Александр Михайлов: Репутация - это спины не гнуть, прямым ходить
- Доброе утро, уважаемые радиослушатели, в эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Мы говорим об институте репутации, о том, как он формируется в нашей стране и в мире, а так же о знаниях, умениях и навыках, которые пригодятся каждому.
Сегодня у нас в гостях легендарный контрразведчик, генерал-майор ФСБ, генерал-лейтенант полиции, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России» Александр Георгиевич Михайлов. Александр Георгиевич, доброе утро.
- Здравствуйте.
- Спасибо большое, что…
- Вы прямо загнули там про легендарность…
- Ну, тем не менее, для многих это так. Потому что, когда нам писали наши радиослушатели, собственно говоря, мы иногда с ними как раз обсуждаем наших гостей, с точки зрения того, кого позвать, и я вас уверяю, интерес к вашей персоне очень высокий.
- Ну что ж, горжусь, горжусь.
- Но сначала наша традиционная рубрика о том, что произошло на минувшей неделе в мире репутации.
- В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий Антон Назаров. Мы говорим сегодня об институте репутации с Александром Михайловым, генерал-майором ФСБ, генерал-лейтенантом полиции и руководителем Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России».
Александр Георгиевич, про легендарность на самом деле мы не преувеличили, потому что вы навсегда вошли в историю, как первый руководитель службы общественных связей, или как он потом стал называться Центр общественных связей, еще КГБ СССР.
- Я еще начинал в московском управлении, Центра общественных связей не было, это была первая пресс-служба в системе органов госбезопасности и я счастлив, что мне на этом участке удалось познакомиться с таким же безумными офицерами, которые тоже начали создавать в своих территориальных органах соответственно пресс-службы или подразделения общественных связей.
- Это был запрос такой на новые веяния в связи с перестройкой, в связи с какими-то тогдашними общественными тенденциями или это было сознательное решение спецслужб, правоохранительных органов стать более открытыми, формировать свою репутацию, доверие со стороны общества и т.д.?
- Я думаю, что это был внутренний больше запрос, потому что в те годы органы госбезопасности просто, наши демократы, провозгласившие гласность и перестройку, рвали специальные службы на британский флаг. И мы прекрасно понимали, что, если мы не выработаем свои собственные инструменты защиты, то, наверное, вряд ли нам можно доверять безопасность государства. Потому что, прежде всего, мы должны обеспечить комфортные условия существования наших сотрудников, которые каждый день открывая газеты, читают большое количество различного рода не только гадостей, но и каких-то вещей, которые им не нравятся. Ведь многое в связи с открытием большого количества архивов, общество стало переосмысливать вообще роль специальных служб в современном мире. Но это одна из тем. А вторая тема была совершенно очевидная. Как сказал в свое время Владимир Александрович Крючков, гласность в системе органов безопасности – это форма гражданского контроля. Он же правильно сказал. Потому что количество контролеров вокруг специальных служб – это на первый взгляд кажется, что мы бесконтрольные, да. А контролируют практически все, начиная от прокуратуры, администрации президента и кончая финансовых органов, казначейства, Счетной палаты. То есть, контролеров огромное количество. Но вот общество каким-то образом было выведено из зоны влияния и поэтому Крючков тогда и принял решение о создании уже Центра общественных связей в 1990 году. А мы создавали в 1989-м, мы первопроходцами, можно сказать, были. И, наверное, наш опыт лег в основу работы еще Центра общественных связей впоследствии.
- Служить вы начали раньше, еще в середине 70-х и, более того, как раз в 70-е, но уже во второй половине 70-х, был такой печально известный теракт в московском метро – в 1977 году. Это был взрыв, это был терроризм…
- Да. Было три взрыва.
- Было три взрыва, да, тогда на самом деле об этом мало кто знал. То есть, это точно не было таким значимым событием, к сожалению, печальным событием, как сейчас, условно говоря, это происходит. Но, тем не менее, тогда, несмотря на отсутствие там многих средств оперативного контроля, которые есть сейчас, террористы были пойманы и, соответственно, возмездие их нашло по полной строгости закона.
- Да. Это была очень такая, прямо скажу, печальная и трагическая история, потому что я в тот период служил в Московском управлении. И вот с 7 января по 30 октября, то есть, до момента как бы завершения розыска этих бандитов, по-моему, 2 ноября тони были арестованы, до 30 ноября весь Комитет государственной безопасности, и не только Комитет госбезопасности, а и следственный комитет и следственное управление прокуратуры, министерства внутренних дел в буквальном смысле жили в таком горячем графике. Потому что я входил в несколько бригад оперативно-следственных, которые занимались розыском этих бандитов. Конечно, у нас ничего не было, что говорить, сейчас вон за 12 часов не только раскрывают, но и задерживают. А тогда у нас таких возможностей не было.
- Вот вы вспоминали, что мы искали кожу, ткани, из которых изготовлены сумки, в которых были бомбы, чугунину, из которых было изготовлено СВУ – взрывное устройство.
- Искать – это одно. А вот когда произошел этот взрыв, то мой коллега, в будущем директор Федеральной службы безопасности Николай Ковалев, он был тогда оперработником в Первомайском райотделе, на территории которого произошло это происшествие, так вот они собирали не только куски, они буквально собрали где-то более 4 тонн снега, который растопили и собрали вот эти частицы чугунины, эмали, после чего она на модели из воска была практически воссоздано само взрывное устройство - вот эта чугунная гусятница. Там много было, конечно, проблем, с которыми мы сталкивались. Мы впервые, наверное, стали понимать, что такое ГОСТы, что такое сплавы, потому что приходилось, так сказать, по результатам экспертизы искать эти сплавы, искать эти материалы, из которых было изготовлено взрывное устройство, искать ту самую кожу, из которой была сделана сумка, где лежала гусятница эта, утятница. То есть, была большая очень, колоссальная работа. Вы знаете, может быть, даже в этом и большая для нас была школа, потому что сейчас как-то немножко все проще, да. Я вот уже упомянул, что за 12 часов раскрывается преступление и задерживаются преступники. А тогда это была кровавая работа на протяжении достаточно продолжительного времени. Причем…
- Вот многие думают, что терроризм и теракты – это нечто из такой современной истории, а на самом-то деле вот даже в Советском Союзе теракты уже были, просто об этом либо мало кто знал, либо уже мало кто помнит.
- Вы знаете, в любые переломные моменты истории появляются, терроризм появляется как явление. И я буквально недавно закончил книгу, она вышла в издательстве «Вече», называется «Жандармские судьбы», и я вот очень тщательно анализировал как раз период начала 20 века. Ведь с 1901 года по 1911 год в результате террористических актов погибло более 17 тысяч человек. Это больше, чем в афганскую кампанию. Причем, надо сказать, что многие теракты – это были не продукт злого умысла каких-то политических движений и партий. Это был некий такой хайп, как у нас называют, да, когда гимназистка надевала чистое белье, наливала в банку азотной кислоты, выходила и плескала в лицо любому человеку, который шел в мундире. А в России все ходили в мундире – и инженеры, и учителя, и военные…
- И даже гимназисты.
- И даже гимназисты. Вот это была катастрофа, потому что возник эффект падающего домино. У многих не было иных мыслей, кроме как войти на эшафот с высоко поднятой головой. И вот этот процесс, он был связан…
- То есть, это такие камикадзе того времени, получается? В таком плохом смысле этого слова.
- Да, в плохом смысле это были камикадзе, которые унесли в могилу 17 тысяч человек. Это огромная цифра! Я уж не говорю о чиновниках. Мы всегда как-то можем найти у чиновника, в чем он виноват, да, к чему придраться. Но по сути террористические атаки были практически ежедневно. И только вот после жестких мер, которые предпринял Столыпин, удалось каким-то образом хотя бы сократить это явление. Хотя, как мы понимаем, это явление практически не смогли до конца обуздать и все это закончилось известной революцией или в то время это говорили переворотом.
- Вы фактически предсказали теракты в Москве в одном из своих интервью, обозначив «Крокус», как одно из наиболее вероятных мест свершения такого преступления. Вот как вы считаете, при том, что, наверное, и вы, и ваши коллеги совершенно точно понимали, что это вот так…
- Когда-нибудь это произойдет.
- Почему это не смогли предотвратить?
- Это очень сложно предотвратить. Дело в том, что мы с вами прекрасно понимаем, что для того, чтобы предотвращать такие преступления, нужно иметь большой ресурс, как говорится, живой силы. То есть, тех людей, которые могут находиться постоянно в боевой готовности. Но мы не можем, у нас, во-первых, такого количества людей нет, мы к каждому концертному залу не сможем приставить по милиционеру или по сотруднику органов безопасности. И мы прекрасно понимаем, что информация существует, вот вы упомянули, что я как бы предсказал, но я предсказал не «Крокус», а я предсказал в принципе любое публичное массовое мероприятие, потому что…
- Ну, это один из крупнейших концертных залов.
- Один из крупнейших. Таких крупнейших залов огромное количество. Я вам только цифру могу назвать. Две цифры хочу вот для сравнительного анализа. В Советском Союзе гарнизон московской милиции составлял около 100 тысяч человек. В тот период в Соединенных Штатах было 39 тысяч – на Нью-Йорк. Но Москва-то была не в таких границах, как сейчас, и количество людей в Советском Союзе не было такого количества...
- И транзита такого не было.
- Да. Это раз. Значит, это вот первая тема, которая… Сейчас гарнизон, ну, я в интернете находил несколько разных цифр, - 56 тысяч. Что такое 56 тысяч на огромное… У нас участковый людей своих не знает, потому что у него участок, как две Франции, как у нас говорили в свое время.
- Ну, у нас официально вообще 12 миллионов в Москве. Но ведь фактически намного больше.
- Конечно. И угроза-то как раз не от тех, кто проживает, а от тех, кто приезжает.
- Вот о чем и речь.
- Вот. Это первая тема. И вот если говорить о местах массового скопления людей, тоже есть некая цифра. Сегодня только спортивных площадок, стадионов и различного рода зрелищных дворцов для спорта у нас в Москве около 30 тысяч объектов. Ну, от маленьких площадок, от коробочек во дворе, до крупных больших залов, где собираются люди на крупные соревнования. Почему я об этом говорю так серьезно? Потому что все, что происходило в Москве, а я служил тогда в Московском управлении, все возлагалось на плечи Московского управления. Чемпионаты мира, Европы, Олимпиада, фестиваль – это же все было на плечах Московского управления. Безусловно, нам придавали большое количество сил, но хозяином в Москве было Московское управление КГБ СССР. И мне приходилось принимать участие в обеспечении безопасности, начиная от Олимпиады и кончая таким очень тихим, я бы даже сказал камерным мероприятием, как матч на звание чемпиона мира по шахматам между Карповым и Каспаровым. Причем, особенно вторая часть этого матча, она нас, конечно, свалила с ног, потому что они играли практически я уж не помню сколько, но было это очень долго, очень долго, и, по большому счету, очень скучно, да. Потому что сидеть в тихом зале или там где-то в помещении находиться, было, прямо скажу, не очень комфортно.
Значит, это только я сказал о спортивных сооружениях. Еще где-то 637 – это театры, клубы, концертные залы и дворцы культуры. Это тоже места массового скопления. Как это все обеспечить системой? Мы очень уповаем, и, слава богу, что у нас это есть, на систему «Умный город», на систему видеофиксации, систему распознавания лиц – это все очень здорово. Но вся эта система практически не работает на предотвращение. То есть, расследовать легко, а предотвратить с помощью этой системы практически невозможно. Для этого нужна упреждающая оперативная информация, которая бывает, а которая и не бывает. Надо сказать, вот вы упомянули, так сказать, что мы предсказывали возможность совершения теракта, но надо иметь в виду, что информация существует как информация только тогда, когда известно время, место, силы и средства, с помощью которых это будет сделано. Если этого нет, это от лукавого. Сейчас американцы очень много там надувают щеки…
- …что они нас предупреждали.
- …что они нас предупреждали. Я их так же могу предупредить, так сказать, о извержении вулкана в штате Техас, понимаете, да. Это не о чем.
- Ну, болтовня обычная.
- Да, это ни о чем. Так очень активно, такие формы использовали чеченские сепаратисты, боевики в период первой чеченской кампании, когда они объявляли, что сегодня, сегодня мы вот сейчас взорвем. Мы взорвем, мы взорвем… Это длилось достаточно долгое время, уже сотрудники правоохранительных органов валились с ног, потому что они работали практически без выходных и по жесткому графику, и, когда снимали усиление, в это время и происходило то, что происходило.
- Александр Михайлов, генерал-майор ФСБ, генерал-майор полиции, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России» в эфире программы «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Мы вернемся через пару минут, не переключайтесь.
- В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня мы говорим о репутации безопасности с генерал-майором ФСБ, генерал-лейтенантом полиции, руководителем Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России» Александром Георгиевичем Михайловым. Александр Георгиевич, вот мы начали говорить о возможности предотвращения терактов, вы еще говорили о том, что именно со стороны бандеровцев, именно со стороны вот Украины, собственно, нам и прилетит, что называется, это очередное преступление. И, тем не менее, формально ответственность на себя берет какой-то ИГИЛ…
- Ну, это даже не ИГИЛ. Знаете, я тоже могу взять ответственность за извержение Везувия. Это же ничего не значит. Дело в том, что у игиловцев, если мы будем говорить даже не как участников этого террористического образования, а просто как представителей радикального ислама, то есть, тот, который нам наделал много бед на Северном Кавказе с 90-х годов и кончая 2000-ми. Мы прекрасно понимаем, что сегодня Украина является некоей такой свалкой отребья, куда едут все, так сказать, и серые гуси, и вот эти все бандиты и бандеровцы, которые сегодня существуют в Украине. И они представляют из себя такую банка со змеями, такой террариум, да. И мы прекрасно понимаем, что они все воюют против России. Кто за деньги, кто по убеждению. И мы вот это должны учитывать. Поэтому, когда произошло вот это чрезвычайное, произошла эта трагедия, я обратил внимание на реакцию Вашингтона. Еще гильзы не остыли, а Кирби с выпученными глазами, представитель, по-моему, Белого дома, уже нам говорил, что это ИГИЛ. Причем, он сразу начал ссылаться, что они взяли на себя ответственность. Я понимаю, что как эту ответственность можно просто создать в сетях, да.
- Ну, или поручением из Вашингтонского обкома.
- Да. Поэтому, конечно, мы прекрасно понимаем, что для них было важно, чтобы вывести из зоны ответственности саму Украину. Потому что месяц назад на западе возникло очень серьезное возбуждение после ряда террористических актов против лидеров общественного мнения. Против Дарьи Дугиной, соответственно, последующие теракты, и, значит, они очень озадачились тем, что… Ведь Соединенные Штаты не скрывали, что они готовят инструкторов в своих лагерях на своих базах. И когда оказалось, что это террористы уничтожают лидеров общественного мнения, не военных, не каких-то крупных политиков, они вот начали уничтожать людей, которые являются носителями иной мировоззренческой установки. Как следствие, это ударило серьезно по репутации тех же самых американских специальных служб, хотя, честно говоря, им все божья роса, да. Тем не менее, вот запад озаботился этим, потому что это неконтролируемые процессы были. Я не думаю, что с Вашингтоном кто-то там, там с Лэнгли согласовывал вопрос убийства Дарьи Дугиной, да. Я понимаю, что тут всегда, как говорил Аллен Даллес, существуют разведки дружественных государств, но не существует дружественных разведок. То есть, несмотря на то, что есть определенные кураторы, но в общем-то большой люфт самостоятельности есть и у Украины. Поэтому не всегда она будет эти вопросы согласовывать. Тем более, что, чем больше людей знает об этом, а у меня такое ощущение, что нас вообще за дураков американцы держат – они все время нам говорят о том, что… ну, начинают выдвигать различного рода версии, как будто в этой цепочке задействовано такое количество людей, ну, вот как человек из системы, я могу сказать, что, чем более конспиративна подготовка операции, чем меньше людей они знают, тем выше ее эффективность. Вот сейчас все, так сказать, возбудились по поводу того, что фургон с гексогеном прошел большой маршрут, так сказать, через Украину, Молдавию, Румынию и вышел в Латвию…
- Всю Прибалтику.
- Да, всю Прибалтику. И все вот – как же так, вот таможня, почему пограничники там… Ну, кто-нибудь видел в Европейском союзе пограничников, кроме как в будке, когда они ставят штамп в паспорт? Это же все, это же открытое пространство. А таможенников интересует только правильность оформления документов и соответствие груза в заявленной декларации.
- Ну, формальное соблюдение законодательства.
- Ну, конечно, да. А у нас говорят – где эти пограничники, где собаки? Какие собаки? Вы чего, ребята? Многие из тех, кто это говорит, были неоднократно за рубежом и они наверняка не видели уже в глаза этих пограничников там.
- И многие, кстати, этим и восхищались, что вроде как там нет бюрократии и т.д. А вот выясняется, что…
- Да. Ну, вот поэтому и, так сказать, вот таким образом это происходит. Поэтому, когда начинаем мы говорить, что вот там все согласовано, конечно, глобальные вопросы согласовываются. Конечно, согласовываются доктрина, концепция, да, какие-то принципы и подходы. Но, в общем-то, когда доходит до практической деятельности, надо иметь в виду, что при вот такой человеконенавистнической доктрине западных специальных служб против России, тем не менее, они представляют большую свободу для украинских специальных служб. И когда те прокалываются, вот тогда они начинают задумываться – а что это произошло? А как это ударит по нашей репутации?
- Еще один вопрос вам, как к человеку с огромным опытом оперативной работы. Вот многочисленные дроны, которые прилетают, так сказать, из разных мест, они вообще прилетают… вот Гурулев сказал, что они из Средней Азии, например, прилетают. Но на самом деле есть информация, что многие прилетают и с территории России, и с сопредельных стран. Вот откуда они вообще на самом деле берутся? Кто может это делать в России? Что, у нас диверсионные группы действуют?
- Надо, конечно, каждый дрон рассматривать, как относящийся в определенной классификации. Потому что мы прекрасно понимаем, что есть дроны ограниченного действия, есть дроны практически летающие на огромные расстояния, поэтому вот каждый случай надо разбирать отдельно. Потому что, смотрите, что это такое? Может он долететь, условно говоря, там из Бердичева, из Киева или не сможет он долететь? А если он не сможет долететь, надо уже думать хотя бы о максимальной дальности, от места посадки, в кавычках, да, до его ресурса в обратную сторону. Я думаю, что сегодня, конечно, начинается война не людей против людей, а, так сказать, техники против людей. Потому что сегодня появились вот дроны, как беспилотники – это сокращает потери, естественно, со стороны тех, кто их запускает. Это все-таки не самолет, не вертолет с экипажем. Появились, так сказать, надводные устройства, которые поражают надводные цели. Я думаю, что в ближайшее время появятся и какие-нибудь танки управляемые, тоже такие же беспилотники. Поэтому прогресс не стоит на месте. Но вопрос заключается в том, что мы вот когда проводили операцию в Сирии, многие военные говорили, что вот эти дроны, которые запускали душманы, они практически делаются на коленке. И человек без высшего образования и даже без среднего вполне в состоянии собрать этот дрон. Я недавно был на одной из таких молодежных выставок летательных аппаратов и я поразился над одним устройством, которое было сделано, летающее, кстати говоря, устройство, которое было сделано из двух лыжных палок, двух лыж, четырех моторчиков с пропеллерами, и телефонного аппарата. То есть, сегодня технологии позволяют создавать такие устройства. Понятно, когда речь идет о промышленных каких-то образцах, это одно. Но мы же понимаем…
- Но такое устройство нефтеперерабатывающий завод-то не поразит.
- Конечно. Да. Но всем зависит от того, какая у него еще грузоподъемность и не так уж далеко ему, может, надо летать? Потому что поднять гранату Ф-1 или РГД, не так уж сложно.
- Но, тем не менее, вопрос – кто же это может запускать? То есть, все-таки получается, что у нас…
- А вот это самая ключевая проблема, с которой мы сегодня столкнулись. Вот обратите внимание на активность террористических групп, которые систематически уничтожаются Федеральной службой безопасности и Министерством внутренних дел. Их количество возрастает с каждым днем. Причем, я бы заметил, что многие такие группы они перед собой ставят не только диверсии, да, не только поджоги каких-нибудь там распределительных щитов или разборку рельс на перегоне. Они ставят перед собой задачу, в том числе, и уничтожение людей. Это совершенно как бы другая история. Но при этом мы понимаем, что, если в нашем криминальном обиходе существуют самодельные взрывные устройства, которые изготавливаются тоже на коленке и бывают эти устройства очень большой мощности, то я не исключаю, что такие дроны изготавливаются где-то в каких-нибудь там садовых товариществах на окраине Москвы или там на окраине Курска или Воронежа, где-нибудь еще, да, потому что это вопрос очень такой прямо скажу уже становится приоритетным с точки зрения вообще контроля за этими производствами.
- То есть, оперативная работа тоже существенно усложняется?
- В первую очередь.
- Потому что надо же выявлять…
- Да. И мы вот пока с вами сидели перед эфиром и говорили, я считаю, что сегодня надо вернуться к системе взаимодействия правоохранительной системы и специальных служб с обществом. Это важнейший момент. Мы говорили, что невозможно поставить у каждой бензоколонки, у каждого столба, у каждой газораспределительной станции, трансформаторной подстанции, невозможно поставить по милиционеру или по сотруднику. А оперативное прикрытие должно быть. А с помощью кого оно делается? Оно с помощью гражданского общества, которое наконец-то стало появляться. Вот обратите внимание, вот с начала специальной военной операции у нас стали появляться элементы гражданского общества. До этого у нас было общество граждан. И общество граждан, живущих на гранты. На наши, естественно, да, я про те гранты не говорю. Вот. А сейчас появилось огромное количество, большой запрос на формирование гражданского общества. Я вижу, как вот по своему району, я депутат Солнечногорска, я вижу, как активно втягиваются в эту работу самые простые люди, которые в общем-то, ну, наверное, не такие уж и активные. Но вот в церквах стоят сейчас уже эти рамки для плетения маскировочных сетей. И старушки, прихожане, приходят туда и, когда нет службы, они начинают вязать эти сети. Огромное количество людей, которые собирают гуманитарную помощь. Бизнес развернулся в сторону специальной военной операции. Вот мои коллеги по Солнечногорску, ребята очень толковые, они вот для военного госпиталя в Тимоново, закупили несколько хирургических столов. Это непростая…
- Так вот известная корпорация «Синергия» сделала, например, проект «Бизнес-мобилизация» по всей стране как раз, малый, средний бизнес в основном как раз и делает самые разные…
- А, вот! Более того, эта тема опустилась на совершенно на другой уровень. У меня есть знакомая, она является хозяйкой бутика, она собрала своих девчонок, которые тоже являются владельцами бутиков, они такие деньги собирают для, вот, со своей выручки, такие деньги, что они обеспечивают, могут обеспечить целые воинские подразделения. Не просто они обеспечивают. Я вот, два года назад она мне звонила, просила меня, чтобы мы помогли ей передать нашим военным термобелье. 1000 комплектов они закупили, привезли и отдали каждому, адресно каждому солдату, каждому офицеру. Вот гражданское общество появляется – это важно. Мы говорим о репутации – вот государство начинает, так сказать, формировать эту репутацию гражданского общества.
- Ну, вот люди как раз, и наши радиослушатели, я думаю, как раз ждут как-то, какие возможности, где им можно тоже себя применить. Вот я думаю, что в этом смысле ваши коллеги из спецслужб, из правоохранительных органов совершенно точно могли бы чуть более масштабно развернуть эту работу.
- Вот! Вы знаете, более того, я вчера был в Московском гуманитарном университете и я вообще так задумался о том, что нам надо уже, понимая, что эта тема со специальной военной операцией и ее последствиями, это не на один год… мы понимаем, закончить-то можно операцию, да. Но нужно ее как-то довести до логического завершения. Последнего бандеровца поймали, если мне не изменяет память, в 1964 году. Поэтому эта тема долгоиграющая. Поэтому уже сегодня даже в гражданских вузах надо, так сказать, готовить специалистов по вот участию в этих вещах. Это не только вот чисто гуманитарная помощь, это еще и информационная помощь. Это информационное с точки зрения освещения. Я не буду говорить, как СМИ, да, но, во всяком случае, хотя бы на уровне, на бытовом уровне, ведь существуют две формы распространения информации. Объективная информация под видом слухов, что эффективно. И слухов под видом объективной информации, что контрпродуктивно, да. Поэтому, конечно, нужно уже сегодня думать об этом. Потому что вот эти «ля-ля тополя» по поводу пиара такого, знаете, там общества пчеловодов, да, это не то. Вот сегодня нужны, так сказать, бойцы специальных информационных операций. Потому что вот в министерстве внутренних дел был военный институт, где были специалисты в области спецпропаганды. Сейчас по-другому называется – восстановили, слава богу! – но я считаю, что и в гражданских вузах это надо.
- Психологическая борьба это сейчас называется.
- Да, психборьба – это очень важный момент. Потому что тут очень важно бороться не только продвигая информацию, но и бороться с фейками, с дезинформацией. Это тоже очень важно. У нас плохо умеют бороться-то. Вот я вчера был в этом гуманитарном университете, спросил у ребят, говорю, ну, часто приходится с журналистами, молодыми журналистами встречаться, я задаю вопрос – кто читает газеты, кто… У 90% студентов журфаков нет дома телевизоров. Понимаете, да. Понятно, что в интернете там все то же самое есть, да. Но в принципе телевизор – это было какое-то такое тотемное наше изделие для советской семьи, да. Люди переключались там с семи часов – семь, восемь, девять часов – смотрели новости все напролет по всем программам. Сейчас эта немножко ситуация изменилась. Вот почему я об этом и говорю. Потому что мы, к сожалению, так сказать, не формируем вот этот подход, в том числе, в гражданском обществе. А ведь это вопрос не только информации. Это вопрос предупреждения. Кто вот знает, как действовать в чрезвычайной ситуации?
- Вы вот самый активный гражданин.
- Да. Да, вот как действовать будет человек в конкретной ситуации? Я уже сталкивался с хорошими очень советами, комментариями ребят, которые толково разъясняют, как спасти себя вот в такой чрезвычайной ситуации с террористами, которые берут заложников, как-то все-таки у нас немножко есть понимание, как себя вести, да. А вот когда человек попадает в ситуацию, когда их просто от живота расстреливают, и никто с ними не вступает ни в диалог, не ищет цели какой-то особой, а просто поливают свинцовым огнем всех, кто находится рядом. Вот это тоже требует своего, своей разработки. Но опять таки этим должны заниматься профессионалы, потому что тут же набегут большое количество ученых и псевдоученых, которые начнут разрабатывать свои курсы, которые…
- Давать советы, да.
- Да, давать советы.
- Александр Михайлов, генерал-майор ФСБ, генерал-лейтенант полиции, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России» в эфире программы «Репутация». Не переключайтесь, через пару минут мы вернемся в эфир.
- В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Александр Георгиевич Михайлов, легендарный руководитель Центра общественных связей ФСБ, генерал-майор в отставке, генерал-лейтенант полиции, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России».
Александр Георгиевич, вот еще один, наверное, вопрос, который многих беспокоит. Недавно было совершенно такое дерзкое покушение на губернатора Чибиса, которое в общем тоже шокировало. То есть, это все-таки представитель по сути дела президента в регионе, это человек непосредственно президента, да, любой губернатор сегодня у нас такой. Он встречается с людьми как раз в концертном зале практически, в Доме культуры, и подходит какой-то там совершенный отморозок, которому просто не нравится по каким-то причинам губернатор, и он его просто, значит, пыряет ножом. Соответственно, там и ситуация доходит до реанимации и т.д. Вот насколько вообще реально защитить губернаторов, вообще высокопоставленных чиновников, может быть, как раз избранных депутатов, ну, то есть, всех тех, кто работает вот на это самое гражданское общество, о котором вы сказали? Или это тоже невозможно с учетом того, что количество огромное, а ресурсы ограничены?
- Ну, вообще-то у каждого губернатора есть какая-то группа поддержки, не буду называть ее группой охраны. Потому что, чем больше охраны, тем больше уязвимость человека, который… вообще, когда я смотрел на некоторых олигархов, которые окружают себя толпой там бодигарда, я понимал, что это задача для перворазрядника по стрельбе. Потому что они сразу видны, кстати говоря, вот возвращаясь к своей книжке, о которой говорил уже, «Жандармские хроники», ведь Зубатов Сергей Васильевич, начальник охранки, он предупреждал министра внутренних дел Плеви – говорит, кончай заниматься такими парадно-буффонадными выездами, тебя убьют. Он не верил. Зубатов вынужден был обратиться к премьер-министру, к Витте и говорит – ну, уймите министра внутренних дел, он чего? До него всех убили, да, и его сейчас… Но Витте сказал - я тебя не люблю и его не люблю, поэтому я оставлю наш разговор втайне. Ну, вот, Плеве, министр внутренних дел, узнал, что начальник охранки по этому вопросу встречался с Витте, тут же его отправил в отставку, в ссылку, под гласный надзор полиции во Владимирскую область, ну а через некоторое время Плеве был убит.
- Глас вопиющего в пустыне.
- Да. Вы знаете, ведь мы много сталкивались с фактами, когда политические деятели становились заложниками одиночек-террористов, да. Ну, вспомним убийство Индиры Ганди. Мы вспомним убийство президента Египта. Мы вспомним покушение на Буша, президента США, - уж там хваленая охрана, которая вообще там, так сказать, пылинки сдувать должна с президента. Мы помним с вами покушение на Папу Римского.
- Ну, там было и убийство Кеннеди, в общем-то.
- Да, и убийство Кеннеди. Вот. Поэтому, конечно, эта тема-то, прямо скажу, непростая. Потому что это, как говорится, штучная работа, и вот вы упомянули о том, что он был на встрече с избирателями, но ведь таким же образом убит был и Столыпин, который пришел в театр, да. Он пришел в театр и в театре был убит. Поэтому, конечно, это все есть какие-то определенные, я бы даже сказал, такие погрешности, которые можно предотвратить, а иногда и не предотвратишь. Кто бы мог думать, что президента Египта убьет человек чуть ли не из его охраны, да? Поэтому это все такая очень тема, прямо скажу, я к этим вещам отношусь, как фаталист. Я прекрасно понимаю, вот мы с вами говорили по поводу наших, по поводу беспилотников, да. Вчера я тоже выступал, встречался, тоже говорят – что делать, что делать? Я говорю – вы знаете, вообще встретиться с беспилотником шансов меньше, чем встретиться с автомобилем, груженым кирпичами, да, летящими там куда-нибудь…
- Ну, это примерно как, да, погибнуть в самолете гораздо ниже вероятность, чем в автомобиле. Хотя многие боятся именно самолетов.
- Да. Нас-то как раз, нас-то тревожит не факт вот столкновения личности с беспилотником, а нас сам факт возможности использования беспилотника на такие расстояния. И удары по мирному населению. Вот что. Это вопрос политический больше. Это даже не только вопрос безопасности.
- Ну, вот может сегодня, вообще сегодня себя простой человек, уже даже не высокопоставленный, да, вообще чувствовать в безопасности вот в этой ситуации? То есть, если, условно, губернатора хоть кто-то может теоретически защитить, то вот, условно, человек, который копается в своем огороде, которому вдруг случайно прилетает сбившийся, предположим, с курса этот беспилотник с боезарядом…
- …или пьяный сосед с лопатой.
- Или пьяный сосед с лопатой, да.
- Ну, вы знаете, это жизнь. Я тут, мне сложно тут говорить, я…
- Ну, пьяный сосед с лопатой был всегда, а беспилотники-то недавно, да.
- Ну, дополнительная угроза, конечно, да. Но я, как фаталист, прекрасно понимаю, что мы все ходим под Богом и, естественно, нас, безусловно, мы должны бороться с этим. Кстати говоря, президент Татарстана, глава Татарстана Минниханов, он после прилета в Елабугу и в Нижнекамск, он поставил ведь вопросы о противодроновой защите перед руководителями предприятий. Правильно поставил вопрос-то, кстати говоря. Правильно. Об этом говорили лет 10 назад. Лет 10 назад говорили на всех уровнях. Мой коллега, который занимается разработкой вот этих беспилотных и противобеспилотных систем, он же предупреждал, что… говорит, имейте в виду, что, если у нас этого не будет, у нас по Кремлю прилетит. Прилетело же два дрона? Прилетело. По Сенату шарахнули. Поэтому, конечно, это серьезнейшая проблема, о которой мы уже говорили и, я считаю, что, конечно, нынешняя война, а мы будем говорить, для бойцов, которые находятся на линии фронта, они воспринимают как войну, значит, нынешняя война – это война новых технологий. Поэтому на смену беспилотникам могут еще какие-то там ползающие устройства прийти.
- Есть ли какой-то портрет человека, которого могут взять в оборот террористы? Вот психологический портрет? И как от этого защититься? Да, вот, условно говоря, ну, это опять же вопрос от радиослушателей – вот, условно говоря, ведь многие сейчас просто по незнанию, по какой-то там доверчивости, да, могут попасть в этот оборот. Вот каким сегодня, как нужно себя вести, для того, чтобы этого избежать? Не стать каким-то таким вот молчаливым оружием в руках…
- А, имеется в виду склонение к совершению террористических актов?
- Да, да. Ну, сейчас же много – вот кибермошенничество, отнести деньги, да, ты можешь даже сопутствовать чему-то и не знать, не понимать этого.
- Да, вот вся проблема в том, о чем мы с вами говорили перед этой встречей. Дело в том, что вот об этих вещах нужно работать – встречаться и разговаривать с гражданами. С руководителями предприятий, с общественными организациями. С той же самой «Молодой гвардией». Надо готовить специалистов по взаимодействию с общественностью с точки зрения безопасности. Потому что, ну, не каждый пенсионер читает интернет, где рассказывается о принципах мошенничества, да. Не в каждой газете, которая в принципе в его доступе, он это не может прочитать. Нужно встречаться, это должна быть, это должен быть целый институт, потому что угрозы будут исходить уже не от человека, а будут исходить от искусственного интеллекта. Мы же с вами видим, какое количество анонимных звонков идут на различного рода в общественные организации, в рестораны, в магазины, вокзалы, Аэрофлот. Это же уже все продукт искусственного интеллекта, да. Он сам выбирает объекты, он сам определяет, как это сделать. Сегодня вот эта тема, она является ключевой. Я плохо себе представляю, что будет завтра. Потому что, если сегодня уже политика можно запросто смоделировать с помощью нейросетей, и это будет вполне ну как бы, люди поверят в то, что это реальность, да, вот эти такие изобретения, естественно, мы должны уже и об этом тоже думать.
- Вы очень много сделали для увеличения там роста репутации органов госбезопасности и вообще правоохранительных органов в нашей стране, открытости этих органов, понятности обществу, но, тем не менее, все равно определенная опаска со стороны там большого количества людей остается. Ну, все-таки спецслужбы, там чего-то непонятно, политический там какой-то сыск и т.д. Все-таки такая тоже достаточно существенная часть истории. Вот как думаете, сегодня ваши коллеги как справляются с этой задачей и насколько вот сейчас действительно вот эта, скажем так, репутация в обществе для спецслужб важна с точки зрения прямой эффективности их работы?
- Ну, обществу нужна устойчивость и уверенность.
- Предсказуемость.
- И предсказуемость деятельности специальных служб. Вы сказали, что я много сделал, но это не я много сделал, это мои коллеги, которые занимались оперативной работой, я просто освещал их оперативную работу. Я был, так сказать, неким таким рупором, что ли, того, что они делают. И, естественно, без них мы можем надувать щеки и говорить, что мы такие крутые и главные, мы вот все можем, все можем. Но если нет результатов, это все в корзину, вся эта работа. А у нас вот в тот период – 1989-й, 1990-й, аж по 1996 год, мы очень активно работали и не просто для того, чтобы формировать имидж. Мы же этот имидж формировали на основании той информации, которую нам предоставляли наши оперативные работники. Мы очень много работали с ними при документировании различного рода операций, при проведении операций, при документировании каких-то взятий с поличным. Но я вам должен сказать, что из всего объема того, что мы делали и снимали, в эфир попадала только одна десятая, одна двадцатая часть. Потому что многое, так сказать, оставалось под ковром. Но этого достаточно было для того, чтобы люди увидели, чем занимается специальная служба. Я не случайно сказал, что Владимир Александрович Крючков, он же четко сформулировал понятие, да. Помимо гласности, он сказал, это форма гражданского контроля за деятельностью органов безопасности. А это общественный доклад. То есть, не раз в год, да, а вот каждый день. Что сегодня сделано… Кстати говоря, я сейчас в последнее время очень много появляется такой информации. Она, может быть, такая немножко суховатая, не хватает немножко эмоций, может быть, потому что люди воспринимают информацию эмоционально, с эмоциями, лучше, чем сухую информацию. Поэтому я считаю, что тут тоже надо как-то…
- Но все равно, в целом справляются, я думаю. То есть, получается…
- Они справляются, безусловно, справляются. Потому что сегодня запрос на такого рода информацию достаточно велик. И я считаю, что вот такую информацию, ну, не информацию, а, во всяком случае, какие-то комментарии по теме специальных служб, конечно, желательно, чтобы это делали люди, которые чего-то понимают в этом.
- Александр Георгиевич, традиционный вопрос в нашей программе – что для вас репутация и какие советы вы могли бы дать нашим радиослушателям с точки зрения того, чтобы эта репутация у них была устойчивой, прогнозируемой и предсказуемой?
- В этом году вышла мое второе издание книжки, которая называется «Иду по жизни, как хочу». Вот в ней я описал свою жизнь, да, с точки зрения формирования репутации. Где само название носит такой эпатажный характер – иду по жизни, как хочу. Мне один генерал говорит – ну, ты чего плетешь-то, как ты можешь, ты в системе встроенный, как ты можешь идти? Я говорю – вы знаете, особенность любого человека, у которого есть масло в голове, заключается в том, что даже если ему ограничивают сферу его деятельности до одного градуса, как в прицеле у снайпера, да, но чем ты дальше отходишь, у тебя эта ширина расходится. Я говорю – вы меня как ни ограничивайте, я все равно выйду на решение главной стратегической задачи. И очень часто бывало, что то, что казалось на первый взгляд моим начальникам авантюрой, в конечном итоге выстреливало. И они говорили – слушай, ну, ты молодец какой, здорово! Поэтому, мне кажется, что репутация любого человека – это спины не гнуть, прямым ходить, как пел Высоцкий. Потому что, как только человек начинает не идти против течения, не об этом речь, а как только он начинает приспосабливаться к внешним обстоятельствам, когда у него возникает желание каким-то образом использовать конформизм как средство достижения цели, вот тут человек теряет репутацию сразу. Потому что только конкретное дело может сформировать репутацию не только конкретного человека, но и целого ведомства.
- Александр Георгиевич Михайлов, генерал-майор ФСБ, генерал-лейтенант полиции, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России» был в программе «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Помните, никто не имеет права посягать на вашу честь, достоинство и репутацию. Но и вы должны отвечать тем же. Встретимся с вами ровно через неделю в эфире радиостанции «Комсомольская правда», хорошей вам репутации! А вам, Александр Георгиевич, спасибо большое за эфир.
- Спасибо вам.
