Егор Кончаловский: Снимаем не хуже, чем Запад! Санкции заставили российское кино сделать мощный рывок
В. Ворсобин:
- С нами российский кинорежиссер, сценарист и продюсер Егор Андреевич Кончаловский. Егор Андреевич, здравствуйте.
Е. Кончаловский:
- Добрый день.
В. Ворсобин:
- Начну с естественного и абсолютно ясного факта, что сейчас все, кому не лень, говорят о кино. Именно в последние дни, недели на информационных лентах появляется вот эта кинотема, но в очень странном виде. Обсуждают артистов, обсуждают режиссеров. Но в таком ключе – кого из них можно пускать в кино и на телевидение, а кого чуть ли не вымарывать из фильмов, потому что, дескать, они позорят Россию, высказывают за границей свою неправильную точку зрения, а иногда просто «льют грязь на страну». Идет речь о конфискации, идет речь о разных способах наказания… Я вот почему люблю смотреть телеканал «Культура»? Вот этого там нет. А сейчас обсуждают культуру в этом ключе. Как вы на это смотрите, Егор Андреевич?
Е. Кончаловский:
- Я никак на это не смотрю. Потому что я стараюсь не концентрироваться, не акцентировать свое внимание на этих вещах. Но когда про мою страну говорят неприятные вещи, а вы знаете, о ком я говорю, то мне это неприятно.
В. Ворсобин:
- Не знаю, извините.
Е. Кончаловский:
- Ну, бог с ними, я не хотел бы перемывать конкретных людей и имена… Вот один из артистов недавно высказал ну совсем враждебную позицию относительно России и там ядерный пепел и все такое… Вы знаете, мне это очень неприятно слышать, потому что, как бы я понимаю, что этот человек враг моей страны, с одной стороны. С другой стороны, может быть, это и хорошо, когда человек честно высказывает свою точку зрения. Было бы гораздо хуже, если бы этот человек имел возможность принимать какие-то решения важные и в стране, и испытывал такие чувства по отношению к моей стране. Честная позиция. Враг - понятно. Есть другие люди, там певцы и т.д., которые вынуждено и скривив лицо в нелегкой улыбке, славят нашего врага на каких-то корпоративах – это другая точка зрения, мне за них неудобно. И им неудобно. И стыдно. За них стыдно. Я думаю, что им тоже стыдно. И как бы потом остается очень неприятный осадок относительно себя самого.
Что же касается конфискации и прочих вариантов наказания, мне лично кажется, что мы не должны себя вести так, как ведут себя наши оппоненты, когда, если они считают нас, россиян, русских людей или там не русских, но россиян, врагами, и это является поводом, чтобы отнять твой дом, заморозить твой счет и отобрать твои акции, не обязательно же они уворованы, да, есть же и честные люди, которые имеют дом где-нибудь за границей, мне кажется, что им уподобляться не надо. Другой вопрос, что, может быть, не имеет смысл в этой ситуации, когда страна ведет борьбу, серьезную борьбу, борьбу не на жизнь, а на смерть, и от исхода этой борьбы зависит наше будущее. В том числе, мое, в том числе, ваше, будущее страны. Как мы будем жить, как будут наши дети. Вряд ли, наверное, хотелось бы видеть этих людей на экране, но они и не появятся, я думаю, ближайшее время на экране. Но вот какие-то такие вещи, которые не совсем законны, да, вот, условно, можно, конечно, любые законы принять, но тогда мы уподобляемся тому, в чем мы разочаровались. Мы же разочаровались в нашем взгляде на этот прекрасный запад в том смысле, что вот эти ценности, которые мы хотели для нас – неприкосновенность личности, свобода слова и прочие вещи – неприкосновенность вклада, святость собственности – вот эти вещи все, которые и составляют основу жизни человека, это все исчезло сегодня во многих странах, которым мы сегодня противоречим. Вот мне кажется, что это чересчур. Но не надо забывать, что, конечно, в нашем обществе сегодня присутствуют достаточно жесткие настроения, и это нормально, мы действительно сейчас находимся не в обычном времени, мы находимся во времени, когда решается наша судьба. И такое время всегда порождает какие-то достаточно жесткие взгляды и решения. Вот моя точка зрения такова. Хотя мне крайне неприятно, когда люди, которые были здесь кумирами и которых любили миллионы, вдруг оказываются такими флюгерами.
В. Ворсобин:
- Но они имеют право высказывать свою точку зрения?
Е. Кончаловский:
- Вы понимаете, они имеют право, у нас же свобода слова. Они имеют право. Вопрос не в этом, вопрос в том, что они высказывают точку зрения, которая говорит о том, что какие-то понятия – там родина, любовь к своей стране – для них является пустым звуком. Право-то они имеют, просто это очень плохо, на мой личный взгляд. Я патриот, я родину свою люблю…
В. Ворсобин:
- Вопрос – наказывать их за это? Понимаете, само предложение и, кстати, оно в принципе уже почти реализовано у нас в законодательстве, когда за плохое мнение… большинство считает мнение плохим, неправильным и т.д., нужно ли наказывать человека за слова?
Е. Кончаловский:
- Мне кажется, что наказывать-то можно, но потеря любви зрителя, а артист трудится и работает ради того, чтобы его смотрели, слушали, ради того, чтобы любили его творчество, любили его песни, чтобы ему рукоплескал зал – и это то чувство, которое, на мой взгляд, самое главное в профессии артиста, когда зал плачет, если ты актер в театре или когда ломятся люди на твои фильмы, или когда тебя забрасывают цветами после концерта, мне кажется, это привлекательно в творческой профессии. Мне кажется, что многие из тех людей, которые таким образом высказывают свое мнение относительно своей страны, потеряют вот это.
В. Ворсобин:
- Кикабидзе разве потерял всенародную любовь? И «Мимино» разве смотрят не с таким восхищением сейчас?
Е. Кончаловский:
- Понимаете, Кикабидзе жил в Грузии, в своей стране, и был далеко, крайне не молодым человеком к тому времени, когда все это его какие-то нелицеприятные высказывания и критика России… Все-таки, мне кажется, что Кикабидзе с какими-то относительно молодыми артистами российскими сравнивать не совсем верно. То есть, не всех их можно под одну гребенку подвести, да. На мой личный взгляд, красивее и сильнее будет перестать этих людей воспринимать как артистов, а не законодательно проводить какую-то такую «отнимем все, что у него есть и отдадим это все другим людям» или там в фонд помощи армии. Не знаю. Это очень сложный вопрос. Но ведь мы же не отрицаем того, что у нас есть свобода слова. Просто это слово нам крайне неприятно, которое говорит… оно неправильно для человека, который свою родину любит, уважает и поддерживает, и эти слова говорят о том, что эти люди не являются не то чтобы патриотами, но как бы людьми, которые видят в России свою дорогую его сердцу родину. Да, это очень неприятно. Но свобода слова где заканчивается?
В. Ворсобин:
- Где начинается свобода слова другого человека.
Е. Кончаловский:
- Да, я согласен. Мне очень не нравится то, что некоторые из этих людей говорят… вот там недавно один молодой артист высказался, да, мне это неприятно, я понимаю, что он презирает, ненавидит свою страну. Я думаю, что он уже будет наказан тем, что вряд ли он сможет серьезно реализоваться на родине. А не на родине? Ну, кому он особенно нужен не на родине?
В. Ворсобин:
- Кстати, Сергей Соловьев, депутат Госдумы, член комитета по культуре, он, видимо, решая эту дилемму, предложил убирать из фильмов тех артистов, у которых есть печальное звание иноагента и писать это в титрах, или удалять эпизоды.
Е. Кончаловский:
- Мне кажется, что, если удалять эпизоды из фильма, то будет наказан не только и не столько этот артист, а будут наказаны все, кто участвовал в этом фильме. Начиная от сценариста и режиссера, заканчивая партнерами. Это говорит о том, что ты калечишь фильм, калечишь произведение. На мой личный взгляд, мы должны быть мудрее. Это немножечко, на мой взгляд, детское предложение, какое-то незрелое, немудрое. Это мое личное мнение. Не знаю, может быть, большинство людей не разделяют мою точку зрения. За что наказывать всех остальных участников?
В. Ворсобин:
- Вопрос в том, что не давать прокатное удостоверение фильму, который, даже если он снят не на государственные деньги, даже если государство не имеет никакого касательства, даже если в этом случае есть такой инструмент отказа от показа опять же в частных кинотеатрах. Но у нас в Конституции все-таки есть такая строка – запрещена любая цензура. Слово «любая» там нет, конечно, но цензура у нас запрещена. А какая разница между этими определениями? Вот то, что вы сказали до этого и словом «цензура»?
Е. Кончаловский:
- Мне кажется, мы находимся в той исторической эпохе и в том историческом отрезке времени, когда мы должны повнимательнее посмотреть на идеологическое содержание того, что выходит и на что имеет смысл давать деньги. Простите, если государство финансирует какое-то кино и готово… хорошо, допустим так. Государство готово давать деньги на фильмы определенного содержания…
В. Ворсобин:
- Здесь вопросов нет. А если это просто частное кино? На частные деньги? Получается, что могут там участвовать актеры, которые имеют свою вражескую позицию (в кавычках). Но вы говорите – нет, в этом случае государство имеет право прокатным удостоверением запретить этому фильму выйти на экраны. Я правильно понимаю?
Е. Кончаловский:
- Да. Мне кажется, что это честнее. Мы можем сказать – нет, нет, пожалуйста, делайте, что хотите, но все равно как бы существует масса способов этому фильму не создать судьбы. Мне кажется, что честнее сказать, что мы находимся в том историческом периоде, извините, страна, страна сейчас находится в крайне острой фазе борьбы с врагами этой страны. Достаточно вспомнить все санкции и все ограничения, лимитации и, так сказать, плохие русских, хороших русских там уже нет и все остальное, чтобы понимать, что мы не в нормальной жизни находимся. Потому что мы все время находимся в такой дилемме – как бы, с одной стороны, мы ведем специальную военную операцию, а это серьезнейшие боевые действия, мы не называем это войной пока, но это покруче некоторых войн будет, с одной стороны. С другой стороны, мы пытаемся делать вид, что мы находимся в обычной жизни…
В. Ворсобин:
- Жестокая путаница, действительно, даже непонятно, где мы находимся.
Е. Кончаловский:
- Совершенно верно. Поэтому, мне кажется, что честнее в данном случае… ну, мы же прекрасно понимаем, что может быть масса причин, по которых то или иное кино… ну, можно помешать его судьбе. На мой взгляд, чище и прозрачнее будет сказать, что, товарищи, давайте все-таки посмотрим правде в глаза и будем сегодня несколько иначе относиться и забудем про то, что мы находимся в нормальной жизни. Мы не находимся в нормальной жизни. Мы сейчас ведем борьбу. Мы и в нормальной жизни, вернее, в том смысле, в котором мы ее понимали до февраля прошлого года, мы не вернемся, мы придем в какую-то совершенно новую историю и фазу, и, надеюсь, что эта позиция, в которой окажется Россия, будет гораздо более сильной и выигрышной, чем она была до февраля.
В. Ворсобин:
- Вы правильно говорите, мы действительно находимся в ситуации, которую вы примерно описали, но к вам вопрос, как к режиссеру. Мы же понимаем, что кино в такие времена – это в принципе часть пропаганды, давайте честно говорить. Но глядя на то, что сейчас происходит на кинорынке, этого не видно. То есть, вы видели, чтобы сейчас были бы заказы, шли бы сейчас съемки фильмов о Донбассе? Кстати говоря, Захар Прилепин очень часто об этом пишет, что вообще-то говоря большинство режиссеров попрятались от этих фильмов, они снимают развлекательное кино, они живут в том мире, спокойном, старом мире… заказов вроде бы не идет от государства. Что происходит?
Е. Кончаловский:
- Во-первых, кто-то высказал недавно мысль, что в креативном классе – а это не только режиссеры и актеры, это и продюсерское звено – достаточно много людей, которые молчат, но не одобряют, что называется… то есть, в какой-то степени действительно мысль их следующая: вот сейчас это все пройдет и опять все встанет на старые рельсы. Я к этому числу не отношусь. Во-вторых, было бы как раз не странно, если бы сейчас огромное количество появилось сценариев про Донбасс, Моторолу, Азовсталь и прочее, и я не думаю, что это было бы очень хорошо, потому что, так сказать, это свидетельствовало бы о том, что конъюнктура живая и надо срочно седлать коня и, пока это востребовано, скажем, выжать из этого максимальную пользу для себя. Мне кажется, это так не работает. Для того, чтобы снять вдумчивый и серьезный фильм о событиях на Донбассе, о событиях на Украине сегодня и вообще о ситуации в мире, мне кажется, что нужно какое-то время, для того, чтобы это было хорошо. Вот была пара фильмов о Крыме, о крымских событиях, и я не могу сказать, что они как-то поразили мою воображение, если честно. Вообще Россия огромная страна и инерционное это движение оно как российская армия, да, не все быстро у нас меняется. У нас вообще и индустрия не такая маленькая… а потом, не надо забывать, что многие структуры, которые заказывают кино и которые финансируют кино – это частные структуры, и структуры, которые делают упор свой, я имею в виду платформы, которые мы сейчас любим сейчас, которые ставят на развлекательное кино. Патриотическое кино не является для них приоритетным продуктом. Мне кажется, что государство должно в этом смысле в бОльшей степени продвигать эту идею какого-то действительно патриотического контента.
В. Ворсобин:
- Может, приказывать надо? Вот фильм «Да бойца» вышел в 1943 году. Получается, что этот заказ пришел заранее, когда еще шли бои… в разгар войны уже снимались прекрасные фильмы. Наверняка партия и руководство говорили – ты должен дать хороший сценарий и должен снять хороший фильм, потому что это нужно стране. Вот так работала эта машина пропаганды в советское время. Сейчас вы говорите частные компании, тренд на развлекательное кино – ну, это же из прошлой жизни, с которой мы прощаемся вроде бы, да… Разве мы сейчас не встали на военные рельсы, когда нужно просто бить кулаком по столу – чтобы ко вчерашнему дню все было готово?
Е. Кончаловский:
- Слава богу, бОльшая часть элементов мирной жизни у нас осталось, просто надо помнить, на мой взгляд, на личном уровне о том, что мы сейчас в необычное время живем. Слава богу, у нас пока что почти что нормальная жизнь. Да, какие-то появились нюансы, но очень лайтовые, что называется. Но не надо забывать, что в 40-е годы Иосиф Виссарионович Сталин лично общался со всеми режиссерами. Там режиссеров-то было, может, пять человек, когда снималось это кино, и лично все отсматривалось, и лично все редактировалось во многом. Сейчас сотни режиссеров, сотни структур, которые делают фильмы. Но я уверен, что, если бы высшее руководство страны пригласило бы несколько режиссеров и попросило сделать какие-то фильмы, посвященные, скажем, Донбассу, специальной военной операции, я уверен, что нашлись бы люди, которые бы сделали это достаточно хорошо.
В. Ворсобин:
- А, может быть, их сейчас и немного как раз? И та обойма режиссеров, которая бы взялась за это дело, она на самом деле маленькая? Я намекаю сейчас на молчальников…
Е. Кончаловский:
- Я не знаю, честно вам скажу. Потому что я всегда был очень далек от того, чтобы каким-то образом пытаться анализировать моих коллег. Меня это мало интересует на самом деле. И вообще, это иллюзия, что режиссеры все…
В. Ворсобин:
- У вас какая-то курилка, где вы просто копаетесь друг у другу в душе…
Е. Кончаловский:
- Вообще, если несерьезно так говорить, то кинематографисты все терпеть друг друга не могут, хотя улыбаются на вечеринках и фестивалях. И премьерах. Ну, это нормально, это естественно. Я не знаю, я не могу этого сказать. Для меня тоже странно, что такая, с одной стороны, богатая тема в плане… жирная, простите за это слово, тема, как военные действия, специальная военная операция, вызывает мало энтузиазма, с одной стороны, потому что, мне кажется, что это очень интересно и важно. С другой стороны, я знаю немало людей, которые с радостью возьмутся за что угодно, лишь бы платили деньги.
В. Ворсобин:
- Да, эти ребята готовы на все и на них, по-моему, и держится мир.
Егор Андреевич, давайте о хорошем. Вот какой-то сейчас феноменальный фильм вышел и все гадают – почему такой грандиозный успех. У «Чебурашки». Вы видели этот фильм?
Е. Кончаловский:
- Нет, к сожалению, я не видел фильм, потому что действительно вот мы сейчас плотнейшим образом работаем сейчас здесь, в Петербурге… кстати, очень часто сейчас такие требования – все бегом… и это тоже мешает процессу, но это реальность. Такие условия. Хочешь берись, хочешь – нет. Все бегом. И мне кажется, что вот как раз о Донбассе бегом нельзя. Это нужно вдумчиво и с трепетом это делать, и с сердцем. Это во-первых. Во-вторых, мне кажется, что на самом деле я очень оптимистично смотрю на российский кинематограф с точки зрения индустрии, с точки зрения того, что с ней будет, потому что я вообще давно говорил и меня очень за это некоторые критиковали… я считал, что надо ограничить количество заграничного кино… Считай – американского. Мы мало видим французского, мало итальянского, мало немецкого, мало какого угодно. Видим в основном американские фильмы, которые сегодня очень низкого качества, во-первых. Во-вторых, пропагандируют они идеи, против которых глобально мы сейчас против. Мы боремся с этой идеологией в широком смысле этого слова. Я давно, лет 15 защищаю эту точку зрения, не настаивая, и я считаю, что… вы знаете, я сейчас артистов подбираю. Не найдешь, все заняты. Руки выкручивают со своими графиками. Заняты, востребованы. Все. Гонорары огромные. Райдеры на две страницы!
В. Ворсобин:
- Это сериалы?
Е. Кончаловский:
- Сериалы, фильмы, да все подряд. Все, где запечатлевают их незабвенные лица актерские. И, на мой взгляд, вот эта санкционная политика и вынужденное импортозамещение в нашей области послужит развитию нашего кинематографа. Повышению качества наших фильмов, повышению хотя бы в коммерческом кино таких вещей, как специальные эффекты. И вот последние фильмы последнего года доказывают, что мы можем действительно делать на высочайшем уровне специальные эффекты. И я не хочу сказать, как они, как Голливуд… я хочу сказать, что мы развиваемся сами и надо перестать оглядываться и пытаться быть как они, хотя бы как они, или хотя бы не хуже, чем они… На мой взгляд, все хорошо. На мой взгляд, настроение у большинства нашего общества в каком-то смысле способствует тому, чтобы наше кино развивалось. И сейчас удивительные ребята, вот у меня молодой оператор, только что выпустился из ВГИКа, Константин Понасюк, у меня молодой сценарист, который тоже только что выпустился из ВГИКа… Поэтому я с оптимизмом вообще смотрю на наше будущее, на будущее нашей страны. Я рад, что это все наконец-то прорвалось, вот вся эта язва последних лет…
В. Ворсобин:
- Я скажу так. Вот есть такое понятие – вестернизация. Вестернизация нашего вкуса, тех, кто потребляет кино, особенно молодого поколения, мне кажется, дошло уже до точки невозврата. То, что сейчас делают наши режиссеры, мне кажется, это такая плохая копия Голливуда. Все равно, все стандарты, которые закреплены в русском сознании, они связаны не с «Бриллиантовой рукой», не с Гайдаем, не с нашими советскими режиссерами, а они связаны все-таки с Голливудом. У меня две дочки не знают вообще ничего из советского кино, зато они знают каждого наперечет артиста, который идет по красной дорожке на каком-то очередном Венецианском фестивале. Как быть с этой реальностью? Мне кажется, все-таки это реальность.
Е. Кончаловский:
- На мой взгляд, не совсем верно ставить в один ряд «Бриллиантовую руку» и современный американский кинематограф. Они же не знают американский кинематограф 60-х годов, когда «Бриллиантовая рука», или там 70-х годов. Они знают то, что сегодня выходило и выходит…
В. Ворсобин:
- Ну, тогда хотя бы конкурировала «Бриллиантовая рука» с ними, а сейчас с Голливудом нет конкуренции.
Е. Кончаловский:
- В каком-то смысле вот это и хорошо, что то, что сейчас происходит… потому что, может быть, они не узнают «Бриллиантовую руку», но мы опомнились и мы перестали вестернизироваться, мы перестали смотреть снизу вверх – я надеюсь, перестали смотреть снизу вверх на наших западных партнеров, как мы любили их называть эти 30 лет, а на самом деле смертельных врагов, и наконец-то начинаем… Россия большая страна, инерция большая, мы не быстро, но мы начинаем обращать свой взор внутрь нашей страны, на наши ценности, в том числе, советские, в том числе, мы перестаем делить историю на до октябрьского переворота и после смерти «совка», что называется, а мы начинаем с гораздо бОльшим уважением смотреть на все периоды нашей истории. И это длительный и мучительный, и непростой процесс, в котором то, о чем мы говорили ранее, конечно же, должны принимать посильное участие…
В. Ворсобин:
- Вы о каком поколение говорите сейчас? Вы уверены, что вы сейчас говорите о поколении 25-30 лет? Для них вообще не существует из бОльшей части того, о чем вы говорите. Советский период для них не существует, уж поверьте мне… они полностью находятся в 21 веке с тем миром, с которым мы расстались год назад.
Е. Кончаловский:
- Да, это и была смертельная опасность, та пропасть, в которую мы, разбежавшись и, оставшись на цыпочках, чуть не рухнули вниз. Не знаю, моей дочери 22 года и она с огромным удовольствием сейчас – не потому что я режиссер и ее мама актриса российского кино – вдруг обратила внимание на наши сегодняшние современные российские сериалы. Глупо требовать – смотри «Судьбу человека» и бить кулаком по столу и приковывать к телевизору. Мне кажется, мы должны создавать новый кинематограф, телевизионное кино, которое в какой-то момент вдруг сподвигнет молодых людей посмотреть и «Судьбу человека», и «Войну и мир» Бондарчука и «Бриллиантовую руку», в том числе, и прекрасные военные фильмы. Я, например, в свое время говорил о том, что, может быть, интересно сделать государственную сеть кинотеатров, где билет стоить будет не 300 или 500 рублей, а будет стоить там 100 рублей… с небольшими залами, там 50 человек в зале… 50 человек смотрят Тарковского, 50 человек смотрят «Судьба человека»… И не надо от него ожидать смотреть на эту сеть сквозь призму кассы, на эту сеть надо смотреть и инкорпорировать в нее школьные программы… когда мы проходили «Войну и мир» в школе по литературе, нас заставили пойти в кинотеатр, отвели группой, мы сидели и целый день смотрели «Войну и мир»… Это большая серьезная работа. Мы действительно очень вестернизировались… Да что там говорить, я тоже в свое время был вполне себе западник и уехал из России. А потом вернулся и перестал быть западником. Это работа. Это труд. Это не просто – ой, как жалко, почему вы не смотрите? Я не знаю, у меня нет рецептов, как эту ситуацию изменить. Да, уехало много людей креативного класса, понимаете, в Узбекистан… Сейчас, говорят, возвращается часть из них.
В. Ворсобин:
- Судя по тому, что недвижимость у нас дешевеет, а количество сделок по доверенности уже зашкалило за 50%, у нас все-таки идет отток.
Е. Кончаловский:
- Ничего страшного. Образуется все. Мне кажется, мы немножечко поздно с вами даже говорим на эти темы. Вот о том же самом, в том же ключе, надо было говорить лет 10 назад. Но лучше поздно, чем никогда. Я думаю, что на самом деле все будет нормально и мы как бы опомнились от этого морока, в котором мы находились много лет, презирая себя, свое прошлое, свою культуру, и пытались изо всех сил создавать кальки и копии плохие западных фильмов.
В. Ворсобин:
- Вот я буквально позавчера был в кино… Я пошел спокойно на голливудский фильм… он выпуска этого года, видимо, пиратский… и сейчас кинотеатры в общем-то и выживают именно таким образом, что пиратские копии показывают на своих экранах, каким-то образом они с нашими законами, которые тоже меняются в этом направлении, они согласуются и получается, что без Голливуда наш русский зритель все-таки не может? Все равно это будет соревнование.
Е. Кончаловский:
- Да, наверное. Другой вопрос, что нам несколько легче будет соревноваться. Я имею в виду нам, российским кинематографистам. Голливуд никуда не делся. Ты включаешь телефон и смотришь любой голливудский фильм. А как? Ну, хорошо, ты не посмотришь последнюю версию «Человека-паука», идиотскую совершенно, но через год ты ее тоже посмотришь. Или через полгода, или сегодня в плохой копии. То есть, мы в информационную эпоху живем, никуда не денется этот Голливуд. Особенно тот Голливуд, который… вот я, например, с удовольствием пересматриваю фильмы Копполы. Пожалуйста, в прекрасном качестве существует тот Голливуд, который имело смысл смотреть. Сейчас, скорее, сериальный контент гораздо более убедителен и качественен, чем то, что снимают эти бесконечные франшизы и римейки римейков, и сиквелы сиквелов и приквелы сиквелов… Поэтому никуда этот Голливуд не денется, никуда не денется эта музыка, ничего никуда не денется, все оно есть и будет. Несколько сложно, так же, как запчасти на иностранные автомобили, будем покупать все в Казахстане. На мой взгляд, это не есть проблема. Кстати говоря, если честно, я не могу сказать. Что я приветствую ситуацию с нарушением авторских прав, потому что так не может быть – ты нарушаешь американские авторские права и не нарушаешь наши. А наши авторские российские права – это важная вещь, потому что это, так сказать, признак того хорошего, что может быть к нам пришло вот именно с запада, а там уже… Хотя авторское право, наверное, еще имеет там какую-то силу, но, может, тоже скоро перестанет, как и другие права, не менее важные. Я понимаю кинотеатры и крайне сочувствую, и очень бы хотелось, чтобы кинотеатральная сеть страны сохранилась, нашла способы выжить, так же, как нашли способы выжить рестораны без каких-то итальянских сыров…
В. Ворсобин:
-А как? Если не воровать авторское право? Каким образом выживать кинотеатрам?
Е. Кончаловский:
- Не знаю, я не могу вам сказать, потому что это меня очень интересует, но я не могу. Если бы я знал, я бы был прокатчиком. Потому что я бы брал чужие фильмы и катал, и зарабатывал деньги.
В. Ворсобин:
- Может, закон издать, что это не воровство? В Беларуси, кстати, уже такой приняли… на какой-то счет сбрасываются деньги…
Е. Кончаловский:
- Совершенно верно. Я помню, мы одну песню хотели взять в кинокартину 20-летней давности «Антикиллер» и никак не могл найти, кто обладает правами на эту песню. Во Франции. Искали, искали – не нашли. И действительно, существует некая форма, где ты на определенном сайте выкладываешь определенную форму, что не нашел, то, се… вот берешь это и это не является нарушением авторских прав. У меня нет рецептов. Я в этом смысле не столь заинтересованное лицо, потому что у нас существует, кроме кинотеатров, еще и платформы, еще существует телевидение… Не знаю. Но я должен сказать, что, конечно, может быть, не будет таких прибылей, может быть, и государство будет помогать этим кинотеатрам, как оно помогает кинематографу и некоторым другим отраслям, и, может быть, мы начнем снимать достаточное количество каких-то картин, которые смогут, может, не полностью компенсировать, но хотя бы частично вот потерю этого рынка. А потом, уверяю вас, я убежден в том, что пройдет какое-то время и опять появятся фильмы. Это не навсегда. Я не знаю, насколько, но вот это не навсегда. Я имею в виду невозможность продавать западные кинокартины на нашем рынке. Я сейчас не имею в виду полного возвращения к тем отношениям России и мира, которые были до февраля 2022 года, но им тоже интересно, простите, продавать нам все, что они могут продать. Поэтому на этой волне – да, конечно, голод такой определенный. Нам он, кинематографистам, поможет. Кинотеатрам плохо, но те, кто выживут, я думаю, что через несколько лет получат опять новые фильмы и, может быть, будут сначала катать их пиратски.
В. Ворсобин:
- В конце нашей передачи хочется снова вернуться к теме национальной идеи… она сейчас приобрела такой болезненный оттенок. Потому что вот даже, помните, мы с вами говорили о том, почему государство не заказывает, не провоцирует появление патриотического кино? А все потому, что есть такая проблема. Государство само не может точно и внятно сформулировать собственную идею. Ведь даже историю со спецоперацией Украины все истолковывают по-разному, цели всего этого. Кто-то говорит о том, что надо взять Киев, кто-то говорит о том, что нужно отстоять Донбасс. Кто-то имеет свои какие-то понимания. Я вот проехал от Калининграда до Владивостока и скажу, что я вот общался с людьми, и действительно версий, почему мы там и почему так все происходит, множество. И все от того, что внятного государственного посыла, что это такое, нет.
Е. Кончаловский:
- Я, безусловно, с вами согласен, у нас есть определенные области, в которых мы не очень сильны. Информационная война – это не наша тема и вообще мы с информацией не очень хорошо работаем пока что, как мне кажется. Я не могу дать рецепта, но мой рецепт просто. Мой личный рецепт. Мне кажется, что нам нужно просто каждому на своем месте – тем, кто за Россию, кто за интересы России и за процветание России, и за победу России не вот в этой специальной военной операции, а глобальной победе. А к глобальной победе достижения того положения для нашей страны, которого она заслуживает, ведет победа в СВО, в этом я убежден. Но я считаю, что каждый на своем месте – те, кто уважает и любит свою страну, должны прилагать максимальные усилия к тому, чтобы создавать ценности. Режиссеры, актеры, люди культуры – там снимать кино, ставить спектакли, писать пьесы и песни, рабочие на заводах работать, люди, работающие в сельском хозяйстве, растить урожай, матери – рожать детей хороших и здоровых. То есть, мы все должны стараться в силу того, что, слава богу, мы находимся все равно не в мобилизационном мире, мы находимся в нормальном более-менее мире, да, у нас идет специальная военная операция, но наша жизнь не очень сильно изменилась у большинства людей. И я просто считаю, что нужно трудиться, работать во славу родины, простите меня за высокопарные слова… я совершенно не оратор в этом смысле, но действительно просто нужно смотреть на то, что ты делаешь и, мне кажется, что то, что ты делаешь, должно приносить пользу стране.
В. Ворсобин:
- Егор Андреевич Кончаловский был с нами. Спасибо вам огромное за разговор. До свидания.
Е. Кончаловский:
- Спасибо вам. До свидания.
