Нужно ли нагружать детей дополнительными уроками, чтобы подготовится к проверочным?
А. Милкус:
- Здравствуйте! Я – Александр Милкус. Дарья Завгородняя.
Д. Завгородняя:
- Здравствуйте.
А. Милкус:
- Сегодняшняя тема – Всероссийские проверочные работы. Мы много раз об этом говорили, видимо, придется повторять. Наш сегодняшний гость – Сергей Владимирович Станченко, директор Федерального института оценки качества образования.
С. Станченко:
- Здравствуйте.
А. Милкус:
- Мы опубликовали анонс нашего эфира с вами, и опять множество вопросов. Будут ли в этом году ВПР?
С. Станченко:
- Будут. Все как обычно.
А. Милкус:
- Обычно они раз в год. А в этом учебном году в сентябре-октябре прошла, а весной – опять?
С. Станченко:
- Всероссийские проверочные работы обычно проводятся весной. И только 2020 год мы пока считаем исключением. Всем понятна причина. У нас были очень большие отмены обучения. И были задержки. Во многих школах в стране дети не ходили в школу. Так что ВПР в 2020 календарном году были перенесены с предыдущего учебного года на следующий. В этом году все как обычно – весной.
А. Милкус:
- Вопрос для слушателей: насколько часто вы прибегаете к помощи репетиторов? Есть ли у вас ощущение, что репетиторов стало больше?
У нас с первого класса дрессируют на ВПР. Причем класс все равно эти тренировочные варианты пишет плохо. У многих родителей в голове сейчас, что в конце четвертого класса дети должны будут сдавать какой-то экзамен. Давайте объясним, в чем разница.
С. Станченко:
- Каждый год мы об этом говорим, и каждый год возникают те же самые вопросы. ВПР – это практически обычные контрольные работы. В том смысле, что никаких последствий для детей они не несут. Это обычные контрольные работы, которые пишут в конце учебного года, чтобы проверить, как усвоена годовая программа. Никаких таких жизненно важных последствий, решающих судьбу ребенка, каким-то образом отражающихся глобально на судьбе школы, ничего такого нет.
Д. Завгородняя:
- А если двойки? Это фантастическая ситуация, но если вдруг?
С. Станченко:
- Она совсем не фантастическая. На самом деле довольно много двоек получают дети на всероссийских проверочных работах. Видимо, точно так же, как и на любой другой контрольной работе. Если у вас ребенок пошел в школу и получил двойку за контрольную работу, это не вызывает потребности писать на радио вопросы, что делать с этой двойкой. Это обычный учебный процесс. Он двойку получил, позанимался немножко, исправил.
А. Милкус:
- Московская область, Ростовская, из Сибири нам писали. Родители говорят, даже в четвертом классе, даже в третьем классе учителя, пугая ВПР, говорят: берите репетиторов. Про среднюю школу даже говорить не буду. Что отвечать родителям тревожным учителям? Как себя вести?
С. Станченко:
- Наверное, имеет смысл, если это доходит до крайней степени, поднять вопрос уже на родительских собраниях или просто сходить к директору школы. В принципе, ВПР не выходят за рамки обычного учебного процесса. Никаких последствий какого-то там низкого, не очень удачного написания этих контрольных работ для ребенка, кроме обычных последствий, связанных с выставлением отметки, нет. Больше того, по правилам проведения ВПР, школа сама выбирает, ставить ли ей отметки в журнал. Во многих школах просто это проводится как диагностика, но в журнал отметки не ставят. Примерно в половине школ страны ставят отметки в журнал. Так распределилось решение школ.
Если возникает такое, оно по разным причинам может возникать, такое давление со стороны учителей, наверное, первое, что бы я посоветовал, относиться к этому спокойно и не реагировать. Никаких репетиторов брать не нужно, ничего такого сверхъестественного по результатам ВПР не произойдет. Это обычная контрольная работа. Надо просто учиться в школе.
А. Милкус:
- Можно, я скажу грубее? Если учитель требует, чтобы родители взяли репетитора, это свидетельство низкой квалификации учителя. Или его страха, что дети не напишут обычную контрольную работу.
С. Станченко:
- Или какого-то замысла учителя, желающего переложить на родителей проблемы свои с классом.
Д. Завгородняя:
- Это странная ситуация, когда учитель советует взять репетитора. Обычно же ревнуют к репетиторам в старших классах. По моим ощущениям, репетиторов не очень любят. Потому что я сама репетитор.
А. Милкус:
- А в каких классах в этом году проходит ВПР?
С. Станченко:
- С четвертого по восьмой и в одиннадцатом. Географию еще пишут десятиклассники, если они закончили курс географии.
Д. Завгородняя:
- А в одиннадцатом классе для чего нужны ВПР? У них же и так ЕГЭ?
С. Станченко:
- Экзамены мы все всегда сдавали. И родители все помнят, что в конце школы всегда бывают экзамены. Здесь все абсолютно нормально, естественно и обычно. Что касается ВПР в одиннадцатых классах, то они как раз не являются обязательными, в отличие от других классов. Школа решает, участвовать или нет. И каждый ученик тоже может выбрать, какие предметы он в этом случае пишет. Пишут те предметы, которые не сдаются в ЕГЭ. Здесь смысл такой, что не должен быть выпускник, как в известной книжке Козьмы Пруткова было написано: специалист подобен флюсу – полнота его односторонняя. Вот здесь как раз против этого является нацелены всероссийские проверочные работы, чтобы ребенок, который готовится к поступлению, не перешел совсем уж на изучение двух-трех предметов. Все же у нас общее среднее образование обязательное, поэтому все предметы в какой-то степени должны быть изучены. Вообще всероссийские проверочные работы в одиннадцатом классе такого очень базового, приземленного уровня. Если вы откроете задания, то поймете, что это такие задания, которые нельзя не уметь делать.
А. Милкус:
- Было декларировано, что школа сама решает, проводить им всероссийские проверочные работы или нет. А как школе отказаться от проведения ВПР?
С. Станченко:
- Сейчас все регламентируется законодательством. Как и всегда. В соответствии с действующим законодательством, некоторые федеральные ведомства могут проводить мониторинг в рамках своих полномочий. В данном случае всероссийские проверочные работы попадают под категорию именно мониторинга качества образования. Поэтому Рособрнадзор выпускает ежегодный приказ о том, как это проводится.
А. Милкус:
- То есть соскочить не получится?
С. Станченко:
- В соответствии с приказом этого года, который еще не вышел, будет регламент проведения. В прошлом году в регламенте было указано, что участвуют все школы.
А. Милкус:
- Ростовская область, Томская, Новосибирская пишут мне: всероссийские проверочные работы – это элемент соревнования между школами. Поэтому и царит истерия среди учителей и директоров. Люди говорят, что ВПР местные органы управления образованием используют чуть ли не для выстраивания рейтинга качества обучения в школе.
С. Станченко:
- Я, пожалуй, здесь соглашусь. К сожалению, есть такое неприятное явление. И местные органы управления образованием часто довольно используют разные поводы. Мы как раз с этим ведем активную работу и предлагаем схемы.
А. Милкус:
- Пришло сообщение из Сибири: «На местах нужно прекратить выделять сильные школы по результатам ВПР и на совещаниях это озвучивать». К кому может быть обращена эта просьба? Рособрнадзор может это запретить?
С. Станченко:
- Запретить, наверное, не может. Но Рособрнадзор активно работает с этим явлением. Вообще у управленцев часто возникает желание каким-нибудь простым способом всех отрейтинговать. Это есть в нашей жизни, к сожалению. Раньше рейтинговали по результатам ЕГЭ. благодаря усилиям Рособрнадзора сейчас эта деятельность приостановилась преимущественно, почти везде, но где-то еще возникают такие пожелания. Как только появились всероссийские проверочные работы, возник и еще один повод для управленцев найти такой легкий способ. Как раз работа Рособрнадзора сейчас в большой степени направлена на то, чтобы эту практику заменить более аккуратной управленческой деятельностью, более взвешенной, выверенной.
А. Милкус:
- Что можно сделать? Вот говорят: эта школа хорошая, она написала хорошо ВПР. Эта школа заставляет родителей еще больше брать репетиторов.
Д. Завгородняя:
- Людям же хочется знать, какая школа лучше, какая хуже.
С. Станченко:
- Людям хочется это знать, это абсолютно справедливое желание. Но люди должны понимать, что этот рейтинг хуже-лучше для школ – это чрезвычайно сложная вещь. И то, каким образом он построен, от этого все и зависит. Кроме того, есть еще такой неприятный факт, что как только заводится какой-нибудь рейтинг, все начинают на него работать. И как только мы начинаем мерить школу по отметкам, школа начинает этих отметок, тем более хороших, ставить все больше и больше. Не надо нам самим создавать вот эту ситуацию, когда мы вынуждаем учителей и директоров накручивать эти пятерки.
Мы работаем с муниципалитетами очень плотно. И с региональными органами исполнительной власти, и с муниципальными работаем сейчас очень плотно. В прошедшем году Рособрнадзор ввел еще одну процедуру мониторинга. Она уже связана с мониторингом как раз органов местного самоуправления на предмет того, как они выстроили свою работу по оценке качества образования. И там не то что не поощряется вот это рейтингование школ по отметкам, а там оно, наоборот, даже наказывается. Там есть такие отрицательные показатели. Если муниципалитет этим делом занимается, то, в принципе, его результаты в таком мониторинге должны быть ниже. Но у управленцев свои управленческие механизмы, инструменты.
А. Милкус:
- Но эти механизмы бьют по жизни и карману родителей и учителей. Вот еще что нам пишут: «Слишком много оценочных процедур в школе. И еще всероссийские проверочные работы у нас появились. Большие расходы на их проведение. У учителей слишком, по сути, не оплачиваемой дополнительной работы. Они должны быть организаторами, наблюдателями, еще и проверять эти работы. Это снижает качество подготовки учителя к урокам, хотя это самое главное дело учителей. Пусть тогда педагогические волонтеры приходят из институтов и проводят ВПР. И проверяют. Вот им практика. А учитель должен спокойно заниматься своим функционалом. Если государству нужна такая процедура – внешняя оценка качества обучения в школе, пусть государство возьмет на себя расходы по ее качественной организации и платит учителям как за участие в ЕГЭ».
Д. Завгородняя:
- Что у меня вызывает возражение? То, что внешняя оценка качества образования, такая как итоговая контрольная работа, существовала всегда.
А. Милкус:
- Это конкретно пишет директор гимназии.
С. Станченко:
- Я отвечу на это рассуждение. Оно очень частое. И мы тоже его комментировали многократно. Например, встречное рассуждение. Сколько раз один и тот же ученик в течение года по одному предмету пишет контрольные работы? Я, как бывший учитель математики, могу сказать, что ученик по математике пишет 5-6 работ в учебный год. Мы одну из этих работ предлагаем провести по федеральным материалам. Это не является внешней оценочной процедурой. Всероссийские проверочные работы не являются внешней оценкой, потому что проводят их сами учителя и оценивают тоже. Внешняя – это когда он куда он куда-то пошел, или когда пришли наблюдатели.
Возвращаемся к объему. Учитель проводит в течение учебного года пять-шесть контрольных работ. Одна из них – по материалам, присланных в рамках ВПР. Я не очень понимаю, чем это существенно выходит и расширяет штатную работу учителя. Ну что, разве он тетрадки не проверяет? Проверяет. И проверяет их несколько раз в году, по каждому своему классу, в котором он работает. Это входит в его обязанности.
Д. Завгородняя:
- Может быть, название пугает людей. Может быть, назвать всероссийские проверочные работы диагностическими?
А. Милкус:
- Или не всероссийские, индивидуальные, личные.
С. Станченко:
- Мы уже проехали этот момент. С 2016 года проводятся эти работы. Название уже устоялось. Если его сейчас поменять, все равно все будут помнить, что это всероссийские проверочные работы. Можно заняться выяснением сути и наконец договориться о том, что в любом случае это работы, после которых не возникает никаких жизненно важных последствий. Это все должны понимать. Как раз наоборот, если на школу идет давление со стороны органов местного самоуправления, в соответствии с которым требуется высокий результат, тогда мы готовы эти сигналы принимать и с соответствующим органом местного самоуправления провести работу. Мы готовы это делать. И с благодарностью такие сигналы услышим.
Д. Завгородняя:
- А почему бы такое вселенское значение не придавать диагностическим работам, которые пишутся осенью? На них всем наплевать. Их никто не боится. Учителям надо понять, куда впихивать эти диагностическими между своими планами. Но родители боятся этих работ. Дети все забыли, ничего страшного. Давайте рейтинги школ составлять по этим диагностическим работам. Это справедливее. Потому что настоящее образование – это то, что остается у ребенка в голове, когда он все забыл после лета.
С. Станченко:
- Всероссийские проверочные работы задумывались именно как итоговые. И это очень важно, в том числе с учетом устройства наших образовательных стандартов. У нас есть определенные вариации по прохождению программы, есть разные учебники. И это тоже одна из проблем. Если ребенок проучился в школе по одному учебнику, потом вдруг перешел в другую школу, а там другой учебник. Может оказаться, что он некоторые темы не пройдет вообще никогда. Здесь определенный элемент не то что унификации, но подведения итогов по учебному году, что было важно в этом классе, в этом году, по этому предмету, оно все выносится на эту итоговую работу.
Это определенный элемент создания такого единого образовательного пространства. И это ориентир, скорее, для учителей и директоров. И все-таки здесь выносятся на проверку в эти работы, как и сказано в их описании, самые ключевые аспекты. Наиболее важные вещи, которые нельзя не освоить по этому предмету.
А. Милкус:
- Казань, Красноярский край задают вопрос: почему такое низкое качество КИМов? Люди говорят: мы – гимназия. Для нас эти задачи очень простые. Может ли быть, что всероссийские проверочные работы будут разного уровня, чтобы гимназистам было интересно решать эти задачи?
С. Станченко:
- Я бы сразу ответил, что тогда речь не о низком качестве, а не соответствии уровню гимназистов. Не вижу ничего страшного в том, что гимназисты подтвердят свой уровень блестящим выполнением ВПР. Хотя сама по себе постановка вопроса очень разумная. И над этим вопросом мы тоже начинаем задумываться. Может быть, когда-нибудь, в недалеком будущем, для школ, которые профильные… Но здесь возникает встречный вопрос: как отобрать эти школы? По их желанию?
А. Милкус:
- Да, кто заявит.
С. Станченко:
- Это может оказаться рискованным. Потому что желание школы и ее заявления, при всем моем уважении к подавляющему большинству школ Российской Федерации, не всегда может соответствовать реальной ситуации.
А. Милкус:
- Сейчас наш собеседник – Ирина Всеволодовна Абанкина, главный научный сотрудник Центра финансово-экономических решений в образовании Института образования Высшей школы экономики.
И. Абанкина:
- Здравствуйте.
А. Милкус:
- Недавно пришло сообщение, что почти треть россиян в 2020 году скорректировали свой бюджет, увеличив траты на образование. Специалисты провели опрос сотрудников более ста российских компаний, большинство признались, что 2020 год нанес ощутимый удар по их семейному бюджету. 29 % опрошенных рассказали, что дополнительных финансовых вложений потребовало образование детей, поскольку они не были уверены в эффективности онлайн-обучения. Больше половины признались, что пользуются услугами платных репетиторов. 27 % приобрели детям курсы и обучающие программы онлайн. Еще 13 % оплачивали занятия в дистанционных кружках и секциях. Каждый десятый отметил, что в 2020 году тратили деньги и на свое самообразование.
Насколько эта ситуация с репетиторами уже стала общим местом? Я говорил с учителем очень хорошей школы в регионе. И она сказала, что у нее в этом году сын заканчивает. И вдруг обмолвилась: я буду брать репетиторов, чтобы он подготовился в ЕГЭ. Что это? Даже сам учитель не доверяет своей школе?
И. Абанкина:
- Я бы не ставила это как вопрос недоверия школе. Это, скорее, обеспокоенность родителей и желание выиграть в конкуренции, которая потом соответствует поступлению в вузы. Поскольку это не просто освоение обязательной программы, это еще и соревновательность. И в ней, конечно, все доверяют больше подготовке, считая, что если они найдут частных репетиторов, то их шансы точно увеличатся.
У нас, действительно, несколько сегментов репетиторского рынка. Есть семьи, которые и в процессе обучения в школе стараются брать репетиторов, которые помогли бы детям освоить сложные школьные образовательные программы. Есть те, кто понимает, что с ребенком есть проблемы, и тоже стараются за счет репетиторов помочь в освоении таких программ. А есть те, кто даже для очень сильно заинтересованных, мотивированных ребят все-таки берет репетиторов ради выигрыша в конкурентной борьбе. Поэтому мотивация у родителей разная. Но очень много групп родителей сегодня желают в дополнение, какая бы хорошая школа ни была, обратиться и к помощи репетиторов. Конечно, платно.
А. Милкус:
- Это большое количество? Насколько сегодня это привычная ситуация? Можно ли сказать, что популярность репетиторов говорит о низком качестве подготовки в школе? Или о том, что слишком сложная программа?
И. Абанкина:
- Приведу пример моей магистрантки, которая защитилась, она кандидат наук. И проводила такое исследование о теневом образовании в Костроме. Это услуги репетиторства. Это то, что как тень сопровождает основное образование. Оно может очень прозрачно оплачиваться. Но если мы уберем это из школьной программы, таких репетиторов перестанут брать. Это называется теневое образование. Так вот, даже в небольшом регионе, небогатом, более 70 % родителей прибегают к услугам репетиторов. Цены, конечно, отличаются. Но она заинтересовалась, ведь репетиторами работают педагоги. Это же не инопланетяне прилетают.
Они сказали удивительную для меня вещь. Что в небольшой группе мотивированных ребят им удается отработать новые методики, понять, что осваивается, что – нет. Потому что в теперь уже переполненных классах отрабатывать новое не удается. Ты можешь уже применять то, что зарекомендовало себя. Тем самым эта в последние годы идущая оптимизация с переполненностью классов инновационную работу, апробацию новых методик, новых подходов вытеснила в сектор репетиторства. Для меня это было удивительно.
Вслед за тем, как мы наполняем классы, стандартизируем программы, перестаем учитывать индивидуальные запросы и семей, и самих ребят, мы тем самым вынуждаем родителей подставлять костыли школе. На самом деле не школе, а образованию своего ребенка, который, конечно, сегодня нуждается и в индивидуализации, и в учете личных способностей, интересов в поддержке мотивации.
Д. Завгородняя:
- Очень трудно учесть индивидуальные особенности ребенка на практике. К каждому подойти физически трудно.
И. Абанкина:
- Недавно мы приглашали наших китайских коллег. У них лицей на 4200 учащих. 4200 индивидуальных планов. 67 предметов по выбору. У нас в университетах такого нет. Это огромная работа преподавателей, чтобы предложить расширенное образовательное пространство, в котором интересно делать выбор, в котором маршруты не тупиковые ветки, а создают полноценность интересного образовательного пространства.
А. Милкус:
- Как физически можно для стольких детей разработать индивидуальные учебные планы? Сколько же педагогов там должно быть?
И. Абанкина:
- У них соотношение 1 на 26. У нас – 1 на 11.
А. Милкус:
- То есть у нас один учитель на одиннадцать учеников. У них детей в два раза больше, при этом они как-то умудряются…
И. Абанкина:
- Как-то все умудряются. И в Южной Корее, и в Японии очень высокое соотношение учитель – ученик. Тем не менее, очень большая работа ведется именно над инновационными методиками, над новыми интересными курсами и предметами. Я думаю, что мы перегружаем наших учителей рутиной. Их от рутины надо освободить. Дать им больше творчества. Мы слишком контролируем наших учителей и не доверяем их, заставляя всевозможными проверками следовать единой стандартной методике. И это губительно.
Д. Завгородняя:
- Все-таки благодаря электронной школе это дело очень упростилось. Учителям сейчас повеселее живется.
И. Абанкина:
- Согласна, повеселее. Но и рынок репетиторства переструктурировался. Сегодня репетиторство тоже переместилось в онлайн. Это сокращает время на дорогу, ребята не ездят. И только те молодые учителя, которые предложили задания, их разбор, интересный курс, вот те сегодня пользуются спросом. Их оплачивают. Сегодня к опытным пожилым бабушкам домой уже никто не ездит как к репетиторам. Все меняется. И вряд ли этот рынок быстро уйдет. Он уже набирает обороты. И даже если школа вернется в очный режим или в смешанный.
А. Милкус:
- Школа вернулась в очный режим.
И. Абанкина:
- Вернулась. Но мы же понимаем, что могут быть разные сценарии развития.
А. Милкус:
- Можно ли сказать, что практически школьное образование в связи с такой популярностью репетиторов стало платным?
И. Абанкина:
- Нет, я думаю, что все-таки нельзя сказать. Потому что не все и не везде пользуются репетиторами. Все-таки это больше в крупных городах. В селе в меньшей степени на это обращают внимание. Противостоять этому можно за счет сетевого взаимодействия и за счет сертификатов школьникам, которые могут на онлайн-платформах современных за счет бюджетных средств, за счет общественных ресурсов получать те или другие предметы, которые будут засчитываться в школе.
А. Милкус:
- История про Китай. В классе 40 учеников. Учитель каждому ребенку старается сказать, в чем он оказался молодец. Даже если он просто аккуратно полил цветы или не опаздывает на занятия. Или просто помог кому-то. Каждому ребенку говорится что-то хорошее, поддерживая его, создавая положительное.
Д. Завгородняя:
- Я так делала. После этого в классе все хотели выйти к доске и срывали иногда урок. Все хотели ответить на пятерку, потому что им хотелось легкую отметку получить.
И. Абанкина:
- В Китае для этого малые группы используют, где может быть свой лидер, который заведет работу группы. И эти подходы внутри класса, внутри группы в странах тихоокеанского региона очень активно применяются. Кстати, Марк Брей, введя понятие теневого образования, вычислил, что даже те страны, которые лучшие показатели, имеют противоположные картины. В Южной Корее – 2,7 % ВВП тратится на теневое образование. То есть репетиторство. Это сопоставимо с расходами на систему школьного образования. А в Финляндии – 0 %. Да, они сейчас немножко отстают от Южной Кореи, но они все равно в лидерах по школьному образованию.
А. Милкус:
- У нас есть звонок. Татьяна из Красноярска нам дозвонилась.
- Ситуация такова, что даже на собрании говорят педагоги, что мы можем вам дать знания на три балла, если хотите выше – нанимайте репетиторов. Все родители сейчас помалкивают, потому что это такая ситуация. Я позвонила своей знакомой, она работает у нас в институте, кандидат химических наук. Как быть, как детям поступать сейчас? Знаний нет. Она говорит: ты хочешь, чтобы были знания или чтобы у ребенка был хороший аттестат? Мне нужно и то, и другое. Она говорит: многого хочешь. Нанимай репетиторов из числа педагогов, тогда оценка будет обеспечена. И тогда ребенок поступит. Как дальше жить с таким образованием?
А. Милкус:
- Из Воронежской области аналогичное сообщение: «Школа не дает знаний. Сын в девятом классе не знал даже, что такое масса, хотя репетиторы были по всем предметам. И только занятия с ними дали результат. Мы носили подарки учителям… Сейчас учителя нищие, не хотят учить, боятся плохую оценку поставить. Вместо того, чтобы давать знания». Учителя сами признаются, что не могут нормально обучить детей, что это? Они сами предлагают нанимать репетиторов. А раньше учителя конкурировали с репетиторами.
И. Абанкина:
- Давайте не будем бросать камни в наших учителей. Они работают много. Степень их выгорания достаточно высока. И она связана с тем, что они находятся под очень жестким контролем. И мы, как общество, как регулирующие органы, давим на них достаточно сильно, загоняя в тупиковую ситуацию. То, что гарантируют стандартные программы, они гарантируют среднее освоение программы. Учителя с этим мнением согласны. Хотя индивидуально они же, не кто-то другой, готовы работать. Да, конечно, на платной основе. Но не только потому, что они нищие.
Мы проводили опросы, около 30 % дополнительного заработка дает учителям репетиторство. Не больше. Не слишком много часов они могут этому уделять. Те, кто профессионально занят исключительно репетиторством, там доходы выше, чем у учителей. Если это работающие учителя, то это примерно 30 %. Они могли бы заработать это за счет стимулирующих надбавок в своей школе. Но там ситуация тоже очень конкурентная. Показатели иногда демотивируют, чтобы их достигать. Поэтому гораздо проще индивидуально позаниматься с учениками. Иногда талантливыми, иногда отстающими, иногда теми, где с родителями сложилось взаимопонимание.
В этом смысле мне кажется, что надо предоставить большую автономию школе, больше возможностей разнообразия. И в то же время самим семьям предоставить право распоряжаться общественными ресурсами и дополнительно вне школы заниматься не обязательно с репетиторами. Сегодня на современных платформах, в кванториумах, в технопарках, в интерактивных музеях, в учреждениях дополнительного образования есть очень много интересных программ, которые, действительно, помогают научиться учиться, найти интерес в том или другом предмете, вообще даже профессионально сориентироваться.
Я знаю, каким спросом пользуются медиа-классы, как интересно ребятам включиться уже в школе в журналистскую работу, в новые современные коммуникации. Это очень вдохновляет ребят. И не только медицинские, химические или биологические классы. Но сегодня и классы, которые связаны с современным кино, с арт-дизайном, пользуются очень большим спросом. А в школе этого очень мало. И интересного спорта в школе мало. Тем более, если ребята могли бы получить хорошее снаряжение и в командах заниматься. Очень много в школе остается архаичного. И учителя вынуждены это преподавать и организовывать такие уроки.
А. Милкус:
- Пермский край нам пишет: «Преподаватель работает на три ставки, в группах по иностранному языку по 30 человек, раньше было по 14. Как в таких условиях дать хорошее образование?»
И. Абанкина:
- Я согласна, я тоже об этом говорила. У нас школы переуплотнены. А технологии остались те же, которые давали результат при 15-20 учащихся. И очень возрастает интенсивность работы учителя. Каждый дополнительный ученик – это интенсивность. Мы повысили зарплату, но за счет интенсивности труда, потому что больше учеников в классе, мы увеличили нагрузку на педагогов и ускорили их профессиональное выгорание.
Здесь вопрос достаточно серьезный. Сейчас разрабатываются предложения по совершенствованию оплаты труда. Я считаю, что эти вопросы должны быть поставлены во главу угла, как разгрузить учителя, как вернуть творческий характер и в то же время гарантировать стабильную зарплату, базовый оклад, который соответствует сложности педагогического труда. Более того, чтобы равной была оплата за дистанционные технологии образования и за очные уроки. Здесь даже в большей степени требуется и интенсивность, когда работает с учениками онлайн, когда должен каждому давать индивидуальные задания, чтобы быть уверенным, что задания решаются не с помощью кнопок Ctrl+C и Ctrl+V, а с помощью того, чтобы подумать, предложить свое интересное решение. И давление за счет ВПР тоже надо снизить.
Давайте поблагодарим наших учителей и пожелаем им успехов в связи с возвращением очного режима.
А. Милкус:
- Спасибо!
