Попова: Нынешняя версия законопроекта о домашнем насилии защищает агрессора
Скачать передачу [mp3, 42.1 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Норкин:
- Это программа «Простыми словами». В студии Андрей и Юлия Норкины. У нас в гостях Алена Попова, юрист, соавтор законопроекта о домашнем насилии. Насколько я понимаю, дискуссия по поводу этого законопроекта зашла в тупик. Очень тяжелая судьба у этого законопроекта. По-моему, 10 лет уже у нас идут попытки что-то такое принять, и как-то ничего не получается. 30 ноября финальная версия законопроекта была опубликована. Правильно я понимаю?
А. Попова:
- Правильно. Она была опубликована на сайте Совета Федерации от рабочей группы в Совете Федерации.
А. Норкин:
- Если она опубликована, значит, можно обсуждать в открытом режиме. Насколько я понял, вас и ваших коллег, кто работал над этим законопроектом, эта версия не устроила.
А. Попова:
- Да, это правда.
А. Норкин:
- Что не так?
А. Попова:
- Мы готовили, мне кажется, идеальную версию законопроекта, который защищает жертв насилия. То, что выложено на сайте Совета Федерации, защищает насильника. И в этом базовая разница. Почему так? Определение домашнего насилия в законопроекте Совета Федерации звучит как деяния (то есть действие или бездействие), в которых нет признаков административного правонарушения (например, нет признаков побоев) или уголовного преступления (например, нет признаков легкого вреда здоровью). Ну, нет признаков того, что человек тебе сейчас нос сломает.
А. Норкин:
- Как это?
А. Попова:
- Вот именно, что никак. С самого начала этот закон не может работать, он бесполезен. В целях законопроекта, который на сайте Совета Федерации размещен, сохранение семьи. Мы все знаем случаи, когда говорят: дура, сама виновата, давай, мирись с Васей, сохраняй семью. Женщина под этим давлением пытается сохранить семью. И заканчивается это чем? 57 ножевых ранений нанес муж Алене Вербе, накрыл ее тело тряпочкой, запер в квартире ее и малолетнего Никиту и ушел на работу. Вот чем это заканчивается.
В обязанности НКО вменено мирить жертву и агрессора. Примирение жертвы и агрессора чревато тем, что опять скажут ей: Зинаида Ивановна, совершенно неважно, что у вас один дом – либо сама уходи из дома, либо примирись с Василием, а не хочешь, опять, дура, сама виновата. Чем это заканчивается? Вот, пожалуйста. Сегодня 67-летнюю пенсионерку ножом забил ее внук.
Охранные ордера. Это то, за что мы реально бьемся. Охранные ордера выдает или полиция, или суд. Это запрет на угрозы, приближение, преследование, попытки найти, где находится жертва, если она убежала из дома, угрозы. Все жертвы насилия это знают – ты пытаешься уйти от агрессора, он тебя преследует. Чем это заканчивается, если нет охранного ордера? Летом этого года в Челябинской области воспитательницу детского сада Оксану Садыкову подкараулил в подъезде ее бывший муж, воткнул ей нож в сонную артерию на глазах собственного ребенка. А охранные ордера по закону Совета Федерации нельзя будет получить, если муж осужден за причинение от легкого вреда здоровья и до убийства или если он подвергся административному штрафу за побои. То есть в абсолютном большинстве случаев нельзя будет получить охранный ордер.
В нашем законопроекте 50 статей, здесь – 28. Представляете, насколько сильно его урезали. И мы не считаем, что это нормально. Валентина Ивановна Матвиенко в интервью сказала, что нам нужен закон, защищающий жертв. Мы очень верим, что будет такой.
Ю. Норкина:
- Мне на глаза попалась статья от 26 ноября с.г., в которой вот что говорится. «Во Франции в прошлом году от рук мужей и сожителей погибла 121 женщина, а в нынешнем, по данным общественных организаций, уже свыше 130. Это уже не говоря о том, что избиениям и прочим формам насилия в стране подвергается ежегодно, как считают в МВД, 213 тыс. представительниц слабого пола. И лишь одна из пяти обращается за помощью. Французское правительство после трехмесячных консультаций с экспертами и феминистическими ассоциациями разработало программу борьбу с домашним насилием. Всего таких мер 40. В каждом из регионов откроется по 2 центра, куда будут направляться мужья и сожители, уличенные в рукоприкладстве. Также намечено провести поправки в Уголовный кодекс, в соответствии с которыми травля женщин в кругу семьи, приведшая к самоубийству или его попытке, станет серьезнейшим отягчающим обстоятельством и будет наказываться тюремным сроком до 10 лет и штрафом до 150 тыс. евро. Важным моментом станет предоставление медикам правам сообщать властям о фактах физического насилия над пациентками даже без их согласия. Таким женщинам разрешат подавать жалобу в полицию на месте, не выходя из больниц.
Будет расширяться штат социальных работников, ведущих вместе с полицейскими прием пострадавших, а правоохранителям предписано действовать в таких случаях по-научному. Для этого психологами был разработан список вопросов, с помощью которых можно установить характер и степень угрозы, нависшей над жертвой издевательств».
И еще: У лиц, на которых поступили иски от супругов или женщин, состоящих с ними в гражданском браке, будут конфискованы все виды оружия, как огнестрельное, так и холодное, а обвиненных в убийстве станут автоматически лишать родительских прав.
А. Норкин:
- Это все уже принято?
Ю. Норкина:
- Да. Они на это выделяют 360 млн. евро. То есть во Франции, которую мы считаем одной из благополучных европейских стран, это очень большая проблема, и вот такие жесткие меры приняты. Я не понимаю, почему у нас как-то с этим затягивают.
А. Норкин:
- Инна Святенко, 1-й зам. председателя сенатского комитета по социальной политике сказала, что «у проекта было много противников, было непонимание соотношения его с уголовным и административным правом, поэтому предлагалось много разных решений». Я так понимаю, что не все было урегулировано. Это так?
А. Попова:
- Нет, не так.
А. Норкин:
- Если просто сейчас открыть ленту и посмотреть, там будет сказано так: выхолощенная версия вашего законопроекта, это была такая уступка традиционалистам, уступка церкви и разным радикальным организациям типа «Сорок сороков».
Ю. Норкина:
- Мне кажется, это от лукавого – то, что «Сорок сороков» делает и остальные. На мой взгляд, это дискредитация православия как такового. Алена, у меня вопрос. Из того, что я перечислила во французском варианте, нам может что-то подойти? Потому что у них очень жесткая позиция.
А. Попова:
- Да, мы предлагали как раз лишать оружия человека…
А. Норкин:
- Давайте по порядку. Что значит лишать оружия? Он что, не может обычным кухонным ножом воспользоваться?
А. Попова:
- Если у него есть зарегистрированное оружие, то его надо лишать права на ношение этого оружия.
А. Норкин:
- Это понятно. А если он просто бьет кулаками?
А. Попова:
- Если он просто бьет, там есть санкции. Если это побои, и женщина хочет получить охранный ордер, ей выдается охранный ордер – либо полицейский, либо судебный. Полицейский имеет срок действия до 30 дней, он может быть продлен по заявлению жертвы. Он может быть обжалован агрессором, если он считает, что его оговорили.
А. Норкин:
- Когда у жертвы насилия есть на руках этот охранный ордер, тот человек, который это насилие применил, он где физически находится? Не в этой же квартире?
А. Попова:
- Он может находиться в этом жилье, если обязуется посещать курсы по работе с гневом. И если он не применяет насилие. Он становится на профилактический контроль, то есть за ним осуществляется профилактический надзор.
А. Норкин:
- А зачем тогда нужно это? Тогда проще его взять, как у французов, и поместить в спецприемник.
А. Попова:
- Есть судебный охранный ордер, по которому суд может решить. Потому что полиция на месте не может вынести такого решения. Суд может решить – не выселить человека на время охранного ордера, но запретить человеку, даже если он собственник жилья, но у него есть, где жить (включая наем, поднаем) находиться на этой территории вместе с жертвой.
Ю. Норкина:
- Это опять какая-то ерунда. Если зафиксированы побои, насилие случилось, приехала полиция. Значит, за шкирку берется эта мразь и просто уводится. До суда. Должен быть четкий закон. Совершено преступление – сразу берется полицейскими человек и увозится до разбирательства, до суда.
А. Норкин:
- До суда тоже нельзя говорить, что преступление совершено.
Ю. Норкина:
- У нас до суда сидит такое количество людей.
А. Норкин:
- Это в следственном изоляторе.
А. Попова:
- Я полностью согласна с выселением, но Верховный суд не согласен.
А. Норкин:
- Не очень понятно, почему человека, который применяет домашнее насилие, жестко не изолируют до решения суда, а дают ему какой-то, как вы сказали, профилактический контроль. Если он один раз это сделал, значит, он сделает это и второй раз, может быть, и третий, его никакая профилактика не остановит.
А. Попова:
- Спасибо за этот вопрос. Я сторонник того, что сказала Юля. Но Верховный суд нам говорит, что у нас право на жизнь не может превалировать над правом собственности. Поэтому если человек – собственник жилья, как это мы будем его выселять без решения, нужно решение суда. Вы не представляете, какой бой у нас был в рабочих группах, как приходили депутаты, представители Верховного суда, и как они говорили, что это выселение вызовет бурю эмоций. И это реально вызвало самую большую бурю эмоций. И нас заставляли переписывать типы охранных ордеров, санкции охранных ордеров много-много раз. И то, что там вообще осталось выселение хотя бы по судебному охранному ордеру, это уже большая победа.
А. Норкин:
- А если сделать наоборот? Эти центры, куда жертву насилия можно спрятать.
Ю. Норкина:
- Их, к сожалению, очень мало.
А. Попова:
- Мы предусмотрели расширение возможностей получения так называемой социальной помощи. Например, на территории Москвы бесплатно жертва домашнего насилия попасть не может, если у нее нет регистрации в Москве. Мы все понимаем, что по конституции мы все должны быть в равной степени защищены. Какая разница, что я из другого города? Меня побили на территории квартиры в городе-герое Москве, я должна бесплатно попасть в центр «Дубки», а я могу бесплатно попасть только в независимый центр «Китеж». Кстати, спасибо РПЦ, потому что они помогают развивать центр «Китеж».
А. Норкин:
- Следующий аргумент против – то, что привлекать внимание правоохранителей могут посторонние люди, условно говоря, соседи. Мне объясняли так. Бабушка, которая не любит эту конкретную семью, не любит конкретного мужчину в этой семье, идет и, грубо говоря, стучит на него полицейским. Это серьезная проблема, как вы считаете?
А. Попова:
- Нет. Полицейские приезжают на место, и если там нет никакого состава, разворачиваются и уезжают. Но в случае трех сестер Хачатурян, если бы полиция правильно отреагировала на сообщения соседей, и если бы наш закон уже действовал, то Михаилу Хачатуряну был бы выдан охранный ордер. И не было бы совершено это действие самообороны, по которому сейчас девочек продолжает истязать наше государство. Потому что им пришлось самим себя защищать, терпя долгие годы сексуальное, физическое, психологическое и экономическое насилие, все виды, которые есть у нас в законе. Таким образом, они поняли, что ни государство, ни полиция не собираются за них вступаться. При этом у соседей не было права сообщить полиции. А если за стеной плачет ребенок…
А. Норкин:
- Еще аргумент против. Это такой законопроект, который развязывает руки ювенальщикам, вплоть до того, что бездоказательно будут изыматься дети и т.д. Я не очень понял, что там, в законе, про детей. Например, была такая версия, что если ваш ребенок в школьном возрасте вдруг решит изменить пол, а вы ему этого не разрешаете (даже не применяя физическую силу), это тоже будет считаться домашним насилием. Поясните это.
А. Попова:
- Нет. Там четко прописаны критерии. Вы имеете в виду психологическое насилие. Оно четко прописано. Нет, это не психологическое насилие. Если у вас нет умысла нанести вред человеку, это не психологическое насилие.
Ю. Норкина:
- Говорят, что если родители не могут смартфон купить…
А. Норкин:
- Вы не разрешаете ребенку сделать то, что он хочет – пол сменить, смартфон купить…
А. Попова:
- Смартфон купить – это вообще выдуманная история, это ложь. Экономическое насилие это насилие, которое оставляет человека без средств к существованию. Появилась эта статья, этот вид насилия в нашем законе, потому что мы выяснили, что в основном экономическому насилию подвергаются пенсионеры. У нас в стране 21 млн. нищих…
Ю. Норкина:
- Когда дети-алкоголики отнимают у них пенсию?
А. Попова:
- Да. Причем дети могут не применять к ним прямого физического насилия, но могут проявлять психологическую агрессию и просто лишать пенсионера пенсии, чтобы этот пенсионер погиб от голода, например. Не купил ребенку трансформер, не купил жене шубу – эта ложь, которую они распространяют, никак не относится к экономическому насилию вообще.
Многие, кто работал над законопроектом, мы помогаем возвращать детей в те семьи, где мама или папа просто физически не могут обеспечить ребенка, например, едой.
Ю. Норкина:
- А как вы помогаете?
А. Попова:
- Мы звоним в опеки, способствуем тому, чтобы у родителей появилась защита. Мы объясняем опеке: то, что пустой холодильник у родителей, не означает, что ребенок голодный. Если они выращивают, например, картошку на огороде. Просто у них тяжелая экономическая ситуация. Давайте маме или папе поможем найти работу.
Когда нас обвиняют в том, что мы хотим отнять детей из семей, чтобы их отдавали на органы, - это ложь.
Ю. Норкина:
- Это вообще бред. Я не про это говорю, а про то, что есть случаи, когда в органах опеки, особенно в глубинке, работают люди, мягко говоря, некомпетентные. Им кажется, что если семья малоимущая, то это уже звоночек, для того чтобы ребенка из этой семьи изъять. Я думаю, что это не повсеместно. Я думаю, что это скорее исключение, чем правило. Но этого все равно боятся. Поэтому очень важно, чтобы в органах опеки работали люди, что называется, с холодной головой и горячим сердцем.
А. Попова:
- Я хочу пояснить. Если есть претензии к органам опеки, то это правоприменение, и надо предъявлять претензии по отношению к органам опеки. Но у нас уже сейчас есть 77-я статья Семейного кодекса, которая позволяет изымать детей из семьи, если есть подозрения на вред здоровью. И 156-я статья Уголовного кодекса (жестокое обращение с детьми) тоже позволяет изымать детей и еще привлекать родителей к ответственности. Мы ничего нового в законе не предусмотрели. Мы просто взяли статьи и сослались на эти статьи.
Ю. Норкина:
- Это что касается детей. Мы возвращаемся к женщинам. Я не могу понять, почему 10 лет мы бьемся и никак не можем…
А. Норкин:
- Я тебе могу объяснить. «Баба – дура». Если мы вспомним историю доцента Соколова, даже в этом случае появились…
Ю. Норкина:
- Больше 300 подписантов?
А. Норкин:
- Это одна петиция, а их было несколько. Эта штука какая-то психологическая, она есть. Мы тут показывали какую-то футбольную звезду. И он рассуждает о том, что если баба не слушается, можно ей «леща выдать», если она не беременная. Это в принципе в воздухе витает. Как вы с этим будете бороться законодательно, я не очень понимаю.
Ю. Норкина:
- Мне кажется, здесь нужен только такой жесткий закон, как это принимается во Франции – 10 лет, 150 тысяч евро. С синяком женщина пришла к медикам на освидетельствование, она рассказывает, что это семейное насилие – без ее согласия в полицию. Так же как и с детьми сейчас. Проверяется каждый синяк. Знаю по своим. Если какой-то порез, ушиб, и мы приезжаем в городскую больницу, то моментально сообщается в полицию. Они приезжают, проверяют, с ребенком разговаривают, спрашивают, что случилось. Я считаю, что в ситуации с женщинами нужно точно так же поступать.
А. Норкин:
- Возвращаемся к теме «баба – дура, сама виновата». Для многих наших российских граждан это что-то близкое к норме. Как вы это сможете перебить с помощью вашего законопроекта?
А. Попова:
- У нас параллельно идут две работы. Одной работой мы помогаем жертвам насилия. И они помогают нам, когда они говорят публично, что это недопустимо. Например, Маргарита Грачева, после того, как ее супруг Дмитрий вывез в лес и отрубил ей кисти рук.
А. Норкин:
- Он же бывший муж был.
А. Попова:
- Бывшим он стал во время судебного разбирательства. Судья не хотела лишать его родительских прав уже тогда, когда он отрубил Рите руки. Судья говорила: то, что он так поступил с женой, не означает, что он плохой отец. И потребовалось очень много усилий адвокатов, чтобы его лишили родительских прав.
Ю. Норкина:
- В таких случаях психиатры принимают участие?
А. Попова:
- Можно, да. В отношении него сейчас проводится экспертиза.
А. Норкин:
- То, что он отрезал жене руки, не значит, что он плохой отец. Тут не подкопаешься.
А. Попова:
- Сейчас во Франции была большая демонстрация в поддержку программы о борьбе с насилием, и там шла целая колонна в поддержку россиянок, чтобы у нас появился этот закон. Француженки шли с плакатами в поддержку жертв насилия в России. Наташа Туникова тоже стала публичной, которая оборонялась от своего мужа-тирана и могла сесть реально. Просто отмахивалась от него, схватила нож. Немножко его полоснула. Он жив-здоров. А она могла спокойно уехать на десяточку. В итоге ей переквалифицировали статью. Но вменили возместит мужу моральный вред. И при этом она нашла в себе силы бороться, что это недопустимо. Конечно, культура мышления должна поменяться. Жертвы устали молчать. Закон нужен, потому что нужны инструменты для полиции. Сейчас это – профилактическая беседа. Приехали и говорят: Василий, прекрати бить Галину. В итоге Василий продолжает бить Галину, доходим до дела Галины Каторовой, которой пришлось обороняться от своего мужа-тиража. Его она убила. Отсидела полтора года из трех назначенных ей. Потом ее признали невиновной. Человек не видел свою трехлетнюю дочь.
Ю. Норкина:
- От Маши Арбатовой услышала страшную историю. Трехлетнюю девочку насильник на улице насиловал, мать шла и увидела. Ребенок умер. Она в состоянии аффекта камнем размозжила ему голову и убила его. Но ее тоже посадили. Ее потом еле-еле вытащили из тюрьмы.
А. Норкин:
- Это другая история. Мы говорим о домашнем насилии. Ничего не появляется просто так. Бьет – значит, любит. Есть такая поговорка. Откуда-то она взялась.
Ю. Норкина:
- Из домостроя.
А. Попова:
- Есть там такое. Мы изучали. Помимо этого у Шолохова в «Тихом Доне», когда возвращается Степан, Аксинья говорит: «Бей, Степан!» И дальше описание, как он ее бил, таскал за волосы, ногами в живот ударял. Вытащил ее во двор, взял хлыст. Это описание есть в нашей литературе. Мы живем в двадцать первом веке. У нас конституция. В ней закреплено право на ненасилие.
Ю. Норкина:
- Это тогда нельзя было развестись.
А. Норкин:
- Сейчас можно и повенчаться, и развенчаться. Было бы желание. Когда Жириновский говорит, что надо воспитывать. Я так понимаю, что на самом деле просто воспитанием или просто законом проблему мы не решим.
А. Попова:
- Надо решать все параллельно. Чтобы и культура была, и чтобы был закон.
Ю. Норкина:
- Жесткий закон правильно французы приняли. Совершенно необходим. У нас вообще агрессия зашкаливает.
А. Норкин:
- Еще один пример объясните. Опасения такие, что женщины будут шантажировать своих мужей, которые не выполняют какие-то их желания. И попросту будет расцветать клевета. И будут страдать мужья. Сергей Жорин, адвокат, как раз и приводил такой пример. Потому что его личная история была довольно богатая. Он дважды был женат на Екатерине Гордон. В какой-то момент Катя Гордон сказала, что муж ее избил. Потом оказалось, что она попала в ДТП. Они развелись, был большой скандал. Потом они вступили в брак снова. Потом опят развелись. Вот Сергей Жорин предупреждает: могут быть такие неприятные эпизоды, когда будет клевета.
А. Попова:
- Я не считаю, что Катя кого-то могла оклеветать. Я считаю, что она подвергалась побоям. С Сергеем мы сталкивались в суде, когда он чморил маму, у которой отец отобрал ребенка. Хотя мама выиграла все суды. Это было мерзко и противно. Я могу здесь это говорить, потому что я ему сказала, когда мы вместе на конференции были, что не хочу вместе с ним сидеть рядом на креслах. На клевету много опасений. Поэтому мы специально заложили такую норму как обжалование охранного ордера. Пожалуйста, в течение трех дней можешь обжаловать. Только я почему-то уверена, что удовлетворений обжалования будет крайне мало. Насильник будет ссылаться на то, что его оклеветали. Это типичная ситуация: я ж ее не бил, я ее нечаянно ударил, она меня сама довела, а я просто рядом стоял! Типичная история.
Ю. Норкина:
- У меня вот какое опасение. Вы сказали про имущество. Что человеческая жизнь менее ценна, чем собственность. И мы возвращаемся к тем мужчинам, которые достаточно много зарабатывают, которые у нас в сферах экономических имеют большой вес, денежные мешки. И мы знаем много случаев, когда они, благодаря своим средствам, лишают своих бывших жен родительских прав и забирают детей. И девчонки ничего сделать не могут. Трагедия на трагедии. Это же тоже. Когда говорят про охранный ордер, бога ради, он через три дня все сделает. Заплатит кому нужно – и все будет нормально.
А. Попова:
- Это вопрос – высокий ли у нас уровень коррупции. Да, он катастрофический. Можем ли мы сказать, что олигархи так не будут делать? Нет, не можем. Можем ли мы сказать, что у нас система работает великолепно? Нет, она у нас гнилая и великолепно не работает. Но это не значит, что при гнилой системе надо отменять Уголовный кодекс. Надо защищать жертв насилия. Когда такая трагедия, надо хотя бы, чтобы жертва понимала, даже если она замужем за олигархом, что инструменты хоть какие-то у нее есть.
А. Норкин:
- Как сейчас все это будет выглядеть? Продлен сбор замечаний до 15 декабря. Что за замечания? Кто их может делать? Как их собирают? Кто их анализирует? Почему до 15 декабря?
А. Попова:
- Потому что Валентина Ивановна Матвиенко, председатель Совета Федерации, сказала: две недели на доработку. Закон был выложен в пятницу, две недели – как раз 15 декабря. Так они решили в рабочей группе. Замечания могут делать все. Идет обсуждение на сайте Совета Федерации. Правда, оно очень странно функционируют. Все отрицательные комментарии туда попадают, а все положительные – не публикуются. Мы уже об этом заявили. Отрицательные – это о том, что закон вообще не нужен. А положительные – что закон нужен, но его надо доработать. Мы сделали обращение к депутатам и сенаторам. Написали текст поправок, который можно использовать. Запустили специальную страницу, на которой люди могут просто скопировать эти тексты и отправлять по адресам депутатам и сенаторам. Мы собираем живые подписи. Это все инструменты, которые у нас есть. Мы и в составах рабочей группы отправили свои возражения, продолжаем давить. Но мы не субъекты законодательной инициативы. Я – юрист-эксперт. Но я не депутат и не сенатор. Я не могу вносить законы сама. И нам надо убедить теперь уже сторону Совета Федерации, Госдуму мы убедили, там есть Оксана Пушкина, ей большое спасибо, она на себе протянула этот законопроект хотя бы до такой ситуации публичного обсуждения, подвергаясь дикому прессингу со всех сторон. Теперь у меня надежда на Валентину Ивановну Матвиенко.
А. Норкин:
- Почему удалось убедить Государственную Думу, только благодаря тому, что там есть депутаты, которые разделяют вашу точку зрения?
А. Попова:
- Да, это правда. Когда они декриминализировали побои, то есть вынесли побои из состава Уголовного кодекса в Административный.
А. Норкин:
- Кстати, тоже много противников этой истории.
А. Попова:
- Это просто кошмар и катастрофа. Потому что теперь за неправильную парковку ты платишь в Москве 5 тысяч рублей, а побил кого-то клюшкой внутри семьи (реальное дело в Томской области), тоже платишь 5 тысяч рублей из семейного бюджета. То есть твоя жена и ты зарабатываете вместе, ты ее побил и ее же деньгами заплатил за эти побои. И чувствуешь себя не преступником, а правонарушителем. После декриминализации я и мои коллеги-адвокаты, наши коллеги-активисты начали бегать по зданию Государственной Думы со специальной папочкой, на которой написано красными знаками, что домашнее насилие это преступление, а не традиция, и ловить депутатов. И многие депутаты от нас убегали. Сегодня, кстати, один из депутатов написал мне, чтобы я убрала его с сайта в поддержку закона, он не хочет там быть, хотя обещал закон поддерживать.
Оксана Пушкина увидела, что мы носимся по Государственной Думе, позвала меня и сказала: хватит носиться, давай закон, я поняла, в чем суть, давай будем его добиваться. И действительно, все эти 2 года 8 месяцев она на себе тащит эту работу внутри Государственной Думы, с диким сопротивлением.
Теперь такая же история в Совете Федерации. В отличие от Государственной Думы в Совете Федерации есть женская повестка. Валентина Ивановна проводит женские форумы, она поддерживает женщин-предпринимателей…
Ю. Норкина:
- А женщин-матерей кто-нибудь поддерживает вообще?
А. Попова:
- Да. Они считают, что поддерживают материнским капиталом…
Ю. Норкина:
- У нас женщины абсолютно бесправны. Материнский капитал – это все во благо семьи и детей. Женщины, я считаю, у нас абсолютно бесправны. В ситуации, когда у женщины двое-трое детей, и она сидит дома (хотя домашний труд – это лучше на работу выходить, чем сидеть дома), но при этом она не получает… Те копейки, которые она за каждого ребенка получает, я даже деньгами назвать не могу. Но ведь этой женщине, если ее и детей не накормит муж, хоть по миру иди. И в этом случае женщина просто молчит о том, что ее иногда может муж изнасиловать, побить, просто пощечину дать, обозвать дурой, тварью, скотиной. Она бесправна материально.
Ю. Норкина:
- Полностью согласна.
А. Норкин:
- Я открыл сейчас сайт Совета Федерации. Первый же комментарий, некий Фомичев Андрей Васильевич…
А. Попова:
- Это мой одногруппник.
А. Норкин:
- «Фактически этот законопроект скопирован со Стамбульской конвенции. После его принятия ЛГБТ войдет в нашу страну на законных основаниях, будет развязана война полов, война между мужчиной и женщиной внутри семьи. Закон явно работает на разрушение семьи и государственности. Охранный ордер выписывается при одном только подозрении на возможность применения насилия в семье. Выдача охранных предписаний создаст благоприятные условия для шантажа родителей третьими лицами, родственниками. Самое важное, потом нельзя будет примириться, даже по инициативе пострадавшего».
А. Попова:
- Андрей учился со мной в одной группе в МГЮА. И у нас была недавно очень острая дискуссия в нашем общем чате на моем курсе (я получила второе высшее – юридическое, а по первому высшему я журналистка). Он и этот текст туда выкладывал. Он выкладывает туда выступление Смирнова про то, что мы все хотим отдать детей из нормальных семей… Он выкладывает мнение Всеволода Чаплина. Вот у нас такой Андрей. Дискуссия с ним совершенно не представляется возможной, потому что он просто цитирует чужие мысли.
Ю. Норкина:
- У меня ощущение, что есть некое лобби наверху, чтобы притормозить эту историю. Ну, мужским шовинизмом-то здесь попахивает, конечно, и это сверху идет. Почему здесь ЛГБТ, я вообще не понимаю, когда речь идет о тех женщинах, которых избивают, убивают, вышвыривают на улицу, вообще относятся, как к постельной принадлежности. Ты мне приготовь, проведи со мной ночь, моих детей подними, уроки с ними делай, шей, стирай, готовь, а я еще посмотрю, дать тебе в ухо или нет.
А. Попова:
- Еще потом с тобой разведусь и не буду платить алименты. 100 миллиардов долгов по алиментам у нас.
Ю. Норкина:
- Ты из себя ничего не представляешь, дура, а еще тут рот открываешь.
А. Попова:
- Да, у меня тоже такое ощущение, что сверху хотят эту историю опять под сукно положить. И мы очень волнуемся и готовы идти до конца. Я уже сказала, если надо будет костьми лечь около здания Государственной Думы, значит, надо будет лечь. Когда выложили этот проект на сайте Совета Федерации, я только прилетела в Москву, вышла из самолета, мне прислали этот проект, и я стала заикаться. Просто я не ожидала, что 6 лет борьбы, когда ты приходишь, и все говорят: да, действительно, такой закон нужен, - выльются в этот усеченный вариант.
Ю. Норкина:
- А статистику вообще кто-то из них смотрит?
А. Попова:
- Статистики как таковой у нас вменяемой нет, потому что нет легального термина – домашнее насилие. Все опираются на разные цифры. Вот меня ругают за цифру 16 млн. 450 тыс. жертв насилия. Но это реальная цифра опроса Росстата, который он проводил в 11-м году. В 11-м году 16 млн. 450 тыс. опрошенных сказали: да, я жертва насилия. Этот факт в 19-м году, что они были жертвами насилия, не изменился, факт есть факт. Таким образом, это эпидемия насилия, с которой надо что-то делать. Но даже если бы мы брали только статистику, например, МВД, которая говорит, что до суда доходит 35 тыс. дел, департамент Верховного суда нам эту цифру сообщает, про 51 тыс. дел нам сообщает МВД. Я помню, когда мы начинали активную фазу борьбы в 16-м году, они даже раскладку нам дали: 35 тыс. жертв - женщины, 11 тыс. жертв – дети, остаток – пенсионеры обоих полов. На самом деле, когда мы говорим о статистике, даже одной жертвы достаточно, чтобы был такой закон.
А. Норкин:
- Вам надо будет еще немало сил приложить, для того чтобы разъяснить. «Вы совершенно правы, закон разрушит очень многие семьи. Как же можно помириться с человеком, если к нему ни приблизиться нельзя, ни позвонить, ни в интернете ему что-то написать? Просто какая-то психологическая безграмотность у авторов закона». Я пытался найти здесь хоть один комментарий за, но пока не могу.
Ю. Норкина:
- Такое впечатление, что все, кто писал этот бред, все импотенты, которым не дают женщины, и они дико на них разозлились.
А. Норкин:
- Я думаю, что надо будет эту тему продолжать, может быть, «Рубку» делать на эту тему в эфире «Комсомолки».
