Анатолий Кузичев: Начинать надо не с мигрантов, а с тех, кто в России с них кормится

slide 1 of 1
Надана Фридрихсон и телеведущий Анатолий Кузичев обсуждают, в какой год им хотелось бы вернуться, возможны ли мирные переговоры после терактов, готово ли российское общество отказаться от комфорта, доверять ли в нынешних условиях банкам, будут ли какие-то изменения в миграционной политике и смогут ли участники СВО стать новой политической элитой
00:00
Анатолий Кузичев: Начинать надо не с мигрантов, а с тех, кто в России с них кормится
00:00
Надана Фридрихсон и телеведущий Анатолий Кузичев обсуждают, в какой год им хотелось бы вернуться, возможны ли мирные переговоры после терактов, готово ли российское общество отказаться от комфорта, доверять ли в нынешних условиях банкам, будут ли какие-то изменения в миграционной политике и смогут ли участники СВО стать новой политической элитой

Н. Фридрихсон:

- Всем здравствуйте! На волнах радио «Комсомольская правда» программа «Диалоги». И сегодня у нас в гостях телерадиоведущий Анатолий Кузичев.

А. Кузичев:

- Спасибо, Надана. В смысле, здравствуйте.

Н. Фридрихсон:

- Ну что, мы с тобой уже одной ногой вступили в новый 2025 год. Как ощущения? Будоражит что-то или назад хочется?

А. Кузичев:

- Назад? Вот я думаю, а куда мне хочется? Если бы меня спросили: старик, куда хочешь назад? В какой? В 20088-й? Или в 2010-й? Или в 2014-й? Не знаю, не знаю. Да нет, слушай, пускай все будет, знаешь, как писал Даниил Иванович Хармс в подобном случае, в смысле кануна Нового года, - «И светлых бездн наш перед».

Н. Фридрихсон:

- Смотри, это интересно. 2005 год условный - это нефтебаксы, это «Духless» Минаева, это телки, клубы. И абсолютно, согласись, такая лайтовая жизнь. Мы все космополиты. Мир открыт. Мы открыты миру. Ми-ми-ми. 2014 год - боевые действия в Донбассе. Все-таки, выбирая эпоху, тебе что ближе?

А. Кузичев:

- Слушай, ну ты молодец, конечно. Вопрос непростой. Физиологически, конечно, мне ближе 2005-й. Слушай, я работал в 90-е годы диджеем в клубе. Понимаешь, ко мне подходили чуваки с цепями и говорили: «Слышь, диджей, а можно это, битлсов?» Я говорил: «О, это надо искать. А, есть Beatles. Yesterday подойдет?» - «Подойдет». Ну и так далее. Короче говоря, конечно, физиологически мне 2005-й нравится больше. А с другой стороны, в гражданском смысле, в человеческом смысле, личностном, если угодно, извини, за пафос, конечно, 2014 год, когда все изменилось. Когда вдруг мы осознали себя не просто какой-то страной, я о себе говорю и от себя, вдруг мы осознали себя какой-то страной, у которой есть возможность сказать собственное слово, у которой есть какие-то представления о себе, выходящие за рамки этого, как ты говоришь, «клубы, телки, космополитизм, айфончики и так далее».

Н. Фридрихсон:

- То есть то, что у нас есть интересы.

А. Кузичев:

- Да, это крутое, новое совершенно качество, и новые смыслы, и новое качество жизни, которое гарантирует нам новые сложности, проблемы, никаких телок в прежних объемах и клубов (я цитирую Надану, если что), но зато дает это ощущение. Стоит оно того или нет - каждый решает для себя сам. Помнишь истерики и стоны в 2014 году, когда против нас стали вводить санкции, стали обещать их?

Н. Фридрихсон:

- Фуагра стала пропадать.

А. Кузичев:

- И хамон. И как мы будем жить без хамона? Возможна ли жизнь без хамона вообще?

Н. Фридрихсон:

- Не знаю, я поросятинку не ем вообще.

А. Кузичев:

- Ну, ты-то - понятно. Но не всем повезло, понимаешь? А ее я ем иногда. Не скажу, что фанат, но могу себе позволить. Были стоны: как живут без хамона?

Н. Фридрихсон:

- С 2014 года прошло 10 лет. В ушедшем 2024 году было 10 лет. Как ты считаешь, за эти 10 лет…

А. Кузичев:

- Все-таки - в уходящем.

Н. Фридрихсон:

- Хорошо, согласна, в уходящем. За эти 10 лет наше общество уже дрейфует в сторону взросления, понимания, что мы теперь страна со своими национальными интересами, не просто на слова но и на действии, если надо? Или общество устало, поиграли в национальные интересы, а теперь назад, во что-нибудь уютное?

А. Кузичев:

- Это чувство было, я думаю, это желание, артикулированное или спрятанное глубоко, оно было, конечно, доминирующим первые, я думаю, два года этой войны. Я понимаю, что сейчас, наверное, пойду поперек важных каких-то установок, но мне кажется, уже после убийства Игоря Кириллова, на самом деле, правильнее все это называть, не то что называть, а сделать это не СВО, а войной. Так вот, это было доминирующее, конечно, ощущение, чувство: ну все, все, все, показали, давайте, а теперь назад, можно? Можно как раньше?. А потом, мне кажется, стало просто приходить понимание, это не то чтобы работа внутренняя мысли, еще чего-то. Нет, просто стало приходить понимание, что такого просто не будет. Оно просто не вернется. Хочешь ты, не хочешь, за ты или против – какая, на фиг, разница. Не вернется, все уже, поезд ушел. Точка бифуркации, невозврата и так далее пройдена. Мне кажется, для многих это стало фактом, что прежнего не вернешь. А раз не вернешь, то придется жить в парадигме, что у нас есть свои интересы, мы великая страна, за это приходится платить.

Н. Фридрихсон:

- Коль уж ты упомянул трагедию, которая произошла 17 декабря, был совершен теракт. В результате взрыва погиб генерал-лейтенант Игорь Кириллов, начальник войск РХБЗ. Понятно, что это, скажем так, след, скорее, украинский, СБУ. На твой взгляд, этот теракт был на что? На попытку устрашения? Какой-то сигнал Трампу: посмотрите, мы можем!

А. Кузичев:

- Это было, прежде всего, приглашение. Как раз в тот день, когда это произошло, я был в эфире, и один из экспертов очень, по-моему, точно сформулировал: этот теракт - один из элементов принуждения Трампа к войне и принуждения России, таким образом, к миру. Что он имел в виду и что я имею в виду? Это, конечно, и Трампу был сигнал. Ты права, конечно же, медиаэффект все-таки огромный. У нас кто-то написал в Telegram, вообще со времен эсеров-бомбистов генералов в столице не убивали так-то. Это, конечно, и в медийном смысле, и туда, и сюда. Это приглашение нас к ответу. К жестокому, к жесткому, к кровавому ответу. После чего можно будет с полным основанием сказать: ну что, Трамп, что, будешь там о мире? Нет, не будешь. Это принуждение Трампа к войне.

Н. Фридрихсон:

- В доказательство того, о чем ты говоришь, но это косвенное, понятно, доказательство. Ведь накануне этого теракта появлялось сообщение, что Трамп не очень-то приглашает Зеленского на свою инаугурацию. И вторым пунктом, что Трамп, в общем, послал сигнал Зеленскому «Готовься к переговорам!», прямо четкий сигнал.

А. Кузичев:

- Он просто сказал это не двусмысленно. Это уже не сигнал, он просто это открытым текстом сказал.

Н. Фридрихсон:

- И я помню, я тогда написала в Telegram-канале: ждем очередную истерику Зеленского. Правда, я думала, что опять будут пуски ракет ATACMS вглубь России, что он опять позвонит Байдену, начнет визжать в трубку, Байден не поймет, кто вообще звонит, скажет: да-да-да, кран почините. Возможно, действительно, теракт стал ответом Трампу даже.

А. Кузичев:

- Конечно, это стало ответом Трампу, в том числе. И еще, на самом деле, посмотри, мы же сейчас вроде итоги года подводим. Самое популярное словосочетание года, я думаю, это «мирный процесс», «мирные переговоры». Какой мы можем вообще вести диалог после произошедшего в Москве 17 декабря уходящего года? Вообще кто-нибудь из нормальных людей может себе позволить не то чтобы сесть за стол, не то что руку протянуть - вообще упомянуть в ином контексте, кроме как «эти подонки должны быть уничтожены»? Кто-нибудь может что-нибудь другое сказать из нашего руководства? Нет. Какие на фиг переговоры?

Н. Фридрихсон:

- Прости меня, это далеко не первый теракт киевского режима, причем они же этого не скрывают, они же не пытаются сохранить чистенькое личико. Дарья Дугина, как пример, Владлен Татарский.

А. Кузичев:

- И покушение на Захара Прилепина.

Н. Фридрихсон:

- Совершенно верно. И, к сожалению, перечислять можно и дальше. Тем не менее, Зеленский на своих копытцах ходит. На своих двоих.

А. Кузичев:

- Это бесит. Это заставляет думать, что либо мы чего-то действительно не понимаем, чего-то не знаем очень важного, очень интересного, какого-то ключевого, фундаментального. Либо... После этого «либо» такое, понимаешь, как в том анекдоте про мужа, который выслеживал жену. Говорит: «Она с этим мужиком, они разделись и выключили свет». – «И что?» - «Не знаю, проклятая неизвестность». Мне совершенно не смешно, но это какая-то проклятая неизвестность.

Н. Фридрихсон:

- С другой стороны, мы с тобой уже не совсем подростки, но мы же тоже понимаем, что и нашей экономике все тяжелее и тяжелее, скажем так, вытягивать боевые действия. Может быть, все-таки нам точка переговоров нужна? Я понимаю твой эмоциональный порыв - как с этими подонками разговаривать? С другой стороны, на весах экономика, которой все тяжелее и тяжелее.

А. Кузичев:

- Не, я сейчас даже не от себя говорил. Я пытался представить себе логику киевского режима и логику нашего руководства. Киевский режим понимает, что особенно после такого, после подрыва и убийства генерала, более того, демонстративно и издевательски на следующий день после расширенной коллегии Министерства обороны, меньше чем через сутки после какой-то «пiдозры», которую СБУ вынесло Игре Анатольевичу Кириллову, светлая ему память. Это издевательский такой теракт, который, по мнению киевских властей, справедливому, к сожалению, не позволит нашему руководству вообще никаких контактов с ними иметь. Никаких. Получается, что они выиграли.

Н. Фридрихсон:

- Ну нет, я не соглашусь.

А. Кузичев:

- Если это так.

Н. Фридрихсон:

- Давай так, принимаю твою логику. Точка выхода из той логики, которую ты создаешь, это, например, все-таки Зеленский выходит погулять, ему на голову падает маленький камушек, пробивает темечко, и он отлетает в мир иной. Кто-то на его место, и это уже немножко другая конфигурация.

А. Кузичев:

- Да, это совершенно другая конфигурация.

Н. Фридрихсон:

- Одна из точек выхода. Другая точка выхода. Мы продолжаем боевые действия. Но вопрос тогда ко всем нам, как к российскому обществу. Друзья, сегодня мы живем, мягко говоря, как у Христа за пазухой, если брать глобально. Третий год ведутся боевые действия, торговые центры завалены товарами, завалены людьми.

А. Кузичев:

- Я сейчас ехал по Москве, это же не город, это же просто сказка какая-то сияющая.

Н. Фридрихсон:

- Готовы ли мы, как общество, немножко в другой реальности начать жизнь? Не сразу, но дрейфовать уже к другому.

А. Кузичев:

- Возвращаясь к тому, с чего ты начала, типа 1985-й. Я имею в виду в смысле Москвы 1985-го – серая, такая печальная, неумытая, люди в одинаковых одеждах с напряженными лицами.

Н. Фридрихсон:

- В эту сторону, с напряженными – так точно.

Н. Фридрихсон:

- Так готовы мы, как российское общество, действительно отказаться от того комфорта, в котором глобально, если брать глобально по стране, мы живем?

А. Кузичев:

- Я за все общество, конечно, не скажу. Я скажу тебе, что на уровне деклараций, конечно, подавляющее большинство скажут: конечно, готовы, ради Родины, страны и так далее.

Н. Фридрихсон:

- И добавят: но мои дети… Понимаешь, в том-то и дело. Ну, типа того, да. Или просто через две недели скажут: а, вы в этом смысле? Не-не-не-не, ребята, послушайте.

Н. Фридрихсон:

- Или так. Ты же понимаешь, когда ты вкусил чего-то, потом отказаться сложно. Одно дело, когда я был советским человеком, я просто ничего не видел, только в кино где-то видел какие-то там штуки. Мне от этих штук гипотетических отказаться гораздо проще. Я без них и жил себе, и живу. А когда я уже вкусил – совсем другое. Это не напрямую связано, но вот тебе интересная история. Мне рассказал Андрей Ланьков, специалист по Кореям. Он говорит: знаешь, в 90-е годы показывали на телевидении КНДР какое-то антиправительственное выступление в Южной Корее. И, естественно, все это сопровождалось таким комментариям, что смотрите, южнокорейцы, которые стонут под пятой капитализма и мечтают свергнуть этот омерзительный строй, влиться к нам, в ряды северокорейцев, и показали обувь, в которой были южнокорейцы, протестующие против этого самого капитализма. Они были в кроссовках. С точки зрения северных корейцев, это просто какая-то роскошь. И они смотрели, у них аж глаза вываливались из орбит: и они в такой обуви протестуют против этого чудовищного режима? Серьезно? Это была прямо ошибка. Там, не знаю, головы полетели на телевидение, которые показали это. Такое характерное тебе. Мы-то кроссовки уже не по телевизору видели, мы уже к ним привыкли. Я уже в лаптях чувствую себя не очень уверенно. Поэтому трудно.

Н. Фридрихсон:

- То ли дело раньше - рубаху нараспашку красивую женщину обнять.

А. Кузичев:

- Да, и она тоже, знаешь, в кокошнике, как мы любим. Но нет, трудно будет, трудно. Декларировать – это одно, а жить в той же реальности, от которой ты столько уходил, это трудно. Не знаю, Надана, у меня нет ответа.

Н. Фридрихсон:

- В продолжение этой темы, коль уж мы подводим итоги года. 2024-й многих ошарашил ключевой ставкой, которую Эльвина Набиуллина подняла о-го-го - до небес. Я посмотрела, в марте 2022 года ключевая ставка поднималась до 17 процентов. И тогда хватались за головы, вырывали волосы, кричали «помогите, все рушится!». 2024-й - ключевая ставка задирается до 21%. То есть 17% уже кажется чем-то не очень страшным. Твой прогноз на экономику. Что с нами будет дальше?

А. Кузичев:

- Знаешь, я выгляжу так солидно, но вообще-то я не экономист, и я не рискую и не буду даже, чтобы не выглядеть идиотом… Это, кстати, мой завет, так сказать, коллегам и студентам, с которыми я довольно часто общаюсь. Не делайте вид, что вы в чем-то разбираетесь. Я не разбираюсь и не буду ничего говорить.

Н. Фридрихсон:

- Ты ощутил на себе, на своих друзьях рост этой ключевой ставки?

А. Кузичев:

- Конечно, я вижу изменение цен. Это ведь тоже последствия. Я вижу, как все дорожает, исчезает и меняется в худшую сторону. Да, в этом смысле ощутил. Сказать, что я голодаю, - нет. Сказать, что кто-то из моих знакомых, друзей, приятелей голодает, - нет. То есть пока, по крайней мере, я думаю, для большей части людей, граждан, населения это опасение, которое уже имеет очертания довольно мрачные, но пока очертания, то есть никто не голодает. Но очертания довольно мрачные и довольно ясные, и они вроде как уже не на горизонте, а совсем уже близко, тень уже нависла, но пока все – тьфу-тьфу-тьфу…

Н. Фридрихсон:

- У тебя нарастает недоверие к банкам? Потому что у меня был интересный разговор незадолго до Нового года с человеком, которому примерно, как тебе. И когда я спросила: слушай, а почему ты свои деньги на вклады не положил, ведь сейчас банки предлагают суперпроценты? Он на меня посмотрел, улыбнулся и говорит: ну, ты же меня моложе, ты же не помнишь 1998-й. И как давай меня кошмарить: ты не из прошлого. Я говорю: как не помнить? Во-первых, помню. Может быть, не очень понимала.

А. Кузичев:

- Тебе было где-то4?

А. Кузичев:

- Ну, плюс-минус. Но помню, что родители были немножко озадачены. У тебя эти страхи прошлого сейчас просыпаются на фоне такой экономической нестабильности?

А. Кузичев:

- Знаешь, вот так явно, артикулировано страхи прошлого, что, мол, банкам нельзя доверять, лучше под подушкой, - на этом уровне нет. Но я сейчас анализирую свои действия и понимаю, что где-то там то ли опыт, то ли подкорка, то ли генетическая память, то ли еще что-то меня заставляет, как говорят экономисты, диверсифицировать свою корзину доходов. Что касается недоверия именно банкам. Знаешь, вдруг меня обожгло это ощущение. Игорь Ашманов, по-моему, мне сказал: «Да, все понятно, банки, цифровизация и т.д. Ты понимаешь, где у тебя деньги. А ты понимаешь, что из розетки где-то выдернут – и всё».

Н. Фридрихсон:

- И все твои цифры исчезнут.

А. Кузичев:

- Я об этом просто не думал. Отключат электричество – и нет больше твоих сбережений, которые долгие годы и т.д. Поэтому, исходя даже из этого… Это не то что недоверие к банкам. Ну, мало ли что бывает. Поэтому, друзья, диверсифицируйте корзину.

Н. Фридрихсон:

- Ты фиксируешь попытки в российском обществе вбросить такую панику, чтобы люди побежали, стали вынимать резко свои вклады?

А. Кузичев:

- Конечно. Это вообще хрестоматийно. Знаешь, в социологии есть такой пример. Обычно на примере банков рассказывают, что такое эффект самосбывающегося пророчества. Представь себе, есть очень крепкий, солидный, серьезный банк. Ну, кто-то вбрасывает такую тему, что этот банк не такой уж крепкий, что им заинтересовались органы и т.д. И люди потихоньку начинают снимать свои вклады. Начинают одни, потом цепная реакция, другие тоже думают: от греха подальше, так сказать, ничего против не имеем, но снимем на всякий случай. И ты же понимаешь, что когда люди начинают снимать, снимать, снимать, банк действительно сыплется, закрывается, банкротится и разрушается. Это самосбывающееся пророчество. Он был крепким до этой вербальной интервенции. Конечно, я понимаю, что такие попытки были, есть и будут. Это самое эффективное и самое очевидное.

Н. Фридрихсон:

- Еще одна тема, которая будоражила всех нас в 2024 году, тема миграции. Ее возглавил сначала Бастрыкин, который поднял эту тему, скажем так, на новые высоты, даже назвал «госдурой», правда, извинялся потом, но не суть. Потом эту тему подхватил Дмитрий Медведев. Как ты считаешь, правильно, что вообще этим вопросом вот так занялись? И будут ли у нас какие-то перемены в 2025 году в контексте нелегальной миграции?

А. Кузичев:

- Это очень сложный вопрос, гораздо сложнее, чем может показаться. На первом уровне – вот засилье, поезжайте в Москве в Кузьминки, это просто какой-то огромный, многоэтажный, красивый, как всё в Москве, аул, и там найти своих довольно сложно, кто хотя бы по-русски говорил. Это первый уровень. И понятно, что эту тему те же самые люди, которые пытаются про банки вбросить, на самом деле понятно, что это благодатнейшая тема, для того чтобы людей раздражить, вывести из себя и т.д. Известно, что любая тема, которая вызывает неконтролируемую эмоцию, скорее всего, попытка манипуляции. Мигранты – это, конечно же, тема, которая гарантированно вызовет у тебя неконтролируемую эмоцию. А значит, тобой можно манипулировать, а значит, этой темой, конечно, все будут пользоваться.

Я понимаю, что проблема есть, проблема огромная. Я брал интервью в уходящем году у Петра Олеговича Толстого и спрашивал его: «Люди же требуют и просят, почему вы в Госдуме не примете целый ряд каких-то законов, хотя бы чтобы люди успокоились?» Он говорит: «Мы работаем, мы принимаем. Потому что там такая многоуровневая, многосложная история, что просто принять какой-то закон – отныне отменяем нелегальную миграцию, - это невозможно».

Н. Фридрихсон:

- Ну да, это из серии: давайте не говорить «инфляция», типа, ее и нет.

А. Кузичев:

- Короче говоря, все осознают, что это большая проблема, но, вопреки представлению, ее решать довольно сложно. Это мое мнение. Проблема огромная, мы отпустили эту штуку. Мы не просто отпустили, у нас огромный пласт, слой, корпус людей, чиновничества кормится на этом. Это просто коррупционная индустрия, когда эти люди, не знающие по-русски даже слово «мама», приезжают, у них у всех пятерки в аттестатах по русскому языку, у него словарный запас - 30 тысяч.

Н. Фридрихсон:

- Просто слово «мама» не попало в этот список.

А. Кузичев:

- Да, все слова, кроме «мама». Это, конечно, надо решать. Аккуратно, деликатно, но решать, конечно, надо. Начинать надо, как ни странно, не с мигрантов, а со своих, с наших. Потому что на самом деле проблема, она здесь, внутри, в России. Не в Узбекистане, не в Таджикистане, не в Киргизии, а здесь, в России. Все подлецы, подонки, предатели Родины и враги народа, которые берут бабки, которые кормятся на этом. Которые сотнями и тысячами позволяют заезжать сюда этим нелегальным мигрантам, в том числе и тем, которые какие-то ячейки организуют, которые теракты потом устраивают. Я всех под одну гребенку не призываю, но это в том числе.

Н. Фридрихсон:

- Но там «спящие» есть.

А. Кузичев:

- Конечно. С них надо начинать. Вот начнем с них, а все остальное, знаешь, волшебным образом решится.

Н. Фридрихсон:

- А кому ты предлагаешь начать с них, учитывая, что, возможно, мы в ситуации во время расследования выйти на самого себя?

А. Кузичев:

- Знаешь, если верить легенде исторической, когда Гувер организовывал ФБР, ему якобы дали какую-то license to kill (лицензию на убийство), причем чуть ли не «решай сам». Потому что Соединенные Штаты были полностью опутаны мафией, 70% полицейских работали на мафию, а не на государство и т.д. Это была чудовищная ситуация, и Америка была просто на пороге развала и коллапса. Это легенда историческая, но, мне кажется, что-то в ней есть. Ему дали просто право решать эти вопросы на месте. И он довольно быстро их решил.

Н. Фридрихсон:

- Очень хорошо, что ты это вспомнил. Если мы в легальном поле не успеем точечно решить вопрос с нелегальной миграцией до завершения СВО, насколько масштабными будут события на улицах, когда вернутся участники СВО? Многие из них, уходя на СВО, заявляли о своих правых взглядах громко и публично, и едва ли их поменяли. Кто-то даже без этого уклона, вернувшись и посмотрев на что-то, такой Данила Багров со своим понятием справедливости и с навыками, которые человек получил в зоне боевых действий, как ты считаешь, насколько масштабной будет история на улицах? Сломанные носы – в лучшем случае.

А. Кузичев:

- Ты вспомнила Данилу Багрова…

Н. Фридрихсон:

- Данилу Багрова, если брать по закону, надо было сажать, в том числе за убийства и теракты.

А. Кузичев:

- По идее – да. А почему он народный герой? Потому что для нас справедливость выше закона формального.

Н. Фридрихсон:

- Вот мы сейчас и получаем. Много таких Данил Багровых.

А. Кузичев:

- Да, справедливость выше формального закона. Но тут просто разрезом глаз не объяснить это всё. Посмотри, сколько героев на СВО с самым разным разрезом глаз и именами.

Н. Фридрихсон:

- Я сейчас не про разрез глаз. Участники СВО друг друга найдут всегда глазами.

А. Кузичев:

- Конечно. Вот пришли бурят, русский, калмык и татарин…

Н. Фридрихсон:

- …в бар в Москве. А там миловидная девушка, и к ней пристают двое гостей столицы из какой-нибудь страны. Она им – «нет». Они ей: ах ты… Она им: да пошли вы… И дальше русский татарин, бурят и калмык встают и говорят: так, минуточку, начинается.

А. Кузичев:

- Даже не будут говорить «минуточку», просто превращают их в котлету. И слава богу.

Н. Фридрихсон:

- И что мы получаем?

А. Кузичев:

- Получаем решение этой проблемы гораздо быстрее и эффективнее, чем Госдума это решит.

Н. Фридрихсон:

- Получается, это все на улицах?

А. Кузичев:

- Нет. Я думаю, если это, не дай бог, начнется, то это закончится довольно быстро. Что толкает этих (я не про всех, а про тех конкретных, которых ты упомянула)…

Н. Фридрихсон:

- Чувство безнаказанности.

А. Кузичев:

- Да, чувство безнаказанности.

Н. Фридрихсон:

- А еще ощущение, что русские мужики не дадут сдачи.

А. Кузичев:

- Конечно. Что все прохожие будут отводить глаза и семенить куда-то по своим делам. А эти чуваки не будут. Соответственно, если они почувствуют такую ситуацию, через неделю все закончится. Будут бояться.

Н. Фридрихсон:

- Еще одна тема, острая, понимаю, но мы с тобой вместе пойдем сейчас по этому тонкому льду. Как ты считаешь, отношения русских и чеченцев после СВО стали ближе или все-таки те проблемы, которые были между русскими и чеченцами до начала СВО, никуда не делись и могут тоже давать о себе знать? Это в контексте, например, той истории, когда двое чеченских парней приставали к девушке. Ну, и дальше мы помним эпохальный, скажем так, общественный резонанс на те события. Даже Апти Алаудинов комментировал эту тему, что тоже вызвало резонанс. А журналист «Комсомольской правды» Иван Панкин еще и попал, что называется, под раздачу. На твой взгляд, у нас все нормально или все-таки старые проблемы есть?

А. Кузичев:

- Как ты правильно заметила, рассказывая про инфляцию, если замести проблему под ковер, она никуда не исчезнет, просто ковер, так сказать, взбугрится. Все те проблемы, которые были, я не знаю, можно ли назвать их системными, и отношения ли это русских и чеченцев… Я бы по-другому эту проблему описал. Просто есть проблема несколько специфического отношения чеченцев к законам Российской Федерации.

Н. Фридрихсон:

- Давай так это опишем.

А. Кузичев:

- Они никуда не делись. Братство по оружию, которое, мне кажется, самое сильное, святое и священное, которое произошло и между русскими и чеченцами, и между русскими и татарами, и между русскими и русскими и т.д., оно гораздо сильнее, чем все это. Станет ли это определяющим новым мотивом? Не уверен, не знаю. То, что это будет историей какой-то… Знаешь, я неожиданно вспомнил Ираду Зейналову. Она же, насколько я помню, по национальности азербайджанка, а она – Ирада Автандиловна. Знаешь, почему? Потому что папе ее на войне спас жизнь грузин, и в честь этого грузина, которому ее дед остался верен и благодарен всю свою жизнь, назвал ее отца. Азербайджанец назвал в честь грузина. Я к тому, что такого рода истории такого боевого братства, они выше всего. Смогут ли они изменить эту системную проблему? Не уверен. Истории останутся и проблема останется, если мы не решим ее так же системно.

Н. Фридрихсон:

- Давай чуть шире возьмем. В уходящем году мы докатились до точки, когда, простите, в турбинах искали евреев. Это происходило в Дагестане. Давай напомним, все это происходило на фоне операции ЦАХАЛ в секторе Газа. Действительно, количество погибших в числе мирного населения Палестины пугало любого нормального человека, при том, что там были погибшие детишки. Погибшие дети, неважно, какая география, это всегда трагедия.

А. Кузичев:

- Ты знаешь, для европейцев – нет.

Н. Фридрихсон:

- Детишки, которых оперируют в полевых условиях без анастезии, это чудовищно.

А. Кузичев:

- Прости, что перебил, а ты помнишь, что сказали европейцы… там же был из французского, по-моему, клуба, что ли, стали массово исходить люди с открытыми письмами, почему. А потому, что когда они написали письмо какое-то по поводу журналистов, которые были убиты при исполнении служебного долга, они отказались, эти моральные уроды, отказались туда включить журналистов, которые погибли в секторе Газа. Просто отказались. Типа, это не считается. Ну, не подонки ли?

Н. Фридрихсон:

- Твари.

А. Кузичев:

- Абсолютные. Это просто твари, Надана, правильно ты сказала.

Н. Фридрихсон:

- В Европе, я думаю, есть нормальные люди, которые нормально смотрят на какие-то события. Мы же не можем с тобой говорить, что нет, все европейцы теперь мазаны тем, что они твари дрожащие и права не имеют, да. Так вот, на фоне тех событий прошел слух по Дагестану, что какой-то самолет из Израиля приземляется и дальше эти жуткие кадры – какая-то толпа бегает по городу, потом по зданию аэропорта, ну и вишенка на торте – заглядывают в турбину. Было бы смешно, если бы не было интересно. Толпу очень быстро завели. Толпа действительно кинулась искать и вот дошла до этой точки. Как ты считаешь, власти региональные сделали соответствующие выводы из этой истории?

А. Кузичев:

- Ну, если ты помнишь, федеральные власти сделали выводы из этой истории, и региональные, надеюсь, тоже сделают. Но единственное, что я хочу сказать, никого не оправдывая ни в коем случае, что то, что произошло, это абсолютное скотство и глупость, и нарушение закона, и т.д. надо отвечать и ответили люди, да. Но вот мы же с тобой говорили про то, что мы все так думаем, что мы такие все продвинутые, это эти… рекламу смотришь – нет, на меня это не работает, вы ж понимаете. Все так говорят и на всех это работает. То же самое с манипуляцией вот такой эмоциональной. И тебя даже, и меня тоже, наверное, возможно, на самом деле манипулировать нами, используя какие-то эмоциональные там примеры. А этих простых людей, которые не искушены в информационных войнах, в манипуляциях когнитивных и т.д. – нет ничего проще, чем завести и заставить что-то делать. Послушай, а когда ты в толпе, я сам себя помню, почему я так многословно это описываю? Я себя помню, и помню, что потом ты в каких-то таких непонятных действиях в составе большой толпы думаешь – я чего, дебил? Понимаешь?

Н. Фридрихсон:

- Понимаю. Многих россиян в тот период еще задел один момент. Например, Хабиб очень переживал за события в Палестине, но не так переживал за события в зоне СВО. И какую-то часть россиян это удивило, возмутило и даже оскорбило.

А. Кузичев:

- Это странно, что удивило и возмутило. Давно это открытие не тянет на Нобелевку. Часть наших элит, конечно же, из той категории, которые, конечно, хотят, чтобы все было, как при бабушке.

Н. Фридрихсон:

- Хабиб, во-первых, не элита. Это просто спортсмен.

А. Кузичев:

- Это просто спортсмен, который…

Н. Фридрихсон:

- …который почему-то очень переживал за события в Палестине, но вообще не переживал за события на линии фронта.

А. Кузичев:

- Это не просто спортсмен. Это спортсмен, который инкорпорирован в международный спорт. Он живет и тренируется в Лос-Анджелесе, или кого-то уже тренирует и т.д. Послушай, это космополит, как и бОльшая часть… он с виду, конечно, не похож на элиту в таком классическом понимании, но он кооптирован в международную систему и, конечно же, для него важнее сказать корректные слова в адрес системы международной, чем там о какой-то России. Для него это важнее.

Н. Фридрихсон:

- Смотри, еще одна тема 2024 года – это в принципе политика отдельных региональных властей. Мы понимаем, что в первую очередь речь идет о тех регионах России, которые граничат с Украиной или которые наиболее подвержены атакам с территории Украины. В 2024 году, 6 августа, происходит еще прорыв в Курской области. А ближе к концу 2024 года губернатор Смирнов по собственному желанию покидает свой пост и вот Александр Хинштейн становится врио.

А. Кузичев:

- Да, кстати, сильный ход, я считаю.

Н. Фридрихсон:

- Тебя вообще удивили вот эти перестановки?

А. Кузичев:

- Удивили.

Н. Фридрихсон:

- Ты считал, что Смирнов хороший губернатор?

А. Кузичев:

- Нет, я ничего такого не считал. То есть, я понимал, что, наверное, там что-то назревает, я не знал, в какой форме это будет, потому что Смирнов ушел – я не скажу, что меня это прямо потрясло до глубины души. То, что назначили Александра Хинштейна – конечно, это было так неожиданно… Я Александра Евсеевича хорошо знаю, и давно знаю, нет, я не пытаюсь сейчас бравировать своим знакомством… Нет, я совсем не про то. Для меня вот это назначение было, конечно, удивительным. Я считаю, что Александр – ну, понятно, что время покажет и т.д. – но я считаю, что он очень правильно избрал и тактику, и интонацию общения. Вот посмотри, он сделал, по-моему, с позапрошлой недели уходящего года все заседания правительства Курской области открытыми. Чтобы всем было понятно, что мы делаем, как мы делаем и т.д. Я не думаю, что это такой чистый популизм опытного политика.

Н. Фридрихсон:

- А разве не популизм?

А. Кузичев:

- Он общается с людьми. Он позволяет себе выходить в народ. Он делает заявления, которые мне кажутся очень правильными. Не каким-то там суконным языком рассказывает, а он совершенно человеческим языком говорит, что для него самое главное. То, что он говорит, совпадает полностью с моим пониманием. Мне пока что кажется, что он все очень правильно делает. И в смысле тональности, и непосредственно действий. Я даже ему сказал, что, если нужна какая-то помощь, я готов и я буду. Да каждый из нас, конечно, готов и будет, а тем более, Курская область, но мне кажется, он правильно делает. Он молодец.

Н. Фридрихсон:

- Давай шире возьмем. Участники СВО должны стать новой политической элитой. Это говорили на самых разных уровнях, и Владимир Путин тоже это несколько раз отмечал. И вот в 2024 году Жога занимает должность полпреда. Твое отношение – вообще участники СВО и политика? Я этот вопрос задавала еще Евгению Поддубному в одном из интервью года уходящего, меня и тогда смущало, и сейчас смущает – политика это все-таки что-то подковерное, да, здесь немножко сынтриговать, здесь обыграть соперника. Ну, не без этого. Такой карточный домик. Люди СВО – это люди, которые понимают, что враг там, бить туда. Они немножко не заточены на эту кулуарность.

А. Кузичев:

- На политическую интригу?

Н. Фридрихсон:

- Да. И не получится ли так, что абсолютный герой СВО становится политиком, и в итоге либо политика его изматывает в своих нюансах, либо она его сжирает.

А. Кузичев:

- Есть такая опасность. Более того, я думаю, что она явная и, думаю, что в большинстве случаев так оно и будет. Да, потому что когда люди подобного склада идут в политику, конечно, не заточенные на интригу, а политика это всегда некая тонкая интрига и т.д. – то есть, интрига даже не обязательно в вульгарном смысле слова, что он кого-то там…

Н. Фридрихсон:

- Ну, это тоже.

А. Кузичев:

- Ну, это тоже, наверное, но я-то имею в виду чуть-чуть более тонко. Где-то славировать, где-то на компромисс какой-то пойти ради того, чтобы потом через два хода свое забрать. Ну и так далее. Не думаю. Но я понимаю, что это же не просто такая декларация. Потому что вот фронтовики и они заслужили своим жизненным путем. Нет. Люди, которые участвовали и участвуют в СВО – это люди, у которых есть представление, может быть, не такое стратегическое, может, не такое футуристическое или футурологическое, но совершенно четкое представление о будущем и о пути России. Да, да. Ну, вот сейчас у нас система свой-чужой каким образом выстроена? А что ты думаешь по поводу СВО?

Н. Фридрихсон:

- А чей Крым?

А. Кузичев:

- Да это то же самое. Вот это те люди, которые гарантированно на каждый из этих сложных вопросов дадут правильный ответ.

Н. Фридрихсон:

- Они просто в глаз дадут за такие вопросы.

А. Кузичев:

- Может, и в глаз дадут, да. Это и будет правильный ответ.

Н. Фридрихсон:

- Да, все верно.

А. Кузичев:

- Понимаешь, это необходимо делать. Эти люди, фронтовики – мне очень нравится это слово, потому что мы с тобой помним фронтовиков, еще в 70-е годы они были на самом деле.

Н. Фридрихсон:

- У меня прадед прошел от звонка до звонка, извините, всю Великую Отечественную.

А. Кузичев:

- Фронтовики – их так называли. И вот когда они в мирную жизнь возвращались, будь то директор завода или корреспондент газеты, или еще кто-то – фронтовик – это сразу вокруг него просто ореол! Фронтовик, понимаешь, костяк!

Н. Фридрихсон:

- Ореол ореолом, но есть одна серьезнейшая проблема, о которой надо говорить, я считаю. Конечно же, это реабилитация. Причем, психологическая, в том числе. Потому что если сейчас люди просто будут возвращаться в мирную жизнь – ну, хорошо, вроде нормально разговаривают, глюки не ловят – ну и ладно. А потом это все может начать всплывать. Потому что все люди взрослые, все понимают, что такое зона боевых действий. Это, мягко говоря, особые условия. Каждый день смерть, кровь и вот это все. И мы уже видели кадры – там парнишка словил панику, там в троллейбусе женщину какую-то пытался чуть ли не в заложники взять… Вот как ты считаешь, будет у нас налажена система, которая оказывает психологическую реабилитацию тем, кто прошел зону боевых действий?

А. Кузичев:

- Надеюсь, что будет. Слушай, я даже думать об этом боюсь. Потому что после войны, тем более, такой войны, тем более, мы видим – до нас крохи какие-то микроскопические доходят того, что там творится – ну, ты-то больше наверняка видела, чем я, ты просто меня потрясла, конечно, своими поездками на Донбасс! Ты – молодчина! Уважаю. Я представляю, что эти люди на самом деле каждый день там в течение лет видят, чувствуют и переживают. И я представляю, когда все это закончится, когда они… помнишь, как у Высоцкого – похмелились, потом протрезвели, возвращались отцы наши, братья, по домам, по своим и чужим. И там же в той же песне – а из эвакуации толпой валили штатские. Я боюсь об этом думать. Потому что, конечно, это огромная будет проблема и, я надеюсь, что не только мы с тобой ее осознаем, и, конечно, должна быть создана система поддержки и работы с этими людьми. Потому что иначе нам с тобою будет страшно жить в нашей с тобою стране.

Н. Фридрихсон:

- События в Сирии. Тебя удивило, что Асад покинул Дамаск и теперь там новая власть?

А. Кузичев:

- Да – если коротко. Я надеялся, что наши, как написал один украинских журналист, сказал – а вот был один деятель, Иосиф, который не покинул столицу своей страны, хотя все были в панике, мародерство и т.д., а он навел порядок железной рукой и победил в итоге.

Н. Фридрихсон:

- Мне кажется, поздновато Асаду это приписывать. Это надо было приписывать пораньше.

А. Кузичев:

- Может быть. Но у нас же перед глазами сравнение. Да, меня удивило.

Н. Фридрихсон:

- Какие эмоции ты испытал?

А. Кузичев:

- Ну, ярость – наверное, слишком сильно сказано, но я был, конечно, очень сильно расстроен, разочарован. Это правильное слово.

Н. Фридрихсон:

- Я ходила по редакции "Комсомольской правды", когда еще вся эта толпа, включая и боевиков, когда они взяли Алеппо. Вот тут я ходила по редакции и просто кричала страшные слова. Во-первых, я очень люблю Сирию, очень люблю Алеппо, я кричала «Да как же так! Да там до Дамаска уже рукой подать! Да как это возможно?!». В результате так и получилось. Я Сирию люблю и мне грустно осознавать, что, возможно, на какое-то время россиянам туда будет нежелательно летать.

А. Кузичев:

- Не только россиянам. Наши базы, конечно же, оттуда попрут. Конечно, попрут. Европейцы совершенно не смущаясь сказали, что наши новые договоренности с новым руководством Сирии… другое дело, что нового руководства Сирии пока нет и вообще непонятно, кто из этих там полутора десятков сил, банд и т.д., кто там руководство? Тем не менее, они сказали, что наши договоренности с руководством будут зависеть от того, как они поступят с российскими базами. Мы считаем, что они неуместны на территории Сирии, потому что это дает доступ россиянам к Африке и т.д. Ну, просто открытым текстом! Конечно, попрут, к сожалению.

Н. Фридрихсон:

- Талибан в России уже вынимают из списка террористов. Твое отношение.

А. Кузичев:

- Правильно.

Н. Фридрихсон:

- Почему?

А. Кузичев:

- Ну, потому что список террористов – это не самоцель.

Н. Фридрихсон:

- Давай так. Теракт последний, который связан с группой Талибан, пока еще запрещенной в России, - 2021 год – не так уж и давно.

А. Кузичев:

- Если следовать строго букве определений, то вообще-то ЦРУ США – это самый настоящий террорист. Это самый настоящий по всем признакам – формальным и неформальным – террористы. Это бандиты. Но мы как-то… Поэтому повторяю – тут нельзя так просто ломом, так сказать, идти и т.д. Если нам это сейчас безопасно и выгодно, значит, так и надо делать. Повторяю: список – это не самоцель.

Н. Фридрихсон:

- Афганских женщин мы не жалеем, да?

А. Кузичев:

- Если мне придется выбирать между афганскими женщинами (я перед ними преклоняюсь и все такое) и нашими женщинами, своей страной - я выбираю свою страну.

Н. Фридрихсон:

- Последний короткий вопрос. Развитие искусственного интеллекта тебя пугает или вдохновляет?

А. Кузичев:

- Пугает.

Н. Фридрихсон:

- Почему?

А. Кузичев:

- Ну, потому что он нас поработит и мы будем сидеть в капсулах, как в фильме «Матрица», и питаться какими-то кислородными коктейлями.

Н. Фридрихсон:

- Скажи мне, свободолюбивый, а у тебя там «Умный дом» наверняка есть, да?

А. Кузичев:

- Нет. У меня глупый, хороший, деревянный дом. За что я его и люблю.

Н. Фридрихсон:

- Навигатор в гаджетах?

А. Кузичев:

- Ну да, давай… между прочим, даже лифт когда ты вызываешь, ты знаешь, что там же несколько кабин – у меня дома четыре лифта – даже то, что он соображает, какой лифт рациональнее приехать к тебе и отвезти тебя куда-то, это уже искусственный интеллект. Да, я все понимаю. Но вот мне этого достаточно. Я не хочу. Меня пугает. Я боюсь, Надана! И говорю это официально. Пускай это искусственный интеллект услышит и похохочет своим жестяным смехом.

Н. Фридрихсон:

- С нами был Анатолий Кузичев, теле- и радиоведущий. Анатолй, не бойтесь, искусственный интеллект мягонько вас поработит, вы просто не заметите.

А. Кузичев:

- Ну, или так давай, хорошо.

Н. Фридрихсон:

- Друзья, оставайтесь на волнах радио «Комсомольская правда» - тут пока живой интеллект.

А. Кузичев:

- С наступающим!

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью