Почему мигранты и их дети не хотят интегрироваться в российское общество
Е. Афонина:
- Как всегда по воскресеньям в это время с вами в прямом эфире ведущие программы – Андрей Баранов.
А. Баранов:
- Здравствуйте. И Елена Афонина.
Е. Афонина:
- Эта неделя была посвящена, если посмотреть на инфоповоды, одной теме. Несмотря на то, что учебный год завершился, сейчас не просто подводятся его итоги, но и публикуется довольно серьезная проблемная статистика, которая касается того, сколько же в некоторых классах в отдельных школах может быть инофонов. Это не говорящие по-русски дети. То есть дети мигрантов, которые приехали в Россию, некоторые уже успели получить гражданство. Но при этом ни семья, ни сами дети по-русски не говорят.
А. Баранов:
- Некоторые успели здесь родиться, в детских садах какое-то время провести. Но минимум русского языка. И совершеннейший минимум желания его изучать. Среди событий, о которых Лена сказала, было и заседание межведомственной комиссии Совета безопасности России по вопросам миграционной политики. И там обсуждались вопросы реализации мер по обеспечению обучения детей мигрантов русскому языку до уровня, необходимого для освоения общеобразовательных программ. Пока видно, что не знают они ни языка, ни истории страны проживания, ни географии. Вообще ничего не знают о России. Но самое опасное и обидное – и знать не хотят. Зато активно вовлекаются в криминал.
Председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин, который принял участие в работе этого совещания, сказал, что только за четыре месяца этого года следственными органами СК расследовано 99 преступлений, 47 из них тяжкие и особо тяжкие, из них 66 % преступления против собственности, 21 % - незаконный оборот наркотиков, 4 % - против жизни и здоровья. Люди, приехавшие сюда, не хотят учить русский язык, не хотят интегрироваться в российские реалии, но при этом активно осваивают криминальную практику.
Е. Афонина:
- Заседание комиссии по совершенствованию миграционной политики, Дмитрий Медведев, заместитель председателя Совета безопасности России, коснулся той же темы. В некоторых школах в классах каждый пятый не говорит на русском. В классы попадают дети мигрантов, которые не в состоянии обучаться на русском языке.
На этой же неделе состоялось первое онлайн-заседание комиссии уполномоченных по правам ребенка государств – участников СНГ. В нее вошли детские омбудсмены и представители уполномоченных органов шести государств: Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и России. Нашу страну представляла уполномоченная при президенте по правам ребенка Мария Львова-Белова, которая рассказала историю, что есть школы, где в классах доля учеников с миграционной историей доходит до 70 процентов. О похожей ситуации рассказал глава Совета по правам человека при президенте России Валерий Фадеев.
В. Фадеев:
- Приведу пример конфликта. Школа, 500 учеников, из них 200 учеников с миграционной историей из бывших республик Советского Союза, из Средней Азии. Сначала потребовали халяльное питание. Почему нет, если это мусульманские семьи. Обеспечили школьников халяльным питанием. Приближается Новый год, родители говорят: а у вас праздник неправильный, вы елке поклоняетесь – дереву. А нам не велено. И мы требуем отменить новогодний праздник в школе. Но дети хотят на праздник. Хороводы, конфеты дают. Родители требуют вообще отменить новогодний праздник. И это уже заступ очень серьезный. Они начинают навязывать социальные практики, которым у нас сотни лет. Этого нельзя допускать. Надо разговаривать, объяснять. Муллу надо было послать. В Коране не сказано, что елку новогоднюю надо запрещать. Родители начинают предъявлять излишне агрессивные претензии к российской системе образования, которая складывалась века. И здесь надо жестко держаться.
Е. Афонина:
- Эти слова Валерия Фадеева прозвучали на пресс-конференции «Миграция, язык, дети, соцподдержка». Там присутствовала член СПЧ, уполномоченный по правам ребенка в Ульяновской области Екатерина Сморода. Она с нами на связи.
Е. Сморода:
- Добрый день.
Е. Афонина:
- То, о чем мы решили сегодня поговорить, для некоторых является информацией единичной, а вы можете видеть с вашими коллегами всю остроту этой проблемы. Она действительно есть? Или, как иногда звучат реплики из серии «все хорошо, вы нагнетаете»?
Е. Сморода:
- Нельзя сказать, что это проблема как проблема. Сегодня это очень серьезная тенденция. И этой ситуацией и в субъектах Российской Федерации, и на уровне муниципалитетов нужно заниматься. Нельзя оставить без внимания ситуацию с увеличивающимся очень серьезно миграционным притоком, на уровне всех федеральных органов исполнительной власти, в чье ведение и входит координирование данных вопросов.
Мы начали заниматься этой проблематикой достаточно давно, несколько месяцев назад, когда начали поступать тревожные сигналы, когда шли перегибы. Россия – многонациональная, многоконфессиональная страна. Мы очень гостеприимны и рады всем, особенно когда к нам приезжают несовершеннолетние, в надежде на то, что они скоро уже станут такими же патриотами Российской Федерации, нашей Родины, как и дети коренного населения. Но иногда происходит и анклавирование на определенных территориях, когда мы видим, как происходит этот процесс. Приезжает одна семья, затем присоединяются другие родственники. И так съезжается большое число семей, включая несовершеннолетних. И они тоже по месту жительства в соответствии с законодательством имеют право получать образование в наших российских школах, где у нас образование носит светский характер. В одной из наших школ даже не 70, а больше процентов в одном классе таких учеников. Из 22 учеников 16 – дети с миграционной историей.
Проблема в том, что у нас ведется учет на уровне федеральных регуляторов в сфере образования только детей, которые являются иностранными гражданами, детей с двойным гражданством либо без гражданства. Но когда в упрощенном порядке получает гражданство взрослый, ребенок тоже практически автоматически становится гражданином, по заявлению законного представителя, будь то родитель либо другой субъект. Дети, которые не знают русского языка, русской истории, устройства российского общества, наши традиции, они прибывают сюда, интегрируются в наши классы, где дети исконно говорят на русском языке, где образование дается на русском языке. Это гарантировано нашим федеральным законодательством. И наступают сложности.
В таких классах идет серьезный перекос. Прибывает ребенок в достаточно взрослом возрасте, в 14-15 лет, впереди итоговая аттестация, контроль знаний, а ребенок не понимает. Он привык жить в своей среде, говорить на другом языке.
Е. Афонина:
- Вопрос для наших слушателей: как стимулировать изучение русского языка детьми мигрантов?
В 2021 году президент нашей страны сказал, что «мы не должны допустить такого, как в Европе». Имея в виду как раз то, что в одном классе не могут обучаться большинство детей, которые плохо говорят на русском языке. Нужно ли вводить определенные квоты? Нужно ли еще как-то ограничивать количество детей, плохо говорящих на русском языке? Бывают ситуации достаточно серьезные. Как только класс заполняется детьми, плохо говорящими по-русски, это значит, что русскоговорящие дети тут же начинают отставать, родители начинают детей забирать, школа становится для детей мигрантов.
Е. Сморода:
- Действительно, некоторые школы в обиходе начинают называться узбекскими, таджикскими и так далее. И это реалии сегодняшнего дня. Нужно посмотреть на то, как Европа подходит к решению этого вопроса. Дети не сразу зачисляются в класс, а создаются специальные адаптационные классы либо при школах, либо это отдельные центры, которые посещают несовершеннолетние, которые прибыли и получают гражданство, чтобы они смогли этот минимум языковой получить. Даются знания по основам государственности, устройства общественного порядка, права, обязанности, история, литература. Это то, что должны знать и дети, которые прибывают сюда, чтобы они могли максимально быть интегрированы.
А. Баранов:
- Это будет делаться принудительно? Их будут обязывать туда ходить?
Е. Афонина:
- И за чей счет это будет? Дополнительная нагрузка по обучению ляжет на педагогический коллектив, который и так перегружен.
Е. Сморода:
- Мы пока не знаем, как это будет. Вопрос подлежит обсуждению с очень многими ведомствами. Здесь и Федеральная миграционная служба должна выразить свою позицию, Федеральное агентство по делам национальностей, Министерство просвещения Российской Федерации. Они должны вместе, договорившись, определить, как это будет.
А. Баранов:
- Это сразу тупик. Если эти ведомства будут договариваться, они не договорятся ни о чем. Будет очередной бюрократический документ, а ситуация будет ухудшаться.
Е. Афонина:
- Так как сейчас?
Е. Сморода:
- Сейчас нагрузка полностью лежит на образовательной организации. Министерство просвещения Российской Федерации в адрес органов управления образованием выдало методические рекомендации, как необходимо организовать процесс. В первую очередь, это тестирование на знание языка. Если язык на уровне ноль либо чуть-чуть говорит, значит, должна быть дополнительная языковая подготовка. Это внеурочная деятельность, дополнительные занятия, внешкольная деятельность, в том числе посещение музеев, различных культурных мероприятий по «Пушкинской карте». И это уже большая финансовая нагрузка на образовательную организацию, за счет тех субвенций, которые выделяются для реализации федеральных государственных образовательных стандартов, которые сегодня не адаптированы для этой категории детей с особыми образовательными потребностями.
Мы выходим с предложением, это уже обсуждается на уровне института уполномоченных по правам ребенка, с Минпросом Российской Федерации, что вопрос об инклюзии. Помните, как это было, когда выделялись в особую группу дети с ограниченными возможностями здоровья. Когда от образовательных организаций потребовали создавать специальные условия, чтобы они могли с детьми с нормой по здоровью вместе обучаться. Здесь должен быть такой же подход. Чтобы выделить отдельное финансирование, которое требуется на создание специальных адаптационных классов, даже не приобретение методической литературы, на повышение квалификации наших педагогов, чтобы они могли преподавать русский язык как иностранный. Это надо закреплять законодательно.
А. Баранов:
- Вы обозначили план, который займет несколько лет. За это время наши школы могут превратиться в мигрантские гнезда, которые будут рассадниками преступности, хулиганских действий, третирования местных подростков. Как-то все очень благостно у нас идет.
Е. Афонина:
- А где тут те самые диаспоры, которые здоров работают, когда нужно защитить представителей своей национальности? Может быть, к ним обратиться за финансированием? Это же в их интересах, чтобы молодые люди, которые вместе с родителями приехали в Россию и стали гражданами Российской Федерации, хотя в семьях этих подростков некоторые родители вообще по-русски не говорят, адаптировались у нас. Я общалась с директором лицея из Обнинска. Они придумали схему, как адаптировать детей. Я спросила: как вы общаетесь с родителями, если они не говорят по-русски? Директор школы сказала: нам помогают переводчики – работники нашей школы, уборщица и еще кто-то.
А. Баранов:
- То есть мы потихоньку принимаем их условиях. А они требуют отменить Новый год. Садятся нам на шею.
Нам пишут: «Кто не хочет учить русский язык, выдворять из страны». «Надо устранить причину – убрать закон о получении гражданства для тех, кто русский язык не знает или не хочет учить».
Е. Афонина:
- Такое предложение прозвучало в отношении мам этих детей. Если мама не говорит по-русски, то предложили не оказывать ей меры социальной поддержки.
Е. Сморода:
- Это предложение озвучил Валерий Александрович. В том, что вы говорите, есть абсолютная правда. Очень много разных точек зрения мы выслушиваем, проводя обсуждения на разных уровнях. Если на этапе получения гражданства будет установлен языковой ценз, тогда все проблемы разрешатся. Чтобы получить гражданство Российской Федерации, нужно знать русский язык. Тогда у нас снимется эта проблема в системе образования. У нас, по сути, школы сейчас предоставлены сами себе. Есть определенные заинтересованные субъекты в Российской Федерации, которые не пропускают такие предложения. Это дискуссионный вопрос. Это мог быть первый шаг.
Про диаспоры – тоже соглашусь. Центры социальной, культурной, языковой адаптации могу быть не только государственными. И проходить эту «школу мигранта» должно быть обязательным. Я была свидетелем, как проходит подготовка к сдаче экзамена по русскому языку в таких центрах. Сначала переводчик с ними зубрит и штудирует вопросы, на которые должен ответить респондент, когда он заявляется на получение гражданства.
А. Баранов:
- Дмитрий из Твери пишет: «У меня дальняя родственница – завуч в сельской школе. У них все больше детей мигрантов. Русский не учат. Два дня они в школе, а три дня сидят с младшими братьями и сестрами дома. Русских в селе все меньше, а иноязычных мигрантов все больше. Нужно регулировать миграционную политику. Нужно закручивать гайки. Зачем запускать к нам эти орды, а потом ломать голову, что с ними делать?» Свердловская область, Константин: «Да, они очень скоро сядут нам на шею. Россия станет не наша, она станет их. Нам надо видеть впереди все негативное». Наши слушатели настроены очень серьезно.
Е. Сморода:
- Еще однозначно нужно посмотреть на ответственность родителей с точки зрения добросовестности исполнения по воспитанию, образованию, содержанию детей. Статья 5.35 Кодекса об административных правонарушениях, предусматривает за недобросовестное исполнение или неисполнение родительских обязанностей исключительно мизерные санкции. Первые – можно просто предупредить, выписать штраф 100-500 рублей. Хотя в некоторых семьях с миграционной историей родители не пускают ребенка в школу. Пока сын не выучит Коран, в школу не пойдет. Или зачем девочке ходить в школу, когда через пару лет мы ее выдадим замуж, она отправится на родину, в страну исхода.
Наши субъекты профилактики семейного неблагополучия и правонарушений сегодня, боясь быть обвиненными в раскачивании межнациональной розни, очень слабо и вяло включены в этот процесс. Это сильно возмущает. Нужно проводить серьезную работу с семьями, нужно как можно раньше выявлять тех детей, чьи права на образование и на обучение русскому языку нарушаются родителями. Очень серьезную программу должны разрабатывать региональные власти по социальной, культурной, языковой адаптации тех детей, которые прибывают сюда. И это должен быть очень серьезный комплекс мер, который позволит в полной мере погрузить детей, чтобы они стали в будущем полноценными членами нашего общества.
И смотреть с точки зрения того, чтобы гражданство, в том числе с помощью детей, когда они становятся буквально инструментом для его получения, не выдавалось в таких случаях. В ряде ситуаций мы получаем информацию от субъектов Российской Федерации, в частности, от наших коллег, что повысился процент заключения браков фиктивных. Потому что гражданство можно получить в этом случае без проблем, когда один из родственников является гражданином Российской Федерации. И дети принимаются в семью, когда устанавливается отцовство, тоже фиктивно. И даже обозначается цена в 50 тысяч рублей. Когда начинают перепроверять факты, папу никто никогда не видел. Здесь серьезно должна работать правоохранительная система.
А. Баранов:
- Все эти меры обращены в будущее. Мы теряем время, мы идем по ужасному пути, протоптанному Западной Европой. Там отменяют Рождество по требованию мигрантов, кое-где снимают кресты с костелов и кирх. Гигантские районы в городах Швеции, Бельгии становятся анклавами мигрантов. Туда местная полиция днем боится заходить.
Е. Сморода:
- Согласна, что этими вопросами нужно было заниматься уже достаточно давно. На эту ситуацию нужно реагировать адекватно и своевременно.
Е. Афонина:
- Спасибо.
Помимо этой культурной составляющей, что люди не желают понимать, что теперь Россия – это их страна, получают от России выплаты, соцпособия.
А. Баранов:
- Они хотят брать отсюда все, что хотят, за счет тех, кто здесь живет веками.
Е. Афонина:
- А если будет получен определенный сигнал к активным действиям против русских, которые их приютили, мы даже не представляем масштаба того, что может произойти. Об этом уже всерьез говорят, в том числе, многие. Кирилл Кабанов постоянно делает акцент на этом вопросе безопасности. Никто не понимает, сколько здесь находится людей на нелегальном положении, как они настроены по отношению к России и русскому народу, какие деньги там крутятся, какой оборот оружия или наркотиков там идет.
С нами на связи бывший оперативный сотрудник регионального управления по борьбе с организованной преступностью МВД России по г. Москве Михаил Игнатов.
М. Игнатов:
- Здравствуйте.
Е. Афонина:
- Мы хотели обсудить тему молодых людей. Насколько они готовы пойти за теми, кто или из неких идеологических соображений, или, скорее всего, за некоторую небольшую сумму, говорят им, что нужно делать. Они идут и делают. И примеров тому достаточно много. Когда мы говорим про молодых людей, еще вполне школьного, подросткового или послешкольного возраста, это лакомый кусочек для тех, кто хочет дестабилизировать ситуацию в России?
М. Игнатов:
- Безусловно, это один из лакомых кусков. Потому что он очень управляемый. Из него можно лепить что хочешь. Взрослого человека, у которого есть сложившееся мировоззрение, есть свои принципы, жизненные устои, его очень тяжело склонить к преступной деятельности. Тем более к мелкопакостной. Допустим, бросить куда-то воспламеняющей жидкости, чиркнуть спичкой. Или бросить бутылку с зажигательной смесью в окно военкомата или госоргана ночью. Нормальный человек на это не пойдет. Потому что понимает, что это уголовная ответственность. И всю жизнь на учете стоять как пособник террористов. Взрослые люди понимают, что тем самым они помогают врагу нашего государства.
Если по вине сгоревшего релейного шкафа случится железнодорожная катастрофа, то это далеко не мелкий поступок, это пособничество террористам. Взрослых к этому тяжело склонить. А вот подростки в 14-15 лет: а почему бы и нет? Мы же крутые пацаны, мы должны показать всем, что мы можем, что мы на что-то способны. Тем более, им вдалбливают в их бестолковые головы, что они не будут за это нести ответственность. Вы же убивать идете, вы просто поджечь идете. А за это ответственность с 16, а то и с 18 лет. Так что вам просто пальчиком погрозят. И некоторые на это идут, к большому сожалению. Но здесь все зависит о родителей, как они его воспитали, как они ему привили любовь, нормальные общечеловеческие чувства. Что нельзя совершать плохие дела, нельзя совершать преступления, а нужно жить по законам человечества, которые существуют для того, чтобы созидать.
Е. Афонина:
- Каждый день приносит новые подобные события, если смотреть сводки.
А. Баранов:
- А что такое – сжечь релейный шкаф на железной дороге? Это ведь шаг к катастрофе.
Е. Афонина:
- У нас ужесточается законодательство за эти правонарушения. Но это не останавливает. Есть способ воздействовать на мозги подрастающего поколения?
М. Игнатов:
- В первую очередь этим должны заниматься родители и школа. Там, где вращается ребенок. Где-то есть спортивные секции. Где ребенок занят спортом, занимается в другой секции, у него времени не остается на это.
А. Баранов:
- Есть еще улица и интернет. Это такие сферы вращения, которые все перекрывают.
Е. Афонина:
- А есть еще спортивные секции, в которых и выращивают бойцов отнюдь не для защиты Российской Федерации.
М. Игнатов:
- Такие секции были в 90-х годах, так называемые «качалки» в Люберцах, в Долгопрудном, в Орехово. Я говорю о ДЮСШОРах. Там все нормально и с занятиями спортом, и с идеологией, и тренеры там квалифицированные, детям объясняют, что такое хорошо, что такое плохо, как себя надо вести. И они тренера слушают больше, чем классного руководителя. Я сам прошел через спортивную секцию. Для нас тренер был царь и бог. А классного руководителя можно было и не всегда послушать.
А вот что касается сегодняшних детей, правильно, улица и интернет. Улица в меньшей степени. Сейчас детей на улицах вы редко увидите. В основном они все сидят в интернете. Они все живут в этой глобальной сети. У всех своих интересы. Кто-то в игры играют, бывают безобидные игры, а есть те, которые детей к суициду толкают, к совершению преступлений. У них есть разные интересы. И они в силу своей безмозглости идут на это. Те, кто подвержен.
Сегодняшние подростки боятся наказания и силы. Силу нельзя применять к детям, я противник, чтобы применять насилие в отношении несовершеннолетних, вообще людей. А вот страх и наказание должны быть. Наказания может быть разные. Не обязательно его сажать в колонию для несовершеннолетних. Конечно, если он совершил преступление, он будет за него отвечать. Он должен знать, что поедет в малолетку, где ему не очень сладко придется. Надо им ставить какие-то запреты. Допустим, отключить ему интернет, лишить его компьютера. Или выдавать только на время учебы.
Е. Афонина:
- Дети выходят на улицу. Дальше они попадают в достаточно агрессивную среду, где дети, которые недавно стали гражданами Российской Федерации, наскакивают на других детей, а их подзуживают взрослые, которые стоят рядом. Есть такое. Страх перед наказанием или страх перед взрослыми у них больше, которые стоят и говорят: ничего, ты давай делай, а мы потом тебя отмажем.
М. Игнатов:
- Мы пока не касались взрослых. Таких негодяев нужно привлекать к уголовной ответственности по очень серьезным статьям, как за подстрекательство к совершению тяжких или особо тяжких преступлений. Как склонение несовершеннолетнего к преступной деятельности. И за это нужно давать конкретные сроки. Если это гражданин не нашего государства, какой-то мигрант, то этот человек должен быть осужден, он должен отработать на стройках народного хозяйства, на принудительных работах, заработать себе на билет, отсюда уехать и больше никогда в жизни не появляться здесь. Навсегда лишить его права въезда в Российскую Федерацию. Только такие жесткие и серьезные законы должны быть. Если это мигранты, которые подзуживают своих детей. Почему мы, налогоплательщики России, должны обучать этих детей в наших школах, если они не граждане России? Хотите учиться здесь? Платное обучение для вас, идите в частные школы. Или отправляйте детей на родину, пусть они там живут и учатся на вашем родном языке.
Приехал мигрант работать, заработал – уехал. Тебе дали возможность заработать, скажи спасибо. А твои наследники нам здесь ни к чему. И обучать их наши учителя не могут на их языке.
А. Баранов:
- Много ведь таких подзуживаний в нынешней ситуации идет с Украины не только в отношении детей мигрантов, но и наших детей. И человек продает свою Родину за две тысячи рублей. А все остальное гори синим пламенем. Я подожгу шкаф, мне деньги дадут. Столкнутся два пассажирских поезда, двести человек погибнут? Зато у меня на эти деньги будут крутые кроссовки. Как мы дошли до этого?
М. Игнатов:
- Отсутствие идеологии, о котором мы тридцать лет говорим. После развала Советского Союза нам сказали: идеологии у нас больше нет, она нам не нужна. Детям ее нельзя вдалбливать в голову, как это было раньше. У нас все пошло на самотек. Если тогдашний президент России сказал, что «боже, благослови Америку», то и дети повернулись в сторону Америки. Для них Америку сделали культом. Любовь к своей Родине у них на третьем плане или четвертом. Он не думает, что за две тысячи Родину продает. Он не думает, что люди погибают. Для него это полуигра. Зато у него еще при этом будут деньги. К сожалению, они на это идут.
Сейчас говорят, что школа вне политики. Не может быть школа вне политики. Страна ведет боевые действия, дети должны об этом знать. И понимать, что они действуют на руку врагам, делая это. Что они подставляют не только себя, но и свою семью, близких родственников. Они тоже становятся изгоями в нашем обществе.
Е. Афонина:
- Ну, прозвучала очередная извинялка, если речь идет не о серьезных правонарушениях. С заблюренным лицом вышел человек, чего-то промямлил, если он несовершеннолетний. Если совершеннолетний, значит, лицо открыто. И рассказывает, что я был не прав, поддерживаю спецоперацию, с фальшивой улыбкой. И все понимают, что врет. И что дальше?
М. Игнатов:
- Эта показуха никому не нужна. Чтобы он вышел и каялся, просил прощение.
Е. Афонина:
- А что тогда надо?
М. Игнатов:
- Надо им объяснять и вдалбливать в головы с первого дня, почему и за что мы воюем. И надо ужесточить ответственность для несовершеннолетних. Сделать уголовную ответственность с 13 лет за акты терроризма, за убийства и совершение других особо тяжких преступлений, связанных с возможной массовой гибелью людей. Почему в суворовское училище берут после пятого класса, а в колонию нельзя брать? Они должны понимать: сделал что-то неправомерное – пойдешь за решетку. Не захочет он за решетку.
Е. Афонина:
- Спасибо.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые выпуски!
