Телевидение умирает или после кризиса будет новый расцвет?
Ю. Грымов:
- Добрый вечер! Сегодня хочу громогласно поздравить всех католиков с праздником Рождества! Конечно, пандемия внесла коррективы. Даже Папа Римский Франциск обратился к верующим через онлайн-трансляцию. В это сложное для всех время онлайн и телевидение вышло на первый план. Франциск однажды признался, что телевидение не смотрит с 1990 года. По его словам, это не для него.
В этом выпуске мы поговорим о российском телевидении. Для кого оно сегодня? Мы пригласили Анатолия Кузичева, журналиста, радио- и телеведущего, ведущего сегодня программы «Время покажет» на Первом канале. Добрый вечер!
А. Кузичев:
- Добрый вечер!
Ю. Грымов:
- Толя, думаю, мы будем на «ты», а то я буду путаться. Мы знакомы. И мы на «ты».
- Ты – человек в профессии давно. Первый канал – это вершина, наверное. Скажи, какие новшества в профессии журналиста ты бы выделил сегодня?
А. Кузичев:
- Какой вопрос тяжелый.
Ю. Грымов:
- Некоторые журналисты не ушли в смежные вещи, типа театра и режиссуру, а я, помимо театра, решил еще вести программу. И вопрос задаю не как журналист, а как человек.
А. Кузичев:
- Это хороший вопрос и очень сложный. Ты рассказал про Папу Римского, который с 90-го года не смотрит телевизор, а я работаю в СМИ с 93-го года. За эти 27 лет. Конечно. сильно все изменилось. Я присоединяюсь к поздравлению твоему с Рождеством. Но тут гораздо важнее реакция общественности на поздравление Валерии. Ее осудили, пристыдили, как вам не стыдно – поздравлять с католическим Рождеством каких-то католиков? Вот что изменилось. С чем, с кем и как теперь приходится работать ведущему журналисту на телевидении? Это важное и существенное изменение. Общественность, возбужденная и возмущенная, разом и хором прозревшая общественность – теперь это стало фактором, на который необходимо оглядываться. Раньше, когда Константин Львович вел свою программу «Матадор», эстетскую абсолютно, интеллектуально раскованную, рассчитанную на очень узкий круг людей, которые оценят и поймут, тогда можно было себе это позволить. А сейчас – нет. И та самая возбужденная общественность письма пишет Валерии. И напишет на Первый канал. Я несколько утрирую, но это главный фактор.
Ю. Грымов:
- Ну, письма писали всегда на телевидение.
А. Кузичев:
- Писали.
Ю. Грымов:
- Но что является главной задачей журналиста? Ты говоришь про реакцию. Соцсети, интернет, есть какое-то мнение, чему я очень рад. Есть брожение, это не просто разговор с ящиком.
А. Кузичев:
- Задача журналиста та же, что была и сто лет назад. Другое дело, что кроме журналиста, появилась еще одна категория людей, работающих на телевидении. И Андрей Норкин на «Комсомолке» выступает, веселится над тем, что его называют пропагандистом. И я, наверное, могу себе позвонить улыбнуться на этот счет. Но как бы эти две прямые, они, наверное, где-то пересекались и пересекутся еще, но их две. Есть пропагандисты и есть журналисты. Государство почувствовало, поздновато, наверное, мощь и возможность телевидения, запустила и эту опцию еще. Скажем деликатно.
Ю. Грымов:
- Я понимаю, о чем. Мне кажется, что государство всегда знала мощь информационной этой пушки. Если Сталин апеллировал к кинематографу, это был большой инструмент, а телевидение всегда было таким. Случайное было помутнение в 90-х годах, которые я отлично помню. Помню телевидение, великолепное телевидение, со многими до сих пор дружу. Это был всплеск личностей, позиций. А сегодня пропаганда, ты сам говоришь.
У нас была предыдущая программа, я всегда говорил, что не надо смешивать культуру и пропаганду. То же самое связано и с журналистикой. Но это мое мнение.
Я вспомнил 90-е. Недавно был на одном дне рождения, где есть телевидение. Мы сидели за большим столом и сидели ведущие, как ты сейчас сказал, пропагандисты. И один такой ведущий-пропагандист пришел чуть позже. Он сел и другой журналист с телевидения встал и сказал, что не буду сидеть с ним за одним столом. И ушел. Я не называю фамилий, это топ-люди.
А. Кузичев:
- И тот, и другой топы?
Ю. Грымов:
- Да. Очень известный, которые сегодня на экране.
Скажи, ты не боишься, что в какой-то период времени Анатолий Кузичев будет нерукопожатным? Сейчас такое происходит сплошь и рядом, мы читаем в Facebook: этот журналист сказал такое, так он такой-то.
А. Кузичев:
- Юр, термин «нерукопожатный» или «рукопожатный» - есть измерение издевательски-комичное, потому что есть некая группа товарищей, которые себя называют теми, кто назначает рукопожатных или нерукопожатных. Пусть, на здоровье. Давай я кого-то назначу. Все это ерунда. Все мы общаемся в своем кругу. Мы дружим, общаемся. Понятно, что если сделаешь абсолютную подлость или гадость, то подавляющее число людей из всех лагерей… А мы понимаем, что рукопожатность или нет, они связаны с политическое ориентацией, о чем ты упомянул. Это несколько девальвирует этот термин и само пожатие руки, потому что все это замешано на политической ориентации.
Если ты сделаешь объективную подлость или пакость, что тебе из того, из сего лагеря люди не подадут, это да. Прости, из-за этого люди жизнь самоубийством кончают. Но, в принципе, по факту твоей политической ориентации, когда какая-то тусовка тебя объявляет внутри своей тусовки нерукопожатным, а ты в своей тусовке никак не замечаешь, потому что ничего для тебя не меняется, то какая, на фиг, разница?
Ю. Грымов:
- Есть же случаи, когда люди, которых ты уважаешь, может, какие-то твои учителя, бывшие кумиры, такое тоже бывает, что люди отворачиваются после того или иного шоу, когда люди творят такое, что для меня какие-то вещи есть за гранью. Для меня лично. Я не то, что руки не подаю, но я понимаю, что люди меняются, люди слабы. Такое происходит.
А. Кузичев:
- Бывает такое, да. Отворачиваются. Слушай, вспомнили истории из Серебряного века русской поэзии, там же тоже морды друг другу били, руки не подавали, перчатки кидали.
Ю. Грымов:
- Многие мои знакомые говорят: я не смотрю телевизор. Скажу честно, если бы не эта пандемия, то я бы присоединялся бы к этой категории. Театр, потом я прихожу домой, все-таки подглядываю за телевизором, что происходит.
Что же получается? Даже представители профессии, а я тоже был на телевидении десять лет, отслужил в разных качествах, боятся включать телевизор.
А. Кузичев:
- Так прозвучало, будто они боятся включать телевизор, а вот у нас тут и Анатолий Кузичев в гостях. Вроде из-за меня боятся. Вот не знаю… А чего они боятся?
Ю. Грымов:
- А я сейчас подведу.
А. Кузичев:
- Давай.
Ю. Грымов:
- Я как бы робот пятого поколения, я самообучающийся робот. Я не журналист, ты – журналист. А я вот: появилось немного времени, я в «Комсомольской правде» чуть больше полугода веду программу «Культурный код».
Так вот. Спасибо, что ты пришел. Люди, которые как бы вовлечены в сегодняшнюю систему координат, имею в виду пропаганды и телевидения, не очень охотно приходят. А если приходят, то очень вяло. Всего боятся сказать, а я знаю тебя давно, знаю, что ты найдешь слова хотя бы свои личные. Как человек, как Толя. Это редкое, кстати, качество утрачивается. Считаю, что эти понятия можно раздвигать. И быть все равно честным.
Вот скажи, это меня волнует, я иногда попадаю на эту программу, которую ты ведешь. Не всегда ты, не знаю, какая система. И там я практически постоянно попадаю на ведущего Артем Шейнин. Скажу честно, для меня лично было шоком, а я не ханжа, можно сорваться, что угодно может случиться. Но для меня человек из телевизора – это человек, который следит за своей речью, поступками. И моя любимая фраза, не знаю чья, я ее себе уже присвоил, что любой поступок, совершенный публично – это педагогика. Очень точная фраза.
И я вижу постоянное хамство. Прямо реальное хамство, причем, допустим, вот ко мне приходят в театр «Модерн» гости. И мне интересно мнение этих людей. Я же их зачем-то пригласил. И вдруг я вижу, что Артем Шейнин позволяет, а я мягко говорю, хамить, унижать. И ему совершенно не интересно мнение, тем более, иностранца. Вот такая манера – это что? Дань сегодняшнего времени? И это не только он. И в других шоу это вижу. Что это такое пришло? За этим кто-то смотрит? Редактор? Кто-то говорит: ребята, не надо так. Я даже видел драку с ним! Такой какой-то пахан. Такое ощущение, что за ним стоит пахан, он так ноги расставляет широко и говорит: ну, чо ты? Чо ты сюда пришел? Я сейчас цитирую. И я не верю своим глазам! Большая информационная пушка! Первый канал! Диапазон зрителей колоссальный! Разных уровней, статуса и возраста. И вдруг такое: ну, чо ты?! За шею хватающий. Как это? Объясни.
А. Кузичев:
- Ты меня ставишь в сложное положение. Я должен сейчас за Артема что-то сказать. Артем – мой коллега, товарищ. И я, в общем, сейчас попытаюсь деликатно как-то сформулировать. Мы с Артемом разные, как можно заметить, по темпераменту, по манере ведения, по стилистике и всему прочему. Я не готов обсуждать манеры Артема. Я готов обсуждать общие тренд телевизионный, это готов. Артему обсуждать не хочу и не буду. Это было бы очень, тем более, что каждый поступок, сделанный публично – это педагогика. Обсуждать своих товарищей публично…
Ю. Грымов:
- Хорошо. Обобщим: хамство на телевидении.
А. Кузичев:
- Не хамство.
Ю. Грымов:
- Ведущий хамит.
А. Кузичев:
- Смотри, не хамство. Я бы так сказал, возвращаясь к твоему первому вопросу, главному и фундаментальному: что изменилось и что стало другим. И ты видишь, связал нынешнюю интерактивность, гиперинтерактивность, вспомнил прежний наш опыт с поступлениями мешками письма на редакцию программы и так далее.
Изменилось кое-что еще. Публика стала раскованной и требует того же от ведущих. Публика стала смелее…
Ю. Грымов:
- Грубее?
А. Кузичев:
- Ты знаешь, наверное, это правильное слово. Это как с наркотиками, сам не пробовал, но мы много знаем об этом, что ты никогда не обойдешься одной дозой, тебе надо ее повышать. Собственно, вколов себе один раз легкость в общении, свободу в общении, некую…
Ю. Грымов:
- Разрешил себе.
А. Кузичев:
- Все! Конечно.
Ю. Грымов:
- Разрешил себе хамить. И понеслось!
А. Кузичев:
- Но даже не хамить. Люди этого хотят! И ведь единственное мерило уместности и неуместности на телевидении, ты прекрасно знаешь, цифра, рейтинг. К сожалению, в капиталистическом обществе это так. К счастью, это не всегда так. Государство ответственное, у него есть канал «Культура», который собирает рейтинг 0,2%, кстати, это все туда же, к публике, что она хочет смотреть. Но государство его финансирует и спасибо ему огромное.
Но единственное мерило всех вещей – это цифра. Если публике хочется получить страстного, живого, настоящего, такого же, как он сам ведущего, который задаст тот же вопрос, а не будет умничать, поправляя пенсне, простите, все, на этом заканчивается передача.
Ю. Грымов:
- Но мы же не можем опускаться! До завалинки. Завалинка в деревне наблюдает за прекрасными и красивыми умными людьми, которые складывают слова и рассуждают. И они должны, как мне кажется, становиться лучше. На примере театра, где я скрылся и мне комфортно, там никто не идет за зрителем. И там театр идет отдельно, а зритель догоняет театр.
А. Кузичев:
- Понимаю, о чем ты говоришь.
Ю. Грымов:
- Вот ты говоришь, цифра. Да, понимаю. Но ответственность? Мы же дома себя так не ведем со своими близкими. А люди, которые пришли к тебе в гости, на шоу, у меня был случай в нашей программе недавно, я пригласил Платошкина. Политик такой.
А. Кузичев:
- Николай Николаевич, знаю я его.
Ю. Грымов:
- Я был просто удивлен и растерялся такому общению.
А. Кузичев:
- Почему?
Ю. Грымов:
- Потому что он меня обвинял, что я ему постоянно хамлю. Я задал ему вопрос… Он говорит, что нет китайского театра, а я: как нет? Китайский театр с четвертого века. Ну, он: нет! Если я не знаю, значит, никто не знает. И вы мне опять хамите. Я прям растерялся. Но я не позволил себе отвечать ему какими-то жесткими словами. Это он у меня в гостях
А. Кузичев:
- Понимаешь, Юра, ты говоришь про ответственность. Хорошо, как мы помним из классиков: у ответственности есть имя и фамилия. Или в нашем случае хотя бы название институции некоей. Если ты говоришь про ответственность, ты предполагаешь, что руководители каналов должны ее осознавать, те, кто руководит руководителями каналов, тоже должны ее транслировать, чтобы те ее рестранслировали. Формула должна выглядеть так: государство говорит, ребята, мы понимаем, это на первых порах, первые десять лет не давать вам нужных цифр, не давать вам той рекламы, которая позволит вам самоокупаться, прибыль получать и так далее. Поэтому, конечно, работайте в убыток. Мы все компенсируем, говорит государство всем директорам всех телеканалов. Те говорят: прекрасно! Вот теперь мы займемся творчеством. Но государство так никогда в жизни не скажет, потому что в 1991 году, когда Папа Римский уже не смотрел телевизор, мы с тобой и вся наша страна сделали выбор – отказались от так называемого «совка», так это называлось, и сделали выбор в пользу демократического свободного общества свободной конкуренции. Ведь конкуренция – это ключевое слово в том выборе, который мы сделали. Мы выбрали общество конкуренции. Конкуренция – что это? Это то самое: смотрят – показываем, не смотрят – меняем, увольняем и выкидываем.
Ю. Грымов:
- Получается ужасная модель 90-х. Закрываем театр, кинотеатр, делаем стрип-клуб, торгуем ворованными машинами, потому что народ сказал: не хотим кино! Мы это все проходили.
А. Кузичев:
- Да.
Ю. Грымов:
- Толя, а давай мы наберем сейчас Алексея Лысенкова, знакомого для тебя и для меня, человек с телевидения в разных ипостасях. Алексей, добрый вечер!
А. Лысенков:
- Добрый вечер! Рад слышать вас!
Ю. Грымов:
- Леша, твоя программа, которая была очень популярная – «Сам себе режиссер» - она долго шла, сегодня она закрылась. И я, честно говоря, удивился. Сегодня, как никогда, формат «Сам себе режиссер» самый актуальный. Включи YouTube – там сам себе режиссеры все.
А. Лысенков:
- Почему закрыли программу – вопрос явно не по адресу.
Ю. Грымов:
- Как ты думаешь?
А. Лысенков:
- Я думаю, что программу не стоило закрывать, ее надо было переформатировать. Сегодня, ты прав, это востребованный формат. И Первый канал это доказывает с программой «Видели видео». Возможно, руководство ВГТРК решило закрыть программу, чтобы не создавать конкуренцию Первому, но это очень странное тогда решение. Мне казалось, что надо было переформатировать и, наоборот, сделать контрпрограммирование – это было бы более правильным. Учитывая нашу популярность и 30-летний опыт, у нас все наработано, аудитория, наверняка у нас было бы конкурентное преимущество.
Сегодня телевидением нельзя назвать то, что вещает из ящика, стоящего на холодильнике на кухне. Сегодня телевидение – некое количество продукта, выходящего на самых разных платформах. Оксана Барковская, которая выпустила сериал «Новичок», который неожиданно занял второе место среди сериалов телевизионных, а он выходит на платформе. И сегодня все, кто говорит «мы не смотрим телевизор», врут, поскольку они смотрят телепродукт, но на различных платформах в интернете. А сам телережиссер – это симбиоз, что происходит в том же YouTube с тем, что происходит у нас в телевизоре.
Единственное отличие ящика, стоящего на холодильнике, мы все к нему придем в любом случае, потому что человек с возрастом делает телевизор фоновым. Ему не хочется самостоятельно ползать по всем ресурсам, искать информацию. Он хочет включить, есть варенье, пить чай, а фоном у него идет телевизор.
Фоновый телевизор из нашей жизни не уйдет. Он так и будет продуктом потребления для людей предпенсионного и пенсионного возраста.
А. Кузичев:
- Все наши будут!
Ю. Грымов:
- Да. Это вот Первый канал говорит: все нашими будете.
Леша, но фон-то! Давай будем честными до конца. Большинство программ – агрессивный фон.
А. Лысенков:
- Юра, ну, это и есть современное телевидение. Оно разноплановое. Сегодня агрессивного продукта гораздо больше, чем позитивного. Именно поэтому люди уходят из этого фонового телевизора на какие-то другие платформы, которые самостоятельно находят. Но они все равно смотрят там тот продукт, который создают телевизионные профессионалы.
А. Кузичев:
- Я хотел вам сказать. Про платформы. Можно предположить или обвинить, что телевизионное начальство пытается срубить влегкую, поэтому транслирует бесконечную чернуху и агрессию. Посмотрите YouTube. Это зона свободного выбора. Посмотрите, какие каналы самые популярные? Трэш.
Ю. Грымов:
- Я согласен.
А. Лысенков:
- И я согласен. Дело в том, что со времен Римской империи: хлеба, крови и зрелищ. Ничего не поменялось. Люди все равно хотят смотреть гладиаторские бои. И футбола им, как гладиаторского боя, уже не хватает. Собственно, ничего в психологии человека не изменилось. Поесть и посмотреть на кровь на песке.
А. Кузичев:
- Да.
А. Лысенков:
- Понятно, делать социально ориентированные программы труднее, чем агрессивные.
А. Кузичев:
- И по определению они менее рентабельные.
А. Лысенков:
- Конечно.
А. Лысенков:
- Люди, которые занимаются социально ориентированным телевидением, пытаются находить какие-то маночки, крючочки, чтобы заманить зрителя, вводя туда элементы неожиданности, иногда даже трэшака. Иначе зрителя не заставить смотреть про судьбу человека с ограниченными возможностями, который, например, решил играть в хоккей.
А. Кузичев:
- Конечно.
Ю. Грымов:
- Недавно у меня в программе был режиссер Бортко. Он сказал совершенно правильные слова, что сегодня то, что происходит, совершенно отличается от недалекого нашего коммунистического прошлого. Тогда формировали личность, пытались построить нового человека. А теперь, слушая вас, людей из телевизора: все, рейтинг, нужна кровь, зрелище и так далее.
А. Лысенков:
- Мы с Толей просто констатируем, что происходит. Это не значит, что мы говорим, что нужна кровь и зрелище. \
Надо было бы взять из советского телевидения то, чего сегодня нет. Телевидение сегодня стоит чуть ниже зрителя и говорит: чего изволите? А советское телевидение было чуть сверху и почти незаметно для человека подтягивало его вверх. Подтягивало к знаниям, к человеческим законам, к морали.
А. Кузичев:
- К хорошему вкусу, да.
А. Лысенков:
- А сегодня…
А. Кузичев:
- У меня просто есть ответ. Я знаю, почему так было. Раньше телевидение… Что такое телевизор в советские времена? Это трансляция государства. Оно транслирует свои мысли, идеи, представления. Те люди, которые презентовали это – дикторы советского телевидения, они были обезличены. Это была функция, скорее. Мы понимали, что это человек, у него есть свое мнение, мысли, настроение, семья и так далее. Но это была функция.
Я понял, наконец, чем отличается современное телевидение от советского. Сейчас ведущий может быть самостоятельной личностью. Спорной, такой-сякой, хороший, плохой парень, клевый, веселый, он может себе позволить быть не функцией, через которое государство транслирует свою идею по воспитанию человека новой формации. Он сам себе ведущий, сам себе режиссер.
А. Лысенков:
- Толя, тут есть серьезные подводные камни. То, что доступ к телу телеведущего, стал общим и доступен. А хорошо ли это? Это второй вопрос.
А. Кузичев:
- Нет, не хорошо.
А. Лысенков:
- То, что можно полоскать любое белье, даже придумывать это белье, это стало общим местом, это страшно, когда уходят великие и первое, что появляются – это ток-шоу, когда начинают полоскать его белье. Это же ужасно!
Ю. Грымов:
- Это мерзость! Да. И это происходит на государственных каналах.
Мне кажется, спора нет. Мы рассуждаем и все соглашаемся. Второй канал – Лысенков, Кузичев – Первый канал. Мы все это прекрасно понимаем.
Мне кажется, исчезла такая функция, как образование.
А. Лысенков:
- Совершенно верно.
Ю. Грымов:
- Спасибо, Алексей!
Толя, у нас есть традиционный блиц. Я составляю для каждого гостя вопросы. Так вот, Анатолий Кузичев отвечает на наш блиц.
За время работы на телевидении какую мудрость ты для себя вынес?
А. Кузичев:
- Ой, знаешь, я когда начал работать на радио, наш программный директор сказал: старик, нет плохой песни, есть маленькая ротация, намекая, что хоть кого можно раскрутить и сделать популярным. И, к сожалению, вся моя жизнь подтверждала верность этого циничного и подлого тезиса. А на телевидении за кулисой я понял, что это правда, но есть некоторые уточнения. Конечно, есть маленькая ротация, нет плохой песни, но песня становится плохой, как только заканчивается ротация. Это очень существенно. Подлая формула остается, но есть оговорка, которая позволяет нам жить и чувствовать себя людьми.
Ю. Грымов:
- Помнишь проект «Старые песни о главном»?
А. Кузичев:
- Потрясающий проект.
Ю. Грымов:
- Но, к сожалению, он пророческий. Только новые песни о главном – это мое мнение.
А. Кузичев:
- Понимаю, о чем ты.
Ю. Грымов:
- Сегодня, когда мы говорим про Моргернштерна, если мы попытаемся хотя бы понять не то, что смысл, а расслышать дикцию, это сегодня популярный певец.
А. Кузичев:
- Чуть ли не самый. Да.
Ю. Грымов:
- Самый!
Итак, на свой взгляд, что является двигателем современного телевидения? Или топливом.
А. Кузичев:
- То самое – персона, харизма и драйв. С любым знаком.
Ю. Грымов:
- Тогда понятно, почему Джигурда с телевизора не слезает. Фриковость тоже продается?
А. Кузичев:
- Да.
Ю. Грымов:
- Какой журналист сегодня может назвать себя независимым? Есть ли такой журналист?
А. Кузичев:
- Как правило, ответы на этот вопрос безупречны с точки зрения логики. И всегда лукавы. И невозможно подкопаться. Тебе любой человек скажет, слушай, не бывает независимых людей ни от чего. Хоть от чего-то, хоть от платформы YouTube, но он зависит! Это будет, в общем-то, правда. И неправда тоже.
Наверное, есть где-то независимые журналисты. Тут вопрос не в зависимости от конкретной площадки. Я понимаю продолжение этого вопроса от тех, кто нас слушает и обсуждает. А продолжение такое: конечно, он работает на Первом канале, его выпускает акционерное общество, там существенное количество акций у государства, поэтому, конечно, он рупор государства и так далее, что отчасти правда, но и не совсем правда. Я, даже когда на «Эхе Москвы» работал в 2005 году, это не трудно проверить, я не оправдываюсь. Но зависимость не такая вульгарная. Зависимость – она для своих друзей, которым ты пока рукопожатен, для тебя важно это ощущение. Можно в таком мире, где ты общаешься, кого-то любишь, кто-то любит тебя, где у тебя компания, можно в таком мире быть независимым? Ответ строгий и четкий – нет. Тусовки сейчас строго не коммерческие, но политические окрашенные.
Мой ответ – нет, нельзя.
Ю. Грымов:
- Ты сказал про большой пакет акций государства на Первом, но последняя новость, что там останется 34%.
А. Кузичев:
- Есть такая новость.
Ю. Грымов:
- Это очень мало, как мне кажется, для государственного влияния. Тогда рейтинги будут править бал, но это реплика.
Ты когда-нибудь поступался собственными принципами на работе?
А. Кузичев:
- К сожалению, да. Бывало.
Ю. Грымов:
- Чего никогда не покажут на российском телевидении?
А. Кузичев:
- Оу… Проще ответить на вопрос, кого, но коль чего…
Ю. Грымов:
- Ты уже ответил.
А. Кузичев:
- Не знаю, Юра.
Ю. Грымов:
- Какие слова ты, как журналист, не можешь себе позволить сказать в эфире?
А. Кузичев:
- Да, есть. Это матерные, это не убеждения, это предписания Роскомнадзора. Скажем, есть слово, оно не входит в перечень Роскомнадзора. Я сейчас его произнесу в качестве иллюстрации – слово мудак. За него ничего не прилетит. Не то, что у меня искушение кого-то так называть, в повседневной речи я это слово использую и люблю его, но вот такого рода и уровня лексику использовать не буду на телевидении. Меня корежит. Ломает. Я, наверное, человек старый, аналоговый, ламповой формации. Это ты пятого поколения, я-то третьего.
Ю. Грымов:
- Какое откровение в профессии за последнее время? Быстро.
А. Кузичев:
- Оно будет. Пока нет.
Ю. Грымов:
- Огромное спасибо. Мы сегодня говорили о телевидении. Тема бесконечная. Я мечтаю, чтобы телевидение было образовательным.
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!
Для нас это очень важно, так как чем больше подписчиков, оценок и комментариев будет у подкаста, тем выше он поднимется в топе и тем большее количество людей его смогут увидеть и послушать.
