На разминирование зоны СВО могут потребоваться десятилетия
И. Измайлов:
- В студии Игорь Измайлов и Александр Коц. «Аналитика с именем».
А. Коц:
- Приветствую. На этой неделе новости трагичные. Сегодня скончался коллега, журналист ВГТРК, телеканала «Россия-24» Борис Максудов, мы были поверхностно знакомы, не скажу, что мы приятельствовали, дружили, но мы, конечно, знали друг о друге. Я его первый раз увидел в белорусском городке Мозырь, это недалеко от границы с Украиной, в марте прошлого года. Я выехал туда с коллегой из зоны боевых действий, чтобы пополнить запасы продуктов и закупить лекарств для мирных жителей, которые попросили нас помочь, не работали в Киевской области аптеки и магазины. И вот мы туда-сюда периодически мотались. Я в супермаркете встретил его, познакомились. Так просто поговорили. Они базировались в Мозыре и периодически совершали вылазки с пулом Министерства обороны в Киевскую область.
Честно говоря, сначала он ничем не запомнился. Я не был знаком с его работой. Потом он мне как-то написал в Telegram, еще раз представился. И сказал, что он делает сюжет про одного из моих героев, причем он делал не просто что-то поверхностное, он так и сказал: мы не просто про твоего Бубу будем делать, а просто тему герои на войне, откуда они берутся, как ими становятся, кто это – какие-то суперлюди или это обычные мужики. А мы тогда только вышли из Харьковской области, такие первые дни очень горького осмысления.
И я как раз публиковал истории неизвестных героев, которые мне сами бойцы и присылали. Это герои последних боев под Изюмом, которые дрались там до последнего, давая отойти основным силам с минимальными потерями. Вот среди таких героев был доброволец из Вологды с позывным «Буба» - Игорь Смирнов. Он, даже получив ранение, своих позиций не оставил, продолжал врага сдерживать. И последнее, что от него в радиоэфире услышали, это фраза «Прощайте, мужики! Спасибо, что служил с вами».
Бориса эта история зацепила. Я дал все координаты, все комментарии, которые нужно было дать. И вечером вышел такой очень теплый человеческий сюжет о людях. И в этом сюжете чувствовался искренний интерес, искреннее сочувствие автора, что по нынешним временам не то чтобы редкость, но хотелось бы чаще. В этом и был весь Борис. Потому что его кадры стреляющих пушек, летающих вертолетов интересовали в меньшей степени. Больше он занимался судьбами людей, характерами, переживаниями их. И через них конфликт можно показать намного ближе, чем через снайперский прицел. Потому что ты заглядываешь еще глубже, по факту, в человеческую душу.
Он писал в своем небольшом Telegram-канале о том, что чем ближе к линии фронта, тем больше человечности. Это очень тонкое наблюдение, которым пренебрегает современная фронтовая журналистика. Потому что больше отдаем предпочтение каким-то фронтовым сводкам, кадрам, новым технологиям. А в душах копаются очень немногие журналисты сегодня на фронте. Не случайно Борис последнее время больше занимался документалистикой, нежели новостными сюжетами. Но и документальные фильмы не делаются в тылу, все равно приходится идти на передовую, где он и получил свое смертельное ранение.
Первое сообщение как раз было о не смертельном ранении, и это сообщение дало всем нам надежду. Уверен, что медики сделали все возможное, чтобы его спасти. Но кто-то поторопился с оптимистичным докладом в Москву. Этому человеку теперь с этим жить. Я не знаю, зачем это было сделано, почему нельзя было сказать, что человек получил тяжелое ранение, врачи делают все возможное? К чему были эти ложные надежды и коллегам, и руководству наверняка, и родным? Представьте себе его жену Олю, которая ложится вечером спать с пониманием, что угрозы жизни нет, а в шесть утра ей звонят и сообщают трагическую новость.
У нас почему-то бывают такие необъяснимые информационные проколы, назовем это так дипломатично, когда мы, например, официально сообщаем о том, что были отбиты все атаки надводными дронами на российский корабль. А потом весь Новороссийск наблюдает, как по бухте тянут полузатопленный большой десантный корабль. Или как-нибудь заявят о том, что удар по сухому доку принес незначительные повреждения, корабли будут восстановлены. А потом вдруг всплывают фотографии, на которых видно, что корабль почти уничтожен, подводная лодка, прямые попадания. Или с аэродромами у нас так было.
Мы живем в XXI веке информационном. С одной стороны, все видно со спутников, ничего не скроешь. С другой стороны, какие бы жесткие правила ты ни внедрял на режимных объектах, все равно найдется какой-то ванек, который снимет это на телефон и вывалит в соцсети. Пока у нас нет законодательного наказания за это, это будет происходить. Невозможно что-то скрыть. И эта поспешность совершенно лишняя непонятна.
В общем, трагедия большая. Я соболезную и от своего имени, и от имени нашей редакции родным и близким Бориса, его коллегам. Не первая потеря в нашем журналистском цехе на этой войне, которую я отсчитываю с 2014 года. Погибли Игорь Корнелюк, Антон Волошин – это ВГТРК. Погиб Анатолий Клян с Первого канала. Погиб мой друг Андрей Стенин, МИА «Россия сегодня», фотограф. Но вопрос, как они погибли, я даже не обсуждаю. Честно сказать, я не люблю, когда акцентируют внимание на том, что вот украинцы охотились на журналиста. Не видно там сверху, журналист это или не журналист. Мы не носим опознавательных знаков. Просто чтобы не привлекать к себе внимание. Потому что никакие опознавательные знаки ничего тебе не гарантируют, никакую индульгенцию тебе не дают. И никакие международные конвенции в отношении тебя не будут действовать, даже если ты наденешь ярко-голубой бронежилет с ослепительно-белой надписью «ПРЕССА».
И. Измайлов:
- Машины скорой помощи с красным крестом – и по ним прилетает.
А. Коц:
- Просто профессия связана со смертельным риском. К сожалению, такое время от времени случается.
Еще одна трагическая история на этой неделе – удар по дому культура в Старобешевском районе Донецкой Народной Республики, в котором в тот момент шел праздничный концерт, выступали гражданские артисты, волонтеры. Противник не прощает ошибок. Он не прощает фотографий в соцсетях с раздачей гуманитарке. Был на неделе у нас скандал, советник Орловской области публиковал фотографии. Причем узнаваемая местность, я тут же узнал это место под Кременной. Туда был нанесен удар. Не прощает колонн вблизи линии боевого соприкосновения, торжественных построений, похоронных церемоний в центре города. Мы помним, во время похорон знаменитой «Корсы» по Донецку ударили как раз в тот момент, когда шли траурные мероприятия.
В результате удара по дому культуры погибла актриса и хореограф Полина Меньших, наверняка она осознавала опасность, когда туда ехала, как и другие артисты, актеры, музыканты. Их много едет на фронт поддержать русских солдат. Это очень важно, когда, несмотря на риск, посланники из мирной жизни везут частичку своего человеческого тепла, чтобы дать забыться солдатам. Но такие мероприятия все-таки надо проводить с какой-то долей конспирации. Концерты проводятся регулярно. Чичерина с 2014 года ездит, Ансамбль песни и пляски Центрального округа я регулярно встречаю, причем намного ближе к ЛБС. Просто не собираются огромные толпы, не анонсируется это все заранее.
По поводу Полину Меньших, история получила продолжение. Мне после ее гибели писали ее теперь уже бывшие коллеги. И рассказали пару интересных моментов. Она вдохнула жизнь в свой лучший проект своей гибелью. К сожалению, вот так произошло.
Закончим тему, которую мы начали в прошлой части, по поводу гибели Полины Меньших, со мной связывались ее коллеги, которые сказали, что она не просто актриса и хореограф, а она еще талантливый режиссер и постановщик, и у нее был очень классный спектакль, который называется «Дорога на Берлин». Но в силу того, что у нее не было ни средств, ни каких-то связей, не смогла на большую сцену с этой постановкой выйти и вот просили ее бывшие коллеги, чтобы я об этом напомнил через свой Telegram-канал, что есть такая постановка, сохранились видеозаписи и вдруг возникнет у кого-то желание эту постановку восстановить. Так вот, не просто такое желание возникло у одного из коллективов (пока не буду говорить, что это за коллектив), со мной связался вице-президент одной очень крупной финансовой компании, который выразил желание эту постановку профинансировать и я эти две стороны законтактировал друг с другом и будем надеяться, что в следующем году мы премьеру этой постановки увидим. Полина считала, что то лучший проект в ее жизни, лучшая постановка, поэтому в память о ней она будет поставлена на одной из российских сцен.
Переходим к другим новостям. На этой неделе снова разразились мовные скандалы на Украине. Снова отменяют русских, сразу два спикера отметились на минувшей неделе. С одной стороны, это спикер Верховной Рады Руслан Стефанчук, который сказал, что никаких русских нацменьшинств на Украине нет и быть не может. За ним выстрелил языковой омбудсмен, в шутку русскоязычные на Украине называют его шпрехенфюрер. Языковой омбудсмен Тарас Кремень, который сказал, что никаких русскоязычных нет и вообще военные с передовой неоднократно ему говорили, что, когда они слышат русский язык, первая реакция – это выстрел. «Русскоязычных украинцев нет – это маркер, который внедрила российская идеология».
Ну, я соглашусь и с тем, и с другим. Нет никаких русских нацменьшинств и нет никаких русскоязычных украинцев. Есть русские, которые живут на Украине, которые почему-то считают себя до сих пор украинцами. Сложно назвать русских национальным меньшинством, когда, согласно западным исследованиям, правда, это не очень свежее исследование, ему совсем недавно было 10 лет, его проводили в момент майдана, 10-ую годовщину которого мы вспоминаем на этой неделе, - думают по-русски на Украине 90% человек. Гэлоп-медиа проводил этот опрос и прокололись прямо сходу, потому что было предложено два варианта анкеты – на русском языке и на мове. 80 с лишним процентов взяли анкеты на русском языке. Запросы в Гугл по-русски делает почти 70% населения. 60% правок и 70% просмотров Википедии в украинском сегменте интернета на русском языке. Поэтому, конечно, это никакое не русскоязычное меньшинство, это вполне уверенное русское большинство, которое последние 30 лет насильно и очень агрессивно националистическое меньшинство пытается сделать украинцами. Вот в контексте обсуждения скандала с известной русофобкой Фарион мы вспоминали реакцию русскоязычных бойцов ВСУ, которые говорили, что, может, вы нас тогда домой отправите, если нас здесь нет? Может, вы нам дадите все распродать и мы вообще за границу уедем? Вот так взбрыкнули русскоязычные украинские солдаты, а вот после этих двух выступлений взбрыкнули уже русскоязычные украинские пропагандисты и вдруг начали о чем-то догадываться. Там была такая редакция – дескать, русскоязычные точно есть и долбодятлы там тоже есть и их очень много. Вот о чем-то начали догадываться украинские русскоязычные пропагандисты – различные журналисты, популярные блогеры – вот они дружно выступили против притеснения русского языка, почуяли, что скоро их будут отменять. Собственно, это ваш выбор – есть такая категория людей на Украине, которых называют политические хохлы, простите меня за эту формулировку. Вот эти русскоязычные пропагандисты при этом политические хохлы, они изо всех сил поддерживают эту власть, но как бы они ни поддерживали, она все равно за своих их не считает. Ни тех, кто воюет на поле боя, ни тех, кто бьется за нее в информационном пространстве. Товарищи, вы чужие для этого режима, вас отменили, вас больше нет, радуйтесь, может быть, когда-нибудь вы вслед за такой журналисткой Панченко, которая была голосом украинской пропаганды, теперь прозрела и работает в России. Может быть, кто-то из этих людей переедет так же в наш мордер и начнет продвигать какие-то новые нарративы. Ну, либо останется и будет продолжать рвать свою дупу за всех этих фарионов, стефанчуков, кременей и т.д.
И. Измайлов:
- Ведь те же самые ВСУшники говорят, что в момент серьезных обстрелов и атаки там уже не до державной мовы, там надо, чтобы тебя быстро понял твой же сослуживец и, конечно, все переходят на русский язык. И сразу возникает вопрос – за что они воюют, говоря на русском языке фактически, будучи теми же самыми русскими, которым что-то внушили, что другие русские не такие русские, как они и что это их враги и мясные штурмы на марше – во имя чего, зачем?
А. Коц:
- Во имя того, чтобы их отменили. Тут сейчас просмотрел 30 минут съемки с той стороны бой под Авдеевкой – там группа раненых украинских бойцов, медгруппа не могут дождаться эвакуации, попадают в окружение, там девушка-медик чуть ли не руководит боем, пытается это делать по-украински, а все вокруг говорят исключительно по-русски. Но на ней камера, она понимает, что она себя снимает и поэтому она не может говорить по-русски, ей надо играть роль украинки, а все остальные как бы играют сами себя – играют русских, которых бросили, они попали в окружение и теперь не могут выбраться. На этой неделе, кстати, пан Зеленский рассказывал о том, как дальше будет выкручиваться Украина в этом конфликте, тут и глава Пентагона его посетил и с барского плеча 100 миллионов долларов помощи выделил, а я напомню, что бывший министр обороны Украины Резников говорил, что одни сутки войны Украине обходятся как раз в 100 миллионов. То есть, министр обороны США выделил денег на один день войны. И прошла еще встреча в Рамштайне очередная, традиционная, там тоже у Украины достижение – сейчас они объявляют о том, что будет формироваться коалиция наземных средств ПВО, в которую вошли 20 стран. Самые застрельщики – Германия и Франция, но я напомню, что в свое время в Рамштайне формировалась коалиция танковая, которая обещала Украине такое количество танков, которое ей понадобится для того, чтобы сломить сопротивление россиян, и ничего из той коалиции толком не вышло, думаю, что и коалицию ПВО потерпит, наверное, та же судьба, что и танковую коалицию. В целом никакого прорыва по поставкам вооружения после этого Рамштайна не наблюдается.
И. Измайлов:
- Вместе с нами сегодня генеральный директор акционерного общества «Группа защиты ЮТТА» Владимир Ткач. Владимир Николаевич, приветствую вас тоже.
В. Ткач:
- Добрый день.
И. Измайлов:
- Мы с Александром каждый четверг здесь обсуждаем проблемы специальной военной операции, и как-то всегда фоном идет история, связанная действительно с большим количеством проблем минирования территории. Мы слышим, дистанционные комплексы минирования, но, может быть, мало обращаем внимание на то, какое количество всего этого теперь в земле.
А. Коц:
- Я сталкивался в зоне СВО с таким огромным количеством всякого взрывного, что сейчас валяется по полям, по пригородам каких-то поселков, где проходят позиции, и даже где не проходят позиции. Некоторые эксперты говорят, что рано или поздно мы столкнемся с таким объемом необходимого разминирования, какой, наверное, со времен Великой Отечественной войны мы не знали. Я просто занимался военной археологией очень долгое время. До сих пор сталкиваемся с боеприпасами Великой Отечественной войны. Действительно ли нас ждет такой огромный, масштабный объем разминирования? Насколько можно его оценивать человеку с 30-летним стажем в этой отрасли?
В. Ткач:
- Спасибо за 30-летний стаж. Не совсем был профиль постоянно. Но даже в отсутствие каких-то официальных данных по этому счету можно себе представить, что по сравнению с Великой Отечественной войной существенно изменились средства минирования. Это и дистанционное минирование, и кассетные боеприпасы. А это говорит априори, что будут площади огромные заминированы. Кроме того, сколько идет уже специальная военная операция, зачастую в условиях позиционной войны или около этого, и обе стороны тщательно пользуются минно-взрывными устройствами. Поэтому из этих общих соображений можно представить, что задача разминирования будет чуть ли не более тяжелой, чем после Второй мировой войны (Отечественной войны на нашей территории), учитывая эти средства массового минирования такого.
И. Измайлов:
- Сейчас, получается, весь арсенал НАТО, накопленный на начало 2022 года, он весь…
В. Ткач:
- Весь в земле, захоранивается сейчас здесь. И это потом будет проблема проблем. Я боюсь, что это будет на десятилетия, такой объем разминирования.
А. Коц:
- Ну, как до сих пор наши саперы, например, участвуют в разминировании в том же Лаосе.
В. Ткач:
- Да, с нашей техникой года два назад выезжали. Там масса как раз кассетных боеприпасов американских.
А. Коц:
- Со времен Великой Отечественной войны все-таки прогресс шагнул далеко. Что сегодня необходимо для этой работы? И что мы можем предоставить нашим инженерным подразделениям? Какого вида эта техника, какого вида приборы?
В. Ткач:
- То, что касается нашей кафедры, то мы волею судеб стали разработчиками и производителями практически всех носимых средств инженерной разведки. Это и миноискатель, и трассоискатель для обнаружения кабельных линий подрыва, и глубинный миноискатель, который довольно глубоко в земле может обнаружить оставшиеся снаряды, мины, бомбы авиационные. И точно так же сюда следует отнести нашу, наверное, первую разработку в этой области. Это портативный локатор для обнаружения радиоуправляемых самодельных взрывных устройств, а также минно-взрывных устройств с электронным содержимым. Эта линейка – это как бы поле нашего зрения, нашей деятельности. Ну, а сосед слева, сосед справа, можно, конечно, отметить и робототехнические комплексы разминирования. Но это уже, так сказать, не наша кафедра.
А. Коц:
- Давно вы работаете с Министерством обороны? Насколько налажена эта работа?
В. Ткач:
- Если позволите, Александр, чуть раньше Министерства обороны. Просто 30 лет в следующем году будет, как мы трудимся в этой новой жизни уже, после окончания службы и т.д. Как-то незаметно время прошло. Но первой ласточкой в части техники обнаружения минно-взрывных устройств явился наш портативный локатор. Мы его сделали в конце 90-х, после взрыва домов в Москве. Просто озаботились тем, как обнаружить радиоуправляемые взрывные устройства. Экспериментальный образец сделали. И в ту пору началась как раз вторая чеченская кампания. И нам довелось это представить Росгвардии, в ту пору внутренним войскам. И начальник инженерного управления генерал Рябинов, по-моему, совершил такой серьезный гражданский шаг, он осмелился у нас, неизвестных коммерсов, приобрести. Ну, сначала мы показали на полигоне, убедили, что это действует. И он прибрел десятки этих портативных искателей самодельных взрывных устройств.
А. Коц:
- А альтернативы тогда были?
В. Ткач:
- Альтернативы не было. И вы знаете, спустя годы, когда мы отмечали юбилей 25-летний, его сменщик уже на этой должности, он заявил в тосте своем следующее: «Ребята, когда ваша аппаратура появилась в Чечне, в разы сократилось число подрывов». Для нас это самая большая награда, наверное, за все эти годы. То есть свой вклад посильный мы внесли, чтобы сохранить жизни солдат, офицеров и т.д. Это предыстория.
А где-то в 10-11-м году было к нам обращение со стороны инженерных войск о том, что необходимо разработать и производить миноискатели. Честно говоря, в ту пору это не было нашей зоной деятельности. В нелинейной локации мы довольно много понимаем, насколько я представляю, а в металлодетекции, миноискательстве… И у нас встала дилемма, как набраться знаний, чтобы не изобретать велосипед с самого начала. Ну, просто памятуя, что в Томске была сильная школа металлодетекции в части неразрушающего контроля, мы обратились туда, нашли двух специалистов чуть постарше меня, им уже за 80 капитально было…
А. Коц:
- Ничего себе!
В. Ткач:
- Ну, люди в тяжелом положении находились, как многие в ту пору, после развала страны они оказались не у дел. Это бывшие лауреаты Государственной премии. И вот удалось как-то людей убедить, и они поделились с нами своим накопленным опытом. Мне не стыдно об этом говорить, потому что с нуля вряд ли что-то можно сделать. И слава богу, что у нас нашелся в коллективе один-другой человек, который смог воспринять этот опыт и творчески его развить. На самом деле от бога, так сказать, разработчик, радиофизик. И вот, таким образом, эта связка поколений сработала. И мы, начиная с 14-го года, являемся поставщиками этих миноискателей в инженерные войска.
Ну, и э ту цепочку нельзя дальше прерывать, с нашей точки зрения, потому что все мы не вечны. Но, слава богу, удалось с трудом найти молодых ребят, оканчивающих вузы, и вот эта смычка поколений произошла дальше. Теперь молодые сотрудники воспринимают этот опыт и уже овладевают всеми хитростями этой работы.
А. Коц:
- Вообще это очень важно. Потому что говорят, что есть провал между старшим поколением и… Некому передавать. Старшее поколение уходит, уходят знания, какие-то навыки, технологии.
В. Ткач:
- Александр, дорогой, на самом деле такое ощущение, что мы перед этим провалом стоим, и не дай бог туда наступить. Нам удается пока волею судьбы и господа не попасть в этот провал, а сохранить эту преемственность.
И. Измайлов:
- Помимо кадров, еще большая проблема эти кадры соединить. Если раньше конструкторские бюро по любому вопросу были, и это была отлаженная работа, то сейчас мало собрать, надо сделать так, чтобы люди смогли работать вместе, в одном коллективе.
В. Ткач:
- Ну да, тут и психологические проблемы возникают. Но, слава богу, в этой части больших проблем удалось избежать (постараюсь не сглазить), удается как-то подружить старших и младших. Ну, есть еще средняя возрастная прослойка, она в этом плане сильно помогает. Ну и, как ни странно, бытие определяет сознание. Сейчас у нас появились более широкие возможности по площадям, по тому месту, где люди работают, по вооруженности аппаратурой, измерительной аппаратурой, техническими средствами. Ну, это как-то вселяет надежду, что удастся сохранить коллектив.
А. Коц:
- С началом специальной военной операции в области ОПК, конечно, объемы возросли. То, что хочет Министерство обороны, и то, что могут дать предприятия ОПК, не всегда как бы в одной плоскости лежит. Я просто знаю примеры. Я не буду называть, какой боеприпас, но его последний раз государство заказывало в 1999 году, а сейчас его хотят сразу, сходу и много. В вашей сфере как с этим дело обстоит, пришлось как-то сильно наращивать?
В. Ткач:
- Знаете, прямо калька ситуации, то же самое. В 14-м году мы стали поставлять эти комплекты техники различной для инженерной разведки. Ну, и были объемы, постепенно наращиваемые, хотя поначалу было пожелание несколько тысяч. Ну, пришлось объяснить, что производство вот так, по щелчку, не развивается. Затем 18-м год у нас был, слава тебе, господи, тучный такой, нам удалось вооружиться и измерительной аппаратурой, и пр. А в 19-м году нам так серьезно сбросили объем заказов, мы еле выжили, честно говоря. Ну, потому что коммерческий рынок давно, еще после кризиса 2008 года, серьезно схлопнулся. Потом отвалились все эти западные партнеры, потребители возможные. С началом СВО нам скинули этот объем заказов существенно, сказав следующее: «Склады заполнены». Ну, что ж делать, пережили. Ну, а началась СВО, и сейчас возникла эта острейшая потребность. Ну, что старое вспоминать, «склады заполнены»? Значит, недостаточно были заполнены. Не мне судить об этом.
В этом году объемы у нас существенно нарастили. Честно говоря, мы уже который месяц работаем 24 часа в сутки, то, что касается станочного парка. Иначе мы просто не успеваем. Но самое печальное, что вот свежая информация, что и на следующий год нам еще хлеще сбросили объемы. Это вызывает некое недопонимание и опасение.
А. Коц:
- Пришлось, наверное, расширять как-то производство?
В. Ткач:
- Да, мы существенно его расширили. Станочный парк увеличился, грубо говоря, в 6 раз, площади теперь у нас позволяют еще его нарастить, как станочный парк, так и для коллектива, для набора новых сотрудников место есть. Сейчас, так сказать, на взлете в этой части.
А. Коц:
- Это всё за свой счет или государство как-то участвует?
В. Ткач:
- Вы знаете, чтобы быть относительно честным, получается, за свой счет. Ну, конечно, учитывая то, что объем заказов нам позволяет эти средства получить, чтобы их потратить на развитие. Но спасибо за вопрос, хочу отметить в данный момент, что на протяжении уже более 10 лет (лет 15) все разработки нами делаются за свой счет. Где-то лет 12-15 назад я слышал от одного высокого руководителя заказчиков: «Вы делайте образец, представляйте нам». Ну, куда нам деваться? Мы таким путем и идем. Ну, может быть, в какой-то степени рационально. Потому что научно-технические ботаники могут такого напридумывать, что это никому не нужно. В этом мы отчет себе отдаем. Но в какой-то степени гарантией того, что мы не совсем научно-технические ботаники, служит то, что у нас достаточно большое количество бывших служивых людей, как из внутренних войск, прошедших Чечню, так и из Министерства обороны, из инженерных войск. То есть они наших изобретателей немножко ставят в нормальное русло и корректируют полет нашей фантазии. Но все разработки за наш счет.
А. Коц:
- Знаете, я бываю в зоне СВО, вижу периодически инженерную технику, и это не всегда техника отечественная, очень много и Китая, очень много вообще непонятно чего. Я примерно понимаю, как это туда попадает. Потому что на фронте командиру проще наладить горизонтальные связи с какими-то гуманитарщиками, волонтерами, которые очень быстро твою заявку выполнят. Тебе не надо бегать, носиться с заявками через бюрократическую систему Министерства обороны, тебе привезут. Как только ты скажешь, через 3 дня у тебя уже это будет. Насколько эти системы эффективны, насколько они конкурируют с вашими разработками, допустим?
В. Ткач:
- Александр, на самом деле вы подтвердили мои такие впечатления, потому что вы там, в гуще событий, постоянно бываете. Я лишен этой возможности, и вижу по тем видео, которые… Однозначно согласен, что наряду с нашей техникой, понятной техникой, еще масса неизвестно чего, скажем так. Последние год-полтора такое ощущение, что все-таки, условно говоря, китайское туда приходит разными путями. Но настораживает следующее. Как правило, это аппаратура такого копательского класса (извините за жаргон). Ну, она хорошо обнаруживает, так сказать, чернуху, этот металл после той страшной предыдущей войны, довольно крупные объекты обнаруживает. И сейчас они эффективно работают по обнаружению неразорвавшихся снарядов, довольно крупногабаритных металлосодержащих мин и т.д. Но ведь никто не отменял довольно изощренные минно-взрывные средства. Ну, упомянем итальянскую TS-50 противопехотную. Это такая мелочевка, цельнопластмассовая, там мизерное количество металла. Затем сирийские «гирлянды», которые сделаны из ничего, из консервной банки, замыкатели, но их песком прикрыл, а они обнаруживаются нашими средствами в разы на бОльших дистанциях, нежели то, что приходит непонятно откуда, оно под это не заточено.
Вы знаете, это очень настораживает. Тем более, мы сейчас находимся (ну, я не берусь давать оценки, это мое оценочное мнение, скажем так) в какой-то позиционной войне. И вот обе стороны набрасывают инженерных боеприпасов по полной программе. Даст бог, завершится вот эта фаза (не будем гадать, каким способом), но ведь никто не исключает, что по опыту окончания Великой Отечественной потом лет 10 не придется гонять «лесных братьев» (или как их назвать). То есть может перейти в фазу такую диверсионно-террористическую. И там, смею предполагать, будут использоваться более изощренные, а иногда простые, но трудно обнаруживаемые цели, как самодельные взрывные устройства, эти «гирлянды» и т.д. И, наверное, наши так называемые бывшие партнеры не пожалеют через спецслужбы поставлять те же TS-50 либо новые модификации, трудно обнаруживаемые. И вот с этой проблемой придется столкнуться. Это не проблема сплошного разминирования, а какая-то более тонкая и опасная, как мне представляется.
Ну, и доказательством моих слов является, по-моему, та статистика, которую потерпела американская армия в ходе войны в Афганистане и в Ираке. Я поразился, почти 80% потерь личного состава они понесли от самодельных взрывных устройств, а не от боестолкновений прямых. И эта перспектива немножко напрягает. Поэтому, мне кажется, нельзя скатываться на упрощенное представление в части металлодетекции, миноискателей, а нужно и то и другое. Для сплошного разминирования, наверное, сейчас сгодятся и те металлодетекторы, которые туда поступают в изрядном количестве. Но нельзя забывать о тех средствах, которые специально сделаны, миноискатели для обнаружения сложных целей, малометаллосодержащих.
А. Коц:
- Тут вам могут возразить, что для масштабного разминирования за одну сумму можно купить, допустим, 5 китайских против одного вашего.
В. Ткач:
- Да, это так. А такое бывало даже. Бывало на практике, когда с Росгвардией мы встречались, с руководителем их инженерной службы. Он мне в открытую говорил: «Володя, по такой цене, как у тебя миноискатель, я закуплю простых металлодетекторов (не буду называть фирму, но фирма достойная, наша, российская) и всё». Одноразовое средство. Оно зачастую было настолько одноразовое, что его в вертолет погрузят, на точку оно приедет, и пока тряслось в полете, часть уже сломана. Ну, это ненадежность аппаратуры, ее неподготовленность к эксплуатации в военных условиях. Это все сказывается.
И. Измайлов:
- Ну, и китайское, честно говоря, страшновато. Мы же не знаем, какие там системы, связанные с приемкой, какие системы, связанные с транспортировкой. А получается, проверять это боец будет на себе.
В. Ткач:
- Да, на себе проверять. Мы некоторые образцы смотрели, проверяли их, сравнивали. Они проигрывают однозначно по обнаружению малометаллосодержащих целей. Тут они в разы нам проигрывают.
А. Коц:
- Мы все равно тогда возвращаемся к такому вопросу контроля государства за этими поставками. И вопрос, может быть, какой-то государственной помощи производителям. Вам бы какой помощи от государства хотелось? Чего не хватает частному производителю, который делает вещи, на фронте жизненно необходимые?
В. Ткач:
- Вы знаете, и сложно, и просто ответить на этот вопрос. Сложность заключается в том, что… Могу произнести то, что внутри, в душе. Помогите специалистами. Но я же понимаю, этот вопрос будет в никуда. Не оттого, что я неуважительно отношусь к государственным институтам. Просто где их взять? Это вопрос жизни, который мы сами пытаемся как-то решить.
Второй, банальный момент – это денежные средства. Наверное, было бы неправильно вот так ставить вопрос, а сохранение объема заказов. Потому что это будет, как, по-моему, в каком-то Священном Писании написано, что не надо давать рыбу, дай удочку. Так и не надо денег, вы нам дайте объем заказов, а мы уж будем, так сказать, на это работать и развиваться потом. Может, как-то странно я ответил на вопрос. А большего трудно что-то потребовать, конечно.
А. Коц:
- Лишь бы не мешали, как говорится.
В. Ткач:
- Лишь бы не мешали, вот это воистину. Я постеснялся сказать, Александр, двумя руками – за.
А. Коц:
- Я заметил, что вы разделяете миноискатели и металлодетекторы. Когда я занимался военной археологией, у меня был металлодетектор. В чем все-таки разница между этими средствами?
В. Ткач:
- И просто, и сложно ответить на этот вопрос. Сложно, знаете, почему? Потому что превращать наше общение сейчас в научно-технический семинар – это будет нудно, неинтересно и потребуется рисовать какие-то схемы, писать формулы. Как я себе представляю (может быть, не совсем уже экспертно волею судеб связан с этим), самое главное – способность обнаруживать те цели, которые… Это неправильная формулировка – малометаллосодержащие. Металла может быть мало, но какого качества, что за металл? А это все говорит о том, что при воздействии нашего магнитного импульса (у нас импульсный миноискатель) передающий импульс должен быстро затухнуть, чтобы мы успели услышать отклик от цели, на которую мы поле это навели. А если цель малометаллосодержащая, и у нее время задержки маленькое, отклик от нее может затухнуть быстрее, чем кончится наш передающий импульс, мы ее не увидим. Вот в металлолдетекции этой проблемы практически нет. Ну, любые цели, монеты и пр., они достаточно хорошо проводящие зачастую – медь, серебро, то, что ищется. Размеры их все-таки существенно больше, чем тот боёк, накольник, который в мине находится. Не хочу обидеть изготовителей металлоискателей, но задача их в этой части совсем другая, и она гораздо проще. У них другие проблемы встают – глубина обнаружения, селекция (золото, не золото, какой вид металла), что для миноискательства абсолютно неинтересно. То есть у них своя стезя, она по-своему сложная, но она никак не отвечает на требования, которые необходимы для военного дела.
И. Измайлов:
- Спасибо большое, Владимир Николаевич.
В. Ткач:
- Спасибо вам за внимание.
И. Измайлов:
- Владимир Ткач, генеральный директор акционерного общества «Группа защиты ЮТТА». Интересный разговор. Мне кажется, было бы неплохо встретиться через какое-то время, обсудить корректировки и какие-то изменения, связанные с этой историей, с этим вопросом в зоне специальной военной операции.
Подписывайтесь на авторский подкаст Александра Коца «Аналитика с именем» на любой удобной площадке!
