Максим Кононенко - про национальную идею, информационную войну и загадку «Иронии судьбы»
В. Ворсобин:
- У микрофона Владимир Ворсобин. У нас в гостях Максим Витальевич Кононенко, публицист, обозреватель «Вести FM».
М. Кононенко:
- Здравствуйте.
В. Ворсобин:
- Есть предложение поговорить о том, о чем избегают говорить многие, чем выше, тем больше избегают. Это о России будущего.
М. Кононенко:
- Я думал – о гомосексуализме.
В. Ворсобин:
- Как раз о его полном, тотальном отсутствии в России будущего мы тоже поговорим.
М. Кононенко:
- Целиком, но не полностью.
В. Ворсобин:
- Мне пришел в голову такой лозунг: есть у контрреволюции начало, нет у контрреволюции конца. Объявили враждебным ЛГБТ-сообщество, экстремистским. Борются уже федеральные власти с абортам. Прошел Народный собор. Куда идем? Как далеко зайдем? И какой вам видится Россия будущего?
М. Кононенко:
- Меня дико интересует и интригует вот эта происходящая совершенно внезапно озабоченность абортами. Это тема, когда вообще никогда у нас ни в политическом, ни в культурном контексте не звучала. И вдруг все люди, которые говорят по телевизору, начали говорить про аборты. С какой стати? Мы не в католической культуре живем. Не было никогда такой темы. То, что они пытаются за счет запрещения абортов решить демографическую проблему, это смешно. И любой человек, который наблюдательный, понимает, что речь идет о том, чтобы отвлечь внимание от чего-то. То же самое касается вдруг внезапно возникшего международного движения ЛГБТ, которое нельзя теперь называть.
В. Ворсобин:
- Мы должны добавить, что это экстремистское сообщество.
М. Кононенко:
- Которое никто никогда не видел, не знает, куда оно движется. Это с одной стороны. простой наблюдатель, пикейный жилет думает: они хотят от чего-то отвлечь внимание. С другой стороны, понятно, что вовлекать такое количество людей не вовлеченных в сферы, а далеких, тоже кажется сомнительным. Выступают какие-то депутаты против абортов. Но никто же не будет их посвящать в сложные задачи отвлечения внимания от каких-то сложных вещей. И поэтому я не понимаю, может быть, люди действительно ловят какие-то эманации начальственные?
В. Ворсобин:
- Вы сказали, что смешно, что это улучшит демографию в России. Видимо, наверху считают, что это не смешно, что это логично, когда ты борешься за демографию, а сейчас это тренд, потому что Россия пустеет, по разным причинам. И вот им принесли бумагу, в которой написано: вот, пожалуйста, выход.
М. Кононенко:
- По разным причинам. И причин этих много. И хорошо бы их проанализировать. И при чем здесь аборты? У меня двое детей, у меня через полгода серебряная свадьба. Мне довольно трудно представить, чтобы женщина делала аборт просто потому, что она не хочет иметь ребенка. Есть такие, конечно, но все-таки я думаю, что их довольно мало. Видимо, у нее есть какие-то причины. Так не сосредоточиться ли на решении вот этих проблем?
В. Ворсобин:
- Но это же лишь одна из деталей – борьба с абортами. Это лишь штришок большой картины, которая развивается. Мы идем шаг за шагом: сначала аборты, потом ЛГБТ, потом то, потом сё. Мы же идем в определенном направлении.
М. Кононенко:
- Мы идем к очень консервативному обществу, что, вообще говоря, нам не свойственно. Потому что христианство само по себе и православие – это не так чтобы уж очень консервативная идеология. И поэтому я не думаю, что нужно как-то все эти вещи, которые сейчас мы видим, экстраполировать на общее миропонимание русского человека. Какие-то депутаты Госдумы – кто они вообще такие? Избранные по спискам. Их нет, они никто. В этом смысле они там наговорят сейчас, они понапринимают вот этих идиотских совершенно постановлений, Верховный суд в секретном режиме принимает решение, что экстремистское международное ЛГБТ-сообщество… Это даже весело, когда бы не было невесело.
В. Ворсобин:
- А что будет дальше?
М. Кононенко:
- Я не знаю, что будет дальше. У меня во дворе человек работает из Брянской области. У него собака Герда. Он приехал ко мне, а у собаки ошейник, ей кто-то подарил, цветов радуги. Я ему говорю: давай мы этот ошейник поменяем на другой? Даже я, вроде человек трезвомыслящий, начинаю дергаться от этой ерунды. Которая обязательно ударит же и по тем, кто все это придумал. Это неизбежно.
В. Ворсобин:
- Почему?
М. Кононенко:
- И по депутатам Госдумы она ударит. Потому что любое движение должно быть бесконечным. Как экономика должна все время развиваться, так и это движение к консерватизму, этот бронепоезд – его не остановить. И совершенно неизбежно дальше за абортами и экстремистским международным ЛГБТ-движением последует запрет на гомосексуализм, закон о мужеложстве. Потому что надо дальше куда-то двигаться. А это уже ударит по довольно многим людям в высоких кругах.
В. Ворсобин:
- Вы думаете, их там много?
М. Кононенко:
- Я думаю, что их в процентном отношении ровно столько же, сколько вообще их в природе существует.
В. Ворсобин:
- Получается, что консерватизм остановить нельзя? Консерватизм рискует сам себе и съесть?
М. Кононенко:
- Его можно остановить. Но для этого нужно какое-то революционное, в хорошем смысле этого слова, событие. У нас ведь советская власть однажды закончилась в один день. И все те ограничения, которые были введены советской властью, исчезли, и никто о них не жалел. Вполне возможно, что возникнет какое-то такое событие однажды. Но мне больно об этом думать, что на моей жизни будет еще одна какая-то революция. Они напринимали столько этих поправок, бог с ним – с законодательством, - в правила дорожного движения, что их уже откатить назад, отменить нельзя. Только все убрать.
В. Ворсобин:
- Такой капитальный ремонт.
М. Кононенко:
- Да. А многие люди, которые обладают юридическими знаниями, они говорят: вы направили в Уголовном, в Административном кодексе уже столько. У нас существуют штрафы в тысячу рублей и в миллион рублей. Так не может быть. Потому что все это должно быть сбалансировано. И вы там уже столько всего направили, что проще это все выбросить и придумать новый кодекс. И это тоже пугает.
В. Ворсобин:
- Это сделано для народа? Власть уловила чаяния народа? Запрещая ЛГБТ, аборты и вводя другие консервативные меры, она потакает народу? Или, наоборот, делаем народ таким, каким она хочет видеть его?
М. Кононенко:
- Это очень сложный вопрос. У людей, которые наверху принимают решения, есть социология, которой нет у нас. Существует миф, что ФСО свою социологию делает специальную. Я думаю, что эти меры популярны. Про аборты – не знаю, а про ЛГБТ – совершенно точно мера популярная. Но эти заигрывания с такими вещами опасны. У нас случился конфликт на Ближнем Востоке, в связи с чем у довольно большого количества наших сограждан стала популярной идея, про которую уже раньше забыли.
В. Ворсобин:
- Вы про антисемитизм сейчас так осторожно говорите?
М. Кононенко:
- Да. Если мы подозреваем, что Госдума или тот, кто ей дает указания, они вот так играют с населением, то они и эту карту должны разыгрывать. Но я не могу себе этого представить.
В. Ворсобин:
- Какой сейчас вы видите государственную идеологию? То ли ее судорожно ищут, как кажется иногда, то ли власть часто через каких-то спикеров заявляет, что государственная идеология и не нужна вовсе. С другой стороны, видно, как через учебники, через телевизор идет поиск. Это православие, консерватизм. Вы видите кристаллизацию этой государственной идеологии?
М. Кононенко:
- Нет. Этот поиск шел очень давно и до сих пор идет. Наверное, в 90-х его не было, а потом он начался. Только раньше это называлось национальной идеей, а теперь это называется идеологией. Разницы никакой особенно нет. У нас идеология запрещена конституцией. А национальную идею никто так и не смог сформулировать. Какая национальная идея у американцев? Мне кажется, что она очевидна каждому американцу. Она состоит в том, что каждый американец может достичь всего.
В. Ворсобин:
- Так называемая американская мечта?
М. Кононенко:
- Да. Она ничем не плоха – эта идея. Поскольку Америка сформирована мигрантами, она страна очень индивидуалистическая. Мы – страна коллективная. У нас соборность и все прочее.
В. Ворсобин:
- Вы уверены, что у нас страна коллективная? У нас очень атомизированное общество. у нас с коллективностью тоже беда.
М. Кононенко:
- В быту – да. Но в опасности – нет. В опасности американцы телевизоры из магазинов тащат. Русские люди в опасности берут вилы и грабли и идут на супостата. В какой-то мере это мы наблюдаем и сейчас. Я живу в деревне, где каждое домохозяйство, наверное, миллион долларов стоит. Мы каждую неделю собираем для военных продукты, одежду. И все эти люди, которым, казалось бы, все это плоско параллельно, - нет. Так что в этом смысле соборность остается. Она работает. И попытки придумать… Еще Владислав Юрьевич Сурков пытался придумать эту национальную идею, Володин не пытался, он был очень технологичный человек. Сейчас Сергей Владиленович оперирует какими-то социальными лифтами все время. У него уже их гигантское количество. И мне кажется, что они более правы, чем Владислав Юрьевич, который пытался эту идею придумать. Ее не надо придумывать, она есть. И мы ее все как-то внутри чувствуем. А то, что мы не можем ее сформулировать, не и ладно.
В. Ворсобин:
- В чем ее основа?
М. Кононенко:
- Я и говорю, что мы не можем ее сформулировать. Почему мы все на Новый год смотрим «Иронию судьбы», которую мы знаем наизусть, а мы все равно ее смотрим. И никогда мы ее не смотрим, кроме как в канун Нового года. Моя жена говорит: вместе со всей страной. Вот она – национальная идея. Я не понимаю, как ее сформулировать, но она есть. Мы вместе. Какие-то таджики у нас тут рядом живут, они тоже смотрят эту «Иронию судьбы». Мы их поздравляем с Курбан-байрамом, они нам разносят плов. С Пасхой тоже друг друга поздравляем. Они смотрят тоже эту «Иронию судьбы». Вот и вся национальная идея.
В. Ворсобин:
- Как-то хиловато для целой страны.
М. Кононенко:
- А идея про американскую мечту не хиловатая?
В. Ворсобин:
- Она практичная. На такой мечте можно выбиться в люди.
М. Кононенко:
- Реализует эту мечту там крохотное количество американцев, причем довольно большое количество тех людей, которые смогли ее реализовать, они вообще не американцы. А понаехавшие.
В. Ворсобин:
- Один из блогеров, политик Сергей Удальцов написал: «Разговоры о поиске новой идеологии в России от лукавого. Вся нынешняя государственная система давно выстроена в рамках буржуазной идеологии, власти работают в интересах крупного бизнеса, частная собственность (в том числе - на природные ресурсы) защищена Конституцией и другими правовыми актами. Монополия правящей буржуазной партии «Единая Россия», правда, в законах не прописана, однако на практике реализуется Центризбиркомом и другими госструктурами. И менять эту ситуацию в Кремле явно не намерены...» Вполне себе капиталистическая, буржуазная, потребительская система, в которой народу показывают разные ширмы, очень красиво расписанные под хохлому или под что-то еще. И показывая, что вот, ребята! А на самом деле за ширмой происходит то, что было и раньше. Бездуховно-потребительски-углеводородно. Как вам такая точка зрения?
М. Кононенко:
- Я Сергея очень уважаю за последовательность. Дай бог ему здоровья и супруге его. Он должен говорить то, что он говорит. В этом состоит его политическая функция. В этих его тезисах я с ним соглашаюсь. Это обычное политическое состояние абсолютно любой страны мира. Есть правящая партия, которая не хочет отдавать свое место, которая все подминает под себя. Есть представители правящей партии в исполнительных кругах. Любую европейскую страну возьмите – Германию, Францию, - там все абсолютно точно так же устроено.
В. Ворсобин:
- Там со сменяемостью власти полегче.
М. Кононенко:
- Нет. Премьер-министр может меняться. А правящая партия все равно остается.
В. Ворсобин:
- Хочется поговорить о пропаганде. Не в плохом смысле слова, в котором обычно реагируют журналиста. Поговорить о том, что сейчас показывают населению. Мир будущего. Конечно, сейчас интересует и мир настоящего. Это СВО, экономическая ситуация, санкции. Насколько пропаганда эффективна, насколько она показывает людям, как-то облегчает им жизнь? Что такое пропаганда в России?
М. Кононенко:
- Мне кажется, что с пропагандой у нас довольно хорошо. Все эти духоподъемные ролики таки дух поднимают. Потому что человек склонен верить красивой картинке. И на него все это действует. Другое дело, что у нас эта пропаганда специальная, которая существует, которую делают суперпрофессиональные люди на телевизионных каналах, за большие бюджеты, не очень пересекается с пропагандой повседневной. Мы смотрим американское кино, и там везде висит этот американский флаг. Я был с семьей в Стамбуле два года назад. Там, куда бы ты ни повернул голову, везде развевается огромный турецкий флаг, многометровый. Они везде.
У нас это не принято почему-то. У нас какое-то время даже наказывали за то, что люди вывешивали российский флаг у себя дома. То есть какое-то такое ощущение «я - русский», оно, конечно, есть, но оно не транслируется как-то вовне. Мне кажется, что в этом есть какое-то упущение. Хотя, с другой стороны, а кому мы будем показывать эти русские флаги, себе, что ли?
Мне кажется, что с пропагандой у нас сейчас нормально. Мы люди медийные, мы живем все-таки в среде, где довольно большое количество людей с альтернативным мнением. И поэтому нам кажется, что… Ну, эта дурацкая фраза, что Россия проигрывает в информационной войне, с которой я категорически не согласен. Потому что наши знакомые, наши, может быть, бывшие друзья, которые не приняли новую реальность, а мы все равно как-то с ними в одной среде, и нам кажется, что мы, может быть, где-то что-то не догоняем, потому что их много, и они говорят про то, как все в России плохо. Но если абстрагироваться от этого социума, довольно маленького, то я вам должен еще раз привести в пример свою деревню. В основном люди, конечно, понимают, что происходит, и поддерживают это. Понимаете, можно было это не поддерживать. У меня самого было очень сложное отношение к началу специальной военной операции, но как только первая ракета упала на территорию Белгородской области – всё, вопросы все закончились. Напали на твою страну, и ты не можешь помогать вражеской стороне.
В. Ворсобин:
- А если бы не упала?
М. Кононенко:
- Не бывает «а если бы». Она упала. Над моим домом взорвалась ракета.
В. Ворсобин:
- Кстати, по поводу альтернативных точек зрения. Как власть на них реагирует? Мне кажется, нет даже наверху единомыслия. Одни, вроде Володина, говорят, что те, кто уехал, они должны 100 раз подумать, прежде чем приехать снова, потому что, дескать, тут народ их не примет. А другие, наоборот, более примирительно выступают насчет уехавших и даже, кстати говоря, признанных иноагентами, надеясь, видимо, что они со временем исправятся, и нужно здесь сделать такую среду, в которую можно приехать, можно вернуться, устроиться и т.д. Есть ли такие две точки зрения, и какая из них побеждает?
М. Кононенко:
- Это дико сложный вопрос для меня лично. Вячеслава Викторовича Володина я знаю лично. Это один из самых умных людей, которых я знал в своей жизни. Вот такие сентенции радикальные, они ему совершенно несвойственны. То есть он решает какую-то политическую задачу свою, когда говорит такие вещи. Мы не знаем какую, но, наверное, у него какая-то такая задача есть.
А что касается тех, кто вернется, не вернется, для меня это личный больной вопрос. Марат Гельман – мой друг. То, что он сейчас делает, совершенно для меня невозможно. Он предатель. То, что происходит в отношении Аллы Пугачевой, для меня абсолютно дико. Это человек, который сделал для русского народа гораздо больше, чем русский народ для нее.
В. Ворсобин:
- Простите, но она выступила, она высказалась, и это многим не понравилось.
М. Кононенко:
- Люди все живут в каком-то облаке слухов и мифов. Алла Пугачева молчала. Она молчала очень долго, пока ее не стали конкретно доставать. Максим Галкин* уехал, он выступал, но Пугачева молчала. И потом в какой-то момент, когда в нее затыкали палкой, она сказала, что вы все – неблагодарные сволочи. В чем была права абсолютно. Всё с этого началось. Точно так же отменили группу «Би-2», которая вообще ничего не сделала, ни о чем не высказывалась. Она попросила снять с задника сцены, куда ее пригласили выступать за деньги, букву Z. Они ничего не говорили. Они начали все говорить потом, после того как их вышвырнули. И это чрезвычайно сложный вопрос. Я для себя лично его пока решить не могу. Я не понимаю, как мне быть, с Гельманом я встречусь еще раз в жизни или нет, и как мне с ним себя вести, черт его знает.
В. Ворсобин:
- Максим, я, кстати, спорил здесь, в студии, именно по этому поводу. Это вышвыривание и культура отмены, теперь с нашей стороны, наших нынешних иноагентов – это идет от народа, который не прощает им как бы измены, или это идет от власти?
М. Кононенко:
- Нет, это, конечно, идет от населения. Потому что люди любят присоединиться к стае. Слушайте, у нас в стране какая-то чудовищная эпидемия доносов. Все пишут друг на друга доносы. Я думал, что у нас есть какой-то иммунитет уже от этого, но нет, оказывается, такого иммунитета не существует, и все радостно пишут эти доносы. Сейчас, правда, квартиры не отнимают, чтобы отдать их тому, кто донос написал, но, тем не менее, люди пишут доносы.
В. Ворсобин:
- Подождите. Разве это не предполагает логика СВО, войны, которая, естественно, располагает людей к тому, что один идет в один окоп, другой – в другой, а кто посередине, таких уже не бывает.
М. Кононенко:
- Доносы пишут как раз те люди, которые не выбирают окоп. Они не в окопе, они сидят в своей хате с краю. Люди, которые выбирают окоп, они едут туда, на линию фронта, или собирают здесь какие-то вещи, а вот эти ничтожества, они пишут доносы. И они считают, что в этом состоит их функция, что они написали донос – значит, они поучаствовали в войне.
В. Ворсобин:
- А власти сейчас какую позицию занимают?
М. Кононенко:
- Раз уж мы тут всё на личных примерах… Вот взорвалась у меня над домом ракета, осколки раскидало по всей деревне. Приехал следователь (майор). И такая тоска у него была в глазах, когда ему приносили все время эти осколки, а он их все должен описать и т.д. Приехала съемочная группа программы «Время», моему сыну младшему говорят: «Ну, пройдись вот тут, вдоль обочины, сделай вид, что ты что-то ищешь». Он пошел, тут же нашел еще железяку какую-то, которая от этой ракеты, понес ее майору. На того было больно смотреть. Опять ему надо ее описывать. Власти не знают, что с этим делать. Вот этот майор в это время бандитов ловил бы, а он железяки описывает, про которые информация никуда не пойдет, потому что это наша ракета взорвалась.
В. Ворсобин:
- Видимо, противоракета.
М. Кононенко:
- Да, ПВОшная ракета. Вот он их все опишет, у него будет тысяча бумаг, а в это время кто-то кого-то убьет. Я про это и говорю. Что и власти, я думаю, к этому так же относятся, потому что не знают, что с этим делать.
В. Ворсобин:
- Хочется поговорить о ближайшем будущем, о том, что… Ну, у нас это называется вообще-то судьбоносным. Это президентские выборы в России.
М. Кононенко:
- Я не собираюсь участвовать.
В. Ворсобин:
- Вы не хотите голосовать или не хотите выставлять свою кандидатуру?
М. Кононенко:
- Нет, я не буду баллотироваться.
В. Ворсобин:
- В этом случае я буду вас пытать как рядового избирателя. Вы будете голосовать, кстати?
М. Кононенко:
- Я не знаю… Это интимный вопрос.
В. Ворсобин:
- Это интимный вопрос, согласен, можете отвечать, можете не отвечать. На самом деле здесь нет никакой интриги. Наверняка это мероприятие пройдет в укороченном варианте. Но здесь интересно. Те 20% населения, о которых все время говорят социологи, те альтернативщики, о которых мы говорили с вами только что.
М. Кононенко:
- 80 на 20 – это обычная статистика.
В. Ворсобин:
- Да. И это ничего не будет влиять, это никак не изменит ход голосования. Но в информационное поле могут выйти люди и вполне себе официально будут говорить вещи возмутительные. Информационное поле такое не слышало, это были больше кухонные и прочие разговоры – нужно ли было начинать СВО, нужен ли сейчас мир и т.д., то есть все то, что, в общем-то, несут для своих избирателей именно эти возможные кандидаты. И вроде бы эти кандидаты должны появиться.
М. Кононенко:
- А вы принимаете участие в этом, дебаты организуете?
М. Кононенко:
- Ничего не знаю об этом. Официально ведь еще не началась кампания.
М. Кононенко:
- Но мы же всё это видели. Будет в 9 утра, когда все уже ушли на работу. Потом это будут цитировать издания, которые нельзя называть, потому что они все – иностранные агенты. Вы спросили насчет того, голосовать или не голосовать. Я на первых выборах за Путина не голосовал, потому что вообще не знал, кто это. Мой друг Марат Гельман, который принимал большое и активное участие в том, чтобы Владимир Владимирович стал президентом, я ему так и говорил: «Я не буду голосовать за человека, про которого я ничего не знаю». Когда было второе голосование за Путина, я увидел, что он меня уже стал абсолютно устраивать как президент. Я видел, что в обществе есть консенсус - пусть этот будет. Все были согласны. А как этот консенсус оформит администрация президента, это ее дело.
Сейчас примерно такая же ситуация, как когда был второй срок Путина. Потому что СВО реально поменяла отношение (я сейчас страшные вещи говорю, я все-таки работаю на федеральном радио) к Путину как к человеку, который, может быть, уже и надоел. Но сейчас в обществе я вижу консенсус, что Путин – молодец, он все делает правильно, и мы все за него. А как это решение оформит администрация президента, это ее дело. Проценты они какие-то хотят, чтобы было столько-то. Я не очень понимаю смысл этого, чтобы там было много процентов или мало процентов. Общество согласно с тем, чтобы был Путин.
В. Ворсобин:
- А как оформят, мало кого волнует в этом смысле, наверное, даже никого. Вообще следующий год обещает быть очень интересным и, кстати говоря, очень полезным для человечества. Потому что есть шанс, что в этот год не только изберут Путина, но, возможно (а для России, наверное, это в плюс) могут избрать и Трампа. Более того, есть возможность разрешения украинского кризиса и палестино-израильского. Что из того набора, который я вам сказал, из таких вещей, которые могут выстрелить в какую-то сторону, все-таки произойдет, какой-то из кризисов будет разрешен, и что-то хорошее Россия получит?
М. Кононенко:
- Я думаю, что конфликт в Израиле – вообще дело восьмидесятое, он там всегда был и всегда будет. Конечно, Израиль сильнее, и никто из окрестных стран не будет в это вмешиваться. В общем, это не война, это полицейская операция, довольно жестокая, но это полицейская операция, она закончится, и все будет, как раньше. Теракты будут, конечно, но, в общем, все будет, как раньше.
Что касается Трампа, мне что-то слабо верится, что его выберут. Но в любом случае демократы (вот в это мне верится) проиграют. Кто будет вместо Трампа, я не знаю, там кампания еще не начиналась. Хотя Трамп выглядит наиболее вменяемым из всех других кандидатов. Я думаю, что в любом случае демократы проиграют, а вот изменит ли это… Да уже, в общем, изменило. Там все-таки не администрация решает, там решает Конгресс. А Конгресс сейчас уже, в общем, республиканский. И я думаю, что ситуацию с Украиной как-то спустят на тормозах.
Какой был третий вопрос?
В. Ворсобин:
- Ну, самый главный для России. Возможность решения украинского вопроса.
М. Кононенко:
- Я думаю, что конфликт будет заморожен. И будет история, как на Кипре. Я не великий стратег, я вообще в военной науке ничего не понимаю, но мне кажется, что все-таки нужно отрезать Украину от моря и сделать сухопутный коридор до Приднестровья – Одесса, Николаев, все это должно быть под нашим контролем. Это было бы, на мой взгляд, адекватной какой-то военной целью. Сейчас мы сделали сухопутный коридор в Крым, но это как-то надо продолжить. Я не думаю, что за Украину будут так сильно вписываться, потому что уже понятно, что ничего не получится, и это будет замороженный конфликт такой. Никто не признает никогда ни Крым, ни все те земли, которые сейчас присоединены к России в результате референдумов. Ну, и будет так, как с тем же самым Кипром.
В. Ворсобин:
- Максим, у вас такая логика интересная. С одной стороны, хочется взять Одессу и выйти к Приднестровью…
М. Кононенко:
- Ну, потому что это как бы логично.
В. Ворсобин:
- Но при этом идет речь о заморозке. А если идет речь о заморозке, это значит, что сил ни у одной из сторон нет сил изменить статус-кво. Если нет сил, какие могут быть…
М. Кононенко:
- Заморозка в смысле того, что у войны нет конца. Германия капитулировала, Япония капитулировала, а здесь никто не капитулирует. Так и будет. Они будут считать Крым своим, а мы будем считать его своим, вот и всё. И это может продолжаться бесконечно.
В. Ворсобин:
- А усилия Турции, усилия тех, кто пытается усадить за стол переговоров Киев и Москву, они могут как-то в следующем году вдруг выстрелить? Не про заморозку идет речь, а именно про общие договоренности.
М. Кононенко:
- Я сомневаюсь, что Турция хочет… Турция тоже Крым хочет. Поэтому им тоже не нужно никакое окончание войны. Ну, а какое вы видите окончание войны? Что Украина скажет: ну ладно, блин, забирайте? Я не могу себе такого представить.
В. Ворсобин:
- По крайней мере, идут новости, что именно Запад давит на Киев, чтобы все-таки Киев на это согласился.
М. Кононенко:
- А что такое Киев? Это Зеленский, что ли?
В. Ворсобин:
- Будто бы Зеленского хотят сменить, потому что он упрямый. Такие есть разговоры.
М. Кононенко:
- 20-30 миллионов населения страны, которые никогда на это не согласятся. Зеленский, может быть, согласится, но украинцы не согласятся.
В. Ворсобин:
- Почему? Ведь кровь льется, у них шансов вроде бы нет, судя по тому, что происходит.
М. Кононенко:
- Нет, чтобы кровь перестала литься, они согласятся. Но с тем, чтобы отдать Крым москалям, - никогда. Я и говорю про замороженный конфликт. Война не будет закончена официально. А у нас какая война была закончена официально, после того как Япония капитулировала? В мире есть хоть одна такая война? Нет. Все остальные конфликты были либо заморожены, либо противодействующая сторона была уничтожена.
В. Ворсобин:
- То есть санкции – это действительно навсегда?
М. Кононенко:
- Я думаю, что да. Санкции в отношении Ирана были введены тысячу лет назад, и никто их не собирается отменять, хотя, казалось бы, Иран, он при чем вообще? Поправку Джексона – Вэника, помните, сколько отменяли?
В. Ворсобин:
- Да, полвека.
М. Кононенко:
- Я думаю, что санкции – это навсегда. Единственное, я думаю, что вернутся большие компании в Россию, так или иначе, но вернутся. А вот эти санкции, которые Конгресс ввел, я думаю, это навсегда. Те, которые сами ушли (IKEA ушла не потому, что санкции, а потому, что общественное мнение), они, я думаю, вернутся, а то, что Конгресс ввел, это навсегда. Ну, на нашу жизнь точно.
*Максим Галкин признан иноагентом в Российской Федерации
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью
