Максим Кузнецов: Знание китайского языка экономит сразу 10% цены
С. Мардан:
- Всем здравствуйте! Я – Сергей Мардан. И это программа «Русский доллар». Сегодня у нас в гостях Максим Кузнецов, сопредседатель Ассоциации содействия повороту на Восток, автор одноименного Telegram-канала «Поворот на Восток». Максим, здравствуйте!
М. Кузнецов:
- Здравствуйте!
С. Мардан:
- Такое название Ассоциации подкупающее, на самом деле. Я предполагаю, что вы очень ждали, когда этот поворот начнется. И вот после 24 февраля 2022 года этот поворот стал практически необратим. Я не ошибаюсь?
М. Кузнецов:
- Да, этот поворот, действительно, ускорился. Если мы посмотрим в целом, то с начала 20-х годов у нас объем торговли с Китаем развивался, он до 2013 года дошел до 100, потом из-за экономики немного упал, а потом…
С. Мардан:
- Миллиардов долларов.
М. Кузнецов:
- Да, миллиардов долларов. Потом он обратно вернулся. И сейчас он уже последний раз 100 превысил где-то в 2018 году, а сейчас он выше и выше. В этом году он 180 где-то пробьет. То есть, сейчас для нас Азия – это бесповоротная ставка, наверное, можно об этом утверждать. И ставка, наверное, стратегически верная, потому что если мы посмотрим макропрогнозы, то мы видим, что перспективы Запада весьма ограничены, страны достигли своего уровня экономического развития. И дальше они расти просто не могут. Там та же Япония на одном уровне стоит уже лет тридцать, а страны Азии, тот же Китай – они активно переживают эту самую индустриализацию, они богатеют, люди вчера жили в деревнях, потребляли всего мало, сегодня они переехали в город. И чтобы им построить квартиру в городе, надо много металла, надо произвести много бытовой техники, надо произвести много строительных материалов, надо потреблять много сырья. И все это раскручивает механизмы экономического роста, тем более, когда человек переехал в город, ему нужен будет автомобиль или¸ как минимум, автобус. Это тоже определенный уровень потребления, спроса. И все вот это запускает рост экономики, индустриализации, которую мы видели в Китае в нулевые и десятые года. И которую мы сейчас видим в Индии и в Индонезии, Филиппинах и в других странах, которые очень динамично развиваются.
С. Мардан:
- Вы же говорите об очевидных вещах. Все, кто изучал экономическую статистику глобальную, все эти цифры видел. И по размеру, и по динамике роста населения, по уровням потребления было очевидно, что есть гигантская Азия, торгуйте, стройте трубопроводы. Почему все последние годы, начиная с середины 70-х со строительства газопровода в ФРГ, СССР и Россия как наследница СССР упорно смотрела исключительно в Европу?
М. Кузнецов:
- Не только смотрели в Европу. У нас еще со времен господина Примакова рассматривался восточный вектор в качестве одного из ключевых. По поводу того, почему Европа, потому что Европа и Запад – это здесь и сейчас. Есть вся инфраструктура. Например, Индия – перспективный потребитель газа, но попробуйте построить газопровод в Индию, маршрут не простой. Значит, надо туда СПГ вести, а для этого надо построить танкерный флот. Для этого нужен определенный набор технологий.
С. Мардан:
- И судостроительные мощности.
М. Кузнецов:
- А их нет. А трубопровод есть здесь и сейчас, его построили еще наши отцы, даже деды. И им можно пользоваться.
В принципе, у нас одной из проблем являлось то, что у нас люди не всегда готовы инвестировать, думать о будущем. Жизнь у нас непростая. Иногда думаешь, что будет завтра, а что послезавтра, не всегда такие мысли даже приходят. Поэтому у нас ограничен наш инвестиционный потенциал. И чаще предпочитают пользоваться тем, что может здесь и сейчас дать отдачу.
С. Мардан:
- Китай – это своего рода такой мем, эта страна, направление некая цивилизация, которая обросла всевозможными стереотипами, как экономический партнер он присутствует в сознании любого обывателя. У десятков миллионов людей «Алиэкспресс» в телефонах как форма досуга, но совершенно очевидно, что Восток, тот поворот, про который вы толкуете, это, как минимум, полтора десятка стран.
Иран, страны Персидского залива, которые вроде бы как есть, а теперь придется ими очень плотно заниматься. Иран для нас что может давать? Чем мы можем с ними торговать? Кроме ударных беспилотников, конечно.
М. Кузнецов:
- Подтверждений пока нет.
С. Мардан:
- Уже есть.
М. Кузнецов:
- Хорошо. По поводу Ирана, это достаточно большая экономика, которая достаточно давно находится в санкционном режиме. И мы можем пользоваться некоторым их опытом как жить в этих условиях. Во-вторых, эта страна находится в другой природно-климатической зоне. И здесь кое-какие моменты для торговли появляются. У нашей лесообрабатывающей промышленности, например, есть некоторые проблемы из-за запрета Европы со сбытом. Условно, мы – один из крупнейших производителей пиломатериала в мире, но Европа его напрямую не продает. Конечно, есть способы, но все они стоят денег. Во-вторых, этими способами много не повезешь. И тот же самый Иран – это достаточно крупный потребитель древесины. И здесь приходят запросы, мы их пытаемся сращивать, чтобы конкретно наращивать торговлю, например, по этой позиции. Все, что связано с пиломатериалами, это пользуется спросом в Иране, и он потребляет это в больших количествах.
Если мы посмотрим в сельском хозяйстве, там есть хорошие перспективы. Они экспортируют те же фисташки, финики – это в России потребляется и потреблялось. В то же время Иран импортирует зерновые и злаковые. Опять же, Россия является одним из крупнейших производителей и экспортером по этой товарной категории. И тут есть достаточно большие возможности. Так же надо смотреть на какие-то конкретные ниши машиностроения, потому что Иран за свое санкционное время занимался развитием именно обрабатывающих производств, именно машиностроительной продукции, здесь, возможно, по каким-то категориям можно найти синергию. И, возможно, какие-то производственные цепочки делать, какие-то детали дешевле и выгоднее производить у нас. У нас еще советская инженерная школа осталась. Возможно, что-то выгодно будет оттуда привозить.
Я, в частности, слышал про иранские автомобили, что они добились достаточно серьезных успехов.
С. Мардан:
- Да, это старые автомобили «Рено», в общем, ничего плохого в них нет.
М. Кузнецов:
- Во всяком случае, их производят. И это уже хорошо. Потому что у нас, как я знаю, примерно на две трети объем производство автомобилей за последний месяц, по-моему, упал. То есть, он постепенно восстанавливается, но, по-моему, мы на две трети меньше производим, чем раньше.
С. Мардан:
- А вот валюты дружественных и недружественных стран – вроде бы история достаточно теоретическая, не очень понятная широкой публике, но как сказать. Я – человек из 90-х, у меня есть своеобразный набор скреп. И в ряду скреп остается американский доллар. С советских времен любой советский обыватель знал, что пенсию получил – пошел ее в доллары обменял, положил. И ничего с твоими долларами не будет. Выясняется, что будет, что их могут то ли запретить, то ли они обесцениваются. А Родина и партия учит нас тому, что можно не переживать, есть китайский юань. Он есть как резервная валюта или нет? И какие будут финансовые отношения между Россией и Китаем в плане использования китайской национальной валюты.
М. Кузнецов:
- Он есть, но есть в меньшей степени, чем другие валюты. Потому что юань, по-моему, на текущий момент занимает то ли четвертое, то ли пятое место среди валют. Он, скорее, наверное, в перспективе лет пять обгонит фунт, станет третьей валютой после доллара и евро, но станет ли он второй? Это большой и открытый вопрос.
Юань есть. Мы за юань торгуем, но он ограничен в силу ряда причин. Если мы говорим про валюту внешней торговли, то сейчас юань – наверное, главная валюта внешней торговли. Вот я знаю людей, которые хотели кое-что купить в Китае, решили за это кое-что заплатить в евро. Отправили миллион евро, он пошел через корреспондентские счета «Сосьете женераль» во Франции, французы заподозрили, что тут что-то неладное, заморозили эти деньги до выяснения. А выяснение до сих по не наступило. Два месяца назад ситуация случилась и все еще выясняют, ничего не выяснили.
Если вы платите в евро или в долларах, то эти деньги могут просто заморозить. Получается, вы их не спишите, не вернете, а обязательства перед вашими контрагентами у вас есть.
С. Мардан:
- В общем, деньги потеряете.
М. Кузнецов:
- Да.
С. Мардан:
- Мне встречались такие утверждения, что китайцы-производители, они предпочитают получать оплату в долларах, а не в юанях.
М. Кузнецов:
- Нет, почему? Они за последние, они лет пять назад считали именно в долларах, сейчас они нормально относятся к юаню. И в них получают. У них, кстати, если мы говорим про Китай, там новое поколение такой очень патриотичное. У них поколение, которое росло в самом начале политики реформ развития, оно росло под более сильным западным влиянием, больше смотрело на Америку. А поколение, которое сейчас, оно спокойно говорит, что мы не будем покупать «найк», потому что он перестал закупать, допустим, хлопок из нашего Синьцзянь-Уйгурского автономного округа, и покупают китайский «Найк», который делается на том же заводе, просто стоит чуть дороже или дешевле. Но там те же самые «найки», они в том же Китае отшиваются.
И вот новое поколение, оно более патриотичное. И в национальной валюте своей они проще хранят. Кстати, в Китае не так много вариантов, чтобы свои деньги хранить, поэтому они столько недвижимости накупили, что у них сейчас этот сектор немного шатается. Чтобы было понятно, на одного россиянина приходится где-то 27 квадратных метров жилой недвижимости, раньше было 23, но после льготной ипотеки стало где-то 27. На одного китайца приходится порядка 38-40 метров жилой недвижимости в собственности.
С. Мардан:
- Ни фига себе! И это учитывая, что их миллиард триста!
М. Кузнецов:
- Да. И это учитывая то, что у них примерно одинаковый с нами уровень дохода, они в полтора раза больше обеспечены жильем, потому что если ты китаец, ты заработал денег, то у тебя вариантов для того, чтобы с ними что-то делать, не так много. Это либо покупать недвижимость, либо покупать китайские ценные бумаги, акции и облигации, либо… То есть, Китай – это страна с несвободным движением капитала, условно, как у нас сейчас. До февраля у нас было немного проще с тем, чтобы деньги вывезти, в Китае до сих пор сложнее.
Если мы говорим про юань, то что надо понимать? Первое – для внешней торговли юань сейчас валюта номер один, сейчас все основные банки с ним работают и с юанем все хорошо, юань проходит через китайские банки-корреспонденты, деньги не зависают. Если мы говорим про юань как средство сбережения, то, в принципе, все наши главные банки уже предлагают юаневые вклады, какие-то юаневые варианты. И здесь еще гонконгский доллар появляется, потому что у нас на петербургской бирже, она запустила торги гонконгскими ценными бумагами, там пока их ограниченное количество, но в целом эта тема востребована. И с учетом того, что раньше у нас люди предпочитали покупать, условно, Apple, Google и все остальное, сейчас им предлагают купить китайские аналоги, при этом китайские акции тут более привлекательные, чем американские, потому что Китай сдул свой пузырь в 2021 году. И мы помним, что там рынок, в том числе, технологических компаний, они провели монетарное ужесточение, грубо говоря, они ужесточили монетарную политику, там поднимали ставку, ограничивали объем ликвидности. И в результате этого рынок немного сдулся. Рынок китайских ценных бумаг сейчас оценен более справедливо, чем рынок американских ценных бумаг, который сейчас только сдувается. И в этом плане, наверное, эти вложения даже кажутся более привлекательными.
Здесь есть еще кое-какой интересный вывод, который мы сейчас наблюдаем. Российские компании начинают размещать юаневые облигации. Если раньше наши компании, которые ведут экспортно-импортную деятельность, им выгодно занимать в иностранной валюте, потому что тот же, условно, РУСАЛ, он продает алюминий. Допустим, он его продает в Китай, у него рублевые расходы, частично юаневые, потому что там какое-то оборудование надо закупить. И он кредитуется в валюте страны, с которой работает. В принципе, история понятная. То же самое с Роснефтью. И здесь мы видим кое-что интересное. Вот недавно вышла новость про то, что Роснефть выпускает пятилетние облигации, то есть, со сроком погашения через пять лет, в юанях. Ориентир доходности 3,15%. И это очень мало. Чтобы было понятно, американское правительство по пятилетним трежерис занимает по 3,45%. И здесь возникают выводы: с одной стороны, либо мы признаем, что Роснефть надежнее, чем американское правительство, в принципе, можно, наверное, и так сказать, потому что Игорь Иванович – великий руководитель. Но, может, дело в чем-то другом еще? Или и в том, и в другом. Здесь какой вывод? В России очень много юаней возникли в результате положительного сальдо счетотекущих операций, грубо говоря, мы к чему пришли? К тому, что мы продаем ресурсы за юани, у нас юани эти образуются, у нас их некуда девать, мы своими же юанями начинаем кредитовать свои же компании, которые ведут внешнеэкономическую деятельность через китайский рынок.
С. Мардан:
- Что значит юань некуда девать? Нет, тут возникает вопрос в таком случае совсем широкий. Даже крупным сырьевым экспортерам некуда потратить деньги?
М. Кузнецов:
- Ну, как сказать… Ну, есть у нас, если мы посмотрим в целом на нашу статистику по экспорту и импорту, то импорт у нас просел. Экспорт у нас взлетел. И получилось, что денег стало больше. Куда их… Соответственно, если эти деньги возникают, то их надо как-то размещать. И куда их девать, не очень понятно, потому что, например, есть… если мы говорим про доллары, то доллары всегда можно запулить в трежерис, в те же ценные бумаги припарковать либо еще куда-то. С долларами набор инструментов и финансовый рынок больше. Китайский финансовый рынок, он в большей части внутренний. В Китае есть Шанхайская биржа и Гонконгская биржа. Шанхайская в юанях и в основном для резидентов. Если вы захотите вывести свою компанию на Шанхайскую биржу, привлечь деньги первичного размещения акций, за пределами Китая вы их не потратите. Вы на них завод в России не построите. Если вы на Гонконгской бирже привлекаете деньги, то вы их потом можете деть куда угодно. В том числе, вложить за пределы Китая.
С. Мардан:
- Вопрос обывательский. Китай имеет довольно жесткое валютное законодательство, не позволяет просто так выводить ресурсы из страны. Зарабатываешь – оставляй их здесь или трать. Покупай недвижку.
В отличие от нас. А мы, соответственно, спустя полгода после начала СВО оказались не то, что у разбитого корыта, но в некоторых непонятках. Денег у нас как у дурака фантиков, а мы за тридцать лет разучились их инвестировать внутри страны. Верно? И без долларов нам как-то совсем грустно, оказывается.
М. Кузнецов:
- Инвестиции – это не то, что мы берем деньги, берем лопату и этой лопатой эти деньги куда-либо закапываем. Денег у нас действительно много, проблема в технологиях. Допустим, сегодня у нас правительство соберется и решит, что нам надо производить всем микрочипы, 8-нанометровые, какой первый вопрос возникнет? Вот смотрите, у нас есть большой мешок денег, мы хотим этот мешок денег поменять на оборудование. Вопрос – кто нам продаст оборудование, кто нам отдаст технологии, для того чтобы мы могли 8-нанометровые чипы делать?
С. Мардан:
- Никто.
М. Кузнецов:
- Соответственно, нужна тогда какая-то… И это только один из примеров. По всем другим каким-то отраслям ситуация будет точно такая же. Нам просто какие-то современные технологии никто не отдаст, никто на блюдечке с голубой каемочкой нам их не передаст ни за какие деньги, это будет либо какой-то очень сильный промышленный шпионаж… Но, опять же, промышленный шпионаж – это дело, которое нужно на профессиональном уровне… Это тоже система, которая тоже должна быть. И здесь нам нужна либо какая-то своя инженерная школа, которая будет эти технологии производить. Но, опять же, это не то, что мы сегодня собрались, а через полгода нам научные прорывы принесли, и все заколосилось. Это не так работает, это система, которая должна быть.
Если мы посмотрим, например, на историю индустриализации советского периода, когда наша страна сделала очень сильный шаг вперед, тогда производство и промышленность были проще. Трактор советского производства 30-х годов, если мы разложим на части, там сколько будет запчастей? Я не специалист по тракторам и не инженер, но предположу, что там, условно, 100-150 компонентов будет, если все это разложить по запчастям. Если мы современный трактор посмотрим, в котором есть микроэлектронная база, компоненты для которого производятся в 15-20 странах мира, то для того чтобы его произвести, там будет уже 500-600, а может быть, тысяча компонентов, я не знаю. Грубо говоря, сейчас мы живем в мире более технологически сложном. Если раньше, чтобы мы произвели трактор, нам надо было, допустим, строить 15-20 заводов, начиная от производства металла и заканчивая литьем, то сейчас 150. И для того, чтобы мы всё это делали, это надо делать более-менее одновременно. А для того, чтобы это сделать одновременно, нам даже тех денег, которые у нас есть, не хватит... Быстро только кошки рождаются.
С. Мардан:
- Это мы поняли. Но это глядя на Китай понятно, что китайцам потребовалось 35 лет, для того чтобы стать тем Китаем, который мы сегодня знаем, которым восхищаемся.
М. Кузнецов:
- И Китай жил в более дружелюбной обстановке.
С. Мардан:
- Само собой, без ограничений, мягко говоря.
М. Кузнецов:
- Да. Сейчас, грубо говоря, нам надо искать какие-то свои возможности, искать какие-то свои технологии, в которых мы можем очень сильно опережать мировые, где у нас еще остались какие-то заделы, чтобы постепенно строить какую-то альтернативную систему глобализации. Потому что мир на Западе клином не сошелся, и Запад сам не то, чтобы сильно един, там есть разобщенность. Кому-то не очень нравится идея мерзнуть из-за того, что российский газ теперь стал «плохим». Кто-то в большей степени солидарен с этой идеей, кто-то в меньшей степени, но, так или иначе, та система, которая сейчас существует, она постепенно распадается и переформатируется. И наша задача – найти для себя какие-то технологии, в которых мы можем доминировать, чтобы какую-то альтернативную, параллельную систему торговли отстраивать, в которой мы можем иметь свои конкурентные преимущества, иметь своих покупателей.
Потому что, если так подумать, то в той же самой Азии сейчас на постах лиц, принимающих решения, живут те люди, которые еще находятся под влиянием советской мягкой силы. Это люди, которые пели «Катюшу» в свою студенческую молодость, это люди, которые, возможно, учились в советских университетах, это люди, которые проходили через аналоги советской пионерии. Условно, эти люди будут у власти еще 10-20 лет, и их заменят уже люди…
С. Мардан:
- Совсем с другим бэкграундом.
М. Кузнецов:
- Да, люди прозападные, люди с другим бэкграундом. И нам сейчас надо этим пользоваться, пользоваться их возможной ностальгией по своей молодости, пользоваться их теплым расположением, которое Советский Союз им о себе оставил. И, таким образом, добиваться для России положительных условий. Потому что дальше у нас, в 90-е, был провал с мягкой силой, сейчас постепенно все это как-то восстанавливается. Но, тем не менее, люди, которые через 10-15 лет придут на посты, где принимаются решения, они будут в меньшей степени лояльны к России, чем те, кто находится там сейчас.
С. Мардан:
- Скажите, пожалуйста, для того чтобы этот поворот был не только в студии, в переговорных комнатах, в кабинетах начальников и пр., специалистов, которые имеют не поверхностные знания об этом самом Востоке, у нас достаточно или нет? Много ли людей? Хорошо, предположим, с Китаем торговля идет с начала 90-х, есть какое-то количество людей, живущих много в Китае, знающих, как там все устроено. А если, допустим, взять Пакистан, Индонезию, Иран, страны Персидского залива, специалисты есть, эксперты есть, люди, владеющие языками этих государств хотя бы, в должном количестве есть или нет, по вашим ощущениям?
М. Кузнецов:
- Да, люди такие есть. У нас Институт стран Азии и Африки Московского университета, Школа востоковедения Высшей школы экономики, они достаточно хорошо работают и готовят специалистов. Сейчас, правда, больше людей, конечно, на Китай ориентируется, но если мы посмотрим на то же самое арабское направление, то оно в принципе всегда пользовалось популярностью. И людей, которые готовятся к этому, их всегда много. Та же самая Индия тоже всегда была популярна. Если мы посмотрим на какие-то другие страны, ту же самую Турцию, то там тоже очень много специалистов, и они готовятся, и они языки знают. Особенность именно российской школы в том, что идет глубокая языковая подготовка, но помимо языковой подготовки, еще люди проникают в историю страны, в культуру страны. То есть, когда ты учишь язык страны и учишь ее историю, ты начинаешь понимать примерно, как эти люди мыслят, как они эту жизнь видят. И если это понимать, если специалист действительно качественный, то он может потом найти общий язык и привести к чему-то.
Другая проблема здесь в том, что наши университеты готовят в основном специалистов по языкам, а по каким-то практическим вопросам вроде той же самой внешнеэкономической деятельности, какой-то практической прикладной экономики, этому нужно обычно доучивать. Но, опять же, в разных университетах есть свои сильные преимущества. Мы с университетами работаем, студенты проходят практику, студенты хорошие.
С. Мардан:
- Говоря об этом самом Востоке, велико ли такое внутреннее сопротивление людей, которые 30 лет жили в совершенно другой, американо-европоцентричной парадигме (я бизнес прежде всего имею виду), и вот сейчас им говорят: нет, Европа для вас закрыта, Америка – вообще лучше туда не соваться, ни копейки в долларах не держать… Некоторые олигархи вообще громогласно объявили о том, что они уходят на пенсию. То есть как бы очевидно, люди в возрасте под 60 или за 60 не готовы переучиваться и снова начинать бороться за жизнь. А в широких массах, как вы оцениваете, эта мобильность существует или нет? Или это вообще не проблема?
М. Кузнецов:
- Я приведу такой пример. У меня есть партнер, который занимается производством оборудования, которое используется в угледобыче. Это российская разработка, это российская технология. Они производят это в России, используя иностранные компоненты, но, тем не менее, там большая часть локализации российская. И я с ними обсуждал, как работа идет. Они говорят: мы приходим к заказчику, и заказчик говорит, что мы работаем с этими западными вендорами, и все нормально, а с вами давайте попробуем, но, опять же, морозят, тормозят. И получается, импортозамещение, вот оно есть, вот она, российская разработка, но как бы морозят. А потом мы с этим же человеком обсудили другую историю. Мы сидели в кафе, время пришло платить, я показываю карту, на моей карте написано Visa, на его карте тоже что-то такое же написано. Я ему говорю: «А почему ты себе карту «Мир» не сделал? Вот смотри, на ней написано Visa, а по факту это карта «Мир», потому что она работает на базе инфраструктуры, на СПК». В принципе разницы никакой нет. Но вот эта какая-то инерционность мышления, она существует.
Сейчас, если мы посмотрим на наши предприятия, они во многом пытаются сейчас какие-то альтернативные маршруты наложить, чтобы что-то купить на Западе, вместо того, чтобы пытаться найти аналоги в России.
С. Мардан:
- Понял. Максим, есть такая страшилка, которая воспринимается практически как аксиома. Я даже не знаю, имеет смысл ее опровергать или нет. Звучит она примерно так. Раньше у нас была зависимость от Запада, это уже открыто признается почти на всех уровнях, а мы ее теперь меняем на такую же зависимость от Китая, только это будет еще хуже, потому что там-то люди одной с нами культуры, а китайцы – это практически инопланетяне. То есть там рептилоиды, а здесь инопланетяне. Что вы можете по этому поводу сказать относительно зависимости, того, что мы станем сырьевым придатком китайцев, что они у нас тут всё на корню купят, все срубят, как сибирскую тайгу, а мы останемся голые и босые?
М. Кузнецов:
- Здесь надо задавать вопрос в первую очередь, что мы сами должны делать. Если мы будем учить своих инженеров, для того чтобы они не производили свое оборудование, а обслуживали западное оборудование, они будут обслуживать западное оборудование. Если мы будем учить их, чтобы они обслуживали китайское оборудование, они и будут обслуживать китайское. Если мы будем учить инженеров на национальных стандартах, чтобы они могли что-то производить свое, российское оборудование, они и будут свое, российское оборудование производить. Если мы будем воспроизводить тот же самый формат отношений, то есть мы говорим: мы – сырьевой придаток Запада… Если мы будем формат отношений с Западом воспроизводить с Китаем, то да, мы будем сырьевым придатком Китая.
С. Мардан:
- Будет хуже или лучше? Это не праздный вопрос. Быть сырьевым придатком Запада многим на самом деле очень нравилось. Это же здорово – быть сырьевым придатком Запада, лететь 5 часов до Ниццы было, на хорошем самолете еще быстрее.
М. Кузнецов:
- Здесь все зависит от точки зрения. Потому что те, кто покупал замки в Нормандии, они обычно не покупают квартиры в Гонконге или какие-то виллы в провинции Шаньдун, возможно, даже не знают о таких местах, как тот же самый Циндао, где сами китайцы покупают. Вообще в Китае мало кто из иностранцев покупает недвижимость, строго говоря.
С. Мардан:
- Кстати, почему?
М. Кузнецов:
- Ну, страна там специфическая. Например, самая дорогая недвижимость в мире, она не на Лазурном берегу, она в Гонконге. В Гонконге, чтобы было понятно, по нашим СанПиНам, чтобы купить однушку, надо быть долларовым миллионерам.
С. Мардан:
- Я про Гонконг несколько лет назад видел такую заметку смешную, она меня поразила, и я ее до сих пор пересказываю. Там же проблема с парковкой. Места на аукционах разыгрывались. И место в каком-то конкретном паркинге под каким-то небоскребом миллионер (причем я не уверен, что он в этом небоскребе жил) купил за 300 тысяч американских долларов. В общем, меня впечатлила эта сумма, я решил, если у тебя есть лишние 300 тысяч долларов, на фига тебе паркинг? Явно, что тебя должен возить водитель. Ан нет.
М. Кузнецов:
- Ну, в этом особенности Гонконга. Там действительно недвижимость стоит каких-то космических денег. Но, с другой стороны, Гонконг когда у них была пандемия, они раздавали на наши деньги по 100 тысяч рублей жителям, просто чтобы как-то стимулировать, «вертолетные деньги». Это говорит примерно о том масштабе экономики. Но Гонконг – это супердорогой город. Если мы говорим про условный Пекин, то в Пекине нет смысла покупать недвижимость, чтобы там жить и праздновать. То есть ради праздного дела там не покупают, потому что это город с тяжелой экологией, это город бизнеса. То есть, если у тебя есть бизнес, то есть смысл. Во Вьетнаме, кстати, недвижимость покупают иногда, потому что Вьетнам более туристический, и природа там чуть получше, и экология получше.
Если мы говорим по поводу того, как сырьевые отношения строят, то в чем сила Европы? В том, что много игроков, а когда ты с большим количеством договариваешься, то каждому можно чуть подороже продать. А Китай, он большой и один. В этом его сила, и он эту силу свою осознаёт. Это переговорная позиция. Он говорит: я у вас возьму всё, но дешевле. И это каждый раз происходит. То есть из Китая регулярно приходят запросы на какие-то космические объемы всего, начиная от какой-то сырьевой продукции, заканчивая промышленной продукцией, сельскохозяйственной историей. Всего нужно очень много, и из-за того, что они берут очень много, они для себя выторговывают лучшие условия.
Здесь, кстати, тоже у Китая есть, чему поучиться. У Китая есть провинции, и часть из этих провинций по населению сопоставимы с Россией. И в этих провинциях есть свои экспортно-импортные компании государственные, у которых задача – продвигать свой экспорт на внешние рынки, и у которых есть задача быть единственным закупщиком. То есть, условно, у вас в провинции 60 компаний закупают подсолнечное масло. А если каждый будет поодиночке закупать, вы дорого купите, и китайская экономика из-за вас потеряет свои конкурентные преимущества, из-за того, что себестоимость вырастет. Нехорошо так делать. Вот она, государственная компания, она для вас отожмет всех зарубежных покупателей, купит подешевле, а вы потом будете с хорошей себестоимостью работать.
С. Мардан:
- Своеобразный капитализм. Я боюсь, что если бы у нас такое сделали, то ценник вырос бы раза в два, потому что всё по откатам разошлось бы. С Компартией так не забалуешь.
М. Кузнецов:
- Комитет по партийной дисциплине.
С. Мардан:
- Да.
М. Кузнецов:
- У нас тоже такой был в свое время.
С. Мардан:
- То есть, в любом случае, российской политико-экономической системе, так или иначе, придется переучиваться. То есть недвижимость так, как на Лазурке, в Китае не покупают.
М. Кузнецов:
- Зато в Сочи подорожала.
С. Мардан:
- Да. Язык сложный, культура своеобразная, и бизнес ведется совсем по-другому.
М. Кузнецов:
- Ну да, многое по-другому, приходится переучиваться. Но, опять же, возможности здесь есть, и нужно понимать, что Китай, он тоже достаточно активно развивается. То есть, если мы вернемся в прошлое, то еще лет 15 назад, в 2007 году Китай воспринимался как родина дешевых дутых пуховиков.
С. Мардан:
- Нет, пуховики – это чуть раньше, пуховики – это 90-е, а середина нулевых – это родина очень плохих компьютеров, очень плохой электроники.
М. Кузнецов:
- Да. Но зато, если мы посмотрим сейчас, то это, во-первых, классная электроника, во-вторых, классные пуховики. А в-третьих, мы понимаем, что до нас доезжали самые дешевые пуховики и самая дешевая электроника, потому что некоторые ушлые наши соотечественники приезжали и говорили: мне по самому низкому прайсу вот это, вот это и вот это, и побольше. Это тоже нужно учитывать. Нужно понимать, что Китай – это фабрика мира, наверное, с лучшим в мире соотношением цена – качество. И если вы заплатили 3 копейки, то вам и сделают за 3 копейки. Как заплачено, так и сделано, как в известной поговорке, немного перефразированной.
Это тоже нужно понимать. Еще нужно понимать, что если вы с китайцами общаетесь на английском, то это вам добавляет примерно процентов 5-7 к цене для вас.
С. Мардан:
- А если знаете хотя бы немного китайский…
М. Кузнецов:
- То можно сэкономить на этом денег. Это тоже надо учитывать.
С. Мардан:
- А вы китайский знаете?
М. Кузнецов:
- У меня есть сотрудники, кто китайский знает.
С. Мардан:
- То есть, чтобы сэкономить, можно нанять специалиста.
М. Кузнецов:
- Да, всегда можно нанять специалиста. Специалисты – это важно.
С. Мардан:
- Вот смотрите, мы с вами проговорили практически час, и при всех попытках уйти в сторону все равно мы сваливаемся в Китай, практически как безальтернативный покупатель всего, производитель всего. Это так или нет?
М. Кузнецов:
- Это не совсем так. Потому что если мы за 2021 год посмотрим статистику, то Китай – это больше 140 млрд. долларов. Если мы посмотрим на Индию, это было 13, будет 25, условно, в этом году. Есть АСЕАН. АСЕН – это тоже большой регион Юго-Восточной Азии, там за 2021 год было 20 миллиардов, за этот год будет 25-27. Есть Ближний Восток, это тоже очень большой кластер наших покупателей. И здесь наша задача состоит в том, чтобы находить для себя какие-то ниши, где мы можем не просто сырье продавать, а какую-то продукцию с более высокой добавленной стоимостью, встраиваться в альтернативные производственные цепочки и поставлять туда. Просто нужно не искать какого-то одного покупателя, которому мы продадим всю нефть, а нужно искать что-то, что мы можем сделать из этой нефти, сделать из нашего сырья, сделать какую-то продукцию с более высокой добавленной стоимостью, чтобы продать и на этом зарабатывать.
С. Мардан:
- Сделать бензин и продать его. Спасибо вам большое. Понравился подкаст? Подписывайтесь на новые выпуски и слушайте, когда удобно!
