Юрий Грымов - как не оскорбить верующих, почему нельзя обижаться на «Мастера и Маргариту» и за что в США запретили фильм режиссера

Режиссер Юрий Грымов
В эфире Радио «Комсомольская правда» режиссер, художественный руководитель театра «Модерн» Юрий Грымов - про то, как защитить театр от «бдительных граждан» и при этом не оскорбить верующих, почему нельзя обижаться на новый фильм про «Мастера и Маргариту», за что в США запретили его кинокартину и нужно ли прощать уехавших из страны деятелей искусства

В. Ворсобин:

- У нас в гостях Юрий Грымов, режиссер, продюсер, художественный руководитель театра «Модерн». В беспокойное время живем. Именно в это время границы между культурой и политикой стираются. Что можно сейчас ставить, петь, творить, а что нельзя. У вас появились какие-то самоограничения после начала СВО?

Ю. Грымов:

- У меня ограничения появились с самого начала – от моих родителей. Мне кажется, что вопрос воспитания, такта и традиций закладывается семьей. А потом – образованием. Любые рамки ставит сам себе творец. Никто больше.

В. Ворсобин:

- Это самоцензура?

Ю. Грымов:

- Как угодно можете называть. Некие рамки. Мы же с вами млекопитающие, если мы не будем рассуждать, становиться лучше, заниматься культурой, мы останемся млекопитающими. А для того, чтобы быть человеком, нужно жить в культурной среде. Я имею в виду традиции, те же законы. В основном культура заставляет нас и пытается сделать нас лучше, чтобы мы были людьми. Мы не люди, мы – млекопитающие, мы становимся человеком. Это еще говорил прекрасный философ Мамардашвили.

Поэтому я не вижу каких-то таких ограничений. Я уже сколько лет руковожу государственным театром «Модерн», общаясь с Департаментом культуры Москвы, я не вижу, что есть какие-то рекомендации или что-то. Я несколько лет делал трилогию «Антихрист и Христос», «Петр Первый», сейчас вышел «Иуда». Делаем новую постановку по Коэльо «Вероника решает умереть». Я очень рад, что мы это делаем даже на свои деньги, не на бюджетные. Вы приходите ко мне в театр, покупаете билет, деньги остаются в театре, это уходит не только на премии, зарплаты актеров, но и на убранство театра. Мы купили рояль потрясающий японский. И на новые постановки. Мы свободны выбирать, что мы хотим делать.

В. Ворсобин:

- Я уверен, что никаких бумаг сверху не спускается. Но есть ощущение, если раньше каких-то тем было можно касаться, сейчас лучше не стоит.

Ю. Грымов:

- Один знакомый моего знакомого воевал на СВО, сказал потрясающие слова. К сожалению, он погиб, это осталось только написанным в письме. Он сказал, что сейчас время не для веселья, а для радости, для конструктивной радости. Радость – это содержательная вещь. Это как счастье. Если мы будем обсуждать счастье, мы наткнемся на одинаковое с вами понятие о счастье. Мы будем говорить про семью, здоровье близких и так далее. Театр – то место, где возможно рассуждать и радоваться тому, что ты понимаешь, что сказано на сцене. А для меня театр «Модерн» и то, что я делаю в фильмах, в театре, это высказывание. Поэтому любой наш спектакль мы долго обсуждаем, какой радостью, какой мыслью мы хотим поделиться с нашим зрителем.

В. Ворсобин:

- Почему выбираете такие совсем древние времена?

Ю. Грымов:

- У нас идут 90-е годы – «Nirvana». Курт Кобейн, лидер группы. Нет такой цели – делать что-то старое или делать современное. Вопрос – чтобы это откликалось у нас. Грань между антихристом и Христом в современном мире размылась. Люди перешли на сторону антихриста и забыли об этом. Если вы сегодня перешли на эту сторону антихриста и вдруг опомнились, то, что мы называем раскаянием, вернулись обратно, то сегодня, читая сводку новостей, я иногда думаю, что люди забыли, на чьей они стороне.

В. Ворсобин:

- Сейчас такие времена, очень много обижающихся. Ставите «Иуду».

Ю. Грымов:

- Если бы я боялся, я бы не сидел здесь в студии и не давал интервью. Я абсолютно искренне верю в то, что я делаю. Мои помыслы всегда светлые. Я хочу поделиться своими мыслями, страхами, надеждами со зрителем. То, что делал в кино, сейчас делаю в театре. И этой идеологии придерживаются мои актеры в театре «Модерн». И «Петр Первый» непростая тема. Мы, наверное, первые, кто рассказали историческую правду про Петра Первого. Это не романтический герой, это довольно жесткий человек, реформа церкви. Он объединил государство и церковь, назвал себя Патриархом. Потерять жену к концу жизни, казнить лично сына. И мы это рассказываем очень ярко, с ролью прекрасно справился великий Юрий Анпилогов. Это прямо его роль. Большое полотно про 1600-й год. И 1500 год – это Леонардо да Винчи. «Иуда» - понятно, что это 34 год, две тысячи лет назад.

Если вы говорите о том, что кто-то может обидеться, этого практически никогда не было в моей практике. Потому что мы очень долго готовимся. Те же консультации, которые мы получаем у историков, из литературы, архивов Российской Федерации, так вот, на спектакль «Иуда» приходило уже много священников большого чина. Был даже Павел Великанов, богослов, который очень хорошо отозвался, поздравил с победой. Я рад, что священники заметили то, ради чего я ставил. Он сказал: низкий поклон, что вы показали, что Христос – человек, не миф, не сказка, не легенда красивая. Это человек.

Трилогию мы заканчиваем спектаклем «Иуда», хотя разговор идет про Христа. И мы не трогаем Евангелие. Потому что это более поздняя история событий того, что случилось в Иудее. Многие политики приходили и говорили: вы в следующий раз скажите, когда будете что-то делать, потому что мы же говорим про Иудею. Там звучит фраза – «Это проклятая земля». Это говорит Понтий Пилат. Это звучит сейчас совсем по-другому. Это уже не сказка - Понтий Пилат, это наместник, руководитель всего этого миропорядка. И Христос не призывал к открытому бунту. Понтий Пилат не собирался его убивать. Это случилось на Пасху, что грех. Об этом спектакль «Иуда».

В. Ворсобин:

- У вас есть спектакль, посвященный Нюрнбергскому процессу, «Цветы нам не нужны». Тоже очень тонкая тема.

Ю. Грымов:

- Это важный для нас спектакль. Мы его выпустили в июне того года. Я впервые откладывал спектакль два раза. Мы продавали три зала и три раза мы переносили дату премьеры. Этого никогда у нас не было. Но мы выпустили 24 июня, в конце сезона. В спектакле говорится о Нюрнбергском процессе, о фашизме, о предательстве перед своим народом. И потом 20 лет тюрьмы Шпандау. Мы назначаем премьеру, 24 июня в сторону Москвы идет Пригожин. Мы прочитали в новостях, что в сторону Москвы идут вооруженные люди.

Это напряжение. Бунт Пригожина. Ничего непонятно, факт есть, а что происходит и зачем это делается – непонятно. Все переживали. Те люди, которые должны были прийти на премьеру, ввиду своих прямых обязанностей, я имею в виду политиков и силовиков, они мне писали сообщения: в другой раз. Понятно, что они все остались на работе. Первый акт заканчивается очень искренним молебном в тюрьме Шпандау, потому что назревает Карибский кризис. Капеллан, заключенные, русские, французские, американские охранники. Первый акт заканчивается молебном, чтобы все это остановилось. И Пригожин отвернул.

В. Ворсобин:

- Вы связываете эти два события?

Ю. Грымов:

- Да, конечно. Потому что, если вы увидите спектакль, вы поймете, как это происходит на сцене, через что проходят люди, чтобы не было войны, чтобы ни Америка, ни Россия не нажали атомную кнопку.

В. Ворсобин:

- Когда вы готовите спектакли на такие тонкие и обсуждаемые темы, вы страхуетесь от очень внимательных людей?

Ю. Грымов:

- Нас страхуют знания.

В. Ворсобин:

- Есть у нас Екатерина Мизулина, еще несколько персонажей, которые очень внимательно тестируют контент. И в любом подозрительном случае идет бумага, волна в СМИ. Как вы от этого уворачиваетесь?

Ю. Грымов:

- Знания – это не мои оголтелые высказывания, под которыми нет ничего. Я изучил лично все труды Нюрнбергского процесса. Это самое главное событие ХХ века. К сожалению, его немножко зажевали со временем. Я очень рад, что так совпало, что уже после премьеры спектакля «Цветы нам не нужны» в послании президента было сказано о том, что врага надо знать в лицо. В школе уделить внимание изучению, что есть фашизм. Мы это очень хорошо показываем в спектакле. И это правда, это не художественный вымысел, это большая работа, архивы, большое количество мемуаров, которые остались после этих событий.

Поэтому тот человек, который будет посвящен в эту тему лучше меня (а это невозможно, это годы, это не мое желание или случайное слово в эфире), то это большая работа и историков, и литературная часть, все это вымеряется, плюс подготовка самих актеров, которые в это погружаются. И если кто-то хочет увидеть какую-то соринку в нашем глазу, ну, давайте.

В. Ворсобин:

- А они полезны для общества, эти люди, которые ищут соринку?

Ю. Грымов:

- Послушайте, они всегда есть.

В. Ворсобин:

- Они полезны или нет?

Ю. Грымов:

- Полезны, если это конструктивно, если вы общаетесь на своем уровне. Что я имею в виду? Пообщайтесь на уровне своих знаний. И когда вы оперируете точными цифрами, знанием истории, то я буду благодарен. Более того, делая спектакль «Цветы нам не нужны» в «Модерне», я нашел последнего охранника, который охранял Гесса, который сидел пожизненно (второй человек после Гитлера). Он был у нас, он консультировал нас по военной амуниции. Это один из лучших экспертов по военной амуниции. Более того, пришел еще один охранник, я его не знал, и он оставил записку, что готов со мной встретиться, пообщаться. Понимаете, есть люди, которые помнят того же Гесса. И он очень много мне и актерам рассказал, как это все было.

В. Ворсобин:

- Слушая вас, я понимаю, что, наверное, они полезны, потому что они заставляют творцов быть более подготовленными, более глубокими.

Ю. Грымов:

- Творцов заставляет быть подготовленными воспитание. Я сказал вначале, что все равно всё от родителей. Если мне заложили некую ответственность… Есть прекрасная фраза (не помню кого, будем считать, что это моя) – любой поступок, совершенный публично, это педагогика. Поэтому если кто-то хочет сказать, что у меня что-то есть неточное в моих картинах или спектаклях, почему нет? Вы же имеете право высказаться. Я читаю, что зрители пишут в соцсетях, на Яндексе. Это ваше право. Давайте договоримся так, что мы будем максимально честны, и наше мнение будет базироваться не на эмоциональном фоне (я так вижу), а на знании. Запрос «я так вижу» базируется на знаниях и на желании поделиться важным.

В. Ворсобин:

- Юрий, я отдаю вам должное, вы очень дипломатичны. Вы так и не сказали, как вы относитесь к Мизулиной.

Ю. Грымов:

- Я незнаком с этим человеком.

В. Ворсобин:

- Вы не знаете ее?

Ю. Грымов:

- Ну, я фамилию слышал, но я не слежу за этим.

В. Ворсобин:

- Ваши коллеги имеют такие же истории, связанные с тем, что они что-то делают, творят, а к ним приходят и говорят: вы делаете плохое, вы делаете антинародное. Как быть с этим?

Ю. Грымов:

- У меня в биографии такого не было. Если кто-то хочет такой диалог со мной, я к нему всегда открыт. Ведь театр, тем более государственный театр, к этому предрасположен, к диалогу. Но я не слежу за какими-то отдельными политическими личностями. Потому что искусство и осмысление той же политики… У нас идет спектакль «Юлий Цезарь» Шекспира. Единственный театр, где идет в мире, так это у нас. Это большая ответственность. В России этот спектакль поставили только два режиссера. «Юлий Цезарь» был запрещен в СССР.

В. Ворсобин:

- Почему?

Ю. Грымов:

- Ну, это же разговор про политиков. А политики – это не Дед Мороз, это жесткие люди, это алчность, это предательство, в конце концов, это убийство Юлия Цезаря. И у нас этот спектакль идет на аншлагах уже четыре года. Люди приходят, приходят политики. К чему я говорю? К тому, что тот же Шекспир, «Юлий Цезарь» или «Цветы нам не нужны» - это обобщение. С одной стороны, это Юлий Цезарь, но это просто про власть. И самое важное, в спектакле «Юлий Цезарь» мы говорим о народе, кто такой народ, как народ воспринимает Юлия Цезаря, как он воспринимает Брута или Кассия. Понимаете, про что я говорю?

В. Ворсобин:

- Я понимаю.

Ю. Грымов:

- И как народ перекрашивается быстро.

В. Ворсобин:

- Я еще понял, что чем дальше во времени загнать сценарий, тем безопаснее.

Ю. Грымов:

- Нет, почему?

В. Ворсобин:

- Ну, потому что это давно было, и ничего личного.

Ю. Грымов:

- Безопасность от кого?

В. Ворсобин:

- От политизированных критиков. То, что вас обвинят в том, что вы льете воду на чью-то мельницу.

Ю. Грымов:

- Давайте обратимся к тому, что было. Ни разу этого не было за столько лет. И мы выпустили спектакль «Война и мир» вместе с хором имени Свешникова, поет живой хор. Вы бы видели, выходят молодые ребята, такие современные, с дредами, татиуровками, и говорят: это про нас, про русских. Но это написал Толстой, вы понимаете, когда?

В. Ворсобин:

- Да, великие произведения всегда современны.

Ю. Грымов:

- Потому что они откликаются в сегодняшнем человеке. Дело не в том, чтобы взять произведения и из кринолина их переодеть в джинсы. Это же очень просто, но это не работает. Вопрос в том, откликается ли эта тема у вас или не откликается. Поэтому я рад, что театр «Модерн» работает, и мы играем 36 спектаклей в месяц, и все на аншлагах. Сейчас я ставлю Коэльо, «Вероника решает умереть». Это самое жизнерадостное, жизнеутверждающее произведение у Коэльо. И это отнимает много времени, чтобы опять кто-то не сказал, что так не бывает в дурдоме.

В. Ворсобин:

- А вообще, получить срок за слово… Ведь в последние годы это все больше и больше распространено. Как художник вы как на это смотрите?

Ю. Грымов:

- У меня был фильм, лет 15 назад я делал фильм «Чужие». Его запретили в США. Почему? Потому что я высказывался на тему, что любую культуру можно сломать через колено. И как американские а-ля «Врачи без границ» вмешивались в мусульманскую часть Африки. Эти события были, и на этой теме я сделал фильм еще до конфликта в Америке. Потому что я сам работал в США в 1992 году, я видел, как можно исказить историю, как можно препарировать культуру и сказать, что она ужасна. Наполеон сказал прекрасные слова: «Я бы очень хотел удивить парижан, для этого я готов жениться на Богоматери». Вы понимаете, что это невозможно сказать устами русского человека? Мы можем за это осуждать Наполеона? Думаю, что нет. Я считаю, что вообще человека надо оценивать не за слово, а за поступок. То, что общее бла-бла-бла, то, что мы в соцсетях иногда видим, это бывает катастрофическим. Я это не воспринимаю. Поэтому я соцсети в своей жизни минимизировал, потому что это неавторитетное мнение, некомпетентное мнение, хотя это тоже часть средств массовой информации. То, что вы у меня пытаетесь спросить, я, правда, многое не избегаю, просто у меня не хватает на это сил, чтобы быть в курсе всего.

В. Ворсобин:

- Пару лет назад в нашем эфире вы говорили, что нет ничего более банального, чем ставить в театре «Мастера и Маргариту».

Ю. Грымов:

- Я так говорил?

В. Ворсобин:

- Да. Сейчас «Мастер и Маргарита» на слуху.

Ю. Грымов:

- Ну фильм, пиар-кампания.

В. Ворсобин:

- То, что сейчас происходит, это пиар-кампания?

Ю. Грымов:

- Всегда пиар-кампания. Это же большие деньги. Есть хороший фильм «Барби». Помните, как все себя перекрашивали в виде Барби, Кенов? Это прекрасный маркетинговый ход. Поэтому любые скандалы, любой разговор о фильме… Помните фразу – любое упоминание, кроме некролога, это хорошо? Я считаю, что информация, пиар, для фильма это важно, потому что это скоротечный товар, он быстро портится. Если они не соберут деньги за первый уикенд, не соберут за две недели весь бокс-офис, то есть деньги, то все закончится. В театре в этом отношении легче. Потому что театр – это долгоиграющая история. Мы играем в театре «Модерн» каждый спектакль два раза в месяц. И спектакль (не в театре «Модерн», а в РАМТе) «Цветы для Элджернона» по Кизу идет уже 11 лет, некоторые спектакли идут по 7-8 лет. А в кино, если вы сразу не собрали большие деньги, то попали на серьезные средства, которые инвестировали в это кино.

В. Ворсобин:

- Они взяли первое место.

Ю. Грымов:

- Я вам скажу такую вещь. В первый уикенд «Мастера и Маргариты», знаете, кто заработал, и благодаря кому? Булгакову. Написано: «Мастер и Маргарита», Булгаков. Вы фильм не видели, а уже пошли. На кого пошли?

В. Ворсобин:

- На Булгакова.

Ю. Грымов:

- Кто первые деньги заработал? Булгаков. У меня есть фраза, которую я даже написал в своей книге, на титуле: не бывает массовой культуры, бывает массовое бескультурье. Поэтому я посмотрю и сделаю свой вывод. Я смотрю какие-то фильмы шумные, но, скажу вам честно, после двух фильмов – «Оппенгеймер» и «Барби», я все-таки решил вернуться. Я на днях уже буду вести переговоры с одной большой киноплатформой. Я все-таки думаю вернуться в кино. Я все-таки понял, что большое кино существует.

В. Ворсобин:

- Вы сказали, что «Мастер и Маргарита», сейчас такой скандал, он идет, конечно, на пользу сборам и т.д. Депутат Госдумы Николай Бурляев заявил, что этот фильм опасен для России, что эти 1 млрд. 200 млн. рублей потрачены не только зря, но и против России, что это вообще утверждение сатанизма и пр. Ну, Бурляев имеет свою известную позицию, но к нему присоединилось очень много людей. Вы помните, как это было с фильмом «Матильда»?

Ю. Грымов:

- Я не видел фильм «Мастер и Маргарита», поэтому мне трудно говорить. Николай Бурляев, я его очень хорошо знаю, это прекрасный актер, мы с ним сколько раз общались. Ну, великий актер, очень сильно переживающий за отечественный кинематограф. Вот вы сказали про «Матильду». Я в свое время даже написал заметку такую и в соцсетях у себя выкладывал. Потому что этот фильм меня тоже возмутил очень сильно. Потому что так нельзя обращаться с людьми, за которыми стоит история. И когда мы с вами говорили про мои спектакли, что мы очень скрупулезно – буквы, запятые, факты, никакой отсебятины, потому что за этим стоит человеческая жизнь тех, про кого мы рассказываем. Так вот, я вам напомню, что меня в «Матильде» прямо возмутило. Когда Матильда лежит обнаженная в постели, она была прикрыта, помните, чем? Горностаевой мантией. Вы понимаете, что это символ власти – скипетр, держава, мантия? Так могло быть? Нет. Потому что император, человек, который воспитан в России, он воспитан на определенных духовных скрепах, вере, в конце концов. Не может лежать женщина под мантией…

В. Ворсобин:

- А вот так влезать в фильм со своим представлением об империи…

Ю. Грымов:

- В этом есть сила художника. Но только кто-то ошибается. Мне фильм «Матильда» не понравился. То, что «Мастер и Маргарита» вызывает какие-то вопросы, наверное, это естественно. Опять же, я не видел. И тема очень зыбкая. «Мастер и Маргарита» - очень тяжелая тема.

В. Ворсобин:

- Навет на Советский Союз, антисоветский… Хотя Булгаков сам по себе антисоветский писатель.

Ю. Грымов:

- Ну, я бы поспорил по поводу того, что антисоветский писатель. Кто продюсировал Булгакова? Сталин.

В. Ворсобин:

- Каприз Сталина. Он гениев не трогал.

Ю. Грымов:

- Правильно, но он же фактически сломал потом судьбу, в том числе и Булгакова, который ожидал звонка от Сталина, и ничего этого не было. Но «Белую гвардию» кто написал? Булгаков. Кто заказчик был? Сталин. Сталин посмотрел во МХАТе «Белую гвардию» десять раз. Поэтому я бы не стал говорить по поводу антисоветчины. Вопрос баланса. Мы с вами говорили про спектакль «Цветы нам не нужны», про фашистов, про абсолютное зло. Даже людьми их трудно назвать. Я человек православный, и этот вопрос меня тоже долго мучил, и были разговоры в РПЦ и со многими людьми – надо ли дьявола (ну, искусителя) изображать в храме на сводах или на иконах? Ответ, знаете, какой? Надо. Потому что рядом находится кто? Создатель, Бог-отец. А это враг. Мы должны его знать? То, что в «Мастере и Маргарите» существует бесовщина, это стопроцентно, но вопрос баланса. Вопрос – куда идет. Куда идет тот же фильм? Вот вышел скандальный фильм «Слово пацана». Не моя тема в искусстве. Я посмотрел одну серию – не моя тема.

В. Ворсобин:

- Но она же имеет право на существование?

Ю. Грымов:

- Абсолютно. Но она может быть не моей?

В. Ворсобин:

- Может.

Ю. Грымов:

- Ну, она не моя. Потому что я не могу ковыряться в этом… Надо обобщать.

В. Ворсобин:

- У вас правильный профессиональный подход. Но у людей идет культура отмены. То есть, они не дают возможности существования тому, с чем не согласны.

Ю. Грымов:

- Кто возмущается?

В. Ворсобин:

- Да.

Ю. Грымов:

- Это неправильно. Вот смотрите. Вы можете говорить свою точку зрения?

В. Ворсобин:

- Пока да.

Ю. Грымов:

- И я могу. А смотрите, что происходит. Вот вы пришли в гости к какому-то человеку в студии, он ведущий – я пришел со своей точкой зрения, вы со своей. Шоу и разговор может быть только тогда интересен, когда я могу вас переубедить, а вы меня. Согласны?

В. Ворсобин:

- Конечно.

Ю. Грымов:

- Но если вы упертый или я упертый баран, и если я оскорбляю вас, то для меня это несерьезно, невоспитанно. Поэтому, когда человека приглашают в гости и не дают ему высказаться и его обижают публично на всю страну, я выключаю телевизор. Потому что это абсолютное зло для меня. Послушай, ты же его пригласил. Он может быть неправ, да, но я за диалог.

В. Ворсобин:

- А если автор в чем-то провинился, допустим, вот Лакшин поддержал Украину, как его обвиняют и т.д. И это не только он, там многие сейчас снимают книги с полок магазинов только из-за того, что они имеют другую точку зрения. Как вы к этому относитесь?

Ю. Грымов:

- Безусловно, я об этом слышал. И для меня это непонятно. Что было в 1920 году? Бунина, который долгое время провел во Франции, государство признает его как явление и печатают его книги. Знаете, почему это произошло? Потому что они не могли не заметить такое яркое явление, как Бунин. Хотя он очень плохо говорил про страну, про эту систему. Я очень рад, что сейчас многие большие политики вспоминают историю по-настоящему, я сторонник того, чтобы мы могли апеллировать к истории и чаще ее вспоминать. Потому что только дурак наступает на грабли часто…

В. Ворсобин:

- А здесь какие грабли просматриваются?

Ю. Грымов:

- Я считаю, что это какие-то ошибки на местах… Я Сокурова очень уважаю как режиссера, я с ним знаком, я посмотрел его фильм «Сказка», я вообще не понимаю, почему ему не дали проката.

В. Ворсобин:

- Я тоже смотрел. Мне понравилось.

Ю. Грымов:

- Я не понимаю, почему ему не дали прокатное удостоверение. Вот искренне.

В. Ворсобин:

- Вас радует ренессанс отечественного кинематографа? Его можно вообще назвать ренессансом? Что сейчас с ним происходит?

Ю. Грымов:

- Что такое ренессанс? В переводе – возрождение, правильно. Но это немножко не так. Я читаю лекции про Возрождение, и вот в ближайшее время будет лекция у меня, и я вам скажу такую вещь. Возрождение, если смотреть этимологию этого слова, это возвращение к утраченным знаниям, прежде всего. Значит, знания были? И богочеловек был, и искусство Возрождения – это то, когда человек сказал, что мы равные Богу, потому что мы сделаны по образу и подобию Бога-отца. Значит, мы такие же творцы. То есть, если Бог нам разрешает творить, значит, это уже привилегия господня.

Так вот, если говорить про возрождение русского кино, оно количественно я вижу что оно увеличивается в разы. Как качественное, к сожалению, нет. Но и сейчас есть уникальная возможность, потому что до этого я возмущался, что кинопрокат в основном раньше в России принадлежат американским компаниям. И этих людей всех знаю очень хорошо. И как они пели этим американцам, и как трудно было поставить в прокат картины русские. И я через это проходил со своими картинами. Это было сплошное унижение. Причем, решение принимали не американцы, а русские, работающие на американцев. Это факт. Этих людей я очень хорошо знаю, они до сих пор действующие продюсеры.

В. Ворсобин:

- А почему?

Ю. Грымов:

- Потому что прокат существовал на пакетном размещении. То есть, вам американская компания какая-то давала, допустим, 200 картин в год, условно. Из них 10 плохих картин, средних и 3 картины хороших. Это бизнес. Расширение границ для своего бизнеса, для реализации. Мы под этот каток попали. Никто не сопротивлялся, государство не сопротивлялось, поэтому мы профукали и образовательную часть, то есть, среднего звена кино, ну, свое производство, и снималось очень мало. Для того, чтобы индустрию называть индустрией, нужно производить более 250 картин в год. Что такое 250 картин? Из 250 картин будет плохая картина? Будет. Хорошая? Будет. Гениальная? Будет. Будет детское кино, будет кино по заказу государства, будет высокохудожественное кино… Так вот, в этой ситуации сегодня есть условие, из-за этих санкций, которые произвели они, тем самым они лишили не нас, а, в том числе, и себя лишили русского зрителя. Культура – это мягкая сила. Помните, как наш фильм Калатозова «Летят журавли» получал Пальмовую ветвь. Это же абсолютно агент влияния, согласны, да? Поэтому сейчас есть уникальная возможность у русских производителей, именно поэтому я на днях встречаюсь с одной платформой, у меня там есть пакет сценариев, которые я хочу запустить, зритель готов голосовать рублем и смотреть кино. Но нельзя все загибать в сторону… вот сейчас был успех этих «Пацанов» и сейчас начнут снимать всевозможные фильмы про бандитов. Мне неинтересна тема бандитов, хотя я очень все понимаю в 90-х годах, я в этот момент, как художник, имел становление. Некая ответственность должна существовать и, главное, должно быть разнообразие. Пусть фильмы про пацанов – пожалуйста. Но должны быть фильмы и про детей, и для подростков. Кстати, детское кино знаете кто убил? Дисней. Он первый отказался от съемок детского кино. Детское кино – это 5-9 лет. Потому что аудитория меньше. Он стал снимать то, что называется семейное кино. Когда и папа ржет, и ребенок. Таких фильмов много. Так вот, видите, какой интерес к старым темам? «Чебурашка». Сейчас будет много «чебурашек»…

В. Ворсобин:

- А что вы сейчас посмотрели хорошего из новых фильмов?

Ю. Грымов:

- Я посмотрел фильм «Варавва». Я удивился, что это русский фильм, потому что это сделано очень добротно. И я рад, что это сделал русский режиссер. Качественное производство, долго его снимали. Но я рад, что такие фильмы тоже есть, а не только «Пацаны». Поэтому я за разнообразие. Сегодня уникальная возможность это превращать в бизнес.

В. Ворсобин:

- Вот этот фильм хороший – это случайность или все-таки тенденция?

Ю. Грымов:

- Случайность.

В. Ворсобин:

- Какое будущее у русского кино?

Ю. Грымов:

- Все зависит от интернет-платформ. Смогут ли они создать такие платформы, чтобы вы находили кино для себя, а я находил кино для себя. Вы никогда не думали, что у нас не снимаются фильмы про возраст 70+? А эти зрители есть, согласны? И вы скоро будете таким.

В. Ворсобин:

- Я фильм «Отец» видел с Хопкинсом.

Ю. Грымов:

- Но это там. Я выпустил картину и даже в сеть ее выложил – «Три сестры», где у Чехова девушкам по 25, а я, не меняя практически текст Чехова, сделал, что девушкам 60+. Потрясающие актеры, великие, вот недавно совсем ушел Игорь Николаевич Ясулович, который там снимался. Мне кажется, что поиск темы важен. Я воспитан на советском кино. Я, кстати, не люблю современные фильмы о войне. Почему? Я воспитан на советских картинах.

В. Ворсобин:

- Что не хватает?

Ю. Грымов:

- Не хватает того, потому что нельзя превращать фильм о войне в приключенческий жанр. Война – это не приключение. Это трагедия, драма и т.д. А пуля в Т-34 летит – это не прикольно. Пуля убивает.

В. Ворсобин:

- А почему вы перестали снимать фильмы?

Ю. Грымов:

- Потому что я разочаровался. Мне была непонятна то, что мы называем государственной политикой, было трудно пробиться в прокат, потому что было засилие в основном американских картин, даже не европейских, да. Сейчас ситуация меняется. Потому что сейчас зритель хочет смотреть русское кино. В чем был успех индийского кино? И до сих пор индийское кино очень популярно. Что происходило? В Индии тоже очень сильно давлел американский кинематограф. И вдруг индусы разворачивают полностью индустрию и снимают фильмы про своих прачек… мне неинтересна проблема американского полицейского. А интересы своего полицейского мне ближе. Но я не хочу ковыряться в грязном белье, я хочу… вот мы вспоминали с вами бандитскую тему, а помните фильмы Скорсезе, Копполы и т.д.? Там же они преступники, но проблемы семьи… хорошо, может быть проблема у сталеваров? Может быть, в семье. Может быть проблема у бандитов семейная. Поэтому я за художественное кино. Я воспитан на этих фильмах.

В. Ворсобин:

- Сейчас нельзя снимать разве? Почему?

Ю. Грымов:

- Почему? Можно снимать. Но я, к сожалению, какой фильм не посмотрю российской, о войне, сегодняшний, мне кажется, что это все ужасно.

В. Ворсобин:

- А сами сделать то, что хорошо…

Ю. Грымов:

- Я сделал. Объясняю, меня бабушка в свое время учила – критикуй, но предлагай. Я сделал, у меня в театре «Модерн» идет военный спектакль о первых днях войны. 41-й год. Прекрасного автора Марины Солучани. Первые дни войны, мужья ушли на фронт… Там прекрасно играет Надя Меньшова, наша актриса, Анна Каменкова. Это удивительный спектакль. Народ стоя плачет на спектакле «Человек с глазами Моцарта».

В. Ворсобин:

- Вот очень многие из ваших коллег уехали. Деятели искусств говорят, что не хватает очень многих и хотелось бы, чтобы все-таки эти люди вернулись.

Ю. Грымов:

- И мне бы хотелось, чтобы они вернулись.

В. Ворсобин:

- Это возможно? Можно ли примирить наше общество…

Ю. Грымов:

- Ну, мы же не можем отмерять свою жизнь только от момента своего рождения. Любой человек себя соединяет с историей страны. То, что было до него, то, что было с его родителями, то, что было с его страной и т.д. Поэтому, конечно. Я уверен, что многие вернутся. Многие там найдут себе семью. Может так быть? Может. Но, я думаю, что многие люди захотят вернуться. И многих людей реально не хватает. Кто-то там цинично пишет, что конкуренция стала меньше – так это плохо. Конкуренция – это очень важно даже для творческого рынка. С кем ты себя равняешь? Во-первых, художника нужно равнять только по самому художнику. Но когда рядом коллега делает какую-то работу и это яркая работа… если я вижу какой-то фильм русский или спектакль, и я впечатлен и воодушевлен, я найду телефон этого человека и позвоню. Потому что мне в свое время так неожиданно позвонил великий Гарри Бардин, просто великий мультипликатор, художник, режиссер, когда он увидел мой фильм «Казус Кукоцкого», он мне позвонил и сказал – здрасьте, я Гарри Бардин, я вас хотел поздравить с победой, это потрясающая работа. Как вы думаете, мне было приятно?

В. Ворсобин:

- Да. Но Россия сможет ли их принять?

Ю. Грымов:

- Конечно. Во-первых, Россия и русский человек – они милосердны. Это сто процентов. Нельзя забывать про нашу веру, да, это тоже важный момент. Первый закон христианства – это все-таки раскаявшийся грешник это уже не грешник. Согласны? Это написано, это сказано Христом.

В. Ворсобин:

- А они грешники?

Ю. Грымов:

- Кто?

В. Ворсобин:

- Кто уехал.

Ю. Грымов:

- Все по-разному. Я считаю, что те люди, которые уезжают и позволяют в своих речах оскорблять, обижать соотечественников своих, ну, просто унижать их словами – я читал – это не позволено. Ты хочешь уехать? Хорошо. Ты не можешь быть таким судьей, чтобы оскорблять людей. Я много чего знаю. Я знаю людей, которые уехали и как они мстят тем людям, которые… помните историю с «Ленкомом», который хотел поехать в Израиль? Я знаю эти письма. Они пишут и мстят. Это не уровень. Отошел – твое право. История все расставит по местам. Но ты не имеешь права унижать людей. Слова политиков, что культуру можно поставить на паузу, ну, мировую культуру или российскую культуру – это бред. Культуру невозможно поставить на паузу. Потому что, если на западе говорят, что русских прекрасных дирижеров увольняют, солистов увольняют… невозможно вычеркнуть русскую культуру из западной. И из России невозможно вычеркнуть западную культуру. Русские передвижники где были? Во Франции, в Италии. Они поехали туда поучиться и вернулись сюда. Это невозможно вытащить. Понимаете, невозможно вытащить русский балет из контекста мирового балета. Невозможно вытащить театр. Кто номер один театр в мире? Русский театр. Это вам скажет любой профессиональный человек. Да, есть победы и хорошие работы в Англии, в Германии, во Франции. Но кто является лидером всего этого? Русская художественная школа. Станиславский, Михаил Чехов. Это невозможно вычеркнуть. Это просто невозможно.

В. Ворсобин:

- Юрий Грымов, режиссер, продюсер, художественный руководитель театра «Модерн» был с нами. Спасибо огромное за разговор.

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью