Способна ли Украина перейти к масштабному террору на территории России
Е. Афонина:
- Мы приветствуем всех, кто слушает радиостанцию «Комсомольская правда» в Москве и других городах вещания. Как всегда, в этом время в прямом эфире с вами ведущие программы «Национальный вопрос» Андрей Баранов.
А. Баранов:
- Здравствуйте. И Елена Афонина.
Е. Афонина:
- Сегодня мы будем обсуждать вместе с нашими экспертами два очень важных вопроса. Через полчаса поговорим о детях мигрантов. На этой неделе стало известно, по крайней мере, такие данные привел замминистра МВД Игорь Зубов, что в нашей стране находится около 800 тысяч детей мигрантов, из них почти 600 тысяч нигде не учатся. Проблема эта пока не решена, что с ней делать непонятно, и мы обязательно обсудим, поговорим, потому что есть разные идеи по этому поводу.
А. Баранов:
- А начнем мы с другой темы. Важной темы, касающейся терроризма. И удивительным образом эта тема сейчас как бы проецируется на два совершенно разных региона. На Украину и на Ближний Восток. И выявляются просто удивительные совпадения между этими двумя регионами и терроризмом, который там сейчас есть. Только что премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху заявил, что Иран представляет экзистенциональную, как сейчас принято говорить, угрозу, то есть, представляет угрозу жизненно важным интересам Израиля и Израиль, как форпост всего свободного мира, сдерживает эту угрозу своей обороной. Вам это ничего не напоминает? Не слышим ли мы нечто подобное из уст просроченного зелененького фюрера господина Зеленского, который не устает повторять, что Украина является форпостом, который защищает свободный мир от дикой агрессивной России, которая только и ждет, как бы напасть вслед за Украиной на другие страны Европы.
Идем дальше. Как известно, Израиль начал свою атаку в пятницу на Иран не только ударами ракет, но и маленьких FPV-дронов, которые были доставлены тайно в Иран агентами МОССАДа, спецслужбы израильской знаменитой. Где? В грузовиках, в специальных деревянных контейнерах. И взлетали, как пчелки из улья, из этих грузовиков и летели на расположенные рядом объекты военные иранские. Это тоже ведь напоминает кое-что, что случилось совсем недавно во время украинской атаки на наши аэродромы. Точно так же из фур с помощью спецслужб завезенных поближе к этим объектам были выпущены дроны, которые и понеслись туда выполнять свою зловещую цель. Такое впечатление, что все это планировалось и осуществлялось из какого-то одного центра. Я уж не говорю про убийства политических деятелей, военных, ученых. То же самое практикует и Украина. Вспомните и подрывы наших высокопоставленных военнослужащих, и гражданских лиц, невзирая на то, что рядом находятся совсем посторонние мирные люди. Я не говорю про подрывы даже поездов. Тоже терроризм в чистом виде. Что израильское руководство практикует, что украинское. Все очень и очень похоже. Так можно ли иметь дело с такими террористами?
Е. Афонина:
- Да. И способна ли Украина перейти к масштабному террору на территории России? Предлагаем именно об этом сейчас и поговорить. У нас в студии писатель, военкор проект «WarGonzo» Дмитрий Селезнев с нами. Дмитрий, здравствуйте.
Д. Селезнев:
- Да, здравствуйте.
Е. Афонина:
-Действительно, когда начинаешь сопоставлять, казалось бы, два разнесенных на достаточное расстояние конфликта, возникают какие-то странные совпадения или несовпадения, но то, что сейчас делает Израиль и кто его поддерживает, это одна ситуация. Способна ли Украина при нынешнем ее положении, состоянии, поддержке устроить практически то же самое, что было устроено Израилем на территории Ирана? Готова ли на это Украина? Это один вопрос. Способна ли? Это вопрос другой. Как вы считаете, события, которые происходили не так давно с подрывами поездов с мирными гражданами Российской Федерации и атакой на наши аэродромы беспилотниками изнутри России – это была репетиция, проверка? Или это было все, на что Украина способна на данном этапе?
Д. Селезнев:
- Вообще я считаю, что украинский режим достаточно беспринципен и то, на что они способны, они все будут осуществлять. Их ничто не будет сдерживать. Может, только какие-то окрики, но они будут пытаться сделать все, что возможно. Именно какой-то связи между двумя вот этими диверсиями, да, то есть, они очень похожи, действительно, но вот именно связи с Израилем, я бы не стал об этом говорить. Дело в том, что Израиль был всегда креативен в своих решениях, вот таких диверсионных. Можно вспомнить и диверсию с пейджерами, да, и с точки зрения такой контрразведки, диверсии, да, это несомненно успех. Я бы не стал бы сбрасывать со счетов Украину, и она уже это много раз доказывала, что у них там в службах разведки работают достаточно креативные люди. Вот даже последние акции, вот такие диверсии это доказывают. Можно воспринять вот первый подрыв железнодорожных путей – это был как бы отвлекающий маневр, на который все обратили внимание, и, соответственно, в этот же день были попытки, и некоторые попытки удались, атаки на военные аэродромы. Но еще в этот же день, по-моему, была попытка взорвать Крымский мост. Не все это удалось, но, во всяком случае, они пробуют. И я бы не отказывал им в какой-то креативности. И нужно сказать, что у них условия-то полегче, они очень похожи на нас.
Е. Афонина:
- Вы говорите про то, что внешне похожи, языком похожи, и здесь не может быть сложностей с проникновением.
Д. Селезнев:
- Да, да, с проникновением. Тем более, у нас очень большая территория, которую сложно контролировать. Ну, я так думаю, что мы расслабились, и за аэродромами нужно было следить. Но надеюсь, что наши органы сделают определенные выводы. Но тут даже можно сказать, и они об этом говорят, что они берут пример именно с Израиля, который всегда отличался таким вот креативным мышлением. Причем, его не останавливают никакие жертвы среди гражданского населения.
А. Баранов:
- Ну, это понятно, да. Теперь это не останавливает и Украину.
Д. Селезнев:
- Да, убили там семью ядерщика – и все. Они еще об этом открыто говорят…
Е. Афонина:
- Давайте вспомним убийство Владлена Татарского, когда совершенно никого не смущало, что в зале находится не он один, а большое количество людей, и взрыв был произведен. Это вот, что называется, из первых терактов.
А. Баранов:
- Да. Кстати говоря, вот сейчас убиты практически все переговорщики иранские, которые должны были сегодня в Омане встречаться с израильтянами. Главе нашей делегации и его семье – Владимиру Мединскому – тоже после встречи в Стамбуле начали поступать угрозы самые жуткие. И на это было обращено внимание на самом высоком уровне российском. Что это выходит за рамки всех… хотя какие уж там рамки, какие там красные линии. Вот заявление совсем недавнее в газете «Вашингтон пост» главы СБУ Василия Малюка. Он рассказал, что новые диверсии СБУ будут не менее болезненные, чем операция «Паутина» - атака на наши аэродромы, которая, по его словам, является частью большого плана по эскалации войны против России далеко за пределами фронта. А далеко за пределами фронта можно действовать только террористическими методами.
Е. Афонина:
- Ну, внесенный в список террористов и экстремистов, можно добавить, да. Дмитрий, скажите, пожалуйста, сейчас, когда вы сами сказали о том, что есть определенные для нас сложности, для них, наоборот, это является тем самым моментом, который позволяет все глубже внедрять спящих агентов или засылать новеньких, которые должны будут приводить в исполнение те планы, которые они устраивают, масштаб происходящего нас интересует. Насколько это все серьезно для России?
Д. Селезнев:
- Мы сейчас столкнулись с такими проявлениями, которые мы, к сожалению, не могли предотвратить. Я думаю, что это только начало. То, что они там бравируют, нужно тоже понимать, что их ресурсы не безграничны, да. Я еще раз говорю – то, что они могли бы осуществить, они будут осуществлять. На данный момент мы имеем такие примеры терроризма, как подрыв железной дороги…
Е. Афонина:
- Ну, здесь мы уходим в не такую уж далекую новейшую историю нашей страны. А именно – практически день в день, правда, тогда события начали разворачиваться 14 июня 1995 года, то есть, ровно 30 лет назад боевики во главе с Басаевым захватили городскую больницу в Буденновске.
А. Баранов:
- Да, было такое ужасное событие в истории нашей страны. Так можно ли вести дело с террористами? Тогда, напомню, Шамиль Басаев во главе с несколькими десятками боевиков вошел в Буденновск, захватил больницу и там же было огромное родильное отделение. В заложники попали мамы и только что родившие, и лежавшие в ожидании родов, их выставили в окна, за ними устроились боевики и начали выдвигать свои политические требования и другие. Что сделала тогдашняя российская власть? На контакт с Басаевым вышел не кто иной, как лично премьер-министр России Виктор Степанович Черномырдин. Все мы видели это видели. Что в итоге? Отпустили боевиков, но освободили заложников. Однако, никогда ни в одной стране представители власти, а тем более руководители стран, не ведут переговоров с террористами. Это стало прецедентом. И после этого чеченские боевики – и Басаев, и другие – стали все больше выдвигать различных требований, ссылаясь на то, что как хорошо все получилось в Буденновске. Мы никого не тронули, вы нас отпустили. Вот сейчас на Украине мы имеем дело с террористами. Что, разговаривать с ними? Это только поощрять их к дальнейшим терактам – это так, Дмитрий?
Д. Селезнев:
- Да, ну, если отталкиваться от того, что было в Буденновске, то нужно вспомнить, что всех этих террористов мы до сих пор еще находим и убиваем.
А. Баранов:
- Предаем суду, если удается, да.
Д. Селезнев:
- Да, да. Это нужно еще отдать должное нашим спецслужбам. Соответственно, и украинские террористы, не сомневаюсь, рано или поздно понесут наказание. Но тут мы имеем дело с такой военной операцией, с целым государством. И тут в дело еще вмешивается политика, потому что мы вынуждены оглядываться. Я большого секрета не скажу – Украина потерпит поражение, когда США просто перестанет поставлять оружие. Это для меня вот такая аксиома. То есть, как только Америка прекращает им военные поставки, прекращает делиться разведданными, Европа их не вытянет, она и не способна – то через полгода… я вот так подсчитал, ну, на это еще и признаки были, то есть, через полгода у них начинают сыпаться фронты. Кстати, это уже потихоньку происходит. Поэтому мы вынуждены еще вести какие-то, делать какие-то политические реверансы. Что нам не мешает дальше продолжать войну. Я вот могу напомнить примеры войны в Корее – сколько там эти переговоры длились между двумя сторонами, а военные действия если и прекращались, то возобновлялись вновь. Или там война во Вьетнаме.
А. Баранов:
- Ну да, были парижские переговоры во Вьетнаме, они длились полтора года, до того момента, когда все…
Д. Селезнев:
- Были элементы такого террора, да, и убийства мирных граждан. Но это не мешало сторонам вести переговоры.
А. Баранов:
- То есть, можно, невзирая на это, с ними общаться, да?
Д. Селезнев:
- Ну, не то что невзирая на это. Это другое направление. Конечно, можно встать в позу, но тогда мы будем представлены в мире, что мы хотим войны…
Е. Афонина:
- Простите, перед кем мы будем представлены в мире? Перед европейцами? Слушайте, почему мы начали с Израиля? Когда наносятся удары по городам… мы даже не про Иран сейчас говорим. Мы видели, что в секторе Газа происходило. Все смотрят – там в труху, в пыль… А почему? А там где-то, один кто-то, мы предполагали, что он находится там, он для нас террорист, мы хотим его уничтожить. Дом – в пыль. Сколько жертв – непонятно. Мы видим, какая гуманитарная ситуация…. А мы все время говорим – нет, ну нас же кто-то там как-то не так посмотрит… Кто еще на нас не так посмотрит, хочется понять. И чем это для нас в данной ситуации еще может обернуться? Когда выходит глава Пореченского сельсовета Суджанского района в ходе международного онлайн-телемоста освобождения Курской области и говорит, что за время украинской оккупации в селе Русское Поречное не выжил ни один человек! Это мирные жители. Это старики, это старухи, это те, кто там остался, те, кто выехать не смогли. Ни один человек не выжил!
А. Баранов:
- Кстати, я не исключаю, что именно название этого населенного пункта Русское Поречное заставило оккупантов вот так жестоко обращаться с теми людьми, которые там остались.
Е. Афонина:
- И когда взрывают поезда, четко понимая, что это мирный состав, там нет военных, когда обрушивается мост и люди погибают, мирные люди… да плевать на это всему миру, уж простите меня. А мы вот как-то все… Дмитрий, честно, это уже как-то вызывает…
Д. Селезнев:
- Я понимаю ваши эмоции, да. Но, к сожалению, у нас ведутся какие-то переговоры все-таки с американской стороной… я констатирую факты. Мы оглядываемся на них.
Е. Афонина:
- Хорошо, ладно, переговоры с американской стороной – понятно. Здесь, на территории России, мы даем соответствующую оценку, ответ, квалификацию тем преступлениям, которые совершаются и их не становится меньше…
А. Баранов:
- Они становятся все более изощренными и все более коварными.
Е. Афонина:
- Они становятся регулярными, кровавыми, изощренными. От подростков до стариков пытаются вербовать. Это же все есть, это же реальность, мы же в ней существуем. Сегодня опять атака беспилотниками на Елабугу в Татарстане. Официальное сообщение. 13 раненых, есть погибшие. Ну и?
Д. Селезнев:
- Ну, это военные действия. Атака на военных как бы… ну, они считают это военным объектом.
А. Баранов:
- Подождите, когда поджигают линейный шкаф на железной дороге и это может привести к катастрофе пассажирского поезда, а не дай бог до самолетов доберутся пассажирских – нам что, так же вот опять…
Д. Селезнев:
- Нет, ну, нам не нужно расслабляться-то. Это диверсионная работа. В эту игру, кстати, можно играть вдвоем. И насколько я слышал, и в Сети возникали такие же примеры – то есть, диверсии удачные и с нашей стороны.
А. Баранов:
- Я что-то не видел, чтобы мы там взрывали пассажирские поезда.
Д. Селезнев:
- Я не говорю про пассажирские поезда…
Е. Афонина:
- Дмитрий, тогда вопрос возникает. С нашей стороны мы не видели и не слышали заявлений о том, что начинается подготовка диверсионных групп и любой желающий может в этой подготовке принять участие и это, типа, политика нашей страны. С украинской стороны мы это слышали, они гордо объявляют о том,что теперь у них готовится некое сопротивления, принимать участие в котором будут все от мала до велика. Начинаются курсы обучения… Ну, это же есть? Есть. тогда объясните, это как? Хорошо, мы наладим мосты, мы создадим контактные группы. Мы даже пообщаемся, мы, может быть, к решению каких-то вопросов придем. А вот с этим мы что будем делать?
Д. Селезнев:
- Ну как что мы будем делать? Нужно противодействовать этой диверсионной работе. Я понимаю ваше возмущение, но идут военные действия, да, у нас противник такой беспринципный. Нужно делать свою работу – вот и все. А что тут можно? Можно, конечно, возмущаться… но я вот уже ничему не удивляюсь, если честно. Наш противник способен на все. Вот нужно исходить из этого принципа. Украинское государство мы должны разрушить. И, соответственно, все наши усилия должны быть, и политические в том числе, потому что политически тоже нужно работать, должны быть направлены на разрушение этого террористического государства.
Е. Афонина:
- А как политически работать?
Д. Селезнев:
- То есть, мы ведем переговоры, обмен пленными – это же тоже политика. Вот мы передали сейчас 6000 мертвых тел.
А. Баранов:
- Пока только 4812.
Д. Селезнев:
- Да. Это колоссальный репутационный удар как бы. Это один из политических методов. Тут главное в том, что нужно стоять на своих условиях. То есть, мы обозначили условия, при которых война может завершиться. И эти условия приемлемые. Их озвучивал несколько раз президент, и мы от них не отстаем. Война будет затяжная, я так предполагаю.
А. Баранов:
- Да, понятно, к сожалению, пока именно такая перспектива и вырисовывается.
Е. Афонина:
- Спасибо большое. Писатель, военкор проекта «WarGonzo» Дмитрий Селезнев был на связи с нашей студией и мы пытались разобраться в этом вопросе – способна ли Украина перейти к масштабному террору на территории России. Но, как мы видим, в данной ситуации что-либо предсказывать пока достаточно сложно, так что будем следить за ситуацией.
Вот когда мы говорили о безопасности нашей страны, мы должны понимать, что находят те, кто готов совершить противоправные действия или совершить теракты не только среди тех, кто так или иначе поддерживает украинский режим, но и среди тех, кто просто не гнушается лишней копеечкой или тех, кому вообще все равно. Он приехал в страну, не понимая зачем, почему, для чего, но четко осознавая, что единственное, что ему от страны надо, это деньги, блага, социалка и прочее. В общем, понятно, о какой категории находящихся в нашей стране мы сейчас говорим. Но если со взрослыми большая проблема, то с детьми вообще беда.
А. Баранов:
- Катастрофа, да.
Е. Афонина:
- Власти наконец поняли, что вопрос учета детей мигрантов – это не просто цифры, это абсолютно точно безопасность.
А. Баранов:
- С учетом как раз проблемы.
Е. Афонина:
- Совершенно верно. Замминистра внутренних дел Игорь Зубов привел шокирующие цифры о том, что в России находится 638 тысяч детей мигрантов. Это он сообщил депутатам. Причем, почти половина из них школу не посещает. Шло заседание Госдумы, там как раз обсуждали вопрос учета детей приезжих, которые не прошли тестирование в школах, и дальше вот что с ними делать, как распоряжаться их судьбой…
А. Баранов:
- Правда, там прозвучали другие цифры. Не 638, а 783 тысячи.
Е. Афонина:
- Совершенно верно. Это было чуть ранее. На запрос одного из депутатов Госдумы, который очень плотно занимается этой темой, он давал депутатский запрос в МВД, и вот ему пришел ответ, что в России находится 783 тысячи несовершеннолетних иностранных граждан.
А. Баранов:
- Я почему об этом говорю? То есть, толком, по-моему, мы даже и не представляем себе, сколько у нас несовершеннолетних мигрантов находится. Гуляют цифры порядка 100 тысяч человек туда-сюда.
Е. Афонина:
- Да. И самое главное. Ведь 1 сентября обучение в российских школах могут проходить только те дети мигрантов, которые прошли экзамен на знание русского языка.
А. Баранов:
- И сколько сдали?
Е. Афонина:
- Чудовищные цифры.
А. Баранов:
- 27 детей сдали экзамен по русскому языку за все время действия этого закона об обязательной сдаче.
Е. Афонина:
- Ну, говорят, что ладно, еще там впереди два летних месяца…
А. Баранов:
- Вот 783 тысяч, да даже 638 тысяч – и 27! Найдите 10 отличий, что называется.
Е. Афонина:
- Ну и что делать дальше? Обучать русскому языку? За чей счет? Вот тут депутаты предлагают – а давайте за счет государства. Некоторые говорят – а что такого, школа потянет. Кто-то говорит – за счет родителей. В общем, проблем много, вопросов тоже. Сейчас на связи с нами заместитель председателя совета депутатов Октябрьского района Самары Дмитрий Асеев. Дмитрий, здравствуйте.
Д. Асеев:
- Добрый день.
Е. Афонина:
- Дмитрий, скажите, пожалуйста, вот есть ли понимание, сколько в отдельно взятом городе находится тех детей, которые не говорят по-русски, не учатся и как этот вопрос решается?
Д. Асеев:
- Вы абсолютно правы в том, что цифры разнятся и, к сожалению, точных доскональных цифр дать никто не может. А вообще у меня есть такое предложение – порассуждать на эту тему – вот у нас сегодня третье воскресенье июня и в этот день празднуется День медицинского работника. Мы, естественно, поздравляем всех! Если вы не против, давайте посмотрим на эту ситуацию таким небольшим медицинским взглядом. У нас есть организм, живой, здоровый, в котором много-много разных клеточек. Во всех этих клеточках есть ДНК этого организма, которые неотъемлемо связаны с жизнью этого организма. Этот организм ведет здоровый образ жизни, занимается спортом регулярно, гуляет… Да, самое главное – у этого организма есть большое количество своих стволовых клеток. То есть, это клетки, которые всегда могут переродиться и стать там кто-то – печень, кто-то сердцем, кто-то селезенкой. А теперь представьте, что какая-то часть головного мозга дает сигнал, что надо бы нам в этот организм добавить какое-то количество клеток извне, которые, наверное, нам пригодятся. Естественно, в этом организме есть клеточки, которые изначально были извне… предположим, что это клетки кишечника – бифидобактерии, лактобактерии, которые действительно полезны, которые стали уже частью этого организма, они несут за собой нужную функцию и они не могут существовать без организма, а организм не может без них существовать. А теперь представим, что какая-то часть головного мозга начинает заселять этот организм клетками с большим количеством этих стволовых клеток. Вот цифры, которые предположим – это то ли 683, то ли 783 тысячи – которые неизвестно во что переродятся. Помимо того, что в этом организме до этого клетки все получали нужное количество кислорода, питательных веществ, у них все было достаточно лаконично, и тут эти инородные клетки, в которых нет ДНК этого организма, начинают не пойми чем заниматься, начинают перерождаться, часть этих клеток переходит в какую-то стадию воспаления. И самое страшное, что эти клетки научились объединяться. То есть, они воспаляются, они научились между собой объединяться, и тем самым начинают создавать условия, когда всему организму, сначала части клеток, а затем всему организму становится хуже жить. Сначала возникает местное воспаление, потом оно разрастается и, не дай бог, это может привести к каким-то последствиям вплоть до раковой опухоли.
К чему я эту виду?
А. Баранов:
- Метафорично у вас все прозвучало.
Д. Асеев:
- Да, кстати, к этому добавим, что часть головного мозга, которые говорят, что эти клетки чужеродные нам нужны, они вместо того, чтобы лечить, когда проблема возникает, начинают добавлять какие-то гормоны, когда вроде бы появилось воспаление и надо бы его снять уже антибиотиками, либо еще чем-то, а зона головного зона, маленькая, дает сигнал, что не надо ничего лечить, это нормально, давайте максимум подорожник приложим, ну и витамин С дадим – и все пройдет. А не проходит.
Теперь возвращаюсь от метафор к тому, что на самом деле происходит. Понятно, что под стволовыми клетками, под теми клетками, которые есть в нашем организме, это наши дети, из которых в будущем эти клетки перерождаются и становятся частью нашего организма. Частью общества. Кто-то станет врачом. Кто-то станет преподавателем. Кто-то станет ведущим на "Комсомольской правде" и так далее. А те клетки, которые завезли – под 700 тысяч или больше, инородные – с ними неизвестно что будет. Причем, половина этих клеток вообще непонятно куда пропадает. То есть, есть статистика, что только третья часть этих детей, этих стволовых клеток, доходит до школы. Где остальные бродят по организму, совершенно неизвестно.
Теперь хочу уйти в более парадоксальную вещь. Вот я сын учителя. Моя мама учитель музыки и всю жизнь она занята в системе образования, работала воспитателем начальных классов и т.д. Я знаю, какой дефицит учителей сейчас есть в системе образования. Вот буквально на 2024 год данные были, что порядка 100 тысяч педагогов не хватает в общем образовании. К чему я это веду? Что на педагогов и так сумасшедшая нагрузка, они взращивают эти стволовые клетки, чтобы потом они в ДНК организма встраивались, помогали и чтобы это был единый организм. На эту сумасшедшую нехватку педагогов завозят еще огромное количество стволовых клеток, у которых нет ДНК организма, для которых этот организм чужой… И если сейчас не применить достаточно жесткую терапию, то есть, лекарствами это уже не вылечить, придется делать хирургическими вырезаниями, то в дальнейшем весь организм действительно очень сильно пострадает.
А. Баранов:
- Дмитрий, а давайте от метафор перейдем к делу. Что значит хирургически? Выдворять, депортировать? По тюрьмам сажать? В чем хирургия должна заключаться?
Д. Асеев:
- Прежде всего, если у нас завозятся к нам мигранты, то, если это идет под грифом, что они нам нужны как рабочие, это должно существовать только под визой работы. Не может быть такого, что эти мигранты приезжают сюда всеми семьями. И об этом много раз проговаривалось и много раз обсуждалось.
Е. Афонина:
- Дмитрий, у нас открытые границы с рядом стран. Вот давайте про это тоже не будем забывать, что мы говорим не только о тех, кто приезжает сюда работать, но и о тех, кто может сюда спокойно приехать с туристическими целями, например. Как вы их будете потом проверять? Каким образом? Они не работать сюда едут, они едут Кремль посмотреть. А то, что они здесь потом остаются, это другой вопрос. Они едут сюда учиться. И мы видели скандалы, которые связаны с руководителями некоторых учебных заведений, когда выясняется, что им давали весьма солидные деньги, для того, чтобы они фиктивно регистрировали приезжих как обучающихся, а те где-то там работают. То есть, мы с этой категорией что будем делать? Приехал один – приехала семья. Это не про работу. Это про жизнь и про наш бюджет. С этим мы как вопрос будем решать?
Д. Асеев:
- Вы абсолютно правы. У нас действительно открытые границы и к нам могут приезжать и туристы, и по учебной квоте люди. Но когда у нас нет контроля за этими людьми… вот даже возьмем эти 700 тысяч, про которых мы говорили. Вот у нас в Самаре есть овощная база, находится на Олимпийской, и если мы приедем туда и посмотрим, что там происходит, мы увидим, что огромное количество детей и подростков 10-12 лет заняты в рабочие дни, когда речь идет о том, что есть процесс обучения в школах, они работают на этих базах. Помогают своим старшим братьям, отцам и т.д. Вот если у нас в этой ситуации нет контроля за теми, кто сюда приезжает под видом обучения…
Е. Афонина:
- Дмитрий, вот сейчас хочется вспомнить сказанные на этой же неделе слова министра внутренних дел нашей страны генерала полиции Владимира Колокольцева: «На улицах и в жилом секторе не должно быть нелегальных мигрантов. Те, кто утратил работу, отчислен из вуза, не прошел дактилоскопию, не обучается языку и не приносит пользы для российского общества, должны покинуть нашу страну». А теперь возвращаемся к тому, о чем говорили вы и что видите на этих оптушках в Самаре. Вы рассказывали о том, что там в учебное время дети помогают своим отцам, старшим братьям вовсю, деньги заколачивают. Скажите, пожалуйста, а органы опеки, которые в принципе должны следить за тем, чтобы дети в семье в школу ходили, чтобы были приемлемые условия – ну, если мы поддерживаем эти семьи материально и выплачиваем им все эти пособия, если дети не должны работать… при этом как бы одно соблюдается – пособия выплачиваются. А контроль – как-то не очень. Вот можете объяснить почему? Приходят ли в эти семьи органы опеки, интересуются ли, почему ваше дитя на рынке, а не в школе?
Д, Асеев:
- Абсолютно правильный вопрос. И, кстати, на этот вопрос у меня нет ответа. Во-первых, помимо того, что семья, если она стоит на учете органов опеки, то органы опеки должны проверять не только то, чтобы дети проводили время в школах, но при этом еще и санитарные определенные требования. А вот то, что я вижу по культуре быта ряда семей мигрантов, которые приехали из других регионов, у меня бы возник вопрос даже в плане определенной бытности. То есть, не секрет, что культура и бытность – она составляющая.
А. Баранов:
- А что такое бытность?
Д. Асеев:
- Ну, зачастую видно… анклавы, которые сформировались в Самаре, и, когда туда приезжаешь, видно там по уровню, может быть, какой-то гигиены детей, по тому, как они одеты, складывается примерно впечатление по семье. Что ребенком, например, занимаются, он в чистоте живет. А по некоторым детям, к сожалению, так получилось, что это именно дети из мигрантских семей, видно, что детьми занимаются в меньшей степени. Видимо, это еще последствия того, что там много детей. Они, может, не всегда ухоженно выглядит, у них неопрятная одежда где-то. Вот если бы органы опеки занимались бы такими семьями, то даже не дожидаясь ситуации, что ребенок не приходит в школу, возник бы вопрос по содержанию вообще детей. Более того, мы знаем, что все эти семьи многодетные в подавляющем случае и там один из вопросов встанет вообще с соблюдением санпинов…
Но здесь куда более важный вопрос – что с этим делать. То есть, когда у нас есть дети, которые должны быть в школах, а они вроде бы по документам являются гражданами России, но они не в школах, а помогают своим родителям, что с этим делать? И мне на ум пришло сразу несколько стран, ныне нам не дружественных, но там есть практика. Например, в Великобритании в случае, если ребенок без уважительной причины не приходит в школу, сначала там накладывается штраф, по-моему, до 2500 фунтов. А в случае повторного – возникает тюремный срок. Та же самая практика есть в Ирландии, в Греции. В ряде стран на законодательном уровне закрепили уголовную ответственность, что, если родители не соблюдают свои обязанности, а право ребенка на обучение и на посещение школы является обязанностью родителей. И если родители не соблюдают, то тут доходит дело до уголовной ответственности. Что будет у нас, если ребенок из мигрантской семьи не ходит в школу? У меня нет ответа, что здесь будет какие-то серьезные последствия. Ну, поставят на учет. Хорошо. Будет профилактический визит органов опеки. А дальше что? То есть, здесь нет механизма и рычага воздействия, чтобы заставить этих родителей вести своих детей в школу.
А. Баранов:
- А у нас системы штрафов нет?
Д. Асеев:
- Нет, система штрафов есть, безусловно. Я уровень этих штрафов не помню, но знаю, что он совершенно неощутимый. То есть, это невеликая сумма .которая будет мотивировать родителей приводить ребенка в школу. За это время, пока ребенок будет работать на этих оптушечках, они заработают гораздо больше и могут оплатить любой штраф.
Е. Афонина:
- Дмитрий, вы понимаете в чем тут дело. Было много очень громких историй, когда честно исполняющие свои обязанности мамы, работающие из последних сил, зарабатывали деньги, чтобы их ребенок хоть как-то себя чувствовал более-менее приемлемо – я говорю о коренных жителях Российской Федерации – вот к ним приходили органы опеки, детей изымали, потому что там одно не то, другое не то, третье не то. Вот если мы сейчас будем с вами говорить об уголовной ответственности, то что-то мне подсказывает, что коснется это отнюдь не той категории, которую мы с вами сейчас обсуждаем. А опять это будет наказание для коренных граждан Российской Федерации, которые в силу обстоятельств просто не могут уследить за детьми, не могут дать им все, что им необходимо по этим нормам. Это опять коснется наших семей. Это не коснется семей детей мигрантов. К ним не приходят. Туда боятся приходить. Туда органы опеки не приходят, и вы об этом прекрасно знаете.
Д. Асеев:
- Совершенно верно. Но тогда вопрос. Если мы говорим про матерей-одиночек – безусловно, ситуации бывают разные, тяжелые, иногда мама действительно проводит большое количество времени на работе, чтобы ребенка собрать в школу. Но при этом я не верю в ситуацию, если мама-одиночка добросовестно свои обязанности родителя выполняет, она все равно отдаст ребенка в школу. Да, может быть, ребенок не будет в шелках ходить, но он пойдет в школу. Поскольку она понимает, что образование – это будущее ребенка.
Е. Афонина:
- Здесь по совокупности. Здесь не только про школу и не только о школе речь идет. Здесь речь идет вообще о том, в каких условиях пребывает ребенок. Ну, хорошо, ладно. Что нам делать с незнанием русского языка? Ведь сейчас вся эта лавина обрушится в последний месяц, в августе начнутся массовые тестирования, которые покажут чудовищную ситуацию. И дальше что? Вопрос, по-моему, до сих пор не решен – за чей счет, каким образом, куда этих детей? Что дальше?
Д. Асеев:
- Я предлагаю, чтобы на него ответить, идти от противного. Я читал в СМИ, что кто-то из депутатов предложил эту ситуацию решать очень просто. Если дети мигрантов не знают русского языка, надо построить, сформировать определенные учебные центры, так называемые мигрантские центры, где эти дети будут проходить обучение по какой-то специальной программе и т.д.
Почему я начал от противного? У нас дичайшая потребность и нехватка в кадрах педагогов. Педагог, к сожалению, в нашей стране это не самая высокооплачиваемая профессия и профессия с огромным уровнем нагрузки. Мы хотим за наш счет, за бюджетный, еще больше вырвать из системы образования наших детей педагогов и переориентировать их на эти мигрантские центры, где будет особая программа. Вот я, как родитель двоих детей, который сталкивается с системой образования и видит нехватку педагогов, хотел бы я, чтобы у нас в школах стало еще меньше преподавателей? Нет, не хотел бы.
Второй вопрос. Как решить эту проблему? У меня ответа однозначного здесь нет. Единственное, что мне напрашивается в данной ситуации на ум, как в тех пословицах: кто платит, тот и музыку заказывает. Времена ковида показали, что у нас работает система дистанционного обучения, когда можно большую часть людей собрать около компьютера, потратив при этом совершенно небольшие средства и обучать. Я бы предложил в данном случае рассмотреть такой сценарий. Что, если у мигрантских семей стоит вопрос – если дети не выучат русский язык, то вопрос ставится ребром – они не смогут получить образование и вообще вплоть до депортации. Значит, им надо каким-то образом эти знания нагнать. Делаются какие-нибудь онлайн-тренинги, где один преподаватель записывает кучу роликов, обучающих специально…
А. Баранов:
- Да, и они будут сидеть и учиться, да, дистанционно?
Д. Асеев:
- А если через полгода или через год – ну, какой-то срок определить, надо понять, какое время можно для этого дать – если через это время нет никаких тенденций и видно, что за это время ребенок не занимался, ничего не делал и очевидно, что все это время он тратил на той же овощной базе, то здесь вопрос ставить ребром. Если за полгода этого дистанционного обучения у вас нет прогресса, значит, ваши стволовые клетки не готовы встраиваться в организм и надо принимать вопрос о депортации.
Е. Афонина:
- Дмитрий, все это замечательно. Я предлагаю сделать замес, что называется, еще круче. У нас же, да и в Самаре тоже, наверняка есть диаспоры, да.
Д. Асеев:
- Ну…
Е. Афонина:
- Есть диаспоры, конечно. И вот они как раз и должны заниматься какой работой? Культурной работой, а не в политику лезть. Так что нужно предложить диаспорам? Вот вы, уважаемая, какая диаспора? Такой-то страны? Пожалуйста, вот у нас проживает такое-то количество детей мигрантов, выходцев из вашей страны, не знающих русского языка, будьте любезны! Это у вас в уставе записано – заниматься культурой. Вот она, пожалуйста, занимайтесь.
А. Баранов:
- Да, Лен, ну, кто этим будет заниматься?
Е. Афонина:
- А вот дальше встает вопрос…
А. Баранов:
- Господи, да я найду другого руководителя диаспоры, который будет не мешать мне заколачивать бабки…
Е. Афонина:
- Встает вопрос в отношении диаспоры именно этого отделения.
А. Баранов:
- Да не нужен мне ваш русский язык и не буду я его учить здесь. Я не за этим сюда приехал. Мы с этого начали передачу.
Е. Афонина:
- Вот!
А. Баранов:
- Выгонять отсюда – вот и все! Только под страхом депортации всего семейства заставлять их учить язык! Вот и все!
Е. Афонина:
- Подождите. А дальше, собственно, вот то, о чем Дмитрий и сказал. А вот дальше мы единым решением как раз убираем тех, кто не хочет адаптироваться, русский язык изучать не хочет, и плюс к этому смотрим еще и действительно ли эти организации способны выполнять свою непосредственную работу.
А. Баранов:
- Да хватит смотреть уже, господи! Надо хирургией заниматься!
Е. Афонина:
- Хорошо, ладно, хирургией…
А. Баранов:
- Мы вернемся к этой теме.
Е. Афонина:
- Да. Заместитель совета депутатов Октябрьского района Самары Дмитрий Асеев был на связи с нашей студией. Обязательно продолжим наш диалог в следующий раз.
Подписывайтесь на новые выпуски нашего подкаста на любой удобной платформе и слушайте, когда удобно!
