Союз мог бы жить?
Бывший советник Ельцина Сергей Станкевич — о том, что было бы, если б такой встречи не состоялось и таких документов не подписывали? Ни войн, ни крови, ни разрухи, ни перетаскивания Крыма?
И. Емельянов:
- Здравствуйте. На радио «Комсомольская правда» накануне 8 декабря мы вспоминаем события 1991 года. В Беловежской Пуще президенты и лидеры России, Украины и Белоруссии – Ельцин, Кравчук и Шушкевич – подписали Беловежское соглашение, которое фактически положило конец Советскому Союзу. Мы говорим с Сергеем Борисовичем Станкевичем, историком, политологом, независимым экспертом, советником президента Бориса Ельцина в начале 90-х, о том, как это было и к чему это привело.
Сергей Борисович, а что было бы, если бы Беловежского соглашения от 8 декабря 1991 года не случилось? Советский Союз еще прожил бы пару месяцев или, может быть, пару лет?
С. Станкевич:
- Хорошо, что вы такой вопрос поставили. Вот здесь крайне важно представить себе, хоть это и сложно, исторический контекст. Напомню этот контекст. Дело в том, что в марте 1991 года состоялся референдум, который провели 9 республик из 15 входивших в Советский Союз. Только 9 республик.
И. Емельянов:
- О сохранении Советского Союза?
С. Станкевич:
- Не совсем так. Референдум был о том, чего еще нет. То есть, об обновленном Советском Союзе – хотите ли вы жить в обновленном Советском Союзе? – спросили граждан 9 республик. И граждане в 9 республиках сказали – да, в обновленном Советском Союзе мы хотели бы жить.
И. Емельянов:
- Надо напомнить. Что это минус Прибалтика – три республики, минус Грузия и минус Молдавия?
С. Станкевич:
- И минус Армения. Более того, Армения с августа 1990 года к тому времени уже более года вообще провозгласила полную независимость и все, что было союзное на своей территории она объявила своей.
Итак, 9 республик проголосовали за то, чтобы жить в обновленном Союзе. И тут же начали в соответствии с результатами референдума создавать этот обновленный Союз. То есть, начались переговоры о новом Союзном договоре. 9 республик плюс 1, где 1 – это союзный центр. К августу 1991 года новый союзный договор был подготовлен с большими трудами, возникало очень приличное, современное, мощное государство, федеративное. Там были сомнения – федерация или конфедерация? – все-таки федеративное, с общесоюзными налогами. То есть, союзное правительство должно было финансироваться за счет общесоюзных налогов. Это важно. Должен быть и союзный парламент, и союзный президент, и общая армия, и общая внешняя политика, и единая валюта – рубль – обо всем договорились. И все это нужно было подписывать 19 августа 1991 года. Уже процедура подписания была согласована в Кремле, в Георгиевском зале, пригласили дипкорпус, уже договор был парафирован всеми 9 республиками и все главы республик уже собирались лететь в Москву на подписание. К сожалению, произошел вот этот путч злосчастный августовский 1991 года, который провалился в течение трех дней, и что дальше происходило?
А дальше все без исключения восемь республик, которые ранее готовы были подписывать этот новый союзный договор, известили, что они так просто не готовы больше подписывать. Некоторые сказали, что мы вообще знать не знаем, мы теперь вообще самостоятельные государства и начали одна за другой провозглашать независимость полную. Выжидали среднеазиатские республики, но сказали, что у них появились дополнительные условия.
И вот что было делать в этой ситуации России? Есть горячие головы, которые говорят, что нужно было бросить армию, нужно было всем откручивать головы, выламывать руки, нужно было вооруженной силой любой ценой заставить Таджикистан быть в одном государстве с Эстонией. Вы обязаны были это сделать. И если вы это не делали, то вы, дескать, такие-сякие негодяи исторические. На самом деле, делать ничего подобного было нельзя, армия бы не собиралась кидаться от Таджикистана до Эстонии и от Грузии до Молдавии. Поэтому надо было уговаривать. И все уговаривали всех. Лично я облетал все 9 республик, которые хотели подписывать союзный договор, и всех уговаривал – ребята, только не уходите, только оставайтесь с нами, сейчас-то как раз заживем по-новому и красиво и благополучно. Никто не сказал – нет, нет, мы немедленно готовы с вами. Но зато все сказали примерно следующее – дорогие друзья, все, что на нашей территории, все наше, а вот все, что на территории России, особенно в Москве, особенно в закромах бывшей союзной Родины, давайте мы к этому вернемся. Где там наша доля? – сказали нам. И началась совсем другая уже политика в сентябре, октябре и ноябре 1991 года. И эта политика включала следующее. Ведь тогда еще была общая валюта – рубль, да. И во всех этих республиках были свои банки, налички у них было мало, наличка из центра завозилась, но они все начали гонку безналичной рублевой эмиссии. Они начали, как сумасшедшие, выдавать рублевые кредиты. И эти рублевые кредиты могли перемещаться между банками и предъявляться к любым товарам на территории формально единого государства.
И. Емельянов:
- То есть, они стали закупать товары за необеспеченные деньги?
С. Станкевич:
- Все, что можно было скупить, да. выдавали фиктивные кредиты в рублях в любых количествах и все, что можно было скупить за безналичные рубли, бессмысленные абсолютно и пустые, все скупалось. И везде, где можно было что-то обналичить, все обналичивалось. То есть, началась фатальная дезорганизация формально единой экономики и призывать кого-либо остановиться, было безнадежно – все подозревали, что я остановлюсь, а другие продолжат.
И. Емельянов:
- То есть, если бы 7 и 8 декабря 1991 года с этим соглашением не было, то крушение страны произошло бы все равно? Только отсроченное на два-три месяца?
С. Станкевич:
- Вот здесь более сложная ситуация. Я описал ситуацию, которая была перед соглашением. При этом никто, безусловно, не хотел с Россией ничего подписывать. Среднеазиатские республики, которые более-менее медленно созревали для независимости, они готовы были уже только на конфедерацию. Раньше на федерацию, а теперь только на конфедерацию.
И. Емельянов:
- То есть, на равных правах с правом выхода?
С. Станкевич:
- Да, да, с правом выхода и с правом поэксплуатировать наследие Советского Союза, но оставаться хозяевами на своей земле. Вот была их отныне позиция. Тем не менее, я считаю Беловежье ошибкой.
И. Емельянов:
- Почему?
С. Станкевич:
- Я считаю Беловежье ошибкой, и я это говорил президенту тогдашнему Ельцину – кстати, за это меня и не взяли в Беловежье, хотя по профилю я должен был быть там.
И. Емельянов:
- А вы были включены в делегацию.
С. Станкевич:
- Нет, я не был в делегации и не ездил туда. Более того, Ельцин лично сказал, что Станкевича нельзя брать за прогорбачевские симпатии, как он сказал, и за то, что он за Союз. Я на самом деле хотел следующего. Да, к сожалению, происходит распад единый вот этой системы союзной, начиная с экономики, но нельзя признавать это юридически. Вот была моя позиция. Юридически это признавать сейчас нельзя. Да, надо до изнеможения всех уговаривать не торопиться и надо было с каждой республикой в отдельности, если она категорически настаивает на независимости, с каждой республикой в отдельности обсуждать условия признания ее независимости. Чтобы везде был нулевой вариант по гражданству для русскоязычных граждан. Чтобы кое-где оставить военные базы и какие-то иные объекты. И кое-где посмотреть, а везде ли правильно проведены границы? То есть, с каждой республикой надо было отдельно вести переговоры об условиях признания со стороны России. И это важно было для республик, это важный был инструмент. Потому что им для признания, для того, чтобы они могли действовать на международной арене, что-то занимать, какие-то товары закупать, им нужно было признание со стороны России. И вот это надо было использовать. Но, к сожалению, возобладала радикальная немножко точка зрения, что надо ехать в Беловежье и там просто констатировать факт распада. Распад произошел и надо его юридически зафиксировать. Я считаю это ошибочная линия. Надо было не признавать юридически до последнего. Как бы трудно нам тогда ни было.
И. Емельянов:
- Шушкевич, тогдашний глава Белоруссии, вспоминал, что даже собирать в Беловежской Пуще по моему приглашению мы изначально не намеревались принимать решение о выходе из СССР. А Кравчук, тогдашний глава Украины и будущий первый президент Украинской республики, говорил о том, что хотели встретиться без Горбачева и решить вопрос о союзе еще в Ново-Огарево в октябре, но он не говорил о том, что это будет разрыв. То есть, два лидера славянских республик не говорили потом уже в своих воспоминаниях о том, что они ехали в Беловежье, чтобы распустить Союз.
С. Станкевич:
- Замечательно. Вот давайте мы критически отнесемся к этим воспоминаниям. Кравчук это говорил когда, в октябре?
И. Емельянов:
- Нет, он вспоминал про октябрь.
С. Станкевич:
- А что они, пардон, в конце августа и в сентябре приняли в Украине? Они провозгласили полную независимость. И объявили референдум на 1 декабря по независимости.
И. Емельянов:
- Да. И он состоялся. И Украина приняла…
С. Станкевич:
- Да, да, а тут он говорит, что в октябре еще не знал, что ему делать. Пусть Леонид Макарович на том свете меня услышит – я же к нему прилетал тогда. Я же в глаза ему говорил – не уходите ни в коем случае, не торопитесь со своей независимостью. Вы не знаете, чем это все закончится в итоге. И помню, что он мне тогда ответил. А теперь он вспоминает, что в октябре он не хотел. А тут же в августе и в сентябре уже провозгласили независимость и уже назначили референдум, подтверждающий эту независимость. Вот вам и доверие к этим мемуаристам.
И. Емельянов:
- Сергей Борисович, вот я спрашивал вас о том, что было бы, если бы Беловежское соглашение не было подписано, а вы сказали, что отсрочка была бы, но не критичная. То есть, она была бы небольшая. А почему тогда в Беловежье Борис Ельцин не потребовал у Леонида Кравчука пересмотра границ? Почему он не потребовал возврата России Крыма, Донбасса? Ведь Кравчук был на это готов.
С. Станкевич:
- Очередная ложь Леонида Макаровича. Ни к чему он не был готов. Более того, 1 декабря состоялся референдум и в ходе референдума украинцы проголосовали за независимость огромным большинством, и даже на территории Крыма, к сожалению, тоже было проголосовано за независимость. Правда, не такое подавляющее большинство, как в основном по Украине, но тоже было свыше 50% за независимость. После этого говорить о том, что мы, опираясь на волю народа, на что-то претендуем для Украины, это значило немедленно начинать военный конфликт. Напомню, что на терримтории Украины в этот момент было три военных округа. Советских военных округа.
И. Емельянов:
- Крупнейших и очень сильно вооруженных, да.
С. Станкевич:
- Да, с полным комплектом вооружений. С огромным запасом оружия и боеприпасов. И вот нам предлагают предъявить тогда Украине, оказывается, претензии пойти отбирать Крым и броситься тогда в войну. Вот мы имеем перед глазами опыт специальной военной операции и вот прикиньте примерно, как бы это могло тогда это происходить? Кстати, на территории Украины тогда находилось советское ядерное оружие. Понятно, что межконтинентальными ракетами украинцы не могли воспользоваться, но там было свыше 700 тактических ядерных зарядов. Это мины и артиллерийские снаряды в ядерном снаряжении. И они могли ими спокойно стрелять.
И. Емельянов:
- А решение по их передаче Российской Федерации было принято не тогда в Беловежье, а уже позже?
С. Станкевич:
- Конечно, не тогда же. Они полностью располагали вот этими тактическими ядерными зарядами и это был самый опасный момент. И они бы вне всякого сомнения могли бы пустить их в ход. Вот эти обезумевшие какие-то там националисты, которые могли спокойно овладеть этими арсеналами – особой власти на Украине не было – и пустить их в ход. Мы в 1992-м и в бОльшей степени в 1993-м вывозили это тактическое ядерное оружие. Мы его клали на железнодорожные платформы, насыпали сверху уголь и вывозили в таком виде. И только в 1994 году, когда подписывали Будапештский меморандум, тогда уже факт констатировали.
И. Емельянов:
- То есть, сначала вывезли, а потом подписали будапештский документ?
С. Станкевич:
- Да. Тактическое вывозили в первую очередь. Кстати, тогда же договаривались о стратегах – об авиации стратегической.
И. Емельянов:
- Стратегическая авиация тоже базировалась отчасти на Украине?
С. Станкевич:
- В значительной мере на Украине. И летчики поднялись в воздух, перелетели на нашу сторону, сели здесь, отчасти самостоятельно приняв это решение и получили потом здесь квартиры и хорошие заработные платы.
И. Емельянов:
- То есть, когда Кравчук говорит о том, что он обсуждал с Ельциным 7 и 8 декабря в Беловежской Пуще, в том числе, возможность возвращения Крыма России, он, мягко говоря, лукавил?
С. Станкевич:
- Нагло врал. Не мягко говорят лукавит, а просто нагло врет. Ну, сейчас уже в прошлом.
И. Емельянов:
- Ну, сейчас уже не спросишь ни с того, ни с другого. И когда лидер Украины Леонид Кравчук обсуждал с Ельциным условия расхождения республик и возможность создания в будущем СНГ, он подразумевал полную самостоятельность Украины без ядерных вооружений, но с базами флота? Или тогда еще такие подробности не фигурировали?
С. Станкевич:
- В момент Беловежья и сразу после него не фигурировали. Уже позже мы вступили в переговоры и, кстати, это было такое пакетное соглашение. То есть, мы признаем, что Украина начинает самостоятельное существование государственное, но давайте обсудим, как мы дальше будем жить. И тогда встал вопрос о том, что – да, те части, которые находятся военные на территории Украины, могут присягать теперь новому государству. Но при этом никого нельзя заставлять. Те, кто не хотят присягать и переехать в Россию, должны получить полную возможность. Дальше мы там договорились по флоту, что флот остается в Севастополе и что флотские базы не трогают.
И. Емельянов:
- Это было в Беловежье согласовано?
С. Станкевич:
- Это было в принципе упомянуто. Но это все надо было переводить на язык нормативных документов. Вы посмотрите эту декларацию Беловежскую, что там вообще сказано. Там просто это в качестве пожелания было.
И. Емельянов:
- То есть, обозначено контурами?
С. Станкевич:
- Совершенно верно. Это текст на двух страничках. Даже меньше. Поэтому все это надо было переводить на язык нормативных документов и все это делалось, вся эта работа. Действительно, чтобы мы ни в коем случае не схлестнулись тогда. И по счастью, это было сделано. Кстати, с украинской стороны было обещано следующее. Что Крым – это автономная республика с полным набором прав почти практически федеративных. Там не было только права выхода зафиксировано. У Крыма свои налоги, свое правительство, свой президент избираемый там, свой парламент – все это избирается там, по законам Крыма, на его территории. И они имеют свой бюджет, который распределяют. Все это было там зафиксировано. И это рассматривалось, как уступка со стороны Украины, которая позволяет России согласиться с таким существованием Украины. Все это было отобрано у Крыма в 1994 году, когда Россия увязла в чеченской войне – в 1994-95-м.
И. Емельянов:
- Ну, им тогда было легче, да. А верно ли, что тогда первыми ратифицировали Беловежские соглашения парламенты именно Украины и Белоруссии? Через два уже, 10 декабря. 12 декабря Верховный Совет Российской Федерации его ратифицирует. И значительно позже уже это ратифицировали остальные республики, которые потом войдут в СНГ. Это показательно, что именно так произошло? Что те же республики Средней Азии выжидали, а Украина поспешила, ну и тогдашняя Россия тоже поспешила это ратифицировать?
С. Станкевич:
- Что касается России, тут вряд ли можно сказать, что поспешила. Поскольку, естественно, Россия подождала, пока сделают свои шаги Украина и Белоруссия, чтобы не быть первой. А дальше продолжать выжидать означало, что могут отозвать свои подписи Белоруссия и Украина, но здесь важный момент. Отозвать не для того, чтобы воссоединиться, а отозвать для того, чтобы какие-то претензии предъявить. Кстати, претензии потом посыпались. И даже вот выжидание остальных республик не надо трактовать так, что они были готовы раскрыть братские объятия. Вовсе нет. Именно по этой причине – все, что на нашей территории, все наше, а все, что на территории России, это создавалось общими усилиями и давайте мы тщательно к этому присмотримся. Более того, появился этот нарратив, что нас веками угнетали, нас обижали, нас недофинансировали, мы кормили центр имперский и давайте мы вернемся к этому вопросу и здесь восстановим какую-то справедливость. Нам должны компенсации выплатить. То есть, там разные настроения ходили по этому поводу и, к сожалению, вот надо было подписывать союзный договор, прекрасно согласованный, невероятным трудом созданный и который должны были подписать в августе 1991 года. Это была единственная реальная возможность сохранить союзную государственность. Сейчас бы этот союз, если бы он тогда был создан, был бы сильнее, чем Европейский союз. Прекрасный был бы Евразийский союз. Эту возможность мы утратили, а дальше это были попытки достаточно я бы сказал энергичные, может быть, не во всем успешные, но все-таки минимизировать ущерб. Ущерб уже был очевиден. Мы союзную государственность в этот момент уже потеряли, но надо было не все потерять. Надо было ограничивать ущерб по возможности. И надо было избежать явных рисков – типа ядерного оружия расползания и т.д. Вот этим и занималось тогда российское государство.
И. Емельянов:
- Сергей Борисович, как вы полагаете, а вот после заключения Беловежского соглашения лидеры республик, как минимум двое из трех, говорили, что они тогда, в декабре 91-го, предотвратили кровавый распад Советского Союза. Они говорили, что они этим соглашением не дали пролиться крови на территории бывшего Советского Союза. Может быть, они просто отложили этот кровавый распад? Ведь потом все равно были и карабахские войны, и Молдавия, и Приднестровье, и Таджикистан, и Грузия с Абхазией. Это же все случилось, только немножко позже.
С. Станкевич:
- Когда вы говорите они – это кто так говорил, что он предотвратил?
И. Емельянов:
- Ну, об этом говорил Кравчук-то точно.
С. Станкевич:
- Ну, повторю свое отношение к Кравчуку. Мне довелось с ним достаточно плотно общаться, я несколько раз по поручению президента летал к нему. Кстати, к нему даже не пропускали, там был замечательный такой народный РУХ Украины, они занимали зал, который был перед кабинетом президента Украины, и они сначала говорили так. Вот вы прилетели, вы сначала нам расскажите, что вы там этому Кравчуку – мы ему не доверяем – хотите сказать и мы посмотрим, допускать ли вашу беседу или нет.
И. Емельянов:
- Это было в какое время? Это до Беловежья или уже после?
С. Станкевич:
- Это еще до Беловежья было. Ну, после Беловежья он немножко осмелел, заматерел в своем статусе, но все равно все эти беседы никаким образом примиряющими не были. Он тоже был в эйфории самозахвата союзного наследия, как и все республики тогда были в эйфории самозахвата союзного наследия. Их позиция была такая, что мы были вместе и вы нас угнетали, потому что это вы затеяли строить коммунизм и строительство коммунизма было единственным, что нас объединяло. Если мы больше вместе с не строим коммунизм, то давайте мы пересмотрим все наши прежние отношения и вспомним, как вы нас угнетали в разное время. Поэтому вот потом, задним числом, в своих мемуарах все, конечно, были сторонниками. Но я свидетельствую, как прямой участник событий, что был один только из девяти республик, в одно месте, точнее, в двух, где сказали – да, мы готовы быть рядом с Москвой и даже в федеративном союзе с ней. Это был Назарбаев в Казахстане – он это лично сказал и просил передать Борису Николаевичу, что даже если нужно будет федеративное ядро создавать вдвоем, я готов вдвоем с ним создавать федеративное ядро. Это была позиция Назарбаева, в Алма-Ате мы тогда с ним встречались. И еще была позиция Аскара Акаева, лидера Киргизии – не буквально теми же словами, но примерно такая же, что мы готовы так или иначе быть очень рядом с Россией. Все остальные кричали, что они независимые и не смейте нами командовать.
И. Емельянов:
- А то, что мы расходимся мирно и крови не будет, это же имелось в виду? Но в итоге произошло не так, к сожалению.
С. Станкевич:
- А кому нужна была кровь? Что, Россия должна была армию посылать? Вспомните состояние тогдашней армии. Причем, это состояние было достигнуто еще при советской власти. Все эти проблемы упали на голову российской власти, только что сформированной, кстати, президент был избран всего лишь в июне 1991 года. А через два месяца на его голову уже все это обрушилось, вся эта ответственность. Так вот, армия точно не выполнила бы все эти приказы – идти и наводить кровавым образом непонятно какой теперь порядок. Поэтому угроза крови была только одна. Во всех этих республиках были внутренние проблемы. И внутренние конфликты, чреватые гражданской войной. Напомню, что вы Приднестровье здесь упомянули, и оно полыхнуло еще в рамках Советского Союза. Карабах и все, что с ним связано, был с 1988 года. И в Грузии конфликты с Абхазией и Южной Осетией затевал еще Гамсахурдия, когда не успел стать президентом, а потом он быстро стал президентом. Все это уже было у них, внутри их республик. Гражданская война в Таджикистане полыхнула немедленно практически, поскольку там подняли голову исламисты и попытались захватить власть. И вся эта так называемая кровь, которая всем угрожала, ее риск и опасность была внутри этих республик в бОльшей мере, а Россия никому военной силой угрожать не собиралась.
И. Емельянов:
- Значит ли это, что невозможность выхода из ситуации, кроме как заключить подобное соглашение, которое было подписано в Беловежье, она просто подталкивала лидеров трех крупных славянских республик, к тому, чтобы сделать именно так, как они сделали в декабре 1991-го. То есть, других вариантов не было, союзный договор уже был аннулирован?
С. Станкевич:
- Не согласен с этим. Поэтому и не полетел туда в итоге. Я описываю реальную сложность ситуации. Но надо было сцепить зубы и сколько было малейшей возможности юридически это не признавать. Да, по факту распадалось единое Союзное государство, но признавать это юридически нельзя было вот так, единым махом. В то время надо было тянуть столько, сколько можно и с каждой республикой договариваться отдельно о признании ее независимости.
И. Емельянов:
- А кто это должен был делать? Горбачев или Ельцин?
С. Станкевич:
- Моя-то идея была, что это должны оба делать. То есть, как раз в этот момент, сколько бы они друг друга ни ненавидели, а их персональный конфликт очень плохую роль сыграл, вот должен был тогда возникнуть тандем Горбачева и Ельцина. У Горбачева оставалась еще такая аура союзного президента и его меньше боялись. А Ельцина, очень усиливавшегося, республики боялись. Поэтому они вдвоем должны были заниматься этой важной работой и постараться все, что можно сохранить, сохранять. Или по крайней мере действовать в пользу того, чтобы Россия получала какие-то возможности дополнительные в торге с каждой республикой.
И. Емельянов:
- То есть, тот проект ССГ, который имелся еще 14 ноября, которые в принципе согласовали главы семи из двенадцати союзных республик – Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан – и Горбачев. Вот на основе этого еще могла бы сохраниться страна даже к началу декабря 1991 года?
С. Станкевич:
- К сожалению, не могу это подтвердить, потому что этот ССГ в том виде, в каком он был согласован предварительно, это была очень слабая конфедерация, на которую готов был идти Горбачев, но которая России была невыгодна. Это была бы система коллективного доения России без всяких обязательств со стороны ее партнеров. Не очень был удачный договор. Хотя любую активность в этом направлении можно приветствовать вроде бы, но договор был неудачен. Почему? Потому что действовали в одиночку. Ельцин сам по себе, а Горбачев сам по себе. И постоянно друг друга подозревая. Вот если бы они вдвоем работали, по единой согласованной программе, у них бы получилось гораздо больше. А порознь получилось только то, что получилось.
И. Емельянов:
- Хорошо. Ну и завершающий вопрос. Всегда историки не любят сослагательного наклонения, но, если Ельцин, Кравчук и Шушкевич в Беловежье 7 и 8 декабря 1991 года, поговорив о поставках энергоносителей из России в две союзные республики, только на этом и завершают свои переговоры и предполагают, что потом они соберутся ближе к концу 1991 года вместе с лидерами других республик и решат, как им быть дальше, то мы входим в 1992 год без того, что спущен красный флаг с Кремля, страны нет. Вот так было бы. Или нет?
С. Станкевич:
- Если говорить о желаемом, то по максимуму если бы они поработали, то три славянские республики могли бы подписать договор, такой предсоюзный, и заявить о том, что мы, три славянские республики, братские, соединенные общей судьбой на этой территории, мы готовы создать новое федеративное государство. Мы образуем федеративное ядро, а остальным предлагаем переговоры об условиях их присоединения к этому славянскому государству. Вот такой документ я бы приветствовал.
И. Емельянов:
- А это было бы реально?
С. Станкевич:
- Абсолютно реально, почему нет. Тогда все было реально. Все было в их руках. Вот бывают такие моменты в истории, когда это было бы абсолютно реально. И первый, кто присоединился бы, был Казахстан, возглавлявшийся тогда Назарбаевым. Он, кстати, опасался того, что будет что-то создаваться без них, а он останется с такой республикой,в которой свыше половины русских.
И. Емельянов:
- Да, почти вариант Солженицына.
С. Станкевич:
- Поэтому он бы присоединился. Это был реальный вариант. Или, по крайней мере, они бы могли поговорить об энергетике и расстаться, и взять паузу на подумать. Тоже был хороший вариант. Точнее, хуже, но тоже приличный. А сразу констатировать смерть в этот момент Союза, в декабре, я считаю это ошибкой. Ну, может быть, отчасти во мне работает такое ретроспективное впечатление. Вот сейчас, с высоты прошедших 35 лет, дескать, вам всем виднее задним числом. Может быть. Но я и тогда был убежден, что подписывать ни в коем случае нельзя никакое юридическое признание.
И. Емельянов:
- Спасибо. На радио «Комсомольская правда» с Сергеем Станкевичем, историком, политологом, независимым экспертом, в начале 90-х советником президента России Бориса Ельцина, мы говорили о Беловежских соглашениях декабря 1991 года. Спасибо большое.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью.
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp
