ЕГЭ - заменить! А на что?
М. Баченина:
- Здравствуйте, друзья! В эфире «Родительский вопрос», у микрофона Мария Баченина и Александр Милкус.
А. Милкус:
- Добрый день!
М. Баченина:
- Каникулы - замечательное время, но вдруг, как говорится, ничто не предвещало, и вот опять! Разговоры про Единый государственный экзамен. Вообще-то депутаты подняли вопрос об отмене ЕГЭ. Сначала, в общем-то, речь пошла о том, чтобы отменить рамки металлоискателей, потому что случился скандал в нескольких областях Российской Федерации с обыском тех, кто собирался сдавать ЕГЭ, а затем вновь пошли разговоры о том, а не заменить ли нам ЕГЭ. А вот на что? Прозвучало слово «адекватная замена», и мы с Александром решили поговорить на тему именно адекватности. Что может быть адекватной замены Единому государственному экзамену? В гостях у нас сегодня заслуженный учитель России, кандидат педагогических наук, профессор Высшей школы экономики Каспржак Анатолий Георгиевич. Здравствуйте и добро пожаловать.
А. Каспржак:
- Доброе утро.
А. Милкус:
- Я слышал, идет разговор не об адекватной замене, потому что я не очень действительно тоже понимаю, может, Анатолий Георгиевич объяснит, что имеется в виду. Я так понимаю, что идет разговор опять о возвращении к предыдущей итерации, к предыдущим вариантам сдачи экзаменов в родной школе, родным учителям. То есть возвращение лет на тридцать назад. Может, я ошибаюсь?
А. Каспржак:
- Не ошибаетесь, Александр Борисович, именно все так. 14 депутатов выступило с инициативой об отмене Единого государственного экзамена. Правда, они сказали, что те, кто сдал Единый государственный экзамен, будут учитываться его результаты еще несколько лет, по разным сведениям по-разному. Но в принципе идет речь о возвращении к тому, что мы с вами, когда были школьниками, сдавали экзамены, все нормально, как положено, сочинение, по всем предметам экзамены, в общем, все хорошо.
А. Милкус:
- Во-первых, я хотел бы заметить, что почему-то всегда обострение, связанное с Единым госэкзаменом, происходит весной и в начале лета, когда ребята сдают ЕГЭ. И это, честно говоря, на мой взгляд, добавляет перчинки в эту процедуру. Потому что начинают бегать родители, бабушки, дедушки: ай-ай-ай, что же с вами такое делают? Вы там ЕГЭ сдаете. А ребята не очень уже понимают, что происходит, потому что ЕГЭ, насколько я помню, в 2001 году начался эксперимент. А первые работы со школами, с тестированием, тогда это было тестирование, а не нынешняя процедура, я хочу подчеркнуть, это 1999 год. Получается, что те, кто сейчас предлагает вернуть прежнюю систему проверки знаний в школах, они предлагают то, что они бы в жизни сами и не проговорили, они предлагают реформу системы образования. Потому что, если мы возвращаемся на тридцать лет назад, а войти в старую речку невозможно, то есть нужно разрабатывать все по новой, и то, что говорят, что хватит реформировать систему образования, давайте мы будем жить уже так, как привыкли, а мы теперь возвращаемся в очень серьезную реформу образования.
А. Каспржак:
- Бесспорно. Вот смотрите, Единый государственный экзамен – это то место, которого одинаково боятся школа, учителя и ученики. Дело в том, что учитель страшно не любит внешние проверки. Если преподавателя, как в Высшей школе экономики, оценивает студент, это я понимаю, что все нервничают. И я нервничаю, когда получаю отметки, которые поставили преподаватели. Отметки, полученные учениками на Едином государственном экзамене, это отметка учителю. Ну, по крайней мере, средняя отметка. И он находится в очень возбужденном по этому поводу состоянии. Я как-то в Англии присутствовал, когда в «Таймс» дают результаты их ЕГЭ, будем говорить, школьников. Вы не представляете, с директором трудно было разговаривать. То есть это не только наша проблема. Он пока не увидел, как сдали его ученики экзамены, он был без контакта. То есть у него мысли были все там, что там будет опубликовано.
Родители внутренне напряжены. И это тест высокой ответственности. Они глубоко убеждены, что если бы не было ЕГЭ, они бы как-нибудь решили этот вопрос. Вот это, наверное, самое главное. При этом это, конечно же, родители детей, которые проживают в больших городах, чтобы университет был близко и были знакомые в этом университете. А то, что есть родители, которые живут в малых городах, это никого не интересует. Школа переживает, как будет она выглядеть, как ее выпускники будут выглядеть на фоне других школ. У меня в жизни такое было, когда я шел, и на меня злая-злая собака начала рычать, открыла пасть. И у меня было состояние, когда я совершенно не мог думать. Вот все эти люди абсолютно не могут думать сейчас, что произойдет, если отменят ЕГЭ.
А что же тогда будет, если мы вернемся к старому экзамену? Мы снимем стресс? Нет, мы стресс не снимем. Потому что экзамены в школе – это тоже большой стресс.
А. Милкус:
- Экзаменов в советское время и в 90-е годы в средней школе было семь, а то и восемь.
А. Каспржак:
- Да, совершенно верно.
А. Милкус:
- По всей школьной программе гоняли.
А. Каспржак:
- И это устраивало учителей, потому что если я - учитель истории, предположим, или биологии, или физики, и у меня сегодня мой выпускник не сдает экзамен, то у меня нет внешнего стимула, хлыста. А если сдают по всем предметам, то у меня есть внешняя мотивация. Я говорю: ты плохо у меня будешь учиться, ты не сдашь выпускной экзамен. То есть учителя очень любят этот хлыст в виде отметки в конце. Это естественно совершенно, я их совершенно за это не осуждаю. И в этом смысле, еще раз говорю, что мы вернемся, предположим, ко всем этим восьми экзаменам. Я задаю себе вопрос: а что, изменит то, что будут обыскивать детей на наличие шпаргалок? Да нет, конечно. Потому что всегда, всю жизнь, сколько я работаю в школе, вопрос о шпаргалках был очень-очень острый. А скандалы с учителем физкультуры, который при соскоке не до того места девушки из десятого класса дотронулся, они тоже всегда были. В этом смысле гильотина никогда не была лучшим средством от головной боли, хотя и глубоко эффективным. И в этом смысле мы, конечно, решим те вопросы, как есть, но у нас появится масса новых.
М. Баченина:
- А у меня вот какая мысль возникла. Мне видится, что вот если сейчас рубить с плеча, то не просто щепки полетят, а начнется некий хаос. Я помню прекрасно, как нам подсказывали на экзамене, ну, например, на биологии. Прибавляется инструмент того, что я хочу выделить того или иного ученика. Хотя я никого не хочу обвинять, но, тем не менее, билет я знаю, где лежит номер 20, который я выучила. Понимаете?
А. Каспржак:
- Вы абсолютно правы, потому что, если учитель несколько лет работал с этим учеником, то у него к нему появляются человеческие чувства. Во многих случаях, как и вам, Мария, наверное, были положительные чувства, и вам хотели помочь. Понимаете, человек грешен, ну что делать? Но есть и обратный вариант. Когда, вот, предположим, вы у меня учили физику, а любили литературу, и, предположим, я становлюсь необъективным человеком и, наоборот, делаю так, чтобы вы не получили хорошую отметку. Но это полбеды. А кто из нас не помнит, как сдавали математику и сочинение, всем раздавали тетрадки и одинаковые ручки. Возникает вопрос - зачем? Для того, чтобы после того, как это все было сделано, кому надо исправить отметки, дописать, а если, не дай бог, человек идет на золотую медаль, то его еще после экзамена звали, он садился и сам этой же самой ручкой исправлял сочинение под диктовку учителя. Это верх необъективности. Мы приходим к тому, что ученик, заканчивая школу, твердо знает, что обо всем в жизни можно договориться. И это возвращение от ЕГЭ.
Кроме того, давайте уж теперь мы уйдем от наших с вами личных воспоминаний. Мы с вами москвичи. А теперь давайте представим, что в московских вузах перед началом введения ЕГЭ 60-80% студентов были москвичи. Высшая школа экономики, которую я представляю, которую считаю довольно честным вузом, насколько я знаю, мне хочется верить, что она абсолютно чистая при поступлении, насколько это вообще бывает, ведь еще кроме 5 тысяч студентов несколько тысяч преподавателей, а у них есть дети. Товарищи, коллеги, которые голосуют за отмену ЕГЭ, вы учтите, что на эти 5 тысяч мест количество возможностей поступивших сократится. Потому что, хотим мы или не хотим, но, как говорится, ничто человеческое нам не чуждо. И в этом смысле одно дело – это подготовить своего ребенка к Единому государственному экзамену или к какому-то испытанию на вот этом самом переходе из школы в вуз. А другое дело - договориться о том, чтобы он его успешно сдал.
Продолжая эту мысль. Что говорят депутаты? Они говорят, что коррупция, которая была при поступлении в вуз, больно ударила по преподавателям вузов, которые перестали быть репетиторами, получать, будем так говорить, серые доходы, которые на самом деле не всегда готовили, хотя таких тоже было, но еще устраивали тех, с кем они занимаются, в институт. Она ушла в область так называемых перечневых олимпиад. Они готовят к олимпиадам, результаты которых учитываются при поступлении в институт. Наверное, вероятнее всего, это есть. Но давайте будем по-другому устраивать Единый государственный экзамен. Учителя говорят: как бы ни учился ученик в школе, сдал хорошо ЕГЭ и пошел дальше. Давайте обратимся к опыту Германии. Немецкие школьники сдают abitur. Это наш ЕГЭ, они сдают четыре экзамена - два на профильном, два на базовом уровне. Дальше отличие. Три сдают письменно, один – устно. И мы успокаиваем учителей иностранного языка, потому что, конечно же, сдавать иностранный язык чисто письменно – это немножко неправильно, потому что устную речь никто не отменял. И вот результаты этого abitur составляют две трети портфолио, которое выпускник несет в учебное заведение. А одна треть – это средняя оценка по 16 предметам, которые он изучал в старшей школе. Ну, наверное, можно подумать в эту сторону.
Можно подумать, например, на тем, чтобы расширить баллы, которые дают различного рода победы в олимпиадах, участие в различных научных конференциях. То есть ЕГЭ нужно менять и можно менять. И это правильно, потому что идет время. Но отменять ЕГЭ – это значит, как правильно сказал Александр Борисович, возвращаться на тридцать лет назад. Я думаю, что это нонсенс.
А. Милкус:
- Да, я бы еще напомнил, если мы возвращаемся все-таки в эти тридцать лет, что приходили в вузы ребята с одинаковыми баллами в аттестатах. Ну, допустим, пятерки. Но пятерки, которые получили, допустим, в СУНЦ Уральского федерального университета или во Втором лицее Москвы специализированном, и пятерки, с которыми приезжали ребята из небольшого города, это разные пятерки, это разные оценки. И вот они поступали. Напомним еще раз, если мы отменяем ЕГЭ, то мы возвращаем, во-первых, экзамены в школе и возвращаем вступительные экзамены в вузах. А каждый вуз, напомню, разрабатывал свою систему экзаменов. И вот так сидеть дома, рассылать по пяти вузам через Госуслуги баллы и ждать, куда тебя зачислят, уже не получится. Надо будет ехать, доставать деньги, найти проживание где-то или в общежитии жить и сдавать экзамены в тот вуз, А если ты уже в Москву приехал, то ты в Санкт-Петербург не доедешь, потому что экзамены были в одно и то же время. Или, допустим, в Екатеринбург. Это все уже тогда возвращается в такую вот систему. Поэтому давайте все-таки действительно говорить о том, как можно изменить ЕГЭ или доработать, докрутить, чем возвращаться.
М. Баченина:
- Мне кажется, что это очевидно настолько, что вы описали по поводу баланса справедливого поступления, возможности поступления в разные вузы в разных крупных или не очень городах, что это, конечно, приходит на ум законодателям, что это нельзя обойти, тем более, в нынешних условиях голода по поводу инженеров, хороших педагогов и так далее. Если они сделают этот перекос, то они поймут, что вот здесь станет пусто. Никто не говорит, что вот сейчас мы черное уберем и поставим белые экзамены, как было в Советском Союзе. Мне кажется, все равно будет какая-то модификация. А можно ли это сделать справедливым, толковым?
А. Каспржак:
- Вы сразу несколько вопросов подняли. Я хочу обратить внимание, что приехать для поступления некоторым придется с Камчатки или Владивостока. И на это надо просто элементарно иметь деньги. Кто-то очень талантливый не сможет учиться на Физтехе, как говорят в Долгопрудном, хотя имеет на это возможности, потому что у него просто нет денег доехать. А если есть деньги доехать, то в Москве, между прочим, надо жить. И это недешевое удовольствие для регионов.
Теперь второе. Можно ли его докрутить? Не только можно, но и нужно. Несколько лет назад, уже, наверное, лет пять или семь, я разговаривал с Виктором Александровичем Болотовым. который в России считается отцом ЕГЭ. Он сейчас работает в Высшей школе экономики, профессор. Я его спросил, как будет выглядеть ЕГЭ через 5-10 лет? Он говорит: наверное, такого ЕГЭ, который есть сейчас, не будет. Наверное, это будет некоторое портфолио, в которое будут складываться показатели истинных достижений школьника. Но эти достижения должны быть истинными. Если ты участвуешь в олимпиаде, то надо, чтобы вуз был уверен, что эта олимпиада чистая, будем так говорить. Если ты участвуешь в каком-то научном конгрессе, то должно быть ясно, что это твое выступление, а не тебе написанное выступление, не дай бог, еще сейчас искусственным интеллектом.
ЕГЭ будет меняться, да и сам инструмент должен меняться. Я сейчас слышу, как говорят о ЕГЭ, как угадайке. Коллеги, он давно не угадайка, давайте посмотрим, там практически нет вопросов с выбором ответов. Это просто уже ушло в историю. Этого просто нет. Смотрите, какое количество изменений, послабляющих высокую ставку сдачи ЕГЭ, было сделано в последний раз. Во-первых, как сказал президент, один из экзаменов можно пересдавать. И обратите внимание, что да, был стресс, был плохой охранник, который заставил тебя снимать, извините, лифчик, потому что он звенел в этой самой рамке. И, естественно, девочка потом ничего не соображает, потому что ей элементарно неудобно перед своими коллегами. Учитываются разного рода достижения школьников, в том числе ГТО. Я не уверен, что это надо, но, может быть, это надо. Ввели сочинение. Опять, у меня нет однозначного отношения к сочинению, потому что написать текст, как это было раньше в ЕГЭ, микроэссе определенного количества знаков, сложнее, а не проще, чем написать сочинение, которое формально допускает человека к экзамену и проверяется довольно нормально.
Но смотрите, есть принципы. Тот, кто учит, тот не проверяет и не выставляет оценку. И вот этого избежать нельзя. Я читал материалы дискуссии, которая была относительно ЕГЭ в Думе. И там ведь есть еще одна вещь. Материалы ЕГЭ должны утверждаться по регионам, министерствами регионов. Три-четыре года назад был очень большой скандал, что в некоторых российских республиках очень нечестно принимают Единый государственный экзамен. Но если они будут составлять материалы, то эта нечестность, так сказать, возрастет в степени. В этом смысле я думаю, что человеческая слабость по поводу того, что нам это не нравится, мы это отменим, человеческая естественная любовь к своим детям, которым мы хотим помочь, Человеческий страх, я имею в виду работников школы, что их ученики плохо сдают экзамены, - все это сложилось и поимело кумулятивный эффект.
Давайте снесем ЕГЭ. Ну, давайте. Не говоря уж о том, что наш диплом не будет в зарубежных вузах признаваться. Хорошо, на сегодняшний день вроде как. вузы западных стран нас не интересует, но кроме западных стран есть Китай, Индия и другие страны, в которых, наверное, неплохо было бы некоторым ученикам поучиться. Например, в Шанхайском университете, который входит в число лучших университетов мира. Почему нет? Если мы уйдем от ЕГЭ, то отметки, которые Анатолий Георгиевич поставил по физике своему ученику, вряд ли признаются этим Шанхайским университетам, потому что они не знают этого Анатолия Георгиевича.
А. Милкус:
- Я бы еще про один мем говорил. Вот сколько я слушаю дискуссии про ЕГЭ, нам все время говорят такую фразу: ай-ай-ай, учителя натаскивают на ЕГЭ, репетиторы натаскивают на ЕГЭ. Давайте выясним, что такое - натаскивают. Что, у нас дети собаки, что ли? Они решают те же самые задания, которые есть в курсе школьной физики, математики или биологии. Они занимаются теми же самыми предметами. Только они при этом набивают руку, как правильно решать вот эти предметы. Давайте об этом тоже подумаем и этот мем забудем, снесем. Потому что ничего плохого в том, что дети в выпускных классах штудируют школьную программу, и достаточно усиленно, нету. Никаких тестов сейчас нет, нужно отвечать развернуто, то есть соображать. что ты делаешь и как ты это все решаешь, это дополняет общую картину.
М. Баченина:
- Я еще своих детей не довела до ЕГЭ, но моя материнская голова уже переполнена стереотипами и натаскиванием. Люди действительно, мыслят, что ЕГЭ — это зло?
А. Каспржак:
- Значит, два тезиса. Первый - про натаскивание. Люди старшего поколения помнят, а молодому я расскажу, что когда-то были вопросы при выпускных экзаменах сегодня из девятого, а тогда из восьмого класса, публиковалась книжка, в которой было там 200 или 300 заданий. В школу приходил конверт, в котором были номера тех задач, которые будут на экзамене. То есть они все были открыты. И учителя действовали двумя способами. Одни пытались прорешать с учениками все эти 200 задач, что невозможно запомнить, это очевидно. А другие выбирали типовые задачи. И эти типовые задачи, как бы вам это сказать-то, они на них строили все остальные. То есть проблема натаскивания – это проблема плохой методики, плохих техник, которыми пользуются учителя. Но натаскивание – это один из способов подготовки. Плохо, я так никогда не делал. Это вопрос установок учителя. И только установок учителя.
И второе. Вот что плохо с ЕГЭ. Давайте я теперь встану на позицию. Года два назад я готовился к одной конференции и взял открытое мониторинговое задание ЕГЭ для двух разных классов. Это мониторинги, которые проводятся периодически фактически при подготовке к Единому государственному экзамену или ОГЭ. Дело в том, что они, к сожалению, расширяют информационную информированность наших детей, но в них не повышается когнитивная сложность. Они не становятся сложнее. Это очень плохо, с моей точки зрения. Потому что если у нас есть ОГЭ, и в нем задачи такой же когнитивной сложности, то есть мыслительные операции просты, как в ЕГЭ… Я вам приведу пример. В седьмом классе был вопрос про крещение Руси. Было дано, кстати, задание с выбором ответов. Два ответа было - до Рождества Христова, а один был - после Рождества Христова. Понятно, что Русь вряд ли можно крестить до Рождества Христова. И в этом смысле можно было не только запомнить, но и сообразить. Но, когда мы пришли к десятому или одиннадцатому классу, то нужно было знать линию Меннергейма. И было приведено несколько линий - Мажино, еще какая-то. И вот линия Меннергейма. Здесь угадать нельзя, здесь нужно только знать. Многие вопросы в ЕГЭ и в мониторинговых исследованиях, к сожалению, проверяют информированность ученика, что в эпоху цифровизации и искусственного интеллекта вообще не имеет никакого смысла.
Я помню, как я был школьником и поступил в математическую школу, у нас каждый урок начинался с устного счета. У меня есть ощущение, что это была реакция наших учителей математики на появление калькуляторов. Они как раз стали доступными. Как это школьники математического класса не могут в уме разделить трехзначное число на двухзначное? Должны! И нас натаскивали. Справиться с этим нельзя.
Когда началась пандемия, многие вступительные экзамены в разного рода привилегированные школы стали проводить прокторингом. Это чтобы ты сидел, и компьютер следил, не пользуешься ли ты подсказками, куда у тебя смотрят глаза. Я разговаривал с несколькими директорами школ и очень подробно с директором лицея Высшей школы экономики. Тогда был директором лицея. Дмитрий Ефимович Фишбейн. Почему нельзя придумать задания, которые нельзя списать? Есть же задания, которые нельзя списать. Вот если бы ЕГЭ двигался в сторону, когда надо от информированности к сообразительности или, по-умному, к развитию когнитивных способностей, я бы сказал: давайте менять ЕГЭ. Оставив то, что это будет проверять какой-то другой человек, а не учитель, который человека учил, это будет единая схема для перехода из среднего учебного заведения в вуз, которая будет учитывать мнение школы, предположим, войдут в портфолио баллы аттестата, я бы сказал: давайте я подумаю вместе с вами, как изменить ЕГЭ.
Но когда мы просто говорим, это плохо. Если я сейчас скажу: давайте мы все вместе пересядем на автомобили 80-х годов производства. А может быть, и я буду этому очень рад, вы пересядете на наш автомобиль, если он будет адекватен. А почему же мы должны говорить, что это происки империализма, как раньше говорили, или что это отупляет население, и, не задумавшись, отменили все, что было сделано за двадцать последних лет?
М. Баченина:
- Если в математике придумать вопросы, которые нельзя списать? Рассуждение, аналитико-мыслительный процесс? А может быть, это сложно, стоит много денег?
А. Каспржак:
- Значит, первое. Это сделать сложно. Это дорого. Когда-то мне говорили, я не знаю, правда или неправда, но один вопрос в международном сопоставительном исследовании качества образования PISA стоит что-то до миллиона евро. Конечно, это дорого. Но мне кажется, что на наших детей нам ничего не жалко. Мне кажется, что это именно тот случай, когда это вклад в будущее. Давайте поаккуратнее менять бордюры в Москве, от которых я раз в два года не могу выехать из двора. А давайте мы эти деньги, которые стоят те же миллионы, вложим в создание квалифицированного экзамена, обгоним весь мир и войдем, как задача ставилась, по-моему, несколько лет назад Владимиром Владимировичем Путиным, в десятку лучших стран мира по образованию.
Одним из главных инструментов является качественный инструмент на выходе, это очень важно. Любая программа начинает составляться с результатов, а результаты это сдача ЕГЭ. Вы мне скажете: сегодня программа не соответствует ЕГЭ. Я отвечу, как говорили в Одессе: так и плохо. Значит, этим нужно заниматься. Значит, нужно сделать так, чтобы ЕГЭ полностью совпадал с программой, хотя я не уверен, что это тоже не такая большая байка, как для вас сегодня стало откровением отсутствие в значительной части предметов вопросов с выбором ответов. Хотя вопрос с выбором ответов для составителя самый сложный. Это я теперь могу сказать точно. Отвечать на них чуть-чуть проще, потому что, даже если ты не знаешь, то на 25% можешь угадать, если этих четыре. Если их шесть, то меньше.
Когда мы говорим о том, что надо отказаться от угадайки, давайте, это облегчение для тех, кто делает ЕГЭ. И сразу затруднение для тех, кто эту работу проверяет. Потому что, понимаете, первый, второй, третий или четвертый правильный - это легко проверять. А вот когда нужно посмотреть, и даже при двух равных ответах вопрос можно считать частично отвеченным правильно, вот это уже начинается большая сложность. Но самое главное, что тот, кто проверяет эту работу, не знает, кто ее написал. Вот это для меня самое важное.
А. Милкус:
- Я бы больше сказал. Во-первых, идут очень серьезные проверки, и все задания ЕГЭ, это точно уже, я тоже разговаривался. директор Федерального института педагогических измерений Оксаной Решетниковой, которая за это отвечает, их очень жестко проверяют, все задания, даже самые сложные, уровень С, соответствует федеральной государственной образовательной программе. Не дай бог, найдутся учителя, которые в это ткнут и скажут, что вот здесь вы наших деточек подставили. Так как последний год такого нет, то, в общем, понятно, что удалось это наладить. Это первое. Второе. Единый госэкзамен - одна из немногих федеральных процедур, которую удалось сделать честной. Если мы говорим о том, что лет 5-7 назад был даже такой термин «образовательный туризм», когда ребята из крупных городов переезжали в одну из кавказских республик для того, чтобы сдать там хорошо ЕГЭ. И там сидели аспиранты и преподаватели местного вуза и решали всем задачи. Это искоренили. И в эти республики выезжает каждый год очень серьезный десант проверяющих. ЕГЭ удалось организовать, и это правда, в любом городе, в маленьком поселке, не в маленьком поселке, в большом городе, - единые правила и единая честная процедура. Вот вы найдите сейчас хотя бы по этому году данные о том, что кто-то списывал на ЕГЭ. Раньше социальные сети пестрели фотографиями заданий, и как мы их передаем другим ребятам, и ребята нам решают, а потом присылать. Нет этого. Действительно, большие деньги были вложены для того, чтобы организовать эту систему таким вот образом, чтобы у всех ребят - у москвичей, у жителей Камчатки, у жителей кавказских республик - были единые шансы для поступления в вузы, это дорогого стоит. Давайте ее разрушим, давайте вернемся, к собирательству, как в древние времена.
М. Баченина:
- Еще 164 кубанских выпускника сдали ЕГЭ на 100 баллов по разным предметам и также отметились кировские школьники - тоже там на 100 баллов сдали. Я сразу подозревать начинаю.
А. Каспржак:
- Ну, подозревать не во всех случаях надо. Я сегодня стал защитником тех, которые подвергают сомнению ЕГЭ. Я не подвергаю ЕГЭ сомнению, я говорю о том, что его нужно оставить и менять. Вы сказали сейчас про стобалльников. И качество работы учителей оценивают очень часто и даже доплачивают учителям, которые подготовили стобалльников. Это очень часто не имеет никакого отношения к учителю. Когда я первый год работал в школе, то у меня был мальчик, звали его Леша, фамилию произносить не буду, хотя ее знаю. Он выиграл всероссийскую олимпиаду. Я к этому не имел абсолютно никакого отношения. Я тогда не мог решить задачи, которые он решил. И сейчас не могу решить. Я переживал страшно, когда был в самом рассвете учительства. А потом подумал: ведь Татьяна Тарасова не прыгает тройной тулуп. Значит, это определенные способности. Это первое.
Второе. Если мы берем школу, которая расположена в какой-нибудь Нижегородской области, в деревне. Там, наверное, может быть, никогда не будет стобалльников. А работает учитель абсолютно гениальный, лучше, чем тот, который подготовил в новосибирской школе при Новосибирском университете ученика, уже отобранного и подготовленного, пришедшего к нему ученика, он у него сдал на 100 баллов. Даже если это честно. У нас очень низкий социальный капитал. Мы не верим, что ученики могут сдавать на 100 баллов. Но давайте поверим на минутку. Но это не может быть критерием оценки работы учителя и школы. По той причине, что, я думаю, ни один из выпускников колонии Макаренко ЕГЭ бы на 100 баллов не сдал.
Когда-то мне директор Вальдорфской школы сказал: это ужас, нас теперь будут оценивать по количеству хорошо сдавших ЕГЭ. Я займу номер среди московских школ, равный номеру моей школы -1060. Потому что у Вальдорфской школы другие цели. Теперь вернемся к предыдущей дискуссии, о которой вы говорили, что это абсолютно честный экзамен. Да. Но как достигается честность? Ведь это действительно приводит к стрессу ученика, потому что у наших учителей контролировать - в крови. Ученик действительно переживает.
Пять лет назад я изучал, как это происходит во Франции. Во Франции практически не следят за тем, чтобы выпускники, которые пишут ЕГЭ, условно говоря, по-нашему - не списывали, не пользовались другими документами. Но если он замечен в том, что он списал, против его родителей возбуждается уголовное дело. И тогда никто не ходит по классу. Потому что есть шанс, что ты спишешь, но если тебя поймают, это будет позор на всю страну. Это был лицей Людовика XIV. Это кошмар.
Действительно, нужно найти возможности снять напряжение во время сдачи экзаменов. Убрать вот этих полусумасшедших проверяющих на входе. Но это можно сделать, придумывая вопросы, которые нельзя списать. Как-то эту свору наблюдателей поставить в ту ситуацию, что она не охраняет людей в ГУЛАГе. Это иногда выглядит примерно так. Перестать оценивать учителей по количеству хорошо сдавших ЕГЭ, а найти другие критерии. Например, так называемый проект «Дельта» действовал лет десять назад, когда измерялась динамика приращения ученика. И вы дальше говорите: это все дорого. Да. Вкладывать деньги в будущее — это самая лучшая инвестиция.
М. Баченина:
- Я столько сегодня откровений для себя нашла. Это такой мощный трамплин для изучения.
Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые выпуски нашего подкаста для родителей и слушайте, когда удобно.
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp
