Так начиналась оборона Луганска

В. Алфимов:

- Здравствуйте, дорогие друзья! Приветствуем вас в эфире Радио «Комсомольская правда». В студии Валентин Алфимов, рядом со мной Александр Малькевич, а это значит, что вы слушаете программу «Новороссия. Герои нового времени».

А. Малькевич:

- Все так и есть, дорогие друзья. Каждую неделю при поддержке Президентского фонда культурных инициатив мы знакомим вас с людьми, которые на протяжении последних десяти лет, а кто-то и раньше, шли домой, в Россию, сражались за право быть русскими, сражались на самых разных участках фронта, строили мирную жизнь, строят ее сейчас и защищают, как наш сегодняшний гость - Виталий Киселев, полковник народной милиции Луганской Народной Республики, военный эксперт, и много еще разных ипостасей есть у него, у человека с позывным «Коммунист», чья фотография и личные вещи есть в Луганском краеведческом музее.

В. Киселев:

- Добрый вечер, друзья.

В. Алфимов:

- Слушайте, а можно первый вопрос? Откуда у вас позывной «Коммунист»?

В. Киселев:

- Я всем говорю, это никак не привязано к каким-то политическим занавескам, интригам. У меня был позывной «дядя Виталя», потом «Красный Восток», либо наоборот. И впоследствии при обороне города Луганска, это уже вторая половина лета, в одном из ожесточенных боев, где мне приходилось вести вперед подразделение, мы нанесли очень существенный вред противнику. Потом это повторялось еще неоднократно. Вот ополченцы дали такой позывной. Казалось бы, за что? Вы знаете, в то время для ополчения очень важно было, кто рядом, кто видит, кто понимает, разбирается и кто кого ведет. И, по всей вероятности, они в моем лице увидели кто-то своего брата, кто-то своего какого-то родственника. Ведь все лица были похожи, и каждый ко мне подходил и говорил: «У меня брат на тебя похож, с Рязани». Другой: «У меня с Московской области дядька троюродный, вот копия ты». А я же без бороды был, я такой худой, замученный такой. Постоянно бегаешь, банка консервы у тебя на трое суток, ну и полуторалитровая бутылка воды. В лучшем случае кто-то ее выпьет, кроме тебя. Так оно было. Говорили: у меня брат в Москве был, кто-то там в Питере. Один говорит: «Да у меня в Хабаровске дядька был, такой коммуняка, ненавидел фашистов». И сразу мгновенно прицепилось. Вот просто мгновенно, как будто, знаете, какая-то карма.

Ну, казалось бы, здесь ничего я абсолютно такого не видел. Ну, коммунист да коммунист. Не скрываю, я состоял в коммунистической партии, потому что, был выбор, и мне бы хотелось, чтобы была альтернатива на территории Украины в то время. Это 2011-2012 годы. Я не участвовал в активных каких-то действиях. Мне просто, знаете, душевно это было ближе. Ну, понятно, мы все вышли из советского времени, и вот эта остаточная, можно даже сказать, какая-то политическая часть была ближе по ее идеологии. В дальнейшем я бы хотел потом участвовать, но не в составе. Я хотел бы участвовать в более широком смысле, в понимании, как сегодня это есть, в рамках нашей единой России, да и вообще, в принципе, приносить больше пользы и людям, и рассказывать, и говорить от первого лица все-таки, что такое Донбасс, что такое Украина, и почему так все произошло, и что с нами было все долгие 10 лет происходящего здесь внутри. Когда многим просто пофиг было, что здесь происходило.

Я выступал в Белгороде перед теми беженцами из Харькова, Купянска. Они сидели, они глаза опустили. Я говорю: да вам пофиг было, 100 километров от вас убивали ваших же сверстников, убивали ваших жителей, друзей, к которым вы ездили. И вам начхать было. Они ничего не могли сказать. А это правда жизни, так оно и есть.

А. Малькевич:

- Виталий, это сейчас, недавно уже?

В. Киселев:

- В прошлом году я там находился. И, вы знаете, ко мне подошло несколько девчонок. Вопросов много молодые задавали. Они со слезами сидели, мужики опустили глаза, кто-то палец вытирал. Видите, я все-таки достучался и вырвал эту часть понимания совести, что у взрослого человека, не говоря за ребенка, должна быть совесть. Меня больше всего поразило, когда ко мне подходят: «У меня там в Купянске вещи остались, а как мне поехать забрать?» Ну дебилы дебилами. Тебя спасли, ты сам изъявил желание пойти с русскими войсками, и у тебя есть шанс вернуться, в любом случае вернешься в свой город. «У меня вещи там остались». Да если бы у меня в 2014 году, и я, находясь где-то как-то… Потому что моя территория, где мой отец остался в оккупации, впоследствии его вывезли, украли из дома, избивали несколько недель. Маму вывезли в тыловой район, брат вывез, потому что у нее сахарный диабет, инсулин нужен был. Она бы там не выжила в любом случае. И я бы сказал: у меня там остались документы, носки какие-то поехать забрать.

В. Алфимов:

- Любимый спорткостюм, да.

А. Малькевич:

- По поводу вещей. Давай еще раз зафиксируем для наших слушателей и зрителей. В Луганском краеведческом музее потрясающая экспозиция, рассказывающая про эти 10 лет борьбы Луганщины, луганского народа и создание Луганской Народной Республики. Там действительно твоя фотография, там рассказывается о тебе, и вот эта кепка-фуражка твоя с красной звездой. Ты же не просто был с позывным «Коммунист», а вот неотъемлемая часть имиджа - это вот такая…

В. Киселев:

- Вот этот потрясающий атрибут, это было вообще случайно. Один из командиров ополчения, это хулиган Денис… к сожалению, погиб на Харьковском направлении в начале специальной военной операции, подразделения ЧВК «Вагнер», мой боевой друг. Хочу сказать только хорошее. Я никогда о тех событиях 2014-2015 годов, до специальной военной операции, ни о ком не говорю в каком-то негативе. Каждый по силам своим сделал выбор правильный, сделал выбор нужный, не ради своих каких-то амбиций и заслуг, требований каких-то, предъявления каких-то своих заслуг для того, чтобы ему в обратку что-то пошло. Нет. По совести. И он мне нашел звездочку 1937 года. Где-то он нашел фуражку какого-то там старого НКВДиста, у него была это звездочка. И он приходит и говорит: «Братан, на тебе звездочку». Я говорю: «Классная какая звезда!». Я вместе с ним в казачьей папахе ходил.

Потом как-то на следующий день мы приезжаем в администрацию. Это было уже где-то конец сентября месяца, тепло еще было. И здесь появляется один из людей, журналист, он, к сожалению, ушел из жизни. Честно скажу, не помню его, знаю, но не помню его фамилию, мы обязательно об этом сделаем небольшой очерк, и он стоит такой в этой кепке. Подходит кто-то из моих друзей, из ополченцев, он говорит: «Кепка какая классная, а ну дай сюда, лысый». А он действительно лысый. Надевает мне кепку, я говорю: «Звезда». Кто-то берет кепку, туда сразу звезду надели, и мы так пошли в бой уже на Дебальцевскую операцию и на формирование 2-го армейского корпуса. То есть это было некая удача, наверное, знамение для всех нас, потому что кепка не просто образовалась. Это сложное сочетание судеб людей, которые оказались вместе. И каждый хотел вложить частичку в некое понимание правды, справедливости, на некий такой флагман. И мы это все уложили в эту замечательную кожаную кепку, настоящую кожаную кепку, с настоящей красной звездой, которую издалека можно было увидеть. Коммунист в кепке со звездой. Да это вообще в 2014 году было дороже, чем вексель в банке. Понимаете? Вот так оно оценивалось. И дороже, как говорится, слова и появление человека.

Безусловно, этому атрибуту я должен был соответствовать. Не просто так, знаете, не на словах, а именно на деле. Формирование 2-го армейского корпуса нам очень тяжело далось, по большому счету. Это собрать из того ополчения, которое, как многие говорят, неграмотный. Что вы тут делаете?

В. Алфимов:

- Я я бы очень хотел вернуться в 2014 год и восстановить его. Потому что мы, я открою маленький секрет для наших слушателей, мы прямо перед эфиром как раз говорили о том, что...

А. Малькевич:

- Да, я Валентина перебью и скажу, почему, в том числе, у нас в эфире Виталий Киселев. Потому что 2 июня 2014 года фактически началась вот эта уже полномасштабная война Украины против тех, кого они формально называли своими гражданами. Это был страшный авиаудар по центру города, по зданию Луганской областной администрации, по скверу в центре, 8 погибших, более 25 раненых.

В. Алфимов:

- И после этого эти сволочи еще заявили, что это кондиционер взорвался. Это мы все помним это.

В. Киселев:

- Да, трагическая судьба нашего города, нашей республики, да и в целом народа, который остался на территории Луганской области, в административных границах. В мае месяц мы проголосовали 99 процентов за то, чтобы быть теми, которыми мы сегодня являемся. Это очень знаково. Безусловно, киевской хунте это не понравилось. И провокации, которые проходили и в декабре 2013 года, и в феврале, и январе 2014 года, давали нам понимание о том, что нас в покое не оставят. Еще в конце 2013 года я уже понимал, что бои начнутся, и нужно приобретать не просто какие-то дополнительные ресурсы, а, прежде всего, сконцентрироваться вокруг тех групп, которые были у нас, - пограничники, десантники, какие-то спецназовцы, общественные организации. Между собой мы начали общаться все больше и больше. Появился потом Алексей Мозговой, поставили палатку напротив администрации. Это все быстро, буквально каждый день как секунды пролетал. Но события - как будто год прошел во вселенной. Нельзя ничем померить, ни с чем соизмерить.

И уже в апреле месяце, как и со многими ребятами, я в Славянск повез гуманитарку, потом там уже остался, уже принимал участие в боевых действиях, в Ямполе, в Лисичанске, в Семеновке. Впоследствии 4 июня в Семеновке меня тяжело ранило в спину. Меня добровольцы-пацаны вытаскивали из-под обломков. Это благодаря им я сегодня нахожусь здесь и могу сказать, как это все было.

А. Малькевич:

- Потом и контузия была. А сколько вообще ранений было у тебя, Виталий?

В. Киселев:

- Нас разносили с танков, с третьего блокпоста ВСУ. Разносили с танков, разносили с артиллерии. А нас там всего было человек 10-15. То есть даже при такой мощи они ничего нам не могли сделать, настолько они боялись.

А. Малькевич:

- Виталий, за весь этот период у тебя это одно было ранение, а еще и контузия?

В. Киселев:

- У меня было, одно в спину и одно в шею. Маленький осколочек, мы сначала не придали этого значения, а потом, когда у меня сильные головные боли начались и мы сделали МРТ… Это 2018 или 2019 год, начала опухоль появляться, я обратился к своим друзьям, которые у меня были врачи в 4-й бригаде и в моем батальоне «Дон». Они в 3-й городской больнице на Щербакова работали хирургами. Я говорю: пацаны, такие вот дела. Они: сейчас мы посмотрим. И когда они начали разбираться, сделали снимок, а там что-то металлическое. И в течение часа под местным наркозом мне начали это все выковыривать. В течение 1-1,5 часов они достали этот маленький осколок, меньше спичечной головки. Они говорят: еще бы чуть-чуть – и всё, овощем был бы. Как говорится, повезло. Осколок, который в спину попал, до легкого там оставался буквально мизер. А что такое в боевых условиях в 2014 году… Да тебя пока довезут, от этой тряски ты уже станешь «двухсотым». Поэтому это чистая случайность, по всей вероятности, Господь Бог меня охранял.

В. Алфимов:

- У меня корни ростовские. Я, конечно, не казак, но прекрасно понимаю… Вы говорите: бригада «Дон». Вы рассказывали, что ходили в папахе. Вы казак?

В. Киселев:

- Да.

В. Алфимов:

- Расскажите эту историю.

В. Киселев:

- Что такое казачество? Сегодня мы уже много об этом говорили. Я сегодня встречался и с нашим боевым атаманом Николаем, и мы дружим с Виктором Петровичем Водолацким. Мы ростовчане, и мы прекрасно понимаем, насколько важно вот это казачье сословие, оно должно быть таким. И здесь очень грамотный должен быть подход по поводу вообще понимания казачества. Я считаю, если казачество, значит, оно должно быть реестровое. То есть все казачество должно быть тем войском, которое в любое время дня и ночи поднимется и будет защищать нашу страну, нашего президента, где бы мы ни были. Это первое.

Второе. Казак – это своенравный человек, любящий свободу, но презирающий предательство, презирающий противника, врага в любом виде, в любой ипостаси. И здесь нужно четко понимать, что есть те, которые посоздавали какие-то общества и назвали себя казаками, чтобы ничего не делать, допустим, но войти в какой-то части во власть. Здесь должна быть четкая градация, я считаю. Казачьи подразделения, которые принимают участие в специальной военной операции, да и вообще в охране государства и государственности, им будет предоставляться право наравне с участниками специальной военной операции. Они обязательно должны входить в советы, в составы, возможно, руководить не только каким-то казачьим округом, но и конкретно быть мэром поселка, мэром какого-то города. Ничего плохого здесь я не вижу. В нашей исконной традиции – и Ермака, и при Петре Первом казаки, и еще ранее казачество было, казаки и раньше населяли эти районы. А Луганщина и Донетчина – это был своего рода промежуток, где переселенцы, допустим, с Кавказа, терских казаков, запорожских казаков, здесь все перемешивалось, переходило, здесь татары с Крыма. То есть это большая культура, которая способна была в то время создать, и за счет чего разрастались города.

И сегодня благодаря тому, что у президента нашего есть большие инициативы по поводу поддержания казачества и объединения казачества… Я считаю, что правильно. Не должен быть каждый суслик в поле агроном. Есть президент, есть старший атаман, и дальше по рангам все пошло.

А. Малькевич:

- Виталий, скажи нашим сугубо мирным, условно, московским слушателям…

В. Алфимов:

- Ну, таким, как я.

А. Малькевич:

- Да. Как формировался батальон «Дон»? Ну, понятно, сначала было несколько человек, потом группа, потом до 500 человек ты собрал, командовал ими, и вы прошли тяжелейшие бои. Как это было технологически? Откуда взялись эти 500 человек, почему они вокруг тебя образовались? Разные же ходили слухи про те времена на луганской земле, а у тебя все было строго, была дисциплина.

В. Киселев:

- Во второй половине лета, когда я возглавил батальон «Дон» после выхода из Лисичанска, и это был последний день, когда город Луганск уже встал в окружении, я вошел в состав батальона «Заря», там 5-ю роту мне дали. И через несколько недель попросили возглавить батальон «Дон». Он понес большие потери, и надо было, чтобы кто-то им руководил. Когда я пришел в батальон, там было порядка 50 человек. Это не бойцы, не боевики. Ну, кто-то там был, а остальные больше на гуманитарщиков были похожи. В тот период, безусловно, было оружие, много оружия враг бросал. У меня журналы сразу появились, мы начали всё это фиксировать, ставить оружие, как положено, оружейки, склады, боеприпасы, все должно быть посчитано, сколько на выход надо, сколько нужно в резерв и т.д., сколько БК на грунте должно быть в случае атаки противника. У меня все было рассчитано, и я понимал, как это делать. Ну, десантные войска, у меня были хорошие учителя длительный период, много друзей из десантуры. А мы ребята простые, запас, как говорится, всегда должен быть, и должен быть четкий порядок во всем, а тем более то, что касается оружия. Это говорит о том, что и преступлений не будет. И отсюда неудобно будет ходить где-то что-то отмародёрить, где-то какие-то подвалы, схроны делать. Нет, этого ничего не было.

Касательно людей. В городе Луганске было большое количество вооруженных людей – кто-то один командир какой-то, 7-й блокпост, 5-й блокпост. Я приезжал и говорил: «Пацаны, есть такая тема, есть батальон «Дон», армия юго-востока, мне нужны люди и нужно формирование, если вы туда не пойдете, просто вас разоружим и всё. Но так как вы настоящие патриоты, у вас есть выбор – до вечера приезжаете…» Один казусный момент у меня был, когда командир одного из более-менее больших подразделений, порядка 100 человек, приехал. Я говорю: «Я тебе сейчас морду набью, потом пойду, следующему набью, но мы вас тоже разоружим, у меня достаточно сил и средств». Они же не знали, не понимали, какие у меня силы. Самое главное – держать интригу до последнего.

Буквально за две недели я собрал из 7 подразделений батальон «Дон», который был боеспособный, который готов был выполнять любую боевую задачу абсолютно на любом фронте. У нас был тогда начальником штаба Козлов Сергей Иванович, и мы с ним нормально сошлись с первой секунды. Он оказывал помощь по поводу наведения артиллерии, которая била. Я говорю: «Дайте мне 5 снарядов в такое-то направление, по таким-то координатам». – «5 не дадим, 3 дадим». Ну, летят 3 «гуся». А ведь видно, как они летят с Д-30. Они просто попадали, но не взорвались. Ну, потому что ополченцы забыли вкрутить взрыватели. Поэтому одна из основных проверок была на прочность и в обороне – выстраивание обороны по периметру Луганска. В основном это северная часть, самая тяжелая, это со стороны Счастья в сторону Металлиста. И впоследствии мы наносили там серьезный контрудар противнику, отчего они просто перестали об этом мечтать, и в сводках у них было 9 напряженных точек, и одна из этих напряженных точек была Большая Вергунка. Ее постоянно упоминали «укропы» в сводках. У меня там уже окопы, блиндажи, схроны (подвальные помещения) были. Где-то мы использовали население, потому что кое-кто остался. Те люди, которые остались, мы же знали каждого в лицо, и они как бы не против были, предоставляли такие подвалы. Почему мы знали, какое количество людей? Мы раздавали хлеб. Тот хлеб, который нам выдавали, мы раздавали по булке хлеба ежесуточно. То есть там было 27 человек и трое лежачих, и вот мы выдавали. Был пацан, который за мамой лежачей ухаживал, он приходил и говорил: «Пацаны, есть вообще нечего. Я воевать не могу, но копать могу». Я говорю: «Давай». И он с утра до вечера копает. Мы ему картошку, консервы отдавали.

Из этих 7 банд, как я их называю… Это настоящие мужики всех возрастов, у меня самые молодые были по 12-13 лет парнишки, которые впоследствии, когда горячая летняя пора закончилась, не пошли в училище, а в обход меня взяли справки о том, что они воюют. Ну, как 12-13-летний может воевать? Ну, чтобы не ходить на занятия. Ко мне как-то дозвонился преподаватель: «Виталий Викторович, ваш же позывной?» - «Ну да». – «Так вот, приходили трое сопляков, справки поприносили, говорят, что воюют». Я вызвал отца одного, второго, говорю: «Не надо так делать, время ваше придет, поверьте. Все только начинается, самые тяжелые бои впереди. Нам нужно выжить долгое время, и никто на нас обращать внимания не будет».

А. Малькевич:

- Виталий, когда вы бились за станицу Луганскую, вы попали в окружение. Я правильно понимаю, что фактически в рукопашную вы ходили?

В. Киселев:

- Да, было такое. У нас, к сожалению, несколько бойцов там погибло, они из местных ребят были. Они к нам чисто случайно прибились. Это были Макаровские дачи на выходе, в районе выхода из леса, подсолнухи. Ополченцы наши были в станице, но мы не знали, что они отошли, потому что танки начали переть, «вертушками» начали бить, самолеты начали бить. Мы где-то что-то отбивали, в результате остались в этих дачах, и дачи эти практически были окружены. Ну, по крайней мере, они просматривались со всех сторон. Нам надо было как-то выходить. Ни воды, ни еды. В результате мы вышли ночью просто на блокпост. Сначала подумали, что это наши ополченцы, а когда зашли и услышали украинский разговор, нам ничего не оставалось, как просто мочиться, как говорится, с ними. Ну, они не ожидали. Их там человек 10 было. Все, что там с нами было, мы всё это использовали, и еще километра 4 или 5 марш-бросок в сторону Донца, и мы вышли где-то в районе между Вергунским разъездом и Красным Яром. Переплыли Донец, перешли с оружием, без боеприпасов, и как раз встретили своих пацанов. Мы там быстренько отдохнули и вернулись уже в сам Луганск, залатали, как говорится, раны, которые были, царапины, ссадины и т.д.

А. Малькевич:

- Виталий, вообще, это все надо записать. Потому что то, что ты рассказываешь, Валентин сидит, задумавшись, он понимает, что это же фильм чистой воды.

В. Алфимов:

- Ты совершенно прав, Саша, я подвис, потому что я себе всю эту картинку представляю. Может быть, вы кино снимете?

В. Киселев:

- Да какой из меня киногерой? Киногерои там, а мы…

В. Алфимов:

- Но вы же можете выступить консультантом. А у нас сейчас категорически не хватает ничего про специальную военную операцию. Понятно, много новостей, понятно, есть Telegram-каналы, но вот такого попсового, что можно показать массовому зрителю, нет. Попсового - не в смысле дешевого, а в смысле - популярного.

В. Киселев:

- Мы можем показать и первый штурм Луганского аэропорта, где через это горнило прошел мой батальон. Я этим горжусь и мы вместе с парнями из ЧВК «Вагнер» сейчас об этом говорим, не стесняемся. Добровольцы, которые оказали нам помощь. Ну, в принципе, они и были добровольцами, да. Пусть их немного, но они были, да. Кто-то лучше воевал, кто-то хуже воевал – такого не было. Все заходили одномоментно. Все заходили и проходили очень тяжелый путь. По крайней мере, когда мы выбивали с посадок порядка восьми наблюдательных пунктов и впоследствии, когда противник уже начал утаскивать своих, а уже начался массированный обстрел как с нашей стороны, так и со стороны противника, мы по рации перехватывали их связь… они говорили – идет какая-то банда непонятная, может, это ЧВК, а, может, это мы… то есть, они сами не понимали. И наши точно так же… задача была одна – то есть, я понимал, куда мы идем и я уже предвидел картину, как это будет. То есть, мне сразу впиливаться в бой нельзя было, потому что я должен был понять, где мы должны поставить наши подразделения. То есть, это тыл, прикрытие флангов и два-три отряда, которые небольшими группами по 7-10 человек будут уже врезаться непосредственно на ту территорию, где будет находиться противник. И мы выбрали как раз удачный момент, когда айдаровцы, еще кто-то…

В. Алфимов:

- Запрещенная в России организация.

В. Киселев:

- Так точно, запрещенная в Российской Федерации. Подонки, твари, которые просто сели на мотолыги и свалили. Были бы у меня тогда ПТУРы, я бы всех подонков там пожег бы. А осталась там десантура, 80-десятка какая-то, 79-я, я не знаю, кто там еще был. И мы впилились прямо им в тыл – они думали, им помощь пришла. А мы там давай… 18 пленных взяли… мы повеселились от души. Я никого не потерял. Раненых много было, но никого мы не потеряли. И в этот же день после освобождения аэропорта мы выходим сразу на северные районы в сторону Большой Виргунки и т.д. – как раз Денис Кудрин со мной был – и мы освобождаем три населенных пункта. Сразу же, в эту же ночь поперли. То есть, казалось бы, зачем тебе это надо? Отдохни, там другие будут. А другие просто стояли и ждали. Мы нашли два танка, два БТРа, которые ехали и глохли. Какой-то танкист отказался ехать .потому что он шторки опустил и ему страшно было. Ну, мы придали ему бодрости духа…

В. Алфимов:

- Вы больше похожи не на фильм, а на такие боевые истории…

В. Киселев:

- И когда мы уже вышли непосредственно на гольф-клуб в районе Приветного, я выставил там порядка 5 или 7 секретов и с 3 на 4 мы освободили аэропорт и 9 или 10 числа мы группой в 100 человек выдвинулись в район Приветного, перекрыли фланги в тылу, я подготовил подразделение порядка из 20 человек. Принимал участие со мной «Восток-13», ГБР «Бэтмен», там человек 15 пацанов было. Потом ДШБ «Русичи»… они там героически сражались. Молодцы. Не надо забывать ни о ком. Потому что там находились все.

А. Малькевич:

- Мы должны обязательно важный момент проговорить. Сейчас Виталий Викторович у нас передает свой опыт в Луганском университете имени Даля – ты руководишь военным учебным центром?

В. Киселев:

- Нет, учебный цент – это Министерство обороны Российской Федерации, там есть штатные офицеры, которые очень уважаемые, большие профессионалы, молодцы, которые разбираются в этих тонкостях. У нас была военная кафедра артиллеристов и она уже ликвидировалась, так сказать, в другую модель образовательной системы. А центр военной подготовки, безусловно, стандартное обучение, как в Российской Федерации, во всех вузах, была такая возможность, мы создали его при помощи многих наших друзей, коллег, которые оказали такое знаковое событие и впервые в прошлом году мы присвоили нашим курсантам, выпускникам, офицерские звания лейтенантов, который подписал министр обороны в то время. И для нас это трогательно было. Ну, казалось бы, кто мы такие и что мы в этой жизни? Оказывается, видать, что-то мы стоим и что-то мы делаем. И это очень важно.

А. Малькевич:

- То есть, ты готовишь сейчас смену молодую, правильно?

В. Киселев:

- Да, мы занимаемся военно-патриотическим воспитанием – это целый комплекс мероприятий, которые проходят, и здесь мы работаем и в системе экстремизма и терроризма, предотвращения. Мы работаем, рассказываем нашей молодежи, как это было в 2014 году, почему СВО началось – то есть, все те прекрасные вещи, о которых многие забыли, многие не интересовались, а, может, по каким-то причинам и не нужны были. Но наша молодежь она особенная, она быстро вникает и проникает во все события и поэтому начиная здесь и потом, впоследствии, я в ноябре в прошлом году проехал практически 20 тысяч километров от Луганска до Хабаровска, выступал во многих вузах Хабаровского края, выступал в Москве, в Твери, в Пскове, в Луганске… ну, вот такую работу ведем.

А. Малькевич:

- Виталий, обязательно надо, чтобы наши слушатели и в эти тяжелые страницы погрузились про ту цену, которую приходится платить за воссоединение с Россией. Я правильно понимаю, у тебя погиб брат в ходе войны? И это страшная история, когда вот похитили отца твоего фашисты, вывезли, пытали его… давай это корректно вспомним.

В. Киселев:

- В 2014 году, когда бОльшая часть Луганской области была в оккупации, населенный пункт Зеленая Роща так же оказался в оккупации. О том, что моего отца вывезли, у меня информации не было. Это мы узнали уже буквально когда мы были в обороне – кто-то из местных жителей пришел и говорит – если найдете Киселева (а меня ж никто не знал по фамилии, позывной и имя-отчество. Ни мои родители, ни близкие не знали, что я живой. Вообще. Это было дело случая. Мои родственники случайно меня увидели на 7-м блокпосту). Возвращаюсь к событиям конца июля. Да, отца в действительности похитили. Две недели он находился в предварительно в Счастье, может быть, его дальше вывозили. Перебили ему руки и ноги… привезли обратно и бросили, потому что, я так понимаю, искали меня. Искали моего брата, возможно, но основной упор был на меня. То есть, кто-то конкретно указал. Впоследствии отца вЫходили местные жители, которые остались – они пособирали какие-то препараты, приходила медсестра, какие-то уколы ему ставила. В общем, отца еле вЫходили. Он начал разговаривать, начал подниматься и впоследствии две недели он просидел в подвале – потому что шли ожесточенные бои и обстрелы. А когда мы шли освобождать населенные пункты Вергонку, Красный Яр, Зеленую Рощу, Приветное, я сказал – пока мы не выполним боевую задачу, только тогда я дам возможность всем зайти домой… потому что много было местных ребят. Ну и когда мы мимо дома проезжали, Кудрин говорит – давай проведаем. Я сказал – никому. А если никому, значит, и не мне. Ну, ни машину сами остановили и говорят – пошли… надо хотя бы посмотреть – жив или нет. И впоследствии, когда во двор зашли, мы слышим, что где-то какой-то звук издается. В дом зашли – никого нет. Вокруг дома тоже. Потом слышим – в подвале кто-то кашляет. Я в подвал – батя, батя? Вы знаете, времени прошло немного – каких-то 5-6 месяцев. Но из мужика он превратился в глубокого старика. Немощного. Это не из-за того, что там я какой-то сентиментальный… Но я обычный человек, у меня тоже есть сантименты, у меня тоже есть переживания, волнения… То, что было – да, это трагедия моей семьи. И таких трагедий у моих друзей было большое количество. Мы жили этой частью. Впоследствии, когда началась специальная военная операция, при штурме Соледара погиб мой средний брат. Младший брат продолжает воевать. Практически год прошел с начала специальной военной операции, меня уже на передовую, не пускали, потому как я был добровольцем… ну, я сам добровольцем пошел на штурм Счастья, где там чуть ли не прибили. Повезло. Потом в станицу зашли с нашими подразделениями и с российскими действующими войсками, где столкнулись с 79-й бригадой… мы группой были, ликвидировали там несколько укрофашистов, в результате один из них тащил тубус в звании майор. Оказалось боевое знамя 79-й бригады 1-го батальона. Это мой трофей. Событие не настолько трогательное… я одел кубанку, я не стал находиться там при МВД, ждать кто куда пойдет, я просто взял кубанку, взял автомат и пошел к своим пацанам. И мы пошли дальше воевать.

В. Алфимов:

- Как вы закончили воевать? Что это за история? Почему вы пошли учить?

В. Киселев:

- Да я и дальше продолжал бы. Может, оно так и придется сделать, я не знаю, не готов пока ответить на этот сложный вопрос… В 2021 году, в декабре, меня прооперировали после определенных событий в городе Москве, тяжелая операция была… доктора – красавчики! Вот центр трансплантологии – всем вам огромный респект! И у меня реабилитация должна была быть в течение 8-9 месяцев. Я в бандаже должен был ходить, ничего не поднимать, но вот СВО началось - я одел бронежилет, взял автомат, 8 магазинов, гранаты, взял рюкзак и побежал. Но потом я уже чувствую – где-то июнь-июль – у меня боли уже сильные начались в животе, а мне доктор пишет – Виталий Викторович, я же вас просил, у вас реабилитация 8 месяцев, а мы вас видим с автоматом бегающим по передовой, ну, что же вы делаете! И врачи порекомендовали… ну, потом меня вызвали в Москву и вот сегодня я нахожусь перед вами, занимаюсь тем, чем и вы занимаетесь… не знаю, насколько это важно, нас этому никто не учил… если мы стараемся что-то делать, то делаем это от души. Я делаю это от первого лица и от своих волнений и переживаний. Чью-то историю на себя я брать не хочу. Это тяжкий груз. Моя история – это ополчение Донбасса. Это жители. Те ранения, которые я получил, это не ранения. Ранения и боль – это тогда, когда ты видишь растерзанные детские тела, женщин, детей и стариков на остановке, когда пролетала мина и разрывала их. Вот это боль! Остальное – это не боль. Когда пуля прилетит в тебя или осколок – ты этого уже не поймешь и не узнаешь. А когда ты видишь своими глазами, чувствуешь – вот это боль!

А. Малькевич:

- Спасибо. Для этого мы вот такую летопись и ведем в эфире радио «Комсомольская правда». Виталий Киселев, полковник ЛНР в отставке, военный эксперт, комбат, боевой человек, один из тех героев, которые сражались за свободу своей родной земли сегодня в нашем эфире.

Подписывайтесь на наш подкаст на любой удобной платформе, чтобы не пропустить новые выпуски о героях, налаживающих жизнь в Новороссии!