Сергей Лукьяненко: Человечество ждёт киберпанковское будущее. Там контроль и строгие правила
В. Коновалов:
- Сегодня здесь на «Комсомольской правде» Сергей Лукьяненко. В представлениях уже просто не нуждается, я так понимаю. И я, Вячеслав Коновалов, автор и ведущий программ на радио «Россия» и радио «Культура», также волею судеб, что называется ответственный секретарь премии «Слово» - премии Союза писателей России. И об этом мы сегодня с Сергеем тоже поговорим. Но хотелось бы начать наш разговор с чего-нибудь более веселого. Я совсем недавно, Сергей, у тебя прочитал, как перед тем, задать вопрос, тебе один из твоих почитателей, любителей твоей литературы сказал: оцените, пожалуйста… Я не помню, что надо было оценить, но «из глубины вашего возраста оцените, пожалуйста». Я, когда это увидел, хохотал долго по поводу глубины возраста. Это же человек оценивал тебя не с глубины твоего возраста физического, а как бы ментального, ты настолько обозрел, расширил его горизонт, углубил его понятие, что из этой глубины он как раз тебя спрашивал.
С. Лукьяненко:
- Да, разумеется.
В. Коновалов:
- Скажи, как вообще ощущать себя классиком? Тебя не представляют на каких-нибудь фестивалях, говорят: классик русской литературы, классик фантастики, классик, классик, классик. Вообще что такое классик для тебя? Ты сам себя чувствуешь классиком?
С. Лукьяненко:
- Честно говоря, нет. Понимаешь, этот процесс, к счастью, идет очень постепенно, поэтому не бывает такого, что проснулся и вдруг подумал: ух ты, я теперь классик. То есть я понимаю, что да, наверное, это так, но я-то, собственно говоря, все тот же автор, который начинал в 18 лет писать фантастику. В моем сознании-то мне лет 18 и осталось, 20, может быть.
В. Коновалов:
- Когда ты почувствовал момент перехода от начинающего писателя к маститому? Когда ты почувствовал, что ты набил руку, у тебя есть определенный статус, у тебя есть определенное положение в писательском учете? Чтобы можно было выдохнуть: все, я добился того, чего хотел.
С. Лукьяненко:
- Это было несколько, наверное, вещей, которые я писал, и каждый раз у меня возникало ощущение, что я взял какой-то рубеж для себя. Самые первые книги – это «Атомный сон», «Рыцари сорока островов». Потом было несколько других. Каждый раз, когда ты понимаешь, что написана книга не просто очередная, а чем-то для тебя этапная, ты в ней чему-то научился, смог рассказать что-то новое, возникает ощущение перехода рубежа какого-то.
В. Коновалов:
- А у меня по ощущениям, как читателя, я сейчас скажу фразу «человек, который вырос на твоих книгах», это правда, я читаю тебя уже много десятилетий, мне показалось, по крайней мере, мне кажется, что рубеж был это фильм «Ночной дозор». Потому что, когда вышел фильм, это был просто, я даже не знаю, что это такое, это была волна Лукьяненко, которая накрыла всю Российскую Федерацию и прошла туда-обратно, туда-обратно. Не было человека, который не знал больше этого имени. И мне кажется, с этого момента. Я хочу спросить тебя о кино. Насколько кино повлияло на твою известность, с одной стороны? А с другой стороны, насколько кино сейчас влияет на твою жизнь? Ты и кино. Насколько это сейчас понятия близкие по твоему мнению?
С. Лукьяненко:
- На самом деле и до выхода «Ночного дозора» у меня было очень много книг, очень много тиражей. Я помню, что около полумиллиона книг выходило каждый год до выхода фильма «Ночной дозор». Это были издания, новые книжки, переиздание старых. Книги оказались, как это говорят книжники, лонгселлерами, то есть не тем, что вспыхивает и исчезает, а тем, что допечатывается, выпускается снова. Около полумиллиона экземпляров каждый год. После выхода «Дозоров», конечно, больше. Я, честно говоря, особо и не слежу за тем, сколько книг вышло, каких тиражей.
В. Коновалов:
- Сейчас есть что-то такое у тебя в запасе, может быть, что-то уже на стадии подготовки или на стадии выпуска, что может посоревноваться с «Ночными дозорами» по яркости, по впечатлению, по тому, как это накроет или не накроет Россию?
С. Лукьяненко:
- Я не считаю даже, что «Ночной дозор» у меня самая лучшая книга, если честно. Да, мне кажется, есть. Есть несколько киношных проектов, которые сейчас в той или иной степени запущены. Снят пока только один, он выйдет в следующем году, но это такой, скорее, проект, написанный в другой вселенной, уже существующей, это вселенная Смешариков.
В. Коновалов:
- Смешариков?
С. Лукьяненко:
- Да, мне предложили.
В. Коновалов:
- Это неожиданно.
С. Лукьяненко:
- Почему неожиданно? Я вырос на этом мультике. Дело в том, что, когда он начал выходить, у меня как раз дети подрастали, они смотрели все эти серии. Я смотрел, естественно, вместе с ними и очень полюбил этот мультфильм. И когда мне предложили написать сценарий полнометражного мультипликационно-игрового фильма, совместить мультипликацию и кино, это был такой своего рода вызов, причем очень приятный, мне очень хотелось это сделать. И, по-моему, получилось здорово. Фильм снят, сейчас он находится в постпродакшне, как это называется, выйдет в следующем году, по-моему летом где-то следующего года.
В. Коновалов:
- Ждем, дорогие друзья, Лукьяненко и Смешарики летом следующего года.
С. Лукьяненко:
- Да, но это хорошее будет семейное, доброе семейное фантастическое кино, веселое, я думаю, понравится всем. А так есть несколько проектов более серьезных, более глубоких, которые тоже запущены, но там пока я не знаю, когда они состоятся, когда все начнется. Но они есть, и я надеюсь, что они выйдут в следующие годы.
В. Коновалов:
- Часто пишешь о взаимоотношениях сценариста, режиссера и продюсера. Не далее как вчера написал очень интересный разговор. Насколько действительно эти три специалиста, условно говоря, сопрягаются?
С. Лукьяненко:
- На самом деле режиссер, как правило, такой же бесправный человек, как и сценарист, если он, конечно, сам не является продюсером. Потому что кино у нас исключительно продюсерское. Продюсер рискует деньгами, он и принимает решение, как именно, что снимать, как снимать, кто будет снимать, кого снимать.
В. Коновалов:
- Это уникальная наша российская ситуация или всемирная?
С. Лукьяненко:
- Она, в принципе, всемирная, потому что кино – вещь дорогая. Разумеется, режиссеры с именем или сценаристы, писатели с именем имеют какое-то влияние на процесс, но влияние все равно ограничивается волей продюсера так или иначе. Потому что кто вложил деньги, а кино, тем более фантастическое, вещь дорогая, тот и пытается на него повлиять. В этом не было бы ничего плохого, если бы продюсеры, во-первых, реально разбирались в кино, а они не все разбираются, к сожалению, даже те, кто его делают. И, во-вторых, имели бы какую-то немножко, может быть, смелость рисковать, а не делать в очередной раз версию, переснимать какую-нибудь русскую народную сказку или советский мультипликационный фильм. У нас сейчас, например, как вы видите, кинотеатры завалены таким сказочным кино.
В. Коновалов:
- Разные интерпретации русских народных сказок.
С. Лукьяненко:
- Русских и советских сказок. Это хорошо, это прекрасно.
В. Коновалов:
- Но этого недостаточно.
С. Лукьяненко:
- Особенно, когда это делается удачно. Но этого, конечно же, недостаточно.
В. Коновалов:
- В какой ситуации находится сейчас фантастическое кино? Я давно уже не видел российского фантастического кино, от которого бы сделал так: ах! Наверное, со времен бондарчуковского «Обитаемого острова», когда он практически не отступил от Стругацких. Вариации были, но не очень значительные. И я был, как любитель фантастики, любитель Стругацких, просто в восторге именно от того, что удалось сохранить этот дух. Но с тех пор как-то и не получалось ничего.
С. Лукьяненко:
- Я ведь помню, как «Обитаемый остров» поругивали, я сам поругивал, особенно за какие-то отдельные моменты, типа розового танка, который там мелькнул в финале, и так далее. Но сейчас сравнить с основной массой выходящего, и получается, в общем, даже и достойная это была экранизация. Проекты есть, фантастического кино выходит достаточно много, но, как правило, все те проекты, которые хоть чуть-чуть пытаются выбиться за рамки стандартного какого-то кино, перепевки стандартных сюжетов, все это кино сразу становится малобюджетным. Потому что у продюсеров есть такое понимание: это кино сработало, эта тема сыграло, значит, в этом направлении надо делать. Будем повторять то, что уже делалось и принесло прибыль. Понятно, конечно же, что основную и прибыль, и известность, и успех приносят фильмы, проекты неожиданные. Те, которые не похожи на чего-то уже бывшее.
В. Коновалов:
- В этом я с тобой абсолютно согласен. Это прям замечательно. Потому что, если посмотреть, мы как-то пошли в фарватере того, что было протоптано голливудским кино, а там сплошной апокалипсис, страшные годы впереди нас ждут, кровь, смерть, зомби и еще чего-то. Все это обычно снято почему-то в ночи, солнце никогда не восходит.
С. Лукьяненко:
- Это дешевле снимать. Компьютерные эффекты дешевле, когда темно.
В. Коновалов:
- И этот апокалипсис, которому мы сейчас наследуем с Запада, и в фарватере этого апокалипсиса идем, мне тоже как-то наскучил. Я понимаю, что когда-то там «Бегущий по лезвию» было открытием. Извините, 50 лет прошло, уже пора вылезти из этих штанишек. Не только наша, но и мировая кинематография о будущем, фантастика… Ведь фантастика это о будущем. Фантастика в основном, в девяноста случаях из ста, это что-то о будущем, это что-то о том, что нас ждет впереди. Как ты думаешь, что нас ждет впереди?
С. Лукьяненко:
- Хочется сделать прогноз лет на сто вперед, чтобы никто потом не кричал: что вы тут прогнозировали, все не так! Что нас ждет впереди? Собственно говоря, я думаю, что нас ждет, наверное, все-таки, к сожалению, некая версия такого киберпанковского будущего, которое мы сейчас наблюдаем во многих проектах. Это версия нашего мира с достаточно развитыми технологиями - и компьютерными, и биологическими, возможно, даже с какими-то радикальными вещами, которые нам покажутся совершенной фантастикой. Прямое подключение к сетям, к компьютеру.
В. Коновалов:
- Ты думаешь, мы на пороге этого интерфейса — человек-компьютер?
С. Лукьяненко:
- Я думаю, да, мы на пороге. Радикальное какое-то продление жизни, очень значительное, исцеление множества болезней, которые сейчас невозможно вылечить, возможно, печать человеческих органов, их искусственное создание. Все эти вещи, действительно, где-то на пороге создания. Но при всем этом любая развитая технология без должной социальной структуры неизбежно утыкается в необходимость жесткого контроля. И мы получим то, что в киберпанке всегда было. Это мир, где все контролируется, отслеживается, где действует масса каких-то строгих правил. При этом, разумеется, будет существовать огромное количество тех, кто между этими правилами пытается проскользнуть, своего рода хакеров, не только в плане компьютерных хакеров, условно говоря, биохакеры, которые нелегально тебе сделают какую-то перепрошивку организма, и так далее, и так далее. Этот мир, скорее всего, будет. Потому что существующая в мире общественная система, даже если брать китайскую систему, которая все-таки максимально близка к социализму в нашем понимании, но даже она будет вынуждена очень сильно этому соответствовать. Нас ждет что-то похожее на киберпанк. Где-то он будет совсем ужасающим, где-то, надеюсь, у нас и в дружественных странах, таких как Китай, Индия, все-таки Восток всегда немножко был более гибок, в отличие от Европы. У нас, надеюсь, все это будет все-таки как-то помягче и погибче.
В. Коновалов:
- Скажи, пожалуйста, про литературу тогда. В ближайшем обозримом будущем, лет 25, как литература будет меняться? Совсем недавно еще было огромное количество разговоров по поводу того, что пришла электронная книга, она сейчас полностью вытеснит принт, и принт останется прям единичный, как очень дорогой подарок, и так далее, и так далее. Мы видим, что этого не случилось и вряд ли уже случится. Потом появились первые возможности искусственного интеллекта. И все сказали: сейчас искусственный интеллект напишет рассказы, повести, романы и все это заместит. Мы видим, что искусственный интеллект уже развился до определенной стадии, когда можно было бы ему этим, условно говоря, и заняться. Но те попытки, которые были за последние несколько лет, они вялые и не приводили к какому-то успеху. Здесь тоже вряд ли это вообще случится. Как ты думаешь, читать будут вообще? Или все уйдет в картинку? Неслучайный вопрос. Посмотреть на последние фестивали, которые проходят, книжные ярмарки и так далее, премии и прочее, прочее. Постепенно доля визуального, то, что называется комиксы, теперь это обидное слово для тех, кто их пишет, они называются графические романы, они отъедают все большую и большую территорию. Если посмотреть за рубежами Российской Федерации, особенно в азиатских странах, Азиатско-Тихоокеанского региона, то там уже до половины книжных магазинов, а иногда и больше, укомплектован исключительно только визуальным рядом. Те же самые комиксы или графические романы, как угодно назови, то же самое, только в профиль. И постепенно выдавливается. Выдавится визуальное слово или как?
С. Лукьяненко:
- Я думаю, не выдавится. Если посмотреть на то, что происходит сейчас у нас в книгоиздании, у нас вымывается, не до конца, конечно, но вымывается такой средний сектор бумажных книг, массовая бумажная книга, с попыткой какого-то приличного оформления, но все равно на плохонькой бумаге, потому что все надо удешевлять, небрежно вычитанная и так далее. Но при этом идет рост очень дешевых книг, отпечатанных буквально на газетке.
В. Коновалов:
- Это напоминает ситуацию перестроечную, 30 лет назад. Я помню, этими книгами было переполнено всё.
С. Лукьяненко:
- Книжки-минутки.
В. Коновалов:
- Да. На вокзалах особенно и привокзальных площадях.
С. Лукьяненко:
- Это придумали я и Аркадий Кейсер в газете «Казахстанская правда» в свое время, это был наш такой проект, мы его запустили, и он из Казахстана расползся по всему тогда еще СССР. Книжка на сложенной бумаге, без скрепки даже. Смешная была история.
В. Коновалов:
- Даже без скрепки?
С. Лукьяненко:
- Да, первые варианты были именно без скрепки, просто лист, сложенный на 16 страниц, разрезаешь и получаешь такую вот книжоночку.
В. Коновалов:
- Дорогие друзья, если вы не знали, кто стоял у истока этой реки, так вот, Сергей Лукьяненко, его вините. Теперь можно говорить: мы все выросли на его книжках-минутках.
С. Лукьяненко:
- Ну, я был молодой, наивный и не понимал, что это на самом деле серьезный коммерческий проект, я это воспринимал просто как возможность опубликовать несколько рассказов. Так вот, сейчас такая дешевая книжка, она, конечно, будет все-таки в твердой обложке, но она будет максимально удешевлена, она занимает свою долю в дешевых магазинах, в дешевых сетях, в сетях онлайн-торговли. Люди покупают эти книжки, люди по-прежнему читают бумажные, для того чтобы прочитать книгу раз, может быть, кому-то отдать, сказать: почитай, хорошая книжка. А потом она просто рассыплется. В общем, это такое, одноразовое изделие.
Средний сегмент, он вымывается, потому что молодежь активно читает в электронном виде. Люди более старшего поколения либо не имеют достаточно для этого времени и возможностей, либо тоже перешли на электронку. И остается еще сегмент дорогой, хорошо сделанный, элитарные книги.
В. Коновалов:
- Это подарочный такой вариант.
С. Лукьяненко:
- Да, подарочный. Которые выходят тиражами в 1-2 тысячи экземпляров, стоят дорого, но она будет красивая, внутри будут иллюстрации, бумага будет замечательная. То есть книга, которую человек поставит себе на полку, потому что он эту книгу искренне полюбил, и он ее хочет раз в несколько лет, может быть, взять и перечитать. Сейчас идет вот такое расслоение. И я не зря так подробно объясняю. Потому что в книгах, которые создают нейросети, будет происходить нечто подобное, точнее, уже начинает происходить. Вываливается весь средний ряд, средний корпус писателей. То есть те люди, которые писали, и писали очень много, молодежь ухитряется писать по книжке в месяц, а иногда и по две, говорят, некоторые и по три…
В. Коновалов:
- А когда-то Дарью Донцову упрекали в том, что у нее раз в 4 месяца выходит книга. Так это она еще старается, сидит, расписывает…
С. Лукьяненко:
- Да, это старательная работа, старая школа. Молодежь готова и по 4 книжки написать, в электронном виде выпустить, заработать весьма неплохо, потому что читатели есть. Но это будет такой бесконечный сериал, такая жвачка о приключениях. Очень много приключений, никакого особого смысла.
Люди на этом зарабатывают. Это доводит их до нервных срывов, они активно занимаются промоушеном, рекламой, они в рекламу вбивают по половине своих доходов немаленьких. То есть это такой конвейер. И вот этот конвейер, его сожрут нейросетевые книги, они его уже жрут. То есть бывшие эти писатели, у которых уже у самих глазки начинают немножко тускнеть, и они не в силах уже вот так писать, в таком темпе. Это понятно. Даже если пишешь ерунду, это все равно тебе выжигает мозги. И они теперь становятся некими руководителями этих нейросетей. Потому что нейросеть надо кормить заданиями, надо контролировать, иначе у тебя герой будет Вася, а через две страницы он станет Петя, и хорошо еще, если не Маша. То есть нейросеть забывает то, что она писала. Это процесс, который будет контролироваться. А писать книжки от руки будут либо восторженные графоманы, которые получают удовольствие от самого этого процесса, либо то количество писателей, которые действительно составили себе имя, получили такое ядро читательское, и их будут читать, и любую замену на нейросеть читатель почувствует сразу.
В. Коновалов:
- О революциях, кстати говоря. Вот я сейчас слушаю тебя и понимаю, что мы живем в такое время, что происходят тектонические сдвиги везде, в любых областях, мы близки к точке сингулярности. И в литературе в принципе эта сингулярность тоже уже видна, особенно на примере этого года. Я говорю о том, что в Союзе писателей России, который возглавил Владимир Ростиславович Мединский, произошли, прямо скажем, тектонические сдвиги, изменения, и новое правление… Кстати, ты тоже вошел, с чем я тебя еще раз поздравляю, в правление Союза писателей. И то, какие направления сейчас развиваются. Тут и премия «Слово», тут и региональные отделения, тут и всевозможные советы, которые создаются внутри. То есть мы видим реальную работу очень мощную. Ты как оцениваешь вообще приход именно чиновника такого уровня, как руководитель главного и теперь единственного Союза писателей России? Надо вспомнить, что Владимир Ростиславович – это человек, который был министром культуры, и достаточно успешным министром культуры. Это советник президента по культуре. И хороший писатель. Из его романа «Стена» я вынес то, что у нас есть еще такие Дюма, на них можно опереться. Вот эта «Стена» - это такой исторический роман, который меня лично очень обрадовал. Потому что, если чиновники пишут такую литературу (а я надеюсь, что он писал сам, и он говорил, что писал сам), это очень важный момент. То есть пишущий чиновник с очень серьезными связями, с опытом и т.д. Что ожидаешь от него в ближайшем будущем?
С. Лукьяненко:
- Ну, ты своим вопросом у меня снял практически с языка ответ. Потому что я сразу сформулировал так, что сделать вот этот переворот среди писателей… Ну, переворот не в плане просто смены руководства, а в плане изменения всего, скажем так, направления и содержания действий. Сделать такой переворот мог только человек с огромным опытом, успешным опытом чиновничьей работы на культурном фронте. В общем, приход Мединского – это на самом деле огромное благо для Союза писателей, для писателей в целом. Потому что, при всем уважении ко всем своим коллегам – просто писателям, никто из нас не обладает таким опытом именно административной работы. Соответственно, только Мединский, который ухитряется совмещать в себе и писателя, и человека чиновничьего, административного, управленца, только он и может это сделать.
Союз писателей не может существовать так, как он существовал в советское время, потому что изменилась ситуация, ну, просто потому, что появился интернет, и появилась возможность свои тексты публиковать самим. Сила Союза писателей раньше была в том, что он, по сути, контролировал, кто, как, каким тиражом опубликуется. Сейчас это бессмысленно. И Союз писателей не может существовать так, как он существовал в постсоветское время, разбившись на маленькие союзы, потеряв практически все, чем владел, потеряв Литфонд, дома творчества, дачи, поликлиники, в общем, все то, что, собственно говоря, предназначалось для помощи писателям, для какой-то стабильной их жизни. То есть структура должна выстраиваться заново. То есть она, с одной стороны, должна…
В. Коновалов:
- Ну, скорее, наращиваться. Потому что все-таки Николай Федорович Иванов, который возглавлял с 18-го года Союз писателей России, сделал колоссальную работу – то, что он его уберег. Как он его уберег от этих стервятников, которые рвали на части вот это всё, я не знаю, но, я еще раз повторяю, поклон до земли.
С. Лукьяненко:
- Я совершенно соглашусь. Но, для того чтобы действительно нарастить и сделать его современным, тут нужен очень грамотный управленец. Потому что союз должен стать и профсоюзом для писателей, он должен помогать тем, кто стар, кто немощен, кто в творческом кризисе, скажем так. То есть это всё нормальные ситуации, в которых нужна людям помощь. Он должен направлять. Потому что никуда не делась необходимость в слове, которое будет формировать смыслы, важные для государства, для общества. Я не боюсь этого говорить. Да, Союз писателей должен быть проводником смыслов, важных для государства. Потому что государство – это общество, государство – это мы. И союз должен при этом ухитриться существовать как некая и коммерческая структура, которая будет искать и деньги для помощи авторам, и, скажем так, осуществлять какие-то социальные проекты и т.д. То есть тут очень много всего, что должно нараститься вокруг этого костяка, ты правильно сказал, сохраненного, скелет, слава богу, остался, теперь ему нужны мышцы.
В. Коновалов:
- Я упомянул премию «Слово», которая первый раз вручалась в прошлом году, и наградили достойнейших, я считаю. Там, конечно же, и Захар Прилепин, там и Юрий Поляков, там и Проханов, прижизненный классик, и Дмитрий Филиппов, молодой, но очень яркий писатель, который прямо сейчас находится на передовой, сапер. По большому счету, вопросов каких-то серьезных не было. В этом году премия расширяется. Я еще раз напомню нашим радиослушателям о том, что уже 7 номинаций. Здесь добавилось много чего интересного. Я всех отсылаю на сайт премии. Так и называется – премияслово.рф. Посмотрите, это достаточно интересно. Расширился очень значительно, я бы так сказал, углубился состав жюри, в которое ты сейчас входишь и возглавляешь секцию прозы. И много еще каких-то вещей сделано в «Слове», которые действительно важны. Я как ответственный секретарь премии говорю, что работа, может быть, на поверхности особенно и не видна сейчас, но проходят глубокие, такие тектонические процессы, которые в этом году сделают премию окончательной и бесповоротной, и не только по призовому фонду, главной и основной литературной премией в стране.
Тем не менее, хочу тебя спросить. Как ты думаешь, глядя на то, что происходит, что можно было бы сделать еще, чтобы вообще уровень доверия читателя к премии поднять? Потому что мы понимаем, что за то безвременье, когда эти бесконечные премии, где договорнячки, включая даже крупные премии… В «Большой книге» не сменяется академия уже на протяжении 30 лет, и некоторые из год в год получали эту премию. Я знаю писателей, которые 3-4 раза получали «Большую книгу». Ну, особенно для начинающих писателей это бьет им по рукам, здесь все понятно. Что сделать для того, чтобы поднять престиж премий литературных? И что можно было бы сделать, с твоей точки зрения, для того чтобы «Слово» стало окончательно и бесповоротно главной премией, на которую ориентируются все читатели Российской Федерации, чтобы это было знак качества – человек с премией «Слово»?
С. Лукьяненко:
- Главное, конечно, чтобы тексты, которые побеждают, которые награждены, соответствовали вот этому уровню. Только реальное награждение вещей, которые читают, которые затрагивают читателя… Ну, читают не просто как какое-то бойкое развлечение, а читают и осмысливают, которые вызывают споры, которые вызывают реакцию в обществе. Вот награждение таких книг, оно и повышает авторитет премии. Это на самом деле очень сложная задача, но если мы сумеем, если мы справимся, победим в себе желание наградить кого-то хорошего и достойного… Оно ведь тоже, кстати, есть. Ты читаешь – и вроде бы и этот текст хороший, и этот хороший, и думаешь: может быть, вот этому дать, он вроде более симпатичен мне. А так какая разница, и тот текст ничего, и этот.
Вот это, конечно, не нужно. Важно действительно поймать вот этот момент значимости, который действительно книгу превращает в событие года. Если мы несколько раз подряд вот это сможем сделать, сможем поймать книгу, которая действительно сделала весь этот литературный год и потащила за собой новые какие-то направления, смыслы, тогда премия будет уже их и формировать. То есть в 4-5-й раз, увидев хороший, но недооцененный, может быть, прошедший мимо массового читателя роман, премия сможет наградить и уже, по сути, сказать: читайте это. И люди будут читать, если они убедятся несколько раз подряд, что, действительно, побеждают достойные вещи. То есть самое главное, я думаю, сейчас для нас – наступать на горло всяческим собственным симпатиям и антипатиям…
В. Коновалов:
- Ох, как это трудно.
С. Лукьяненко:
- Трудно, но надо наступать и голосовать за те вещи, которые действительно в этом году не в такой какой-то абстракции победили, а стали событием литературным для читателя. Чем честнее и правильнее мы это сможем отследить, тем выше будет авторитет премии, и тогда, действительно, еще несколько лет, и мы сможем сами формировать, по сути, и продвигать правильные книги.
В. Коновалов:
- Спасибо, Сергей, что сегодня был в студии. И до следующей встречи.
