«В чем сила, брат?» Как фильмы Алексея Балабанова стали символом 90-х
Ю. Грымов:
- Здравствуйте. Это программа «Культурный код». Сегодня тема очень интересная, она связана и с моим прошлым (или, может быть, настоящим), потому что от кино я отошел, занимаюсь театром, но продолжаю его любить, переживать за кино. Сегодня я хочу поговорить об Алексее Балабанове. Это яркое явление, я рад, что был знаком с ним. 25 февраля исполнилось бы 62 года со дня рождения Алексея Балабанова. Его фильмы – «Брат», «Брат-2», «Груз 200», «Жмурки», «Кочегар» и многие другие уже стали такими символами уходящей эпохи 90-х годов. Но ушла ли она на самом деле? Почему в наше время так мало выходит настоящих фильмов о сегодняшнем дне? И кто такой герой сегодняшнего дня?
Для разговора мы пригласили актера, который снимался у Алексея Балабанова. С нами на связи Анатолий Журавлев, актер театра и кино.
А. Журавлев:
- Здравствуйте, Юрий.
Ю. Грымов:
- Что в работе с Алексеем Балабановым для вас лично было самое сложное?
А. Журавлев:
- Я вам скажу, что в работе с Алексеем не было сложного вообще ничего. Так получилось у меня лично с этим человеком. Представьте себе, как будто бы я его слышал, как самого себя. Задачи, которые он ставил перед актерами, лично передо мной, о персонаже, которого ты изображаешь, о картине, в которой ты играешь, это было настолько доступно и понятно, что он только несколько поправок, красок давал уже на площадке, и ты уже плавал сам.
Ю. Грымов:
- Насколько я знаю, Алексей практически не работал большим количеством дублей, все это было довольно быстро, делалось все практически с первого дубля. Я знаю актеров, которые снимали, которые говорили: «Давайте еще». И Балабанов говорил: «Нет, мы снимаем один дубль и расходимся». Вас как актера не удивляло, что нет второй попытки?
А. Журавлев:
- Нет, не удивляло. Как правило, когда ты работаешь с таким режиссером и понимаешь, что он берет в работу первый, максимум, второй дубль, ты и вкладываешься, как будто бы это сцена и спектакль. Ты вышел – и сыграл сцену или провалил. То же самое и здесь. На разгонку не было времени. Поэтому включаться приходилось сразу же, это было понятно, и все это усвоили для себя. Как ни странно, лично мне больше нравится с одного, максимум, с двух дублей. Поэтому и в этом смысле мне было с Алексеем очень комфортно работать. Бывает, что и 10-й дубль снимают, но мне кажется, к 8-10-му дублю…
Ю. Грымов:
- Я как раз не ставлю это в недостаток или в достоинство. Потому что мы прекрасно знаем, был такой символ эпохи – Мэрилин Монро. Она меньше, чем в 50 дублях, не снималась. Это не говорит ни о чем. Это определенная эстетика, этика поведения и т.д. Вы сказали по поводу театра, кино. В театре все-таки по-другому, но в театре есть репетиции, есть направление, есть коррекция. И в этом отношении театр выигрывает очень сильно.
Но, насколько я знаю, Балабанов был (ну, по сегодняшним меркам) неполиткорректным. Он резко высказывался про всевозможные национальности и был довольно резким человеком. Я не считаю, что это плохо, я тоже не очень политкорректный, я вообще не понимаю, что такое толерантность (в понимании сегодняшнего дня). Были ли у вас какие-то споры или конфликты социального плана? Вы что-то обсуждали или все было связано с работой?
А. Журавлев:
- Конечно, больше второе. В этом смысле лично у меня не было таких кадров, где мой персонаж вступал в конфликт с кем-либо на национальной почве. Потому что герои, которых я играл, они в конфликте со всеми – с самим собой, с…
Ю. Грымов:
- Они – плохие ребята.
А. Журавлев:
- Да, в первую очередь. И я не помню, чтобы у нас на площадке были какие-то стычки в этом смысле, о чем вы сейчас говорите.
Ю. Грымов:
- Анатолий, в тот период, когда вы снимались у Балабанова, вы уже служили в театре?
А. Журавлев:
- Я в это время как раз играл в театре Олега Табакова. Я отпрашивался у него поехать на съемки в Петербург на фильм «Брат». И Олег Павлович, зная работы Балабанова, так и сказал: «К Леше Балабанову отпускаю».
Ю. Грымов:
- У меня был спор на «Кинотавре». Была большая компания, мы сидели, обсуждали. Что меня удивило? Алексей Балабанов очень негативно отзывался о театре: «Зачем этот театр, с ним надо всегда договариваться…» Я говорю: «Во-первых, качество актеров в театре объективно выше…» - «Нет, эти театральные актеры, они замучают – то репетиции у них, то репертуар…» Он очень резко относился к театру. Были ли у вас какие-то разногласия относительно вашей службы в театре?
А. Журавлев:
- Было принято так в нашем театре (и Балабанов об этом знал). Киностудия «Ленфильм» или этот продюсерский центр, который выпускал картину, они написали официальное письмо в театр Олегу Павловичу: просим отпустить на съемки фильма «Брат» актера театра Анатолия Журавлева. Даже был указан какой-то конкретный период. Слава богу, у меня в этот период не было спектаклей. И Олег Павлович без проблем подписал эту бумагу, и я спокойно поехал сниматься.
Ю. Грымов:
- На ваш взгляд, что из той России («Брат-2», «Жмурки»), о которой рассказывает режиссер, осталось сегодня?
А. Журавлев:
- Вопрос какой интересный…
Ю. Грымов:
- Или это совсем другая страна? Ведь страны СССР уже не существует. 90-е годы – это такой большой рубеж. Что-нибудь осталось из 90-х в нашем укладе или все-таки это совсем прошлое, по вашему мнению?
А. Журавлев:
- Мне кажется, что 90-е со своей прямотой, своей резкостью все-таки остались там. В студенческие годы, я помню, когда сам был спортсменом, как говорится, на зуб попробовал, я видел, что такое жесткие разборки. Не участвовал в них, но видел это со стороны. Я знаю, что сейчас ничего подобного нет. Чтобы представить себе, что какая-то компания ребят у ларька занимается рэкетом… Я сейчас не представляю себе, что такое возможно. Мне кажется, сейчас все это в более цивилизованный разбор, когда решают не на дуэли на пистолетах, а что-то другое уже.
Ю. Грымов:
- Анатолий, вы сказали, что 90-е – это были какие-то разборки, бандиты и т.д. А что, больше ничего не было, кроме бандитов и разборок, в 90-е?
А. Журавлев:
- Конечно же, были талоны. Я очень хорошо эту историю помню, когда килограмм муки, гречки, пшена и почему-то еще бутылка водки. И еще 90-е годы для меня запомнились студенчеством, я учился в театральном институте. Как ни странно, 90-е годы для меня больше в положительном смысле, романтическая такая молодость. Вот чем для меня 90-е годы запомнились.
Ю. Грымов:
- Но, согласитесь, еще такой важный момент. Мне кажется, в 90-е годы мы были более открыты, мы, может быть, гораздо резче высказывались, очень переживали за прошлое страны, за будущее страны. И не было такого ощущения, что это была некая такая… Ну, наверняка вы читали про хрущевскую оттепель, когда вдруг сказали, что так нельзя, коммунизм – это плохо, а вот это хорошо, и все стали очень активно развивать то, что мы называем собственной позицией, собственным Я, и высказываться. Это же был плюс, по-вашему, или минус?
А. Журавлев:
- Я помню очень хорошо тот момент, когда кто-то прислал нам (я учился в Петербурге) письмо – кто из ребят поедет защищать Белый дом. Мы уже были в курсе всех новостей, что там происходило (стрельба, жертвы были). Я в первый раз в жизни столкнулся с реальной угрозой и для своей жизни. Потому что, скорее всего, пришлось бы ехать… Прежде всего это касалось ребят подготовленных. Мне казалось, что мне надо было ехать туда. Я в своей жизни не помню больше такой ситуации, когда мне нужно было вот так… То, о чем вы говорите – либо да, либо нет. Это ситуация, которая касалась нас всех, молодежи – либо ты с тем, либо ты с этим.
Ю. Грымов:
- Мне кажется, всегда есть вопрос к самому себе: а я где, мое мнение, как я к этому отношусь? Мне кажется, это и сегодня есть, но в 90-е это было гораздо ярче, и люди высказывались. А сегодня, мне кажется, есть некая усталость у людей. Кто-то говорит, что что-то запрещают. Хотя я считаю, что ничего не запрещают, но общее настроение, наверное, было более категоричное. Помните крылатую фразу из того же фильма «Брат» - «В чем сила, брат?». А как вы считаете, в чем сегодня сила?
А. Журавлев:
- Наша сила в единении нашего народа. Мы потихонечку, как мне кажется, начинаем расползаться.
Ю. Грымов:
- А что такое единение, по вашему мнению? Я не очень понимаю. Я ни с кем не разъединяюсь.
А. Журавлев:
- Знаете, как-то больше люди кучкуются, немножко живут обособленно друг от друга. Это было всегда, но сейчас это еще больше, когда мы не знаем друг друга, кто живет в подъезде напротив тебя. В 90-е или даже раньше такого никогда не было. И когда это происходит: я в своей скорлупе, меня не коснется, - да нет, коснется.
Ю. Грымов:
- Я про силу. Может быть, поменялась сила? Понятно, о какой силе говорил в фильме «Брат» режиссер Балабанов. А в чем сегодня сила? Может быть, как раз этой силы нет, нет силы в правде? Может быть, поэтому люди и боятся друг друга, поэтому меньше общаются? А в чем сила сегодня? Есть эта сила в чем-то?
А. Журавлев:
- Сегодня, к сожалению, в большинстве случаев сила в деньгах и в их количестве (у некоторого сорта людей). И это может привести к непоправимым последствиям.
Ю. Грымов:
- Как в том фильме «Берегись автомобиля» - деньги еще никто не отменял. И в 90-е годы, когда все это обрушилось, когда полностью разрушили СССР, там было крушение финансовое серьезное, люди теряли работу. И там тоже деньги имели большое значение. Как вы охарактеризовали бы то время, в котором мы сегодня живем? Каковы его основные ориентиры для молодого поколения? Это деньги, как вы сказали, или что-то еще?
А. Журавлев:
- Я очень надеюсь на то, что большинство молодых людей, которые сейчас заканчивают школу и становятся студентами, по тому, как я иногда слышу разговоры на улицах, как они рассуждают в интернете или выступают по телевидению, у меня есть большая надежда на то, что в нашей молодежи процент хорошей молодежи, которая стремится к тому, чтобы работать на благо (извините за высокие слова) нашей страны, своей родины, своего города, своего поселка, таких людей, у меня есть такое ощущение, становится больше именно сейчас. Сейчас пошла другая молодежь, чем та, которая вышла из 90-х. Мы знаем, кем стала эта молодежь 90-х. А вот сегодняшние ребята, есть такое ощущение, что они… Вот говорят: ой, сегодняшняя молодежь, совсем беда с ними. Да нет, я не верю в это. Я надеюсь, что эти ребята как-то по-другому посмотрят и на мир, и на отношение к деньгам.
Ю. Грымов:
- Ну, дай бог. Анатолий, а почему тогда сегодня выходит такое количество фильмов про 60-е, 70-е, про 30-е годы? А где сегодняшний герой? Если мы говорим про фильмы Балабанова, там был герой сегодняшний. Эти фильмы выходили на стыке 90-х и 2000-х. А почему сегодня не снимают фильмы про ту самую прекрасную молодежь, о которой вы говорите? Что это такое – герой сегодняшнего дня? Для вас сегодня есть герой? Вы можете нарисовать образ и характер героя сегодняшнего дня?
А. Журавлев:
- Слушайте, вы мне задали очень интересный вопрос… Знаете, я не могу сформулировать героя сегодняшнего дня, настолько он размыт.
Ю. Грымов:
- Я понимаю, что это очень непростая задача. Но, мне кажется, в этом и есть большая проблема, что мы не понимаем, кто мы, откуда мы, куда мы движемся, нет идеи.
Большое спасибо, Анатолий.
Мы сегодня говорим про фильмы Алексея Балабанова, а вообще мы говорим про 90-е. Анатолий не смог сказать, кто такой герой сегодняшнего дня, какой портрет героя сегодняшнего дня. Конечно, 90-е требуют осмысления.
С нами на связи Кирсан Николаевич Илюмжинов, российский политический деятель, предприниматель…
В. Алфимов:
- Меня зовут Валентин Алфимов. Юрий Грымов к нам подключается.
Вот что нам пишут слушатели. «Как же достало уже это выражение («В чем сила, брат?» - из фильма «Брат-2»). Вспомните эпизод фильма. Задает он вопрос американцу: «Вот скажи мне, американец, в чем сила? Я думаю, в правде. У кого правда, у того и сила». А сам его на мушке держит. А не было бы ствола, и не было бы тогда никакого торжества правды».
Кирсан Николаевич, вы очень известный политический, общественный деятель, безусловно, не только в 90-х, но в 90-х вы были одним из первых лиц и государства, и медиапространства. Ваше мнение про 90-е? Вы, может быть, тоже, как Наина Ельцина, назовете их благословенными? Или лихие 90-е, как называют их по-другому?
К. Илюмжинов:
- Каждый по-своему воспринимает 90-е годы. Я всегда с теплотой вспоминаю 90-е. Потому что мое становление в 90-х и произошло. В 89-м году я закончил МГИМО, пошел в бизнес. Была возможность пойти в Министерство иностранных дел, но я предпочел пойти именно в бизнес. И прочитал в «Московском комсомольце» объявление, что они проводят конкурс, японская компания, от Mitsubishi Corporation, на должность управляющего. Мне интересно было, потому что 89-90-й год, еще Советский Союз, Коммунистическая партия (я был членом Коммунистической партии Советского Союза). И я пошел, выиграл конкурс и начал работать с японцами, затем другие предприятия были у меня, и ларьки торговые, я все прошел, и разборки различные. Но я благодарен 90-м, потому что было интересно. И сейчас вспоминаю 90-е только с теплотой и благодарностью к тем возможностям, которые дало наше руководство, наша партия.
Ю. Грымов:
- Кирсан Николаевич, здравствуйте. У нас тут проблемы со связью были. Видите, новые технологии не справляются.
Кирсан Николаевич, в 98-м году по вашей инициативе в Элисте был построен город шахмат.
К. Илюмжинов:
- Да. Мы в 95-м году выиграли конкурс на право проведения Всемирной шахматной Олимпиады.
Ю. Грымов:
- Да. И к этому был сделан конкурс. Я помню, все скептически относились, шутили – Нью-Васюки, Остап Бендер. Вообще, такая идея могла прийти, наверное, только в 90-е. То есть сделать город, посвященный шахматам. Потому что сегодня люди, особенно молодежь, к сожалению, не понимаю, что такое шахматы, то это интересная игра, что это тренировка, это азарт. Как пришла эта идея? Меня поразило, что к вам на открытие этого города были приглашены Чак Норрис и Стивен Сигал. Я сомневаюсь, что они играют в шахматы.
К. Илюмжинов:
- Нет, Чак Норрис играет и Стивен Сигал играет. Действительно, это была сумасшедшая идея – провести в маленьком провинциальном городе Всемирную шахматную Олимпиаду, принять 2,5 тысячи шахматистов, спортсменов из 129 стран мира. И у нас тогда в Калмыкии, в Элисте не то, что 4-звездочного, у нас даже 3-звездочного отеля не было. Была гостиница, которая могла с трудом разместить 100 гостей республики. А тут нужно было разместить 2,5 тысячи, не считая журналистов и приглашенных. И мы за 11 месяцев в голой степи построили шахматный город, шахматный дворец, проспект Остапа Бендера, поставили памятник Остапу Бендеру.
Ю. Грымов:
- Согласитесь, это же ярко, это можно было сделать в 90-е. Сегодня, мне кажется, это нереально – сделать какой-то такой проект, который, с одной стороны, на грани фола, а с другой стороны, это все-таки про шахматы, а не про соцсети TikTok.
К. Илюмжинов:
- Да, это действительно на грани фола. Потому что денег не было. Когда я к Борису Ельцину и Виктору Черномырдину пришел: «Вот мы Олимпиаду хотим провести…». И Виктор Степанович написал: 9,5 миллионов рублей. Но мы так и не получили, потому что в 1998 году дефолт произошел. И в бюджете денег не было, а нужно было гостей принять и т.д. Ну, тогда были 90-е, наверное, ветер перемен после такого коммунистического тоталитарного режима. И многие руководители, бизнесмены как бы парили. И у меня никогда не было планки в голове, я всегда старался (и когда в школе легкой атлетикой занимался) выше планки прыгнуть. Ну, вот пришла такая идея открыть Калмыкию для всего мира и мир для Калмыкии. Все-таки Калмыкия тогда была одним из 93 регионов России, и не то, что иностранцы, никто к нам не приезжал. Ну, что там смотреть – ни музеев, ничего нет. Единственная делегация была из Монголии, когда я пионером был, мы целый месяц готовились. А тут 129 стран. Вот такая сумасшедшая идея была. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. И деньги мы нашли, и провели, и Калмыкию открыли для всего мира, и мир для Калмыкии, и выдающиеся люди современности приезжали к нам.
Ю. Грымов:
- Кирсан Николаевич, а сегодня в нашей системе координат, тот миропорядок, который мы наблюдаем последние 10 лет, возможны ли такие яркие, парадоксальные идеи для какого-нибудь региона, как вы считаете?
К. Илюмжинов:
- Я думаю, невозможны, если эта инициатива исходит из регионов. Ну, если прыгнуть выше планки или выпрыгнуть из штанов, как говорится. У нас сейчас вертикаль. Вертикаль – это хорошо. У нас сейчас сильное государство, которое уважают и на внешнеполитическом фронте. Когда я был президентом ФИДЕ, то посещал до 100 стран, и знаю, что Россию и нашего президента уважают. Но решить сейчас такую глобальную задачу… Ну, представляете, как сейчас какой-нибудь губернатор скажет: давайте проведем Олимпиаду? Сейчас все выверено, нужно согласовывать это с федеральным инспектором, федеральным округом, дальше идти в администрацию президента…
Ю. Грымов:
- Это стало сложнее. Это плюс или минус?
К. Илюмжинов:
- И плюс, и минус. У нас государство единое, а регионы могут придумать какие-то идеи в пределах своей компетентности, не выходя за свой регион. А если международные мероприятия, то это нужно и с МИДом, и со всеми согласовывать.
Ю. Грымов:
- Я много чего делал в 90-е, и участвовал в политической жизни, все знаю и все понимаю, и даже начал сейчас писать сценарий, хочу сделать сериал, чтобы не совсем осквернять 90-е. А там было много замечательного, была, кстати, и любовь, и надежды, и перспективы, вообще много хорошего. Да, были и свои недостатки.
Кирсан Николаевич, говоря о политической сфере, может быть, и бизнес-сфере, каково самое большое отличие политиков 90-х (и бизнесменов 90-х) от сегодняшних? Вот вы лично можете доверять сегодняшним бизнесменам, или они немножко изменились?
К. Илюмжинов:
- Спасибо за вопрос. Как отличить (или не отличить) предпринимателей и политиков 90-х и 2020-х? Я бы так охарактеризовать политиков и бизнесменов 90-х. Это романтики. Каждый что-нибудь задумывал по политической части, что-то придумать с регионом или бизнесмен… Ну, все – Потанины, Абрамовичи, Дерипаски – это бывшие комсомольские работники, сотрудники. Придумывали на коленке кооператив, фильмы переписывать и продавать, магнитофонные пленки и т.д. Или стоять на рынках, перепродавать джинсы. Все тогда возможно было и интересно. То есть в 90-х что-то ты придумал. Если ты не согласен – предлагай, предлагаешь – исполняй. А сейчас немного сложнее, но, с другой стороны, в более спокойное, стабильное время живем. Китайцы говорили, что если что-то нехорошее тебе пожелать – пожалуйста, поживы в эпоху перемен.
А сейчас все структурировано от А до Я, как в государственных структурах, как в политической системе, так и в бизнесе. В бизнесе тоже просто так не придумаешь, за месяц миллион долларов или миллион рублей сразу не заработаешь, надо что-то сделать, встроиться в систему. Сейчас это уже системный бизнес, системная политика, и от национальных, суверенных проектов, программ мы сейчас переходим к глобальным. Границы как бы стираются, сейчас транснациональные корпорации заинтересованы, чтобы меньше было преград для преодоления таможенных и других барьеров. Рано или поздно мы придем к такому единому государству, если можно так сказать, мировому правительству.
Ю. Грымов:
- Кирсан Николаевич, вы сказали, что структура и т.д. Я тоже за порядок и за какой-то ритм. Законы – это вообще очень важно. Но вас не смущает (меня это смущает), почему сегодня в вузы, где готовят госслужащих, конкурс гораздо выше, чем конкурс на тех самых романтиков, о которых вы говорите? Почему люди мечтают быть чиновниками? Согласитесь, это же странно для молодого человека.
К. Илюмжинов:
- Просто хотят быть поближе к государственной кормушке или государственному пирогу. Если в 90-е годы многие мои друзья, которые сейчас стали очень крупными бизнесменами, олигархами, предпочли именно бизнес, а не карьеру какую-то… Когда мы закончили МГИМО, многие ребята пошли не в Министерство иностранных дел, не в посольство работать с окладом 100-200 долларов, а сразу в бизнес, где можно в день на продаже компьютеров зарабатывать столько. Тогда, я знаю, многие чиновники уходили с госслужбы и продавали компьютеры, на рынках стояли. А сейчас все структурировано, они видят, что в бизнесе все распределили крупные компании, магнаты, не сунешься ни туда, ни сюда, и они думают, что после вуза нужно пойти мелким чиновником, помощником депутата, Госдумы, Совета Федерации или районной администрации, то есть быть вовлеченным в государственную систему. То есть быть вовлеченным в распределительную систему. А если ты сидишь у кормушки, ты распределяешь, значит, что-нибудь от масла и прилипнет, то есть руки станут масляными.
Ю. Грымов:
- Вы говорите про кормушку, про пирог. Получается, что сегодняшние люди хотят чего-то там урвать. А мне кажется, что сегодняшний политик – это довольно сложная, тяжелая работа. Я же вижу, как борются сегодня с коррупцией и т.д. Но вы считаете, что люди до сих пор считают, что там есть, что урвать?
К. Илюмжинов:
- Я имел в виду, урвать от государственной кормушки – это как бы такой объемный термин. Это не значит, что что-то своровать, а быть ближе к государственному механизму, этой государственной машине, смотреть, как все распределяется и работает. А затем, получив этот некоторый опыт… Я со многими молодыми людьми общаюсь, выступаю во многих учебных заведениях. Есть прекрасные студенты, ребята, которые целенаправленно идут туда, чтобы понять, как винтики крутятся в этом государственном механизме, а затем создать, может быть, свой малый бизнес, малое предприятие и уйти, зная те или иные слабые стороны или зная, где еще непаханое поле, где можно заработать. Я бы не хотел делить на белое и черное, что только урвать, а именно заработать, зная, как работает эта распределительная система.
Ю. Грымов:
- Кирсан Николаевич, напутствие для молодого бизнесмена или молодого чиновника? Одна емкая фраза от Кирсана Илюмжинова, пожалуйста.
К. Илюмжинов:
- Кто, если не ты? Когда, если не теперь? Революция продолжается.
Ю. Грымов:
- У нас в гостях был Кирсан Николаевич Илюмжинов, который довольно емко, ярко, мне кажется, жил в 90-е, и сейчас оптимистичный. Всего вам самого наилучшего. Мы продолжим разговор про 90-е в других передачах. Это очень интересное время.