Эдуард Бояков - про будущее Театра на Малой Ордынке, отношение к Кехману и дружбу с Прилепиным
В. Карпов:
- Всем здравствуйте. У микрофона Владимир Карпов, на волнах радиостанции «Комсомольская правда» программа «Диалоги». И с нами сегодня новый художественный руководитель Театра на Малой Ордынке Эдуард Бояков. Эдуард Владиславович, здравствуйте.
Э. Бояков:
- Здравствуйте.
В. Карпов:
- Я начну с цитаты, которую я взял из Telegram. «Быть реально современным театром России – это серьезная задача. Мы постараемся». Автор - Эдуард Бояков. Вы к чему будете вести Театр на Малой Ордынке?
Э. Бояков:
- Есть понятие «живой театр». Может быть, даже не понятие, есть такая фраза. Оперировать определениями какими-то научными, методологическими, театроведческими, культурологическими, с одной стороны, легко, а с другой стороны, когда есть пространство диалога, есть пространство беседы, когда есть культурное поле, то достаточно просто сказать – живой театр. Так же, как и, например, живая киностудия. Мне кажется, театру, как ни какому другому виду искусства, подходит это определение. Надо быть живым, надо быть современным, потому что ты живой. Мы все живые люди. Если мы будем жить только прошлым, мы превратимся, в лучшем случае, в какие-то проекции великих предков. Если мы будем думать только о себе, только о будущем, только об удовольствии, только о потреблении, только о достижении, мы перестанем быть людьми. Потому что человек - это тот, кто помнит о своем прошлом, о своих предках. Это сочетание не сочетаемого, современного и вечного и есть предмет театра.
В. Карпов:
- Вы просто начали с того, что хотите создать живой театр, и тут же апеллируете к прошлому, как будто бы к могилам предков.
Э. Бояков:
- Да, именно об этом я и говорю, что живой – это всегда апеллирующий к могилам предков, но не зацикливающийся на них, не живущий только могилами, только предками, только великими победами какими-то. Вот мы там были когда-то, мы там в 1960 каком-то году выиграли чемпионат мира по какому-нибудь виду спорта. Мы в каком-то веке или в каком-то этом победили в мировой войне. мы изобрели, я не знаю, таблицу Менделеева.
В. Карпов:
- Ракету запустили?
Э. Бояков:
- Или первые в космос полетели. Да, это мы. Если мы это забудем, еще раз повторяю, мы превратимся в животных. Но нельзя этим жить. Надо жить вперед.
В. Карпов:
- Спроси у любого другого режиссера, или художественного руководителя, или человека от искусства, что вы хотите создать, наверное, первая фраза, которую вы сказали, «я хочу создать живой театр», она бы прозвучала ровно так же. Только каждый в это вкладывает что-то свое. Хочется быть современным театром России, отражать современность, рассказывать о ней. Хочется про жизнь, но апеллируя к прошлому. Это представление как о прошлом, так и о нашем будущем у каждого свое. И в этом смысле хочется, конечно, поскрести идеологический фундамент, к чему вы будете стремиться. Когда вы говорите о том, что гордиться прошлым, наверное, необходимо, только ли гордиться? Как же наши пороки? С чем мы будем бороться, в конце концов?
Э. Бояков:
- А как же без них? И гордиться прошлым, и стыдиться прошлого, и понимать, что в нашей истории есть поражения, настоящие поражения. И военные поражения, например, Японскую войну можно вспомнить. Но есть поражения, которые я, не считая себя старым человеком, тем не менее, могу воспроизвести. То, что наша страна пережила в 90-х годах, то, что мы наблюдали, я наблюдал, будучи совсем молодым человеком, родившимся в Советском Союзе, и вдруг - опс, и нет моей страны, нет не просто идеологии какой-то там, политических лозунгов, ладно, политические лозунги меняются, но нет ощущения единства пространства, нет ощущения единства культуры, нет ощущения человеческой близости. Я не просто в Советском Союзе родился, я родился в Дагестане. До того, как я услышал слово «мультикультурализм», например, или «толерантность», я эти самые понятия впитал с ранних лет. Я жил в этом пространстве. И уважение к другой нации, радость чужому празднику. Я помню, как мы радовались, когда Ураза-Байрам приходил в мусульманские семьи, потому что нам, пацанам, детям достанется каких-то угощений. Я помню, как мы приносили своим соседям крашеные яйца на Пасху, и они, мусульмане, радостно это принимали, разделяли с нами этот праздник. Какой-то очень, может быть, простой, банальный пример. И в этом отношении, конечно, распад Советского Союза, как сказал наш президент в той знаменитой речи в Мюнхене, это геополитическая катастрофа. И она коснулась каждого. И мы проиграли. Не просто катастрофа, это поражение. Мы проиграли. И мы долго-долго-долго очухивались после этого нокдауна, потому что всем казалось, что это нокаут. Оказалось, нокдаун. Судья уже, в общем-то, начал считать, но как-то наш этот русский то ли медведь, то ли боксер, то ли богатырь проснулся, и оказалось, что он вполне себе еще в порядке. Я далек от того, чтобы продолжать свою такую боксерскую аналогию разговорами о том, что мы сейчас всех порвем, все, мы уже победили, но то, что мы живы, и то, что мы уже немножечко приходим в себя, это очевидно.
В. Карпов:
- Я зацепился, знаете, за что? Мы с этим должны бороться, мы должны стыдиться. Вы просто перечисляли, что есть вехи в нашей истории, которые не самые приглядные. Вы конкретно упомянули 90-е годы. А с наследием 90-х мы должны, по вашему мнению, этого времени стыдиться или с ним бороться?
Э. Бояков:
- И стыдиться этим надо. И бороться.
В. Карпов:
- Почему?
Э. Бояков:
- И проживать это нужно. Просто проживать. Понимаете? Царство Божие внутри нас. И грязь тоже внутри нас. Бороться надо с тем, что ты присвоил, с тем, что ты определил как свое. Тогда это совершенно другая борьба. Бороться с пороком, разделяя субъекта и объекта, вот ты алкоголик, будь ты проклят, - это одна расстановка. А: в моей семье алкоголик, какое горе.
В. Карпов:
- Или я алкоголик.
Э. Бояков:
- Да, или я алкоголик. Как тяжело моим родным. Господи, бедная моя жена, что же мне делать? Это и то, и другое, и третье - борьба. Но, понимаете, это же разные типы борьбы. В этом смысле надо разбираться. Разборки, разборки, разборки. Стыд - это составляющий компонент совести. Стыд - это составляющий компонент покаяния. Без покаяния нет человека. Потому что нет человека без греха. Человек грешен априори. Можно с Адама считать, можно еще с чего-то. Но не важно. Человек грешен. Факт. Значит, нам надо признаться в этом и начать войну. Мне начать войну со своей грешной, вторичной, слабой природой, моим близким начать войну. Любой мужчина еще и глава семьи, как минимум, потенциально, а некоторым мужчинам дано и право, возможность, талант руководить не только такими небольшими ячейками, семья - это первичная форма социальной организации, но кто-то руководит пионерским звеном, какой-нибудь пионерской дружиной, ротой, батальоном, дивизией, политической партией, футбольной командой, государством, в конце концов. И любой человек, расширяя это пространство, мужчины, если мы говорим, все-таки это мужская функция, даже если речь о женщине-политике, но в данном случае функция политика это, конечно, мужская функция, точно так, как мать - это функция женская. Так вот, любой человек должен еще взять на себя ответственность за эти пороки, за эти грехи, за эти слабости своих близких. И тогда, конечно, надо стыдиться и работать одновременно, не теряя радость жизни, не теряя ощущение чуда, которое эта жизнь из себя представляет. А как еще? У меня есть шанс, я могу что-то сделать хорошее. Слава богу.
В. Карпов:
- Знаете, в чем парадокс? Я тоже много об этом думаю, и мне не кажется какой-то определенный промежуток времени чем-то таким однозначно плохим, как вы описываете 90-е, например.
Э. Бояков:
- Я не описываю так ни в коем случае.
В. Карпов:
- Только что вы призывали с этим бороться?
Э. Бояков:
- Нет. Я сказал: и бороться, и стыдиться, и прорабатывать, и гордиться. В 90-х годах есть масса вещей, которые нужно признать, и все. Все катилось вообще в тартарары. А потом Ельцин, которого мы так часто ругаем, раз и сказал: «Подождите, Приднестровье». И все получили новую реальность. Если мы сейчас присягаем нашему президенту, Давайте вспомним, кто его назначил. Поэтому ни в коем случае.
В. Карпов:
- Что-то же будет меняться в Театре на Малой Ордынке. Возможно, мы уже репертуар таким образом начали обсуждать. О грехах наших говорим. Я к чему хотел вернуться. 90-е стали следствием того, что происходило до этого, в Советском Союзе.
Э. Бояков:
- Абсолютно точно.
В. Карпов:
- Та же Мюнхенская речь Путина в 2007-м стала следствием того, что происходило в 90-е. Эдуард Бояков в 2025-м такой ровно потому, что пережил те самые 90-е. И поэтому мне не очень понятно, зачем нам с этим бороться. Это наша ткань, если хотите. Выстояла страна, не рассыпалась окончательно. Я про Российскую Федерацию, прежде всего. Тоже уже можно себе в качестве подвига засчитать. Нет?
Э. Бояков:
- В качестве подвига, может быть, вы так считаете, я не лишаю вас права считать это подвигом. Я скажу помягче. Слава богу, что мы выжили. И это уже прекрасно. А то, что бороться и гордиться одновременно, стыдиться и гордиться одновременно можно, на этом я настаиваю. Давайте не воспринимать человека как одноклеточное существо. Давайте не видеть в человеке плоскость исключительно. Человек – сложная система. Этика, эстетика да и физика, нейропсихология и так далее, достаточно Достоевского вспомнить. Это сложнейшее пространство, в котором человек иногда совершает поступки, за которые ему дико стыдно. И оправдывать эти поступки нельзя. А иногда он совершает поступки, которые действительно являются подвигом. И забывать о подвигах нельзя. И иногда это один и тот же человек.
В. Карпов:
- Много почитал в ваших интервью, высказываниях мысль, которая постоянно повторяется в разных формулировках, но смысл примерно один и тот же. Что мы сейчас где-то на задворках мировой культуры, что мы отрыжка западной культуры, мы сейчас в глубоком кризисе именно в плане культуры. Этой мысли лет 10. Ну, может быть, так и есть. Хотя, конечно, я говорю об этом не 10 лет, я думаю, что лет 20 я об этом говорю, но актуальность этой мысли, конечно, связывается с 2014 годом, в «русской весной», с вопросом, чей Крым. И тогда вообще появилось ощущение, что, оказывается, мы есть как бы, субъектность вообще появилась. Потому что до этого все было совсем растворено в таком европейском контексте, или мировом, или глобалистском, каком угодно. Вот это: Голливуд – это наша продукция, фильм «Шрек» смотрят наши дети, это прекрасно, вот он, «Гарри Поттер». Да, есть Пушкин, есть Гарри Поттер, они все наши, они прекрасные, и давайте любить и то, и другое.
Так что, наверное, 10 лет, как эта мысль стала острой. Но процессы культурогенеза - такое, может быть, слишком научное слово, но давайте все-таки его…
В. Карпов:
- Создание собственной культуры, осознание себя.
Э. Бояков:
- Да, взращивание. То есть культура – это поле, культура – это не проект, культура – это поляна, культура – это культивация. Кстати, происхождение слова «культура» связано с сельскохозяйственным контекстом, этимология такова. И в этом отношении, конечно, катастрофа, которая наступила в 90-е, культурная катастрофа, цивилизационная катастрофа, была подготовлена. Она была подготовлена тем, что происходило в советской культуре в 80-е, в 70-е. Вот тот самый застой и те самые 60-е, которые для кого-то очень симпатичны: ах, так было хорошо, оттепель, так сказать, Сталина забрали из Мавзолея. И как же тогда было много надежд. Ну, на 60-е годы через такую призму смотрят, но на самом деле это время достаточно унылое с точки зрения культурного производства, с точки зрения культурного развития, с точки зрения культурного суверенитета. А без культурного суверенитета нет никаких других. 60-е годы – это время, когда мы начали превращаться в провинцию.
В. Карпов:
- Давайте уточним. Для себя я тоже некие вехи подмечаю. Всплеск, расцвет культуры в советской России – это, безусловно, 20-е годы, когда появляется надежда, и когда мы создаем нового человека, новую страну, новую идеологию. Творчество во всех его проявлениях. Это касается и поэзии, это касается и…
Э. Бояков:
- Архитектуры, всего.
В. Карпов:
- В 60-е тоже всплеск в каком-то смысле. Целая плеяда блестящих поэтов.
Э. Бояков:
- Да перестаньте!
В. Карпов:
- А почему нет? Вы сказали, что мы начали терять. А что мы начали терять?
Э. Бояков:
- Эти блестящие поэты… Самый блестящий из них, ну, два самых блестящих, по моему мнению… Вот здесь субъективное мнение, но категоричное. Главные поэты-шестидесятники – это, конечно, Белла Ахмадулина и Иосиф Бродский. Это два великих поэта, это два больших поэта. Безусловно, понимающие и говорящие про унылость времени, в котором они живут, про упадок, который они наблюдают. Во всяком случае, Белла в конце своей жизни много посвятила этим рассуждениям. Про Иосифа Бродского и говорить нечего.
В. Карпов:
- «Я памятник воздвиг себе иной! К постыдному столетию — спиной», - Бродский.
Э. Бояков:
- Да, «к постыдному столетию». Мир спасти уже, конечно, невозможно, но отдельного человека можно попытаться. То есть, может быть, не дословно, но это фраза из его нобелевской лекции. А если говорить про авангард шестидесятнический, про Вознесенского и Евтушенко, это следствие, это развитие тех открытий, которые делали те самые поэты, о которых вы говорили, говоря о 20-х годах. Это развитие русского авангарда, ничего там действительно всемирного не было. Мода Вознесенского, мощь Вознесенского и любовь к Вознесенскому и к Евтушенко была связана как раз с тем, что они Запад принесли, они приоткрыли дверку. Мэрилин Монро, Гинзбург, все эти американские гении… А американская культура – это мощнейшая культура, это имперская культура. Америка в 60-е годы ХХ века, она переживала расцвет. Это связано и с изобретением рок-музыки. Изобретение музыки, которую мы слушаем до сих пор, инструменты, на которых мы играем до сих пор и т.д., это всё – то время. И тогда мы начали превращаться в провинцию. В 90-е годы мы окончательно это превращение зафиксировали. Потом мы просыпались, просыпались, просыпались, а сейчас как-то приходим в себя.
Это долгий процесс, Владимир, это не 10 лет. Вы так сказали, в вашем вопросе я услышал: 10 лет вы об этом говорите. Так 10 лет – это мало.
В. Карпов:
- Вы сейчас так утвердительно сказали о том, что мы просыпаемся или проснулись. А проснулись ли? Точно просыпаемся? А может быть, это всё просто пауза небольшая?
Э. Бояков:
- Да, как Чжуан-цзы, которому снится, что он – бабочка, которой снится сон, что она – бабочка, и т.д.
В. Карпов:
- Я вполне серьезно. Как президент отмечал на «Валдае», люди у нас про кокошники вспомнили. Но это же появилось как протест, попытку запретить русскую культуру. И вот здесь вдруг о ней вспомнили.
Э. Бояков:
- Да.
В. Карпов:
- Ну, хорошо, сейчас опять ломается отношение. Ну, сольемся в экстазе.
Э. Бояков:
- Не дай бог.
В. Карпов:
- Почему?
Э. Бояков:
- Потому что не вспоминать про кокошники – это потерять идентичность. Это не значит, что мы должны напялить их, это не значит, что я должен ходить исключительно в косоворотке, хотя это очень удобная и крутая одежда, к слову.
В. Карпов:
- Вы, кстати, в толстовке с православной символикой.
Э. Бояков:
- Ну да, но это не толстовка, это худи.
В. Карпов:
- Ну, тоже все буржуинское.
Э. Бояков:
- Да, видите, слово-то буржуинское. И сама модель, если говорить про пластику, - да. Если говорить про месседж, в этом на самом деле и есть русский код, простите.
В. Карпов:
- Синтез. Опять получается, что синтез.
Э. Бояков:
- В этом евразийстве, в этом умении учиться, воспринимать чужие технологии и наполнять их собственным смыслом, в этом и есть русский феномен. Это и есть одно из самых важных объяснений русского человека.
В. Карпов:
- Мы с вами ушли в сторону философских рассуждений о культуре, синтезе культур, русская культура всегда этим славилась. А все это вокруг вашего театра, так или иначе, вращается. Здесь более конкретные вопросы уместны. Что за репертуар у вас будет? Кто те режиссеры, которые будут поднимать русскую культуру в Театре на Малой Ордынке, что за актеры? Это тот состав, который вы пестовали, или еще что-то появится новое?
Э. Бояков:
- Ну, во-первых, надо лишний раз сказать для меня очевидное, а для кого-то, может быть, неочевидное. Театр – это не просто вид искусства, один из видов искусства наряду с музыкой, литературой, живописью и т.д. Театр – это синтетика. Театр – это единственное искусство, которое предлагает живого человека на сцене. Ты видишь живого человека не в качестве исполнителя, как ты видишь живого пианиста, например, или живого клоуна, который делает какой-то трюк. Ты видишь живого человека в качестве человека. Ты видишь его боль, если это хороший театр, ты подключаешься и сопереживаешь, поэтому ты попадаешь в поток времени, то есть того, если это спектакль про какие-нибудь события XIX века, или нынешнего. Поэтому театр – это главное из искусств, простите за такой шовинизм, но он профессиональный, и я бы, наверное, театром не занимался, если бы сомневался, что это так. Как бы ни было популярно кино сейчас. Я и сам снял фильм и готовлю следующий, после «Русского креста» и т.д. Как бы ни были популярны дегитальные технологии, тем не менее, вот эта нецифруемость театра, невозможность его отцифровать, потому что нет ничего чудовищнее, чем видеотрансляции театральных спектаклей. Это какой-то кринж просто.
В. Карпов:
- Я, кстати, не смог к ним привыкнуть.
Э. Бояков:
- Ни в коем случае. И слава богу. Не надо это даже пробовать. Надо ходить в театр, чувствовать другого человека, слышать, как он хихикает, или, наоборот, понимать, что кто-то разворачивает громко шоколадку, кто-то даже по телефону пытается, если не поговорить, то хотя бы переписку включает, эти экраны начинают сильно светиться, ты проклинаешь этого соседа. Но, тем не менее, это всё - информация, это всё - событие, это всё – полноценность. Если говорить о театре, то он в этом отношении уникален. Поэтому, как я уже сказал, мы будем сочетать классический репертуар и репертуар современный. Мы будем сочетать языки. Мы будем работать много с музыкой. И мы будем работать с поэзией, безусловно. Мы будем работать с труппой. Это очень важно. Мне нравится труппа. Ну, не знаю, верите мне или нет, я понимаю, что если бы мне труппа…
В. Карпов:
- Труппа Театра на Малой Ордынке.
Э. Бояков:
- Да. Если бы мне не нравилась труппа, я, может быть, искал бы какие-то эвфемизмы или еще что-то, говорил бы о развитии и т.д. Но я вижу артистов, там много молодежи, там люди достаточно в тонусе находятся, там люди, у которых есть пластическая культура, у которых есть вокальная культура, музыкальная культура. И в этом отношении это труппа, с которой можно построить настоящий полноценный репертуар. Конечно, мы будем приглашать каких-то звезд, каких-то людей, которые обладают какими-то уникальными актерскими качествами. Ну, мне нужен Якубович…
В. Карпов:
- Только хотел его упомянуть.
Э. Бояков:
- Да, для работы, которую мы сейчас обсуждаем. Мы начинали работать с Мольером, мы продолжим эту работу. То есть мы продолжим работу с Якубовичем как с автором, который иногда стилизует Возрождение французское, иногда связывает эти эпохи. Мольер и Якубович – это очень интересно…
В. Карпов:
- Тут для радиослушателей важно упомянуть. Не все были на ваших спектаклях. Леонид Аркадьевич Якубович имеется в виду, тот самый ведущий «Поля чудес», который выступает в спектаклях…
Э. Бояков:
- Который потрясающий драматический артист. Который очень интересно существует на сцене. Который очень интересно может именно присутствовать. Не только показывать свои артистические навыки (они у него есть), но то, как Леонид Аркадьевич любит театр, то, как он его знает, то, как он со мной говорил о спектаклях Плучека, Завадского и т.д., 60-70-е годы, время, когда он вырос, это потрясающе эрудированный театральный, насмотренный театральный… Не знаю, как сказать. Даже нельзя сказать «зритель».
В. Карпов:
- Человек.
Э. Бояков:
- Это театральный человек, это театральный профессионал. В этом отношении мы будем готовить премьеру с Якубовичем и с труппой театра. Мы будем делать редакцию романа «Лавр», театральную редакцию, которую я с Якубовичем, с Дмитрием Певцовым и с народным артистом Валентином Клементьевым представлял еще во МХАТе им. Горького. И вот эти три артиста, я надеюсь, со мной останутся. Но это спектакль с огромным количеством мощнейших, сложнейших ролей. И нашей труппе предстоит с этими вызовами справиться. Мы будем работать с современным материалом. В частности, пьеса Ольги Погодиной «Хорошие фото с поминок», она называется так. Спектакль, который я репетировал, назывался «Хорошие фото». Мы его практически не успели отыграть, закрыли репертуар в Новом театре, и мы начнем эту работу. Это потрясающая пьеса. В моем понимании, это единственное такое серьезное, глубокое высказывание о СВО сегодня. Это художественное высказывание, это не документальные свидетельства и не поэтическая лирика. У нас есть великие поэты, у нас действительно есть целое поколение, великая поэзия, я бы сказал так, очень мощных, серьезных поэтов. Но фильмов серьезных и спектаклей серьезных пока еще нет.
Я думаю, что нам предстоит это все создавать и то, что Ольга Погодина, я знаю этого драматурга много лет, я уже с ней много лет сотрудничаю, что она написала такой текст, мощнейший просто, и не изменила фамилию прототипа. То есть, там был живой человек…
В. Карпов:
- То есть, это рассказ про живого человека?
Э. Бояков:
- Да, это художественное повествование о живом человеке. Но герой, Николай Чернобровкин, боец СВО, с медалью и с протезом выходит на поклон вместе с нами. Когда вот это случилось, я видел, что в зале происходило. То есть, это и так нас очень тепло и хорошо приняли, но когда это произошло, было просто чудо. Мы будем работать с этой пьесой. Пьеса отличается от сценария тем, что… ну, сценарий написал и… ну, кто будет сейчас снимать фильм… сейчас в Америке любят там, знаете, «Сталкер» какой-нибудь сняли или еще что-нибудь, делать такие какие-то штуки… новые прочтения. Но вот есть там «Три сестры» Чехова, вот их надо ставить и ставятся эти «Три сестры» уже 120 с лишним лет. И никто не говорит ничего. Потому что пьеса вечная. Если мы начинаем работать с каким-то материалом снова, это указание на то, чтобы и зрители, и читатели подумали – а что, действительно роман Водолазкина это такая серьезная книга? Я убежден, что роман «Лавр» будет в истории русской литературы. Я убежден. Я совершенно уверен, что и 50, и 100, и 10 лет пройдет, и он будет в учебниках. То есть, он выразил нашу эпоху как никакой другой. Я убежден, что проза Захара Прилепина будет в школьных хрестоматиях и после того, как мы с Прилепиным уйдем из жизни. Я уверен в этом. Поэтому с этим надо работать.
В. Карпов:
- А Пелевин?
Э. Бояков:
- Пелевин будет в истории литературы, он мощный.
В. Карпов:
- А в учебниках?
Э. Бояков:
- Я думаю, что только на филфаках, наверное. На филфаках надо, без этого тоже нельзя.
В. Карпов:
- Через запятую – Пелевин, Сорокин?
Э. Бояков:
- Не знаю… но Сорокин и Пелевин – это большие русские писатели. Хоть один из них и иноагент.
В. Карпов:
- Да, пока только Сорокин. Пелевин в связях, порочащих его, пока замечен не был. Ладно, вернемся к разговору о культуре.
Кстати, а от кого узнали о предложении стать худруком?
Э. Бояков:
- Мне его сделало руководство Москвы.
В. Карпов:
- Официально? По официальным каналам, без каких-то интриг?
Э. Бояков:
- Нет, во время встречи. Что такое официальный канал? Официальное предложение звучит на встрече. Мы работали в парке Москино прошлой зимой, мы делали большое мультимедийное шоу, огромное, с очень большим бюджетом в несколько сотен миллионов рублей. То есть, это самая большая съемочная площадка в мире. Это уникальная локация. Это очень серьезные амбиции индустриальные такие. И для того, чтобы подтвердить эти индустриальные амбиции, которые выражаются в соответствующем оборудовании, в соответствующих возможностях, руководство Москвы посчитало и, я думаю, что это совершенно правильный ход.
В. Карпов:
- Инвестиции в будущее?
Э. Бояков:
- Да, да, инвестиции в будущее. И они меня позвали делать мультимедийное шоу для зрителей новой Москвы. Это Калужское шоссе, 20 километров от МКАДа, парк «Москино». Мы сделали это шоу, его посмотрело 15 тысяч человек, эти люди все были на экскурсиях в этом кинопарке, начиная от ресторанов и заканчивая съемочными площадками, там параллельно Константин Эрнст и компания снимает один фильм, Евгений Миронов другой фильм, сериал «ГДР» и т.д. То есть, это такая индустриальная история. То, как мы сделали этот спектакль на открытом воздухе, было высоко оценено и критиками, и экспертами, и, видимо, чиновниками тоже. Вице-премьер Москвы Наталья Алексеевна Сергунина и министр культуры Москвы Алексей Анатольевич Фурсин сделали мне предложение возглавить один из московских театров.
В. Карпов:
- Вы сразу согласились?
Э. Бояков:
- Да, я был готов к этому. Мы не доделали то, что мы делали во МХАТе, к сожалению, мы не успели реализовать все наши планы и я чувствовал, что вопрос судьбы, вообще судьба репертуарного театра, как институции, как явления, для меня по-прежнему очень актуальны, очень больны. Как бы меня ни звали и в России, и за рубеж на какие-то проекты, а их очень много, то есть, чем, чем, но работой я не обделен, я все-таки понимал, что мне есть еще что сказать в этом пространстве. В пространстве русского репертуарного городского театра.
В. Карпов:
- Вы наверняка видели новости про Владимира Кехмана. Что почувствовали, когда узнали о том, что он больше не директор МХАТ, что возбуждено уголовное дело? Я так понимаю, у вас непростые были отношения с ним?
В. Карпов:
- Мягко выражаясь, конечно, непростые. То, какая была кампания против нас организована, против нашей линии, против того, что мы принесли во МХАТ вместе с Прилепиным, с Пускепалисом, мы заходили втроем, это была беспрецедентная кампания, просто такого мочилова я, правда, не знаю. Мне кажется, никогда не было столько сил и столько денег на черный пиар потрачено. Ну и Кехман был частью этой кампании. Он пришел, и то, что МХАТ творчески не процветает, а есть один успешный спектакль «Женщины Есенина», который, простите за нескромность, придумал ваш покорный слуга, начиная от названия и заканчивая кастингом и приглашением всех основных творческих людей, это факт. Тем не менее, никакого злорадства, никакой радости я не испытываю из-за того, что Кехман под следствием. Ну, дай бог ему разобраться. А так справедливость должна быть везде и то, что МХАТ заслуживает статуса национального театра – это очевидно. Дай бог, чтобы руководители новые справились с этим вызовом. Во всяком случае, в 2018 году, когда я приходил туда, была совершенно другая ситуация. Мы вывозили десятки КАМАЗов с мусором, мы просто вернули этот театр в информационную повестку. И не только связанную со скандалами, но и связанную с художественной какой-то перспективой, с логикой, с развитием. То есть, это факт. Сегодня тем, кто придет туда, будет легче. Но я об этом совершенно не думаю.
В. Карпов:
- Просто вот эти события – ваше назначение, отставка Кехмана – они во времени почти совпали.
Э. Бояков:
- Вы знаете, синхронна в нашей жизни очень много. Иногда такие события происходят, что думаешь – ой-ой-ой, на что вы намекаете? Что я Кехмана снял? Нет, я не обладаю такими полномочиями. И еще раз скажу. Даже и мысли не было думать об этом театре у меня не было.
В. Карпов:
- То есть, просто совпадение?
Э. Бояков:
- Вы переспрашиваете. Да, Владимир, просто совпадение.
В. Карпов:
- Работа у меня такая – переспрашивать, уточнять, где-то поковырять, выяснить, вдруг мы что-то важное упускаем… это профессиональная деформация, уж простите меня. А если позволите, я вернусь – как считаете, русская национальная идеология, идеология государственная нужна или нет?
Э. Бояков:
- Без нее невозможно. Это не то что вопрос нужна или нет. Или нет не существует. Если нет идеологии, если нет идеи у государства, то не будет этого государства очень скоро. Оно может, конечно, превращаться в какое-то подобие, но это будет квази-государство. Это будет какая-то часть, например, европейского сообщества. Не будем сейчас обижать какую-нибудь европейскую страну небольшую, но просто посмотрите, как они себя ведут, посмотрите, как они работают с национальной культурой. Ну, это же просто совершенно несвободные субъекты. В этом отношении любая цивилизация должна иметь идею. Любая цивилизация должна иметь философию. Политическая философия, проекция философии, проекция религии, проекция самых высших таких сфер на политику, на политическое поле, ну, на то, как мы организовываем, как у нас бюрократия, как у нас должны МФЦ работать, как у нас налоговая инспекция должна работать, что такое банк, какая экономическая политика, какие партии должны существовать – вот эта проекция и есть уже политическая жизнь. Одна из плоскостей. Политикой не исчерпывается наша жизнь, но нельзя про нее забывать.
В. Карпов:
- Я почему спрашиваю. Об этом сейчас все чаще говорят, тем более, тут вот Сергей Караганов выступает со своей программой, где рассказывает о своем видении русской национальной идеологии, и в этом смысле вы как будто бы соучастник этой дискуссии. Напрямую вы взаимодействуете с тем же Карагановым или в каких-то дискуссионных клубах, кто сейчас, кроме того же Караганова и людей вокруг него, сейчас над этой идеологией вообще думает, кто об этом рассуждает?
Э. Бояков:
- Спасибо, что обратили внимание на Караганова. Я, конечно, знаю его рассуждения, конечно, знаю этого автора, но я внимательнее отнесусь и послушаю. Мне очень интересно бывать с моими товарищами просто за столом в клубе на улице «Правда». Есть такая организация. Дмитрий Владимирович Роде, Михаил Леонидович Хазин, Делягин, еще какие-то люди – вот с ними есть ощущение такое диалогосодержательного. Мне интересно общаться, конечно, с Захаром Прилепиным, мы все время об этом говорим. Буквально несколько дней назад, я еще об этом даже не объявлял, я первый раз об этом вслух говорю, тем не менее, мы все-таки уже подписали бумаги, об этом можно сказать – несколько дней назад я получил предложение от крупной корпорации, от университета большого о том, чтобы снять фильм о русской идее. То есть, про попытку поиска ответа на вопрос кто такой русский. И я согласился. И я сделаю высказывание в ближайшие полтора месяца на эту тему. Я попробую разобраться, что для меня означает быть русским. То, что это вопрос важнейший, то, что мы все об этом должны говорить, мы все должны спорить, мы должны просыпаться – вот эта процедура, это состояние такого столкновения, возбуждения по поводу этого вопроса – это необходимая составляющая того, чтобы мы все-таки победили в настоящей серьезной большой цивилизационной войне, которая происходит не только на Донбассе, которая происходит в идеологических сферах, которая происходит в наших головах. Мы должны сделать так, чтобы сны наших детей были связаны с русским логосом, с русской культурой.
В. Карпов:
- Это будет художественный фильм?
Э. Бояков:
- Это будет документально такое публицистическое художественное высказывание.
В. Карпов:
- Автор сценария? Эдуард Бояков?
Э. Бояков:
- Да.
В. Карпов:
- Следите за анонсами. С нами был Эдуард Бояков, художественный руководитель театра на Малый Ордынке. Спасибо, Эдуард Владиславович, приходите еще.
Э. Бояков:
- Спасибо.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp