Дмитрий Стешин: «В войнах побеждает тот, кто совершил меньше ошибок»
С. Мардан:
- И снова здравствуйте. И снова в эфире Радио «Комсомольская правда» я, Сергей Мардан. У нас в студии сегодня Дмитрий Стешин, специальный корреспондент. Дима, спасибо, что заехал, две недели отпуска, есть чем заняться, я думаю.
Д. Стешин:
- Ну, помыться, отоспаться, обнять 8-месячную дочку, которая родилась практически в начале спецоперации.
С. Мардан:
- Как у тебя ощущения? Я максимально тупо, издалека начну. В эти дни всех (ну, меня, по крайней мере) чуть-чуть отпустило.
Д. Стешин:
- Ты про Херсон?
С. Мардан:
- Да, про Херсон. А вот у тебя как?
Д. Стешин:
- Я был там 5-10 октября – Херсон, Новая Каховка. В Херсон я мотался одним днем, когда Дарьевский обстреляли, попали прямо в автобус со школьниками, на автобусной остановке общался с местными людьми (пытался общаться). Потому что от меня шарахались просто так, а от камеры – так вообще.
С. Мардан:
- Боялись?
Д. Стешин:
- Да. Но я нашел людей. Я очень надеюсь, что они выехали. Женщина – учитель, муж – МЧСник. Я надеюсь, их вывезли, они не остались там. Не побоялся директор ДК со мной поговорить, День учителя как раз они в этот день отмечали. Но в целом ситуация была близка к панике и истерике. Это было видно, например, по поведению военных. Бежали с передовой 500-е, переодевались на дачах на правом берегу Днепра в гражданку, я видел, как их привозили. Бежать им особо было некуда, только на дамбу Новой Каховки. Там их и брали. Потому что это был, по сути, единственный сухопутный путь на другой берег. И стратегически, и тактически решение нашего командования я понимаю. Несчастный город Каховка, в один день там 100 прилетов было. Били HIMARS, HIMARS смешивали с «Ольхами». Из 12 в среднем сбивали 10. Квартирная хозяйка Света в красном маленьком платье и сапогах-ботфортах по этому мертвому городу носилась, предложила мне пойти с товарищем погулять на берег Днепра. Правда, говорит, там все карусели и бары закрыты, но там все равно красиво. И мы практически воспользовались ее советом, уже стали ботинки завязывать, а тут сирена воздушной тревоги, мы видим, что прямо туда, куда мы собирались от дома идти, встают разрывы, я их отснял, выкладывал у себя в Telegram-канале, три прилета по городу.
Было ощущение начала конца. И, собственно, не было никаких сомнений, что мы уйдем на Днепр, встанем на другом берегу. Потому что держать плацдарм… Зачем берут плацдармы? Чтобы с них наступать. Если наступать не собираются, нет желания и нет сил, то какой смысл удерживать в кровопролитных боях? Мне рассказывали подробности этих боев, я всё не могу выкладывать. Один из командиров 810-й бригады морпехов Черноморского флота рассказывал, как наши морпехи занимали Безыменное раз за разом, 7 раз занимали. К ним не подходили, к штурмовым группам, люди на закрепление. То есть штурмовая группа отрабатывает весь боезапас, который есть, и ждет, что на ее плечах ворвутся люди, которые займут позиции. Не подходили. 7 раз.
Дальше. Наши заняли Безыменное и не могут понять, почему «укропам», которые стоят напротив них, совершенно беспрепятственно подвозят пополнение, вывозят раненых, привозят боеприпасы. Они сразу к смежникам, кто там с левого, с правого фланга стоял: что происходит, почему вы «укропов» пропускаете, по сути, через свои порядки? Они говорят: мы по ним будем стрелять, нас тогда артиллерия накроет. Ну, не хочу делать выводы из сказанного. Наверное, сейчас это уже можно рассказать?
С. Мардан:
- Да нужно, мне кажется.
Д. Стешин:
- Притом, что морпехи сами по себе героические, но не все.
С. Мардан:
- Я даже не знаю. Я же должен тут какую-то обнадеживающую фразу хотя бы сказать либо нейтрализовать твой пессимистический тон, как водится, но как-то не складывается. Все же задам глупый вопрос. Ведь это не первый, не второй и не третий месяц кампании, это уже 8 месяцев было. Это можно как-то относительно разумно объяснить? Это что, нет командиров, полная дискоординация, низкий моральный дух или что-то еще?
Д. Стешин:
- Как мне говорил один из офицеров-морпехов, кстати, героический человек, который был на одном из «Рапторов», который ворвался в мариупольский порт, был ранен в лицо, но вернулся в строй, он сказал совершенно гениальную фразу, что война – это череда ошибок, и тот, кто этих ошибок допустил меньше, тот и победил. Мы с самого начала, с самого названия мероприятия допустили ошибку. Потому что мы устроили спецоперацию против государства, заточенного на тотальную войну, до последнего украинца. А мы пытаемся с ними «спецоперировать». Они на нас кидаются с клинком, а мы отбиваемся подушкой. Ну, сработали накопившиеся системные проблемы в армии.
Помните, как общественность требовала (и я требовал, и в эфире студии радио «КП» полковник Баранец требовал), чтобы военные жили достойно, чтобы у них был соцпакет, военная ипотека, выслуга лет и пр. В итоге в армию пошли люди…
С. Мардан:
- …за военной ипотекой и за выслугой лет.
Д. Стешин:
- Да. И, как в анекдоте про пожарных, все было хорошо, но тут случился пожар. Вдруг оказалось, что за эту военную ипотеку вообще-то надо кровь пролить (это в лучшем случае), а может быть, даже погибнуть. И что задача военного – Родину защищать, а не получать льготы и уходить на пенсию в 38 лет. Это было жуткое разочарование. Были допущены ошибки в оценке противника. Несмотря на массовое истребление противника (оно действительно массовое, наши работают, флаги эти полощутся жовто-блакитные на кладбищах, но для меня это ужасно, потому что мы все-таки убиваем своих же людей, но со сбитыми набекрень мозгами, нет никакой радости в этой победе и в э тих потерях), они не сломались, не разбежались, не было массового дезертирства с фронта. Они продолжают воевать. Я подписан на паблики украинских Збройних сил. Да, пишут: утепляемся, в тылу будет зимой холодно, поэтому роем блиндажи поглубже.
Я в последний день в Донецке заканчивал свои дела и общался со своими старыми друзьями, боевыми товарищами. Валера, топ-менеджер «Приватбанка» из Мариуполя, ушел воевать в 2014-м. 8 лет воевал. Я его к семье возил, которую он не видел 8 лет, после того как освободили Мариуполь. Довоевался, его прямо из окопа увезли с сердечным приступом. Ну всё, закончилось здоровье у относительно молодого парня, сейчас комиссуется. Второй мой товарищ, Влад Евтушенко, он инвалидность получил еще в 2015 году – осколок попал над ухом, под край каски. Говорит, на миллиметр были бы ниже поля у каски, все было бы хорошо. И вот они мне сказали такую вещь: «Дима, не нам вывозить уже эту войну». Они все читали мой памфлет о «кузьмичах». Говорят: «Мы были готовы весной на последний спринтерский забег, где мы готовы были оставить и жизнь свою, и здоровье, пройти эту последнюю стометровку, но еще 9 лет войны или даже 1-3 года мы уже не потянем».
С. Мардан:
- По поводу специальной военной операции и такой невнятицы ни с целями, ни со средствами. Мне казалось, что частичная мобилизация – это такой следующий водораздел. Я проводил такую аналогию, что когда Путин членов Совбеза вытащил 24-го под камеры и заставил их каждого фактически подписать себе приговор, разделить ответственность за принятое историческое решение. Второе решение – частичная мобилизация. А третье (я не знаю, кому отдать второе место, а кому третье) – включение новых территорий в состав России. Тоже шаг такой, необратимый. По идее, Владимир Владимирович выставляет такую глубоко эшелонированную оборону или заградотряд. Три заградотряда для этих самых элит, которые, как те 500-е, ждут момента, чтобы сбежать.
Д. Стешин:
- Но тут оказалось, что можно уйти и с присоединенных территорий.
С. Мардан:
- Уйти-то можно, но подписать мир не удастся все равно.
Д. Стешин:
- Я думаю, мы лет через 50 узнаем…
С. Мардан:
- Удастся или нет?
Д. Стешин:
- Истинные причины этого решение с Херсоном. Оно было принято давно. Если ты заметил, общественное мнение недели за две-три готовили тихонечко.
С. Мардан:
- Да. Я почти уже тоже принял эту мысль. Я же не идиот, я вроде бы взрослый, тоже умею анализировать. И под конец психанул. У меня был последний эфир со Стремоусовым, я тут выкрикнул: «Кто сдаст Херсон, тот изменник и предатель». А оно видишь, как вышло.
Дима, ты вернулся с Донбасса. Точнее, с Херсона. Так ведь надо сказать?
Д. Стешин:
- С Херсона…
С. Мардан:
- Через Донбасс.
Д. Стешин:
- …с Мелитополя, Угледара.
С. Мардан:
- С юга России.
Д. Стешин:
- Да, с юга России. Из Донецка. Не поверишь, куда я зашел в последнее место в Донецке. Там в ЦУМе весь третий этаж отдан под аниме-шоп. Причем рядом, в 100 метрах, я помню, там стояли машины с людьми, уткнувшимися в руль (головы пробиты осколками). Там рядом офис МВД, накинули просто днем несколько снарядов. И через дорогу – рай для анимешников.
С. Мардан:
- А работает?
Д. Стешин:
- Работает. Я там закупился подарками. А потом я поставил машину мыть. Единственное место, где машины не моют сточными водами. А она через два месяца фронта представляешь, как выглядела, я просто не мог в такой машине ехать. «Донецк Сити», там подземная парковка с мойкой. Кстати, вся забита машинами, потому что сверху прилетает. И я пошел искать хоть какое-то открытое кафе где-то. И обнаружил вдруг итальянский ресторан, где мне принесли яйца пашот, бифштексы, из экзотических фруктов салат. Но туалет у них не работал. А вокруг все офисы… Если видишь кучу из желтых листьев перед порогов, это значит, закрыто. И окон целых нет. Все забито OSB-плитами либо заклеено крест-накрест, как в блокадном Ленинграде. И мне так хотелось в туалет (извините за подробности), я думаю, зданий-то пустых вокруг куча, сейчас найду себе уголок. Но район закидывали минами «лепестками», 64 в кассете. И всё в листве. А ее же не видно, «лепесток», в листве. Я подумал, вот сейчас мне отмахнет стопу, а я потом до самой старости буду думать: лучше бы ты, Дима, тогда тебе в штаны написал.
С. Мардан:
- Мне не дает покоя мысль. Донецк, который 8 лет жил в условиях прифронтового города, но, тем не менее, в сравнении с тем, что сейчас, я так понимаю, люди вспоминают об этих 8 годах, как о почти мирных, или нет?
Д. Стешин:
- Ну да, мобилизовали-то всех мужиков, кого смогли, кто не смог отмазаться, откупиться, сбежать. Мобилизовали всех настолько, пока не спохватились, что первый месяц женщины водили грузовики, развозили продукты. Такси так исчезло просто как класс. Ко мне друзья приезжают помыться, постираться, снайперы из-под города, и когда обратно возвращаются, я смотрю, они всегда такие грустные, вызывают такси, а оно не вызывается, едет только каждое четвертое-пятое, высаживают по дороге, говорят: нет, мы туда не поедем. Стоимость этого такси, знаешь, как три раза всю Москву пересечь в час пик, что-то около 1,5 тысяч, наверное. Просто нет такси, нет таксистов. Так что я их на передовую теперь сам всегда отвожу.
Живу я в Донецке возле огромного больничного комплекса, вижу очень много раненых ребят, в колясках инвалидных, вижу, как их матери приезжают из каких-то донецких городков, в супермаркете им что-то вкусное покупают. Слышал хорошо, как женщины у меня во дворе рыдали, особенно в марте-апреле, когда были жуткие потери. Я приезжал на выходные постираться, тоже слышал всё. Так что, конечно, до этого 8 лет были относительно мирные. Но люди понимают, что по-другому нельзя.
С. Мардан:
- У них нет этого ожесточения? Нет, неправильно спросил. У них не появилось усталости, ожесточения, что расковыряли всё и доделать не можете, а мы вас так ждали?
Д. Стешин:
- Ты знаешь, я про ожесточение, про нашу моральную правду и ту сторону, на которой мы находимся, очень хорошо понял в 18-20-м здании на «Азовстали», где мы сидели и смотрели, как перед нами, в 3 метрах, азовские саперы разминировали проход для выхода всего этого стада огромного. И смотрели молча на них люди, которые воевали там с 2014-го, потеряли близких, дома. И вот смотрели и молчали, слова худого не сказали. Мне потом в комментариях писали, что Стешин чуть ли не целовался с «азовцами», а вот мы бы, если бы там оказались, мы бы их всех положили. Но вы там окажитесь сначала.
Ну да, это было исконно наше русское милосердие к врагу, чем мы и отличаемся от всех остальных, и от наших оппонентов в том числе. Так что я бы не сказал, что нет ожесточенности. Мне, единственное, обидно за взятых на «Азовстали». Потому что, конечно, их нужно было прогонять по Донецку и по Мариуполю маршем, не устраивая подковерный обмен, и даже из самых лучших побуждений. Потому что я знаю, как все это выглядит из окопов. Когда я последний раз был под Павловкой на нашей минометной батарее, политинформацию приходилось устраивать людям… Но, слава богу, то, о чем я говорил, я сам в это верил. Я им объяснял, про взаимосвязь отвоза «азовцев» в Саудовскую Аравию и заявлением ОПЕК о сокращении добычи на 2 миллиона баррелей.
С. Мардан:
- А теперь веришь?
Д. Стешин:
- А во что мне еще верить? Я им рассказывал про разблокировку «зерновой сделки», и буквально через сутки заявление Эрдогана о том, что Швеция с Финляндией не выполнили все условия для вступления в НАТО. А НАТО там, на севере, это крах нашего проекта Севморпути. Я вообще даже думать об этом не хочу. Поскольку сам вырос в Питере, знаю, что там в окрестностях.
С. Мардан:
- По поводу «кузьмичей» я вспоминал тебя не далее как вчера. Хотя ты говоришь, что «кузьмичи» пробежали свою стометровку, у меня был такой удивительный разговор на шиномонтаже. Женщина мне рассказала про своего младшего брата. Ему 55. Она говорит: «Он записался в ЧВК». Я удивился, говорю: «В 55 лет? И что, взяли?» - «Да, взяли». Когда он уходил, никто не верил из родни, что возьмут, но он говорил: «Мне все равно, не возьмут они, я куда-нибудь прибьюсь, найду людей, которые меня возьмут. Я не могу тут оставаться». Дальше спрашиваю: «Может быть, у него биография военная? Он служил?» Она говорит: «Нет. У нас военная семья, и отец был военный, и дед был военный. А на нем, мы думали, закончится это все. Не закончилось. У него уже две контузии, два ранения. Сейчас он здесь. Пробило ему рядом с сердцем грудь, плохо работает рука, заикается, но мы его лечим, заставляю его читать «Евгения Онегина».
Она мне все это рассказывает, а я вспоминаю, как Стешин писал про «кузьмичей», которые вывезут эту войну. В продолжение этой твоей мысли про то, что поколение 50-летним каким-то парадоксальным образом оказалось на линии огня, она рассказывает про детей этого мужика, своих племянников, и своего сына, которым по 30 с небольшим. Нет, они не пошли воевать, скрываются от повесток. И она это говорила с такой сердечной болью. Это история без всякого вывода, это, собственно, то, про что ты пишешь, а я вчера внезапно с этим столкнулся и даже не знал, какую ей мораль из этого сказать. Я не нашел никакой морали. Может быть, у тебя она есть?
Д. Стешин:
- Слушай, «Кузьмич», это слово… У меня один из дедов был неродной, Леонид Кузьмич. Ему каждые 5 лет меняли инвалидную коляску (мотоколяску). У него была искалечена левая рука, правая нога, видно было, что он повоевал. Я ездил с ним на рыбалку на Ахтубу, на Волгу, долго с ним общался. И всегда была уверен, что это мой родной дед. В 15 лет я узнал, что дед неродной. А потом в начале 90-х я увлекся литературой о войне, у меня большая библиотека, и мне попалась в руки книга «Кто был кто в Великой Отечественной войне». И там я нашел Леонида Кузьмича Сойкина, Героя Советского Союза, разведчика.
С. Мардан:
- Это был твой дед.
Д. Стешин:
- Это был Кузьмич, да.
С. Мардан:
- Ты говоришь, что в том же Донецке мобилизовали абсолютно всех. То есть для них вот этот возрастной, поколенческий раздел совсем неактуален, там-то настоящая война, там-то всеобщая мобилизация. Они в этом смысле отличаются от большой России?
Д. Стешин:
- Конечно. Цифра 300 тысяч на всю Россию (пусть даже 600), она несопоставима.
С. Мардан:
- А сколько выставил Донбасс, по твоим оценкам?
Д. Стешин:
- Все цифры засекречены. Ничего не могу сказать.
С. Мардан:
- Это десятки тысяч людей?
Д. Стешин:
- Думаю, да, десятки тысяч. Нет цифр ни по раненым, ни по убитым, можно только догадываться.
С. Мардан:
- Эта математика, она же в голову многим приходит, такой странный дисбаланс. То есть Донбасс, который явно вышел… Нам говорили, полпроцента мобрезерва было призвано или полтора процента, эти 300 тысяч. То есть Донбасс явно больше, чем 1,5 и даже 5%, выставил на фронт.
Д. Стешин:
- Я думаю, тысяч 50 – это край.
С. Мардан:
- Чечня, где население официально миллион человек, выставила 10 тысяч солдат. Без мобилизации, просто выставили 10 тысяч штыков. И при этом как-то вся остальная Россия… Ну, я за Россию говорить не буду, потому что Москва – не Россия, как известно. Чью лояльность берегут, столичных городов или как? Или действительно просто мобилизационное управление не в состоянии больше переварить, чем 300 тысяч человек?
Д. Стешин:
- Я развею один миф. Позывной «Москва» на фронтах южнорусских весьма распространен.
С. Мардан:
- Это москвичи соответственно.
Д. Стешин:
- Я приехал с Донбасса со своим другом-снайпером с позывным «Москва», который без продыху с середины февраля воюет. Когда он позвонил жене, сказал, что его все-таки отпускают на 10 дней, то у Насти чуть сердечный приступ не случился, хотя это весьма молоденькая барышня. Потому что она уже не чаяла его дождаться. Да, он москвич.
С. Мардан:
- Я же сказал тоже про московского мужика. То есть это Подмосковье, но какая разница, это одно и то же.
Д. Стешин:
- Может быть, пересмотрят отношение в коллективном бессознательном.
С. Мардан:
- Сомневаюсь я очень сильно. Это не первая война в твоей профессиональной биографии, и оттуда ты не вылезаешь, по-моему… Ты в начале февраля туда уехал, насколько я помню.
Д. Стешин:
- 1 февраля я уехал. Дочке 3 дня исполнилось, и я уехал.
С. Мардан:
- 9-й месяц почти уже закончился. Как ты думаешь, эта частичная мобилизация, она единственная?
Д. Стешин:
- Нет, она только стабилизирует фронт.
С. Мардан:
- И не более того?
Д. Стешин:
- Да. Дальше либо политики о чем-то договорятся, либо все-таки у Украины подломятся ножки.
С. Мардан:
- С чего бы они должны подломиться?
Д. Стешин:
- Если ее продолжат отключать от электроэнергии и современной инфраструктуры.
С. Мардан:
- А можешь объяснить? 150 миллионов добрых русских людей, они в массе своей трезвые, умные, здравомыслящие, умеют считать, пусть даже с помощью калькулятора, но умеют. Любой, кто, когда мобилизацию объявили, выслушал эту цифру 300 тысяч человек… Мы же до этого 8 лет выслушивали и про Украину, сколько они там мобилизуют. Чьи чувства наши начальники щадят, зачем они продолжают настаивать на том, что всё, больше ничего, этого достаточно? Чтобы потом что, опять искать объяснение?
Д. Стешин:
- Это всё половинчатая политика многовекторности. Она, наверное, восходит к временам Австро-Венгерской империи…
С. Мардан:
- А мы при чем тут?
Д. Стешин:
- …Талейран, Бисмарк.
С. Мардан:
- И мы с тех пор мечтаем научиться, как они.
Д. Стешин:
- Да, вся эта бесконечная возня, кто кому кинул «салам», а кто кому, наоборот, на лицо сел (прошу прощения). Чтобы всегда был маневр для отхода, чтобы никого не загоняли в угол. По итогу-то получается, что как-то не очень получается.
С. Мардан:
- Здесь ведь вопрос не про многовекторность, здесь вопрос про пресловутую стабильность, я бы так это сформулировал. Но мне кажется, что постоянный поиск объяснений, почему то, что мы говорили месяц назад, оказалось неправдой. Это гораздо хуже действует на стабильность, нежели сразу шандарахнуть с размаху – враг опасен, против нас НАТО и всё такое. Братья и сестры, короче.
Д. Стешин:
- Да. Еще очень хотелось бы узнать, а кто вообще довел ситуацию до такого с Украиной за 30 лет? Кто выстроил такой вектор внешнеполитический у страны, что наши самые близкие друзья и братья, для которых мы готовы последнюю рубаху снять, они, оказывается, в Средней Азии проживают, а не братский украинский народ. Ну, представь, если бы такой же режим преференций действовал в отношении Украины все 30 лет, как он действует в отношении республик Средней Азии. Там единственная стабильность, что ни там и ни там мы не получаем ничего за нашу доброту в ответ. Много очень вопросов. Видно, хотели эти вопросы снять постепенно, не заостряя, в рамках специальной военной операции, как уже сравнили в интернете, нашли аналогии с набегом. Набежали, откатились к зиме на рубеж рек, штурмуют какие-то крепостицы без особого энтузиазма.
С. Мардан:
- Ну, как Орда, так и есть, пришли набегом, сожгли Рязань, забрали 2 стада выживших овец – и всё, до весны ушли обратно кочевать. Почему нет? Только не получилось.
Д. Стешин:
- Да. Там, где я был, нельзя разводить открытый огонь, потому что летают квадрокоптеры с тепловизорами, поэтому никакого «бьется в тесной печурке огонь» нет.
С. Мардан:
- А как греются люди?
Д. Стешин:
- Газовыми баллонами, перекрыв блиндаж двумя-тремя…
С. Мардан:
- Чтобы не было видно теплового следа.
Д. Стешин:
- Чтобы не фонило. Причем ребята наши, они достаточно серьезно подошли. Они проверили свои же позиции своими дронами с тепловизорами, увидели, что ничего не фонит, можно жить. И в вентиляционную трубу к ним залетела синичка, забралась за изгиб трубы. Пришлось трубу снимать, синичку спасать. Она из чувства благодарности еще несколько суток не улетала, а тусовалась там со всеми, ее с рук кормили салом.
С. Мардан:
- Очаровательно, я бы сказал. В прошлый раз, когда мы с тобой интервью делали в этой студии, я спрашивал, как у тебя ощущение от Москвы, чувствуется здесь война или не чувствуется? Что-нибудь поменялось?
Д. Стешин:
- Нет, то же самое, Москва живет в своем ритме, все это далеко. Я даже уверен, что у 80% прохожих, если начнешь что-то расспрашивать или выяснять его мнение о Донбассе, он замашет на тебя руками и убежит. Но не все люди. И 20% москвичей достаточно, чтобы обеспечить фронт бесперебойно тем, что нужно. С квадрокоптерами ситуация уже выровнялась. Это не весна, квадрокоптеры есть в войсках, есть и теплые вещи, и т.д. Я сам подписался, помогаю гуманитарщиком, завожу, отвожу, координирую, рекламирую сбор.
С. Мардан:
- Это гражданское общество обеспечивает.
Д. Стешин:
- Да, это работает гражданское общество. Но если было бы вовлечено в него хотя бы 80% жителей России, может быть, мы имели бы другие результаты к 9-му месяцу.
С. Мардан:
- Ну, 80% жителей России, когда я в чате анонсирую сбор, они мне пишут, типа, а где наши налоги, мы платили 20 лет, и вы теперь у нас собираете. Я говорю: я у вас не собираю, вы можете делать, можете не делать. Но этот вопрос, он же по-прежнему в воздухе витает. А украинцы как на такой же вопрос себе отвечают? Они его задают, как ты думаешь, или не задают?
Д. Стешин:
- В 2015-2016-м был кем-то отдан приказ свернуть все волонтерское движение, особенно с Донбассом. Их стали страшно щемить, кого-то даже посадили, грузы задерживали. В то время на Украине собирали крышечки, все работало. Поэтому к началу боевых действий они оказались просто на какой-то порядок выше снаряжены и собраны. А у нас зато раздали железные каски с винтовками-трихлинейками. Даже кто-то до сих пор пытается объяснять, какое это хорошее оружие.
С. Мардан:
- Да уже нет, по-моему.
Д. Стешин:
- Есть. Буквально пару недель назад ему ответили достаточно грубо: ребята воюющие, типа, мы тебя ждем в траншее с трехлинейкой.
С. Мардан:
- С каской 43-го года и с трехлинейкой. Ну, и когда все это закончится? Ты просвет видишь в чем-то или нет? Хорошо, с квадрокоптерами, с зимним обмундированием, слава богу, оказалось, что есть народ (можно назвать его гражданским обществом), который свое дело уже сделал. А вот кроме этого?
Д. Стешин:
- Ты знаешь, я верю в то, что Россия готовит качественный рывок технологический. Возможно, для этого нам и нужна была передышка и стабилизация фронта, чтобы уже, знаешь, ударить два раза – по голове и по крышке гроба. Я вижу, что вот эти 9 месяцев интенсивных боевых действий исчерпали арсеналы с обеих сторон. Вдруг выяснилось, что снаряды 122 мм не выпускаются с 1994 года.
С. Мардан:
- У нас?
Д. Стешин:
- У нас. А на Украине вообще не выпускаются.
С. Мардан:
- С 89-го.
Д. Стешин:
- Мы-то можем реанимировать технологические цепочки и наделать снарядов, сколько надо. Вдруг выяснилось, что минометные мины 120 мм приходят на фронт в таком состоянии, что артиллеристы фотографируют их и отправляют фотографии особистам. На что особисты им законно говорят: а что мы можем сделать? Я увидел, что позиции наших минометчиков предыдущую позицию полностью перемололи из финских минометов 120 мм. Там легонькая алюминиевая минка. Миномет образца 1940 года, прошел несколько модификаций.
С. Мардан:
- Финский?
Д. Стешин:
- Да, финский. Их украинцам привезли на фронт вместе с минами. То есть у них не было штатных боеприпасов к нашим проверенным советским, родным 120-миллиметровым минометам. Я такое видел только по 43-му году, под станцией Погостье, где были бои за блокадный Ленинград. Траншея, в которой было гильз от патронов к системе Лебеля по колено, и на бруствере лежали 6 пулеметов Гочкиса образца 1914 года. То есть кончились патроны - пулеметы просто тупо выкинули. Вот с финскими минометами так же. А заменить эти пулеметы было нечем. И у украинцев такая же ситуация.
Я вижу, что и западные арсеналы они подисчерпали, а Запад думает о том, что вдруг и ему придется с Россией воевать, и чем ему воевать. Собственно, намечается какая-то усталость. Не с нашей стороны. Мы, мне кажется, закусились серьезно с этой войной. Мы понимаем, что, перефразируя Костю Крылова, людей, которые не смогли победить украинцев…
С. Мардан:
- …с ними можно делать все что угодно.
Д. Стешин:
- Да. Так что нам отступать некуда.
С. Мардан:
- Слушай, это мы с тобой понимаем. А понимают ли это большие начальники, честно говоря, меня по-прежнему мучают смутные сомнения.
Д. Стешин:
- Ну, я могу вспомнить разговор с одним из весьма информированных людей в донецкой гостинице, где номер – 7 тысяч рублей в сутки и вода 1 час в день. И прямо в обеденный зал снаряд 155 мм прилетел. Поэтому оттуда все сбежали. Вот мы с ним сидели, две пачки сигарет выкурили подряд за два часа. И он мне сказал, что все движется к 1917 году.
С. Мардан:
- Это что значит? Это когда верхи не могут, а низы не хотят?
Д. Стешин:
- Да. И воевать всем надоело. Это его субъективное мнение. Он еще не знал, что будет мобилизация…
С. Мардан:
- Это было до мобилизации?
Д. Стешин:
- Да. Но он еще и не знал, что мы оставим Харьковскую область и уйдем из Херсона.
С. Мардан:
- Мобилизация в этом смысле, как считаешь, спасительная вещь оказалась для России? Ну, если говорить про три линии заградотрядов, про которые я говорил.
Д. Стешин:
- У нас не было выбора.
С. Мардан:
- Это само собой. Но, мне кажется, и у Путина перед 24-м не было выбора, кроме как вытащить верховных сановников империи и заставить их под камеру говорить, что они поддерживают все, что сейчас начнется.
Д. Стешин:
- Знаешь, мобилизация нам позволила хотя бы не проиграть эту войну. Что будет дальше? У нас все-таки есть и технологический перевес достаточно серьезный по сравнению с Украиной, но нет как бы средств, чтобы этот перевес реализовать. Я знаю, что сейчас делаются ракеты в 4 смены по всей России, и много чего делается. Нам нужно дотянуть до момента, когда этот технологический перевес материализуется, и мы сможем его применить на линии фронта. Я тогда Украине не позавидую. Что так будет, я в этом уверен, потому что так было всегда в истории России.
С. Мардан:
- Как ты думаешь, когда это произойдет? Ну, давай попробуем обнадежить наших слушателей. После Херсона, мне кажется, это нужно сделать.
Д. Стешин:
- Я ставлю на конец декабря – начало января.
С. Мардан:
- Когда все замерзнет и встанет.
Д. Стешин:
- Там не особо всё замерзает, там минус 5 – событие. Что бы аналитики из «Нью-Йорк Таймс» ни писали про то, что все сядут в окопы, это не помешало операции и боям за донецкий аэропорт, и Дебальцевская операция, масштабнейшая, кстати…
С. Мардан:
- Да, в январе была.
Д. Стешин:
- Наоборот, нам туманы донецкие степные были просто на руку. Так что я не думаю, что зима тут кого-то пугает.
С. Мардан:
- То есть мы ждем Новый год. Коль вспомнили Новый год, и коль мы с тобой проконстатировали, что Москва живет своей насыщенной жизнью, как ты думаешь, новый 2023 год будет отмечаться так же широко и жирно, как и прежде в России? Или все же слегка притормозят те, кто распоряжается бюджетами?
Д. Стешин:
- Говорят, Киркоров будет петь и танцевать в лосинах в Законодательном собрании.
С. Мардан:
- Это фейк. Мне написали сразу, сказали, что вы, Сергей Александрович, не разгоняйте…
Д. Стешин:
- Нет. Ну, ты видел, какая была реакция в обществе на эти «дни прокисшего варенья» и помпезные…
С. Мардан:
- На День города?
Д. Стешин:
- Дни городов…
С. Мардан:
- Но это не помешало его отметить по полной программе, в запланированном формате, с колесом обозрения и со всем остальным безобразием.
Д. Стешин:
- Слава богу, я это не видел.
С. Мардан:
- Да, тебе повезло.
Д. Стешин:
- Тревожный будет Новый год.
С. Мардан:
- А этот возможный диссонанс… Я просто привык рассчитывать на худшее. Мы, допустим, понимаем, что не время, когда уже погибли тысячи людей, устраивать эту бесовщину. А они возьмут и скажут: нет-нет…
Д. Стешин:
- …вы хотите лишить людей праздника.
С. Мардан:
- Да. Ведь наши солдаты за это же и сражаются, чтобы мы могли…
Д. Стешин:
- «Стешин хочет одеть всех в шинели». Помнишь?
С. Мардан:
- Да.
Д. Стешин:
- И через три дня – мобилизация.
С. Мардан:
- Именно это, я боюсь, и будет сказано. И вот это бесовство и будет происходить.
Д. Стешин:
- Ну, тогда, к сожалению, будем закладываться на самое худшее, ждать очередного поворота «колеса дхармы»…
С. Мардан:
- Чтобы Господь вразумил как следует на этот раз.
Д. Стешин:
- Да. Вхождение России в новый исторический период, новое мироощущение. Я не буду прогнозировать, чем это может закончиться. Ничем хорошим, как говорится, с одной стороны. А с другой стороны, если мы не понимаем реальности и вызовов, значит, мы должны получить за это наказание.
С. Мардан:
- Вот мы с тобой обсудили такой негативный сценарий, то есть в формате «все пропало». А если говорить про хитрый план-2.0, поворот к опричнине возможен в России или нет? Тут Аким Апачев новый ролик снял по мотивам «Гойда», с метлой и с песьей головой.
Д. Стешин:
- Я почти три месяца спал на полу с одним из офицеров частной военной компании, прошедшим все войны. Это один из самых интеллигентных людей, встретившихся мне на этой войне, самых спокойных. Человек, который воевал всю жизнь. Если такое офицерство в частной военной компании «Вагнер», я спокоен за Россию. И мне нравится их нетривиальные ходы ассиметричные, которые так нужны нам.
С. Мардан:
- Ты сейчас про «кувалду возмездия»?
Д. Стешин:
- Да, к примеру.
С. Мардан:
- Хорошо, что напомнил. Я сегодня проводил опрос - нужно ли казнить предателей или нет? Предположим, что это подлинный ролик (мы не утверждаем, мы предполагаем). Сама идея тебе нравится? Это правильно – казнить предателя, перешедшего на сторону врага?
Д. Стешин:
- Есть категория мразей, с которыми ты не знаешь, что делать, даже прижав к груди Уголовный кодекс. Если он не судим до этого, ты понимаешь, что он лет через 5 выйдет условно-досрочно за хорошее поведение, а выпускать его обратно в наш мир нельзя. И тогда применяется мера социальной защиты высшего порядка. К сожалению, вне закона, но какие на войне законы? Это же всё в контексте кровопролитнейшей войны, первой кровопролитнейшей войны XXI века.
С. Мардан:
- Я подозреваю, что после замечательных обменов «азовцев» вообще количество взятых в плен, наверное, сильно уменьшилось, а людей, не говорящих по-русски, в плен вообще больше не берут.
Д. Стешин:
- Да. Воюющие товарищи мне говорят: создавайте свои зинданы, создавайте свой обменный фонд. Во-первых, вам будет, на кого выменять своих пленных. А во-вторых, всегда можно будет спуститься в эту яму и по пьяни побеседовать с пленным.
С. Мардан:
- Снять стресс.
Д. Стешин:
- Да.
С. Мардан:
- Это был Дмитрий Стешин со своим рецептом, как выиграть…
Д. Стешин:
- Я не пью, кстати, уже лет 20, наверное.
С. Мардан:
- …со своим рецептом, как выиграть большую войну. Дима, спасибо тебе большое. Спасибо, что приехал к нам. Отдыхай. Привет семье, целуй детей. Ждем тебя с победой. Хотя, я думаю, до победы ты еще приедешь несколько раз на побывку.
Д. Стешин:
- Спасибо.
Понравилось интервью? Ставьте сердечко, подписывайтесь на новые выпуски и слушайте, когда удобно!
