В Запорожской области 46% детей решили изучать украинский язык как родной
Е. Афонина:
- В студии Елена Афонина. В течение ближайшего часа мы будем обсуждать, на мой взгляд, две важные темы, два вопроса, которые я вам задам. Один из них касается добровольных народных дружин. Готовы ли вы принять участие в работе таких добровольных народных дружинах, то есть, объединиться, чтобы навести порядок? И вообще, не пора ли нам, как говорят в Совете по правам человека, на законодательном уровне закрепить статус добровольных дружин? Об этом мы поговорим во второй части нашего эфира.
А поскольку мы недалеко ушли от начала учебного года, немножко цифр. За 4,5 года в России были построены 900 школ и обновлены 1300 зданий. Среди этих образовательных учреждений и те, что находятся на освобожденных территориях. А вот дальше на глаза попадается следующая статистика. Большинство младшеклассников на тех территориях Херсонской и Запорожской областей, которые вошли в состав Российской Федерации, выразили желание изучать украинский язык, сообщили в региональном министерстве образования и науки. Речь идет о выборе второго языка, пояснили представители министерства, в Херсонской области – 64% детей хотят изучать второй язык украинский, в Запорожской области – 46% детей. Но лично меня смутило одно. Что эти по факту факультативные занятия – это то, что проходит под категорией «родной язык». Давайте попробуем разобраться в этой ситуации. В экономической составляющей нам поможет разобраться научный руководитель Института региональных проблем, доцент финансового университета при правительстве Российской Федерации Дмитрий Журавлев. Дмитрий Анатольевич, здравствуйте.
Д. Журавлев:
- Добрый день.
Е. Афонина:
- А в идеологической составляющей и вообще, как нам завоевать симпатии детей на новых территориях, я попрошу вместе с нами разбираться военно-политического обозревателя Михаила Онуфриенко. Михаил Борисович, здравствуйте.
М. Онуфриенко:
- Добрый день.
Е. Афонина:
- Давайте сначала по деньги, а потом про идеологию. Дмитрий Анатольевич, объясните, пожалуйста, и об этом в этой информации тоже идет речь, что все будет хорошо, вот будут новые учебники, будут методические пособия, вероятно, будут и преподаватели украинского языка. Но ведь для Запорожской и Херсонской областей, как я понимаю, это серьезная финансовая нагрузка. Или нет?
Д. Журавлев:
- Преподаватели украинского языка были и так. Он на этих территориях преподавался последние 100 лет. Здесь ничего принципиально не изменилось. Пропорции были другие. На моей памяти было время, когда в Херсоне было две украинские школы на весь город, сейчас их значительно больше. Но преподаватели, которые там работали, они будут преподавать.
Что касается нагрузок на бюджет? Понимаете, второй язык будет в любом случае. И его преподавателю платить придется в любом случае. Поэтому экономическая составляющая как раз здесь не очень большая. Здесь больше вопрос социально-идеологический как раз.
Е. Афонина:
- Подождите, что значит небольшая экономическая составляющая? По словам регионального министра образования и науки Елены Шапуровой, «шефы до середины сентября поставят нам новые учебники начальной школы с 1 по 4 класс по украинскому языку». То есть, насколько мы понимаем, были новые методические пособия и разработаны, и напечатаны, а я очень сомневаюсь, что на наших территориях будут пользоваться методическими пособиями, которые использовались для изучения украинского языка на территории Украины. Это значит, что в любом случае это достаточно серьезная финансовая нагрузка. Разве нет?
Д. Журавлев:
- Подождите. А вы уверены, что у нас уже появились новые методические пособия? Вы думаете, их так быстро пишут? Это довольно длительный процесс. Как известно, можно из одной овцы десять шапок сшить, но шапочки маленькие получатся… Давайте честно. Из методических пособий исчезнет только одно – опять же идеологическая составляющая. Да, сами пособия что-то будут стоить. Если мы вводим новые, то будет стоить их разработка, будет стоить их печать, причем, требования к учебникам с точки зрения материала, из которых они сделаны, краски, которая использовалась при печати, они очень высокие. Сама по себе стоимость учебников – это штука дорогая. Очень дорогая. Гораздо дороже, чем обычная книга. Мне приходилось с этим сталкиваться. Но это если мы действительно уже начали вводить свои пособия. А много ли потребуется изменений? Ведь мы же вряд ли отменим какой-нибудь стишок для детишек, мы отменим то, что касается нацистской идеологии. Вот это все надо убирать в любом случае. Из украинского, из истории – из чего хочешь. Но сказать, что это огромная нагрузка именно пока есть старые учебники – нет. Если новые – да, это будет стоить много. Но я подозреваю, что это будут все-таки федеральные деньги.
Е. Афонина:
- Михаил Борисович, что скажете по этому поводу? Как-то удивило количество желающих изучать украинский язык как родной. Кстати, а нет ли у вас информации по поводу Донецкой и Луганской народных республик? Последняя информация была от 2022 года и в 2022 году было сказано, что ни один ребенок в ДНР и ЛНР не изъявил желания изучать украинский язык, как родной. Как вы можете прокомментировать сообщение о Запорожской и Херсонской областях, и о ДНР и ЛНР?
М. Онуфриенко:
- Здесь все очень просто. В отличие от ДНР и ЛНР, Запорожская и Херсонская области на протяжении с 2014 года по фактически время своего освобождения находились под контролем хунты. Соответственно, все обучение, преподавание, общение и т.д., велось исключительно на мове. Отсюда и вот это желание, в том числе, естественно, родителей, а не детей, будем откровенно говорить, изучать украинский язык.
Во-вторых, на этих территориях, если кто туда ездил, до сих пор нет полной уверенности в том, что они не вернутся под контроль Киева. И вот это основополагающая причина, по которой родители говорят о том, что нужно учить украинский язык.
Что касается учебников и методичек, то я напомню, что в Крыму украинский язык является государственным. Поэтому методические рекомендации и все прочее, давно разработаны. Не говоря уже о том, что значительно сложнее будет с преподавателями, которые, напомню, за годы вот этого маразма, изменилась даже абетка – азбука по-русски – введены новые буквы. Поэтому преподаватели, которые преподают сейчас, они украинского языка, точнее, полтавского диалекта южнорусского языка, который был признан при большевизме украинским, не знают. То, что они сегодня преподают, переполнено аполлонизмами, западно-украинской галицкой гварой и массой других трудно понимающих текстов и словами для тех, кто владеет литературным украинским языком, который разрабатывался в 20-е годы и издавался еще в Харькове, который был первой столицей Украинской ССР. Поэтому проблема там в основном не с учебниками, а с учителями. Не говоря уже о том, что преподавать как историю, так и мову, в первую очередь, идут самые больные на голову.
Е. Афонина:
- Почему?
М. Онуфриенко:
- По одной простой причине. Потому что этому уделялось уже после первого майдана колоссальное внимание. После развала Союза тоже уделялось внимание, по нарастающей, но после первого майдана и особенно после второго это самодавлеюще. Потому что самоопределение всех местных патриотов заключается в том, что они должны говорить на мове и должны знать вполне конкретным образом интерпретированную историю. И вот эти преподаватели обучались годами, десятилетиями, уже не первое поколение выросло, которое изначально заточено на русофобии. И преподаватель языка в первую очередь.
Е. Афонина:
- Михаил Борисович, Дмитрий Анатольевич, вот когда смотришь, как проходили первосентябрьские торжества у нас на новых территориях и как они проходили на Украине, по-моему, разница очевидна. Чего стоит хотя бы вот этот хоровод под песню «Убей москаля», где дети в вышиванках за руки ведут первоклассников в школу, плюс к этому стихи, которые первоклассники должны были выучить - там тоже… И плюс к этому, одна из украинских школ, где список детей первых классов – дети с украинскими именами и фамилиями отдельно, а дети с русскими именами и фамилиями в 1 Г класс согнали. Они отдельно от украинских. Скажите, может быть, мы действительно слишком мягкие, слишком понимающие, слишком добрые? Никто же из тех, кто сейчас выбирает как родной украинский язык не думает – а нужно ли это делать? Ведь я же в России, а вдруг что-то да будет? Даже мысль такая в голову не приходит. Тогда как на Украине только мысль о том, что ты изучаешь русский язык, это уже практически чуть ли не подсудное дело. Вот какой из двух подходов, если мы говорим об игре вдолгую, сработает лучше? Дмитрий Анатольевич, давайте с вас начнем.
Д. Журавлев:
- По образованию я философ, мне будет легко до некоторой степени отвечать. В конечном счете доброта – это роскошь. У человека есть право выбора – что он хочет взять с собой? Скучную вещь? Но тогда очень дорого за нее платить. Или вещь очень утилитарно удобную, которая недорога и полезна. Вот мы пошли по пути роскоши. Мы решили быть добрыми. Мы решили действовать не в логике войны. В глубоком, стратегическом смысле это даст нам победу, а вот на среднем уровне? В чем проблема детских болезней? Ребенок обязательно их переживет, если выживет. Вот то же самое и сейчас. Мы недостаточно злые и нам трудно иногда решать конкретные вопросы на фронте, потому что они точно знают, что, если они сдадутся, их потом отпустят. Они точно знают, что, если они прибегут на станцию, то они останутся живы, потому что станцию никто бомбить не будет. И так далее. В этом выборе между дорогой добротой и дешевым злом мы, по-моему, немножко перестарались. Мы слишком далеко ушли в будущее своими взглядами. В действительности, надо все-таки решать проблемы по мере их поступления. Поэтому что касается украинского языка, понимаете, у меня треть семьи в Херсоне живет. И я прекрасно понимаю, по-моему, я вам даже как-то рассказывал, Елена, что у меня двоюродный брат и двоюродная сестра – он пишется русский, а она – украинка. А у них одни мама с папой. Не потому, что она Россию не любит – она очень любит Россию. Или потому что он не любит Украину. А просто так жизнь сложилась. Он не знает украинского, она знает, отец был офицером, ездили по всей стране. Так получилось. И в Херсоне, по крайней мере, про Запорожье говорить не могу, очень часто этот второй язык изучают, чтобы просто общаться на улице. При том, что Херсон город абсолютно русский.
Е. Афонина:
- Ну да.
Д. Журавлев:
- На моей памяти там было две украинские школы и на это смотрели, как на чудо-чудное и диво-дивное. И все-таки все села вокруг Херсона говорят на украинском. И вот эта смесь бытовой культуры она тоже играет роль в выборе родителей. Я согласен с вами и с коллегой, что это не дети выбирают, конечно же. Это выбирают родители. А выбирают по принципу как бы чего не вышло.
Е. Афонина:
- Михаил Борисович, не слишком ли мы добры? И почему сейчас, делая такой выбор… не знаю, меня царапнуло, что выбирают украинский язык как родной. Вообще это понимание – факультативный язык как родной – честно говоря, мне не очень понятно. Тем не менее, факт остается фактом. Так вот, кто выиграет в этой перспективе?
М. Онуфриенко:
- Я считаю, что выиграем мы. Но то, что мы излишне добры, не подлежит никакому сомнению. Ярким примером служит начало спецоперации, во время которой не снимались даже жовто-блакитные тряпки с освобожденных нами городов. Это ненормально. Тем не менее, это был факт. С которым боролись несколько месяцев.
Что касается понятия Украина, то опять же мы допускаем большую ошибку даже здесь, в этом эфире. Вы же говорите, что вот у нас или на Украине. Да нет никакой Украины. Украинская ССР была. Было какое-то псевдогосударство, после развала Союза не имевшее никаких экономических перспектив с учетом того фундамента, который был заложен в основание этого государства. Я по образованию политэконом и я прекрасно понимаю, я как раз тогда писал диссертацию, когда у меня спросили про перспективы развития маркетинга на Украине, я сказал – нет таких перспектив. Не о чем писать, это псевдонаучный будет материал. Живет это государство по заложенному в базис 15-20 лет, после этого, как экономическая самостоятельная единица, она прекращает свое существование. И точно так же никакой Украины после государственного переворота не существует. Была Украина в границах 1991 года на момент развала СССР. Все, ее нет. Крым – наш, республики Донбасса – наши, Запорожье и Херсон – наши, все остальное тоже будет наше. Поэтому нет Украины, есть киевский режим, контролирующий территорию бывшей Украины. Вот это факт. Для того, чтобы к этому факту приучить людей, нужны четко ограниченные законодательными рамками нормы, согласно которым, если ты выходишь за них, ты получаешь либо административку, либо уголовную ответственность. Хотите изучать украинский язык? Не вопрос – изучайте. Но не более того. Это будет точно так же, как, простите за неполиткорректную данность, изучение крымско-татарского. Желающих его изучать после 2014 года становится все меньше и меньше. Потому что люди хотят общаться со всеми, общаться на русском языке и предпочитают покидать свои поселки, к которым проложены нормальные дороги, есть нормальные школы, вечера проводятся крымско-татарские, там масса финансируется, очень обильно, по моему мнению, излишне обильно… Но суть в том, что молодежь уезжает. Она уезжает в Питер, в Москву, в Симферополь - куда угодно – чтобы получать хорошее образование.
Что касается образования, то и проблем, которые нас ждут… я вот покажу, мне удалось у Мединского отобрать с большим трудом учебник истории, который новый и, если вы откроете этот учебник на любой странице… Вот, например, Курчатов. И вам будут рассказывать те преподаватели, которые воспитаны по шаблонам последних лет, после переворота, что Курчатов украинец, потому что он заканчивал Таврический университет в Симферополе, который вообще-то к Украине никогда не имел никакого отношения. И если бы не Борис Николаевич и не Хрущев, так вообще бы и не имел. Тем не менее, вот эта искаженная история накладывает колоссальный груз на детей. Родители – ладно, они опасаются. А детей так учили. А родителям ничего не объясняли, как бы чего ни вышло. Вот у меня был наглядный пример. Брат приводит своего ребенка в банк, некому его было оставить, а в банке решают какие-то вопросы, и она хватает какой-то флажок банковский и начинает расхаживать по залу с криками «Россия, Россия!». Брат ее в охапку и куда подальше. Потому что прекрасно понимает, чем ему это грозит на работе… Поэтому – да, детям предпочитают не рассказывать о России ничего хорошего. То есть, бог с ним, как-нибудь вот выживем. И в дальнейшей перспективе вот в этих четко очерченных рамках «можно-нельзя» доброта играет большую роль. Потому что как раз чего не хватало на территории, контролируемой хунтой, это доброты. Вот насилия там в изобилии – любого. В том числе, языкового, как вы видите. Сепаратизма и всего остального. Ко всему прочему, так или иначе, я в школе не учил украинский язык, можно тогда было не учить его, но я размовлял украинскую мову, потому что мне нравилось читать книги, которые были в колоссальном дефиците на русском, а на украинском они издавались. Вот тоже в советские времена очень хорошо этот перегиб был заметен. Поэтому – вопрос воспитания.
Е. Афонина:
- Вопрос, который я задала нашим радиослушателям «Как завоевать симпатии детей на новых территориях?» - вот что нам пишут. Дмитрий, Тверь: «Дочка на днях вернулась из Евпатории, из детского лагеря, где отдыхала вперемешку со сверстниками из Запорожья. Из них вообще никто не говорит на украинском языке, но в головах у ребят пока мешанина. Тяжелые последствия обработки сознания западными идеологами и наша недоработка». Из Тверской области пишут: «Хоть украинский знают, их принудительно заставляли учить». «Сначала будут учить украинский язык, потом разучивать бандеровские кричалки, лозунги, искаженную историю, а потом диверсионные молодежные группы возникнут» - вот такую перспективу обрисовывает наш радиослушатель из Москвы.
Вот тогда у меня возникает финальный вопрос, наверное, по этой теме. Когда министр просвещения говорит о том, что 83% родителей поддерживают проведение в школах разговоров о важном, что у нас появляются основы безопасности и защиты родины, у нас появляются новые учебники истории – там раздел о спецоперации, там Крымская весна… В ЕГЭ появляются вопросы о героях спецоперации… Скажите, мы у себя-то разобрались вообще с образованием, со школой, каким образом относиться к тому, что прописано в учебниках истории? Потому что недавняя ситуация с одной из пермских школ – понимаю, что, наверное, педсостав и самих учеников достаточно долго по кочкам таскают в связи с тем, что у них там произошло – так вот, уже бывший директор этой пермской школы заявляла, что участников спецоперации не пригласят на открытые уроки, потому что школа вне политики. Вот мы-то у себя разобрались? У нас политики вне политики. Мы приглашаем героев спецоперации, как в свое время и до сих пор приглашают ветеранов Великой Отечественной войны? Или это сильно сказывается на эмоциональном состоянии детей и что, мол, приходят люди без педагогического образования – мало ли что они на этих открытых уроках расскажут?! Дмитрий Анатольевич, что скажете?
Д. Журавлев:
- Ну, разобраться-то мы смогли, а вот захотели ли? Разбираться-то особо не с чем. Вопрос в том, хотим мы победы России или мы хотим победы себя лично, своего счета в банке или еще чего-нибудь? Помните, у великого писателя «разруха не в клозетах, а в головах»? Вот у нас и поражение не на войне. Мы сильнее Украины, бесспорно. Да, и люди у нас героические. Я не ожидал такого уровня героизма. Потому что мы же у себя 30 лет пирамида Маслоу изучали, по которой частное всегда важнее общественного. Нам сначала надо спасти свою жизнь, а потом уже спасать страну, да? Этот подход в принципе героев не предусматривает. Их там быть не должно. Но мы же это изучали и, кстати, продолжаем изучать. Я вот второй день преподаю, и я вам скажу, что все эти идеи, они же не ушли. Они остались. И после этого, конечно, директор школы, которому нужно дружить с местным бизнесом, она говорит – а мы их не пустим, зачем они нам? Были бы люди из Америки, она бы их пустила…
Е. Афонина:
- Из Германии – школа с углубленным изучением немецкого языка.
Д. Журавлев:
- Ну вот. Пустила бы, несмотря на то, что есть у них педагогическое образование или нет. А зачем им? Они ж носители самых правильных идей! Идей демократии и свободы. Зачем им образование?! Они и так умнее всех. Это же у нас действительно. А чтобы нести идеологию другим, ее надо иметь у себя.
Е. Афонина:
- Понятно. Спасибо большое за то, что принимали участие в нашем эфире. Дмитрий Журавлев, научный руководитель Института региональных проблем, доцент финансового университета при правительстве Российской Федерации.
Михаил Борисович, что скажете? Смогли ли мы сами разобраться и расставить все точки над и, особенно в образовательном процессе и в том, вне политики ли наши школы и вузы?
М. Онуфриенко:
- Я бы обратил внимание, вот Дмитрий Анатольевич очень хорошо сказал – мы сильнее Украины. Вот разруха действительно начинается в головах. Потому что человек так думает. Для него действительно до сих пор существует Украина. И вот от этого подхода нужно уходить каждому из нас. Уходить от того, что написал читатель из Москвы, который говорит, что сначала украинский язык, потом бандеровские кричалки и т.д. Я знаком с Билецким. Я знаком с бывшим министром МВД Аваковым. И ни один из них на украинском не знает ни слова. Армянин русскоязычный абсолютно. Билецкий начал учить мову уже году в 2016-м.
Е. Афонина:
- Ну, мы помним этот искрометный диалог – бе-бе-бе… вот это помните, когда Аваков с кем-то там поругался…
М. Онуфриенко:
- Да. Суть-то в том, что здесь важно, что мы вносим на любом языке. На крымско-татарском, на украинском, на русском. Какие смыслы мы вкладываем в ценности, которые мы преподносим. У нас-то основная беда в России – это наша псевдолиберальная тусовка. Хотя на самом деле они никакие не либералы, они откровенные нацисты. Я как-то от Немцова слышал, как он к народу относится. Быдло. Чего там ждать? А уж заявлений сколько я от них наслушался за эти годы, что надо делать с оппозицией и т.д. Они ничем не отличаются от тех ублюдков, которые засели сейчас в Киеве и для которых, кстати, та же украинская мова родной не является ни для кого, в частности, для Зеленского. Я просто знаком, у меня дальний родственник сценарист его фильмов, который все это писал. Из Москвы перебрался в Киев и там работает, потому что деньги для него важнее, чем идеология, убеждения какие-то и т.д. Наша беда и мы проигрываем, потому что у нас-то государственной идеологии по сути нет. Она запрещена. Поэтому, извините, мы не можем никогда ни к чему апеллировать. То есть, а наши оппоненты прячутся за закон и говорят – но по закону ж то можно. И в результате – да – имеем то, что имеем.
Е. Афонина:
- Да, вы правы, Михаил Борисович, тысячу раз правы. Спасибо вам за участие в нашем эфире. Всегда рады вас видеть, слышать, общаться с вами…
А знаете, почему я прервала Михаила Борисовича именно на этом месте? Потому что вот дальше я хотела с вами поговорить про добровольные народные дружины, а вот Михаил Борисович сказал, что мы не определились. Действительно, не определились. И вот если на улицы выйдет человек с сине-желтым флагом, его за это задерживать или нет? Вроде как надо бы, а за что, собственно? У нас же символика недогосударства Украины не под запретом? Да. Вышел человек и ночью начал орать украинские песни. Ну, понятно, что не «Роспрягайте, хлопци, коней», а те самые песни, которые орали на майдане. Его наказывать за это или нет? А если наказывать, то кто и как? А как доказать, что этот человек пел? И здесь возникает вопрос – не будешь же ты по каждому такому поводу вызывать наряд полиции, для того, чтобы отрывать их от каких-то серьезных дел? Может быть, не так уж и неправы члены Совета по правам человека при президенте, когда говорят о том, что нужно статус добровольных народных дружин уже закреплять законодательно, а не рамочно. Потому что прописано, что они могут быть и могут даже помогать сотрудникам правоохранительных органов. А в каком качестве, статусе, с какими обязанностями, с какой ответственностью? Это большой вопрос.
Я надеюсь, что бывший оперативный сотрудник регионального управления по борьбе с организованной преступностью МВД России по г. Москва Михаил Игнатов с нами. Здравствуйте, Михаил Вячеславович.
М. Игнатов:
- Здравствуйте.
Е. Афонина:
- Конкретный пример. Вы знаете, что у нас есть достаточно проблемные районы в некоторых городах. Как правило, в городах-миллионниках. Например, в Мурино – это Ленинградская область – обычные жители решили выйти на помощь полиции и сказали, что мы должны встать на оборону из-за страха и безысходности. Потому что 17 участковых не могут обеспечить безопасность в городе с населением в сотни тысяч человек. И здесь возникает вопрос – а нужно ли возрождать народные дружины?
Вот уже нам написали из Свердловской области. «Много лет был выбран в своем НИИ ответственным по ДНД, ходили с сотрудниками института по улицам и даже задержали преступника и отдали его милиции. ДНД очень полезная и хорошая вещь». А чем же объяснили свою инициативу в Совете по правам человека? «В последнее время на фоне спецоперации появляется все больше предложений о создании различных структур с целью привлечения сил гражданского общества к обеспечению общественной безопасности, готовим предложения по изменению законодательства, ведем консультации с соответственными государственными органами», - вот что заявил, в частности, Кирилл Кабанов.
Михаил Вячеславович, поддерживаете ли? На какой платформе, с какими обязанностями, с какой ответственностью, кого будут набирать и нужны ли добровольные народные дружины?
М. Игнатов:
- Мое мнение, конечно, однозначно нужны. Потому что вы сами сейчас находитесь в социуме, вы все живете в каких-то городах, в том числе, вот мы живем в Москве, допустим. Вы много видите патрулирование территории вообще в городе? Нет. И я не вижу. И никто не видит. Потому что их нет. Можно увидеть только на объектах транспорта. Это аэропорты, вокзалы и станции метро. Все, больше вы нигде патрульно-постовую службу не увидите, к сожалению великому. Хотя раньше улицы патрулировались сотрудниками милиции – и пешим патрулем, и автомобильным патрулем, а так же пеший патруль ходил, как правило, с дружинниками. То есть, один идет сержант, а с ним 2-3 дружинника, ДНДшника. Ребята имеют повязки, имеют значки специальные, которые помогают просто осуществлять помощь сотруднику милиции в наведении порядка на улице при необходимости. И это была очень действенная мера. Люди были, как правило, из рабочих коллективов, которые набирают в дружину, ребята крепкие, молодые, кто-то спортсмены – те, которые уравновешенные, не алкоголики, не тунеядцы и не хулиганы сами. То есть, они пользуются авторитетом в своем коллективе, в обществе. Как правило, они патрулировали территории, на которых они или проживают, или где работают. То есть, многие их знали, со многими они были знакомы. И вот когда они идут по улице, а кто-то распивает спиртные напитки где-то на детской площадке или в парке, они подошли и сделали замечание. И все понимали всё понимали и уходили. Потому что второй раз им говорить не будут, их просто заберут в отделение милиции, составят протокол, они заплатят штраф и у них изымут алкогольные напитки еще при этом. Это я привел только маленький пример того, что было в советское время.
Сейчас мы этого не видим. Сейчас людям уже стало опасно ходить по городу. То есть, вечерами девчонки молодые или студентки возвращаются – они боятся, их встречают родители. А вдруг некому встречать? От хулиганов отбиться женщинам практически невозможно, если женщина не подготовлена физически. Отсюда и все проблемы. Отсюда и криминогенная обстановка на улицах. А почему? А я вам скажу. По вечерам толпы гастарбайтеров собираются и ходят – особенно в хорошую погоду. Вот люди из метро идут и им просто некомфортно. Они, может, ничего и не сделают, а вдруг сделают? Людям страшно. Реально страшно. Поэтому я считаю, что дружина на улице нужна. Дружинников надо поощрять. И если мы набираем ДНД, значит, должно быть поощрение. Или материальное какое-то вознаграждение – за каждую смену они должны получать деньги определенные, или это другие виды поощрений. Отгулы, дополнение к отпуску и т.д. Потому что они тратят свое личное время, они вечером идут, вместо того, чтобы смотреть футбол или пить пиво, он надевает повязку и идет патрулировать свой район. Я считаю, эта инициатива очень хорошая и очень полезная. Людям будет безопаснее жить, безопаснее и спокойнее будет находиться на улицах города... Но одних их пускать нельзя. Что значит пустить одних дружинников? Идут три человека – они не знают ни законодательной базы элементарной, они не знают, что делать в случае каких-то непредвиденных ситуаций, а самое главное, что у них нет полномочий никаких. Допустим, они применят физическую силу к кому-то, они там переусердствуют, а потом сами пойдут под суд? Поэтому здесь должен быть с ними старший обязательно, действующий сотрудник полиции или Росгвардии.
Е. Афонина:
- А вот тут мы с вами как раз возвращаемся к тому, с чего вы начали. Сейчас уже ни для кого не секрет, что набор в органы правоохранительные у нас идет по весьма заниженным требованиям…
М. Игнатов:
- Вы хотите сказать, что никто не идет.
Е. Афонина:
- Да, нехватка. Кто будет ходить с этими ребятами из добровольных народных дружин? Если опять же, возвращаясь к Мурино – 17 участковых на сотню тысяч человек практически. Кто будет ходить с этими добровольными народными дружинами? Где мы найдем тех же сотрудников правоохранительных органов, которых хотим освободить в принципе от этих обязанностей. Потому что звонишь по 112 – через полчаса приедет патруль, разгонит эту компанию, а через пять минут она опять сидит на том же месте и опять орет. И все начинается заново. Замкнутый круг какой-то. Если будет та схема, о которой вы сказали, это проблему не решит. Может быть, проще сделать? Может быть, добровольные народные дружины обязаны будут ходить, например, с видеорегистратором, что ли… Чтобы в случае ситуаций, которые требуют уже вмешательства сторонних лиц и оперативных сотрудников, показать видео и объяснить, как все происходило. Может, по этому пути пойти?
М. Игнатов:
- Не получится по этому пути пойти. У них нет полномочий. Подчеркиваю – это добровольная народная дружина. У них нет специальных полномочий, которыми обладает сотрудник полиции, который находится на службе в органах внутренних дел. Мы подставляем их под статью, грубо говоря. Не дай бог, он сломает кому-то руку или челюсть при задержании, нанесет тяжкие телесные повреждения или что-то еще, он идет под суд… Я считаю, что здесь должен быть сотрудник полиции. И не надо участковых приплетать сюда. Это вообще не задача участковых. Участковые не патрулируют территории. У нас есть патрульно-постовая служба, она так и называется. То есть, ее надо просто расширить. То есть, сократить какой-нибудь штат руководителей, которые расширены донельзя сейчас… их сейчас столько, что патрулировать улицы сейчас некому. А вместо них набрать на землю сержантов, рядовых полиции – главное, чтобы не офицерское звание, потому что офицеров мы с вами столько не наберем для патрулирования. То есть, личный состав. До старшины, до прапорщика максимум включительно. Плюс сейчас в каждом отделении полиции есть так называемые ГНР – группа немедленного реагирования, которая вызывает по вызову. Группа одна, а вызовов может быть 20, поэтому к вам через полчаса и приедут. Их не хватает просто. Но когда будут дополнительные штаты введены сотрудников патрульно-постовой службы, то есть, у них задачи никакой нет – он смену отработал и ушел домой. Отдохнул, потом опять приходит на смену, по графику. У него нет никакой текучки, нет никаких бумаг, нет никаких материалов. У него задача только одна – патрулировать территорию или днем, или ночью. Поэтому не надо раздувать опять же штат. Вот у вас есть 15-20 сотрудников ППС, к каждому сотруднику дайте три дружинника – и уже, смотрите, какая у вас армия! Смотрите, какие уже мы можем территории охватить, да. Для того, чтобы было безопасно. Плюс видеокамеры есть, конечно. Плюс у старшего наряда, у действующего полицейского, есть рация. Он с дежурной частью на прямой связи. Вызов – хулиганы, допустим, нарушают общественный порядок – и этот патруль пеший тут же переместился в этот двор. И они тут же приняли меры… При необходимости приедет группа немедленного реагирования, которая задействована для охраны общественного порядка. Соседние патрули так же можно будет собрать в помощь тем, кто не справляется. Здесь маневр силами и средствами уже очевиден, уже можно его осуществлять и, естественно, всем руководит дежурный по отделению полиции. Вот как я предлагаю. Для этого нужно набрать штат людей постовых – вот и все. Не надо здесь ничего придумывать.
Е. Афонина:
- Да, вы совершенно правы. Огромное спасибо за то, что приняли участие в нашем разговоре. Бывший оперативный сотрудник регионального управления по борьбе с организованной преступностью МВД России по г. Москве Михаил Игнатов был с нами на связи. Вы знаете, было бы желание, была бы воля… напомню, в декабре прошлого года губернатор Белгородской области Гладков сообщил о создании территориальной обороны, несколько недель проходит и уже заявляют о закупке для ополченцев 400 единиц оружия. Потому что надо и потому что это важно. Вот добровольные народные дружины в наших городах не менее важны. По крайней мере, я так считаю. Спасибо всем, кто был с нами.
