Тигран Кеосаян: В «Пилораме» над Владимиром Владимировичем мы шутим достаточно смело и долго, с юмором все нормально

Тигран Кеосаян в студии Радио «Комсомольская правда».

Тигран Кеосаян в студии Радио «Комсомольская правда».

Ведущий скандального шоу «Международная пилорама» Тигран Кеосаян рассказал в эксклюзивном интервью Тине Канделаки на Радио «Комсомольская правда» о дружбе, недоговоренности, запретных шутках на ТВ, реакции политиков, важности соцсетей, частных телеканалах и прививках от ковида

Т. Канделаки:

- Здравствуйте. В эфире радио «Комсомольская правда». Меня зовут Тина Канделаки. Сегодня у меня в гостях мой товарищ, сценарист, актер, ведущий программы. Один из первых людей, с кем я познакомилась, приехав в Москву, это Тигран Кеосаян. Тигран, добрый день.

Т. Кеосаян:

- Ты видишь мое удивленное лицо? Здравствуйте все.

Т. Канделаки:

- Потому что мы с тобой…

Т. Кеосаян:

- Мы товарищи с тобой?

Т. Канделаки:

- Это же сейчас так правильно.

Т. Кеосаян:

- «Товарищи» - было правильно с 17-го по 91-й. Какие мы с тобой товарищи?

Т. Канделаки:

- Ну хорошо, тогда друг.

Т. Кеосаян:

- Я думал, что мы друзья, до последнего момента.

Т. Канделаки:

- А я люблю, кстати, слово «товарищ», без всякого комсомольского окраса. Очень много друзей развелось в последнее время, Тигран, куда ни зайдешь, везде друзья.

Т. Кеосаян:

- Знаешь, что такое друг для меня? У меня был 5-й класс, 13 лет. Папа был на съемках. Школьный день рождения дома, сама знаешь. И где-то в 8.30 всех развозят родители. У папы был, наверное, монтажный период. Он пришел, и я говорю: «Папа, познакомься, это мой друг Сергей, это мой друг Андрей, это мой друг Вася». Все ушли. Я пошел чистить зубы и идти спать. Он говорит: «Сынок, иди сюда». Тогда все были неразвитые. Это сейчас в 13 лет человек уже может диссертацию написать. И он мне налил водки.

Т. Канделаки:

- Это первый раз?

Т. Кеосаян:

- Да. Мне 13 лет. Он говорит: «Я хочу, сынок, чтобы ты запомнил. Если твой гроб через миллиард лет вынесут из дома хотя бы 4 друга, ты самый счастливый человек в мире. Поэтому обращайся с этими словами очень осторожно». Так что я как раз обращаюсь осторожно. Для меня это очень важное слово и ответственное слово. Но я знаю, что если, не дай бог, что-нибудь случится, я тебе наберу, и у тебя будет работать телефон, тебе будет совершенно наплевать, в каком ты состоянии, ночь или что, если твой друг позвонит, то ты приедешь. Я этих людей называю друзьями. И их мало.

Т. Канделаки:

- Ты очень теплый, ты умеешь дружить, ты умеешь по-домашнему накрывать стол. И вокруг тебя огромное количество людей. Сколько всего реально ты мог бы выделить в своей жизни? Есть эти 4 друга?

Т. Кеосаян:

- Ты же понимаешь, что это провокационный вопрос. Я надеюсь, что у меня есть люди, которых я робко могу… Вернее, я могу себя робко считать их другом. Ну, и надеюсь на взаимность. Потому что дружба – это такое круглосуточное понятие, это большая ответственность. Ты говоришь, что я хороший друг, а я боюсь, что нет. Потому что иногда бывает лень потратить эмоции в какую-то минуту времени. И это ужасно, потом жалею очень. Но от этого, мне кажется, качество наших взаимоотношений с тем или иным человеком (которых я сейчас имею в виду) не меняется.

Есть у меня один минус. Я люблю взасос. Знаешь, есть такое, говорят: они дружат взасос.

Т. Канделаки:

- Ну, любить или ненавидеть – это классика. Или так, или так.

Т. Кеосаян:

- Да. Но это тяжело бывает. Потому что разные психотипы. Мы с тобой одни…

Т. Канделаки:

- Если я ссорюсь, я не мирюсь. У меня есть, к сожалению, очень плохое качество. Иногда я наблюдаю, люди поссорились – помирились, поссорились – помирились, поссорились – помирились. Я так не умею. Я буду терпеть до последнего, но когда я поссорюсь, я не помирюсь.

Т. Кеосаян:

- Я думаю, что у тебя существует внутри (и это у каждого человека есть, это определяется интеллектуальным, воспитательным цензом) детскость, из которой вышел человек. Это какие-то внутренние красные флажки – я могу многое простить, но есть этот флажок, и если человек переступил…

Т. Канделаки:

- Ну, это называется «заплывать за буйки».

Т. Кеосаян:

- Знаешь, у меня есть другая история. Я считаю, что самая большая проблема в любых взаимоотношениях (мужчины и женщины, дружеских и т.д.) – это недоговоренность. Обрати внимание, как часто люди теряют друг друга из-за того, что кто-то когда-то (третий, четвертый) решил поссорить, правильно впрыснул информацию, и другой не сделал очную ставку… А, например, ты, Тина, интеллигентный человек, тебе сказали, допустим, что Тигран гадость какую-то сказал, ты можешь Тиграну и не позвонить, просто затаишься. Ты подумаешь: я не верю, - но осадок останется. И этот осадок имеет…

Т. Канделаки:

- Накопительный характер.

Т. Кеосаян:

- Что ты в такой ситуации сделаешь?

Т. Канделаки:

- Все очень просто. У меня есть пример с твоей супругой Марго Симоньян. У нас было очень много людей по жизни, особенно за последние 5-6 лет, которые пытались нас поссорить. За что я очень люблю Марго, она мне всегда сразу же звонит.

Т. Кеосаян:

- А ты? Я сейчас про тебя.

Т. Канделаки:

- Когда у меня бывает такая история, я у Марго всегда спрашиваю.

Т. Кеосаян:

- А не с Марго? У вас история взаимоотношений с Марго (и со мной тоже) очень большая.

Т. Канделаки:

- Зависит очень сильно от человека. Ты даже по интонации, как ты с человеком говоришь по телефону или глядя глаза в глаза, ты в принципе (мы же все уже немолоды)…

Т. Кеосаян:

- Я не знаю про тебя. Я – точно, но ты – нет.

Т. Канделаки:

- Глядя в глаза, ты сразу понимаешь, что что-то не то. Да и вообще, мне кажется, находясь, скажем так, с точки зрения неких достижений, которые в социальном кругу считаются успехом, быть полностью откровенными могут только очень сильные люди. Я смею думать, кстати, что я сильная, потому что я умею говорить правду в глаза, умею выслушать правду о себе. Но могу тебе сказать, что, к сожалению, наверное, это зависит очень сильно от ценностей. Когда ты поднимаешься наверх, ты понимаешь, что иногда, для того чтобы двигаться дальше, надо, к сожалению, переступать через свои принципы, предавать (назови как хочешь). И вот здесь умение сохранить себя и двигаться вперед…

Т. Кеосаян:

- Это самое ценное. Потому что пока идешь к успеху, ты теряешь по частям…

Т. Канделаки:

- Или теряют тебя.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно. Мы не можем говорить: если меня кто-то уже обидел до края, я поссорился, ты никогда не будешь относиться так вот с этим принципом к человеку, который…

Т. Канделаки:

- Есть те, с кем ты не разговариваешь? С кем я не разговариваю, знает вся страна.

Т. Кеосаян:

- Безусловно. Я говорю о другом. Берем нас с тобой, к примеру. Вот что-то случилось, ты что-то сказала, ты что-то сделала, мне что-то кто-то сказал (я сейчас про себя говорю). В силу того, что у меня хорошая память (и у тебя хорошая память)… И всегда надо помнить тот пятак, которого у тебя не было, чтобы проехать на метро, на чем бы ты сейчас ни ездил. Это, кстати, основа, мне кажется, и самоироничность – вот две вещи, для того чтобы не испортиться, не поменяться, не потерять вообще землю. Мы с тобой много знаем таких людей.

Так вот, я буду раз за разом, если мне будут гадости говорить (слава богу, не говорили), говорить: Тина, скажи, пожалуйста… Потому что мне ценны эти отношения, в силу чего я не могу просто взять и отрезать их. Вот о чем я говорю.

Т. Канделаки:

- Как это обычно бывает? Мы все творческие люди, мы производим огромное количество контента. Что-то пользуется большей популярностью, что-то меньшей. Есть две вещи. Первая. Когда со мной начинают обсуждать, например, контент моих друзей, я всегда людям пытаюсь объяснить. Не только потому, что у меня друзья талантливые, и все, что они делают, это хорошо (иначе мы не были бы друзьями). А потому что если я хочу что-то сказать, я скажу лично, я никогда не буду в паблике это обсуждать.

Т. Кеосаян:

- И я никогда не обсуждаю.

Т. Канделаки:

- И есть вторая вещь. Мы живем в мире, где так много запроса на контент, что сегодня кому-то говорить, как 20 лет назад, что что-то, что вы сделали, это не очень, это смешно.

Т. Кеосаян:

- Это бред.

Т. Канделаки:

- Потому что всегда есть аудитория, которая скажет: супер, я это люблю. Я это проходила с «Чумой», я очень хорошо знаю, как некоторые люди говорили: это отвратительно, - но люди смотрят. Ты это проходишь с «Пилорамой».

Т. Кеосаян:

- А кто тебе говорил, что это отвратительно?

Т. Канделаки:

- Очень много людей. Много наших с тобой знакомых про это говорили.

Т. Кеосаян:

- Это зависть. Потому что ты первая, кто быстро сориентировался, ты сделала, и сделала качественный продукт. И только люди, которые в производстве, понимаю, что это адский труд. На чем бы ты ни снимала – на стенку или на натуре, в Шепетовке. Это адский труд.

Т. Канделаки:

- Но это понимают только те, кто когда-нибудь сами снимали, продюсировали, этим занимались. Я тебе то же самое могу сказать про «Пилораму». Когда я читаю критику, ты пришел, сел и что-то говоришь. Но ты не пришел, не сел и не что-то говоришь. Расскажи мне, когда ты понял, что она стала вируситься, то есть она стала выходить из эфира, превращаться в вирус и приобрела скандальную известность, ее обсуждают?

Т. Кеосаян:

- Ты про «Пилораму»? Я думаю, что мы планировали это. Потому что сам формат скандальный. Это формат.

Т. Канделаки:

- А с кем ты параллель проводишь, например, на американском телевидении?

Т. Кеосаян:

- Для меня по поведенческой модели это был Джон Стюарт, который, к сожалению, ушел с американского телика. Но не он единственный.

Т. Канделаки:

- Там много таких форматов.

Т. Кеосаян:

- Да их до хрена, таких форматов. У нас их не было. Кстати, почему очень долго люди не могли понять.

Т. Канделаки:

- А почему не было?

Т. Кеосаян:

- Ну, у нас вообще юмор на федеральных каналах достаточно тяжело проходит.

Т. Канделаки:

- Политический юмор в том числе.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно. «Бульдог-шоу», я тебе напомню, и т.д. На мой взгляд, были достаточно смешные выпуски, но не пошло. А здесь как бы новостная история. И люди не понимают. Человек матерится время от времени (запикивают) и т.д. Но все это было (и есть) форматно.

Т. Канделаки:

- А как ты успеваешь? Например, у меня в «Чуме» я всем говорила: технология очень тяжелая, если что-то суперкрутое произошло, условно говоря, в среду или в четверг, то мы пытаемся в четверг снять скетч, чтобы выдать его в пятницу. Как работаете вы?

Т. Кеосаян:

- Так не получается у нас, к сожалению. Мы выходим в субботу. А технологическая цепочка, авторская цепочка и т.д., я не могу снимать позже пятницы. То есть, грубо говоря, то, что произошло в субботу…

Т. Канделаки:

- Ты дать уже не можешь.

Т. Кеосаян:

- Да. И потом это даже дайджест, и у меня нет такой задачи. Потому что в следующей программе, если произошло в субботу что-то такое, так оно у меня попадет в субботнюю. У меня нет задачи сейчас и здесь рассказать, я же не новостник.

Т. Канделаки:

- Скажи, сколько сценарных групп, кто эти люди?

Т. Кеосаян:

- Одна.

Т. Канделаки:

- А кто они – КВНщики, просто сценаристы, киношники?

Т. Кеосаян:

- Я подозреваю, что это КВНщики. Частично КВНщики, частично стремящиеся.

Т. Канделаки:

- А кастинг идет? Вы как бы делаете заказ на скетчи?

Т. Кеосаян:

- Да, конечно.

Т. Канделаки:

- Пять твоих любимых скетчей?

Т. Кеосаян:

- Никогда не скажу. Я тебе точно не скажу. По той причине, что это почти уже 200 выпусков. И ничто так не выхолащивает память, как регулярность выходов.

Т. Канделаки:

- Это да. Мы быстро очень сумели сделать скетч про Дзюбу. И понятно, что он у меня в памяти.

Т. Кеосаян:

- Одну секундочку. С исторической точки зрения ты недавно выходишь с «Чумой», по большому счету…

Т. Канделаки:

- Да. А вы выходите 4 года.

Т. Кеосаян:

- Да. И там каждый скетч на вес золота, потому что вот сейчас произошло…

Т. Канделаки:

- И мы делаем. И тем не менее, за 5 лет то, что тебе припоминали больше всего.

Т. Кеосаян:

- Ну, были скандалы. Можно говорить о скандалах с Додоном…

Т. Канделаки:

- Напомни, что там было.

Т. Кеосаян:

- Ну, Лукашенко, конечно.

Т. Канделаки:

- Расскажи.

Т. Кеосаян:

- Додон? Причем это не я даже говорил, а люди так их персонифицируют. Есть там Ирада Змейналова у нас…

Т. Канделаки:

- Наш друг и товарищ.

Т. Кеосаян:

- Нет. Не Зейналова. Ирада Змейналова.

Т. Канделаки:

- А кто это?

Т. Кеосаян:

- Это как бы специальный корреспондент, которого нет никогда в кадре, а только его голос. Там Крем Блюлев, Дмитрий Микрорайонов и т.д. Там как бы обыгрываются известные фамилии. И в репортаже говорится о том, что было у Владимира Владимировича на этой неделе. Он посетил то-то, сделал то-то. Вот с официальным визитом приехал Додон. И там была шутка, я ее сейчас не скажу. Она не будет смешной, потому что это всегда по месту (ты же понимаешь, телевизионный формат). И там: Додон рассматривал стены и думал, что пора в Кремле делать ремонт. И всё. Причем над Владимиром Владимировичем мы шутим достаточно смело и долго давно уже, с юмором все нормально. Тут, видно, плохо было с юмором. Ну, не знаю. В общем, был целый скандал на самых верхах.

Т. Канделаки:

- Прямо позвонили, сказали?

Т. Кеосаян:

- Абсолютно. Я работаю на руку оппозиции. Какая оппозиция?

Т. Канделаки:

- Мы всегда с Марго говорим между собой (и публично тоже) о том, что необходимо смеяться, потому что смех убивает все страхи. И не надо бояться того, что не все шутки могут быть удачными. Мы все прекрасно понимаем, что это и в любой другой стране мира, и в Америке, и в России одинаково вызывает реакцию у многих власть имущих, когда ты шутишь над сакральными вещами. Вот ты в «Пилораме» за что-то боролся, чтобы шутить над вещами, над которыми до тебя не шутили, например?

Т. Кеосаян:

- Я не могу вспомнить.

Т. Канделаки:

- А вето на шутку у кого?

Т. Кеосаян:

- Одну секундочку. Ты говоришь «боролся». Нет, мы шутим всегда над теми вещами, над которыми давным-давно никто уже не шутит.

Т. Канделаки:

- Поэтому я тебя и спрашиваю.

Т. Кеосаян:

- Бороться мне не приходилось, потому что это вопрос профессионализма и корпоративности. Если мне говорят, к примеру: «Тигран, я тебя прошу…» Но так как мы все давным-давно товарищи и друзья, потому что очень давно и на рынке, и с самого начала все друг друга знаем, то там нет императивов, там нет диктата. Говорят: эту шутку надо убрать, потому что мы хотим сейчас открыть, чтобы эфирило там, а ты сказал, что он полужопочник.

Т. Канделаки:

- То есть, условно говоря, мы понимаем, что если шутим над Белоруссией как-то не так, а там, собственно говоря, идет вещание, то, соответственно…

Т. Кеосаян:

- Вещание уже не идет. Вещание моей программы там не идет ровно 3 года. Ее вырезают. Я знаю человека, который вырезает.

Т. Канделаки:

- Но Марго же встречалась, и ты был там…

Т. Кеосаян:

- И я встречался.

Т. Канделаки:

- Ты не сказал: «Александр Григорьевич, вы меня вырезали-вырезали, а вот я и приехал»? – «А, так вот почему ты приехал?»

Т. Кеосаян:

- Нет, я не пытался встретиться с Александром Григорьевичем.

Т. Канделаки:

- Ну как? Он 3 года тебя вырезал, а тут – здравствуйте.

Т. Кеосаян:

- Ему кто-то сообщил. Меня пригласили. Он был в соседнем зале.

Т. Канделаки:

- Он тебя видит.

Т. Кеосаян:

- «Вот я бы тебя…» Я говорю: «А что с юмором-то, Александр Григорьевич? Мы же шутим. И о Владимире Владимировиче тоже шутим». Он говорит: «Ты так же шути, как над Владимиром Владимировичем, надо мной, тогда все будет хорошо».

Т. Канделаки:

- Кто-то еще вырезает, где-то еще запрещают?

Т. Кеосаян:

- Говорят, да.

Т. Канделаки:

- Как в Армении дела? В Армении вообще транслируют российское телевидение?

Т. Кеосаян:

- В Армении не транслируют. Вернее так. Там вывели из основного пакета, а вот 2-3 дня назад опять внесли (по случайности, наверное). Армянское руководство вернуло телеканалы. Это хороший, позитивный сигнал, я думаю. Я думаю, это начало серии сигналов, позитивных для российско-армянской дружбы, нового этапа. На спутнике показывали.

Т. Канделаки:

- Скажи, есть ли несколько шуток, которые не попали в эфир?

Т. Кеосаян:

- Очень много.

Т. Канделаки:

- Переживаешь о чем-то?

Т. Кеосаян:

- Нет. Ну, как можно переживать? Там в среднем 40-45 шуток в каждой программе.

Т. Канделаки:

- А вето нет? Все равно, когда шутишь, ты понимаешь, что тебе напишут, а ты сам смотришь и думаешь: нет, это чересчур. Так бывает?

Т. Кеосаян:

- Бывает, конечно, чересчур. Это мы убираем, иногда прямо перед съемками. Иногда начинаешь говорить, а это не влезает в рот, и т.д. Есть, конечно, перехлесты вкусовые. Я люблю заниматься «Пилорамой», это реально любимое хобби, которое настояно на провокационном супе таком, такой жидкости, которая должна вызывать резкие, кардинально противоположные реакции. И я безумно рад, что свою задачу по реакциям наших псевдолиберальных товарищей я выполняю, я понимаю, что правильной дорогой идем, все нормально.

Т. Канделаки:

- Мы с тобой много раз говорили про то, что у нас главная проблема взаимодействия, скажем так, пропагандистов и либералов в том, что чаще всего и те и другие видят мир в черно-белом цвете, а мир цветной. Знаешь, у меня был такой эфир с Гордоном, когда он мне говорит: «Ну, к Марго у меня вопросов нет», - а по тебе некрасиво проехался. Я к нему поворачиваюсь и говорю: «Знаете, даже ничего не буду говорить про Тиграна, но цифры – упрямая вещь». И дальше разговор не склеился. Когда мы друг другу говорим, что, например, то, что вы производите, оно не очень…

Т. Кеосаян:

- Это вкусовщина.

Т. Канделаки:

- Мы автоматически не уважаем тех людей, которые разделяют эту точку зрения. А таких людей может быть много. Не могу не спросить. Прилетают ли мнения от Путина, Меркель, Макрона, Трампа? От кого-то весточка приходила?

Т. Кеосаян:

- Можно я воздержусь от ответа?

Т. Канделаки:

- Интересно просто. Помимо Лукашенко, вообще реакция бывает? Вы же ездите везде, взад и вперед.

Т. Кеосаян:

- Не знаю. Немецким не владею, французский вообще на начальном этапе, совсем на зачаточной стадии у меня.

Т. Канделаки:

- Но по Макрону ты ездил просто взад-вперед.

Т. Кеосаян:

- И буду продолжать по нему ездить.

Т. Канделаки:

- И как?

Т. Кеосаян:

- Знаешь, я очень люблю, в истории ест некие персонажи, которые очень нравятся. Вот Наполеона я очень люблю. И когда я вижу человека, который всеми силами, кстати, он отдаленно, немножечко напоминает Наполеона времен Аркольского моста – сражение при Маренго, вот это. Итальянского похода. И он, видно, это знает. И у него, видно, есть какая-то вот эта наполеоновская тема. Особенно его речь под Триумфальной аркой, когда да, Первой мировой войны, да. Ну, это можно было! Он так хочет быть похож на Бонапарта! Но там, мне кажется, много несостыковок у него с…

Т. Канделаки:

- Ты его видел живьем?
Т. Кеосаян:

- Нет, не видел.

Т. Канделаки:

- Во время чемпионата мира по футболу он приезжал, он был здесь. Я его видела. Ты знаешь, очень такой… В жизни абсолютно необычный для политика такого уровня человек. То есть, может, он так хотел выглядеть, ты знаешь, что финал чемпионата мира был под дождем, он выходил, он вручал, он очень радовался. В жизни он выглядит достаточно демократично и живо.

Т. Кеосаян:

- Он молодой парень, а чего ему не демократично и не живо! Я говорю о все время потугах… Понимаешь, чтобы стать лидером Европы, Наполеону надо было выиграть сражение при Аустерлице, к примеру. Для того, чтобы стать лидером Европы сейчас, надо подобосрать Меркель, к примеру, понимаешь? Мельчает все! И поэтому, грубо говоря, когда я вижу человека, который, вот сейчас были события в Карабахе. Зато он вчера позвонил, поговорил и с Пашиняном, и с Алиевым. Ты где был, красавец? Ты почему…

Т. Канделаки:

- Учитывая, огромная армянская диаспора. И в истерблишменте Франции достаточно много армян.

Т. Кеосаян:

- Но нет поступков! Поступков нет! Потому что, например, по отношению к той же Меркель, да – это одна история. Но, в принципе, нельзя… Я не думаю, что правильно сейчас начинать говорить о каждой из этих замечательных персон.

Т. Канделаки:

- Просто что есть поступки? Войн же нет больше сухопутных, Тигран. Понимаешь? Если раньше сухопутная война делала тебя частью истории раз и навсегда, слава богу, их больше нет. Ну, я имею в виду на территории Европы.

Т. Кеосаян:

- Вопрос заключается в другом. Если ты берешь Ирак, например, а мы с тобой должны еще помнить Ширака. И Оланда, и Саркози. Саркози - еще более-менее, хотя тоже был ведомый. И нынешнего, значит, Макрона. Ну, это две разных Европы. Это две разные Франции. Ширак, который мог американцам сказать «цыц», он говорил. Мы сейчас про Де Голля даже не вспоминаем! Цыц, говорил Ширак. И все было спокойно!

Т. Канделаки:
- Может, времена изменились?

Т. Кеосаян:

- Ну, мне не симпатична позиция стран, которые претендуют быть независимыми, а на деле оказываются ведомыми колониями.

Т. Канделаки:

- Мне когда-то Марго сказала в интервью, кстати, «Комсомольской правде» фразу, которая в течение нескольких месяцев повторяла: свой телеграф и почту мы давным-давно уже проиграли. Это практически дословная цитата. Согласишься? Опровергнешь? И что значит, что свой телеграф и свою почту мы уже проиграли?

Т. Кеосаян:

- Я думаю, что тут в большей части идет речь о соцсетях, имеется в виду о платформах, которые являются американскими по сути и по факту. И по всему. Она много раз об этом говорила. И с тобой говорила, и ты с ней говорила о том, что самое рейтинговое телевидение – это YouTube. Мессенджер – это американский. У нас ничего нет, ни платформ своих, ничего. Они могут цензурировать, продвигать и пессимизировать. Вову Соловьева пессимизируют, «Эхо Москвы» любимое наше оптимизируют. И так далее.

Понимаешь? Это такая история, которую рулить и бибикать не нам, а им, получается. Если мы хотим быть суверенным государством, Рита, вероятно, это имела в виду, нам нужно создавать свое виртуальное пространство.

Т. Канделаки:

- Здесь тогда долгий разговор. Первый вопрос, который возникает: в современном мире, Тигран, границы никто не закроет виртуальные тоже. Может, просто стоит увеличить качество и количество контента, который мы производим, рассказывая о самих себе?

Т. Кеосаян:

- Кто сказал, что не закроют? Во-первых. И, во-вторых, безусловно, чтобы быть конкурентным, надо создавать свое.

Т. Канделаки:

- Ну, китайская модель…

Т. Кеосаян:

- Не запрещать, а создавать альтернативу. Нет, ну, ты должен иметь возможность, р аз уж нас громко объявили врагом, нас объявила страна врагом, которая является главным проводником всех этих платформ. И владельцем. Но с точкми зрения безопасности и просто нам надо что-то придумать свое. Или, как минимум, ограничивать их.

Т. Канделаки:

- Если они нас объявили, то точно никто не мешал нам создать свой собственный facebook.

Т. Кеосаян:

- Поэтому Рита и говорит, что почта и телеграф…

Т. Канделаки:

- Мы же могли сделать все то же самое.

Т. Кеосаян:

- И были бы намного более конкурентными.

Т. Канделаки:

- Но, к сожалению, так как нет условий для бизнеса, так как нет условий…

Т. Кеосаян:

- Еще не поздно, мне кажется.

Т. Канделаки:

- Ты думаешь все изменить?

Т. Кеосаян:

- Я не думаю, я знаю, что сейчас пакет законов, который будет первый этап, потом второй пакет законов, потом третий. И, знаешь, Тин, мы медленно запрягаем, это правда, но очень быстро скачем. Поэтому, конечно, жалко, что мы не запрягли десять лет назад по-настоящему, и нам казалось, что там есть более важные вещи.

Неважно. Но главное: лучше поздно, чем никогда. Но когда запряжем, я думаю, много и быстро будет ясно. Вот у нас такая специфика.

Т. Канделаки:

- Скажи, ты не считаешь, что некоторые сюжеты «Пилорамы» жесткие?

Т. Кеосаян:

- Считаю.

Т. Канделаки:

- Какие именно?

Т. Кеосаян:

- Я не могу вспомнить. Я просто знаю, что некоторые из них перехлестывают какую-то историю.

Т. Канделаки:

- Это потому что ты такой? Ты же и в жизни говоришь то, что думаешь, в лицо.

Т. Кеосаян:

- Стараюсь. Но с возрастом я стал меньше говорить в лицо. Только лишь в силу того, что начал понимать, что я могу быть не прав. А сейчас обижу.

Т. Канделаки:

- А ты извиняешься, когда ты не прав?

Т. Кеосаян:

- Всегда. Вот если я громко оскорбил, тут очень важно…

Т. Канделаки:

- Например?

Т. Кеосаян:

- Это нельзя сказать, это быт больше. Так же громко извинюсь. Главное, так же громко извиниться, как громко ты оскорбил, а не то, что оскорбил громко, а потом позвонил и сказал, слушай, джан, нас никто не слышит? Тина, я хочу извиниться…

Это бессмысленно.

Т. Канделаки:

- Скажи, не было ли сомнения, стоит ли выпускать интервью с участницей протеста в Белоруссии?

Т. Кеосаян:

- Я считаю вот как. Формулировки там были жестковаты, согласен. На тот момент Александр Григорьевич занимал жесткую позицию с точки зрения применения ОМОНом. И там есть, конечно, перехлесты, что не отменяет общую дрессированность всех этих протестов. И мое категорическое неприятие всех этих протестов. Где бы то они ни были на постсоветском пространстве.

Я отлично знаю, что справедливые требования о смене власти, о несправедливом подсчете голосов, это же возможно? Возможно. Используется и замечательно используется, и плохо, что нами не используется, скажем, а вот ребятами используется – поляками, литовцами, Евросоюзом, чтобы раскачать ситуацию и оторвать Белоруссию, кстати. Вот в самом главном. В деталях, наверное, да, можно было бы помягче, но тогда бы не было такого резонанса.

Т. Канделаки:

- В то же время я очень люблю фильм Роджера Айлса «Самый громкий голос». Ты смотрел? Можно сколько хочешь относиться к чьей-то позиции, но если у этой позиции есть сторонники, из этого всегда можно сделать продукт, что сделал Роджер Айлс с Fox News. Обвиненный, проклятый, после смерти затоптанные ногами, но, тем не менее, человек, благодаря которому существует этот телеканал, который сейчас является как бы одним из рупоров американской пропаганды вне зависимости…

Т. Кеосаян:

- Республиканцев, да.

Т. Канделаки:

- От того, кто у власти, Fox News не перестает быть американским каналом.

Ты когда-нибудь, глядя на такой фильм, будучи продюсером и режиссером, сценаристом, ты знаешь весь производственный цикл, влючая и телевизионный, ты думал о том, что хотел бы иметь свой собственный канал?

Т. Кеосаян:

- Конечно, нет.

Т. Канделаки:

- Почему? Потому что в России не может быть частного телевидения?

Т. Кеосаян:

- Это неправда. Частного? И это тоже, знаешь, объясню.

Что такое частное телевидение? Это частное телевидение…

Т. Канделаки:

- На деньги инвесторов.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно верно.

Т. Канделаки:

- Нет таких инвесторов?

Т. Кеосаян:

- Почему? Есть, но просто существует корпоративная этика. Мы сейчас перейдем с тобой на другой этап вопроса. Если ты говоришь, частное телевидение как бизнес?

Т. Канделаки:

- Да, как бизнес.

Т. Кеосаян:

- Это одна история, конечно, интересно.

Т. Канделаки:

- Ну, что «Дождь» делает.

Т. Кеосаян:

- Нечто, да. С подписными проблема.

Т. Канделаки:

- Да, поэтому тебя и спрашиваю. Ты веришь в то, что если бы делал ты…

Т. Кеосаян:

- Это жизнь надо положить.

Т. Канделаки:

- А почему бы нет?

Т. Кеосаян:

- У меня пять детей, слушай! Я так на карантине с ними общался! Честно тебе скажу, я искренне говорю, вот я кино хочу снимать…

Т. Канделаки:

- То есть, если бы пришли инвесторы и сказали: мы даем вам денег, хотим концепцию.

Т. Кеосаян:

- Я бы сказал: вы сумасшедшие? Вы пришли к дилентанту! К Рите? Пожалуйста, если интересно, но она, правда, занята сейчас немного. Вот Тина есть, она знает про это все. А я-то тут причем?

Т. Канделаки:

- То есть, ты не хочешь делать больше объем?

Т. Кеосаян:

- Я, наверное, больше фрилансер.

Т. Канделаки:

- А почему ты не снимаешь сериалы? Сейчас даже Федор Бондарчук впервые снял сериал «Псих».

Т. Кеосаян:

- Я много их снимал. Я, в принципе, наверное, начал сериалы в этой стране.

Т. Канделаки:

- Ты смотрел «Психа»?

Т. Кеосаян:

- Нет.

Т. Канделаки:

- Первая работа.

Т. Кеосаян:

- Он как режиссер снял?

Т. Канделаки:

- Снял сериал впервые.

Т. Кеосаян:

- Посмотрю, мне интересно.

Т. Канделаки:

- Знаешь. «Крымский мост», он очень добрый. Его можно любить или не любить, но вот когда я смотрю на «Пилораму», я думаю, что, если и возможен, а я делаю все равно в чуме плюс-минус политический юмор, обусловенный средневековьем. В условностях. А вот исходя из «Пилорамы», абсолютно точно можно попробовать сделать сериал современный. Ну, условно, «Слугу народа» никто не рискует здесь снять? А почему бы не снять?

Т. Кеосаян:

- А про кого?

Т. Канделаки:

- Вопрос.

Т. Кеосаян:

- А вот я тебе… Там снят сериал, который был востребован, потому что вся власть… Наверное, такой же сериал был бы востребован в Армении, потому что, ну, не везло. До сих пор. Поэтому все не любят предыдущих. Люди.

Про кого здесь?

Т. Канделаки:

- Не знаю. Ты же смотришь, что делает Семен Слепаков?

Т. Кеосаян:

- Да.

Т. Канделаки:

- Понравилось?

Т. Кеосаян:

- Я согласен на все, если это талантливо. Сема – это талантливо. Ты стихи про Дзюбу читала?

Т. Канделаки:

- Конечно. Разве можно это пропустить? А тебе что больше понравилось: стихи про Дзюбу или сериал про мэра?

Т. Кеосаян:

- «Домашний арест»? Нет, мне «Домашний арест» больше понравился. Единственное, думаю, там две-три серии можно было бы легко это самое, было бы плотнее. Но если формат, я это прекрасно понимаю. Есть рентабельность продукта.

Т. Канделаки:

- Я это хорошо понимаю.

Т. Кеосаян:

- И чем длиннее был бы этот сериал, тем рентабельнее бы он был.

Т. Канделаки:

- «Домашний арест» - это плюс-минус сто?

Т. Кеосаян:

- Да, наверное. Но это же продолжение традиции Гоголя!

Т. Канделаки:

- Бесконечное, причем!

Т. Кеосаян:

- Ты же понимаешь!

Т. Канделаки:

- Это зависит от интонации.

Т. Кеосаян:

- После «Ревизора», в принципе, нового сказать тяжело.

Т. Канделаки:

- Любой случайный человек, приехавший и занявший место, меняет реальность.

Т. Кеосаян:

- А ты видела новость недавно, что, я даже в «Пилораме» об этом говорил, какой-то претворился замом губернатора. И там всем выговаривал. А потом оказалось, что просто проходимец.

Т. Канделаки:

- Это такая классика! Это бывает иногда.

Т. Кеосаян:

- Милиционер: а ты что делаешь. Ну, я же порядок навожу!

Т. Канделаки:

- А люди приняли, да?

Т. Кеосаян:

- Конечно.

Т. Канделаки:

- Под козырек.

Т. Кеосаян:

- Конечно.

Т. Канделаки:

- Про COVID-19. Как вы пережили COVID-19?

Т. Кеосаян:

- Как мы пережили ковид? Я думаю, что мы переживаем ковид! И не факт, что когда мы это переживем!

Т. Канделаки:

- Почему я и ты можем обниматься и целоваться? Я и Марго можем.

Т. Кеосаян:

- Мы привитые.

Т. Канделаки:

- Я много раз рассказывала…

Т. Кеосаян:

- Мы с тобой под экспериментом.

Т. Канделаки:

- Да. Мне Марго сказала, что дороги назад нет. Ты не поверишь, мне каждый день люди, даже в больнице вчера говорят, вы сделали, не жалеете? Я говорю, понимаете, я бы больше жалела, если бы тяжело заболела.

Т. Кеосаян:

- А почему ты должна жалеть? После того, как ты сделала прививку, жалеть уже бессмысленно!

Т. Канделаки:

- У людей все равно есть некий страх. А вы не знаете, спрашивают, какие последствие будут через несколько лет. Говорю, вообще не знаю, какие последствия будут через десять лет. Так как меня вы смотивировали, не могу не спросить, тебя смотивировала Марго?

Т. Кеосаян:

- Нет, я как бы просто мечтал и думал, когда будет наша прививка.

Т. Канделаки:

- Но это же эксперимент. Мы участвуем в эксперименте.

Т. Кеосаян:

- Ест на это простой ответ. Вот тебя спрашивают: а вот почки, а вот через десять лет! Значит, мы с тобой прекрасно знаем, что от ковида есть побочки.

Т. Канделаки:

- Очень много.

Т. Кеосаян:

- И никто не знает, что будет через десять лет.

Т. Канделаки:

- Никто.

Т. Кеосаян:

- И от вакцины никто не знает, будет? Хотя я разговаривал и с Гинзбургом прекрасным и замечательным.

Т. Канделаки:

- Десять лет должно пройти.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно верно. Он говорит, спокуха. Второй пункт за вакцину: лечение. Ковид дает неизвестно, какие побочки, хотя уже известно, что они есть. Лечение от ковида точно дает побочки. Правильно? 2:1 уже в пользу вакцины я вижу. И ты, как человек, тесно аффилированный со спортом, должна говорить: и 3:0. От болезни можно еще и откинуть ласты, склеить их. Мне кажется, тут все понятно. 3:1 в пользу вакцины.

Т. Канделаки:

- Ты куришь?

Т. Кеосаян:

- К сожалению.

Т. Канделаки:

- Да? Ты куришь! Я устроила опрос в Telegram. И десятки мне написали про то, что страна заполнена сигаретами из Киргизии и из Армении, из Белоруссии. Почему устроила опрос? Потому что…

Т. Кеосаян:

- Я даже не знал, что такая география.

Т. Канделаки:

- Потому что я у одного товарища увидела сигареты и там была надпись на армянском.

Т. Кеосаян:

- А какие сигареты?

Т. Канделаки:

- Армянские, да.

Т. Кеосаян:

- «Парламент», но с армянским…

Т. Канделаки:

- Нет, это сигареты на армянском языке. И у меня вопрос. Я удивилась, потому что, а я стала копаться, что из Белоруссии приезжает несколько фур ежедневно, открываются заводы, судя по объемам, Лукашенко не в курсе и так далее. У нас все покупают, потому что эти сигареты, армянские и белорусские, они, безусловно, дешевле наших сигарет.

Т. Кеосаян:

- Потому что общее экономическое пространство.

Т. Канделаки:

- Понятно, что на таких сигаретах никто не экономит, цена все равно важный фактор для тех, кто много курит. И какие цифры там? Тебе будет интересно. По потерям бюджета от контрабанды – это около 100 миллиардов ежегодно.

Т. Кеосаян:

- Это контрабандные сигареты?

Т. Канделаки:

- Да. Это 10 миллионов каждый час. Сейчас еще поднимают акциз. И мы понимаем, что из-за повышения акциза никто не бросит курить, просто все будут курить контрабандные дешевые сигареты.

Как ты считаешь, например, «Пилорама», она является ресурсом, в том числе, решения каких-то таких лежащих на поверхности плохих для экономики страны вопросов, которые просто дают нам не дособирать наш бюджет? Как, например, вот эта история.

Т. Кеосаян:

- Конечно, нет. Я думаю, что… я не думаю, я знаю, «Пилорама» появилась как идея и как проект в самый разгар такой тотальной на телевизоре царящей ненависти. То есть вот тогда был разгар и Украины, и так далее. И задача была очень простая. Я ее сформулировал для себя. Ребята, надо о том же самом, но с юмором. О том же самом. Потому что, если мы будем генерировать постоянную ненависть, да, лучше сарказм. Если выбирать ненависть и сарказм, не могу сказать, что у меня это ирония, это, скорее, сарказм, сарказм лучше. Ну просто потому что он хотя бы заставляет уголки губ приподниматься у кого-то. Ну, с плохим вкусом, а они приподнимаются. У хороших – они плюют, и их рвет. Но у кого-то все-таки получается. Поэтому она не несет такой общественно-политической, экономической нагрузки.

Т. Канделаки:

- Ну почему на поверхности… Я тебе просто как пример привела. Вот мы все видим, вот контрабанда, вот бюджет недособирают, вот проблемы. Почему такие проблемы быстро не решаются?

Т. Кеосаян:

- Такие проблемы быстро не решаются, потому что это чей-то интерес. Потому что я подозреваю, что многие знают из тех, кто должен знать, чей интерес в том или ином потоке. Поэтому это или желание руководства сказать: цыц, уже харэ, уже хватит, алло! И я так думаю, что к этому идет. Оно уже есть. И оно к этому идет. Белорусский контрабас, извини, пожалуйста, то, что Владимир Владимирович вынес на практически самый верх, с АГ, с Александром Григорьевичем он поговорил, это тоже говорит. Ты представляешь, какие это были потоки. Ты представляешь, какие деньги.

Т. Канделаки:

- А это просто я всколыхнула, вот я сковырнула небольшую тему.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно. Да нет, контрабас – это во всем мире это очень большая проблема. Это мимо налогов проходит такое количество денег. Но кто-то же это контролирует

Т. Канделаки:

- Ты же сам понимаешь, что наверняка это какие-то люди из каких-то силовых структур.

Т. Кеосаян:

- Ну, вероятно, да.

Т. Канделаки:

- Это же не могут быть просто какие-то случайные…

Т. Кеосаян:

- Я тебе так скажу. Везде еще есть оборотни. И борьба с ними – это дело самих этих силовых структур правоохранительных.

Т. Канделаки:

- Я не могу тебя тоже не спросить, прежде чем перейти к разговору об Армении, об истории с Михаилом Менем. Вот каждый раз, когда такая история, ну как бы мы слышим такую новость, мы начинаем думать: вот-вот, оно началось! Ну, то есть…

Т. Кеосаян:

- Что началось? Уточню.

Т. Канделаки:

- Внутри… Ну, давай назовем вещи своими именами. Чистки внутри элиты, скажем так.

Т. Кеосаян:

- А у нас, что, она останавливалась? Я тебе сейчас начну рассказывать.

Т. Канделаки:

- Ну, ты понимаешь. Улюкаев, конечно, Абызов. Этот список можно… Но пока он не такой уж и большой. Как ты считаешь, вообще в связи с транзитом власти увеличится ли количество чиновников, которые окажутся за решеткой? Известных чиновников, федеральных чиновников? Как ты думаешь? Как ты чувствуешь?

Т. Кеосаян:

- Я, конечно же, могу только опираться на какие-то свои домыслы, анализы, анализ какой-то. Я думаю, что, по крайней мере, я надеюсь, что власть, самая высшая власть она дает, и давала, и дает, а сейчас активнее еще дает четкий сигнал, что, ребята, соберите мозги в кучу, правила вот такие. Причем эти сигналы даются не то что все, кто… все знают… Просто работаем сейчас на страну. Мне так кажется. И хватит. И с этим будем жестко бороться.

Т. Канделаки:

- С недвижимостью за рубежом, со счетами за рубежом?

Т. Кеосаян:

- Вообще с этой историей. Ну посмотри поправки в конституцию. То есть, есть вещи, которые необратимы. Это как бы сигналы для зарвавшихся, для людей, которых…

Т. Канделаки:

- Что такое – зарвавшиеся, объясни?

Т. Кеосаян:

- Зарвавшиеся – это которые воспринимают страну как свою собственность, например. Как свой участок, где их выбрали или поставили, как зарывающиеся. Ну, слушай, это Салтыкова-Щедрина, это во всем мире есть эта категория. А если страна пережила революцию тридцать лет назад, развал тотальный, и, извини, министр иностранных дел Андрюша… Андрей Козырев сейчас живет во Флориде и говорит: мы – граждане Америки. Вот недавно он заявил. Мы – граждане Америки. Это был министр иностранных дел России. Ну в этом бардаке ты можешь представить, что происходит и что за элиты могут взращиваться? И какие они немножко больные, с тянущей ножкой, с горбиком, слюнка течет.

Потому что элиты вырастают в спокойной ситуации. Вот когда десятилетие за десятилетием там… Есть воспитание элит. У нас нету.

Т. Канделаки:

- Тигран, но они же слишком быстро разбогатели. Поэтому люди, которые разбогатели за десять лет, я никогда не забуду, мне Петр Олегович Авен рассказал прекрасную историю. Она, кажется, даже есть в книге. Как они с женой впервые приехали в европейский город и проходили мимо магазина, она увидела украшение. Он сказал: дорогая, ты не с тем живешь. Это невозможно. А потом, соответственно, они вернулись через год, и он сказал: заходи и покупай себе все.

Т. Кеосаян:

- Правильно, время такое было.

Т. Канделаки:

- Да, это было время такое, когда был очень быстрый набор капитала. И это, наверное, было правильно. Потому что иначе не появилась бы эта финансовая элита. Она нужна любой стране. Но другой вопрос, Тигран…

Т. Кеосаян:

- Извини, Тина, я тебя перебью. Конечно, финансовая элита нужна. Но финансовая элита должна быть ориентирована на национальные ценности.

Т. Канделаки:

- Что думаешь о финансовой элите, живущей в России, а которая является этническими армянами? Здесь очень много богатых армян.

Т. Кеосаян:

- Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь.

Т. Канделаки:

- Их роль в происходящей ситуации?

Т. Кеосаян:

- Ты знаешь, наверное, мне повезло, но в этой… но мой круг общения, а ты его знаешь прекрасно, имеется в виду армянская и такая элита, и сякая элита, ну, они, во-первых, очень мне комфортны в их взглядах на будущее Армении и вообще свое будущее. Потому что они не воспринимают будущего Армении без России, без теснейших отношений с Россией. И их безумно раздражала вся политика, которую два с половиной года назад пришедший Пашинян проводил по отношению, просто хамскую политику по отношению к России.

Т. Канделаки:

- Я делала большое интервью недавно с Рубеном Варданяном.

Т. Кеосаян:

- И Рубик тоже в этом, в том числе.

Т. Канделаки:

- Он мне сказал очень интересную вещь, что вот это вот как бы временное перемирие оно ничего не будет… ну, я не хочу его перефразировать, потому что тут или цитату надо использовать, давайте будем считать, что от меня, как я поняла его слова, что перемирие ничего не будет стоить, если не будет плана. Нужен план. И этот план на несколько лет. И мы долго спорили. Я говорю: смотри, первое, план надо финансировать. Кто эти люди, которые финансируют план? Это Россия, это армяне, армяне богатые, со всего мира. Дальше – кто контролирует этот план? И кто дает гарантии на территории Армении, что этот план реализуется?

И он мне на это сказал очень интересную вещь. Что у руководителей Армении, давай так, не только Пашинян, вообще с историческим горизонтом, была позиция. Дорогие армяне, мы вот держим страну, вот все в порядке, вы сюда приезжаете как на курорт, вам нравится, красиво в Ереване, деревья цветут, кафешки приятные. Но вы не принимаете решения. То есть вы можете давать деньги, вы можете жертвовать.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно.

Т. Канделаки:

- Но принимать участие и как бы да… Советовать можете, но принимать участие в принятии решений не можете.

Т. Кеосаян:

- Абсолютно правильно.

Т. Канделаки:

- Это главная ошибка, что армяне этнические, живущие не на территории Армении, не влияют на ситуацию, происходящую в Армении? Вы не влияете?

Т. Кеосаян:

- В силу разных причин, может быть, сложившейся традиции, знаешь, блокадной традиции, которая с 90-х годов, с начала 90-х, после начала карабахского конфликта, повелась в Армении, была такая история. Был огромный отток людей. Это просто маленькая историческая справка. Почему? Потому что в условиях блокады нельзя ни развиваться, ни то, ни се, ни третье, четвертое. Ничего невозможно.

Т. Канделаки:

- И армяне поехали в Россию, в Америку.

Т. Кеосаян:

- Люди поехали в Америку, в Россию, куда угодно, во Францию. Цель одна была. Слушай, здесь я не нужен, но я там… а родня осталась, кроме ближней родни. Я там заработаю и пришлю. Заработаю и пришлю. И в течение тридцати лет появилась такая вдруг новая формация людей, к сожалению, и в этом ужас блокады, нация, которая на камнях разбивала виноградники и разбивает виноградники, медленно, именно в силу этой блокады, стала иждивенцами. И это наложило большой отпечаток.

То есть как бы мы все считали, что наша задача, ну, мы все – имеется в виду… Люди, которые… Я родился в Москве. Мы должны посылать. И это уже достаточно. Это правильно. Не очень-то и влезали во внутренние дела Армении. И не очень-то самые даже влиятельные армянские бизнесмены пытались рулить и бибикать в Армении, насколько я знаю.

То есть хватало того, что вот я, вот хотите, я электричеством займусь. Да, а кто-то газификацией. Или я это самое… И занимались. А параллельно еще вкладывали в школы, в это, в третье, в четвертое. Но это была не системная работа с властью. Власть, считалось, что народ выбрал, и все.

Т. Канделаки:

- Тогда не могу тебя не спросить две вещи. Первая.

Т. Кеосаян:

- Это надо менять.

Т. Канделаки:

- Карабахский конфликт может быть в какой-то момент исчерпан? И что для этого надо?

Т. Кеосаян:

- Я, как человек из Советского Союза, и горжусь этим званием, для меня вообще этот конфликт, конечно, это был очень странный. И принять его я не могу. Но понятно, что он произошел по понятным причинам.

Т. Канделаки:

- Потому что Турция оказала поддержку Азербайджану?

Т. Кеосаян:

- Ты имеешь в виду сейчас или то, что было тогда?

Т. Канделаки:

- Я имею в виду сейчас.

Т. Кеосаян:

- Нет, ну сейчас много причин. И Турция почему оказала поддержку Азербайджану? Потому что Турция увидела замечательный момент, для чего? Для нападения, в смысле – для решения вопроса, который зрел тридцать лет. Да, грубо говоря, почти тридцать лет. Почему? Потому что в Армении появился руководитель, который решил, а) с одной стороны, поссориться с Россией, как гарантом вообще мира, мира. И с другой стороны, провоцировал по полной Алиева, не имея на это, понимаешь, оснований какого рода. Армия была не в том состоянии…

Т. Канделаки:

- Мы это все проходили в 2008 году.

Т. Кеосаян:

- А, ну да…

Т. Канделаки:

- Поэтому здесь все понятно.

Т. Кеосаян:

- Но там была просто провокация. Надеюсь, кстати, она не повторится здесь и с миротворцами…

Т. Канделаки:

- Это я первое что сказала. Потому что учитывалось отсутствие опыта у человека, руководящего страной, Михаила Николаевича Саакашвили. Поэтому стратагемой там не пахло. Ну, а все остальное – дальше вы знаете по пунктам. Кто идеальный президент Армении? Армянская диаспора яркая. Имен очень много. От условного Артура Джанибекяна до Гарика Мартиросяна. Ну, как бы да, там сидящим ничего не предлагаю, но де-факто, вообще в рамках того, как мир изменился, как изменился запрос на новых президентов, как ты считаешь, кто-то из тех армян, которых знает вся Россия, мог бы стать консенсусным президентом Армении?

Т. Кеосаян:

- А не факт, что это должен был армянин, которого знает вся Армения. Я считаю, что… Во-первых, я считаю, что многовекторность и игры в это для Армении, как приграничного военного государства практически, как показал этот конфликт, вообще опасны и невозможны. То есть это невозможно.

Т. Канделаки:

- Но…

Т. Кеосаян:

- Есть одна ориентировка – Россия.

Т. Канделаки:

- Может, России и стоит…

Т. Кеосаян:

- Так вот, я не думаю, что это должен быть некий публичный человек. Это, конечно… Я считаю, это мое мнение, может, со мной не согласятся в Армении, что для упрощения проведения прорусского вектора это должен быть, конечно же, армянин, который родился в Армении, но понятен и известен здесь. То есть из русской, из российской диаспоры.

Т. Канделаки:

- Так, опять вернулись к моему вопросу.

Т. Кеосаян:

- Не факт, что это должна быть известная широким кругам общественности фигура. Это должна быть системная фигура.

Т. Канделаки:

- То есть это мы…

Т. Кеосаян:

- Государственник, конечно. Это должен быть, скорее всего, чиновник…

Т. Канделаки:

- То есть Армении нужен менеджер или политик?

Т. Кеосаян:

- Сейчас нужен менеджер с абсолютно точным видением прорусской политики.

Т. Канделаки:

- Если бы Маргарите предложили, что бы ты ей сказал?

Т. Кеосаян:

- Она… Если бы предложили, она бы не согласилась и не пошла бы. И правильно бы сделала. Потому что я думаю, что какая бы не была, из российской или не российской диаспоры, не важно, президент должен знать язык, премьер-министр, в смысле – руководитель, он должен знать язык и должен быть знаком со всеми элитами. То есть он должен быть компромиссной фигурой, умеющей находить консенсус среди разных… Ты знаешь, когда двадцать четыре армянина сидят за столом, мнений сорок восемь. Потому что все генералы.

Т. Канделаки:

- Спорить не будут. Говорят, Зеленский учил язык по ходу, потому что не владел свободно украинским языком.

Т. Кеосаян:

- И все над этим сейчас издеваются.

Т. Канделаки:

- Скажи, давай от грустного к веселому.

Т. Кеосаян:

- А потом она… не надо, там дома, знаешь, сколько дел. Ты плохого хочешь?

Т. Канделаки:

- Нет. Тогда скажите мне такую вещь. Вот все-таки возвращаясь к сериалам. Почему ты не в сериальной индустрии как режиссер?

Т. Кеосаян:

- Ну, во-первых, я был в сериальной и продолжал быть…

Т. Канделаки:

- Много лет, тогда, когда мы еще смотрели кино по телевизору, мы это помним.

Т. Кеосаян:

- Да, я хотел… потому что надо фокусироваться на кино. я так давно не снимал кино, честно говоря. И поэтому… Если есть возможность…

Т. Канделаки:

- Ты ждешь, объясни, тебе нужен вот… Бывают режиссеры двух типов. Бывают, например, режиссеры, ну, и сценаристы, потому что ты и сценарист многих своих фильмов, которым нужен завод, кто-то должен прийти и сказать: вот есть идея, вот у меня есть заказ, я все тебе как исполнительный продюсер обеспечу, ты должен это сделать. Но в то же время ты всю жизнь был исполпродом своих картин. Поэтому вопрос еще раз. Вот правда так… Ты понимаешь, что не сделаешь уже круто относительно того контента, который тебе нравится?

Т. Кеосаян:

- Сериалы?

Т. Канделаки:

- Да.

Т. Кеосаян:

- Нет. Просто потому что это другой, самый лучший… Вот берем…

Т. Канделаки:

- Вот Соррентино «Папа» смотрел?

Т. Кеосаян:

- Да.

Т. Канделаки:

- Вот ты смотришь…

Т. Кеосаян:

- Это другое. Это разовое… Это штучное…

Т. Канделаки:

- Ты так можешь?

Т. Кеосаян:

- Я никогда… Нет. Наверное, нет. И, скорее всего, нет.

Т. Канделаки:

- Почему?

Т. Кеосаян:

- Потому что Соррентино видит, как жизнь прекрасна. Он видит вот так.

Т. Канделаки:

- А вот мы вообще так можем? Или это все-таки вопрос денег каждый раз?

Т. Кеосаян:

- Конечно… Знаешь, когда мы это сможем? Когда эта профессия снова станет модной. Как это было в советское время. я хочу…

Т. Канделаки:

- А разве сейчас не модная?

Т. Кеосаян:

- Конечно, нет.

Т. Канделаки:

- Все снимают, Тигран.

Т. Кеосаян:

- Нет. Это не значит, что хорошо снимают. Речь идет о том, что, давай назови мне десятку режиссеров, которых знает мир?

Т. Канделаки:

- Российских?

Т. Кеосаян:

- Наших, действующих.

Т. Канделаки:

- Не назову, конечно.

Т. Кеосаян:

- Не назовешь. А теперь представь, что я учился в институте, и в это же время снимали Тенгиз Абуладзе, Шенгелая, Иоселиани, Данелия, Бондарчук-старший, Кеосаян-старший, Таланкин, Рязанов, Ростоцкий, Тарковский…

Т. Канделаки:

- А может, больше и нет такого запроса? Например, Гела Баблуани.

Т. Кеосаян:

- Посмотри, я тебе перечислил фамилии, каждая из которых… И я еще… Быков, там много можно… Каждая из которых в энциклопедии мало-мальски известной школы кинематографической мира. От Африки до Америки и до Японии. Хотя бы один фильм сейчас назови мне? Это почему? Потому что это было модно и востребовано. А сейчас косметические хирурги, может, будущий Тарковский сейчас косметический хирург.

Т. Канделаки:

- Посмотри, на Netflix, тем не менее, на Netflix. Ты знаешь, я…

Т. Кеосаян:

- Это индустрия.

Т. Канделаки:

- Да, но, может быть, просто у мира запрос изменился? То есть, когда мы смотрим Netflix, это предпоследний вопрос, мы с тобой видим, что начиная от «Эпидемии», заканчивая «Мажором», наш контент стал появляться.

Т. Кеосаян:

- А, ты имеешь в виду это?

Т. Канделаки:

- Конечно. Может, уже нет запроса на режиссеров, есть просто запрос на контент. И если он выстреливает, то международная платформа его покупает.

Т. Кеосаян:

- Возьму на себя смелость, это замечательные работы, которые ты сейчас перечислила, это на самом деле очень хорошие работы. Но возьму на себя смелость сказать, что это Netflix делает во всех странах мира, куда хочет проникнуть поглубже. Потому что обязательно надо брать местный контент. Попробуй-ка войти на Netflix в Америку. Сними американский сериал с хорошими американскими… с англоязычными артистами. Просто английский текст давай напишем.

Т. Канделаки:

- А ты пробовал?

Т. Кеосаян:

- Да не получится. Потому что у них намного больше кордонов.

Т. Канделаки:

- Но наши же туда едут, Найшуллер поехал, Цекало поехал. Петренко там был.

Т. Кеосаян:

- Ай, молодца!

Т. Канделаки:

- Почему?

Т. Кеосаян:

- Потому что надо быть интересным себе. Это вот наша… Понимаешь, мы взяли, вот когда развалилось все, мы с Федькой об этом, с Федей Бондарчуком об этом очень много… Потому что мы взяли форму, вот это, знаешь: мы делаем блокбастер! Все равно это не блокбастер с точки зрения Америки. Это не блокбастер. Но потеряли «Иваново детство». Вот, понимаешь, «Мимино» потеряли. Вот эту простую историю так легко, простую такую великую историю, которую почему-то никто не может придумать больше. Потому что это западло. Это не надо. Надо сделать красивую эту… Мишуру. Вот чтобы летало, чтобы пули… Т-34… и затормозилось перед тем, как в бетон войти, красиво, компьютерные… Потому что надо…

Потом ты приходишь и говоришь: ребята, а вы «Андрея Рублева»… Хорошо, «Андрей Рублев» не надо. Хорошо, не надо. «Не горюй!» смотрели? Или смотрели там то-то или… Тоже кассовое кино было, грубо говоря. Все переломилось. Хороший вкус тоже…

Т. Канделаки:

- Заканчивая наше интервью, приведу тебе цитату из Чхиквадзе… нет, не Чхиквадзе, кто-то из великих грузинских режиссеров, поставив «Витязя в тигровой шкуре» в Тбилисском, соответственно, театре, если не ошибаюсь, имени Марджанишвили, да, вдруг оказался свидетелем того, что пришел Саакашвили на спектакль.

Т. Кеосаян:

- О, это новое время уже.

Т. Канделаки:

- Да, это новое время уже. И режиссер, я сейчас просто боюсь перепутать имена, это кто-то из великих и тебе хорошо известных, после эфира вспомню кто, он вышел после того, как спектакль прошел, Саакашвили отсмотрел, потом он выходит вместе с артистами и несет «Витязя в тигровой шкуре». Поворачивается, берет этого «Витязя в тигровой шкуре» и запускает в зал в сторону Саакашвили. Со словами: «А теперь – кому нужен на фиг, мягко говоря, этот «Витязь в тигровой шкуре», когда ты в зале?»

Т. Кеосаян:

- Да ладно! Сильно.

Т. Канделаки:

- Заканчивая наш с тобой разговор, может, никому уже и не нужны «Неуловимые мстители», Тигран?

Т. Кеосаян:

- Нет, слава богу, нужны. И то кино, о котором мы говорим, это не мои песни и стенания по прошедшей эпохе…

Т. Канделаки:

- Может, мы просто постарели?

Т. Кеосаян:

- Нет, я очень…

Т. Канделаки:

- Мы не понимаем «Черное зеркало».

Т. Кеосаян:

- Нет, понимаешь, я буду… мне меняться поздно. И я прекрасно знаю, что люди, которые говорят: это наше время… Говорит плохо только о тех людях, которые это говорят. Потому что времени плохого не бывает. Ты выпал из времени, значит, если ты все время живешь в ностальгии.

Речь идет о другом. О том, что меняться я не буду, в том смысле, что для меня первичен смысл, а не мишура. А сейчас время немножечко такое, наше время, оно быстрое. Лайк, новость, это, пумц! Посмотрел фильм и забыл, потому что следующий уже на подходе. Потому что все, тебя кормят. А подумать? Почему я карантин этот вспоминаю с ностальгией? Оказалось, время у меня вдруг, когда выяснилось, что столько ненужного отвалилось. Оказалось, что те встречи, которые мне казались… ну как же, это надо обязательно, - нет! Не обязательно! И оказалось, что главное вот это, это, это и это. Это смыслы. Появились смыслы. Потому что не стало времени для мишуры. Жизнь заставила ограничиться смыслами.

Т. Канделаки:

- И пришлось разговаривать.

Т. Кеосаян:

- Вот, понимаешь! Это такое счастье! Я никогда не понимал, в бытность, когда я был в большом спорте, как можно знакомиться с женщинами в клубах. Потому что для меня было важно обаять. А в клубе это на уровне, громкая эта музыка… Басы, низы. И ты понимаешь, что только взгляд: о'кей, о… Не слышно ничего. Не важно слово. Важен запах и желание. Это неинтересно. Слушай, когда охота теряет какой-либо интерес.

Т. Канделаки:

- Заканчивая наше интервью, могу только сказать, что я с тобой познакомилась в клубе «Пилот», и там гремела музыка. И ты мне тогда прокричал в ухо: «Дети армянский знают?» К сожалению, нет. Ты повернулся и сказал: «Учи, учи их армянскому». И пошел дальше. Армянскому их не выучила, но слава богу, что мы с тобой друг друга все эти годы не теряли. И обретали все больше и больше. Теперь уже в наших новых вторых половинках – в наших детях и в нашей дружбе. Я тебя очень люблю и настаиваю на том, чтобы ты вернулся в сериальную индустрию.

Т. Кеосаян:

- Взаимно.

Т. Канделаки:

- Хорошего тебе дня. Обнимаю