегда найдутся. Даже просто прийти и посидеть с дедом и подержать его за руку, с бабушкой… Моей бабушке сейчас 94 года, она лежачая, она, к сожалению, уже уходит от нас, и мы это видим, и все это переживаем, но я вижу, как ей важно, когда я прихожу и держу ее за руку, просто обниму. Конечно, ей уже сложно, ей тяжело со своим организмом справляться, но, когда приходит Женя – ей 2,9 – просто за пальчик подержаться… они вообще разные поколения… и Вика моя 12-летняя… вот просто рядом посидеть… Мне кажется, если мы сохраним доброту, тепло, умение посмотреть друг другу в глаза, никогда поколения не разорвутся, даже если мы будем говорить на каких-то сложных и непонятных друг другу языках.
Д. Завгородняя:
- Анна Сергеевна, но все-таки, нужно приучать детей к своей культуре? К той музыке, которую мы слушаем, взрослые, к тем книжкам, которые мы читаем? Ведь иногда неожиданно ребенок начинает проявлять интерес и начинает заинтересовываться этим классическим роком, или русской классической музыкой – вдруг, внезапно. Потому что это нравится какому-то значимому старшему. Я примеры эти видела. Или начинает вдруг читать запоем Булгакова…
А. Кривцова:
- Я считаю, что это просто прямая обязанность родителей – познакомить со своей культурой – в разном возрасте разными способами. Например, вот опять далеко ходить не надо, моя дочь в 5-6-летнем возрасте, мы стали с ней ездить по России и изучать разных наших героев. Мы были у Бабы-Яги, мы были у Ильи Муромца, мы были у Деда Мороза. Моей дочери сейчас 12 лет и ее никогда теперь не свернешь с идеи, что Дед Мороз существует, потому что она у него была в гостях, она с ним сидела рядом и разговаривала. Мне кажется, это прямая обязанность – знакомить ребенка в разном возрасте разными способами, с традициями, с культурой своей родины, своей страны через поездки, путешествия, экскурсии. Сейчас возможностей огромное количество. И даже вот интернет-ресурсы нам в этом в бОльшей степени могут сейчас помочь.
А. Милкус:
- Вот вы как раз про культурный код и говорите в данном случае, именно об этом мы и говорим.
Д. Завгородняя:
- Вот я с удивлением обнаружила, что дети зачастую, подростки, не очень понимают советский кинематограф. Они считают, например, что в фильме «Девчата» все главные герои – манипуляторы. Они разоблачают главных персонажей фильма «Москва слезам не верит». У них какое-то другое вИдение. Вот как вы думаете, с чем это связано? И спорят с родителями, ругаются даже.
А. Милкус:
- А я считаю, что это хорошо, что они по-другому могут на эту ситуацию посмотреть и оценить со своей точки зрения. Вообще удивительно, что они смотрят эти фильмы…
А. Кривцова:
- Тут на самом деле может быть несколько причин и влияние действительно блогеров на какие-то определенные вещи. Тут сложно сказать. Надо садиться с таким подростком, выслушать его и обсудить эту ситуацию, что он там увидел с точки зрения своих манипулятивных каких-то действий. Но в любом случае, это хороший повод опять же повзаимодействовать и поговорить со своим ребенком, выслушать его и увидеть, как он видит этот мир другими глазами.
Д. Завгородняя:
- Да, тут совершенно гигантское поле для общения.
А. Милкус:
- Если они захотят смотреть советские фильмы…
Д. Завгородняя:
- Некоторые хотят, кстати, некоторые – с большим любопытством…
Спасибо большое, что были с нами. У нас в гостях была Анна Сергеевна Кривцова, кандидат психологических наук, доцент Московского государственного психолого-педагогического университета, Александр Милкус и Дарья Завгородняя.
