Пермская трагедия: не рядите фанатиков в безумцы
А. Милкус:
- Я – Александр Милкус. Дарья Завгородняя в студии. Здравствуйте всем. Говорить мы будем о том, что произошло 20 сентября в Перми. В понедельник произошла трагедия в Перми. Попытаемся разобраться, что было причиной. И можно ли таких трагедий избежать. Я думаю, что это сегодня наиболее актуальная тема – тема этой недели.
Разбираться мы будем с помощью Александра Григорьевича Асмолова, доктора психологических наук, академика Российской академии образования, профессора факультета психологии Московского государственного университета и члена Совета по правам человека при президенте Российской Федерации.
А. Асмолов:
- Здравствуйте.
А. Милкус:
- Тему мы определили: «Пермская трагедия. Не рядите фанатиков в безумцы». Давайте сразу и разберемся. Очень много всяких «экспертов» на радио и на телевидении, в интернете рассказывают, что нужно определить у таких людей психиатрическое отклонение. Можно заранее его вычислить. И мы все будем избавлены от таких историй.
Д. Завгородняя:
- Разные точки зрения существуют.
А. Милкус:
- Но много вот таких Буквально пару дней назад автономная организация «Центр изучения сетевого мониторинга молодежной среды», как пишут СМИ, должна получить из бюджета 1,6 миллиарда рублей для разработки системы мониторинга распространения информации, которая может склонить или побудить детей совершить действия, представляющие угрозу их жизни.
Давайте разбираться. Вы считаете, что эти люди – не безумцы.
Д. Завгородняя:
- А некоторые считают, что фанатики и безумцы – это одно и то же.
А. Милкус:
- Если продолжать: Пермь, Казань, до этого Москва, Улан-Удэ, Керчь и так далее.
А. Асмолов:
- Скажите, пожалуйста, в ответ на ваши очень точно поставленные вопросы, обратимся к, казалось бы, далеким моментам. Считаете ли вы тех инквизиторов, которые сжигали Джордано Бруно, безумцами? Я думаю, что уже сам этот вопрос предполагает сомнение в том, что все представители инквизиции обладали патологическими установками в поведении. Считаете ли вы безызвестного Александра Ульянова, смерть которого привела к травме Владимира Ильича, человеком, у которого были явные психические отклонения и жесткие патологические установки? Я мог бы приводить еще немало подобного рода примеров, когда мы видим определенного рода систему фанатических установок, рождаемых в обществе.
Но каждый раз мы с вами как бы отгораживаемся и предпочитаем назвать общество нездоровым, психически больным, а также сказать, что те или иные люди обладают явной патологией, что они нуждаются в широкой клинике. И вместе с тем, очень пугаемся, когда мы говорим, что общество все более и более становится фанатичным. Поэтому ситуация, когда мы имеем дело с разными социальными и психологическими явлениями, а приписываем им простое объяснение, это ситуация, которая приводит к совершенно ложным выводам. И тем самым мешает нам понять подлинные причины трагедий, которые происходили и в США, и в Казани, и в Крыму. И теперь та чудовищная трагедия, которая на прошлой неделе настигла наше общество в Перми.
Поэтому, когда спешат объявить этого парня, без серьезного анализа и комплексной психологической экспертизы, безумцем, с моей точки зрения, это ситуация, которая ведет явно в никуда. И второе, о чем вы сказали. Упомяну ваше высказывание – «эксперты» в кавычках. И быстрые и дорогостоящие решения, когда ищут ответ под фонарем. И только ухудшают ту ситуацию, в которой мы с вами находимся.
Вы привели пример, когда тут же появляются все в белом так называемые «эксперты» и говорят, что с помощью современных компьютерных, цифровизованных IT-технологий мы сумеем провести анализ всех сочинений, всех детей, которые живут в России, и по этому анализу, только заглядывая и проведя через ряд IT-процедур их тексты, мы скажем: о, у этого подростка явные установки к агрессивному или даже варварскому поведению. Тот или иной подросток склонен к тому, чтобы совершить убийство. Упаси нас бог, - простите, что вспоминаю имя божье всуе, - от подобного рода решений.
А. Милкус:
- Ну почему? Ведь кажется, что сейчас запустить анализ, проанализировать.
Д. Завгородняя:
- Когда человек говорит «я вас убью, я вас ненавижу», мне кажется, что склонность к убийству людей можно как-то вычислить. Или нет?
А. Асмолов:
- Еще раз, давайте не будем путать разные вещи. Я на это хочу у вас спросить, простите, довожу вопрос до некоторой резкости: можно ли анализировать те или иные склонности к агрессии по анализу мочи? Думаю, что вы с удивлением посмотрите на меня. Но точно так же, не обладая современными процедурами психолингвистической экспертизы, которыми владеют единицы, которые не распространены и не применимы к тому, что предлагается в тех вариантах, которые вы сейчас описали, мы говорим, что мы поймем агрессию. Это нонсенс.
Второе. Вы очень верно сказали, я цепляюсь за ваше слово – установки. Установка – это готовность к совершению определенных действий. Это потенциальная готовность. Но есть огромный разрыв между тем, какие у нас установки и как они выливаются либо в вербальном поведении, в речевом поведении, даже в речи, и тем более, как они проявляются в открытых тех или иных уже личностных и социальных действиях. Между этим огромная пропасть.
Ведь даже если бы выявили какие-то установки, это вовсе не означает, что эти установки с непременной жесткостью станут причинами тех или иных девиантных поступков и агрессивных действий.
А. Милкус:
- То есть заранее таких ребят вычислить невозможно? Вы говорите, что это не психическое отклонение, не безумие. Хорошо, это фанатизм. А в чем здесь фанатизм? Вот если вы сами привели пример инквизиции. Понятно, мы именем того бога всех еретиков уничтожаем. Здесь-то в чем у него фанатизм? Он верит в какую-то идею? Нет, ни один из этих ребят не был каким-то таким фанатиком в общепринятом смысле.
А. Асмолов:
- Вы ставите вопрос, в котором своего рода мастерская психологическая ловушка. Я плохо понимаю фанатизм в общепринятом смысле. С психологической точки зрения, с социально-психологической точки зрения, мы четко имеем сокрытое сознание подростка. А тем самым – его тягу к группомыслию, его тягу к определенного рода милитаристским агрессивным установкам, которые возникли у него в ходе его жизни по очень многим причинам. Есть социально-психологические причины, есть более широкие – макросоциологические причины. И есть, наконец, социальная ситуация развития этого подростка в семье. Напоминаю те вещи, которые сейчас уже в буквальном смысле слова просочились в прессу. Ребенок, подросток рос в неполной семье. Ребенок рос в семье, в которой сложные отношения были между отцом и матерью.
А. Милкус:
- Но ведь тысячи детей растут в неполных семьях.
Д. Завгородняя:
- Есть западные исследование о том, что разводы не такие разрушительные последствия имеют для судеб детей и для изменений в их характере. Но тут почему-то именно так сработало.
А. Милкус:
- Что меня поразило в рассказе мамы этого мальчика, что, уходя на работу, она с ним попрощалась как обычно, никаких она не заметила отклонений. Он не был в истерическом, нервном состоянии. Спокойный. Мама даже ничего не почувствовала, что он через полчаса готов идти убивать людей. Это из ряда вон выходящая психологическая личность?
А. Асмолов:
- Мы возвращаемся к тому, что при объяснении столь сложных явлений не может быть одной простой причины. Да, правы те, кто говорят, что в нашей стране, да и во многих странах мира, ситуация неполных семей – это сегодня довольно высокочастотная ситуация. И правы те, кто говорят, что это вовсе не является триггером, причиной, которая приведет к тому, что дети, растущие в неполных семьях, начнут хвататься за оружие и убивать других людей. Все они правы. Но каждый раз надо обращаться к конкретной социальной ситуации развития. Я использую термины и понятия, которые ввел великий психолог Лев Выготский, для понимания, что происходило в этой семье.
И вы акцентировали внимание на том, что мама, когда уходила, ребенок был абсолютно спокоен и ребенок был абсолютно как бы подготовлен к тому, что он дальше произведет, какие действия он совершит. Обратите внимание на следующее. За этим, а в том числе за его письмами, за его манифестом, так сказать, проступают, прежде всего, несколько моментов. Ребенок в данной семье чувствует себя бесконечно одиноким. Ребенок в данной семье, несмотря на то, что внешне между ним и матерью существуют как бы благопристойные отношения и общение, ребенок все время, и это проступает за каждой строчкой его манифеста, чувствует, что он одинок, что его не понимают.
А кто в этом виноват? Кто виноват в этом одиночестве? Кто виноват в том, что бездна непонимания между ним и взрослыми, между ним и матерью? В этом виноват, по его запискам, весь мир, который в буквальном смысле надо разрушить как виновник его одиночества. Давайте задумаемся на примере этой ситуации, как часто наших с вами детей настигает ситуация непонимания со взрослыми, сколь часто именно дефицит понимания является той причиной, из-за которой, в шекспировском смысле слова, распадается связь времен, распадаются отношения между родителями и детьми? И эта ситуация чревата многими сложными проявлениями для растущего разума наших с вами детей.
И здесь, особо акцентирую, ребенок, подросток, юноша, о котором идет речь, в этом же общении и по тому, что мы о нем знаем, очень позитивно относится к своему отцу, который с ними не живет, но который является, и это важно, из его манифеста это следует, образцом для подражания. Он даже героизирует отца. Отец же, насколько мы понимаем, на тех или иных условиях работал в Сирии. Тем самым, на том тяжелом участке, где шли тяжелейшие военные действия. Иными словами, явно или неявно отец, который стал образцом для идентификации, образцом для подражания, был носителем так называемых милитаристских установок сознания, тех установок, в соответствии с которыми только через насилие, только через жестокость может быть снять тот или иной конфликт.
Я обращаю внимание, что, по данным многих социально-психологических исследований, у многих наших подростков именно здесь SOS. Разрешение проблемной ситуации, трудной ситуации через агрессию, через насилие начинает восприниматься, услышьте это, как норма, обыденная норма поведения. Вот это явление, с которым мы сталкиваемся, и это я говорю не со слов, а это показывают многочисленные исследования, для нас является тем, что косвенно приводит к тому, что ряд подростков, в силу их конкретной ситуации, которую мы никогда до конца не распознаем, простите за такое странное высказывание, сходят с катушек и начинают действовать так, как вел себя юноша в Перми.
А. Милкус:
- В советское время таких расстрелов в школах не было. Страна тоже была достаточно сложно организована. И ребята ходили служить в Афганистан, и до этого были другие военные конфликты, в которых мы участвовали. В принципе, мы все время боролись с какими-то врагами. Но вот таких массовых расстрелов не было.
А. Асмолов:
- Во-первых, я бы не называл тяжелейшие случаи, которые произошли и в Колумбайне, и в Крыму, и в Казани, и в Перми, массовыми. Пока мы имеем дело с единичными случаями. Во-вторых, многие события…
А. Милкус:
- Нет, я имею в виду, массовые расстрелы – что много людей пострадали.
А. Асмолов:
- Да, приведшие к гибели многих людей. Простите, вы абсолютно правы. Второе. Смею предположить, что в Советском Союзе, где многие события были в буквальном смысле жестко цензурированы и закрыты от населения, были довольно сложные события, но они вовсе не становились фокусом, как сейчас, массового сознания. И, когда кто-то говорит, что в Советском Союзе не было явлений, подобных буллингу, которые сейчас распространяются, в чем винят сети, я могу сказать, что это наивная позиция. Я хочу всем запомнить замечательный фильм Ролана Быкова «Чучело», в котором мы видим явление травли, когда подростки жестко ведут себя по отношению к другому подростку. Такие явления были.
Были, как показывают многочисленные исследования, случаи подросткового суицида. И не случайно в начале 70-х годов была создана именно в СССР, благодаря замечательному исследователю Амбрумовой, служба, лаборатория, связанная с подростковой суицидологией. Когда подростки были готовы к тем или иным действиям в стиле аутоагрессии, агрессии, приводящей к суициду, так и к действиям, когда они выступали против других людей, и было огромное количество насилий.
Я не буду вам напоминать огромное количество расследований так называемой казанской подростковой преступности, которая буквально захлестывала город, когда подростков, детей 14-16 лет боялись взрослые. И даже взрослые банды остерегались ходить на те территории, где действовали подростковые жестокие агрессивные группировки.
А. Милкус:
- Это 90-е годы.
А. Асмолов:
- Да, это начало 90-х годов.
А. Милкус:
- Пишут из Нижегородской области: «Какая жизнь, такие и поступки». Московская область: «Это только подтверждает тезис «жестокие времена – жестокие люди».
Д. Завгородняя:
- Мне хочется возразить читателям. Социологи, социальные психологи на протяжении последнего времени отмечают, что уровень насилия в современном мире потихоньку снижается. Есть данные, что в 10-50 раз снизилось число убийств на территории Европы за последние 500 лет.
А. Милкус:
- С другой стороны, все эти страшные истории, как пермская, они опровергают это.
Д. Завгородняя:
- Но насилие уходит из социально одобряемых практик. Больше никто кошек на площади не жжет, как во Франции XV века. Больше у нас нет инквизиции. Пытки запрещены на судах. А несколько столетий назад это было распространенной практикой, как с этим быть? Не такие мы жестокие.
А. Милкус:
- А что делать? Глава Следственного комитета Александра Иванович Бастрыкин предлагает в качестве меры, которая бы обеспечила безопасность школьников, исключить показ сцен насилия по телевидению.
Д. Завгородняя:
- Поможет это?
А. Милкус:
- Что это за меры? Мне кажется, он вообще не представляет, что смотрят и перед какими экранами сидят наши подростки.
А. Асмолов:
- Давайте спокойно отнесемся к каждому высказыванию, которое мы слышим. Потому что, как учил нас замечательный философ Спиноза, надо стараться не смеяться, не плакать, а понимать. И в этой ситуации понимать и тех, кто говорит, что жестокий век – жестокие нравы, и тех, кто ищет причину, пытаясь сделать так, чтобы подобного рода трагедии не происходили.
Простите, Саша, но я, прежде всего, отреагирую на нашу нежную полемику с Дарьей и обсуждение о жестоких временах и жестоких нравах. Я хочу отметить то, что, когда мы сравниваем с XV, с XVI веком, есть совершенно разные исследования и разные подходы. И каждый раз надо четко понимать, с какой оптикой мы имеем дело. И какие аналитики стоят за теми или иными фактами. И где факты, а где мифы.
Факты же заключаются в том, еще раз возвращаюсь к этому случаю, за которым стоит то, что норма разрешения проблемных ситуаций и конфликтных ситуаций через использование насилия, норма, когда конфликт стал нормой жизни, а агрессивное поведение и разрешение конфликта через насилие становится как бы санкционированным, явно или неявно, поведением, все это приводит, как показывают наши исследователи, сошлюсь на целый ряд работ, в частности, на работу моего коллеги Сергея Ениколопова, агрессия сегодня не падает, она принимает разные другие формы.
Но источником агрессии является, и тут перехожу к тому, что вы задали вопрос по поводу инициативы Бастрыкина. Дело заключается в том, что сегодня ключевыми источниками насилия является обсуждение этих источников в огромном количестве средств массовой коммуникации. Когда мы видим, действительно, что на телевидении часто демонстрируются сцены насилия, возникает следующий вопрос: что считать сценами жестокости и что считать сценами насилия? Не являются ли призывами к насилию многочисленные призывы, касающиеся поиска врага, не является ли огромное количество передач наших шоуменов телевизионных на НТВ или даже на Первом и на каких-либо других каналах, в которых все передачи переходят на истерику, в которых говорят: виновны те. И мы постоянно ищем врагом.
И эти сцены насилия на экранах телевизора, эти резкие выступления и принятие за последнее время ряда законодательных актов в Думе и законов, которые только приведут к тому, что атмосфера дефицита понимания, дефицита доверия будет нарастать в нашем обществе. Я имею в виду и пресловутый закон о просветительской деятельности, и законы об иноагентах. Наше общество поражено манией любого фанатичного общества – манией поиска врагов. Тем самым, верно ли, что нужно думать о дозировке сцен насилия, которые смотрят наши дети? Это обсуждаемо. И эта идея нуждается в серьезном анализе.
Но верно ли то, что во многих ситуациях виновны те принятые даже недавно законодательные акты, которые приводят к росту атмосферу недоверия, агрессии и поголовного контроля каждого за каждым, что прямо приводит к серьезным ударам и травмам по психологическому развитию личности каждого из нас. Вот здесь мы и сталкиваемся с ключевыми источниками, когда в обществе распространяется идеология ненависти. И когда наше телевидение во многих ситуациях, я берусь это доказать и показать на многих передачах, из телевидения превращается в телененавидение, которое так или иначе связано с распространением идеологии ненависти, жестокости и агрессии в нашем с вами обществе. И все более старается превратить наше общество в общество фанатиков, которые знают только одно решение, которые лишены критического мышления и сомнения. И отсюда любые дети, которые лишены критического мышления, которые лишены возможности сомневаться, становятся легкими жертвами для любых манипуляций, которые могут их подтолкнуть к тому явлению, с которым мы столкнулись сегодня в Перми.
Поэтому – каждый про свое. Я же считаю, что именно развитие образования является тем уникальным средством, не панацеей, конечно, от всех бед, через которое мы можем прийти к тому, чтобы у нас росли дети с критическим мышлением, со свободными глазами. Которые не становились бы жертвами вербовки разного рода варварских организаций, не важно, происходят они через сети, через интернет или через телевидение. А могли противостоять этим действиям.
И далее. Нам крайне необходимы мощные психологические программы, которые готовили бы психологов, социальных работников, социальных педагогов, которые могли бы оказать помощь нашим детям в самых сложных, критических, трудных жизненных ситуациях. Вот это то, что нам необходимо как важнейшие шаги.
И на этом фоне весьма странным выглядит то, что уже многие годы наша Дума отклоняет и не рассматривает закон о психологической помощи населению и о психологической помощи. Успевая при этом принять законы о просветительской деятельности, об иностранных агентах, о наказаниях за фейки, связанные с теми или иными статусными государственными служащими. Все это мы успеваем. А подумать о том, как помочь нашим детям, как создать мощные службы помощи детям в нашей стране, как сделать так, чтобы фигура учителя стала значимой в нашей стране в буквальном смысле слова, и в учителя хотели идти и хотели идти в школу, - вот это те задачи, которые перед нами сегодня стоят.
Иными словами, для того, чтобы не возникали ситуации, подобные ситуациям в Перми и Казани, необходимо начать с самого главного – страхования социальных рисков детства, которым является наша система воспитания, в которую входят и родители, и воспитатели, и учителя. И это должно быть ведущим приоритетом и ценностью общества. Этого пока не происходит. Но начать надо с того, чтобы наши педагогические вузы и наши педагогические факультеты выпускали профессионалов, которые не только могли бы преподавать хорошие предметные знания, но были мастерами человековедения и формирования гуманных установок личности в нашем обществе.
А. Милкус:
- Пермский край, Александр пишет: «У меня покойный дед работал в этом университете в 70-е годы, как раз в этом корпусе, где произошла трагедия. Он меня, внука, водил в этот университет. Тогда и преподаватели, и студенты были открытые, добрее. И вообще никто не мог подумать, что может такое произойти, что может быть такая атмосфера. Теперь университет похож на охраняемую зону».
После этих событий выдвигаются предложения ужесточить охрану образовательных учреждений. Вы говорите о том, что учителя надо поднимать на пьедестал, воспитательную работу развивать, психологическую службу. Но гораздо проще поставить везде заборы, поставить охранника с оружием.
Д. Завгородняя:
- А всем остальным запретить носить оружие.
А. Милкус:
- И стрелять в любого подозрительного. Может быть, это тоже поможет как-то?
А. Асмолов:
- Я реагирую на предложение нашего коллеги из Перми и его слова. В них диагноз. Как только вы превратите школу в зону, начнут действовать жесткие законы зоны. Законы насилия, законы контроля. И зона – это сфера, в которой происходит самое страшное. Происходит расчеловечивание человека. Поэтому любые жесткие меры, которые приводят к тому, что растет недоверие, меры, когда ребенок приходит сдавать ЕГЭ, у него отнимают телефон, его практически почти обыскивают, и он, еще не перешагнув ту комнату, в которой начнется экзамен, уже чувствует себя опущенным. Вот эти меры, которые приводят к унижению человеческого достоинства, это тот путь, который приводит к появлению трагедий, подобных трагедиям в Колумбайне, в Казани и Перми.
Хотите, чтобы выросло количество трагедий, занимайтесь зомбификацией детей. Хотите, чтобы росло количество трагедий, превращайте Россию в огромный ГУЛАГ. И там тогда с помощью вертухаев решайте все вопросы того, что называлось даже в те советские времена воспитанием в ГУЛАГе. Иными словами, любые дороги и инициативы, которые ведут, как сказал наш коллега из Перми, к возникновению зоны, зона – это сфера, где появляются и рождаются агрессивные модели поведения.
Тем самым, предложенные меры контроля приведут только к росту агрессии со стороны подростков, приведут к потере понимания с подрастающим поколением. И приведут к тому, что подростки потеряют доверие и к учителям, и к родителям. Когда вы начинаете заниматься гиперконтролем, вы отталкиваете от себя детей. И через жестокость вы можете породить только новую жестокость. Еще раз хочу всем посоветовать прочитать замечательный рассказ Пелевина «Зомбификация», в котором появление зомбированных людей. Или роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день» о манкуртах. Мы не должны делать так, чтобы вокруг была зона, а наши дети превращались в манкуртов и зомби. Это путь, который ведет в никуда.
Д. Завгородняя:
- Колумбайн начинался все-таки в Америке, а не у нас. Там страна на зону совсем не похожа. Там и у детей много свободы в школе. И об этом говорят.
А. Асмолов:
- Я начал с Колумбайна. Когда я говорю о возникновении таких ситуаций, я имею в виду не только Россию. Я имею в виду и Россию, и Штаты. И там, где так или иначе формируются милитаристские установки, там, где возникает непонимание, дефицит понимания между родителями и детьми, не важно, это США, Европа или Россия. Там, где дети испытывают одиночество и чувствуют себя брошенными или кинутыми, главное – не понимаемыми, вот там и возникают подобного рода явления. Мы имеем дело с ситуациями антропологического риска и в Штатах, и в Европе, и в России. И это общая трагедия, с которой мы с вами сталкиваемся.
А. Милкус:
- Школа антропологии будущего – ваша школа, которая существует в Москве, как раз занимается исследованием этих проблем.
А. Асмолов:
- Сейчас подготовлена программа, которая называется «Антропологический поворот», от педагогических институтов к антропологическим университетам, в которых главной задачей подготовки будущих учителей была бы задача взращивания человека. Напомню слова Достоевского: личностью надо выделаться. Поэтому персонализация, создание программ подготовки учителей, в которых бы они становились мастерами человекознания и человековедения, вот та программа, которая сейчас разрабатывается и которая нами предлагается.
В свое время поэт Наум Коржавин сказал чудовищную фразу: смерть России рождается в педагогических институтах. Обдумайте эту фразу. За ней стоит то, что он понимал великую роль педагогов в формировании людей и рождении людей, которые обладали бы критическим мышлением и не становились заложниками тех или иных манипуляций, не важно, что является и откуда хлынут на нас эти варварские манипуляции.
Поэтому именно с перерождения, с создания антропологического поворота в образовании, я считаю, мы должны сегодня начать и сделать именно эти программы и эти установки, приводящие к росту гуманистического потенциала общества, ключевой линией нашего развития.
Д. Завгородняя:
- А нужны ли нам сегодня героические идеалы? Как были у людей моего поколения, у людей предыдущих поколений, советских. Это комсомольцы-герои, пионеры-герои. Потом – кубинские революционеры отчасти, может быть. Космонавты – обязательно. Нужны ли такие образцы поведения среди живых людей исторических деятелей?
А. Асмолов:
- Каждый ребенок идентифицируется с теми, кому он хочет подражать. И поэтому ценностные образцы поведения, связанные со свободой и достоинством, необходимы всегда, во все времена. Вспомните Окуджаву. Именно «свобода и достоинство – вот оно святое наше воинство». Поэтому ваш вопрос замечательный. Без тех или иных уникальных произведений культуры, без искусства, в которых говорится, как человек может выстоять, несмотря на все тяготы жизни, и при этом остаться человеком, - вот что невероятно важно
Искусство, литература, гуманистика в широком смысле этого слова – это тот путь, который приведет к тому, что у нас уменьшится вероятность чудовищных трагедий, с которыми мы с вами сталкивались в Перми.
А. Милкус:
- Спасибо. Я надеюсь, что какой-то рецепт, непростой, мы сформулировали.
Д. Завгородняя:
- Я поняла хорошую идею, что надо ток-шоу запретить на телевидении.
А. Милкус:
- Развлекательные, наверное, можно, но вот эти истерические, где обзывают и оскорбляют, еще и рукоприкладством занимаются. Да и сериалы. Я телевизор не смотрю, но иногда я включаю по компьютеру. Как правило, каждый раз попадаю на сериалы, где один другого бьет, человек лежит под машиной, его пинают ногами.
Д. Завгородняя:
- А мне кажется, что насилие снижается.
А. Милкус:
- Я не знаю.
А. Асмолов:
- Я считаю, что насилие на телевидении резко повышается. И градус насилия растет. Что же касается вашего психологического здоровья, Саша, я вам повторю совет Михаила Булгакова: никогда не читайте по утрам газет.
А. Милкус:
- У меня был знакомый психолог, его спрашивали: можно ли смотреть телевизор? Он говорил: смотреть – можно, включать нельзя.
Мы говорили сегодня о причинах трагедий. Потому что целый ряд таких трагедий произошел. Может быть, каким-то образом мы сможем этот поток остановить или преуменьшить. Один из советов – помощь учителям и выстраивание службы психологической помощи. Я знаю, что несколько лет назад была принята концепция развития психологического образования в России, но до сих пор она так и не осуществлена.
