Дмитрий Стешин: Люди на Донбассе хотят наконец проснуться в России
С. Мардан:
- В эфире Радио «Комсомольская правда», я – Сергей Мардан. Сегодня пообщаемся с Дмитрием Стешиным, специальным корреспондентом «Комсомольской правды». Дима вернулся на Донбасс. Дима, в Донбассе как говорят про себя – на Донбассе, в Донбассе? Меня в советской школе приучили говорить в Донбассе.
Д. Стешин:
- На Донбассе, на подвале, шокать я начинаю на четвертый день. Здесь предупреждают: не шокай, сын украинцем родится.
С. Мардан:
- В детстве, когда я возвращался от бабушки с Украины, еще где-то около недели продолжал в Москве шокать. Но потом быстро проходило.
Я предложил бы начать с обсуждения такой темы травмирующей, ответ на которую мне не удается найти ни для себя, ни для слушателей. Я имею в виду ежедневные обстрелы Донецка, Макеевки, Ясиноватой. Вчера там было что-то совершенно лютое. Долбят они без остановки. У меня есть два вопроса. Первый вопрос: как это переживают местные люди, которые пятый месяц должны были бы жить в новой реальности, их признала Россия, не сегодня – завтра они станут Россией, наконец война началась освободительная. И вот, здрасьте, приехали – началось то, чего не было и восемь лет. И второй вопрос: какие-нибудь следы контрбатарейной борьбы ощутимой есть или нет?
Д. Стешин:
- Да, я прям на передке под Марьинкой видел, уж когда совсем нас издолбили, как начали работать наши контрбатарейщики, полпакета «Града» куда-то прошло. Потом далекая совсем батарея за горизонтом открыла огонь, слаженные залпы. Но это не сильно помогло. Потому что в машину у меня осколок влетел, и вообще чудом оттуда просто ноги унес. Как в боевике. Я еду, а взрывы встают.
Почему контрбатарейная борьба не помогает? Объективно ее, судя по обстрелам и количеству жертв в Донецке и пригородах, ее не хватает здесь. Донецк обстреливают с единственной целью – вынудить общественное мнение возмутиться, довести уровень потерь до неприемлемых. Да, западная терминология. Заставить перебросить контрбатарейщиков с тех мест фронта, где сейчас свидомых давят. Давят и вообще намечают новый котел, уже такой глобальный, размером с треть Донецкой народной республики. Они рассчитывают, что люди возмутятся, будет какое-то восстание в тылу. Меряют они нас своей линейкой.
Я по молодости очень любил читать мемуары битых генералов Объединенного командования вермахта, каких-то фронтовых. Они в каждой второй книжке обязательно в свое оправдание пишут, что «нас всегда поражала душевная черствость русских и их полное равнодушие к человеческим потерям». Они это принимали за душевную черствость, а на самом деле это спрятанные слезы. Мы потом будем плакать. Обычно в конце каждого жертвоприношения, которое совершает Россия, которую заставляют это жертвоприношение совершить, плачут враги. Поэтому мы сейчас не плачем. Но мы добавим пять фамилий на обелиске на Аллее ангелов. Но мы все крепко-накрепко запомним. И, конечно, воздастся. Правда-то на нашей стороне.
С. Мардан:
- Я живой человек, как и все мы. Вот эта человеческая нерациональная, наверное, не очень хорошая мысль у меня возникла, когда я вчера вечером читал эти отчеты, репортажи, что все писали об этих убитых детях. Мысль у меня появилась, ведь, по идее, опыт у нас же такой своеобразный у русских. Был белый террор, возник красный террор. Или наоборот, возник сначала красный террор, потом возник белый террор. Но это как бы взаимная была игра, без правил. Может быть, здесь тоже нужно как-то для особо тупых сигнализировать, что, допустим, человек с записью в военном билете «наводчик-артиллерист» должна означать гарантию того, что ты не попадаешь в плен никогда и ни при каких условиях? Что-нибудь такое демонстративное, азиатское, жестокое? Что-нибудь за гранью добра и зла.
Д. Стешин:
- Говорилось об этом, и на самом высоком уровне, здесь, в республике, обсуждалось. Но их это не пугает. Мне кажется, они живут в каком-то своем мирке. Я вот помню Славянск, как я сидел там под обстрелами, а по утрам мы с Дровосеком из гражданской службы похоронной собирали погибших стариков. Именно тогда родилась вот эта формулировка, что старики не успевают просто добежать до открытия. Они, действительно, не успевают. Это настолько было стабильное явление.
Потом уже, после оставления Славянска, появилось видео, как эти мрази, пьяные, в жарищу на Карачуне в расстегнутых бронежилетах с хохотом отправляют по Славянску снаряды: а давай по магазину? Отправили по магазину. Потом еще куда-то. И вот им сказать: ребята, вас не возьмут в плен? Да у них там температура тела круглые сутки 76,6 градусов. Они это просто не воспримут. Никак не убоятся, не откажутся выполнять преступные приказы.
А тут, я думаю, в половине случаев даже приказов нет никаких. Личная инициатива – сепаров покошмарить.
С. Мардан:
- То есть вчерашнее заявление Зеленского о том, что наконец мы видим результаты работы точной иностранной артиллерии, оно имеет вполне себе такую логичную военную подоплеку, объяснение?
Д. Стешин:
- Вот кого бы повесить было бы хорошо. А меня еще больше всего выморозил факт, я приехал, приехали ко мне друзья – ополченцы, говорят: у нас все хорошо, сейчас более-менее, 155 миллиметров, это натовские калибры, исчезли из-под города. То ли наши контрбатарейщики все-таки их заглушили, то ли удалось прервать эти логистические цепочки по поставке снарядов. А потом опять все началось. 155 мм по Ясиноватой долбили весь день. И мы видим эти жуткие результаты последних дней.
Я с удивлением узнал, что эти пушки к нам приехали на Донбасс благодаря Европейскому фонду защиты мира. Он так и называется забавно. Куда все страны ЕС скидывают денежку, чтобы компенсировать расходы тем странам-ублюдкам, которые подбрасывают дровишки в этот огонь и поставляют вооружение украинской армии на Донбассе.
С. Мардан:
- Для той же Словакии или Польши поставка тяжелых вооружений на Украину – вполне себе такой доходный бизнес.
Д. Стешин:
- Окупается.
С. Мардан:
- Условно говоря, поляки эти 250 бывших советских танков, они им достались бесплатно от советской власти, а теперь они за них получили еще вполне себе полновесные бабки.
Д. Стешин:
- А еще поляки без остановки делают 66-миллиметровые минометы.
С. Мардан:
- Хвалят разные люди, говорят, что такая вещица интересная.
Д. Стешин:
- Это смотря с какой стороны окопа ты сидишь. У него бесшумная минка – она просто бах, и рвется. Я вот просидел под этими минометами день, из этого миномета мне стекло лобовое в машине задырявили. Попали прямо в соседний дом. Я неприятные минуты пережил, когда я подхожу к дому, где машину оставил, и вижу – валяются поперек дороги ворота, вырванные взрывом, камни от забора, земля.
С. Мардан:
- 66-миллиметровые – это очень маленькая, легенькая, легко транспортируемся вещь. Он сколько в комплекте, вместе с плитой весит?
Д. Стешин:
- Слушай, я не могу сказать. Ну сколько ротный миномет весит, может, килограмм 20-30. Главный параметр – он дает 1500 осколков. Поляки в начале спецоперации 780 штук изготовили, кажется. Судя по тому, как по нам не жалели украинские артиллеристы этих мин, там уже совершенно другие цифры. Там, возможно, польские заводы работают в три смены, обеспечивают украинский фронт.
С. Мардан:
- Возникает снова вопрос, точнее, этот вопрос у меня возник вчера. Прослушав очередной брифинг Конашенкова, где он упомянул, что 28 тысяч тонн тяжелых вооружений и боеприпасов поставили европейцы. Он оттарабанил это безэмоционально, как обычно, а я тут же стал переводить в вагоны и эшелоны. Одни вагон – грузоподъемность 6- тонн. Кому не лень, в уме может посчитать, сколько эшелонов со снарядами и тяжелой техникой благополучно прошли по железным дорогам «Укрзализныци», пересекли железнодорожные мосты через прекрасный Днепр. И вроде бы как бы так и надо. И вот из этой цифры, которую Конашенков сказал, по идее, следовало сказать, что вот теперь мы нанесем удары по мостам, и больше этого не будет. Но этого не прозвучало.
А что военные говорят в частных разговорах?
Д. Стешин:
- Слушай, военные у меня спрашивают: когда будут удары по мостам и по центрам принятия решений? Моя любимая жена, которая болеет за Донбасс всячески, была здесь еще с 2014 года, с осени, что требовало немалого мужества, я вернулся на побывку домой, дочку крестить, она говорит: Дима, когда будут удары по центрам принятия решений? Я говорю: Юль, ты понимаешь, это специальная олимпиада в коррекционной школе для детей с задержкой развития. Через пару дней меня пригласили в одну организацию серьезную – рассказать о Донбассе. Я с ними разговаривал часа два, они задавали вопросы, которые говорили о том, что они владеют ситуацией. Я был как такой независимый источник. И потом их главный товарищ, с которым мы пили чай с печеньками, говорит: Дима, а когда будут удары по центрам принятия решений?
С. Мардан:
- Да, хороший ответ. про центры принятия решений мы даже не говорим. У меня вопрос простой, житейский: а вот мосты, их же не так много, семь крупнейших железнодорожных мостов, некоторые я видел живьем, знаю, какие они. Да, это тяжелые, сложные инженерные сооружения, на каждое из которых потребуется десяток, а может быть, даже и два десятка тяжелых ракет. Но, мне кажется, оно же того стоит. Математика подсказывает, что оно того стоит.
Д. Стешин:
- Ты понимаешь, это все – обрубание каких-то хвостов. На мой взгляд, более действенным был бы удар «Калибром» по польскому заводику, который делает эти минометы. Вот это было бы интереснее. А что бы они сделали? Начали бы с нами воевать? Мне просто интересно. А что нам терять? Мы и так стоим на грани третьей мировой войны, против нас опять вся Европа. Она в очередной раз нашла повод, она его не озвучивает. Она во все времена эти поводы находила, чтобы напасть на Россию. Там причина только одна – их не устраивает физическое существование России, русских и других наших братских народов на этих территориях. Потому что им нужно жизненное пространство, им нужны ресурсы.
Когда мы это огласим официально и начнем действовать в соответствии с этой концепцией войны, их целями войны, тогда ситуация начнет разрешаться, а не выбитые мосты на Днепре иди еще где-то. Потому что нам, во-первых, самим эти мосты потом восстанавливать.
С. Мардан:
- Мосты так или иначе придется восстанавливать. Потому что украинская армия все мосты, когда отступала, взрывала. Только в Херсоне не удалось, не успели они их взорвать. Так что я бы особо не рассчитывал на эти мосты.
Д. Стешин:
- Пока мы действуем вне логики. Мы переламываем украинские вооруженные силы. Это, я считаю, хорошо. Простите меня уж за жестокость и резкость, но чем больше мы убьем людей, которые готовы повоевать за квазигосударство анти-Россию – Украину, против своих корней, своей истории и здравого смысла. Тем легче нам будет потом, впоследствии.
Но мы не устраняем причину, мы не воюем с причиной этой войны. А она лежит далеко за границами Украины. Может, не так далеко, но за ней. И в целом это бессмысленно.
С. Мардан:
- Я понимаю. Пока не устраняется корневая причина войны, война все равно так или иначе возникнет. Собственно, у нас же полно уроков исторических есть. Самый свежий – это 1945 год. Я сейчас не буду опять цитировать и товарища Сталина, кому надо, и так найдет подходящую цитату: для того, чтобы победить в войне, нужно было уничтожить врага в его логове. Логово нашего врага совсем не в Киеве, по большому счету, оно за океаном.
Я вот еще какую животрепещущую тему хотел бы с тобой обсудить. Ты, как человек, находящийся там, свой взгляд донес бы до нас. На Донбасс Эдуард Бояков уехал, мой старый товарищ, известный театральный деятель. Я бы сказал так – культуртрегер, человек, который очень много, всю жизнь практически он работает с символами, занимается культурой, причем русской культурой. И вот он вчера написал большой пост из какого-то донбасского городка. Бывшая образцовая украинская школа. Вот именно – украинская, на освобожденной территории. Преподавание шло на украинском языке. Но он обращал внимание, какое количество разнообразной символики. Мы же всегда через запятую об этом говорим: а вот у них мемориальные доски в честь погибших захисников, а вот у них повсюду жовто-блакитные флаги, а вот они трезубы клеют, где можно и нельзя, а вот у них то, а вот у них сё.
Я, как человек, который довольно долго занимался маркетингом, символами, я понимаю, что это вещь довольно важная, которая очень глубоко действует на людей, очень тяжело ее будет потом вытравливать. Но базовый вопрос: а что вместо этого? А есть ли какая-то альтернативная символика? Эти символы складываются, они работают? Это красное знамя, это знамя ДНР? Это красная звезда российской армии, которая, кстати, не используется? Это Z? Русский мир в 2022 году как выглядит?
Д. Стешин:
- Слушай, у меня такое ощущение, что пока нет ответа на этот вопрос. Мы находимся в стадии обретения символов. Помнишь историю с бабушкой с красным флагом? Я вот ее не касался, я про нее ничего не писал. Я понимал разумом, что, во-первых, эта история, как ни прискорбно, она юмористическая. Это новая редакция «Свадьбы в Малиновке», перепутанные флаги, перепутанные портреты. И не надо ее абсолютно раскручивать. Это не тот вариант. И потом, бабушка, при всем уважении к нашим старикам, да, меня тоже вырастила воевавшая бабушка, но это прошлое. А у нас все-таки, я надеюсь, есть будущее. Но мы пока не придумали символов для этого будущего.
Символ Z неплохой. Он играет, он смотрится. Но это символ военного времени. А у нас пока нет символа мирного времени. Нет у меня ответа на этот вопрос. У меня лежит на подоконнике «Захист Вітчизни». Это учебник по начальной военной подготовке, десятый класс, Украина. Вот я его открываю, там на третьей странице – военная доктрина Украины. И что? Там так и написано черными буквами по белой бумаге, что Россия – основной враг по военной концепции Украины, главный враг. Всё.
С. Мардан:
- Хорошо, когда все четко и ясно называется. А у нас по-прежнему в ходу денацификация. Вот эта история с денацификацией, не знаю, мне в Москве она совсем никогда не заходила. Может быть, она у людей в Донецке заходит? Может, они, действительно, чувствуют, думают, знают, что они воюют именно с нацистами, с фашистами?
Д. Стешин:
- Да, да. Они знают, что люди, которые хотят их истребить, донбассцев, действуют… Одно из основополагающих определений нацизма – истребление людей по этническому признаку, по признаку вероисповедания. Именно это здесь происходит. Причем та сторона про это не дает забыть. Все мы видели, и я видел изрядно символики Третьего рейха, которую они почему-то решили использовать в этой войне повторно, надеясь, что эти опозоренные символы им как-то помогут победить.
Поэтому сомнений нет. Но с термином «денацификация» возникла небольшая проблема. Во-первых, он непонятен многим людям. Он абсолютно абстрактен. Он дает пространство для маневра, что, типа, можно всегда сказать: мы всех денацифицировали. Извините, расходимся. Это не отражает суть событий, которые здесь происходят.
Мы натолкнулись при том же штурме «Азовстали» на такую издержку, шлейф, оставшийся от нашей контрпропагандистской борьбы. Мы этим азовцам и сбродной солянке, которой там было немало, береговой обороны, МЧСников, морпехов, мы их всех, сидящих на «Азовстали» бункерах, автоматически записали в нацисты. А к нацистам у нас никогда нет жалости. Их вешают, расстреливают и так далее. Что думали эти, сидящие в бункерах? Что, в принципе, сдаваться нет смысла. Нужно воевать до последнего. И каждый сдавшийся враг, я вот не устаю это повторять во всех дискуссиях, это вернувшийся домой наш солдат или ополченец, это сбереженный дом, который нам не нужно будет потом восстанавливать. И мы уперлись.
С. Мардан:
- Дима, ты стал объяснять про денацификацию, как использование этого термина влияет на мозги украинских солдат.
Д. Стешин:
- Как это отражается на земле и на боевых действиях. Нам совершенно не нужно, чтобы нацисты здесь превращали наши города в Брестские крепости. Они почему-то очень любят ссылаться на Брестскую крепость. Я лично слышал от одного из командиров «Азова», из переговорной группы, готовой сдаться, что они практически как в Брестской крепости держались. Представляешь, какая понятийная путаница у людей в головах?
С. Мардан:
- Абсолютно.
Д. Стешин:
- Нам нужно, чтобы они сдавались. И вот этот процесс, слава богу, удалось запустить на той же «Азовстали». Я приведу еще один пример. Я был в составе штурмовой группы командира Береза, мы заняли 35-е здание на «Азовстали», и прямо в 200 метрах от нас брали цех длиной 300 метров, шириной 150. На этот цех был вывален десяток эшелонов боеприпасов. В доме, где мы сидели в укрытии, стены изгибались. Вот вывалят вагон боеприпасов, стрелковый бой, потом стрелковый бой закончился, пять вагон боеприпасов. И так весь световой день. И итог этого боя – у нас двое погибших, трое раненых, занята половина цеха. Вот, наверное, в этот момент пришло понимание, что, загнав этих крыс в угол… Мы, наверное, брали бы до сих пор «Азовсталь», теряли бы людей.
С. Мардан:
- Я пытаюсь оперировать не столько такими публицистическими заявлениями или тезисами, сколько все же опираться на цифры. Смотрим, одна операция, вторая, Мариуполь, Лисичанск, сейчас разворачивается новое наступление. Но ведь толп пленных по-прежнему нет. Мы читаем и понимаем, что с той стороны действительно гигантские, просто запредельные по нынешним временам потери. Европа, их военные, я думаю, должны ужасаться. Они точно должны понимать, что ни одна европейская армия не в состоянии переварить такой масштаб потерь. И, тем не менее, колонн пленных нет. То есть из Лисичанска, по большому счету, они более-менее в порядке отступили.
Д. Стешин:
- Да, у них получилось отойти. Они бросили тяжелую технику, артиллерию (это уже хорошо). Они ушли оттуда, разумеется, деморализованные. Потому что солдат, который вырвался из такого котла, мир ему кажется наоборот, что бы ему там своя пропаганда ни говорила. Я смею предположить, что идет подготовка к генеральному сражению на Донбассе, которое поставит в донбасской кампании. Дата привычная нам, это август. У нас в августе всегда что-то такое происходит. Не знаю, с чем это связано, с астрологией, может быть. Да, сберегли Лисичанск, по большому счету.
С. Мардан:
- Слава богу.
Д. Стешин:
- Да. Но там, где будет генеральное сражение, по-видимому, уже ничего жалеть не будут. Никто не знает, по большому счету, что делать с этими пленными. Из России говорят: пусть восстанавливают Донбасс. А вот ополченец Валера, мой приятель, который из Мариуполя, 8 лет дома не был, он говорит: «Да я не хочу, чтобы они своими погаными руками касались наших развалин, мы сами здесь все восстановим».
С. Мардан:
- Слушай, вопрос-то не праздный на самом деле. Действительно, сейчас в плену под 10 тысяч человек. Это гигантская масса людей. Действительно, а что с ними делать дальше? Начальники как себе рисуют картину мира, как ты думаешь?
Д. Стешин:
- Они, по-видимому, не знают, что делать. Они, возможно, не решаются пойти на единственный здравый шаг. Ты понимаешь, если отмороженной совершенно Савченко за несколько месяцев задушевных бесед смогли поставить мозг на место… Ты же помнишь, как быстро она, вернувшись на Украину босой, стала врагом украинского народа и зрадницей, и про нее теперь не слышно и не видно, и на фронте ее нет. То есть она все поняла.
С. Мардан:
- Ей же чуть срок не дали. Ее обвинили в том, что она хотела устроить террористический акт в Верховной раде.
Д. Стешин:
- Да. И у нас есть 10-тысячный потенциал, из которого, я думаю, несколько тысяч человек можно убедить повернуть стволы в другую сторону, и они будут воевать. Они, мне кажется, будут хорошо воевать. Почему это не сделано?
С. Мардан:
- Я не знаю. Вопрос риторический и довольно глупо звучащий, тем более что эта технология вполне себе применяется на протяжении последних 20 лет, а сейчас просто в полный рост. Я имею в виду Чечню. Чеченские подразделения (ну, сформированные на территории Чечни) воюют на Украине. Это такое самое настоящее братство по оружию, вот так и возникает в принципе политическая общность, как я себе представляю, когда люди вместе проливают кровь, когда у них будет общая победа. Просто эта апелляция к той великой победе - простите меня, 80 лет прошло. Нужна победа сейчас общая. Тогда мы будем одной страной. Как мне представляется, это самый проверенный инструмент, скажем так, окончательной денацификации Украины в будущем, чтобы не возник какой-нибудь очередной Медведчук, прости господи.
Д. Стешин:
- Давай вспомним обстоятельства, при которых формировалась польская армия Андерса из пленных офицеров. Да, разделили Польшу, которая всех достала в 39-м. Наши забрали свое, немцы забрали свое. Польские солдаты и офицеры попали в плен. Не самый удачный период для Советского Союза, период войны, 1941-1942-й, они все-таки нашли в себе силы и какие-то аргументы внутренние для себя. Да, у них была обида на Советский Союз, но немцы для них на тот момент были более злым врагом, более опасным, и они воевали на нашей стороне, и хорошо воевали, и стали базисом социалистической Польши, которая, как ни крути, изрядное количество десятков лет (возможно, впервые вообще в истории) была дружественным России государством, и мы были спокойны за эти границы.
С. Мардан:
- Да, 40 мирных лет было, как ни крути, это правда. Ты в последнем репортаже упомянул такую, казалось бы, обычную вещь – плесневелый хлеб. Снабжение русской армии и в части Вооруженных сил России (то, что ты видел своими глазами), и снабжение корпусов, что было и что сейчас? Я вчера имел очень своеобразный телефонный разговор с одними людьми. Они мне рассказали про двух своих родственников, оба офицеры, один служит на границе, второй там. В общем, ничего хорошего они не говорят. Ты что скажешь?
Д. Стешин:
- Ты знаешь, то, что я видел на передке, на самой проблемной позиции… Ну, что можно сказать? Броники есть у всех. Те, кто ходит в железных касках (наши броники пиксельные) до подбородка, они мне говорят, что им просто нравятся эти каски.
С. Мардан:
- А как она может нравиться? Она неудобная.
Д. Стешин:
- Ну, им нравится. Может быть, он себя ассоциирует, у него проекция на дедов.
С. Мардан:
- На фильм «Они сражались за Родину», как Никулин рыл окоп каской.
Д. Стешин:
- Да. Еда. Ну да, распотрошенные пайки, но спокойно лежит, ты можешь подойти, взять мясо-растительные неплохие эти пайковые консервы из наших пайков. Крекеры, витаминные напитки, все это есть. Тушенки много, целый мешок. Вот, собственно, и всё. Хлеб, да, привезли поганый. Привезли и ребятам, с которыми я был на позиции, и на соседнюю позицию (не буду ее называть). Там прямо в помойке лежали десятки буханок, потому что ничего с ними уже не сделать, к сожалению. Если про это не писать, это будет продолжаться. Ну, я нашел в себе смелость написать. Я не знаю, наверное, на меня затаили очередную обиду в корпусах. Но скажите, почему в батальоне «Восток» хороший хлеб всегда выпекают? Как вы вообще могли привезти такой хлеб? В городе есть несколько хлебозаводов, они работают, выпекают там прекрасный «Дарницкий». Ну, не получился хлеб, съездите, купите (30 рублей буханка) два десятка буханок.
С. Мардан:
- А с регулярными частями ты пересекался за эти месяцы или нет?
Д. Стешин:
- Слушай, я работал со снайперами, элитой российской армии. Они одеты в свое, они говорят без мата, это интеллигентнейшие, душевные ребята. Они в разговоре сказали, что нельзя недооценивать просьбу – помощь тыла нам. Они мне с гордостью показали ДТК (дульный тормоз-компенсатор фирмы «Рокот»). Российская фирма выпускает такие штуки. Денег, разумеется, с них не взяли.
С. Мардан:
- Мы начали говорить про снабжение. Я для слушателей подчеркну. Мне тоже непонятно, почему есть разница между народными корпусами и Вооруженными силами Российской Федерации, но она, тем не менее, есть. Ты начал говорить о снайперах, о военнослужащих Российской армии.
Д. Стешин:
- Да. Им помогает народ. У них единственная жалоба, претензия на низкое качество наших ночных прицелов, приборов, которые могут при стрельбе начать перезагружаться, задумываться. А так у них все хорошо. И помощь тыла тут нельзя недооценивать. Понятно, что в идеале это все должно приезжать с армейских складов, в надлежащем качестве. Но, во-первых, это волонтерское движение, оно нас мобилизует, соединяет и объединяет. И, во-вторых, как ни крути, то, что человек сдает свою денежку на помощь бойцам, это все-таки опосредованная помощь нашему государству. Не в виде налога, а в виде той суммы, которую ты можешь от себя безболезненно оторвать. Наверное, это тоже хорошо, мы же все-таки государственники. На Украине, кстати, это все работало прекрасно. Они, правда, жаловались, что у них пошло волонтерское движение на спад, но у них это все работало 8 лет.
С. Мардан:
- Да, это правда. То есть когда говорят о том, что люди очень быстро привыкают, людям надоедает, и все это не сегодня-завтра слиняет… Ну, я не вступаю в подобные споры, я просто помню, как это начиналось в 2014 году и продолжается до сих пор.
Д. Стешин:
- А у нас в какой-то момент это просто стало тупо не завезти в республики. Я тебе сейчас расскажу историю. Я же привез ребятам-снайперам чемоданчик с баллистической метеостанцией. Бесценная для них вещь. Еще я вез для медслужбы нашего батальона 50 штук кровеостанавливающих жгутов «Альфа». Я написал у себя в «телеге», что закупили жгутов, забрал у ребят, сам еще на свои деньги купил жгутов, не знаю, как повезу, потому что эти жгуты очень не любят на границе, пропускают не больше 20 штук. Наверное, думают, что мы ими там, на передке, барыжим.
С. Мардан:
- Да, для наркоманов везете. А для чего же еще жгуты-то нужны?
Д. Стешин:
- Ты понимаешь, проходит секунда, может быть, две, и мне на почту падает письмо от пресс-службы таможни. Меня спрашивают: «Когда вы едете, через какой погранпереход? Вот старший смены, телефон, сохраните для себя, для личного пользования». И то же самое, когда я сказал дарителям этой баллистической метеостанции (она в герметичном кейсе «Байкал»): «Это заберут на два месяца на экспертизу минимум». Они тоже задействовали какие-то рычаги. И в итоге, когда я оказался на погранпереходе, открыл двери машины, им противно было на мою машину смотреть, они отворачивались, как объевшиеся коты.
С. Мардан:
- То есть нельзя было тебя трогать, потому что была команда не умничать?
Д. Стешин:
- Понимаешь, это Стешин проехал, а другие как? Но все равно что-то начало меняться. Потому что раньше такого не было. И спасибо, кстати, им за то, что они меняются.
С. Мардан:
- Спасибо. Мы им тоже передаем привет, сотрудникам ростовской таможни, которые на границе с ДНР мужественно работают, проверяют, чтобы, не дай бог, 30 лишних жгутов не провезли.
Знаешь, какая мысль в голову пришла? А ведь хорошо, что чего-то не хватает. Хорошо, что вице-премьер Борисов сказал ерунду. Для слушателей напомню. Вице-премьер Борисов, который у нас в том числе за вооружения отвечает, сказал, что в частях и подразделениях российской армии всего достаточно. Вообще всего. Ни в чем нет никакой недостачи и никакой нехватки. Слава богу, что недостача есть. Поэтому у нас появилась редкая возможность начать длинный, мучительный процесс формирования настоящей политической нации, гражданского общества. А так бы, если бы действительно все было бы, сидели бы мы в своей Москве, попивали бы винишко с пивасиком и знали бы, что где-то ведется очередная далекая успешная военная кампания, как в Сирии.
Д. Стешин:
- Да, это он, как мне кажется, погорячился. Это, во-первых, вне логики. Потому что война любые ресурсы сжирает. То, что я увидел на передке, я таких сюжетов не встречал в таком виде, такой плотности, когда слоев 5 во всех траншеях, окопах, многократно размотанных слоев 5 снаряжения, бронежилетов. Вот так война перемалывает материальные ресурсы. И мне, конечно, тоже повезло, я из нижнего слоя выдернул себе баллистические противоосколочные очки бундесверовские. Эти позиции раньше принадлежали украинской армии, и это от них осталось. Ну, спасибо им за очки.
С. Мардан:
- Тогда я задам тебе сразу вопрос. В частях, подразделениях российской армии в комплект входят, имеются противобаллистические очки?
Д. Стешин:
- Да, входят.
С. Мардан:
- В том числе и такие вещи у нас в армии теперь есть?
Д. Стешин:
- Да.
С. Мардан:
- Слава богу. Дима, вот еще вопрос, который прозвучал. И поскольку ты там, в Донецке, давай с тобой его обсудим. Я сейчас не вспомню, кто об этом писал. Вопрос звучал следующим образом. В частях народной милиции ЛНР воевало (и воюет) очень много резервистов. То есть не тех, кто по контракту, а тех, кого мобилизовали. Вот сейчас освобождение Луганской Народной Республики закончено. Соответственно люди так аккуратненько задают вопрос: а с этими людьми-то что будет дальше? Их отпустят, ну, хотя бы побыть с семьями немного?
Д. Стешин:
- Хотя бы в отпуска. Там командир, у которого мы, собственно, и работали со снайперами на него позиции, шахтер пятого разряда, пять месяцев не был дома. Ехать до дома 20 минут. Вот отпустили его за два дня до этого, на три дня дали ему отпуск, потому что командир. И то выдернули из отпуска на второй день, вечером позвонили и сказали «собирайся». Но есть же возможность. На этих участках фронт стабилен, не наступают. Ну, отпускайте по 1-2 хотя бы.
С. Мардан:
- Я про другое тебя спрашиваю, не про эту организацию…
Д. Стешин:
- Пойдут ли они дальше?
С. Мардан:
- Мысль следующая. В России мобилизация не объявлена, здесь за ленточку отправляются люди, которые подписали контракт. А вот этих (и молодых, и немолодых уже людей) мобилизовали.
Д. Стешин:
- Ты знаешь, все по-разному. Не может быть здесь единого мнения. Одни говорят: да, буду идти до Киева за свой дом, за убитую жену и товарищей. Другие говорят: нет, освободим Донбасс – всё, ребята, я на завод, я же не военный. И тоже можно их понять. Пока не знаю, как это разрешится.
С. Мардан:
- А это как-то обсуждается или нет?
Д. Стешин:
- Конечно, обсуждается. Ну, человек на пятый месяц войны в окопах думает только об одном – выжить, вернуться домой. У него все остальные чувства замещаются этой мыслью. Я думаю, если мы их погоним с треском, на пинках, конечно, они все пойдут за нами. Если впереди будут еще года изнурительных боев, - большой вопрос.
С. Мардан:
- Наличие современной техники, то, что ты видишь. Насколько техника современная? Условно говоря, где пресловутая «Армата»?
Д. Стешин:
- За броню ничего не могу сказать. На позициях и СПГ были наизготовку (станковый противотанковый гранатомет), и куда надо, смотрел АГС с достаточным запасом, и подствольники были даже. Обычно, знаешь, подствольник на Донбассе – это символ какой-то крутости. Подствольники были даже у простых пожилых дядек-резервистов, и гранаты к ним были (они раньше были большим дефицитом). И когда вызвали, позвонили в тыл, появилась группа с винтовкой-дронобоем, устройством для посадки дронов, борьбы с БПЛА. Правда, оператор ее видел второй день только, но там две кнопки, он мне сказал, что разберется. Я тоже думаю, что разберется, тут люди не дурачки, почти все с высшим техническим образованием. Так что как-то все нормально, с трехлинейками там никто не бегал.
С. Мардан:
- Ну да, с пресловутыми трехлинейками.
Д. Стешин:
- С трехлинейками я видел изрядно людей под Мариуполем, в этой полузачищенной зоне шириной около сотни километров, но они несли службу такую – блокпосты секреты и т.д. Ну, там эти «трехи» уместны. Тем более трехлинейки были, на минуточку, не простые, а в снайперском исполнении, с загнутой рукояткой заряжания, с прицелом ПОСП-15, ПОСП-16. Это хорошее оружие.
С. Мардан:
- Дима, будущее ДНР и ЛНР, что говорят местные? Они себя видят просто гражданами России, жителями российской Донецкой области или нет?
Д. Стешин:
- Местный товарищ мне говорит: «Слушай, а ты не знаешь, какой у нас российский код будет на автомобильных номерах? Хочу сразу же с этим кодом сайтик завести и потом для рекламы использовать». Вот так.
С. Мардан:
- То есть, в общем, тут разночтений нет, будущее у людей простое, ясное и прекрасное. Они хотят быть такими же, как ростовчане, условно говоря.
Д. Стешин:
- Ну, немножко другими, конечно же.
С. Мардан:
- Дима, спасибо тебе большое.
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Apple Podcasts, Google Podcasts, Яндекс.Музыке, Spotify, Podcast Addict, CastBox и Player FM и слушайте, когда удобно!