Виталий Третьяков: Элиты надеются на Минск-3
С. Мардан:
- У нас в гостях Виталий Третьяков, декан Высшей школы телевидения Московского государственного университета им. Ломоносова.
В. Третьяков:
- В советское время, когда высших учебных заведений с названием «университет» было крайне мало, в Москве было всего два – МГУ и Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы.
С. Мардан:
- Начнем с тем, достойных вас. Будет ли мировая война?
В. Третьяков:
- Сейчас часто это обсуждается. Буду ориентироваться на собственную память и ощущения. С детства. Конечно, я не сразу стал заниматься политикой и политической журналистикой, но уже довольно давно, как минимум, с того момента, когда в этом МГУ на факультете журналистики учился, а это первая половина 70-х годов. Так вот, я много читал и слышал всяких бредней о советской жизни. И одна из них состояла в том, что мы боялись войны. То есть, да, «лишь бы не было войны», это такая знаменитая фраза, она звучала. Как правило, в устах людей, это и в фильмах отражено, но из народа. Была память о той войне еще.
А образованный слой, много читавший, железный занавес был с дырками, ничего подобного, вот этого ощущения, что завтра может случиться война или через месяц, или вот даже когда был ввод войск в Афганистан, до того – 1968 год я не помню, был в пионерском лагере тем летом, не очень в этом ориентируюсь, - никогда не было, даже когда позже наши сбили этот явно специально выведенный пассажирский корейский «Боинг» в наше воздушное пространство. Вроде бы был такой кризис, чуть ли не предвоенный, на какие-то дни. Даже тогда ничего подобного всерьез не обсуждалось. Никаких учений прятаться в убежище. Кроме анекдотов – укрыться белой простыней и ползти на кладбище. Но то, что подвергается анекдотическому осмыслению, это уже не слишком серьезно воспринимается. Ничего подобного не было. И вот в разговорах политических аналитиков, которых я слушал по телевизору.
Так что в этом смысле кажется все серьезнее, чем было тогда. То ли потому, что я совсем не юноша, повзрослев сильно, много узнал, опыт жизненный, политический, журналистский, - у меня ощущение, что современные политики, прежде всего западные, это сумасшедшие люди. Это люди безответственные, даже по отношению к своим собственным гражданам, просто больные люди. Вот это здание не должно рухнуть, в котором мы находимся. Но если хозяйственной части этого здания – лифтами, коммуникациями, кабелями электрическими – дать возможность руководить больному человеку, то, наверное, тут рано или поздно что-то такое произойдет.
Эти две позиции делают меня через день пессимистом. На следующий день я просыпаюсь оптимистом. Через день – опять. Послушаю очередную порцию бреда, который несут западники, и опять пессимист.
С. Мардан:
- В последней статье американского издания The Hill ведется речь о том, что первые месяцы украинской кампании американская администрация смотрела на реакцию России. Реакция какая-то очень сдержанная. Ничего не происходит, в отличие от Ким Чен Ына, мы не запускаем ракеты в сторону Лондона и Варшавы. Поэтому можно градус эскалации все время повышать. В конце меня поразил вывод, который делает автор, ссылаясь на неназванные источники в военном сообществе, что военные действуют во многом импульсивно и полагают, что уровень агрессивности нужно повышать и дальше. В конце концов, Путин сморгнет.
В. Третьяков:
- Сморгнет – это из детских лет наших, из пионерского лагеря, особенно девочки любили играть в эту игру, кто моргнет первый. Странно, что этим занимаются и взрослые люди, вполне вроде бы ответственные, по крайней мере, по своим должностям. Тут я так скажу. При всех недостатках политической системы России, я считаю, что она должна быть существенно иной, мы знаем, что главные решения принимает Путин Владимир Владимирович. Да, на Западе очень многим не нравится решение 24 февраля, вся эта специальная военная операция. Кому-то и здесь не нравится. Те, кто это поддерживает. Я вижу соответствующие недостатки, минусы этого решения, равно как и плюсы, необходимость. Во всяком случае, мы знаем, что принципиальные главные решения принимает Путин. Можем доверять ему, можем не доверять, но мы знаем, что этот человек, как ты к нему относишься, как к политику, анализируя его предшествующие действия, ты можешь на это ориентироваться в своем прогнозе.
Кто принимает решение в Соединенных Штатах Америки, кто принимает решение в Европе – вообще непонятно. Кроме того, что американцы, что им прикажут, то они там и делают, как правило. Во всяком случае, геополитически, геостратегически. Причем американцы - часто чуть ли не на низовом уровне, какой-нибудь начальник департамента или даже зам. начальника департамента из Госдепа какой-нибудь. Но кто в Америке принимает решения? Очевидно, что не Байден. Плюс специалисты по США давно нам объяснили, что в Америке работает механизм государственного управления, не важно, какой президент, не важно, какая партия у власти, все равно будут проводить такой-то курс.
Хорошо, это общая схема. Не Байден. Начальник объединенного командования иногда такую ахинею несет. Думаешь: если это он принимает решения, то это более чем странно. Я уж не говорю о многих предшествующих четырех-трехзвездочных генералах, которые постоянно любят что-то говорить. Гигантское количество спецслужб. Наверное, у нас в «лесу» в СВР сидят люди или на Лубянке, которые точно знают, кто в Лэнгли такие решения принимает. Но широкая публика не знает. Во-первых, мы не знаем, кто принимает решения.
С. Мардан:
- Во-вторых, мы не знаем, от кого ожидать угрозу.
В. Третьяков:
- Думаю, даже самому Путину не совсем понятно, кто с той стороны может дать какую команду. Кроме формальных процедур, наверное, это известно, кто дает команду, кто вводит коды, кто нажимает кнопку. Когда ты не знаешь субъекта принятия решений, когда ты предполагаешь, что этих субъектов несколько, причем они в одной системе всегда конкурируют, насколько жестко, когда ты видишь безответственность трёпа их, понятное дело, что люди говорить публично могут одно, нести всякую ахинею, но, сидя у себя в кабинете, принимать ответственные решения. Впрочем, так может быть иногда, но так не должно быть. Потому что ответственный человек не может нести ахинею. Для этого есть пресс-секретари. Мы же не на основе заявлений Жан-Пьер, мы не на нее бред ориентируемся. Мы предполагаем, что там есть кто-то другой. Но и другие несут бред, постоянно рассуждают об атомной войне.
Итак, не знаешь – кто. Предполагаешь, что их несколько. Очевидно, что они конкурируют между собой. И еще очень важный момент. Кто-то заявляет: сейчас в США предвыборная ситуация. Выборы в Конгресс. Это они говорят, потому что им нужно завоевать… Извините, почему судьба России и всего мира должна зависеть от предвыборной ситуации в США? Какая разница миру, цивилизации человеческой, космосу, вселенной – Байден, республиканцы или демократы получат большинство в Конгрессе? Почему мы должны на это ориентироваться. А в Швеции сейчас тоже выборы. А в Японии скоро будут выборы. Нам постоянно тычут в их внутренние политические дела. И мы это должны учитывать.
А что они несут в плане избирательной предвыборной кампании, что всерьез, что просто для того, чтобы завоевать голоса избирателей или уязвить конкурента, - хорошо, мы не можем постоянно с этим разбираться, иметь это в виду в таком серьезном вопросе. Совершенно очевидно, что они не хотят потерять власть. США же властвуют в мире не так уж долго. Финансово они были, экономически еще до Второй мировой войны могущественные. Даже в конце XIX века, богатая Америка, люди ехали туда, чтобы разбогатеть. Политически – нет. Фактически после 1945 года. Но тут Советский Союз был противовесом.
С. Мардан:
- А по-настоящему – после 1991 года.
В. Третьяков:
- С перестройки так называемой. Исторически короткий период. Но они так к этому привыкли, так уверились в том, что никто другой не может командовать в этом мире, что это начальник, который не хочет, несмотря ни на что, вылезти из своего кресла. Мы все имели каких-то начальников в своей продолжительной профессиональной жизни. Ужасных я не припомню, до тех пор, пока я сам не стал начальником, но много ситуаций мы видели. Есть люди, которые настолько цепляются за свое кресло, за свою власть, которые уже не могут исполнять нормально свои обязанности, под ними все разваливается, подчиненные недовольны, окружение недовольно, конкуренты начинают выигрывать. Но он не хочет это кресло покидать и готов на любую подлость, чтобы еще просидеть здесь долго, как он надеется. И я это отчетливо вижу в поведении Запада.
Весь мир конечен. Все когда-нибудь заканчивается. Это, возможно, самое ужасное. Это то, что ты можешь гадать, какой президент, какая страна как себя поведет. Можно повлиять. А вот на конечность всего существующего ты повлиять не можешь. Вопрос только – когда.
С. Мардан:
- Кризис в своей острой фазе продолжается уже седьмой месяц. Кто пока ведет в этой партии?
В. Третьяков:
- Это зависит от судейства. Не обязательно, что те, кто на Западе сидят, они говорят: наш выигрывает. А те, кто у нас сидит, наоборот: Россия побеждает по очкам. И там, и там есть люди, которые говорят: нет, Запад проигрывает по экономике, по всем санкциям, которые обернулись гигантскими проблемами у них самих. Вроде бы выигрывает Россия. Там многие это признают. Даже, возможно, таких большинство. Что касается самой военной операции, я бы сказал, что тут фифти-фифти, половина на половину. Потому что я не вижу, несмотря на все то, что в целом СВО развивается успешно, с учетом всех обстоятельств, которые нам известны, - сберегать свои силы, минимальный ущерб мирному населению территории Украины, и так далее, не наносить удар по политическому центру пока, хотя это уже вопрос дискутабельный, некоторые считают, что нужно было бы давно это сделать. Вот с учетом всех этих обстоятельств, успех есть.
Но опять же, в политике, в военном деле, во многих других сферах успех полным, полноценным является тогда, когда наступает психологический перелом, у противоположной стороны пропадает желание, готовность сопротивляться, противостоять. Когда она чувствует, что она проиграла. На фанаберию украинскую, на пропаганду их, замалчивание очевидных фактов и событий, на извращение, на превращение перемоги в зраду, а зрады в перемогу, чем они ловко пользуются, можно что угодно сваливать, но очевидно, что у этого режима и у значительной степени поддерживающего его населения, какой-то части, такого перелома не произошло. Это чувствует и наше население. Отсюда критика по тем или иным направлениям того, что происходит, но уже нашей позиции. Одни требуют ужесточения или большего масштаба воздействия на Запад. Потому что ясно, что режим киевский держится на финансовой, дипломатической, военной поддержке Запада. Если бы этого не было, ясное дело… тут явно мы что-то недооценили. Как мне кажется, думали, что она не будет такой массированной. Это понятно. Но это константа на данный момент.
Но так или иначе, вот этого психологического перелома еще не произошло. Отсюда я делаю вывод, что мы можем считать 49 на 51 или 52 на 48, это не принципиально. Монета стоит на ребре еще на данный момент. Вот что нужно – дунуть или щелкнуть по ней, чтобы она упала в ту сторону, это проблема дискуссии. Я считаю, что нужно щелкнуть, да посильнее. И по Западу. Потому что мы ведем себя как-то слишком по-джентльменски.
С. Мардан:
- Виталий Товиевич, многим бросается в глаза, что война-то ведется странно. То есть, можно было эту странность объяснить в первый, второй, третий, четвертый месяц. На седьмом месяцев нет, уже не получается объяснить ни гуманизмом, ни сентенциями про один народ, ни про то, что зима близко и вот этот один народ может замерзнуть, если начать бить по инфраструктурным объектам. Как бы вот такая некая фигура умолчания где-то там в темноте стоит и все пытаются рассмотреть, а в чем фигура? Я вам предлагаю следующее объяснение, а вы либо обзовете меня дураком, либо согласитесь.
Россия, конечно, 24 февраля прекратила свою длинную дорогу к интеграции вроде бы как в глобальный мир, то есть, мы шли старательно 30 лет туда, то есть, почти все правила выполняли, хотели всем нравиться, чтобы все нас любили. И вот сейчас мы в положении таком довольно странном. Но, как мне представляется, российская элита, причем, в том числе, и высший ее слой, до конца от этой стратегии не отказались, поэтому нет и ударов непосредственно по Соединенным Штатам, вообще никаких ударов. И как бы в конфронтации с Европой только-только газовый вентиль перекрыли – два дня назад. А про Украину и говорить нечего. Мне кажется, отношение к Украине, как к прокси Соединенных Штатов, оно есть и мы это фактически признаем.
В. Третьяков:
- Да, но никаких шансов мне назвать вас дураком вы не дали. Практически я согласен с тем, что вы сказали. Несколько уточняющих моментов. Совершенно верно, что мы эти самые 30 лет сливались с западом, который вообще-то говоря не очень хотел. То есть, единственное, как он готов был к этим объятиям, а Россия одна из подчиненных, поскольку она богатая, в гареме запада эта девушка нужна. Не потому что она хорошая, красивая, симпатичная или встала на путь истинный – нет. Просто у нее гигантское приданое. Гигантское. Вот только ради этого. Я не скажу, чтобы я сам не страдал какое-то время, там начало 90-х всем этим стремлением слиться с западом, хотя… ну, сейчас не буду вспомнить свои тексты – это неважно. Но уж точно с начала 2000-х у меня произошло полное отрезвление на сей счет. И тому есть фактические доказательства. Между тем, мы продолжали это делать. Да, в первую очередь, элита часто валит на народ – ну, народ же тоже хотел свободы, комфорта, как в Европе и т.д. Я даже не буду это разбирать, элита, особенно наша, да и не только наша, любит валить на народ, прикрывая собственные грехи – дескать, когда нужно, народ плох, он не понимает наши прогрессивные деяния, мешает нам хорошие реформы, а когда нужно – нет, ну, это же народ нас заставил, мы же пошли за народ. Так что это я отбрасываю. Это все происходило. Причем, это происходило до последнего момента. Вот я помню дискуссию прошлого года, телевизионную дискуссию. Я уже давно выступал за то, чтобы мы вышли из Совета Европы. Я говорил, что Евросоюз распадется и он начал распадаться… то есть, что налаживать отношения с тем, что распадется? Отдельно взятые страны - это другой вопрос. Великобритания там всегда нам вредившая, Германия, Франция. Но эта контора точно распадется. И мне говорили, публично, - нет, не нужно. Мидовские работники говорили. Заметьте риторику мидовских сотрудников разного уровня год назад и сейчас. Вот что они говорят? Это прямо противоположное.
С. Мардан:
- Что диктует Кремль, то они и говорят.
В. Третьяков:
- Да, конечно. Принципиальное решение стратегически принимает Кремль. У нас по Конституции президент определяет внешнюю политику – это понятно. А вы-то все, специалисты, международники… к вопросу о Крыме. И вот один из аргументов, он публично не прозвучал, тогда не мог этот человек сказать публично об этом, а мне после очередной такой дискуссии в эфире прямом по телевизору он сказал – Виталий Тоевич, неоднократно и вот в последний раз недавно проводил в администрации президента опрос всех министерств и ведомств Росси – нужно ли нам выйти из Совета Европы? И все министерства и ведомства Российской Федерации сказали «нет» и перечислили энное количество пунктов, что нам это приносит – положительных – при каких там недостатках. Ну, хорошо, Кремль Кремлем, Путин Путиным, но это же люди, их сотни тысяч в этих министерствах. И не сами министры, они же опросили каких-то там экспертов, референтов, начальников аналитических отделов готовить эти бумаги. Да, совершенно верно, это элита. Я понимаю, что тяжело. Все любили залететь в Пекин, поесть китайской кухни, а если проехать Китай с севера на юг, там она меняется по провинциям, все это замечательно. Но, конечно, лучше на Елисейских полях, понятное дело. Конечно, лучше в Лондоне…
С. Мардан:
- Да лететь ближе. Мне кажется, это главное соображение. Нет?
В. Третьяков:
- Лететь ближе – тоже. Но это вот свое, родное. Ведь что такое Россия? Что такое российская элита при ее недостатках, правящий класс? Это воспитанная первоначально еще в России царской, ну, тогда это был узкий круг… да и в Советском Союзе слой образованных людей, которые западную литературу знают лучше, чем западники. Средний советский интеллигент знал французскую литературу лучше, чем средний француз. Безусловно. Американскую – лучше, чем средний американец. И т.д. Мы воспитаны некогда в поклонении перед западом – тут еще политические, там свобода, демократия – ну, просто в цивилизованном уважении к западу. Это наше. Плюс мы туда потом много внесли, чем тоже гордимся. Ну и от чисто меркантильных соображений. Поэтому вот эта инерция она, безусловно, продолжается и до сих пор. И до сих пор, что очень опасно, к вопросу о специальной военной операции, потому что действительно ощущение до сих пор остается и это чувствует народ. С этой стороны критикуют, что не дают жестко – это не значит, что ядерными боеголовками по Киеву или там по Лондону, не об этом речь, понятное дело – ответить по всем направлениям западу и конкретно вот Украине, потому что, как часто повторяется сейчас – это банальность, но это демократический прием – всякая война заканчивается перемирием, переговорами.
С. Мардан:
- Мирным договором.
В. Третьяков:
- Да. А что будет за мирным договором? А мы опять с западом соединим… будет мирный договор, соответственно, санкции отменят, мы будем опять летать в Париж. Другое дело, что в Париж сейчас летать, может быть, себе дороже, Париж совсем не тот, это уже не тот праздник, который всегда с тобой, а лучше бы он иногда без тебя проходил. Но это неважно. Это существует. И почему-то отсутствует политическое представление… вот у нас тоже представление такое профанное, у людей, у меня тоже оно когда-то было. Что тех, кто начальники, они умнее тебя. Они больше знают. Вот больше знает, да, тот часто бывает. Но умнее – нет. И они мыслят так, как ты не можешь мыслить, тебе не хватает кругозора. Следовательно, они принимают более правильное решение. Это тоже не так. К вопросу о мирном договоре и всем остальном. Это война. Мирный договор – да, будет рано или поздно, вопрос в том, на чьих условиях? Одно дело, если ты победил, ну, когда была капитуляция подписана в 45-м, когда Жуков говорит – подойдите и подпишите капитуляцию безусловную. Или то ли победил, то ли не победил, под давлением стоять и от запада чего-то ты вынужден пойти на этот компромисс. Вот берите пример с большевиков. Гражданская война. Можно быть за белых, можно быть за красных. Вопрос стоял – кто победит, того и будет власть.
С. Мардан:
- Да, закончите.
В. Третьяков:
- Вот все эти рассуждения о мирных договорах, компромиссах и т.д. Кстати, люди, которые часто предлагают компромисс в политике, вот в жизни своей личной…
С. Мардан:
- Никогда.
В. Третьяков:
- Да, или очень редко. А если уж идут, то оговаривают такие условия этого компромисса, что фактически это была бы твоя победа, если бы эти условия приняли. Это война. Компромисс в войне – это перемирие временное. А так – либо победа, либо поражение. Другого не бывает. Как гражданская война в России – либо белые, либо красные. Ты можешь быть за белых, ты можешь быть за красных, но очевидно, что компромисса быть не могло. Компромисс был в 17-м от февраля до октября. Ни вашим, ни нашим, двоевластие, а в результате развал всего и вся, и кто-то все равно взял власть.
С. Мардан:
- Кто-то все равно взял власть.
В. Третьяков:
- Да. А тем более в гражданской войне. Кто побеждает, тот и устанавливает правила жизни. Поэтому слова о том, что равно будет перемирие, под которым многие подразумевают, что все останется, как прежде. Киев, нацисты, которые сделают вид, что они не нацисты, будут по-прежнему доить Москву, Россию. Это же Россия нанесла ущерб, да. Какие-то территории там взяла себе, что-то там разрушила. Ну и что они вот в Мариуполе строят новые жилые дома? А пусть они построят еще в Киеве квартал – если Киев за ними останется. Это же все будет. Это же не меняется. Поэтому не может быть компромисса в такой войне. Либо ты побеждаешь, либо проигрываешь. Вот это фундаментально, это не я придумал, это так и есть в жизни, это так есть в политике. А когда население, а еще хуже, если это чувствуют вооруженные люди, армия ощущает, что что-то здесь не так, к какому-то странному компромиссу, а не к победе ведут – это вообще-то одна из составляющих возможного поражения. Одна из предпосылок возможного поражения. Вот от этого нужно избавляться и поменьше говорить о компромиссах. При всем потенциальном миролюбии и т.д.
С. Мардан:
- Последний раз о компромиссах только сегодня Дмитрий Песков говорил. Да, в очередной раз он сказал, что переговоры возможны. Ну, как всегда, многословно, путано, тем не менее. Никто не сказал – никаких переговоров с преступным режимом не будет!
В. Третьяков:
- По-моему, он вчера это говорил. Там по-разному приводят цитаты, кто-то длиннее, и тогда получается, что мы открыты… и если Киев примет наши условия. Но там прозвучало, что с Зеленским нам есть о чем поговорить. Я считаю, что с Зеленским нам не о чем говорить, кроме как о безусловной капитуляции, просто в силу того, что он сделал, что он наговорил о России…
С. Мардан:
- И он каждый вечер это говорит.
В. Третьяков:
- Да, да. Хотя бы в силу этого. Ну, просто единственная подпись, которую применительно к нему удовлетворит Россию, это подпись под безоговорочной капитуляции.
С. Мардан:
- Я предложил бы на самом деле подпись судмедэксперта, который удостоверит, что да, это труп Зеленского. Никакой подписи даже на капитуляции он не должен ставить. Извините, что я вас перебил.
В. Третьяков:
- Ну, а остальные вот эти слова Пескова, я считаю, я предполагаю, что это очередной такой ритуал циклически происходящих событий, произносимая фраза, свидетельствующая для всех, прежде всего, для запада, что Россия готова к переговорам на каких-то там условиях, неважно, что она не рассматривает продолжение военных действий, поскольку это жертвы и т.д., как единственный способ решения этой проблемы. Но это риторические, на мой взгляд, обороты, риторическая фраза, потому что я не вижу ничего, кроме чудесного события, чтобы заставило даже если будет приказ прямой от американцев, вот это самое большое чудо, которое может случиться – но оно вряд ли случится, потому что и в этом случае будут американцы иметь в виду некий компромисс, который будет в конечном итоге в минус России. Даже если американцы прикажут – этот режим, этот правящий класс Украины генетически русофобский, генетически – они наши враги, они себя сделали нашими врагами, они так себя воспитали, у них такое сознание. Даже Зеленский от мирного комика за короткий срок превратился в такого идейного заматерелого русофоба. Так что здесь не может быть реализован план Пескова, в Кремле этого не могут не понимать и, соответственно, эта позиция такая пропагандистская риторическая, просто демонстрирующая, что в принципе, конечно, и мы не за военные действия, хотелось бы, чтобы их не было.
С. Мардан:
- С вашей точки зрения, как вам такая версия, что идея глобального мира захватила не только элиты, в полном смысле этого слова, а, в том числе, и широкий образованный класс России и, возможно, Путин и его окружение чувствуют это, понимают это и, может, они и хотели бы…
В. Третьяков:
- Вот по западному, вот та глобализация…
С. Мардан:
- Да, да, мы часть глобального мира, открытый мир, я бы хотел вот поехать поработать на удаленке в Барселоне…
В. Третьяков:
- Конечно, да. Но это то, о чем мы говорили. Сама по себе идея привлекательная.
С. Мардан:
- Насколько она глубоко въелась?
В. Третьяков:
- Она въелась глубоко. Сама по себе идея привлекательная. Ну, я вот сижу в Москве, у меня высшее образование, сейчас три высших образования! Зачем людям три высших образования?! Но это отбросим, да. Допустим, я журналист, знаю иностранный язык – английский. И я могу поехать на Чукотку работать, могу в Вашингтон, могу в Бразилию, куда хочу, туда и могу. И меня вот эта глобализация обеспечивает, что в принципе меня в любой точке могут взять на работу, а там надоело, не понравилось – я переехал в другое место. Это мифология и фантастика. Но очень притягательная. Тем более, что мы вот вышли из-за некоего барьера, когда не могли большинство так много ездить, тем более, за границу и т.д. Это вот так называемой элиты в первую очередь касается, потому что она больше всего переживала. Не рабочий класс в советской стране переживал, что он не может во Францию слетать на выходные, а как раз эти наши богемная элитная правящая часть, от чего они сейчас и страдают. Но вот смотрите – это вот даже у образованных людей есть санкциональные знания, которыми они бравируют, демонстрируют свою образованность реальную. И, когда это перекладывается на жизнь, их личное мироощущение, рациональное уходит. Глобализация – замечательно. Зачем нам так много средств массовой информации? Зачем у нас несколько газет? Давайте сделаем одну газету, общенациональную. У нее много отделений по всей стране – хочешь во Владивостокском отделении работаешь общенациональной российской газеты, хочешь в Калининградском, хочешь в Москве. А давайте сделаем одну всемирную газету? Тогда ты вот поступил туда на работу и в любую точку мира поехал… Как хорошо. Но это монополизм. Это загнивание. Это отсутствие конкуренции. Глобализация – это убиение той самой конкуренции, на которую молились и до сих пор молятся наши рыночники. Но когда это выгодно тебе лично, то все эти рациональные знания, в том числе и те, которые ты проповедуешь, они забываются.
С. Мардан:
- То есть, чистой воды манипуляция?
В. Третьяков:
- Это вот операция в собственном сознании. Человек не контролирует себя. Есть идейные сторонники этого – я их отбрасываю. Но у большинства это вот подсознательно происходит и он искренне считает, что глобализация – то лучше, чем национальное государство.
С. Мардан:
- Спасибо большое. Виталий Третьяков был с нами, декан Высшей школы телевидения МГУ. Виталий Товиевич, приходите еще, договорим.
В. Третьяков:
- Спасибо.
