Племя молодое, совершенно незнакомое. Неожиданные результаты исследования о том, что смотрят и что читают наши дети
М. Баченина:
- Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, это «Родительский вопрос», у микрофона Мария Баченина, вместе со мной эту программу ведет Александр Милкус.
А. Милкус:
- Здравствуйте.
М. Баченина:
- А в гостях мы сегодня принимаем директора по специальным исследованиям компании «Медиаскоп» Марину Вячеславовну Пикулеву. Марина Вячеславовна, здравствуйте.
М. Пикулева:
- Добрый день.
М. Баченина:
- Александр мне рассказал об очень интересном исследовании, которое вы провели. Саш, скажите, почему оно вас заинтересовало?
А. Милкус:
- Уникальное исследование, которое провел «Медиаскоп». «Медиаскоп» - это компания, которая меряет аудиторию наших телевизионных, видеоканалов и т.д. И по собственной инициативе компания провела исследование, которое, наверное, наиболее масштабное, наиболее полное, исследование современных детей и взаимоотношение семей, медиапотребление, то есть, на самом деле, что смотрят, что читают и т.д. Очень много интересного, неожиданного и, я думаю, что для родителей и для учителей будет очень полезно послушать нашу программу, потому что у меня есть подозрение, что мы все своих детей плохо знаем. Поэтому о наших детях нам расскажет Марина.
М. Баченина:
- Мне интересно сразу обозначить возраст, где, как проводилось исследование, чтобы было все прозрачно, а дальше самое неожиданное, о чем сказал Александр – вообще, что изучали-то? А то все как-то размыто…
М. Пикулева:
- Спасибо большое за то, что вы меня пригласили, потому что я с этим исследованием вообще сейчас ношусь, как дурак с писаной торбой и оно мне страшно нравится, и я со всеми спешу поделиться. Давайте сначала расскажу про компанию «Медиаскоп» буквально два слова. Компания исследовательская, мы занимаемся только исследованиями и мы занимаемся исследованиями, в первую очередь, высокотехнологичными, то есть. мы собираем данные с помощью всевозможных специальных устройств и технологий. Исследование, о котором я сегодня буду рассказывать, из этого ряда выделяется, потому что мы хотели изучить в первую очередь не какие-то факты поведения, а мнения, установки и жизненные ценности. И вот когда мы вступаем в эту сферу, то здесь без разговора с людьми ничего поделать нельзя. Все-таки нам нужно использовать такие традиционные опросные методы и разговаривать. Разговаривали мы разными способами. То есть, это были и глубинные интервью, которые в сущности очень похожи на журналистские интервью, и это были онлайн-анкеты, которые нужно было заполнять, там были вопросы с предзаданными ответами, когда нужно галочку поставить, а были вопросы, что называется, открытые, когда человек должен написать свое мнение. Разговаривали мы с тремя категориями людей. У нас были экспертные интервью с психологами, которые помогли нам задать такую базу, канву нашего исследования, а большое количество интервью мы провели с мамами и детьми. То есть, у нас в одной семье были и мама, и ребенок. При этом, детей мы брали в возрасте от 4 до 17 лет. Скажу так. Изначально, когда мы это исследование запускали, будучи компанией «Медиаскоп», нас интересовали, конечно, какие-то установки в сфере медиапотребления, медиапредпочтений и мы ориентировались на тот опыт, который у нас к этому моменту уже был. А наше, наверное, самое известное исследование – измерение телевизионной аудитории – как раз начинается с 4 лет и мы по традиции взяли этот же возраст, понимая, что до четырех лет медиапотребление, скорее, не является осознанным.
И 17 годами мы ограничились потому, что в 18 лет – это официальный возраст совершеннолетия. Поэтому получился вот такой диапазон. И сразу могу сказать, что, конечно, это очень широкий интервал, это очень разные дети и поэтому очень многие вещи, которые мы получили, мы специально смотрели в разных возрастных группах, сравнивая между собой малышей, младших школьников и выпускников, например. Количество интервью довольно большое. У нас было примерно около пяти тысяч интервью – для такого рода исследования это вполне себе солидная выборка. Мы построили эту выборку таким образом. Мы ключевые параметры – пол, возраст, размер города, федеральный округ – воспроизвели такие же, какие они есть во всем населении, поэтому мы говорим, что наша выборка репрезентативна и полученные результаты можно распространить на всю эту группу в населении. Оговорюсь, что мы не изучали сельское население и население малых городов. То есть, у нас была только совокупность городов России, начиная с численности 100 тысяч человек и больше.
М. Баченина:
- Марина, а что такое медиапотребление, медиапредпочтение?
М. Пикулева:
- Это классический термин. Мы не любим употреблять термин «средства массовой информации», потому что он отдает такой, скорее, директивой – мы вас информируем, а вы воспринимаете. Мы предпочитаем термин «медиа», который уходит от этой директивы и может предположить, в том числе, какое-то взаимодействие, что на самом деле сейчас очень часто происходит, потому что я уверена, что слушатели вашей программы могут позвонить, написать и каким-то образом тоже принять участие в коммуникации, а не просто вы сидите и информируете. Поэтому медиа – это фактически любой контент, который можно в любой среде получить и что-то с ним сделать. То есть, это может быть и видеоконтент, и аудиоконтент, как, например, наша с вами программа. Это может быть текст, это может быть все, что угодно. Вот это мы называем словом медиапотребление.
Если говорить на языке, который более привычен старшей аудитории, то это телевизор, радио, пресса, сайты в интернете.
М. Баченина:
- Рассматривая презентацию этого исследования, я увидела еще закусочные, парки, площадки…
А. Милкус:
- Нет, нет, это из другой сферы немножко… сейчас Марина к этому придет…
М. Пикулева:
- Дело в том, что, когда мы это исследование запускали, мы действительно запустили его просто потому, что нам самим было интересно. Мы очень много лет исследуем взрослую аудиторию а детскую аудиторию не то чтобы мы никогда не исследовали, у нас есть исследования, но мы всегда смотрели, допустим, аудиторию телеканалов или аудиторию радиостанций среди подростков, а тут нам стало интересно, что вообще это за люди такие – от 4 до 17 лет – что они из себя представляют? И так получилось, что мы вот от этой сферы медиа перешли куда-то дальше – а как они относятся к учебе, какое у них дополнительное образование – кружки, секции? Как они проводят свободное время? И огромный пласт вопросов, который нам по итогам исследования показался самым интересным, это как раз то, что можно называть проблемой отцов и детей, то есть, взаимоотношения современных детей и их родителей. И поскольку мы сами тоже как раз относимся к поколению родителей, нам было очень интересно посмотреть, насколько наш личный опыт пересекается с опытом других родителей в России.
А. Милкус:
- Марин, что вас больше всего удивило, заинтересовало в этих исследованиях? Давайте сначала не про медиа поговорим, а про социальную обстановку. Вот что мне запомнилось в вашей лекции, которую я слушал, это то, что у нас практически лет с 10-12 половина школьников живет в семьях без отцов.
М. Пикулева:
- Нет, не половина, конечно. Там совершенно другой процент… На самом деле без мужчины в доме – и без папы и без отчима – живет только 18% детей. В остальных семьях – 82% детей – есть или родной папа, или кто-то…
А. Милкус:
- Это если до 8 лет. А вот уже в 12-17, в сложном пубертатном периоде, - 62% только.
М. Пикулева:
- Тут просто немножко разные цифры. Значит, если мы берем всех детей от 4 до 17 лет, то 82% таких детей живут в семьях, где есть либо родной папа, либо отчим. А вот если мы посмотрим только на родных отцов, тогда там получается следующая картина. Если ребенку от 4 до 8 лет, то 82% детей живут с родным папой. Если от 9 до 11 лет, то таких детей уже только 76%. А если 12-17 лет – то 62%. То есть, если подытожить, вот если мы берем группу подростков от 12 до 17 лет, то примерно треть живем без родного папы. Может быть, отчим появился, может быть, не появился, тут речь шла именно про родного отца, потому что нам было интересно, какую роль он играет в жизни ребенка. И вот теперь, когда он живет отдельно, участвует ли он в жизни ребенка или нет. И грустный момент заключается в том, что половина разведенных отцов не принимают в жизни ребенка никакого участия. То есть, речь идет не только о какой-то материальной поддержке, речь идет даже о том, чтобы просто позвонить, поговорить или встретиться в выходные дни – вот половина отцов такого участия не принимают, как правило, по собственному желанию.
М. Баченина:
- Да, 33 из 52 процентов – меня тоже это поразило. То есть, тут есть против мамы или сам ребенок и всего лишь семерочка скромная стоит. А вот эти 33 из 52 – я как-то сразу немножечко так «протрезвела», можно сказать…
М. Пикулева:
- Справедливости ради надо сказать, что это мнение мам. Мы в этой волне разговаривали только с мамами, возможно, у пап было бы другое мнение и у нас есть идея, что мы, может быть, сделаем еще и исследование пап и обязательно тогда этот вопрос зададим и сравним результаты.
Возвращаясь к вопросу Александра, что нас больше всего заинтересовало и удивило, мы пошли таким путем. Мы решили, что мы сопоставим мнение детей и мнение взрослых. Поэтому почти все вопросы, которые мы задавали, мы задавали и детям, и мамам. И, наверное, самыми интересными результатами исследования были как раз эти сопоставления, потому что мы очень часто понимали, что мамы и дети на одни и те же вещи смотрят совершенно разными глазами. Например, мы задали очень простой вопрос – когда вы в последний раз болтали со своим ребенком о пустяках? Слава богу, бОльшая часть родителей сказали «вчера». Кто-то сказал – на этой неделе. Но довольно существенная часть детей сказали, что не вчера и не на этой неделе, а хорошо, что, если в этом месяце. На вопрос «о чем серьезном вы говорили», еще больше были расхождения. Тут даже не очень важны какие-то проценты, а важно то, что мамы думают, что они с ребенком разговаривают, а дети в этой же семье считают, что им на самом деле вот этого теплого общения недодают, что с ними разговаривают гораздо реже, чем это кажется мамам. Ну, потому что как мы разговариваем? Привет, как дела в школе? Нормально. Ну, все, вроде как поговорили. Нет. Это не то, чего от нас хотят. Или другой момент. Когда мы попросили детей и мам пофантазировать и представить себе картину идеального выходного дня – что бы вы стали делать вместе? Я не знаю, плакать или смеяться над этими результатами, но ничем не скованные мамы нарисовали картину идеального выходного дня, когда их дети помогают им стирать, убирать, готовить, а потом они вместе садятся и смотрят телевизор.
М. Баченина:
- А что такое ничем не скованные мамы?
М. Пикулева:
- Мы попросили представить ваш идеальный выходной день, мы сейчас забыли, сколько у вас денег, есть ли у вас какие-то возможности, например, куда-то съездить… потому что вот один из самых распространенных ответов, который совпал у мам и у детей – это какая-то однодневная поездка, куда-то выбраться всей семьей. Это то, о чем мечтают и мамы, и их дети, практически независимо от возраста. А вот если мы говорим про какие-то другие вещи, на самом деле, количество мам, которые сказали, что я хочу, чтобы ребенок пропылесосил в своей комнате, было гораздо больше, чем количество мам, которые сказали – вырваться бы куда-нибудь вместе.
М. Баченина:
- Бедные мамы! Замордованы так, что не могут представить себе, что кто-то, кроме них, пылесосит. Да уж!
М. Пикулева:
- Да, к сожалению, мамы тратят очень много ресурсов на быт и на то, чтобы обеспечить детям то, что им хочется дать, поэтому в этой самой идеальной картине выходного дня у них меньше гораздо находится места для каких-то совместных приятных дел и в основном они думают, в первую очередь, о необходимых бытовых задачах.
И вот есть два интересных момента, но есть один момент печальный. Потому что мы видим тренд, когда и дети, и родители в качестве совместного времяпровождения в выходной день называют, что мы просто посидим вместе в одной комнате каждый в своем телефоне. То есть, вот это семейное общение переходит в такую плоскость, когда мы вроде как провели время вместе, но при этом каждый занимался своими делами. Слава богу, это не очень большой процент, но, к сожалению, такие подвижки есть.
А. Милкус:
- Марина, то есть, мечта ребенка школьного возраста, чтобы в комнате были мама или папа – и мама сидела в своем телефоне, и он сидел в своем телефоне, и никто бы им не мешал таким образом провести время.
М. Пикулева:
- Нет, я бы не сказала, что это прямо мечта, потому что, если сравнивать это действие с другими действиями, то количество детей и справедливости ради родителей, которые хотели бы вместе сделать что-то более активное, оно несоизмеримо больше. Просто мы заметили, что такая группа есть, и мы не могли это не отметить.
Еще один интересный факт. Наверное, это тоже следствие того, что мы разговаривали с мамами, а не с папами, это огромный разрыв в показателе, который связан с онлайн-играми. Количество детей, которые хотели бы с родителями поиграть в онлайн-игры, оно тоже не очень велико, тем не менее, оно в три раза больше, чем количество матерей, которые готовы играть в онлайн-игры с детьми… Дело в том, что онлайн-игры – это формат, который детям очень близок и понятен, и фактически, когда они говорят давайте поиграем, вот когда они этого хотят, они приглашают нас в свой мир, они делятся с нами сокровенным. А мама в этот момент говорит – нет, давай лучше ты мне поможешь накрыть на стол или пропылесосить.
А. Милкус:
- То есть, давайте зафиксируем. Я не так давно говорил с детским психологом, который тоже говорил – поиграйте вместе с ребенком, сядьте с ним вместе за компьютер. Это действительно такая серьезная потребность наших детей? Не пойти вместе на прогулку, не покататься вместе на велосипеде, не выйти с собакой, а такое интимное общение, то есть, как вы сказали, погружение в мир детства – это погружение в мир онлайн-игр, а в основном они, конечно, в онлайн-игры играют.
М. Пикулева:
- Вы сейчас затронули очень широкий пласт запросов, пласт данных каких-то, с этим связанных, потому что… Знаете, мы в числе всего прочего попросили мам, не связывая их никакими заранее приготовленными ответами, подобрать два-три определения, которые, с их точки зрения, лучше всего описывают современных подростков. И вещь, которая меня поразила и огорчила, что, если посчитать все, что мамы наговорили, то больше половины, по-моему, где-то 57% слов были отрицательными. То есть, мамы гораздо чаще ругали детей, чем хвалили.
А. Милкус:
- Подростков.
М. Пикулева:
- Да, мы просили их не брать совсем маленьких детей… и мы не просили оценивать только своих детей, мы сказали, что вот подумайте про всех, кого вы знаете, там ваши дети, дети ваших друзей, друзья ваших детей… И так получилось, что 45% ответов были положительные, 57% отрицательные, а остальные либо нейтральные, либо они сказали – да я вообще не знаю. И среди отрицательных ответов чаще всего, я думаю, вы легко угадаете, какой был ответ. Что чаще всего вменялось детям в вину?
А. Милкус:
- Закрылся в своей комнате.
М. Баченина:
- Да слава тебе, господи, закрылся и сидит там себе тихонько… Александр, вы давно не были отцом этого подрастающего поколения…
М. Пикулева:
- А это Александр просто помнит, что, по нашим данным, у 85% детей есть своя комната. Кстати, это показатель материальной обеспеченности.
М. Баченина:
- Да, я тоже на это обратила внимание, хотя мне казалось иначе. Что бы я попробовала угадать здесь? Что он не помогает, он не выполняет свои обязанности, потому что у него есть обязанности, а у него только есть желание. И, кроме того, чтобы обеспечить ему учебу, здоровый образ жизни и еду, я считаю, он должен отрабатывать все это. И я ему это декларирую каждый божий день вместе с отцом…
А. Милкус:
- У меня тоже есть версия. Сидит в телефоне. Все время, постоянно, сидит в телефоне.
М. Баченина:
- Да, это тоже…
М. Пикулева:
- На самом деле, вот так примерно мы с мамами и разговаривали. Действительно, самые распространенные обвинения в том, что подростки ничего не хотят делать, потому что целыми днями сидят в своих телефонах. И здесь я не то чтобы сейчас пыталась сказать, что все подростки белые и пушистые, а родители злобные и предъявляют к ним какие-то необоснованные претензии – вовсе нет. Но я хотела бы сфокусировать ваше внимание на том, что изначально у нас, у родителей, и у наших детей абсолютно разные установки на тему интернета. Потому что для нас наша виртуальная реальность вот такая – вот я уверена, что бОльшая часть людей, которые слушают эту программу, помнят время, когда люди встречались, не имея мобильных телефонов. И вот как-то они друг друга находили.
М. Баченина:
- Более того, Марина, не было домашних у некоторых. В моем детстве у нас не было домашнего, был на углу дома нашего уличный телефон-автомат. И вот как-то моя мама с подругами договаривалась и они ехали, встречались где-то…
М. Пикулева:
- Да. Более того, если у взрослых людей сейчас отобрать телефоны, они тоже сумеют договориться и встретиться, и что-то еще сделать. Сумеют. Потому что навык и желание мы не теряем. То есть, наша реальность – она вот такая. У детей она вот такая. У них вообще нет границы между виртуальной реальностью и реальной. Для них это просто один мир и они просто живут, плавно перетекая из одного в другой. Самый простой пример. Когда разгневанная мама пытается отобрать у ребенка смартфон или кричит на него, что давай вылезай из своих соцсетей, она не отдает себе отчета в том, что ребенок на самом деле на ее глазах делает то же самое, что делала она, когда была ребенком, когда она уходила на гулянки. Он общается. Потому что вообще-то одна из ключевых функций подростков – это общение, социализация. Просто форма общения изменилась.
М. Баченина:
- То есть, они там тоже социализируются?
М. Пикулева:
- Они там социализируются. И еще как! Просто мы этого не видим, мы этого не понимаем и с нашей точки зрения вот они сидят с этой коробочкой в руках, непонятно чем там занимаются, вместо того, чтобы пошел лучше и помог по дому.
М. Баченина:
- Нет, погулял бы…
М. Пикулева:
- Или погулял бы. А что самое интересное, сами дети очень часто говорили, что, если есть интересные люди вокруг, друзья, конечно, в первую очередь, какое-то интересное занятие, они будут заниматься этим занятием. Если у них есть возможность покататься на квадроциклах или посидеть в телефоне, уверена, они выберут квадроциклы, поверьте.
А. Милкус:
- Слушайте, мне кажется, что мы в данном случае, или вы в своем исследовании, наговариваете на детей. Вот мои несоциологические исследования говорят вот о чем. Вот я специально в последнее время сажусь в метро и смотрю, кто сидит с телефоном. С телефоном сидят люди, которых по возрасту можно посчитать родителями. Все сидят. Бабушки и дедушки – все сидят. Вот в метро, в автобусе – все сидят. Ребята, школьники, дети сидят меньше. И в школьной аудитории, в студенческой аудитории… вот у меня есть привычка, чтобы рядом со мной был телефон, я все время смотрю там… У многих наших школьников и студентов такого рефлекса я не замечаю. Мне кажется, что оин менее зависимы от электроники, чем поколение их родителей.
М. Пикулева:
- Я бы здесь сказала так. Мы все зависимы. Но мне слово «зависимы» не очень нравится, потому что оно предполагает отрицательный смысл. На самом деле, никто из нас без телефона уже не живет. И даже если мы возьмем детей в нежном 4-5-летнем возрасте, у половины из них уже есть свои смартфоны. А у тех, у кого смартфонов нет, им дают родители, только стоит попросить. По-моему, порядка 10% родителей держатся, как кремень, не дают телефон, но я думаю, что в этом случае ребенок идет к старшим братьям и сестрам…
М. Баченина:
- Я думаю, в этом случае они врут, Марин…
А. Милкус:
- Нет, нет, у меня есть знакомые, которые не включают телевизор и не дают смартфон… А что вы хотите? Министр просвещения Сергей Сергеевич Кравцов недавно рассказал, что на 15-летие дочери он подарил ей кнопочный телефон.
М. Баченина:
- Ну, это популизм, извините, пожалуйста.
М. Пикулева:
- Смартфон, как гаджет, смартфон, как устройство – это основное устройство в любом возрасте абсолютно. Ну, что уж греха таить, производитель смартфонов и те люди, те компании, которые их придумали, они их придумали и они эту политику воплощают в жизнь, они придуманы, как персональные помощники. Идея в том, что все, что вы делаете в этой жизни, вы делаете через самртфон. А разница между нами и нашими детьми заключается в том, что функционал, который мы делаем на телефоне и который делают они, отличается очень сильно. Они больше умеют и будут уметь еще больше. Собственно, как раз в этом и проявляется тот самый технический прогресс. Помните, я говорила, что 45% ответов были все-таки положительными чаще всего, когда мамы хвалили детей, они говорили – они очень умные, они такие продвинутые, они все понимают, они такие развитые, они гораздо умнее нас. И тут на самом деле кроется и опасность тоже. Потому что, с одной стороны, ну, на самом деле, это очень круто, что наши дети умнее нас. Это, слава богу, что они умнее нас. С другой стороны, нам нельзя их переоценивать. Потому что в тот момент, когда родители считают, что ребенок взрослый, они могут забыть, что он все-таки психически и физически еще ребенок. И в нашем исследовании мы видели довольно много подтверждения тому, что, ну, вот есть, например, такой тренд – сейчас очень модно раннее развитие. То есть, мы дошкольников отдаем в какие-то там секции…
А. Милкус:
- В мансдорские детские сады, школы…
М. Пикулева:
- Ну, это же нонсенс, что для того, чтобы поступить в хорошую школу, нужно уже уметь читать и писать и, желательно, говорить хотя бы на одном иностранном языке.
М. Баченина:
- Это отдельная программа будет. Это нарушение закона номер раз, а дальше – это вот нонсенс… но все говорят – но мест же не столько, сколько хотят поступить… но правда, это боль большинства матерей, это просто возмутительно…
М. Пикулева:
- Поэтому мы ведем ребенка в развивашки, мы ведем его на рисование, музыку и, чтобы ребенок развивался гармонично, обязательно нужно добавить или танцы, или гимнастику, или спорт, или что-то еще, да. В итоге ребенок, с одной стороны, он развивается, он абсолютно занят, родители спокойны, но по сути дела что происходит? Во-первых, родители удовлетворяют свое эго, потому что они получают не какого-то отдельно взятого ребенка, как самостоятельную ценность и личность, они получают повод погордиться своими достижениями. Мой ребенок в пять лет знает три языка! Я хороший родитель. Я крут! Мой ребенок лучше всех и я тоже крутой! Во-вторых, конечно, я не учитываю разброс, все-таки дети очень разные и есть дети, для которых это благо. Но есть дети, которые настолько получаются загружены вот этими занятиями, что в тот момент, когда они наконец вырастают до такой степени, что могут сказать родителям «нет», они ложатся на диван и говорят – я больше никуда не пойду.
М. Баченина:
- Ну, знаете, вот вы говорите – когда они дорастают. Вот младшему сыну три и он уже дорос. Ну, потому что я его тоже как бы ращу в черном теле, то есть, он у меня сам должен что-то себе…
М. Пикулева:
- Вы не играете с ним в онлайн-игры?
М. Баченина:
- Нет, я не играю. Он должен разогреть себе сам в печке, потому что я видела, что он это умеет. Все, раз спалился, дальше ты делаешь это сам. А он мне знаете что в ответ говорит? Он еще плохо разговаривает, но он говорит – «нет». Он на многое стал отвечать нет. Так что в три они уже умеют…
М. Пикулева:
- Пример, который вы привели, это очень хороший пример. Вы пытаетесь научить ребенка что-то делать и поощряете его проявление самостоятельности.
М. Баченина:
- Я просто очень ленивая мать и я еще думаю, что, если я помру, главное, чтобы они потом не померли сразу от голода…
М. Пикулева:
- Я бы сказала, что большинство родителей сейчас ведут себя иначе. Они очень боятся за детей, в том числе, боятся просто за их физическую безопасность, и за кибербезопасность, поэтому стараются оградить ребенка и в итоге это приводит к гиперопеке, к гиперконтролю, и дети, которые вырастают в таком коконе, они, во-первых, ничего не умеют делать, во-вторых, они ничего не хотят делать. То есть, мы получаем такую полную инфантильность. Ну, рано сейчас говорить про поколение, которое мы исследуем, но уж так получилось, что, когда мы разговаривали с психологами, они затронули и предыдущее поколение – то есть, те, кому сейчас лет 25-30 – и мне ужасно понравился этот термин, они иногда говорят, вот пришел пациент в этом возрасте, они говорят – пришел человек-лось. Почему лось? А потому, что это люди, у которых все время что-то случи-лось, так получи-лось. Они переносят фокус ответственности наружу. Они ни за что не отвечают.
М. Баченина:
- На кого-то, да.
А. Милкус:
- Подождите, это признак поколения?
М. Пикулева:
- Это признак поколения глазами психологов. Психологи все-таки общаются с определенным срезом, слава богу, это нельзя распространять на все поколение, но они говорят о том, что это очень типичные случаи вот этой неприспособленности к жизни и родители как раз не понимают, что если они настолько гиперопекают ребенка и не дают ему самому решать проблемы, с которыми он сталкивается в семь лет, то в 27 лет ребенку придется учиться решать проблемы самостоятельно, а цена вопроса будет уже совершенно другой.
М. Баченина:
-Мне кажется, важно все-таки здесь соблюдать баланс. Потому что мы смешали некие бытовые навыки, такие жизненные навыки, мудрость некую бытовую, что он сам может пойти купить что-то и ему для этого не нужно помощи, с кибербезопасностью, допустим. Вот я из тех родителей, которые залезают в его телефон, когда он спит, прослушиваю все мессенджеры, смотрю, куда он заходил, на какие сайты, потому что я знаю, куда это может завести… Поэтому я на стороне людей, которые гиперкибезопасность блюдут… А как иначе-то?
М. Пикулева:
- А сколько лет вашему ребенку?
М. Баченина:
- 13-й год.
М. Пикулева:
- Я вообще ни за что не агитирую, потому что, так скажем, вот я, как градусник, померил температуру и рассказываю прогноз погоды… В данном случае каждый родитель сам принимает решение и сам определяет зону ответственности. Но если мы с вами говорим про кибербезопасность и про контроль в интернете, то что вы сейчас озвучили, типично для подавляющего большинства матерей. Я не говорю про просмотр телефона, а про попытку что-то узнать о поведении ребенка в интернете. И я не могу сказать, чтобы это было уж настолько необоснованно, потому что, когда мы говорили на эту тему с детьми, мы довольно много интересных фактов нащупали. Например, что практически с того момент, когда дети начинают активно пользоваться социальными сетями, это примерно в 10-12 лет, то есть, когда у них накапливается база своих друзей, знакомых, а не только бабушка с дедушкой и семья – вот примерно с этого возраста у детей среди друзей в их социальных сетях начинают появляться люди, с которыми они никогда вживую не виделись. То есть, это их партнеры по онлайн-играм, это друзья друзей, это кто-то, кто лайкнул пост или что-то написал в комментариях. И когда мы спрашивали детей, а как вы понимаете, что это дети, а не взрослые люди? Нам подростки очень популярно объясняли, что на самом деле, когда взрослый пытается притвориться ребенком, его довольно легко раскусить. Потому что он использует не те слова, которыми говорят дети, он не так говорит, он не так пишет, он не знает каких-то имен и фактов, которые должен знать. Он не может поддержать какие-то мемы или что-то еще. То есть, другой культурный код, который его сразу или почти сразу выдает. Но это говорили уже достаточно взрослые дети, то есть, это средняя и старшая школа. Как раз вот дети, которые младше, они менее уверены в себе и они очень часто говорили, что они не берутся опознать в интернете мошенника. Кто же тогда должен защищать детей в интернете? Потому что даже сами дети говорят, что интернет не всегда безопасен – это не только мамы говорят, это еще и дети говорят. И здесь мы тоже наталкиваемся на ту самую разницу в представлениях, о которой я в самом начале говорила, потому что дети примерно с 12-13 лет готовы брать на себя ответственность и они говорят, что мы сами должны заботиться о своей безопасности в интернете. А мамы эту ответственность им давать не готовы. Мамы, слава богу, все-таки берут ее на себя, а не пытаются переложить на государство или на интернет-компании, хотя с такими мамами мы тоже встречались, они есть, но чаще всего мамы говорят, что родители сами должны за это отвечать, но тут мы опять вступаем на территорию этого гиперконтроля, потому что в какой-то момент мы не можем прожить за детей их жизнь, в какой-то момент все равно нужно отпустить их в свободное плавание, и очень важно, что ребенок будет уметь к этому моменту, чему родители его научат и смогут ли вообще родители его научить? Ведь наш опыт не всегда релевантен. У нас как раз не было интернета в детстве и мы много того, чего дети уже умеют, мы смотрим на это с широко открытыми испуганными глазами.
А. Милкус:
- Я бы хотел продолжить все-таки тему детей и подростков, и перейти к еще одному вопросу – это о том, что ребята бОльшую часть времени проводят в торговых центрах. То есть, дворы и подворотни им заменили торговые центры, закусочные, фастфуды, кофейни…
М. Баченина:
- Ну, они берут там чашку кофе и сидят по многу часов, целой толпой, занимают стол, чтобы там тусить… Вот это я наблюдаю регулярно.
М. Пикулева:
- Вспомните себя, что вы делали?
М. Баченина:
- Мы на лавке тусили, мы оккупировали какую-то лавку во дворе…
М. Пикулева:
- А зимой, когда холодно?
М. Баченина:
- Хороший вопрос…
А. Милкус:
- Дома сидели…
М. Пикулева:
- Если мы были маленькие, нам было все равно и мы валялись в сугробах, а, когда мы стали постарше, то мы либо сидели в подъездах, либо, если родители были толерантны, то ходили в гости друг к другу. Вот слава богу, что у детей сейчас есть возможность взять пирожок, чашечку кофе или газировку, или просто пойти в торговый центр, посмотреть на витрины или просто прошвырнуться, побыть вместе с друзьями, потратив время на дорогу из школы домой.
А. Милкус:
- Это плохо или хорошо, или мы не можем это оценивать с точки зрения социологии?
М. Пикулева:
- Я не очень понимаю, почему это может быть плохо? Кстати, если вы вспомните, то там и количество детей, которые ходят в какие-то парки, городские пространства, если это крупные города, оно тоже довольно большое. Оно даже еще больше… более того, если мы следующую волну будем проводить, например, в теплое время года, то оно еще и вырастет, потому что, естественно, в парки и во всякие тусовочные пешеходные зоны летом ходят чаще, чем зимой.
А. Милкус:
- Да, и второе, что мне понравилось. Кажется, что все-таки растет здоровое поколение. 77% ребят занимаются спортом.
М. Пикулева:
- Тут немножко тонкий момент, потому что они говорят, что они занимаются спортом, но если вы посмотрите на частоту, то тут же выяснится, что регулярно занимаются спортом гораздо меньше.
А. Милкус:
- 54% делают это хотя бы раз в неделю.
М. Пикулева:
- Да, если мы говорим «каждый день» - 9%, «несколько раз в неделю» - 45%, «раз в неделю» -12%. Ну и очевидно, что тут есть дети, которые ходят в какие-то спортивные секции и делают это регулярно, и я не верю в то, что дети утром делают зарядку, если честно, а есть дети, которые могут просто пойти во двор, погонять в футбол и тоже считают, что они занимаются спортом. Это как раз и плюсы, и минусы опросных методов, потому что мы просто фиксируем мнение, но мы его никак не проверяем. Поэтому я думаю, что здесь есть некоторый процент завирания, но что мне кажется важным. Дети вообще говоря о трендах, они говорят, что сейчас модно заботиться о своем здоровье, хорошо выглядеть, быть в хорошей физической форме, заниматься спортом, - то есть, они понимают, что это как раз то самое социально одобряемое поведение, которое от них ожидают взрослые. То, что они могут его не выполнять, да, я тоже знаю много взрослых людей, которые записались в фитнес-клуб и при этом туда не пошли…
М. Баченина:
- Марина, вы не спрашивали такую вещь. У них какой-то такой тренд, что нам действительно не было свойственно. Мы смотрели на витрины, мы собирались в подъездах – да, все это было. А вот обязательно пойти в магазин и купить какую-нибудь шоколадку, сладкий напиток… Причем, я вижу, как стада детей заходят, высчитывают копейки, скидываются и вот для них сам факт осуществления этой покупки важен. Меня это поражает просто до глубины души. Не хватает? Ладно, возьмем чупа-чупс… Главное – купить, понимаете. Вот об этом не было речи? Что это за новая мода такая?
М. Пикулева:
- Как раз подробно про потребительское поведение в этой волне мы не изучали, у нас не было такой задачи. Мы немножко поговорили про карманные деньги – небольшие там суммы – и это, скорее, действительно, может быть важен тот факт, что у детей есть уверенность в том, что они вот могут это сделать…
М. Баченина:
- А сколько дают в среднем родители на карманные расходы?
М. Пикулева:
- Очень небольшая сумма. Среднюю я вам точно не скажу, но количество детей… в основном это, как правило, до 500 рублей.
М. Баченина:
- В неделю?
М. Пикулева:
- Да, в неделю… Понимаете, другое дело, что у детей, кроме карманных денег, есть деньги, которые им родители… на самом деле, это очень интересная история с деньгами, потому что есть родители, которые устанавливают правила и вот регулярно выдают какую-то определенную сумму денег – таких на самом деле не очень много. Есть родители, которые время от времени выдают деньги. Или ребенок подходит и просит деньги на какую-то конкретную покупку. Таких родителей гораздо больше. А еще есть группа родителей, который платят за домашние дела. И надо сказать, что есть две формы поощрения. Есть денежная форма поощрения, а есть такая форма поощрения, как – если пропылесосишь комнату, сидишь в онлайн-играх лишние 30 минут.
А. Милкус:
- Я надеюсь, что Марина еще раз к нам придет и мы подробно поговорим про медиапотребление – то есть, что они смотрят… про блогеров…
М. Баченина:
- Друзья, сегодня мы говорим от всей души спасибо, у нас в гостях была директор по специальным исследованиям компания «Медиаскоп» Марина Пикулева. Спасибо вам большое.
А. Милкус:
- Да, а я подведу итог, что, в общем-то, судя по опросу, по крайней мере, поколение, которое приходит, оно вполне себе и умненькое, и старается заниматься здоровым образом жизни, рациональное, и, на мой взгляд, перспективное. По-моему, у нас растет хорошее поколение.
М. Пикулева:
- Я добавлю еще, что это поколение очень нуждается в любви своих родителей и в принятии их такими, какие они есть.
Подписывайтесь на новые выпуски нашего подкаста и слушайте, когда удобно.
