Прилепин: те побуждения, которые привели меня в Донбасс, а до этого к нацболам, никуда не делись
Скачать передачу [mp3, 43.2 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А.Коц:
- Принимаем в гостях писателя Захара Прилепина. Пришлось долго привыкать, что не надо делать других приставок – майор армии Донецкой народной республики, замполит, комиссар и так далее. Писатель. Захар, у тебя вышли две свежих книги. Одна – «Есенин». Я думал, что в другой будет больше Донбасса, больше войны. После книги «Некоторые не попадут в ад» у меня осталась недосказанность.
З.Прилепин:
- Задумана книга рассказов и повестей, двенадцать штук. Я уже придумал сюжет, надо просто сесть и ее написать. Я решил подряд не стрелять два раза Донбассом, а просто весь этот боевой набор разнообразных ситуаций – решил сделать паузу в год. И потом я сделаю про Донбасс отдельный сборник.
А.Коц:
- Это будет что-то документальное или художественное?
З.Прилепин:
- Это будет как прежние мои вещи, касающиеся войны. «Патология». Нечто среднее между документалистикой. Художественная проза, но имеющая реальных прототипов и реальные истории в основании.
А.Коц:
- Эта свежая книга о тебе, здесь ты уже не предстаешь таким лихим комиссаром с автоматом в одной руке, с рюмкой в другой. Тут ты такой… внук, сын, отец, муж. Такое ощущение, что ты хочешь извиниться перед своими родными за что-то.
З.Прилепин:
- Хорошее, правильное ощущение. Мы говорим о новой моей книге «Истории из легкой и мгновенной жизни». Это такие биографические зарисовки. Это не проза в чистом виде, это автопортреты. Это попытка себя после Донбасса пересобрать заново. Потому что, конечно же, хоть мы и находимся в веселой студии и в хорошей компании, тот концентрат эмоций, который я там получил в связи с многочисленными похоронами своих друзей, меня оттуда вынесло в состоянии пепелища. Такого душевного разбитого, раздраенного состояния. И я как-то заново себя пересобрал при помощи этой книжки. Она отчасти писалась и в то время, была дописана уже после. Может быть, извиниться перед родными. Может быть, извиниться перед самим собой. Может быть, перед мирозданием. Ты правильно все увидел.
М.Баченина:
- Какие возможности у тех, кто не пишет книги, пересобрать себя?
З.Прилепин:
- Наверное, у людей другие возможности есть. Кто-то идет на рыбалку, кто-то бросает пить. Кто-то…
М.Баченина:
- Или, наоборот, начинает.
З.Прилепин:
- Кто-то женится, кто-то разводится, кто-то вновь влюбляется в свою прежнюю жену. Музыка. То, что позволяет перезагрузить самого себя. У всех свои способы.
А.Коц:
- Ты ставил себе цель?
З.Прилепин:
- Нет. Я писал и думал, что она небольшая. Я все время сокращал свои мысли. Потому что я про Есенина могу бесконечно. Вот сейчас мы сядем, я буду до утра монолог вести. И не скажу и части того, что я хотел сказать. Когда я писал эту книгу, конечно, воздействие персонажа, о котором ты пишешь, было мощнейшим. Тут еще и Донбасс наслоился. И все это, как минимум, пьянство есенинское, которое, конечно, имело место. Я стал воспроизводить своего персонажа периодически. И даже у Пивоварова отразился один из витков работы над книгой.
М.Баченина:
- Создается впечатление, что вы всегда отыгрываете. Здесь такой – мимо кассы слегка. Здесь – такой отстраненный. Здесь – вовлеченный. Вы все время в каком-то образе?
З.Прилепин:
- Это просто разные психологические состояния. Сегодня я приехал в пять утра и после этого еще даже час проспал. И поэтому я чувствую себя хорошо, рад видеть Сашу Коца и вас тоже. Поэтому у меня такое состояние. А там у меня было семидневное пике. Я уехал в Сочи и понял, что мне там скучно, на следующее же утро. И вызвал четыре-пять своих друзей-ополченцев. Естественно, на свои деньги. Потому что пачка жжет ляжку. И пять дней или семь дней это не прекращалось ни на минуту. Это просто был какой-то… я не знаю, как мы вообще выжили. Мы объехали Сочи. Я снял машину. И все окрестности.
Утром выхожу такой из самолета. Подхожу к дому – там стоит Пивоваров. Я говорю: господи, зачем это нужно? Он: мы договорились. Я говорю: я не помню. Он говорит: я приехал, типа, из Парижа. Ну, заходи, ладно. Какая игра? Абсолютная расхристанность. В том-то и дело. Есенин: «Душа неприличная, как расстегнутая ширинка. Застегнись». Вот это уже, я на этом себя ловлю. Успокойся, хватит уже всем раскрывать свою душу. Мне жена говорит: перестань уже, веди себя нормально. Уже можно что-нибудь спрятать.
А.Коц:
- Если вернуться к литературе и от нее сразу перепрыгнуть к политике. У тебя была и есть книжка «Взвод» о наших писателях и поэтах, которые воевали. Надо уже готовить книжку о наших писателях и поэтах, которые сделали себе карьеру в политике? Ты на днях заявил, что собираетесь регистрировать свою партию. Есть ли исторические примеры писателей, которые стали успешными политиками, госслужащими?
З.Прилепин:
- Исторические, конечно, есть. Девятнадцатый век. Я не верю в идею прогресса. Я по-прежнему совершенно спокойно и уверенно апеллирую к этому опыту. Я не вижу никаких принципиальных причин вести себя иначе, чем Пушкин, Лермонтов, Державин, Шишков, Вяземский и так далее. Это люди, на которых я смотрю. Я реально на них оглядываюсь. Потому что золотой век – это еще и пример удивительного органичного сочетания разнородных вещей в человеке. То есть они – декабристы, оппозиционеры. Они при этом абсолютные государственники. Они с войны на войну, они при этом утром поднимаются после любого картежного долга, идут на службу. Они могут быть при дворе и общаться с царем. И при этом не быть лизоблюдами. То есть мы это даже не можем вообразить.
Сегодня мы только одну какую-то грань берем и пытаемся хоть как-то ей соответствовать. Ну, один картежник, другой пьяница, третий воюет, четвертый служит, пятый еще что-то. А они могли сами в себе все это соединять. Меня это поражает. Я не буду писать отдельно книгу, это не так увлекательно, как писать про войну, - про госслужбу Державина, или Хвостова, или еще кого бы то ни было. Но пример я привел самый банальный. Потому что Ленин в графе «профессия» писал – литератор. Но Ленин, может быть, в чуть меньшей степени, а Троцкий, безусловно, литератор. Во-первых он отличный публицист/беллетрист. Потому что его мемуарная литература, скорее, уже почти полупроза. А как литературный критик он вообще блистательный. Он отличный литературный критик.
И Сталин тоже к проблемам филологии обращался. И Бухарин – тем более. Вообще то поколение все состоит из литераторов. И в этом смысле они и создатели одной из самых успешных партийных организаций в истории человечества. И литераторы тоже работали с ними на всех основаниях. Луначарский был драматург, Горький – само собой, так или иначе, тоже из той же компании.
Тут не то чтобы я создаю какой-то прецедент. Тем более, я – человек, выращенный Лимоновым и Прохановым. Проханов создал огромное количество разнообразных движений. А Лимонов – партию, которая никогда, к счастью, не стала парламентской, но оказала просто аномальное воздействие на всю политическую систему. Потому что, по сути, мы сейчас живем в мире, где НБП не победила, но все время проявляет себя то там, то здесь какими-то иногда реальными, иногда карикатурными чертами.
А.Коц:
- Четыре года назад, когда мы с тобой встречались, почти в том же состоянии, что и с Пивоваровым, рассекречивали твой батальон, тогда я задавал вопрос: это не прямой ли путь в политику? Ты говорил: нет, политика мне пока не нужна. Что изменилось? Зачем тебе это понадобилось?
З.Прилепин:
- Тогда я был весь насыщен происходящим на Донбассе. И если бы там сейчас происходило что-то подобное событиям 2014-2016 года, или надеждам, которые были еще в 2016 году, сейчас уже нет этого. Часть моих товарищей и большая часть батальона служит по-прежнему. Но все понятно.
Но те побуждения и те радости, и те страхи, самое главное, которые привели меня в свое время на Донбасс, а до этого они привели меня к нацболам, к Лимонову, они никуда не делись. Конечно же, после этого я увидел все эти события, все эти скандалы вокруг - митинги, драки с милицией, Устинов-артист, вот эта необычайная способность к консолидации людей, чьи убеждения мне несимпатичны со времен самого майдана или с 1991 года. Несимпатичны их убеждения. Я не хочу с ними иметь ничего общего. И я хочу, чтобы в России была точка противодействия. Я не хочу, чтобы их не было. Но я хочу, чтобы была точка противодействия. И я готов ее сформулировать. Если бы кто-то ее сформулировал вместо меня, я бы сказал: о'кей, брат, я очень рад за тебя, давай, я тебя буду мысленно поддерживать. Но я не вижу никого, кто это бы сделал вместо меня.
А.Коц:
- Видно, что мир ощутимо левеет. При этом в России левой партии фактически нет. Ты эту нишу пытаешься занять?
З.Прилепин:
- Если прямо говорить, конечно, я во многом воспроизвожу ту нишу, которую занимала национал-большевистская партия в то время, когда она существовала. Конечно же, я человек своей определенной эпохи, прочитанных книг, и я к этому апеллирую. Но, безусловно, я еще и человек двадцать первого века. Я в одной Франции был тридцать раз. Я объездил всю Европу по кругу. Я был в США, я там жил. Я был почти на всех континентах. В Китае был. Я знаю всех интеллектуалов мировых, основное их количество либо читал, либо с ними общался. И то представление о мире, об экономике, о левом и правом, которое нам сегодня навязывают наши оппоненты, оно устаревшее. Они старообразные существа, которые живут в контексте 1989 года. Ничего нового не произносят. Я апеллирую к опыту…
А.Коц:
- Ты в том числе и о партии власти?
З.Прилепин:
- А партия власти никакой идеологии не предлагает. Она является системой уравновешивания определенного порядка вещей. Я имею в виду в целом тех людей, которые предлагают какие-то идеи, которые циркулируют сегодня в медиа, в людях нашего поколения. Если были бы другие, кто-то, кроме меня, я бы им отдал это право. Но их нет. И меня подвигли к этому еще мои товарищи по Донбассу, в том числе имевшие отношение к строительству этой республики. Они сказали: мы не можем остаться без работы. Не то, чтобы они сказали: возьми нас на работу. А просто мы оставляем пустой эту поляну. И мы как-то сели, я даже имена эти не скрываю. Абхаз, Саша Казаков, вот эта вся компания.
А.Коц:
- Если это не получилось в Донбассе, почему ты думаешь, что это получится здесь?
З.Прилепин:
- Что значит – не получилось. На Донбассе очень многое получилось. Мы имеем эту территорию. Мы имеем пятилетнюю историю противостояния. И мы не сдали и не слили Донбасс. Он есть. Там люди имеют российские паспорта и будут на ближайших выборах голосовать. Нет, она не проиграна. И бой продолжается, борьба продолжается. И мы не должны оставить Донбасс и распылаться в пространстве. Потому что те, кто воевали против нас, вот эти замайдановцы, они продолжают свою борьбу. А мы типа куда-то уйдем на пенсию. Нет, они-то себя отлично чувствуют.
М.Баченина:
- Часто слышу: если не Путин, то кто?
З.Прилепин:
- Я даже знаю по именам. Владимир Владимирович сформировал определенную политическую конструкцию. И есть ряд персонажей, которым он может доверить бразды правления. Я не вправе называть эти имена. Потому что я буду выглядеть как человек, который делает вид, что он погружен в какие-то скрытые политические реалии. А я просто могу предположить с вероятностью попадания в пять очков из десяти.
М.Баченина:
- Звучать имена будут?
З.Прилепин:
- После эфира скажу, кто будет преемником.
М.Баченина:
- Меня смущает слово «преемник», а не слово «выборы».
З.Прилепин:
- У нас будут выборы. Преемник – это человек, которого… как Борис Николаевич Ельцин предложил Владимира Владимировича Путина. Мы смотрим на США. Там две партийные конструкции предлагают двух персонажей в качестве выбора. Но там же тоже преемники. И Трамп назначит своего преемника, а Буш – назначит своего сына. Мы тоже можем две партии у Путина сделать.
М.Баченина:
- У нас одна партия.
З.Прилепин:
- Это все так или иначе система манипуляций. Мы все в этом прекрасно отдаем себе отчет. Просто в Америке она чуть сложнее устроена, разделенная на две партии. Но это такая же система манипуляций. Преемник – это тот человек, которому данный гарант предлагает пойти на этот пост. А люди вправе проголосовать либо не проголосовать. И если люди не проголосуют, 50 % населения, то никто не сможет ничего сделать с итогами этих выборов.
М.Баченина:
- Допустим, вы меня убедили.
З.Прилепин:
- Это факт. Вот Дмитрий Анатольевич Медведев пойдет, и, возможно, за него бы не проголосовали.
М.Баченина:
- Вы назвали присоединение Крыма приколом. В чем прикол?
З.Прилепин:
- Да нет, присоединение Крыма – это великое деяние. Просто космическое и святое. Прикол в том, как это происходило. Я слово «прикол» произношу в метафизическом смысле. Что элита нашего государства с 1991 года была настроена на другое. На разврат, на распад, отдать всё, вывезти все свои сбережения, тещ, собак за пределы страны. И мыслить себя только вне контекста этой противной холодной территории. И вдруг совершается вот это действие, которое ставит элиты – финансовые и политические – российские перед этим фактом. Этот гребаный гарант взял и совершил вот такую вещь. Ах, зачем он это сделал?!
Там большинство было радикально против. В этом прикол. Меня это забавляет, как они стали крутиться, как ужи на сковороде, чтобы их не лишили всех их возможностей. Многие потеряли возможность выезжать за границу. Многие попали в санкционные списки. А им очень нравилось выезжать за границу. Они теперь не могут. Я понимаю, что для них это очень важный момент.
М.Баченина:
- Вас прям раздражает красивая жизнь. Что в ней плохого? Девки с сиськами, богатство, гламур.
З.Прилепин:
- Где, на Западе? Какие девки с сиськами? Я люблю все богатое.
М.Баченина:
- Вы осуждаете само счастье, покой и этих девок. Что в этом плохого? Любовь к Родине – это работа, страдания. Почему страдания? Мне надоели страдания.
З.Прилепин:
- Любовь к Родине – это радость. Любовь к Родине - счастье, девки с сиськами, вот это и есть любовь к Родине. А там эти трансгендеры, сорок восемь полов, желтые жилеты все ломают. Сорок миллионов людей живут ниже прожиточного минимума в США. Мексиканцы, негры – все недовольны, Брексит. Вы что? Запад просто тонет. Я всем предлагаю остаться на маленьком островке счастья евразийском.
М.Баченина:
- Он не такой уж и маленький. Геев запретить нельзя разрешить. Где будет стоять запятая?
З.Прилепин:
- Личная жизнь – личное дело каждого. Ни одно сексуальное предпочтение не может являться идеологией, навязываемой посредством медиа.
М.Баченина:
- Вы не гомофоб?
З.Прилепин:
- Конечно… Никакой идеологии, оставьте меня в покое. У меня любимый певец – Марк Алмонд. Я очень его люблю. И мне совершенно не важно, чем он там занимается. Но если он…
М.Баченина:
- Если он начнет усыновлять, как Элтон Джон, то вы будете против?
З.Прилепин:
- Совершенно верно. Я буду радикально против. Марк, братан, не трогай моих детей. И любых детей не трогай.
А.Коц:
- Если вернуться на наш маленький кусочек счастья, если он такой счастливый, что в нем ты хочешь поменять? Почему…
З.Прилепин:
- Я хочу, чтобы они не поломали мое счастье. Я думал, что фраза «в России нужно жить долго» предполагает ожидание лет в 50-70, чтобы опять как-то стали возвращаться прежние проблемы. Оказалось, что гораздо меньше. Время сужается. Я пережил перестройку во взрослом состоянии. В 15-19 лет. Думал, все, все слова произнесены, все выводы из ошибок сделаны. Оказывается, нет, можно те же процессы запустить с разницей в 20 лет. Прямо просто с нуля теми же самыми словами. Вот давайте «Огонек», «Московские новости», Сталин, Берия, ГУЛАГ, Колыма, так больше жить нельзя. Вся эта белиберда опять вдруг стала актуальной. Оглядываясь на этот позавчерашний день, мы должны тут все поломать. Это же деспотия, сталинщина. Мы тут такое натворили, что нам пора покаяться и пойти в просвещенный европейский мир, где нас все ждут.
Мы сходили уже – вот результат. Вы почему не снимаете фильмы про 90-е годы, сколько мы потеряли в демографических проблемах. 10 миллионов человек минимум просто вылетело из страны. Нет, давайте мы сейчас про Колыму расскажем.
А.Коц:
- Почему у тебя такая уверенность, что ты сможешь влиять на ту же партию власти?
З.Прилепин:
- Я до последнего хочу в этом участвовать. Нет никакой уверенности. Но худо-бедно все-таки я прожил 44 года. И какие-то вещи, которые я долдонил, произносил, и те вещи, за которые я топил, и те люди, которые сидели в этих партиях власти, которые считали меня за полного маргинала и идиота, в том числе в Нижегородской области, где я был молодым журналистом-нацболом, они все просто считали, что я исчадие ада, надо меня утопить. Потому что все они были абсолютно эспээсные, либеральные и просто свора.
И теперь-то они на моем языке разговаривают. Они разговаривают на том языке, которым я говорю. Если я зайду в их Госдуму или в гордуму или в их парламент, или в их правительство, я скажу: Крым наш, Ленин, Сталин, красный флаг. Они скажут: да-да-да, Захар. Они переродились. И я думаю, что какая-то толика моей работы в этом есть. И не только моей.
М.Баченина:
- Вы серьезно?
З.Прилепин:
- Они приняли это на уровне риторики. И это очень важно. У них, может быть, скрипят лица, осыпается глина, но они это произносят.
А.Коц:
- А какой смысл в этом произношении, если потом самые ярые патриоты и фанаты Путина берут и уезжают в Германию?
З.Прилепин:
- Это отдельный случай. А давай вспомним Курбского, сколько людей при Петре бежало. Сказали бы: Петр Алексеевич, ну на фиг ты все это делаешь? У тебя сейчас убегут все за границу.
А.Коц:
- Вороненков, Пономарев Илья.
З.Прилепин:
- Много, да. Ну и что? И что теперь? Опустить руки и ничем не заниматься? Почему я это делаю? Потому что в течение десяти лет я, как писатель, объехал всю страну 33 раза по кругу. Я в каждом городе – от Калининграда до Владивостока – собираю полный зал людей, как правило, это люди 35-55 лет. Они говорят: мы не хотим уже ни за кого голосовать, некому верить. Мы не желаем иметь никакого отношения к этой политике. Придумай нам какое-нибудь дело. Придумай нам работу. Мы сначала создали движение «За правду». Я собрал людей за две недели больше, чем Лимонов за десять лет в НБП. Просто мгновенно в каждом городе появилось отделение. Говорят: теперь нам дай какое-нибудь дело. Ни денег, ни зарплаты, ничего не предлагаю. Дай нам дело. Сорокалетние мужики. Сейчас езжу везде, состоявшиеся уже бизнесмены, крепкие мужики. Как правило, такой основной сегмент. Все нравится, что ты говоришь. Смотрим «Уроки русского». Книги зачастую не читают или читали одну до половины. Но наблюдали все мои интервью, все программы, все нравится. Мы хотим с этим работать. У них нет другого. Значит, этих людей надо собрать.
А.Коц:
- А они сами себе не могут найти дело?
З.Прилепин:
- Видимо, я как центр притяжения их устраиваю.
А.Коц:
- Это такая эгоцентрическая система.
З.Прилепин:
- А что в этом эгоцентрического?
М.Баченина:
- Я хочу про деньги сказать. Допустим, на благое дело. У кого вы не возьмете деньги?
З.Прилепин:
- Да много у кого. Я вообще ни у кого пока не собираюсь брать. Я даже у хороших людей не очень хочу брать. Потому что это всегда какие-то обязательства. Я вообще привык много зарабатывать сам и ни от кого не зависеть. Поэтому это очень серьезный вопрос. Как будто я у всех возьму, а у кого-то конкретно не возьму.
М.Баченина:
- Да, у того, кого презираю, об кого испачкаюсь.
З.Прилепин:
- Понятно, что я не возьму у Михаила Борисовича Ходорковского, у западных фондов…
М.Баченина:
- У Навального.
З.Прилепин:
- Лешка мне не предложит, он сам у кого-нибудь берет. В основном не возьму ни у кого. У любого сопредельного государства.
М.Баченина:
- А вы смотрите Навального?
З.Прилепин:
- Нет.
М.Баченина:
- Как вообще к нему относитесь?
З.Прилепин:
- Он был когда-то хороший парень. Я с тех пор стараюсь о нем не думать. Я думаю, у нас негласный паритет о ненападении. Потому что у нас была какая-то часть общей юности. Он был задуман как хороший русский парень, он честный человек и все остальное. И я надеюсь, что в нем это в какой-то форме существует и однажды вновь прорастет, расцветет. Какая-то работа, может быть, санитарная, не вредная…
М.Баченина:
- Вы уже упомянули про Колыму, и я понимаю, в связи с кем это упоминание. А Дудь это хороший парень?
З.Прилепин:
- Хороший парень. Он не настолько серьезный оппонент и противник, чтобы я…
М.Баченина:
- Не как Быков…
З.Прилепин:
- Травлю которого я организовал. Недавно поймали этого типа, который в Ростове из Вооруженных сил РФ передавал на Украину. Для меня Дмитрий Львович это представитель того же самого типа людей. Он ненавидит здесь все и тупо работает на ту сторону.
А.Коц:
- Дмитрий Львович приезжает в Киев и в интервью говорит Сенцову: «Я не могу определиться, как же мне к Бандере относиться. Расскажи мне, Сенцов, что это за человек».
З.Прилепин:
- А Дудь просто молодой парень… Я не думаю, что он перевоспитается. В общем, я к нему не испытываю концентрации какого-то негатива.
М.Баченина:
- Вы сами сказали, что он безупречно играет на этой площадке для молодых. А что вы делаете?
З.Прилепин:
- Для молодых? Ничего не делаю, не играю на площадке для молодых.
М.Баченина:
- Не чувствуете необходимости?
З.Прилепин:
- Нет, я просто работаю с теми людьми, с которыми я могу работать. Ко мне на каждую встречу приходит 5-10 молодых людей, они говорят: «Захар, не переживайте, мы тоже вас слышим, мы тоже смотрим «Уроки русского». Да, мы в меньшинстве, но мы смотрим и пытаемся воздействовать через твои книжки, через твои уроки». Потому что они маленькие, потому что им 13-16 лет. Вот мне было 15-16 лет. Конечно, я смотрел на Виктора Цоя, а не на Егора Лигачева, потому что Цою доверял. Я написал на двери строчку из песни Борзыкина «Выйти из-под контроля». Мой папа – преподаватель истории, в интернате преподавал. Он говорит: «Куда ты хочешь выйти, из-под чьего контроля?» Папа мне разрешал все – пить, курить.
М.Баченина:
- Он не начал ремень вытаскивать?
З.Прилепин:
- Нет. Он меня пальцем никогда не трогал. Он говорит: сынок, а куда? И я думаю: а куда я хочу выйти? У меня нет никакого контроля, я свободный человек 1989 года. Я абсолютно свободный, я занимаюсь музыкой, читаю книги, хожу в библиотеку. Куда мне идти, из-под какого контроля? Еще 1-2-3 года, и я прочитал те вещи, которые мне подсунул отец, Сергея Георгиевича Кара-Мурзу, Лимонова, Панарина – и все у меня встало на свои места. Просто был отец рядом. У них нет. Они смотрят на Дудя, потому что они усиками опознают, что это такое же существо, как и они, такой же стрекузнец. Но потом они подрастут. Потому что все мое поколение, все длинноволосые рокеры 1990 года ходили со значком Горбачева, Ельцина, «так больше жить нельзя». Сейчас у всех волосы повыпадали… «Какой ты был умный в 90-м году, откуда ты знал, что все это фигня?» Я говорю: папа сказал. За редчайшим исключанием, они все – ватники и бессмертные полки. И они тогда все были абсолютные либералы 90-го года. И эти тоже вырастут. Просто надо за это время не потерять страну, не позволить устроить еще одну перестройку.
М.Баченина:
- Какой вы оптимист.
З.Прилепин:
- Я не оптимист, я муравей.
А.Коц:
- Но в большой политике нельзя быть неподконтрольным полностью. Ты это осознаёшь?
З.Прилепин:
- Ну, осознаю. А где можно было быть неподконтрольным полностью, в Донбассе? Мы прекрасно понимаем, что это очень сложная конструкция, в которую сложно было играть. Тем не менее, разнообразные люди, передавая друг другу факел Новороссии, до какого-то момента эту игру доиграли. Мне понятны эти правила. Даже Эдуарду Вениаминовичу Лимонову были понятны, который в определенный момент пытался и зарегистрироваться, и пообщаться с главным полицейским.
А.Коц:
- Он в итоге не зарегистрировался и не попал в Госдуму. А у тебя амбиции попасть в 21-м году в Госдуму.
З.Прилепин:
- Время меняется. Это сам Лимонов уже заметил. Я помню, году в 2011-м он говорил: вы мне не прощали ничего, что прощаете Прилепину. Прилепин пишет письмо товарищу Сталину, а вы ему прощаете. Он говорит: я был первым. Конечно, он собрал на себя всю бурю и натиск нашего либерального истеблишмента. Сейчас ФСБ и все спецслужбы так не боятся уже ни Лимонова, ни нацболов, ни меня. Они осознали эту риторику, они осознали смысл всего произносимого нами. Мне проще, конечно. Потому что Лимонов с Прохановым прошли по этому пути.
А.Коц:
- Политолог Мартынов сказал, что твоя идея – это претензия на замену стареющему Лимонову.
З.Прилепин:
- Ну какую замену? Если бы я стал славить НБП. Какая замена? Почему стареющему Лимонову, а почему не стареющему кому-то еще? Зачем? Дед занимает свое место, он каждый день пишет свои проповеди, у него своя боевая организация, с которой он работает. Где я буду заменять?
А.Коц:
- А твой электорат?
З.Прилепин:
- 40-летние люди. Они, как правило, не пойдут к Эдуарду Лимонову. Они мне говорят: мы все были в 93-м году за расстрел Белого дома, а сейчас нам по 45-48 лет, и мы поняли, наконец, и спасибо, что ты 20 лет про это говорил, мы тебе верим. Они не пойдут к Эдуарду Вениаминовичу.
М.Баченина:
- Не первый раз уже звучит: Сталин, Сталин. Вас можно отнести к неосталинистам? И кто это такие?
З.Прилепин:
- Да нет. Я слишком хорошо знаю биографии моих любимых советских поэтов, которых застрелили ни за что ни про что – за карикатуры, стихи, эпиграммы, за пьяные разговоры. Постреляли великих людей. Павел Васильев, Борис Корнилов. Просто кошмар. Мандельштама взяли и убили. Я с тем же успехом могу говорить, что я не сторонник и Петра Первого или опричнины. Я воспринимаю эту русскую историю в ее сложности. Я понимаю, что у нас даже нет словаря, для того чтобы говорить про сталинский проект в полной мере. Да, репрессии. Любую тему, какую ни возьмешь, какое-нибудь конное хозяйство, система ипподромов, промышленность, автомобилестроение, архитектура… Когда говорим про архитектуру, это только сталинское время. Советская архитектура великая – сталинское время, автомобилестроение великое – сталинское время, военная промышленность – сталинское время, крупнейшие советские композиторы, целое поколение – сталинское время. Он взрастил колоссальное количество… Даже экология, даже лесозащита.
М.Баченина:
- Но и другая чаша весов.
З.Прилепин:
- Да. Но все это сделано при нем. Как я могу это отрицать? Дмитрий Львович Быков говорит, что это время непрофессионалов, время людей, которые ничего не умели. Здравый человек не может это говорить, потому что это не так. Какое время непрофессионалов? Еще 3 года – и в космос полетели. Но при этом два года стреляли просто людей, не переставая. 672 тысячи настреляли. Это что вообще такое?
М.Баченина:
- Вы сказали, что Гребенщиков поет в Киеве, во Львове и легитимизирует права на войну людей, которые никогда ее не видели. А откуда у вас право на войну?
З.Прилепин:
- Я со своим народом, который большинством голосовал за присоединение в состав России. И я, конечно, разделяю судьбу своего народа. Как во все времена делали люди, пишущие и поющие на русском языке. Я даже не говорю, что у меня двойные стандарты. У меня один стандарт – просто я со своим народом. Я, перемещаясь по западным странам, в каждой стране предлагал: если у вас есть вопросы по Донбассу, то давайте создадим французско-итальянско-немецкую комиссию и проведем новый референдум. Они мне все всегда говорили: Захар, мы всё прекрасно понимаем, мы знаем, что эти люди проголосуют за присоединение к России. Моя позиция понятна. А в чем тогда позиция Бориса Борисовича Гребенщикова, который ездит…
М.Баченина:
- Он не со своим народом – вот его позиция.
З.Прилепин:
- Я совершенно спокойно это говорю: Дмитрий Львович и Борис Борисович – представители малого народа какого-то специфического. Не этого народа, который живет на Донбассе, чего они совершенно не скрывают.
А.Коц:
- Позиционирование России на внешних рубежах для тебя насколько важно? Победа наша на северо-востоке Сирии неоспорима. Наши поползновения увеличить свое влияние в Африке. Это необходимо или лучше направить ресурсы внутри страны?
З.Прилепин:
- Это было сформулировано, по-моему, еще до революции, по-моему, Струве. О том, что внутренняя политика в России – отражение внешней политики России, и вообще внешняя политика в России в каком-то смысле и есть внутренняя политика России. И если эту мысль долго крутить, в ней есть определенный резон. Когда мы вспоминаем все происходившее с Россией, это движение навстречу Орде, Казанское, Астраханское ханства, Сибирь, Крым, это движение отображало внутренние процессы в России. Когда начали присоединять Сибирь? Когда произошло параллельно освоение Дикого поля, присоединение Украины. Потому что появился хлеб, начинает развиваться экономика. Что мы делаем в Африке? Мы зашли уже стран в 9 африканских. Но там же много чего, кроме африканцев. Там кобальт, бриллианты и прочие вещи. Когда люди говорят: надо своей страной заниматься, - это говорят люди, которые сидят на запасах нефти и газа, и которых не было бы, если бы страна не занималась экспансией. Они почему-то решили, что вся эта история закончилась, теперь у нас есть нефть и газ, теперь никуда ходить не надо. Надо, конечно, ходить везде, потому что мы продолжаем жить, плодиться, развиваться, нам понадобится много денег на то самое социальное обеспечение, о котором вы так громко кричите. Тем более нас же зовут, это не мы сами пришли. Сирия зовет, Африка зовет, Латинская Америка зовет. Русские исполняют свою вечную всемирную функцию.
М.Баченина:
- Чем отличается мужчина, живущий в Москве, от мужчины в Донбассе?
З.Прилепин:
- Я в Донбассе общался 99% времени с ополченцами.
М.Баченина:
- У них тоже есть семьи и дети.
З.Прилепин:
- Гражданских людей на Донбассе я знаю 3,5 человека.
М.Баченина:
- Я именно об ополченцах.
З.Прилепин:
- Это не среднестатистические люди Донбасса.
М.Баченина:
- Я не была на войне, я их не знаю, они меня пугают. Они мне кажутся больными людьми после этого, потому что всех война перекалечит.
З.Прилепин:
- А людей, которые пережили клубные 90-е, жрали и нюхали все подряд, она не перекалечила? Они мрут каждый день, не переставая. У нас любую песню Гуфа с Бастой включи – они перечисляю по полподъезда, которых они похоронили.
М.Баченина:
- Мне обидно как женщине, что вы говорите, что только там крутые, а здесь как бы лохи.
З.Прилепин:
- Я вообще этого не говорю. Но когда я приехал после года службы на Донбассе домой, привез к себе в деревню 6 или 7 ополченцев и их увидела моя жена, она мне написала эсэмэску, что «я заново полюбила мир и людей». Потому что на фоне этого вечно ломкого, рефлексирующего – то его в ЗОЖ, то его в духовную практику, то туда, то сюда, до 40 лет его ломает… Она говорит: приезжают абсолютно здоровые люди, которые, вообще не видя Россию, еще и воюют за русский мир, они готовы в любую секунду встать и умереть. Если бы любая женщина это увидела, она бы это оценила.
А.Коц:
- Ополченец ополченцу рознь. В большинстве своем, особенно первая-вторая волна – это люди исключительно идейные. И тем сейчас грустнее на все это смотреть. Потому что 6 лет в подвешенном состоянии. Я говорю не об ополченцах, я говорю о людях, которые получают зарплату 6-9 тыс. рублей, которым дают российские паспорта, но за всякие справки надо выложить примерно две твои месячные зарплаты. Недовольство в Донбассе присутствует. Чем их приободрить?
З.Прилепин:
- В том числе и для этого, наверное, надо создавать партию, заходить в парламент и настаивать, лоббировать интересы Донбасса, пробивать эти законы, воздействовать на политические элиты, как можно ускорять эти процессы. Другого пути-то нет. Конечно, я могу остаться писателем и писать про это колонки в Телеграм. Но там гораздо больше возможностей. Я чувствую полную за них ответственность. Они сами, конечно, выбрали свою судьбу, без меня, и говорить о том, что я или Саша Коц загнали их, конечно, фигня. Полпроцента жителей Донбасса знали про нас с тобой и про нашу с тобой колонки, они сами это выбрали. Но я за них чувствую ответственность и буду этим заниматься.
М.Баченина:
- Хорошая война лучше худого мира?
З.Прилепин:
- Как это можно вообще сравнить? Как будто кто-то выбирал вообще войну какую-то. Я искренне был убежден, что не начнется в той форме и в том виде войны на Донбассе.
М.Баченина:
- Вы же сами говорили, что будет война.
З.Прилепин:
- Пугал всех. Я думал, что она будет, как в Грузии…
А. Коц:
- Скоротечная, без авиации, артиллерии всех калибров. Кто бы мог предположить еще 10 лет назад, когда с грузинами еще воевали? Сложно было оценить умом это, с украинцами.
М.Баченина:
- Сейчас, в преддверии встречи в Париже…
З.Прилепин:
- Не в преддверии. Уже была встреча в Париже.
М.Баченина:
- 9-го – «нормандская четверка».
З.Прилепин:
- Я думал, что у меня встреча в Париже. Не про меня, что ли?
М.Баченина:
- Что будет? Все так же останется? Надоело реально это уже.
З.Прилепин:
- Я вообще не слежу, честно говоря, за этими встречами в Париже.
М.Баченина:
- Встретятся Меркель, Макрон, Путин и Зеленский.
З.Прилепин:
- Я думаю, что наблюдательные люди, конечно же, отметили жест Пушилина, который принял русский язык как государственный. Я вообще украинофил, и меня за это очень многие патриоты не любят. Мне нравится и украинский язык, и украинская литература, и все вышиванки на свете. Но я понимаю этот жест. Это такой жест не отчаяния, а просто политический жест, что мы – точно Россия. Потом закон о государственной границе и ряд еще зримых и незримых вещей, которые там происходят.
А.Коц:
- Эти жесты можно воспринимать как некие жесты Москвы?
З.Прилепин:
- Да, конечно. Когда началась паспортизация, я тогда сразу себе поставил галочку, что этот бесконечный вопль наших московских диванных патриотов о том, что Донбасс засовывают обратно на Украину… Я и сразу понимал, что это невозможно, а там уже сразу стало понятно. Какая Украина, если они российские граждане? Сейчас продолжается это накопление. Видимо, там происходит очень много вещей, незримых для нас. Я сейчас реально к этому не имею никакого отношения, ничего об этом не знаю, но по этим признакам понятно, что никто не будет такие… Александр Владимирович Захарченко мог себе позволить объявить Донецк столицей Украины. Сейчас чуть попривинтили всю эту вольницу.
М.Баченина:
- Меня интересует ваше отношение. Статья за оскорбление чувств верующих. Здесь все в балансе, все нормально?
З.Прилепин:
- Я не читал. А что, приняли такой закон?
М.Баченина:
- Да, он уже давно принят.
З.Прилепин:
- Не надо оскорблять чувства верующих. Давайте будем аккуратнее с чувствами верующих.
М.Баченина:
- А с чувствами неверующих?
З.Прилепин:
- Россия – православная христианская страна. Что, верующие оскорбляют чувства неверующих, что ли?
М.Баченина:
- У нас светское государство.
З.Прилепин:
- Это тысячелетняя религия. Я думаю, что конфликт надуманный. Если кому-то очень хочется голову Христа повесить на плакат, то не надо этого делать. Если хочется зайти в храм попеть – не надо. То есть любой человек, который хочет заняться чем-то подобным, пусть изначально делает это впервые, делает в синагоге и с синагогой.
М.Баченина:
- Я понимаю, если бы вы сказали: не делай вообще этого. Нет, он отправляет в синагогу. Антисемит проклятый.
З.Прилепин:
- Нет. Просто задайте себе вопрос: хотите ли вы то же самое сделать в синагоге?
А.Коц:
- Сейчас активно обсуждают законопроект о домашнем насилии. Женщин, детей надо бить или нет?
З.Прилепин:
- Да не надо бить ни женщин, ни детей. Когда мы с женой стали смотреть вместе «Тихий Дон», она говорит: господи, какой ужас, что это такое. Поначалу я даже не понял, о чем речь. Я вырос в деревне. У меня дедушка с бабушкой и папы с мамой разбирались радикально друг с другом. Детей при этом не били никогда, а вот друг с другом могли прямо сковородой… Очень жестко. Я вдруг представляю, что кто-нибудь пришел, арестовал бы моего дедушку, или бабушку, или папу, посадил бы его на 5 лет за насилие в семье. Видимо, мама была бы счастлива, и я вырос бы просто полноценным человеком? У меня просто был бы слом. Когда папа умер (мне было 15 лет), маме было 40 лет, она была молодая красивая женщина. Она сказала: я больше никогда ни за кого не выйду замуж. И она всю жизнь живет одна. А что они с папой вытворяли… Поэтому у меня очень сложное к этому отношение. Я сам в этом рос, поэтому если мне скажут: вот ты сам бы в этом жил, тогда бы ты по-другому запел…
М.Баченина:
- Все индивидуально. У вас вообще такой индивидуально-персонализированный подход ко всему?
З.Прилепин:
- Не знаю. Наверное, я либерал, индивидуалист. Я вообще считаю, что русский народ самый демократичный и самый либеральный. И я в этом смысле его представитель. То есть должна быть норма, а дальше должен быть индивидуальный подход. В целом женщин быть не надо. Но лезть в семьи, объяснять, как воспитывать детей… Я сам – отец четверых детей, я знаю, как мы с женой их воспитываем. Если бы службы надзора видели, как вел себя папа, пока у меня росли дети, меня бы лишили на три жизни вперед всех прав.
М.Баченина:
- Возрождение Отечества – это что и когда? Мне, с одной стороны, здесь хорошо, я никуда не хочу ехать. С другой стороны, мне плохо, меня бесит очень многое, злит. И я не могу ничего сделать с этим. Я уже потеряла, что это такое, определение возрождения Отечества.
З.Прилепин:
- Я вообще не слышал. А мы что, возрождаем Отечество?
М.Баченина:
- Да вообще все, каждый второй, третий, четвертый.
З.Прилепин:
- Никто ничего не возрождает. В России как раз не происходит никакого возрождения Отечества. Потому что пошумят-пошумят, но стараются, чтобы людей вообще не допускать к возрождению Отечества. У нас самая главная политическая идея сейчас, зримая и незримая, это соблюдение баланса между либералами, патриотами, анархистами, экологами, чтобы все не передрались.
А.Коц:
- А ты хочешь прийти и повергнуть все в хаос.
З.Прилепин:
- Я хочу, чтобы большинство имело возможность делать то, что считает нужным. Чтобы большинство могло декларировать свои убеждения. Потому что на самом деле мы живем в либеральной повестке. Они нам навязывают какой-то спор между Дудем и Толоконниковой. Это бред какой-то.
М.Баченина:
- Потому что есть неприкосновенные высшие эшелоны, которые невозможно пошатнуть, и никуда от них не деться.
З.Прилепин:
- Да ладно, их сажают. 140 губернаторов посадили за последние два года. Что не пошатнуть? Они знаете, как боятся всего.
М.Баченина:
- Я про высшие эшелоны.
З.Прилепин:
- Куда еще выше-то?
М.Баченина:
- Президент, премьер.
З.Прилепин:
- Улюкаев кто был? Министр. Куда еще выше?
М.Баченина:
- Я хочу, чтобы были прикосновенные персоны, а не сакральное пространство.
З.Прилепин:
- Кто у нас сакральный? У нас один президент только и есть. В Африке есть, где убили 12 президентов из 13.
М.Баченина:
- Зачем мне в Африку-то?
З.Прилепин:
- А кого вы приводите в пример? Когда наши либералы начинают рассуждать о том, что… Вот вы во Франции поживите.
М.Баченина:
- Я не либерал. Я просто хочу, чтобы вы мне объяснили. Я ваши книги читаю, я смотрю, я учусь. А вы приходите и говорите мне: «Ничего не понимаешь? Иди, учись».
З.Прилепин:
- Я говорю с огромной скоростью. Все мысли умные произнес за последние 20 минут, ты просто не успеваешь их запоминать.
