Анна Ревякина: «Женщины на Донбассе особенные - они и стихи пишут, и свою землю с оружием защищают»
В. Алфимов:
- Здравствуйте, дорогие друзья! Приветствуем вас в эфире Радио «Комсомольская правда». Я - Валентин Алфимов. Со мной Александр Малькевич. А это значит, что мы продолжаем вас знакомить с суперлюдьми, с героями, которые живут в наших новых регионах, продолжают там строить светлое будущее вместе с нами, вместе со всей страной. И обязательно уже совсем скоро мы к этому светлому будущему придем.
А. Малькевич:
- Все так и есть. И мы начинаем очередной выпуск программы «Новороссия. Герои нового времени», которая выходит при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Уже более тридцати выпусков у нас было. И мы сегодня отправляемся виртуально, но, тем не менее, в Донецк. Потому что разговаривать будем с человеком, который, по сути, является голосом Донбасса, голосом ярким, страстным, красивым. И человек такой, в общем-то. Поэтому чего тут уже ходить вокруг да около. Анна Ревякина, блестящая поэтесса, красивая женщина, ко всему прочему, член Общественной палаты России от Донецкой Народной Республики.
А. Ревякина:
- Добрый вечер.
А. Малькевич:
- И у Ани за спиной внушительная библиотека. Сколько у тебя книг в твоей домашней библиотеке?
А. Ревякина:
- Ой, слушай, я не считала. Вообще, на самом деле, я мечтаю о том, что когда-нибудь я буду вести каталог и я туда буду вносить должников, всех своих друзей, которые берут у меня книжки и потом не возвращают. Потому что у меня много таких знакомых, которые: дай почитать это, дай почитать то. И потом книгу замыливают, и книгу потом ищи - свищи, и я потом иду, ищу ее, покупаю по второму кругу, по третьему кругу. Я точно не могу сказать, много. В общем, у меня в Донецке достаточно большая библиотека, и в Москве тоже, в принципе, достаточно большое количество томов. У нас такая читающая семья всегда была, и книжный шкаф всегда был такой член семьи, Поэтому, в общем, нормально, плывем.
В. Алфимов:
- Аня, а сколько в этой библиотеке своих книг?
А. Ревякина:
- Моих - одна полочка маленькая, небольшая, у меня всего 14 книжек сейчас вышло, это не считая переизданий поэмы «Шахтерская дочь», которых уже очень-очень много. А так 14 книжек моих. Наш дом постепенно затапливают книги, тут, в общем, надо это понимать. Потому что мы очень любим ходить по книжным магазинам, хотя нас расстраивают цены, которые сейчас мы можем увидеть в книжных. Но что поделать, бумага дорожает, печать дорожает, поэтому, в общем, серьезная статья расходов теперь книжки.
А. Малькевич:
- 14 книг - это все-таки серьезно, с учетом того, о чем ты пишешь, на какие темы. До недавних пор вообще было принято кем-то считать, что поэзия про Донбасс, и про трагедию людей Донбасса, и про специальную военную операцию не заходит широким народным массам. Ты можешь это опровергнуть? Потому что я лично видел, как ты выступала на Красной площади, например, на Книжном фестивале, читала свои стихи с большой сцены. Ты ездишь по стране. Этот перелом ощущается? Как люди реагируют?
А. Ревякина:
- Я думаю, что, конечно, открылся некий барьер, открылся некий шлагбаум с началом специальной военной операции. Действительно, взгляды всей большой России, сочувствующие, как правило, стали прикованы к Донбассу. Донбасс стал точкой притяжения для очень большого количества людей и, соответственно, точкой сборки. Действительно, донбасская литература, литература с донбасским духом стала более востребованной после 2022 года, нежели была таковой до 2022 года, это очевидно. Я, кстати, сегодня утром почему-то посчитала свои книжки, поэтому так честно могу сказать, что у меня их 14. Видишь, как будто готовилось.
А. Малькевич:
- А это с учетом новой, которая вышла?
А. Ревякина:
- Да, это с учетом новой книжки, которая вышла. У нас в Донецке говорят «крайняя», потому что не хотят говорить «последняя», потому что шахтеры не хотят ходить в последнюю смену. Это моя крайняя книжка, «Кевларовый век» она называется, и это такой совместный проект с прекрасным художником-иллюстраторов, женщиной-воином, оператором БПЛА Юлией Толстоусовой, позывной «Чечня». Ее работы вы могли видеть на страницах поэмы «Шахтерская дочь». Сейчас уже сложно представить поэму «Шахтерская дочь». Сейчас уже сложно представить поэму «Шахтерская дочь» без Юлиных концептуальных иллюстраций. А здесь это ее новый цикл иллюстраций. И, соответственно, мои тексты, написанные за последние годы.
А. Малькевич:
- Она сейчас продолжает служить или все-таки она уже демобилизована?
А. Ревякина:
- Нет, конечно, она продолжает, она действующий военный. Она в 2014 году начала свою войну, она ушла на фронт, потом она какое-то время была в декрете, просто у нее ребеночек родился, она была в декрете. И с осени 2021 года она снова в строю. Но, единственное, она поменяла свою специальность. В 2014 году она была снайпером. Сейчас война изменилась, потому что тогда снайпер был более востребованной профессией.
А. Малькевич:
- Сейчас фактически оператор БПЛА во многом тот же снайпер.
А. Ревякина:
- Да, конечно, но это немножко другая специфика. И ты сам прекрасно понимаешь, что сегодняшняя война отчасти приобрела такой характер войны дронов.
А. Малькевич:
- Юля дончанка тоже, да?
А. Ревякина:
- Она живет в Макеевке, да, она человек из Донбасса. Она художник из Донбасса, она в Макеевке живет.
А. Малькевич:
- Расскажи, пожалуйста, Валентину, нашему московскому другу, он любит эти истории, про девушку, которая в 2014 году пошла снайпером
А. Ревякина:
- Слушай, тяжело рассказывать за другого человека, потому что все-таки ты чужую историю рассказываешь и боишься, может, какую-то неточность допустить. Но я попробую, мы все-таки с Юлей дружим. Юля жила в Киеве до 2013 года, до майданных событий. Когда начался Майдан, стало понятно, к чему все это движется, там у нее возникли проблемы какие-то. Работники, я так понимаю, ее фирмы, или фирма, где она работала, получили какие-то травмы, их избили эти майданные люди. Что-то там случилось с их автомобилями. В общем, они приехали в Донбасс, в Макеевку. И уже весной 2014 года она уже была на ОГА- облгосадминистрации. Там же она, как я понимаю, познакомилась с Александром Захарченко. Там она стояла со своими собаками, охраняла. Ну, и потом через какое-то время она ушла воевать в наши прекрасные донецкие обетованные степи, «где посеяна смерть, словно маковый цвет». Я сейчас цитирую свою поэму «Шахтерская дочь». И, в общем-то, она достаточно долго служила, разные задания выполняла.
Слушай, я тебе так скажу, тебе никто не будет рассказывать из настоящих военных, из людей, в прямом эфире, на всю страну никто не будет рассказывать истории такими, какими они были. Потому что некая давность лет еще не прошла.
В. Алфимов:
- Хорошо, такие истории не рассказывают. Как это было, какие-то истории боевые, еще что-то?
А. Ревякина:
- Там, конечно, были какие-то смешные истории, которые можно рассказать. Я, например, спрашиваю: о чем ты думаешь? У меня даже интервью с ней выходили, несколько интервью с ней вышло, женщина на войне, облик. человека на войне. Я спрашивала: почему снайпер? Но она так всегда очень иронично отвечала, говорит: ну, кто женщины на войне? Это либо медики - я лечить не умею, либо повар - я готовить не умею, пацанов потравлю, либо снайпер Это, конечно такая ирония, самоирония.
В. Алфимов:
- Сан Саныч в самом начале Анну представил так: поэтесса, член Общественной палаты. Член общественной палаты России, поэтесса. Хотя в Telegram-канале, кстати, у нее написано «поэт». Это принципиальная разница - поэт или поэтесса?
А. Ревякина:
- Там есть определенная разница, в которую вкладывают смысл пишущие стихи люди.
В. Алфимов:
- Доцент факультета мировой политики МГУ имени Ломоносова. Кандидат наук. Член Союза писателей Донецкой Народной Республики. Член Союза писателей России. Продюсер документальных фильмов «Лики Донбасса» и «Отцы Донбасса»
А. Малькевич:
- Аня, ты – кандидат экономических наук. Ты и преподаешь экономические дисциплины?
А. Ревякина:
- Да.
В. Алфимов:
- А как одно вяжется с другим? Как поэзия вяжется с экономическими дисциплинами?
А. Ревякина:
- Слушайте, так бывает на самом деле. Дело в том, что достаточно большое количество людей, пишущих тексты, не профессиональные литераторы с профессиональным филологическим или литературным образованием, а это люди с какой-то другой профессией. Это нормально, так бывает. В общем, ничего такого странного в этом я не нахожу. Более того, очевидно, что экономика, настоящая экономика, это всегда, конечно, математические методы в экономике. Это всегда прогноз, который мы можем дать. И по большому счету, да, это математика. А поэзия – это тоже математика. Поэзия – это всегда тоже такая конструкция. Она, с одной стороны, изящная, кружевная, а с другой стороны, она всегда математически точная, ритмически выверенная. Такая музыка. Музыка, поженившаяся с математикой.
В. Алфимов:
- Всегда у меня пятерка была по математике, но почему-то никогда не мог связать два слова именно в рифму. Моя любимая рифма – кеды-полукеды, все, на большее я не способен.
А. Ревякина:
-Прекрасно. У меня есть рифма ботинки-полуботинки, я могу вам подарить.
В. Алфимов:
- Спасибо. Теперь у меня есть две рифмы.
А. Малькевич:
- А ты во сколько первое стихотворение написала?
А. Ревякина:
- В шесть лет написала первый текст, он был посвящен Донецку и улице, на которой я тогда жила, улица Нижнекурганская. Это было четверостишье, оно потерялось. И, соответственно, я не могу предъявить его городу и миру, но я так понимаю, что оно было достаточно корявым. Но при этом папочка его записал, и какое-то время оно все-таки существовало в рамках нашей семьи, даже как-то цитировалось периодически. А потом как-то кануло в Лету. Или не в Лету, а в Кальмиус. Так называется наша прекрасная донецкая река.
А. Малькевич:
- Да, я знаю. Скажи, пожалуйста, твой учитель, ты называешь учителем Евтушенко, и ты была с ним знакома. Как это знакомство произошло? Ты приехала там, нашла его: здравствуйте, я экономист из Донецка?
А. Ревякина:
- Там такая сложная история. Я в принципе эту историю рассказываю в рамках спектакля-вербатима в Новом театре «Во имя отца». Ребята, я вас приглашаю с большим удовольствием. Приходите, пожалуйста, 22 сентября. Я вам лично обещаю оставить контрамарочки. И вам Валентин, и вам Александр. В Новом театре, «Во имя отца» - прекрасный спектакль. Там как раз и рассказывается история моего знакомства с Евтушенко. Ну, я так вкратце расскажу. Евтушенко послали мои тексты, сказали о том, что существует некий поэт в Донецке. А Евтушенко в этот момент находился, я не помню, где он был, то ли в Америке, то ли в России, потому что он жил на две страны. И Евтушенко передал через моих знакомых просьбу прислать большое количество текстов, некий корпус собрать, чтобы было понятно. Не просто один-два текста, а чтобы как-то был виден массив. Я не могла собраться с мыслями, я около месяца думала, что мне послать. И, в общем, думала, думала, думала, думала. Потом мне эти друзья позвонили и сказали, «Боже мой, Аня, ты послала текст вообще Евтушенко?» А я говорю: «Нет, я не послала, потому что я просто прокрастинатор, который не может сосредоточиться и не может выбрать тексты». Потому что при ближайшем рассмотрении, когда ты понимаешь, что тебе этот текст нужно отправить на суд мэтру, на суд человеку, у которого удивительные слова рифм, который написал огромный корпус текстов, ты понимаешь, что все эти тексты, конечно, как-то так себе. В общем, я, короче, послала ему 12 текстов, и он через полчаса мне ответил, и потом мы с ним познакомились, подружились. Я приезжала в Переделкино, приезжала в Переделкино с мамочкой моей ненаглядной, приезжала в Переделкино с сыном. Мы очень много общались, обсуждали всякие разнообразные вопросы. У нас один из камней преткновения был, я очень люблю неточную рифму. Я люблю странную рифму, составную люблю, я к ней тяготею. Но я в целом люблю какое-то неточное окончание, потому что именно в неточности окончания строки, на мой взгляд, живет жизнь. А в какой-то точности какая-то смерть, мне кажется, присутствует отчасти. Но это еще связано с тем, что, конечно, уже огромное количество рифм были использованы, и очень тяжело найти новую и при этом точную рифму. И мы как-то по поводу рифм тоже с ним спорили. Но это интересный был опыт.
Бесконечно сожалею, что он прожил так мало после нашего знакомства, потому что мы с ним подружились в 2015 году, не стало его 1 апреля 2017 года. Вот бы ему еще несколько лет Господь отмерил, тогда и мое знакомство было бы гораздо продуктивней. Потому что мы с ним работали над совместной книгой. И он бы окончил свой большой роман «Берингов тоннель». Ну, и вообще, конечно, радовал бы своими прекрасными текстами.
А. Малькевич:
- Ты с ним познакомилась, вы стали общаться, уже когда война в Донбассе началась?
А. Ревякина:
- Военные тексты я ему присылала.
А. Малькевич:
- Что он по этому поводу думал, говорил, чувствовал?
А. Ревякина:
- Слушай, когда мы с ним познакомились, было очевидно, что политически он не понимает, что происходит в Донбассе. И он отчасти находится под влиянием не то чтобы пропаганды, я не говорю о том, что это пропаганда, но это какие-то слухи, еще что-то. Это какое-то навязанное мнение, может быть, какого-то окружения, тех людей, которые были рядом с ним. Там много было точек таких болевых, на которые следует обратить внимание. То, что Донбасс восстал, но при этом Евтушенко в голове все-таки воспринимал Донбасс очень по-киевски. Из Киева Донбасс всегда виделся как такой жесткий рабочий, полукриминальный регион, в котором, да, трудяги, работяги, но при этом еще и какие-то разные мафиозные элементы, еще что-то. И как-то, видимо, ему тоже казалось, что те люди, условные ополченцы, те люди, которые взяли в руки оружие для того, чтобы защитить свои семьи, когда «отступать некуда, позади Москва», те, которые встали на защиту Донбасса, они, видимо, для него тоже виделись сквозь призму такого странного киевского мнения.
Но когда мы с ним познакомились, мы, конечно, многие вещи с ним обсуждали. Я ему приносила эту правду на ладони и рассказывала о том, что происходит в Донбассе, что правда, что неправда. В общем-то, какие-то вещи мы обсуждали с ним.
В. Алфимов:
- А как сделать так, чтобы люди не думали о том, что это полукриминальный, какой-то жесткий регион?
А. Ревякина:
- Конечно, рассказывать. Тут вопрос в том, что язык до Киева доведет, но все-таки не довел. У региона имидж был с двух сторон. Действительно, регион достаточно суровый. Действительно, ехали со всей России, каким-то образом ассимилировались, сделали судьбу Донбасса своей судьбой. Ехали люди, возможно, у которых имелась судимость или еще что-то. Потом эпоха первоначального накопления капитала, 90-е, первая приватизация, все то, что происходило в регионе, это, конечно, все имело отголоски, с точки зрения имиджа. Но важно понимать, что Донбасс может создавать смыслы и в культурном смысле, в том числе. Он способен на это.
А. Малькевич:
- Да, конечно, но про Прокофьев родился, Кобзон, не говоря уже про Анну Ревякину.
А. Ревякина:
- Конечно, да, не говоря, безусловно. Я обожаю твой юмор, Саша. Да, Прокофьев, безусловно, одна из больших величин. У нас же аэропорт был имени Сергей Сергеевича Прокофьева. И Кобзон. Но не только Кобзон. Вадим Писарев, это действующая звезда, огромная величина. Это человек, который делал кабриоль одним из лучших в Европе, это лучший артист балета. Понятно, что он сейчас уже не танцует, не выходит на сцену, но, тем не менее, его слава гремит. Писарев еще где-то в Донецке, а слава гремит уже далеко за пределами Донецка.
А. Малькевич:
- Если шире посмотреть, в принципе, Донбасс в широком смысле слова, так там и Матусовский, там много.
А. Ревякина:
- Огромное количество имен, Матусовский, Пляцковский. Мы встречаемся с вами 3 сентября, тут недавно было 1 сентября. И Пляцковский - это енакиевский парень, Михаил Пляцковский, который вошел в историю как человек, который обрамляет всю школьную учебу абсолютно всех детей, вообще всего Советского Союза. Потому что недавно 50 лет этой песни исполнилось. «Буквы разные писать тонким перышком в тетрадь».
В. Алфимов:
- Только вчера миллионы детей слушали эту песню во дворах школ.
А. Ревякина:
- Да, это раз, это первый момент. А второй момент, одна из его самых известных песен - «Школьный вальс», эта песня выпускная, тоже на его стихе. У него очень много песен, около двухсот текстов. Можно много перечислять. Стахановское движение, Паша Ангелина, Никита Изотов - уникальный человек, который обнаружил кливаж, он понял, как надо обушком рубить угольный пласт так, чтобы при меньших затратах труда он отдавал себя более охотно. Это уникальная штука. Изотовский метод рубки угля - это вообще ноу-хау начала XX века. Стаханов, можно принимать или не принимать этот подвиг и подвергать сомнению, например, саму его жизнь, потому что он, конечно, не выдержал испытания медными трубами. Слушайте, испытание славой очень тяжело проходят практически все люди. И, тем не менее, все-таки история с этим подвигом, история с тем, что другое количество крепильщиков, что шахтеры рубят, а не крепят. По-другому вырубаются закутки в шахте. Я сейчас не буду рассказывать этот весь процесс, я не на уроках современных технологий.
А. Малькевич:
- Это называется автор поэмы «Шахтерская дочь» Анна Ревякина рассказывает бэкстейдж жизни шахтерской дочери.
А. Ревякина:
- Я пропитана Донбассом, пропитана шахтой. Но у нас же недавно случилось огромное горе-горькое. В Донбассе закрыли последнюю шахту. Она переведена в режим всего лишь водоотлива, добычи угла у нас нет на сегодняшний день. И это, конечно, огромная беда, потому что уголь - это всегда про характер.
В. Алфимов:
- Все вернут, я на это, честно говоря, очень надеюсь.
А. Ревякина:
- Я не уверена, что все вернут, Валентин. Дело в том, что я все-таки, как экономист, понимаю, что, например, Донбассу, наверное, пошел бы такой инновационный тип экономики.
В. Алфимов:
- Я должен внести уточнение, и это важно. По крайней мере, я как москвич прекрасно это знаю. Аня нам сказала, что у нее 22 сентября будет спектакль…
А. Ревякина:
- Да, «Во имя отца», в Новом театре.
В. Алфимов:
- Так вот, не в Новом драматическом театре, который на Ярославке, а в Новом театре, который на Мясницкой, Эдуарда Боякова.
А. Ревякина:
- Да, там.
В. Алфимов:
- Это тонкий момент, потому что у нас два Новых театра в Москве, и один намного старше, чем Бояковский.
А. Малькевич:
- А еще мы с Аней по очереди рассказывали Валентину, сколько замечательных людей в Донбассе, творческих.
В. Алфимов:
- Именно. И вот этим мне Аня пыталась доказать (я почему сейчас так скептически ко всему этому отношусь?), что Донбасс – нет, это такой мягкий регион, хороший.
А. Малькевич:
- Еще фотографа победы Халдея можем упомянуть.
А. Ревякина:
- Он не только фотограф победы, он еще сделал первое фото войны. Там люди стоят перед ТАСС, вот так девочка стоит. И он фотограф знамени, которое над рейхстагом. И он единственный фотограф, командированный от Советского Союза, он фотограф Нюрнбергского процесса. И у него огромное количество фотографий Донбасса, таких графически резких, терриконы и пр. И даже сейчас в Донбассе есть люди, у которых есть пленки Халдея, и они это хранят, как зеницу ока. Потому что он был очень щедрым, он фотографировал и раздаривал друзьям, знакомым.
А. Малькевич:
- И вообще, Валентин, приезжай, в Донецк. В центре города стоит памятник Халдею.
В. Алфимов:
- С удовольствием. Я, кстати, очень люблю его творчество.
А. Ревякина:
- Кстати, памятник этот сделан прекрасным художником Равилем Акмаевым.
А. Малькевич:
- Который поставил еще очень много классных скульптур по Донецку.
А. Ревякина:
- У него еще памятник Чехову и один из самых знаменитых памятников, который называется «Друг». Там человек идет с зонтиком, и этот зонтик он держит над своей собакой. Это так трогательно.
А. Малькевич:
- Наши слушатели могут подумать, что мы троллим Валентина. Это не так.
В. Алфимов:
- Это так.
А. Ревякина:
- Нет, мы просто выманиваем. Мы – как турагенты.
А. Малькевич:
- Да, между прочим.
А. Ревякина:
- Я, кстати, уверена, что когда закончатся боевые действия в Донбассе, это будет такой регион, который будет притягивать огромное количество туристов. Это будут какие-то экскурсии, во-первых, по местам боевых действий, какой-то такой маршрут будет. А еще, мне кажется, будут развиваться экстремальные виды спорта – какие-нибудь тарзанки, что-то, связанное с мотоциклами.
А. Малькевич:
- Мы об этом говорили со студентами, когда я в Донецке с ними встречался. Туры в шахту. Как-то безопасно все это оформить. Может быть и такое. А культурный туризм я уже застолбил, у меня составлена пачка маршрутов и по Донбассу, и по Новоросии.
В. Алфимов:
- Мы говорим, что это такой творческий регион, мягкий, хороший и т.д. В первой части нашей программы вы нам рассказывали про девушку Юлю, которая волею судеб оказалась в Киеве, и когда там начался вооруженный госпереворот, она вернулась к себе на Родину и не уехала в Ростов (ну, он совсем недалеко от Донецка, ехать всего ничего, на маршрутке - 3-4 часа), или в Краснодар, или в Москву, или еще куда-то, а осталась. И не просто стала медиком…
А. Ревякина:
- Ну, медикам тоже непросто, простите, Валентин. Медик – это надо иметь определенное образование.
В. Алфимов:
- Да. Хотя мы знаем много разных случаев. Можно стать санитаркой, и для этого не нужно образование. Но она идет на фронт, она берет в руки оружие, она становится снайпером. И она с оружием в руках отстаивает свой любимый город, свой любимый регион. В связи с этим я прошу, объясните мне, пожалуйста, феномен донбасской женщины, донбасского человека в целом. Потому что мужики такие же, немногие уезжают, а встают и защищают. Даже притом, что вы мне с Александром Александровичем тут пытались доказать, что нет, это такой мягкий регион. Это же не так. Там же люди – герои.
А. Ревякина:
- Валентин, во-первых, я должна сказать, что все-таки большое количество людей, не огромное, но все-таки есть люди, которые уехали, и было несколько волн эмиграции. И, конечно, они зависели от военных действий.
В. Алфимов:
- Аня, давайте сравним с количеством людей, которые уехали из Москвы, Московской области или Петербурга, когда здесь вообще войны нет.
А. Ревякина:
- Ну, в процентном соотношении мне сложно сказать, у меня нет статистики ни по Донецку, ни по Москве. У нас была перепись в Донецке, но я не знаю ее результатов, потому что они не были обнародованы. Мне сложно говорить, но я просто хочу сказать, что есть… Я все-таки за правду, и мне кажется, что правильно говорить правду. И говорить о том, что абсолютно все люди Донбасса встали и с оружием в руках защищают свой регион, тоже неправильно. Потому что и в 14-м году были люди, которые уехали, например, по направлению в Киев, оскорбляли нас, поливали грязью, люто ненавидели. И у нас делились вузы, это была трагедия. Потому что у нас один вуз переехал в Винницу, его часть, какие-то кафедры, руководство в основном, один вуз переехал в Покровск (ну, Красноармейск), один – в Красный Лиман (он же Лиман). В общем, там много чего происходило.
Что касается Юли, которая действительно явила миру абсолютно нечеловеческий подвиг. На протяжении многих лет я пытаюсь понять феномен этого подвига. Это, безусловно, донбасский характер, то, о чем вы правильно сказали. У нас вообще есть такое очень яркое, красочное выражение – выскочить на характере. Это выражение идет именно из шахты. Это когда тебе плохо, но ты вообще не придаешь этому значения, ты просто встаешь, идешь и делаешь свою работу. Конечно, работа военного – это вообще не женская работа. Знаешь, не всякий мужик сдюжит эту работу. Женщина – это все-таки более слабое существо, очевидно же это. Просто силы у нее в мышцах поменьше. Я думаю, что тут необходимо посмотреть в наше прошлое и там искать ответы. Потому что ответы, они всегда находятся в прошлом. Потому что мы все ведем свой род, эволюция происходила, встречались наши предк, и какие-то качества открывались…
А. Малькевич:
- Аня, я понимаю, к чему вел Валентин. Я уже один раз ему говорил, и это одна из моих любимых поговорок, связанных с Донбассом, о том, что мальчик ищет себе девушку из хорошей семьи, а мужчина – женщину из Донбасса. Он поэтому и хотел, чтобы ты рассказала, что это такое – женщина Донбасса.
А. Ревякина:
- Я рассказываю, просто, может быть, слишком словообильно. Дело в том, что, когда состоялась Сталинградская битва, когда она завершилась (а завершилась она в начале февраля 1943 года), стало понятно, что немца будут гнать уже на запад. И стало понятно, что необходимо добывать каким-то образом уголек, что Донбасс будут освобождать. Напомню, Донбасская военная операция длилась с 13 августа 1943 года по 22 сентября. И когда Донбасс освободили, немцы оставляли тактику выжженной земли, и тогда необходимо было вначале восстанавливать шахты и только потом… Там и горизонты были завалены, и копры пострадали. А потом необходимо было в них спускаться и добывать уголек. Около 250 тысяч женщин спустились в шахты Донбасса. Потому что мужиков тогда просто не было. Были мальчики, рожденные во второй половине 27-го года, калеки, старики и женщины. И вот эти женщины спустились в шахты Донбасса и добывали уголек во имя будущей победы. Я думаю, что очень многие женщины Донбасса действительно ведут свой род от этих прекрасных шахтарочек, от наших бабушек, которые, не жалея здоровья, красоты и молодости, спустились в подземелье.
А. Малькевич:
- Аня, скажи, пожалуйста, много ли песен написано на твои стихи? Потому что я очень люблю «Мариуполь мой» - и стихотворение, и ту песню, которую Галанин написал на твое стихотворение. Может быть, я пропустил, есть еще что-то?
А. Ревякина:
- Да, есть еще песни Игоря Русских, есть песни Ромы Рыкалова, группа «Ещё». Вообще на самом деле мне буквально каждый день присылают ребята какие-то неизвестные, это не какие-то супергруппы, там пацаны и под гитару, еще что-то, какие-то девчонки, которые мурлычут себе под нос, может быть, какое-то фортепианное сопровождение. Просто обычные люди присылают, как они либо декламируют мои стихи, либо действительно поют.
А. Малькевич:
- Тебе хотелось бы, чтобы кто написал песню на твои стихи?
А. Ревякина:
- Слушай, я об этом вообще не думаю. Ну, мы сейчас работаем с группой «Лампасы». У меня был такой текст старенький, он называется «Донецкий рэп», он так еще прикольно начинается – «По Донецку на кабрио по коменде. Я твой Питер, ты моя нежная Венди», ну, и так далее. Там про такого мажорчика, который приехал в Донецк. Ну, это такой рэп. Рэп – это всегда про какие-то деньги, про какие-то понты, может быть…
А. Малькевич:
- Кстати, Влад Валов (Шеff), он донецкий.
А. Ревякина:
- Да. Если хочешь, я могу прочесть этот текст. У нас есть прекрасный Виктор Зотов, который дописал хвостик к этому стишку. И теперь у нас такая полноценная суперначитка получилась. И у нас есть человек, который все это классно читает, прямо качает. У меня так не получится, потому что я все-таки не про это, но могу попробовать сейчас повторить. Это такой речитачивчик будет. «Донецкий рэп».
По Донецку на кабрио по коменде.
Я твой Питер, ты моя нежная Венди.
По брусчатке вверх, как в старые времена.
Я менял айфоны, страны и города,
но вернулся, пусть и на две недели,
в наш панельный дом с вечным звуком дрели.
Этот город сам по себе и биток, и текст.
Развелось как грязи в нём поэтесс.
Развелось девичек без чувства слова.
Слушать их стишки, словно есть в столовой.
Рулит массами поэтический общепит.
Не всё то поэзия, что шипит.
Мам, насыпь борща мне тарелку, с горкой.
Как красиво, мама, горят конфорки.
Я давно не видел, как на газу
варят что-то с пенкой в большом тазу.
По Донецку на кабрио по коменде.
Жить везде нормально, были бы деньги.
Прокачу мою Венди по Пушкина с ветерком.
Знаешь, дед мой был заслуженным горняком.
Мой отец был тоже шахтёрской масти.
Я родился, чтобы продолжить династию.
Мать сказала, что только через её труп,
ткнула пальцем в мой подростковый пуп:
«Пока я твоя мать, у меня есть право
не пускать тебя в чёртову чёрную лаву».
Отец запил, дед подливал, но был трезв.
На том и решили, что это не мой крест.
Мам, откуда в донецких женщинах столько силы
жить в современной брошенной Хиросиме?
Откуда в тебе столько силы, мать,
каждый день, умирая, не умирать?
По Донецку на кабрио по коменде,
как в хреновом фильме, в самом его энде,
мы летим с моей Венди по Ильича.
Венди, а выйдешь замуж за рифмача?
В. Алфимов:
- Это круто. Это похоже, действительно, не на совсем стих, сколько на рэпчинку.
А. Ревякина:
- Так это и есть рэпчанский такой, да.
В. Алфимов:
- А что сложнее писать – стихи классические или вот такие тексты?
А. Ревякина:
- Слушай, я не знаю. Я не могу ответить на этот вопрос, потому что, когда я на него отвечаю, я потом какое-то время, как тот профессор, который не знает, куда бороду положить – на одеяло или под одеяло. Поэтому не могу тебе сказать. По-всякому. Слушай, каждому тексту свое время и свое собственное ментальное усилие. Какой-то текст пишется за 15 минут, какой-то несколько лет может писаться. Какой-то ты написал весь и не можешь строчку одну добавить, просто не можешь к ней прийти. Ты же понимаешь, мы идем всегда к последней строчке. В общем, по-разному.
Еще один текст читаем?
В. Алфимов:
- Да.
А. Ревякина:
- Важно понимать, что в этой книжке «Кевларовый век», которую я держу в руках, которая проиллюстрирована моей драгоценной художницей Юлечкой Толстоусовой, позывной «Чечня». Здесь открывает книжку парень, у него позывной «Арч». Он, к сожалению, будучи 43-летним (это парень с Кавказа), погиб у нас в Донецке. И вот этот рисунок – это последнее, что успела запечатлеть Юлька, перед тем как он погиб. То есть он каким-то образом забежал к ней в окоп, она его быстро заскетчила, и он пошел, я не знаю, в атаку или еще куда-то, то есть как-то они расстались. И через какое-то время, достаточно быстрое, его не стало. И когда я узнала эту историю, я поняла, что мне необходимо именно этим текстом открывать книжку. Ну, в память об этом человеке. Это реальный герой. В общем, это для меня важно.
Он уезжает или приезжает, она его на поезд провожает
И слез не льет, и не дрожит губой, я знаю, что ее зовут Любовь.
А как его? Да как вообще угодно. Любое имя из имен народных
Он сменит на два слога позывных, и умирать пойдет за семерых.
Ну что ты в самом деле, он не сгинет, я молиться стану, имя
По позывным Господь не разберет. Молись за всех, за весь большой народ.
И за нее молись, пускай дождется дончанина, самарца, новгородца,
Читинца, москвича и петербуржца, поэта, музыканта, вольнодумца.
Пускай дождется. Ждать она умеет. И доживут они до юбилея,
Чтоб никогда не вспомнить при потомках ни этот день, ни поезд, ни котомку.
А будут помнить что? Как в век кевлара она его собою прикрывала,
Живою плотью крепкую броню, словами «милый, я тебя люблю».
В. Алфимов:
- Аня, когда эти стихи будут у всех на устах и войдут, скажем так, в широкие массы?
А. Ревякина:
- Ну, я не знаю, как ответить на этот вопрос.
В. Алфимов:
- Я сейчас даже не к тому, что конкретно ваши, а вообще стихи про войну на Донбассе, фильмы про войну на Донбассе, рассказы про войну на Донбассе и т.д.
А. Ревякина:
- Мне кажется, постепенно мы делаем свое дело, каждый со своей стороны. Я как продюсер очень сильно старалась в этом смысле. Вот у нас два больших цикла вышло. Я думаю, что постепенно, по мере того, как мы производим эти тексты, по мере того, как рождаются фильмы, песни, мы захватываем все больше и больше ареал обитания. Мне кажется, что это всё… Понятно, что мы, наверное, хотели бы, чтобы был некий рычаг, какая-то точка, после которой как будто эти тексты заполонили все пространство. Но, наверное, так могло бы быть, если бы война была другого характера, другого толка. А очень часто, например, донбасскую войну сравнивают с войной Великой Отечественной, но это неправильно. Потому что Великая Отечественная война шла 4 года, а Донбасс только до спецоперации провоевал на протяжении 8 лет, что ровно в два раза больше, чем Великая Отечественная война. Более того, мы как-то были далеко, на отшибе как будто. А нас немного, и нечасто вспоминали. По телевизору не часто показывали новости из Донбасса. Одно время много говорили, а потом мало говорили. Может быть, в этом как бы и… Мне сложно сейчас рассуждать на эту тему, я не хочу кого-то обвинять или еще что-то, я просто констатирую факт, что, наверное, большой, крупный российский зритель даже к 2022 году не всякий человек знал о том, что в Донбассе происходит.
Но сегодня знает гораздо большее количество людей, безусловно, и люди пытаются разобраться в ситуации. Все-таки общество стало более консолидированным, чем оно было еще 2,5 года назад, это невозможно не признать, как мне кажется.
В. Алфимов:
- Не знаю. Я как москвич хожу по городу, и у меня ощущение, что здесь вообще никто понятия не имеет, что на Донбассе, и не только на Донбассе идет война, город живет своей жизнью, мы ходим в рестораны, в клубы, концерты…
А. Малькевич:
- Валя, справедливости ради. В рестораны мы ходим и в Донецке тоже. Все-таки вода камень точит. Мы просто говорим о том, что мы все работаем на это, все трое, здесь присутствующие. Но хотелось бы, чтобы гораздо быстрее все процессы проходили. Но пока то, что он нас зависит, мы делаем, в том числе в рамках этой программы.
А. Ревякина:
- Вы знаете, прекрасный наш глава Денис Владимирович Пушилин, у меня когда-то был с ним разговор, но это давно было, он еще главой не был, и вот мы с ним разговаривали, и что-то я ему жаловалась, что-то у меня не получалось, кто-то меня сильно подвел вообще, и я была, как холодный самовар. И он как-то так сказал мне. Знаете, иногда бывают люди, которые говорят такую простую фразу, и она вдруг ставит все твои шестеренки, которые разболтались, на место. И он сказал: «Слушай, Ань, вот надо всегда начинать с себя. Что ты лично сделала, для того чтобы было вот это, вот это и вот это?» Я думаю: ага, я тоже могу вот здесь подработать, и вообще, я могу без этого человека, который меня подвел, в принципе обойтись. Я так махнула рукой. И эту фразу я как-то запомнила. Ну, так получилось, почему-то иногда так бывает. Я думаю, что мы все делаем что-то свое, что-то необходимое, для того чтобы приблизить, в первую очередь, конечно же, победу. Потому что речь идет о победе. Это очень важно.
А. Малькевич:
- Как подмигивает мне Валентин Алфимов, пора завершаться. Анна Ревякина, голос Донбасса, поэт, общественный деятель, ученый, потрясающий человек, обаятельный и очень харизматичный, с рассказом и стихами о Донбассе. Ну, а Александр Малькевич и Валентин Алфимов с вами прощаются, увидимся и услышимся через неделю.
Подписывайтесь на наш подкаст на любой удобной платформе, чтобы не пропустить новые выпуски о героях, налаживающих жизнь в Новороссии!
