Почему все больше подростков разговаривают матом и какое отношение к этому имеют современные «комики»
А. Милкус:
- Доброе утро! Это программа «Родительский вопрос». Я – Александр Милкус. И моя соведущая - Дарья Завгородняя.
Д. Завгородняя:
- Здравствуйте!
А. Милкус:
- И сегодня мы будем продолжать тему, которую ненароком затронули в прошлый раз – про ненормативную лексику. У нас в гостях доктор психологических наук, кандидат педагогических наук, детский подростковый психолог Илья Слободчиков. Здравствуйте!
И. Слободчиков:
- Добрый день!
А. Милкус:
- И по ZOOM к нам подключился кандидат филологических наук, научный руководитель Центра исследования медиакомуникаций Государственного института русского языка имени Пушкина Андрей Щербаков.
А. Щербаков:
- Добрый день!
А. Милкус:
- Здравствуйте!
У нас психолог и специалист по русскому языку. Почему? Потому что хочется продолжить эту тему. После эфира прошлой недели на нас с Дашей просто обрушилась волна, потому что мы ничего не понимаем, не понимаем в юморе, вот юмор вот такой вот, а напомню, мы говорили, что очень много появилось в сети программ, в которых участвуют популярные у молодежи стендаперы, комики, но они вместо того, чтобы говорить смешно, они просто разговаривают матом.
Д. Завгородняя:
- Ой, кстати, вчера посмотрела очень модный фильм, в котором разговаривают матом, какая-то модная режиссер, не хочу ее рекламировать. С модными современными комиками. Я совершенно не поняла, что там смешного. Сидела сорок минут и смотрела с каменным лицом. Картина сейчас пользуется большим успехом у молодых людей. Но там ничего смешного, но матерные беседы. Монолог матом преподносится как нечто очень смешное.
А. Милкус:
- В общем, мы затронули эту тему на прошлой программе. И хотим продолжить. Мы столкнулись с большим количеством откликов. Это отклики были от людей чуть старше двадцати до сорока. И что мы ничего не понимаем, это такой современный юмор, что это естественная ситуация. И, вообще, когда люди идут по улице и разговаривают матом, это сейчас нормальная ситуация. Идет объединение языка и так далее. Я с этим категорически не согласен. Я думаю, что все остальные тоже не согласны.
И хочется разобраться, что происходит с нашим обществом, с молодежью, для которой нормально – общаться на матерном языке. И что происходит с нашими творческими силами, которые подменяют какие-то умные диалоги, разговоры просто обсценной лексикой.
Илья Михайлович, а чем мат плох? Я уже начал сомневаться… Так, для программы.
И. Слободчиков:
- Честно? Ничем не плох, если он используется уместно.
А. Милкус:
- Что такое уместно?
И. Слободчиков:
- Если уместно и в контексте культурном, даже несмотря на то, что это обсценная лексика. Давайте вспомним великую Раневскую, которая сказала, что если вы не умеете матом читать стихи, не надо пользоваться этой терминологией. Ну, здесь как бы немного другое.
По поводу уместности. Я имею в виду очень простую ситуацию, когда мат и вся ненормативная лексика служит способом выражения так называемых сверхэмоций негативных. Тогда, когда пена шлаковая – вся эта ситуация эмоциональная идет, вот тогда эта история вылетает, потому что традиционно всегда эта ситуация была связана с выражением либо очень позитивных эмоций, потому что такая история у нас тоже существовала, предположим, в деревне, я не говорю про высшее общество.
А. Милкус:
- Когда падает кирпич на ногу, ты вынужден, значит, что-то ляпнуть.
И. Слободчиков:
- Примерно из этой серии. В любом случае, это не повседневная ситуация. Второй момент. К вопросу ваших слушателей, что это связано с объединением языка. Здесь я не соглашусь. Извините, по поводу того же мата и той же осценной лексики словари написаны. И уж там про обеднение языка говорит сложно, как минимум.
Другой вопрос, что здесь вопрос уместности – раз. И, во-вторых, надо понимать, что мат – это, конечно, часть культуры, языковой в том числе. Никуда от этого не денешься. Но это не та часть культуры языковой, которая должна предъявляться повсеместно и публично. И уж точно не та часть культуры языковой, которая должна заменять весь остальной язык. А вот это уже история про то, что господа не умеют пользоваться всем остальным языковым аппаратом и всей остальной лексикой, которая значительно шире, богаче и разнообразней. И тогда происходит подмена, причем, подмена не филологическая, а подмена культурологическая, потому что история использования мата, а мат – это упрощенная конструкция, но здесь есть специалист-филолог, думаю, он лучше эту историю пояснит.
В любом случае, с моей точки зрения, это упрощенная конструкция. И она ни в коем случае не может использоваться для выражения нормальной эмоциональности.
А. Милкус:
- Андрей Владимирович, почему плохо, когда разговаривают матом?
Д. Завгородняя:
- Когда обсуждают повседневные дела.
А. Щербаков:
- На самом деле, что такое та самая обсценная лексика, о которой мы говорим? Это же лексика изначально табуированная. Она имела ограниченную сферу употребления. И эту лексику использовали только при совершении определенных языческих обрядов. В других сферах, в обыденной жизни эта лексика не использовалась никогда. И не должна была использоваться.
Но произошли какие-то события, и со временем стала эта лексика употребляться в такой бытовой речи. Но, правда, скажу, что все равно были какие-то ограничения, самоограничения, в первую очередь. Скажем, эта лексика не звучала из уст женщин, не использовали в присутствии детей никогда, если мы посмотрим в историю. То есть, только мужчины и в своем каком-то узком коллективе. При этом в истории известны случаи, когда даже Алексей Михайлович, наш царь, издавал указы по борьбе со сквернословием, когда запрещалось употреблять эту лексику в публичных местах. Церковь наша тоже боролась с употреблением этой лексики. И в проповедях, и патриархи наши высказывались по этому поводу.
Действительно, это такой пласт лексики, который носит ограниченность употребления.
А. Милкус:
- Отмечаете ли вы сейчас, что эти табу, они уже сняты? Вот эти барьеры и мое утверждение, а со мной спорили слушатели, что во многом использование и переход мата в обычную речь, он связан с тем, что на этом языке сейчас разговаривают кумиры молодежи. И это все они совершенно спокойно смотрят.
А. Щербаков:
- Я с вами соглашусь, что вот эти границы, они преодолены. Действительно, мы чаще слышим подобного рода лексику, но это показатель только состояния общества, на мой взгляд, его какого-то культурного уровня. И уровня воспитания, если хотите. Со временем произошло так, что люди стали позволять себе использовать эту лексику везде.
А. Милкус:
- У нас звонок от Константина из Красноярска.
Константин:
- Здравствуйте! Сам не чураюсь мата. Но последнее время меня стало коробить его чрезмерное количество, причем, везде. Я согласен, что, допустим, Сергей Бурунов – один из артистов, который снимался в фильме «Мылодрама», вот если его посмотреть цензурированную версию, а потом посмотреть настоящую, очень большая разница. Цензурированная потеряла, наверное, процентов восемьдесят вот этого юмора. С другой стороны, этого юмора стало уж очень много. А вот такого юмора, как допустим, как фильм «Холодец», где нет ни одного мата, но как красиво…
А. Милкус:
- То есть, вы считаете, что когда употребляется мат – это юмор?
Константин:
- Нет, ни в коем разе. Мат употребляется, как вы заметили, для того, чтобы выразить свои эмоции. Либо отрицательные, либо положительные. Но так как у нас очень много отрицательных эмоций на нынешнем этапе нашей жизни, мы пытаемся эмоции компенсировать положительными и тоже через мат. Плюс на минус.
И. Слободчиков:
- Это упрощенка.
Константин:
- Если взять фильм «Холодец», вы смотрели?
А. Милкус:
- Нет.
Константин:
- Короткометражный. Прекраснейший! Там красота речи. Поставленная и красивая речь, причем, от простых не филологов, не от профессуры, а от обычных людей. Это музыка! Это поэзия!
А. Милкус:
- Спасибо! И у нас звонок от Владимира из Новосибирска.
Владимир:
- Добрый день! В СМИ должен быть мат однозначно запрещен.
А. Милкус:
- Он запрещен.
Владимир:
- Я имею в виду, что должна быть цензура. Как он запрещен, если в театре, по радио, по телевидению мы слышим эту матерную речь?
А. Милкус:
- По телевидению не можем слышать.
Владимир:
- Тут же присутствуют дети и все. А вот в быту с матом бороться, это, действительно. Это получило распространение, правильно, раньше цари указы выпускали, в советское время были у нас указы о борьбе с пьянством и тунеядством, мелким хулиганством. Не работают административные кодексы!
А. Милкус:
- Не работают.
Владимир:
- Если раньше человек на улице матерится, его за мелкое хулиганство привлекали сотрудники милиции.
А. Милкус:
- Сейчас у нас тоже эта статья есть.
Д. Завгородняя:
- Сейчас можно привлечь. И 500 рублей штраф заплатит или даже 1000 рублей.
Владимир:
- А он работает?
А. Милкус:
- Спасибо! И у нас сообщение из республики Коми: «Хочу добавить, что мат очень информативен. Он легко усваиваемый, он хорошо связывает, но его не принято было употреблять раньше, так как раньше была культура ближе к Достоевскому и Пушкину».
И. Слободчиков:
- Давайте маленькую ремарку. Да простят меня филологи, Пушкин весьма изящно матерился, прямо скажем.
А. Милкус:
- Мы говорим о другом!
И. Слободчиков:
- Правильно!
Д. Завгородняя:
- Мы его любим не за это!
И. Слободчиков:
- Закончу мысль. Но при этом это совершенно никогда не употреблялось не так, где надо. Вне контекста.
Вот то, про что коллега говорил, про табуирование и преодоление табу. Отчасти эта ситуация очень четко говорит об инфантилизации, причем, именно поколения. Потому что история с матом и широким его употреблением подростками, она очень часто начинается именно с того, что они пытаются таким образом себя позиционировать как свободных людей, что теперь мы уже взрослее, мы можем вот таким образом себя предъявлять. И если эта история не ограничивается со стороны родителей, педагогов, взрослых значимых или не значимых, она очень быстро начинает приобретать широкий контекст, потому что мат становится для них разговорной речью еще и потому, что другого языка, как такового, который выражал бы вот эти их мысли, они его просто не знают.
Здесь возникает двойная проблема. Когда эта ситуация нарушения и прорывания сквозь культурные, если угодно, табу становится широкой, а она именно таковой сейчас и является, практически поточной, происходит размывание культуры в целом. И эта история про незрелость, есть угодно. Вся вот эта ситуация информативности, да, мат имеет безусловную информативность, с этим никто не спорит. Но, извините, та же информация может быть выражена принципиально другим способом.
А. Милкус:
- А мы его не знаем!
И. Слободчиков:
- Очень во многом наших детей этому не учат.
Д. Завгородняя:
- Мне кажется, проблема в том, что мало читают. Очень скудные синонимические ряды у детей.
И. Слободчиков:
- Согласен.
Д. Завгородняя:
- И когда в повседневную речь врывается такой мощный и эмоционально окрашенный регистр, как мат, он стягивает на себя внимание носителей языка. Уже зачем думать о каком-то более сложном синониме…
И. Слободчиков:
- Вот! Это упрощенная модель!
Д. Завгородняя:
- Когда можно простой матерный подобрать. Вот что пугает.
И. Слободчиков:
- И учитывая, что мат сам по себе очень эмоционален, к сожалению, тут не поспоришь, естественно, что это наиболее простой способ выражения вот этих упрощенных эмоций. Отсюда возникает ситуация. То, что это происходит на фоне, если угодно, усталости от негатива, это естественно. Но, опять же, давайте посмотрим более широкую ситуацию. Европейский контекст. Мы полагаем, что там негатива меньше? Ничего подобного. При при всем почему-то же культурная матрица европейская, она же не деформируется под влиянием вот этих волн мата. То, что это наша какая-то традиционность? Я тоже не скажу. Я абсолютно согласен с коллегой, потому что и в России, и дореволюционной, и советской эта ситуация была очень жестко ограничена. И, самое главное, эти ограничения воспринимались как нормальные, как правильные. И за ними следили не надзорные органы. Эта история происходила органическим естественным…
А. Милкус:
- Но было стыдно материться! В публичных местах.
И. Слободчиков:
- Было не прилично.
А. Милкус:
- И обязательно найдется человек, который бы сделал замечание.
И. Слободчиков:
- А это уже…
А. Милкус:
- А сейчас замечание сделать уже и вроде стыдно, и неудобно. И так далее.
И. Слободчиков:
- Здесь, скорее история про то, что во многом, к сожалению, стало все равно. Волна равнодушия определенного.
А. Щербаков:
- Я бы говорил не об упрощении языка. Язык – он есть и есть. И нас с вами не будет, а язык будет продолжать существовать. Я бы говорил об общественно-речевой практике, о том, что мы видим и слышим в речи нашей. Что мы сами себе, как носители языка, позволяем. И вот когда мы слышим очень часто такую обсценную лексику в ситуациях, когда для этого нет необходимости, то это же в нас дело. Это состояние общества такое. Мы сами, позволяя себе использовать себе неуместно подобную лексику, совершаем, по сути, такое не скажу, преступление, но как бы мы позволяем себе это делать. И да, мы сами делаем шаг в сторону ухудшения нашей жизни, нашего самосуществования, нашего мироощущения и так далее.
А. Милкус:
- Недавно Роскомнадзор наконец озаботился тем, что происходит в интернете. Если раньше запреты были для СМИ, в бытовой речи на улице запрещен был мат, хотя, как нам сказал наш слушатель, никто за это не наказывает. И вот, наконец, впервые Роскомнадзор составил первый протокол за мат в фильме, который размещен на стриминговом сервисе MEGOGO. Почему-то этот штраф был наложен за фильм «Никто не знает про секс», который выпущен был в 2006 году. Может, когда-нибудь доберутся до того, что происходит сегодня.
Илья, запреты, если сейчас они будут введены, будут ли они работать?
Д. Завгородняя:
- Мат исчезнет с YouTube?
И. Слободчиков:
- Работать это, к сожалению, не будет. Потому что здесь надо понимать, что есть еще три момента, которые мы не затрагиваем. Во-первых, к вопросу об ограничениях. Это ограничение может работать только тогда, когда оно, действительно, повсеместное. Когда оно само вплетено в контекст культуры. Один в поле не воин, как мы говорили. И когда это история идет потоковая, останавливать человека, говорить, что так это не хорошо в любой форме, ты на свою голову обрушишь еще больший поток тех же самых выражений, кому оно надо, спрашивается?
Второй момент. Использование ненормативной лексики в широком контексте – это история про деградацию социальной культуры. Никуда от этого не денешься, потому что это становится таким псевдокультурным явлением. И если при использовании, при создании художественных произведений, фильмов, передач, которые предполагают некий ценностный смысловой ряд, люди считают, что нормально строить это на этой платформе, это уже история про культуру, а не про частные случаи.
И третий момент принципиально важный. Когда появляется мат, в контексте чего появляется? Он появляется тогда, когда человек боится во многом и не умеет иначе выражать некие свои эмоции, переживания и чувства, как угодно. Почему про «боится»? Потому что мат традиционно всегда использовался еще и как средство самозащиты, условно, отторжения другого субъекта от себя, создания ситуации такого пространства между собой и остальным: не подходи ко мне, я кусаюсь, условно. И когда эта ситуация становится повседневной, это уже не история защиты, а это уже история ухода, наверное, в себя. И нежелания по-другому себя предъявлять и моделировать. Оболочка такая.
Не будет работать запрет, он должен быть не на уровне формы, неформальный. Он должен быть на уровне смысла. Иными словами, если об этом запрете будет говориться везде и каждый день, эта ситуация, в конце концов, станет само собой разумеющейся, тогда через определенное количество времени сформируется культура противодействия мату. До тех пор, пока этого не будет, эта ситуация работать не будет.
А. Милкус:
- А как эту культуру формировать, Андрей Владимирович? Я вот вырос в Одессе, там шпана говорила, но при этом…
Д. Завгородняя:
- Причем, традиционный одесский юмор, он без мата.
И. Слободчиков:
- Практически.
А. Милкус:
- Я не про одесский юмор, а про шпану, которая везде. Они понимали, что делают плохо.
И. Слободчиков:
- Был какой-то субязык, но при этом он не вылезал за рамки этих границ.
А. Милкус:
- Они знали, что это плохо! Они демонстрировали, что они вот к этому классу…
Д. Завгородняя:
- Что они плохие парни.
А. Милкус:
- Да. Сейчас этого нет.
А. Щербаков:
- Это вопрос воспитания.
И. Слободчиков:
- Конечно.
А. Щербаков:
- Образования. Это вопрос собственного примера. Мы говорим, что подростки и школьники матерятся везде и так общаются друг с другом. Но они же это делают не потому, не только потому, что они хотят так самовыразиться, себя осознать, как взрослых, но и потому, что они слышат подобное от взрослых же. И если взрослые позволяют себе это…
А. Милкус:
- Почему взрослые позволяют себе это? Раньше не было.
Д. Завгородняя:
- Взрослые не очень взрослые.
А. Щербаков:
- Это вопрос того, в каком состоянии находится наше общество. И как наше общество реагирует на какие-то события, которые происходят. Если таких событий много негативных, то у нас рождается такая эмоциональная реакция. А как мы может выразить эту эмоциональную реакцию, если мы не знаем других способов, кроме как материться? Это вопрос образования и воспитания. Если я могу свою эмоцию выразить разными способами, я использую эти способы уместно, выбирая в соответствии с ситуацией, то я тогда и веду себя культурно и вежливо сообразно ситуации. Если я не знаю этих способов, то у меня только один: я могу только материться. Все.
А то, что касается запретительных мер, запрет – это всегда самое худшее решение. А в отношении языка и речевой практики, запретительные меры вообще не работают никогда.
А. Милкус:
- У нас звонок от Елены Владиславовны из Нижнего Новгорода.
Елена Владиславовна:
- Великий.
А. Милкус:
- Да.
Елена Владиславовна:
- Здравствуйте! Я выросла в семье, в которой я не слышала мата. Я не считаю, что стала ущербным ребенком, не дополучила. А что сегодня я вижу? Я всегда считала, что мат – это ругательные слова. Сейчас мама и папа на улице гуляют с ребенком, я сначала думала, что они ругаются, они, оказывается, так разговаривают.
А. Милкус:
- Почему?
Елена Владиславовна:
- Во-первых, это из дома. И у меня тема, которую вы не затрагиваете. Вот я вижу, что люди, которые пьют, они чаще это произносят. А дети, когда рядом, они это все впитывают. Даже если дома все спокойно, они все равно этот мусор принесут и домой. Если постоянно ребенок слышит мат с трех лет… Вот вы говорите про какое-то замечание. Да не дай бог я скажу кому-то замечание! Я услышу трехэтажный, как принято говорить в народе. В свою сторону.
А. Милкус:
- Спасибо. Кстати, вопрос слушателям. А делаете ли вы замечания, когда вы слышите разговор матом?
Сергей из Хабаровска на связи.
Сергей:
- Конечно, делаем. Скверна! Она оскорбляет нас. Спросите меня, какое мое самое яркое впечатление детства? МХАТ, Москва, «Синяя птица». О чем вы говорите? Какие матерные слова? Я больше переживаю, когда человек, добравшийся до микрофона федеральной радиостанции, не может поставить верное ударение в слове. Вот это да!
А. Милкус:
- Спасибо! Это тоже бывает.
Д. Завгородняя:
- Но мат хуже.
А. Милкус:
- Да.
Итак, продолжаем. После первой нашей программы меня обвиняли в том, что я зря прицепился к комикам и стендаперам, которые выкладывают свои шутки, которые не шутки, а…
Д. Завгородняя:
- Площадная брань.
А. Милкус:
- Точно. И что все начиналось раньше, все пришло к нам в 90-е.
И. Слободчиков:
- К вопросу о 90-х не знаю, но то, что мат и его широкое, к сожалению, распространение не сегодняшнего дня, производная – это абсолютно точно. Начнем с того, что и взрослые сегодня – это уже поколение, которое выросло в эти самые 90-е. У нас 2021 год, это уже серьезно.
Надо понимать, когда разломались все эти табу, хлынул совершенно фантастический поток смесовый из тем, которые раньше не обсуждались. И информация эта не могла не нести за собой изменения языка, на котором это все говорилось. Но, опять же, мы сегодня вспоминали Раневскую, которая периодически ругалась матом, это не мешало ей быть суперинтеллигентной женщиной. Она никогда не позволяла себе соединить то и другое. Она очень четко понимала, как разграничивается это пространство.
Проблема, на мой взгляд, еще и в том, что сегодняшние взрослые – это уже история не про детей и не про подростков. А то, про что говорят слушатели, и мы говорим: сегодняшние взрослые уже не понимают, как разграничиваются пространства языка. И пространство культуры. Когда я для себя ставлю определенную рамку нормативную, что вот это культура, я себе вот это позволяю, этого не позволяю, потому что я себя уважаю, не другого, а себя. И тогда я это свое отношение переношу на всех остальных. А если я говорю о том, что мне все равно, как меня воспринимают, как я выгляжу, тогда мы получаем эту ситуацию, когда я разрешаю и позволяю себе все, что угодно. И не надо удивляться, я соглашусь, что дети и подростки транслируют мое взрослое отношение.
А. Милкус:
- Андрей Владимирович, пришло ли время собирать камни?
Д. Завгородняя:
- И чем эти табу обратно вернуть?
А. Щербаков:
- Это вопрос самоощущения, самовоспитания. И воспитания своих детей. Это вопрос собственного примера. Тут вы ничего не сделаете. Если учительница русского языка в школе будет говорить, что материться – это плохо, это ни к чему не приведет. Здесь важны, конечно, ресурсы семейные. Когда родители позволяют себе такое в присутствии детей, что мы хотим от наших детей? Мы это и будем видеть, слышать постоянно.
Вопрос самоуважения, своего культурного уровня, того, как мы относимся к себе, к окружающим и к своему языку, который, действительно, богат.
А. Милкус:
- А вот такая мера, может, не очень сейчас популярная – если прорядить программы, которые выходят на стриминговых платформах, где находится видеоконтент, это даст эффект? Когда дети смотрят на своего кумира Моргенштерна, который разговаривает с остальными ведущими программы просто матом, когда они видят белый и пушистый Милохин, вчера включил телевизор, он катается, «Ромео и Джульетта»… На коньках по Первому каналу. Потом включаю YouTube. И смотрю, как он такой ангелочек с белыми крашеными волосами просто площадную брань выдает на канале YouTube.
И. Слободчиков:
- Если уважаемые ведущие позволяют с собой так разговаривать…
А. Милкус:
- Они сами так разговаривают.
И. Слободчиков:
- Извините, тогда это проблема ведущих, а не Дани Милохина, которого это совершенно не оправдывает.
А. Милкус:
- Я не про это. Если это запретить, даст ли это результат?
А. Щербаков:
- Я уже сказал, что запретительные меры – это самые плохие из всех возможных мер. Самые хорошие – это меры стимулирующие. Другое дело, что у нас есть законодательство, которое регулирует коммуникацию в публичной сфере. Если на стрим-каналах каких-то размещается такой контент, то, наверное, должны какие-то надзорные органы принимать какие-то меры. Это публичное коммуникативное пространство. И любой человек может обратиться к такому контенту. Здесь нужны, конечно, ограничительные какие-то меры. Ограничительные, не запретительные. Запретить вы это не сможете никогда.
А. Милкус:
- Но хотя бы избавить интернет от примера, когда их кумиры…
А. Щербаков:
- А вот этим заниматься, конечно, нужно. И нужно показывать, что кумиры наших детей могут демонстрировать и другие коммуникативное поведение.
И. Слободчиков:
- Это уже вопрос к кумирам.
А. Щербаков:
- Могут.
Д. Завгородняя:
- Все-таки…
А. Милкус:
- Если они поймут, что они потеряют деньги, таким образом, потому что эти программы набирают 20 миллионов просмотров, там жуткое количество рекламы, причем, реклама банков, парфюмерных крупных компаний и так далее. Да мне стыдно туда размещать рекламу! Да они, таким образом, их поддерживают и стимулируют. Вот в чем дело.
И. Слободчиков:
- Я жестче скажу. До тех пор, пока государственная политика будет такой…
А. Щербаков:
- Пока будет возможным размещать рекламу в таком контенте, то это вопрос уже к тому, а какой имидж у этих банков? У этих организаций и так далее. Я тогда закрою свои счета в этих банках, если я увижу подобное.
А. Милкус:
- Не все закроют…
Д. Завгородняя:
- Проблема еще в том, что надзорные органы занимаются какими-то фильмами 2006 года вместо того, чтобы модный острый контент разбирать и запрещать или отменять.
А. Милкус:
- Опять же, мне говорили в откликах на предыдущую передачу, что там очень большие деньги! Эта программа не выходит по телевидению, только на YouTube. У нее 30 миллионов просмотров. Можете представить, сколько там стоит реклама!
Д. Завгородняя:
- Поэтому проще чморить фильм 2006 года.
И. Слободчиков:
- Деньги не пахнут, но при этом государственный регулятор в этом смысле должен работать очень жестко.
А. Милкус:
- У нас есть государственный регулятор.
И. Слободчиков:
- Только он не работает, извините.
А. Милкус:
- Он другим занимается.
И. Слободчиков:
- Да.
А. Милкус:
- Исследует другие вещи, хотя надо бы озаботиться и культурой нашей страны.
Д. Завгородняя:
- Культурой общения.
А. Милкус:
- «Здравствуйте! Я из Хабаровска. Мне 40 лет. Был в Москве в 2016 году. Ехал в автобусе, на остановке зашли пацанки лет 14-16 и их речь была сдобрена северными словечками, В салоне ехала женщина. Я не мог утихомирить малолеток, чтобы они сдержали свою гнилую речь, потому что было стыдно перед этой женщиной». Спасибо. Я думаю, что и в Москве в 2016 году матерились в салоне, слава богу, что вы сделали замечание. И в Хабаровске, думаю, так же.
Д. Завгородняя:
- Еще слушатель отмечает, что перестали стесняться материться в присутствии старшего поколения.
А. Милкус:
- Да, кстати!
И. Слободчиков:
- И в присутствии женщин, и в присутствии детей.
Д. Завгородняя:
- Женщин, может, и потерпят, но старшее поколение…
А. Милкус:
- Почему женщины должны терпеть?
И. Слободчиков:
- Женщины, извините, отвечают тем же самым, к большому сожалению.
А. Милкус:
- В прошлой передаче отмечали, что молодые мамочки на детской площадке разговаривают матом легко и свободно.
И. Слободчиков:
- Вся и беда в том, что мат становится языком общения, причем, об этом совершенно не задумываются. Это самое страшное.
А. Милкус:
- Спасибо! Просьба, уважаемые радиослушатели, если вы думаете о нашей стране, о нашей культуре, делайте замечания подросткам и молодым людям, которые говорят матом.
Д. Завгородняя:
- А вдруг побьют?
А. Милкус:
- Пожалуйста!
