Дмитрий Белоусов: Сценарий перестройки будет для нас смертельным
С. Мардан:
- Всем здравствуйте! В эфире радио «Комсомольская правда», программа «Русский доллар». Я – Сергей Мардан. У нас сегодня в гостях Дмитрий Белоусов, руководитель направления Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования. Дмитрий Рэмович отвечает за макроэкономику и есть еще два направления – это финансы и промышленность.
Спасибо, что пришли.
Д. Белоусов:
- Спасибо.
С. Мардан:
- Про курс немного сориентируйте немного. Читаем: олигархи ноют, курс завышен, им невмоготу, не на что то ли яхты покупать, то ли зарплаты платить, в чем я сильно сомневаюсь. Будет им облегчение с курсом?
Д. Белоусов:
- Скорее, будет. Курс, действительно, завышен. И фиг бы с ним, с олигархами, не верю в продажу последней яхты. Думаю, парочка еще где-то найдется.
Проблема с остальной промышленностью, как мы видим, что цены явно завышены мировые. Но у нас курс идет за торговым балансом, за балансом торговых потоков: сколько мы продаем, сколько мы покупаем товаров с внешнего рынка. Есть еще капитальный счет – это наш вывоз капитала, наши инвестиции туда, их инвестиции к нам, но у нас по известным причинам это не самое сейчас актуальное. И движение резервов. У нас курс идет в целом сейчас за торговым балансом. Торговый баланс господин импорт при вот этом завышенном курсе начинает возвращаться, что мы глазами и наблюдаем. Даже на авторынке пошел уже процесс возврата.
С господином экспортом ситуация более сложная, там, конечно, нет такой глупости, которую не сделали бы наши уважаемые западные партнеры, чтобы поддержать высокие цены на энергоносители. Но масштабы человеческой глупости, все-таки, просто физически ограничены. Поэтому есть довольно высокая вероятность, что цены на нефть, по крайней мере, и уголь, а на металлы уже поехали вниз. И что они поедут вниз. Плюс у нас новый урожай сейчас в северном полушарии, скорее всего, по-моему уже начала ехать вниз цена на пшеницу. Поэтому у нас прогноз на ближайшие месяцы, это не значит, что на завтра, что у нас торговый баланс начнет ослабляться и курс вместе с ним постепенно поедет вниз. Плюс сезонный фактор – у нас тут не очень далеко новый год, октябрь-ноябрь – торговля начинает закупать импорт под это дело, соответственно, плюс выплаты там, где сохраняются внешние отношения, надо под новый год рассчитаться с долгами. Опять-таки, спрос на валюту.
У нас спрос на валюту под импорт и под эти все истории будет постепенно расти. С притоком долларов вопрос более сложный, поэтому, скорее всего, курс начнет вслед за этой историей постепенно ослабляться.
До скольких? Я, в принципе, мне не хочется это все обсуждать, скорее всего, у нас сейчас благодаря политике ЦБ шлюзов открыто слишком много. И управляемость поэтому этим процессом будет сохранена, мы никуда не сорвемся, но ослабляться он, скорее всего, будет. И отсюда важный вывод, что и мы полагаем, что в следующем году, несмотря на проблемы с экономикой, проблемы с совокупным спросом у нас инфляция окажется выше, чем желание ЦБ на 4% знаменитые эти, Минэк…
С. Мардан:
- Они предполагают, что инфляция в следующем году 4%?
Д. Белоусов:
- Они официально не озвучили. Что Минэк, что мы полагаем, что в 4% в следующем году мы ни в коем образом не впишемся. Ослабление торгового баланса – раз, высокие цены на продовольствие в мире, да, мы довольно лихо отсекли, но все равно, так или иначе, мировая инфляция, коль скоро мы экспортеры, на наш рынок просачиваться будет, в общем, вся эта история нам, скорее всего, даст чуть более высокий инфляционный фон на следующий год. Возможно, и через год. Если у нас получается порядка 7,5, на следующий год у Минэко там порядка 5-6, по-моему.
С. Мардан:
- Я наткнулся на заметку в Reuters, меня одна фраза зацепила: «поскольку мы наблюдаем процесс деглобализации». Вот Россия тридцать лет изо всех сил пыталась вписаться в эту глобальную экономику, теперь что, все сломали? И придется тренироваться по новой?
Д. Белоусов:
- Самое интересное из того, что происходит, не скажу «мы», что ровно то же самое, что с кризисом Пелоси показал Китай. Это ровно та же история – это байденовско-трамповская история, что глобализация – это не история про торговые связи, это история про структуру общества.
С. Мардан:
- Объясните?
Д. Белоусов:
- Ситуация очень простая. У нас не только элиты, у нас потребители ориентируются на массовые бренды. У нас немало граждан, которые ориентируются на западную культуру, если говорить об айтишниках, это просто глобальный рынок. Я не говорю о финансистах, о медийщиках. И не только у нас, это, повторюсь, то же самое Китай – молодые, группа, которых называют «китайские комсомольцы» - молодые китайские управленцы, они в значительной мере, а есть Пекин и Харбин, есть Шанхай-интернешнл. Еще более интернешнл, чем Москва-интернешнл. Есть Трамп и его граждане: что там глобализация, что у нас люди из общества выброшены, а есть Нью-Йорк, который этого на дух не переносит. И вот эта проблема, что глобализация проникла в пору обществ.
С. Мардан:
- Всех.
Д. Белоусов:
- Всех. Ну, я не отвечаю за Гану и Йемен, но всех более-менее развитых стран, включая большую часть развивающихся: Израиль с его там… Рабина хлопнули на предмет земли в обмен на мир, который американцы очень попросили сделать. Вся эта история пропитала поры. И мы не просто погружены в глобальные противоречия меж национальным и глобальным, да? Нечто другое, что от нас хочет мировой порядок. И это столкнулось так, что вот началось.
Эта история пропитала все общества. Это становится основным двигателем, основным противоречием, важнейшим противоречием. Драйвер развития, да, основных драйвером развития всех обществ. Более важным, чем традиционные классовые противоречия, потому что у нас рабочие сегодня имеют собственность, как минимум, квартиру, а если хороший рабочий, то еще неплохую зарплату, систему гарантий. И не сказать, что это эксплуатируемый обездоленный. А вот противоречия между национальным и глобальным, оно клокочет, взрывается цветными революциями, проявляется во всем – экономика, политика и так далее.
Вторая оговорка – как устроен мир. Мейнстрим обсуждений – есть там две оговорки, что, скорее, мы идем к балансу между крупными платформами международными некоего отдельного национального государства, акцентом силы и к перифериям. Ну, самый яркий случай – это Китай, который покупает где может месторождения, правительства к этим месторождениям, строит инфраструктуру к этим месторождениям и правительствам и так далее – формирует себе классическую сферу влияния.
А есть Европа. Одна из причин нашего столкновения на Украине, что Европа обнаружила, что Украина – это отличный актив, туда можно залезть, они залезли в сельское хозяйство, проинвестировали, там зверские технологии, позволяющие с чернозема отжимать там урожаи, что будет с черноземом через 20-3- лет, всем плевать, включая украинские руководства последних двадцати лет. Но на сегодня там глобальный капитал.
С. Мардан:
- Итак, самое интересное! И тут в сюжете возникает интересная всем Украина!
Д. Белоусов:
- Ну, да. И тут выясняется, что для Европы Украина не одна из стран на какой-то периферии пересидит за Польшей, а интереснейший объект освоения. Они залезают туда по селу, последнее – по солярной энергетике. Я там знаю западноукраинскую семью, у которых сын не попал ни на одну из этих войн, потому что он инженер на станции, на солнечной ферме. Это стратегический актив. Какая война?
С. Мардан:
- То есть, их не трогают?
Д. Белоусов:
- Нет. Там станция не украинская, а хозяев. Во-вторых, там стратегический актив. Плюс Одесса – это очень интересный в разных смыслах транспортный узел, который обслуживает сложнейшие теневые потоки.
И вторая сторона этой всей истории – это то, что мы одни из первых, по-моему, в 1995 году в прогнозе для Минтранса начали описывать сценарий макрорегионализации. Тогда казалось, что за производственной регионализацией, понятно, Китай выстраивает хайтек, он уже не так зависим, все менее и менее от американского импорта технологий. Значит, американцы вдруг обнаружили, что они зависят от китайских поставок электроники, начали выстраивать свое, еще при Обаме там эта тема возникла. Но казалось, что это немедленно потянет валютные пространства, такой мир перед Первой мировой - валютные пространства. Понятно, валютные пространства – это пространства институтов, ну, кой смысл вам иметь разные валюты, если у вас одинаковые правила? Тогда имейте одну, чего вы выпендриваетесь? Это пространство институтов, мы защищаем наши активы от всякого поглощения. И там оба - у нас там опять мир рубежа девятнадцатого-двадцатого века.
Прошли годы. И мы обнаружили, что институциональная структура меняется очень медленно. А валютные пространства не взлетели, ни eCash, аналогичный был проект вокруг юаня, ни динар, ни алтын. Мы сейчас в очередной раз пробуем и, на самом деле, самая успешная, как ни странно, попытка не китайская, а наша с торговлей через рубли. Мы начинаем, ну, еще до того начали валютные пулы, валютные свопы, по-хорошему надо двигаться к закрытым клубам расчетов. Но вдобавок следующая зона противоречия – это то, что у нас остались глобальные институты и финансы, ну, плюс-минус. Но сильно регионализовалось производство. Действительно, есть китайская система научно-производственная, есть американская, там постепенно идет трещинка, что-то мы пытаемся создать, европейцы живут своей интересной жизнью, но они стандартами отгораживаются, потому что экологическими. Не только от нас, но и ото всех остальных, там своя не очень понятная в силу такой некоторой вымороченности.
Но сложная игра. И в результате мы получаем не тот мир, о котором говорил там Примаков и другие хорошие люди, не могу не упомянуть Макушкина, к сожалению, забытого, он и сейчас жив, слава богу, довольно крупного мыслителя 90-х, который об этом писал. И мы получаем совсем другой мир, в котором процесс глобализации и регионализации сталкиваются по целому ряду пунктов повестки. И продолжают взаимодействовать. Вот это совершенно неожиданно. Мы думали, что оно более-менее трансформируется, а система глобальных институтов сохранится. Только сейчас она входит в кризис в связи с антироссийскими санкциями. Мы играем, как раз, тем, что у нас локальное производство, ну, извините, можете, конечно, покупать любые энергоносители, но труда-то идет из России. Да, можете развернуть на себя СПГ - отлично, но рынок СПГ ограничен, мы тогда кому-то другому продавать будем. Производство регионализовано. И мы – крупный его узел.
И глобальные институты. А мы, по-моему, долбанем, во-первых, санкциями, к которым все наши друзья присоединились, во-вторых, потоками капитала. А еще у нас как у бандоса к лодыжке кольт привязан маленький, у нас будут еще экологические требования. Даже если мы признаем вашу русскую полную победу, мы экологией будем давить.
С. Мардан:
- То есть, вы объясняете сейчас расклад? Мы им говорим, что мы все равно контролируем 40% сырья, и вы без него не обойдетесь, мы как бы в условиях регионализации…
Д. Белоусов:
- А мы – региональный центр!
С. Мардан:
- А вот глобальные центры все равно по-прежнему работают.
И у меня вопрос. Эти два центра силы – все закончится ядерным взрывом или нет? Ну, в переносном смысле, конечно же!
Д. Белоусов:
- Во-первых, центров больше. Да, китайский, который достраивает. И для них вот эта ситуация, она для них, скорее, выгодна, то есть, визит Пелоси, опять-таки, «комсомольцы» сказали: не рыпаться. Китай в этой ситуации сильно проиграл, вот как мы в период между первым и вторым Донбассом, да? Там что-то происходит, а мы выражаем глубокую озабоченность.
С. Мардан:
- И мы делаем вид, что все по плану.
Д. Белоусов:
- Но, понимаешь, я не могу тут с Кадыровым не согласиться! Ну, если ты готов выпускать самолет, чего ты поднимаешь истребители? Если ты поднял истребитель, чего ты пропускаешь самолет! Можно играть в одну игру, если ту крутой и жесткий, показывай, что ты крутой. Можно играть в другую игру, что вы, граждане, разрушаете равновесие! Но нельзя играть в обе одновременно. Ты выглядишь слабаком. Одна игра – последовательно и нормально. Вторая – последовательно и нормально. Вместе – фигня какая-то!
Тем не менее, они продолжают выстраивать свою систему, они занимаются полупроводниками, являются одними из лидеров в искусственном интеллекте, причем, в свой особо не пускают. Они делают по каким-то своим алгоритмам, об этом Ольга Ускова много писала. Они продолжают какую-то свою историю, выстраивая собственные связи с Северной Африкой, заметим, пытаясь обеспечить себя VIE. Это история про VIE проста: юг Европы солярно обеспечен, Украина еще плюс газ со Среднего Востока, по большому счету, макрорегион. В Среднем Востоке позиции Европы есть. Соответственно, они могут жить.
Америка регионализируется. Новые индустриальные страны возникают. Турция со своими амбициями, Иран. Эти граждане начинают вступать во взаимодействия друг с другом. И мы для Китая крупный источник сырья, причем, защищенный. В эпоху великого пиратства в Красном море было отмечено, почему китайские суда пираты атакуют гораздо активнее, чем европейские и американские. Говорят, что они им не нравятся. А вот Китай зависит от энергоносителей. И возник вопрос: а ну как они какие-то там не хорошие граждане, перекроют поставки? Эту трубу из Сибири не перекроешь. Проблема в чем? В том, что когда у вас меняются базовые правила, происходит либо великая международная конференция, которая эта правила переустанавливает, либо происходит жесткий конфликт, по итогам которого происходит международная конференция. И вот у меня… В «Звездных войнах» все серии начинаются с фразы «У меня нехорошее предчувствие».
С. Мардан:
- У вас нехорошее предчувствие? Я правильно понимаю?
Д. Белоусов:
- Я вынужден повторить… Еще с 90-х американцам предлагали, ребята, ну, вы там давайте правила переустановим, что же вы там… Глобальный должник, что вы там правила устанавливаете?
С. Мардан:
- А кто им предлагал? Договориться.
Д. Белоусов:
- Наши, китайцы. Мы с китайцами. Ну, что же вы… Они изящно ответили QE: там история какая была? Китайцы и мы тоже, значит, активно покупаем американский долг. Американцы увозят с Китая технологии и инвестиции, контролируя риски. Все типа довольные, кроме того, что китайцы понимают, что их население стареет. И эта история не бесконечная. Граждане американцы, давайте вы нас пустите в стратегические активы? В технологии там, вот во всю эту историю. Ну, аналогично у нас была более в мягком варианте, помните, Чубайс говорил, что нас не пускают 25 нанометров. Американцы говорят, что мы QE сделаем, сами будем свой долг покупать. И ваша доля теперь в два раза уменьшилась.
С. Мардан:
- Закончите мысль про этот самый QE.
Д. Белоусов:
- Ситуация очень простая. Кроме того, что они смогли выйти из кризиса за счет накачки, они и пояснили китайцам, что правилами распоряжаются те, кто их устанавливает. Фундаментальным правилом является то, что, если ты накопил долгов, у тебя идут… А мы ваши накопления долгов обесценим, мы свой госдолг попокупаем, и ваша доля в долге будет меньше. Можете копить еще, может быть, если мы тогда не будем делать нового QE, может, мы вам какие активы и дадим. А может, нет.
С. Мардан:
- QE – это кто?
Д. Белоусов:
- Это система количественного смягчения, при которой ФРС начала покупать американский долг на рынке. Но вопрос был – кто купит американский государственный долг. Выход из кризиса через долг. Вдобавок, очень не хочется, чтобы долг сильно обесценивался, потому что он основа залогов. Государственные бумаги – самое надежное. Ты дал в кредит мне, я тебе американские бумаги. Раз, они обесценились. И чего мне делать? Половину кредита тебе возвращать или что?
С. Мардан:
- Китайцы поняли, что они лохи?
Д. Белоусов:
- История 2010 года, они начали притормаживать вложения все сильнее и сильнее, все сильнее развивать собственную инновационную систему. Компьютерный рывок резко усилился после 2010 года, вот этого обмена любезностями. Китай до 2010 года – это Китай сотрудничества. Китай, который снял все, что мог, со сделки с Киссинджером против нас, потом в эпоху Тяньаньмэнь смог пролонгировать эту сделку еще где-то до начала 90-х, а пока она пролонгировалась, еще под суперэксплуатацию рабочих под коммунистическими лозунгами смог затащить туда… Почти как у нас – с бандитизмом, проституцией, нищетой. Госпредприятиям сообщили, что они быть по эффективности как частные. А как? Как хотите, а то закроем. И начали закрывать.
И работяги хлынули на побережье. А тут как раз западные фирмы. Они хотели санкции наложить. Дешевые послушные рабочие в этой ситуации готовы были работать за ни о чем. Китайцы этот санкционный кризис превратили в драйвер роста. Правда, заплатило за него на некоторое время население. Экономический рост стал в результате политическим мандатом. Вам было плохо, стало хорошо, будет еще лучше. То, что вас несколько лет колбасило, партия вам обещает, что больше не будет, что будет общество среднего достатка. Мы коротко перешли и живем дальше.
С. Мардан:
- От Китая хочу передвинуться западнее. Китай играл долго по этим глобальным правилам, вполне отдавая себе отчет в том, что происходит. А наши начальники понимали, что происходит?
Д. Белоусов:
- У нас наследовали друг другу несколько проектов, один из которых сильно напоминал китайский. Некой стратегической задачей было встроиться в глобальный мир. Да, мы себя всю дорогу воспринимали как европейскую страну. И даже сейчас. Потому что сейчас самое адекватное послание, что мы последняя европейская страна без сексуальных извращений, без диктата меньшинств, без оголтелой некомпетентности.
С. Мардан:
- Короче, XIX век.
Д. Белоусов:
- 1910-й. Мир империй. Серьезные люди, джентльмены, когда слово значит больше, чем подписанная бумага. Мы с тобой договорились, мы два джентльмена, мы ведем себя вот так, а не этак. А кинуть нельзя. С чего начался «Крымнаш»? С того, что нас кинули по сделке с Януковичем. Мы договорились, что Янукович спокойно уходит, проходят спокойные выборы. Вы же гаранты, хоть скажите, что так нельзя. Но мы же не можем сказать «нельзя», когда воля народа на улице. Тогда мы тоже играем против правил.
И мы долго хотели в эту систему войти. У нас мощная промышленность, подустарелая, конечно. У нас население европейского типа, воспитанное на идеях развития. И под это дело много чего делалось. Но распад Союза привел неожиданно даже для архитекторов к страшному ущербу. Они думали, что можно отделить Среднюю Азию, а ушанки без тюбетеек будут жить как жили, только будут крупнейшей экономической силой Европы. Наше место где-то между Европой и Китаем. Мы будем попроще, зато подешевле, чем в Европе, но посложнее, поэтому подороже, чем Китай, который на тот момент шил плохие бюстгальтеры и делал старые копии советского оружия. В Афгане было китайское оружие за американские деньги.
И тут вдруг обнаружилось, что кризис привел к разрушению производственных цепочек, что мы быть производственным игроком не можем. Это стало очевидно к середине 90-х, когда улеглась пыль, что реинтеграции никакой не происходит, что ушанки расходятся. Кризис привел к распаду производственных цепочек, мы не можем играть на этих рынках. Самая знаковая для меня история – это попытка разговоров о стандартах в авиапроме. В Европе два человека в кабине и самолет-компьютер, в Штатах – три человека и самолет – это компьютер, которым управляют чуваки.
Мы говорим: а давайте мы на стороне американцев, у нас вообще четверо. Но вот эта идея самолета, управляемого руками, правильная. Нам говорят: вы производите один самолет в год, идите на фиг, мы лучше проиграем этот конфликт, чем допустим в переговоры не пойми кого, кто делает один самолет в год. Вас нету, вы не делаете самолеты.
Поэтому мы некоторое время прокрутились, продавая сырье. И второй страшный удар, что для либерального руководства в головах была идея, что красные директора – это опора коммунистического реванша. Полная хрень, потому что они – опора антикоммунизма.
С. Мардан:
- Потому что они приватизировали.
Д. Белоусов:
- Но они взяли и долбанули эти системы. Поэтому нам пришлось в нулевые воссоздавать госкорпорации, вместо того, чтобы развиваться. А мы получили институты, созданные «Газпромом», нефтянкой и металлургами, - теми самыми сырьевиками, которым эта модель, когда поменьше всей этой стали и всей этой ерунды потребляется внутри, а побольше высвобождалось для экспорта. И нам много лет пришлось эту ситуацию перекручивать обратно.
С. Мардан:
- Мы пришли к 2022 году, когда и попытка все перекрутить все равно сломалась, закончилась острым конфликтом, перспективы которого производят впечатление при богатом воображении. Я понимаю, что может быть совсем все занимательно. Может, плюнуть на все это и готовиться к зиме? Надеюсь, не к ядерной. Гречку объявить стратегическим товаром, пшеницу запретить вывозить.
Д. Белоусов:
- Есть мировой опыт того, как хорошо и как плохо выходить из такого рода системного кризиса. Есть десяток стран, которые сталкивались. Есть два полярных варианта. Если ситуация не непосредственно военная, может сложиться так, не дай бог, что в конфликт вмешается какая-нибудь Польша, причем не батальоном добровольцев, в конце концов, шведский батальон воевал на стороне финнов в Финскую войну – и что?
С. Мардан:
- Вообще ничего.
Д. Белоусов:
- Кому надо – заметили, но всем по барабану.
С. Мардан:
- Советские зенитчики сбивали американские самолеты во Вьетнаме 15 лет, и ничего.
Д. Белоусов:
- Но вот корпус, который туда приедет, это другая история. Там начинается эскалация. Если дело дойдет до полномасштабной эскалации, мы выстраиваем военную экономику. И там главное, чтобы людям было чего покушать, чтобы в домах было тепло, чтобы был хотя бы базовый набор лекарств и всякое такое.
С. Мардан:
- Первый сценарий мы рассмотрели. В войну вступает Польша, мы наносим тактический ядерный удар.
Д. Белоусов:
- Про тактический ядерный удар я не говорил. Короче говоря, идет жесткая эскалация. Там, действительно, ядерное решение начинает маячить. Но так даже думать неправильно. В результате ситуация может дойти до того, что нам придется выстраивать жесткую мобилизационную экономику, где главная задача – чтобы люди жили, работали и выживали.
Быть одинаково сильным везде нельзя, как говорил товарищ Клаузевиц. За поддержание чего-то придется платить всем остальным. На первой стадии привет всяким онкобольным, больным психиатрическими болезнями, тем-сем, пятым-десятым – нет для вас лекарств нужного уровня. Потом постепенно мы начинаем отставать там и здесь. Это ситуация реально тяжелая. Там начинается комплексное отставание, в том числе технологическое. Мы поддерживаем минимальный паритет там, где можем, но это, грубо говоря, Северная Корея, хотя и для него есть форточка в виде Китая.
С. Мардан:
- А у них что в это время?
Д. Белоусов:
- Они в ситуации глубокой эскалации, по-настоящему глубокой, мы выходим в это, если им удастся разорвать связку Россия – Китай. Мы говорили про китайский комсомол, у Китая своя мера терпения. Они с Пелоси ее продемонстрировали. Если здесь пойдет в кровь…
С. Мардан:
- Китай они могут нагнуть. Мы поняли.
Д. Белоусов:
- Не то чтобы нагнуть. Комсомольцы говорят харбинцам: нам на фиг нужно вступать в натуральную войну почти что, или без «почти что», где-то в Европе? Было когда-то интервью Проханова с каким-то натовским деятелем, когда было рассуждение о вступлении России в НАТО. Спросили: если будет конфликт России с Китаем, НАТО вступится? Он так: нет.
Противоположный вариант – это вариант, в котором все, кому удалось, двигались. Это Израиль после санкций 1967 года. Мы о Китае говорили после Тяньаньмэня. До известной степени Иран. Это история про максимальный активизм. Мы выстраиваем отношения с главным партнером и одновременно с кем можем, чтобы главный партнер не начал нас контролировать. Тут риск возникает мгновенно. Северная Корея, которая при Китае. На фиг это?
Выстраиваем отношения с кем можем. Начинаем лезть на все возможные рынки. Дальше вполне конкретная картинка экономики возникает. Там приоритет инвестиций, надо перестраивает инфраструктуру. И устраивать ситуацию, когда у вас производительность труда растет быстрее заработной платы. Производительность труда идет за инвестициями в нормальной ситуации.
С. Мардан:
- То есть главное шоссе становится не Минское, а на Ростов, на юг.
Д. Белоусов:
- У нас возникает сетка шоссе. Мы лезем всюду, где только можем. Возникает новая зависимость. Рано или поздно Европа впадает в конфликт с арабами или еще кем-то и говорит: черт с вами, с русскими, продавайте, но только не непосредственно, а через Сербию, нам как-то западло у вас покупать, мы отвернемся. Как мы снабжали зерном Кубу. Зерновоз шел на Одессу из Штатов, в море разворачивался и вез то зерно в главный кубинский порт. Об этом знали примерно все, включая американцев. Деньги платят? Платят. Кубинцы едят? Едят. Нам везти близко? Близко. Кто против? Все за. Вот такая же примерно система.
Понятное дело, Иран, Китай, Африка. Крайне желательно выстраивание при этом пула расчетов. Мы сейчас скатываемся в систему двусторонних, это всегда тонкая история. Никогда торгового баланса нет. Мы никогда не продаем в нормальной ситуации столько, сколько купили. Либо так нужно выстраивать планы, чтобы там рубль в рубль сходилось. Рубль в юань. Либо у нас копится долг или у них копится долг, тогда опять вопрос: а что мы за этот долг покупаем? И вот этот привет. Готовы ли мы, чтобы китайцы у нас чего-нибудь скупали. Готовы ли китайцы, чтобы мы к ним лезли.
Если у вас клуб стран достаточно большой, то можно организовать многосторонний клиринг, который сводит это все на ноль. Но там обмен этих экономических рисков на политические. Мы вытаскиваемся где-то на примерно 2,5-2,7 процентов, это примерно мы до СВО хотели выйти на 3 %. Это где-то уже близко. Правда, тогда мы могли прыгнуть на 3,5-3,7 пунктов роста.
И есть история, которую я, честно говоря, очень боюсь, потому что прошлый застой кончился перестройкой, ничего хуже перестройки лично я не видел. Для меня 1991 год был годом просто беды настоящей. Это какие-то промежуточные истории. А зачем нам куда-то лезть? А мы продаем сколько-то, всем пока хватает. А чего активничать? А вот эти все риски. Давайте процента 1,5-2 роста иметь потихонечку и потихонечку поживем.
С. Мардан:
- А там рассосется само.
Д. Белоусов:
- Старые песни о главном. И мы это, действительно, можем. Это не мобилизационный режим и не такая мобилизация развития.
С. Мардан:
- Но не очень долго?
Д. Белоусов:
- Там проблема в том, что начинаются те же процессы, которые убили Советский Союз. Если вы воспроизводите условия, блин, результат вы тоже воспроизведете. Нам господь послал Россию во второй раз, грохнуть ее так же будет уж слишком подло.
Что получилось с Советским Союзом. Теряется конкурентоспособность. И у вас возникает довольно большой пул за широкие реформы. Можно с любого конца идти. Можно идти со стороны военных. Военные говорят: мы отстаем в электронике, в шумности подводных лодок, в том-сём, пятом-десятом. Нам нужны более высокие темпы технологического роста. Сделайте что-нибудь. Они еще не знают – что. Есть спецслужбы, которые привыкли тащить сюда электронику. Тащить за три ценника. Очень большой соблазн – купить за 2, половину поделить. У тебя формируется капитал, который надо куда-то вкладывать. Это ребята за радикальные реформы.
У вас формируется буржуазия. А мы потребительские ориентиры уже раскачали. Если у нас низкая конкурентоспособность и нас слабый торговый баланс, мы покупаем, условно, электронику, лекарства, возникает группа граждан, которая умеет покупать в обход ограничений, в том числе и наших, внешних, покупать то самое оборудование для заводов, иномарки, электронику, фарму – что угодно. Эта группа граждан тоже нуждается в легализации своих капиталов.
А население видит, что формируется группа граждан, которые получают, вот мы тут впахиваем, будучи инженером, учителем, а вот парень, который таблетки возит, он заведомо будет иметь лучшее, его ребенок будет иметь лучшее, чем наш. Мы попадаем в ситуацию 1985 года. На фиг это второй раз? Тогда натурально эти несколько интересов плюс массовое недовольство и бахнули.
С. Мардан:
- Власть, это коллективное нечто бессознательное, риски эти осознает?
Д. Белоусов:
- Насколько я понимаю, да. Там просто баланс рисков как устроен. Что вот эта история с развитием – это огромное количество небольших и среднеразмерных рисков. Мы не с тем связались, не туда проинвестировали, не туда построили. Здесь нас просто кинули, здесь не взлетело. В обмен на одно большое развитие. Эти маленькие риски – это неприятно. Особенно неприятно и для больших, и для средних. Застой – это один огромный риск, над всеми висящий, который не разменивается на мелкие в краткосрочном периоде. Прям сегодня, если я не лезу со своей электроникой в условный Египет, я и не несу с этим связанных рисков. А если лезу, то могу выиграть, могу проиграть. Если я сижу на стуле ровно, я себе и сижу. Только через десять лет по мне бахнут накопленные противоречия.
С. Мардан:
- Это был Дмитрий Белоусов, руководитель направления Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.
Понравился подкаст? Подписывайтесь на новые выпуски и слушайте, когда удобно!
