«Сударь, вы не правы!» В соцсетях запретили ругаться матом
Ю. Грымов:
- Это программа «Культурный код». Выбирая темы, мы стараемся брать темы, которые беспокоят нас всех. Сегодня мы говорим о русском языке, какие изменения он претерпевает в 2021 году. Должны ли законы о языке принимать чиновники? Совсем недавно случились запреты – теперь полностью запрещают мат. Началось все это еще с инициативы Владимира Вольфовича Жириновского. Мат убрали из театра, из кино и так далее. Теперь дошло до интернета.
У нас сегодня в гостях Елена Станиславовна Кара-Мурза, доцент кафедры стилистики русского языка на факультете журналистики МГУ. Очень хочется поговорить со специалистом.
Е. Кара-Мурза:
- Добрый вечер.
Ю. Грымов:
- Начну сразу с того, что, понятно, убирают мат. А вы допускаете, что, возможно, когда-нибудь, через год, через десять лет, мы вернемся к тому, что чиновники разрешат мат? Если сейчас они его запретили так лихо.
Е. Кара-Мурза:
- Мне тоже не нравится вот эта идея – попытка регулирования человеческой коммуникации с помощи законов. Есть, действительно, серьезные преступления, которые совершаются в устной форме, - призывы к экстремизму. Есть оскорбления матерные. Но вот такое тотальное запрещение, наложение цепей, я бы сказала, на соцсети мне кажется избыточным. В том числе потому, что на самом-то деле интернет, который изначально воспринимался как поле такой вроде бы полной свободы, на самом деле был тоже, видимо, изначально полем вполне определенного речевого поведения и полем, в котором очень быстро устанавливаются собственные правила, собственные конвенции. Вот это выражение «бан» - это внутренняя регулировка. И поэтому внутренняя регулировка как раз свидетельствует о том, что люди, которые общаются, они зрелые, социально ответственные, они между собой договариваются о пределах возможного. И тогда в рамках этих пределов они ограничивают те или иные, запредельные, в том числе матерные, выражения. Сами соцсети себя ограничивают. Вот что мне кажется важным.
Ю. Грымов:
- Скажите, вот я, честно говоря, не очень понимаю, может быть, вы объясните мне, или мы вместе с вами пофантазируем, а как это можно проконтролировать? Это будут какие-то роботы или люди, которые будут убирать эти слова? Или там видео какое-то с бранью? И самое важное, ведь появятся другие слова. Появится х… Появятся все эти слова, только в таком сокращенном варианте. Как будет работать этот механизм – убирать мат из интернета уже в рамках закона?
Е. Кара-Мурза:
- Вы сами говорите о том, что на месте одного запрещенного слова могут вылезти сразу несколько других. Так и произошло в свое время с энным количеством матерных слов. Они вырастали вместо старых запрещенных слов. Но, очевидно, есть какие-то боты. То, что технологии будут применяться, у меня в этом нет сомнения. У меня, к сожалению, нет сомнения, что в эти технологии проверки может быть заложена некоторая избыточность, могут быть заложены злоупотребления. И тогда какие-нибудь неугодные ресурсы, в которых выражается свободная точка зрения и критика чиновников или политиков, сразу эти ресурсы под предлогом того, что тут ругаются матом, будут ограничены. Мне вот это не нравится.
Потому что это, в конце концов, вопрос о свободе слова и свободе мнения. При том, что, казалось бы, я женщина, я преподаватель, я должна быть абсолютно против мата, и я, действительно, против такой манеры общения, безусловно. Но те приемы, которыми государство пытается заставить носителей русского языка переучиться матерной речи, мне кажется, эти приемы, действительно, административные, чиновничьи. Видимо, в конце концов когда-нибудь они будут отменены.
Ю. Грымов:
- Мне кажется, что это самый простой путь - запрет. Чиновники все-таки люди. И вроде бы они совершают поступок. Мы говорим о чистоте языке, мы говорим, что сквернословить плохо. Раз – и запретили. Но искоренить это не получится. Давайте вспомним совсем недавние большие кампании против курения. Это же шло последние десять лет. Когда начали говорить про здоровый образ жизни. Появились всевозможные салоны, появились спортивные залы, появились витамины. Целая индустрия начала заполнять пространство, чтобы вытолкнуть оттуда те самые сигареты.
Е. Кара-Мурза:
- Вредную привычку.
Ю. Грымов:
- Заставили сигаретные компании производить какие-то там витамины и так далее. Они на это охотно пошли. И все компании согласились больше не выпускать сигареты в ближайшем будущем. Мне кажется, что очень трудно за раз поднять уровень культуры и объяснить людям, что это сквернословие. Помните, как у нас президент на прямой линии сказал: а если вам упала батарея на ногу, какие слова находить? Но это сквернословие случайное, эмоциональное.
Я был в свое время шокирован, когда увидел в Instagram, где собрались редактора журналов, известные люди, популярные люди, одна из них даже была кандидатом в президенты, и я видел эту встречу, где они говорили только матом.
Е. Кара-Мурза:
- Это отвратительно. Об этом надо говорить. Это надо обсуждать. Это должно журналистское сообщество, политическое сообщество , опять-таки, сообщество должно вырабатывать свое «фэ». Не прибегая к кнуту, не прибегая к законодательным запретам.
Ю. Грымов:
- Когда мы говорим про законодателей, давайте вспомним, для меня это было большим шоком и явилось большим примером, помните, встреча покойного Немцова с Жириновским. Первое интервью на повышенных тонах. Плескание соком. Для меня и для всех тогда на телевидении это был шок. Как так? Так можно поступать в публичной сфере? А сегодня это норма поведения любого ток-шоу на любом, в том числе и федеральном, канале. Как вы к этому относитесь? Это же все вместе. Здесь мат. Законодатели дерутся. Тот же Жириновский дрался. И вдруг они теперь стали такими пуританами.
Е. Кара-Мурза:
- Это попустительство, которое идет с самого верха. Тот же самый Жириновский, будучи кандидатом в президенты, ту же самую Собчак, которая была кандидатом в президенты, обзывал. И это ему сошло с рук. Когда сходит с рук таким высокопоставленным чиновникам и политикам, народу остается мотать на ус и делать выводы, что кому-то можно, Шнурову можно, а Петрову – нельзя. Это двойные стандарты, это очень нечестно, я бы сказала, по отношению к рядовым носителям языка.
Ю. Грымов:
- Не помню, кто сказал, что любой поступок, совершенный публично, это педагогика.
Е. Кара-Мурза:
- Очень резонная мысль. Конечно.
Ю. Грымов:
- Это пример. Я чаще вспоминаю прекрасные стихи:
Крошка сын к отцу пришел,
И спросила кроха:
Что такое хорошо
И что такое плохо.
Если мы будем часто это вспоминать, это надо часто вспоминать и вот так раскладывать с родителями, тогда что-то будет меняться.
Елена Станиславовна, помните, на встрече с президентом был популярный певец Шнуров. Он сказал, что ему не хватает слов, чтобы описать ситуацию, как мы живем, и так далее. То есть без мата будет пустота. Как в прекрасной миниатюре Жванецкого про бар, когда убирали слова – связки.
Е. Кара-Мурза:
- Я очень часто этот аргумент слышала: а как иначе говорить о нашей жизни?
Ю. Грымов:
- Это же кокетство. Салтыков-Щедрин находил слова, Пушкин находил слова о нашей жизни. Тот же Солженицын находил слова, и довольно-таки жесткие слова находил про то, как мы живем. Представим, что законодательно убрали мат. Что делать людям? Как людям, которые привыкли ругаться и делать слова-связки через мат, быть? Может, тренировку какую-то сделать?
Е. Кара-Мурза:
- Это начинать с семьи. Потому что дети, которых защищают наши депутаты: ах, дети зайдут в сети, там научатся ругаться матом, - конечно, дети учатся ругаться матом на улице и в семье. И поэтому образование, воспитание и перевоспитание должны идти снизу, из глуби. И тогда уже книжки хорошие издавать, больше сказок, больше классической литературы, больше современной литературы. Это вопрос воспитания.
Когда вы сказали насчет тог, что отучение от курения стало целой индустрией, то в данном случае аналогичная ситуация. Здесь тоже может быть.юю
Ю. Грымов:
- …большая государственная программа. Это было в разных странах. Это было активно. И сейчас реально очень многие люди не курят. Мы это видим даже. Помните, был такой период, и я в этом тоже участвовал, были такие проекты – «Рок без наркотиков», были большие концерты против наркотиков. И я в то время серьезно занимался социальной рекламой. И тогда говорил, что просто кричать и выпускать даже очень умный ролик против курения, я думаю, что это бесполезно. Это ничего не решит. Должна быть большая государственная обширная программа. На разном уровне. Детский садик, школа, институт, те же фильмы. А когда просто концерт против наркотиков, мы прекрасно помним, как в туалетах валялись шприцы. То есть это не работает. Будет ли усиливаться кампания по объяснению, разговору относительно мата, что эти слова – бранные? Или запретили – и ждем?
Е. Кара-Мурза:
- У нас ведь есть две институции - при президенте комиссия по русскому языку и при правительстве. Целых две – в исполнительной власти и при высшем исполнительном лице. То есть у нас есть две структуры, в которых можно было бы очередную программу разработать, деньги под это дело выделить. И как раз оправдать существование этих структур. Безусловно, там есть свои оправдывающие моменты, это связано с преподаванием русского языка, литературы, с существованием русского языка за рубежом, и так далее. Этим структурам есть чем заняться. Но они могли бы заняться еще и просветительством по поводу русского мата.
Ю. Грымов:
- Я слышал такую информацию, что теперь в школах вводят советником директора, и доплата этим советникам будет к зарплате 15 тысяч рублей. Это весомый придаток к зарплате. 15 тысяч рублей на дороге не валяются. В основном это все сегодня свелось к политинформации. Может быть, эти люди будут вести какие-то уроки? Если в некоторых школах уже появился урок патриотизма, может быть, на этих уроках надо заниматься русским языком?
Е. Кара-Мурза:
- Надо побольше уроков русского языка и литературы.
Ю. Грымов:
- Это и есть патриотизм. Для меня патриотизм – это была литература, история, живопись, русские передвижники. Я в этом купался. Я гордился этим всем. Как нам сделать так, чтобы здравый смысл побеждал? Может быть, вы посоветуете родителям, какой автор для вас – эталон русского языка?
Е. Кара-Мурза:
- Такой автор для меня Пушкин. И Тургенев. При этом я понимаю, что немножко архаично выгляжу, поскольку оба автора отдалены от нашего времени такого быстро, меняющегося, несколькими сотнями лет. Тем не менее, манера пушкинской прозы в свое время меня потрясла. И красота тургеневской прозы. Они были своего рода камертоном, которым я пользовалась, когда училась в простой советской школе.
Ю. Грымов:
- У меня был дебют, я снял картину «Муму» по Тургеневу. Теперь понятно, кто написал «Муму», - это я. Меня везде приглашают, что связано с Тургеневым. Я смеюсь, но это правда. И я совершил один грех. Если честно, мне так за это стыдно. Я пытался дистанцироваться и писал, что это по мотивам. Я развивал линию барыни – матери Тургенева. Я написал «Му-му» через дефис. Типа, это не то «Муму».
Е. Кара-Мурза:
- Это по мотивам.
Ю. Грымов:
- Знаете, что происходит? Книги выпускают теперь с обложкой, где написано через дефис «Му-му». Я сам лично это видел.
Е. Кара-Мурза:
- Можно сказать, что вы подставили подножку Тургеневу.
Ю. Грымов:
- И себе.
Е. Кара-Мурза:
- Это минус в карму.
Ю. Грымов:
- Я каюсь в этом. На передаче на канале «Культура» нам предложили прочитать какие-то фрагменты из Тургенева. Разные уважаемые люди читали. Скажу честно, что я лет десять не перечитывал Тургенева. И какое же я получил удовольствие! Водопад свежести на меня обрушился. Просто в буквах, в запятых, в словах.
Е. Кара-Мурза:
- И в сюжетах, и описаниях. Это все целостное впечатление. Но все равно через русский язык это все передается.
Ю. Грымов:
- Есть ли в нашем языке слово, которое вас очень жалит? Вы считаете, оно такое очень ядреное?
Е. Кара-Мурза:
- Есть такие слова, который могут быть произнесены в эфире, но я их себе не позволю произносить. На букву «г», на букву «ж» и так далее. Это для меня табу. Мне кажется, что как раз вот это табу может быть транслировано близким. У меня двое детей, у меня трое внуков. И какие-то вещи я никогда не произнесу. Мой старший внук сказал моей дочери: мама, ты заметила, что бабушка никогда не ругается? Так что я считаю, что это очень хороший признак моей функции бабушки – преподавателя русского языка. На собственном примере. У нас очень много интеллигентных людей, которые на собственном примере могут своих близких учить русскому языку.
Ю. Грымов:
- Запрет – это скучно, не будет работать. Нужно инвестировать в культуру, в образование, тогда все будет хорошо.
Сегодня мы говорим о поле брани. Вот приняли закон. Все, матом теперь нельзя и в интернете. До этого нельзя было в театре, выписывали штрафы… правда, я не знаю ни одного такого случая, чтобы какому-то театру выписали штраф. Грешу тем, что у меня тоже в театре «Модерн» идет прекрасный спектакль «Ничего, что я Чехов» с Анной Каменковой и там есть одно слово, которое нельзя выкинуть из песни, когда она была в эмиграции и скучала. Одно слово. Поэтому грешу, что у нас такое было. А сегодня мы решили во второй части поговорим с Андреем Соколовым, актером театра и кино, который тоже, так сказать, находится на той территории культуры, о которой мы только что говорили с Еленой Станиславовной Кара-Мурзой и обсуждали, как она борется с этими словами. И она оказалась очень расстроена, что запрещают мат… Итак, у нас на связи Андрей Соколов. Андрей, добрый вечер.
А. Соколов:
- Да, добрый день, приветствую!
Ю. Грымов:
- Андрей, как ты воспринял вот то, что запретили мат в театре? Сейчас вот будут вычищать интернет. Вот как ты к этому относишься как потребитель как раз?
А. Соколов:
- Ну, у любой медали есть две стороны. А мы все живем по закону ребра. Дело в том, что, как мне думается, голословно, огульно так все под одну гребенку ставить просто нельзя. Потому что я в принципе ратую за красивый язык, я ратую за чистую речь, но есть именно творческие какие-то ситуации, без которых нельзя обойтись. Это то же самое, как вот у нас был принят закон о запрете курения в кадре, да, если говорить про кино. Ну и что, мы же все понимаем, что мы все живем, и искусство все-таки не всегда лечит, оно еще иногда делает больно. И для того, чтобы знать свои какие-то болевые реперные точки, их надо ощутить. Я хочу сказать, что где-то в 1993-1994 году был Андреем Житинкиным поставлен спектакль «Игра в жмурики» по пьесе Волохова, где мы с Сережей Чонишвили полтора часа проводили на сцене и где не было ни одного слова, кроме нецензурного… Но перед тем, как играть спектакль, режиссер выходил на сцену, объяснял, что это эксперимент и где-то на пятой минуте, как многие зрители признавались, уже на пятой минуте они забывали о том, что лексика такая достаточно своеобразная. Я к чему веду этот разговор? К тому, что нельзя огульно запрещать. Есть какие-то ситуации, в которых обойтись без этого красного словца нельзя. Возможно, надо писать, ставить зрителя в известность о том, что в той или иной постановке или в фильме есть слова нецензурной лексики, - но от этого еще никто не умирал. Я понимаю, что телевизор смотрят дети, я понимаю, что телевизор смотрят совсем юные люди, которым в принципе бывает рано узнавать об этом. И вот я бы, наверное, больше думал об этом, как не допускать их к таким словам, а остальное… Ну, биться головой о стену и рыдать о том, что без этого искусство остановится, нет, не остановится. Но можно будет находить как бы другие обороты, но вот тот предел допустимости, который существует, мне кажется, он все-таки должен быть, исходя из той или иной ситуации… вспомните Есенина хулиганские стихи. Возможно, это не показатель того, к чему надо стремиться, надо помнить, в каком возрасте он это писал. Но опять, я вот возвращаюсь сейчас к спектаклю, когда мы играли этот спектакль, нам было нм много лет моложе и этот азарт хулиганства - это нормально, это так должно и быть, люди должны какие-то вещи на себе проверять, ощущать, экспериментировать, в конце концов, все-таки это театр, а не дом…
Ю. Грымов:
- Андрей, ты за то, чтобы предупреждать, что здесь есть нецензурная брань, да? И ты сам принимаешь решение, подключаться к такому кино, читать ли такую книгу или нет?
А. Соколов:
- Да.
Ю. Грымов:
- Я очень люблю Японию, часто там бывал до пандемии и, знаешь, что меня там поразило? Везде, во всех киосках, продаются порножурналы. Они все запечатаны, везде предупреждение, и я спрашивал - а как вот так возможно? Они говорят - возможно. Я говорю - зачем? А мне отвечают - а вы знаете, что в Японии нет изнасилований? В Японии нет изнасилований. То есть, люди это знают, кому надо, они это купят. Кому не надо - не купят… Уважаемые наши радиослушатели, я напомню, что Андрей Соколов совершенно замечательный актер, я с ним немножко соприкасался, и я скажу вам такую вещь. Есть прекрасный фильм «Маленькая Вера». Этот фильм сегодня нельзя показывать. Знаете, почему? Там есть обнаженная актриса, там есть нецензурная брань, там есть, страшно сказать, табакокурение… А этого всего сейчас нельзя… И я скажу такую вещь. Я по телевизору видел фильм «Они сражались за родину» - и у них на рту был такой разблюр… я подумал - что случилось? А как? А табак во время войны это же на вес золота. Это же удовольствие, это радость… в окопе без табака нельзя.
А. Соколов:
- Война вообще это экстремальная ситуация. Это вообще квинтэссенция проявления людей в таком качестве, в каком они, может быть, даже от себя не ожидали. И, как я понимаю, на войне очень много ругаются, без этого нельзя. Я помню фильм «Иди и смотри» Климова, который один из сильнейших, если не сказать, что самый сильный, и я вот думаю, что, если в той картине появятся какие-то там нецензурные слова, станет ли она от этого хуже? Нет. Вот здесь, на таком уровне гениальности я прощаю все. И я не принимаю мат как ругань, а воспринимаю это как необходимое условие. Потому что в принципе я вот помню, у нас в школе был педагог по литературе, ну, восьмой класс, мы начинали все формироваться и, естественно, мальчики начали покуривать, слова матерные произносить… И она сделала таким образом. Она выгнала всех девчонок, оставила только мужиков, и начала писать на доске все эти слова… Мы, конечно, начали хихикать, а она начала с простого. Она начала с фразы, которая состоит из трех слов, последнее из которых «мать». И она нам объяснила, что человек, который имел это право, он был самым уважаемым в роду и т.д. И она все это разложила по полочкам и я хочу сказать, что, начиная вот с таких ликбезов, у нас как-то отпало желание произносить эти слова, потому что это было настолько правильно, настолько четко, тонко, мудро, что она просто нам этим обезоружила и дала какое-то новое знание, которое мы все, наверное, дальше по жизни и несли. Если говорить про жизнь бытовую, ну, конечно же, еще раз повторю, что есть ситуации, в которых этот сгусток энергии выбрасывается, он нужен. И вот когда мы переносим это на экран, когда мы переносим это на сцену, если без этого можно обойтись, все, отлично. Но есть какие-то ситуации, когда это просто становится частью, вот как, скажем, та же «Маленькая Вера», кстати. Там же он проходит на раз и мы нормально это воспринимаем. И здесь, наверное, надо говорить не об этом запрете, и не только о законе, а о тенденции как таковой. Ведь запрещать проще всего. Но сделать таким образом, чтобы вот как та же Япония, чтобы люди дошли до такого уровня сознания… ну, это завтра не будет, точно.
Ю. Грымов:
- Вообще на самом деле пора относиться чиновникам к нам как к взрослым людям. Надо нам доверять. Мы все взрослые. И даже подростки - они тоже взрослые, они все понимают. Нет, надо бить по рукам и пороть.
Вообще эти запреты на нас как-то обрушились как лавиной сегодня… Вот только что Андрей вспомнил фильм «Иди и смотри». Это мой любимый фильм, и вообще Элем Климов, в частности… Этот фильм уже давно не идет ни по какому телеканалу, Андрей, он запрещен.
А. Соколов:
- Почему?
Ю. Грымов:
- Потому что там показана настоящая война, настоящий кошмар от войны. А не придуманный, как иногда в сегодняшних картинах…
А. Соколов:
- Мне очень грустно это слышать. Он официально запрещен?
Ю. Грымов:
- Да. Очень много настоящих сцен насилия.
А. Соколов:
- Но это катастрофа, потому что…
Ю. Грымов:
- Я, кстати, этот фильм смотрел в кинотеатре, я ночь не мог спать.
А. Соколов:
- Да. Аналогично. И опять же, если к нашей теме возвращаться, в двух словах - это не должно быть самоцелью как таковой - количество матерных слов - это да, то, что мы и сказали. Но если это может быть необходимостью такой, то это должно существовать. И опять же, с предупреждением, как мы и говорили. Но то, что Климов запрещен, что эту картину не показывают, - ее в школе надо показывать. Ее надо показывать всем, кто в состоянии уже начинать воспринимать это осознанно. Потому что мощней и правильней картины нету.
Ю. Грымов:
- И мне кажется, что вот на уроках патриотизма, конечно, нужно преподавать, прежде всего, русский язык и я бы вот те фильмы, которые сегодня запрещены по публичным трансляциям, вот совершенно правильно, такой фильм нужно показать старшеклассникам. Они обязаны посмотреть не только прикольные картины, но и такие сложные, чтобы понять, что такое фашизм, понять по-настоящему. Вот я подумал - хорошо, запретили мат. А что будут делать с английскими словами в иностранных картинах на букву «ф»? Там же через слово… это связующее звено у них. А это можно? Не слышал?
А. Соколов:
- Не слышал. В принципе я аналогично отношусь к подобным вещам, о которых ты говоришь, но вот интересная вещь. Мы уже не первый год живем, и я обнаружил, что я уже достаточно взрослый, чтобы, как ты правильно сказал, самому принимать какие-то решения. Должен быть выбор, без которых ты не можешь обойтись, так. Вот для того, чтобы душа начала дышать, чтобы сердце как бы повернулось, иногда приходится делать больно, иногда приходится вскрывать какие-то болезненные вещи. Это я про картину «Иди и смотри». Но о том, что идет фастфудизация» мозгов - это совершенно тоже очевидно. То, что забивают голову дешевым контентом, когда уже порой смотреть телевизор достаточно сложно, потому что ты начинаешь не понимать, каким образом это все порой достигает экрана. Поэтому здесь то, о чем мы сейчас говорим, с моей точки зрения, и выеденного яйца по большому счету не стоит. И тратить на это время для того, чтобы принимать такие законы, ну… Дай бог, как бы, чтобы помыслы были чисты, но они звучат несколько нелепо.
Ю. Грымов:
- Мне кажется, это абсолютно популистское решение, не более того. Ты окончил московский государственный лингвистический университет по специальности переводчик?
А. Соколов:
- Я закончил вечернее отделение иняза, я получил специальность учителя средней школы, я мог бы преподавать английский в школе.
Ю. Грымов:
- У меня в связи с этим вопрос. Вот у меня был такой опыт, у меня был такой фильм - «Коллекционер» с Петренко - там была одна фраза у меня и я увидел этот перевод в Италии, когда они пытались перевести это слово на английский язык. Там главные герои смотрят на женщину и говорят слово на букву «б», но говорят так, улыбаясь душевно… и я вдруг смотрю в Италии свой фильм и там говорят - проститушн… Но это не так, она не проститутка…
А. Соколов:
- Это как в китайском языке, когда важна интонация, как ты все это произносишь… То же самое, сказанное с другой интонацией, может иметь другой смысл. Так к чему я опять прихожу? Под одну гребенку нельзя все подвести. Просто нельзя. Все строго индивидуально. И вообще, по большому счету, люди - это штучный товар, прошу прощения. И достаточно взрослые, и, тем более, если говорить про людей искусства, которые позволяют себе творить… я понимаю, что ответственность у человека, который занимается искусством, у человека, который публичный, она достаточно большая. Потому что на него смотрят, ему пытаются подражать, - с этим надо тоже быть аккуратнее, я согласен. Но из песни слова-то не выкинешь, без этого тоже никак.
Ю. Грымов:
- Да, согласен. Но скажу честно, что я эти слова иногда воспроизводил, но сейчас стал гораздо меньше воспроизводить. Знаешь, что на меня подействовало? На меня подействовало общение со священниками, общение с людьми, которые мне подсказали, что… ну, не то что мне кто-то по рукам, по губам мне кто-то бил… нет, потихонечку в разговорах, какие происходили у меня со священнослужителями или с тем же Павлом Великановым, он мне просто вот совершенно спокойно сказал - может быть, не надо? Ну, зачем? Меня это как-то зацепило и я подумал - действительно, я могу эти слова заменять. И иногда можно так сказать без мата, что мало не покажется.
А. Соколов:
- Да, согласен. Опять же это перекликается с той историей, о которой я рассказывал по поводу своей учительницы, которая нас начала так подводить еще со школьной скамьи, грубо говоря. И вот многие ребята, с которыми мы до сих пор общаемся, они зачастую эти уроки ее до сих пор вспоминают. А если говорить о священнослужителях, ну, им сам бог велел нести свет…
Ю. Грымов:
- Андрей, скажи, пожалуйста, какое-нибудь напутствие молодежи, которые действительно повелись на мат и в соцсетях просто гигантское количество мата… вот что им делать, когда сейчас мат запрещают?
А. Соколов:
- Я бы пожелал им почувствовать удовольствие от простой речи, которая может быть красива, как глоток воды в жаркий зной.
Ю. Грымов:
- Большое спасибо. У нас в гостях был актер театра и кино Андрей Соколов. Да, действительно, вот это ханжество, которое мы видим в виде запретов, ничего не решит. Надо повышать уровень культуры, нужно честно общаться, честно говорить на жесткие темы, и я рад, что в нашей программе «Культурный код» мы говорим на эти темы и приглашаем прекрасных людей, которые имеют свою позицию. Хорошего вам вечера!
Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!
