Алексей Агранович: Государство должно вкладывать в культуру деньги, не ожидая их возвращения

Скачать передачу [mp3, 42.3 МБ]

Мы предлагаем полный текст радиопередачи.

Д. Шнейдеров:

- У нас в гостях режиссер, актер, постановщик массовых мероприятий Алексей Агранович. Леша, привет!

А. Агранович:

- Доброе утро.

Д. Шнейдеров:

- Что я неправильно сказал в представлении тебя?

А. Агранович:

- Да все правильно. Правда, я не знаю, что такое массовые мероприятия – а так все правильно.

Д. Шнейдеров:

- А как по-другому назвать те мероприятия, постановку которых ты осуществляешь? Открытия, закрытия различных фестивалей, церемонии вручения…

А. Агранович:

- Я их называю одноразовый перфоманс.

Д. Шнейдеров:

- Давайте сделаем так. Я сейчас буду рассказывать об Алексее Аграновиче и по ходу задавать ему какие-то вопросы, которые для меня остались неясными при прочтении его биографии. Итак. Алексей Агранович, окончив в 1987 году школу №45 Леонида Мильграма, работал на киностудии «Мосфильм». Одновременно занимался в театре-студии «Присутствие». В 1988-1990 годах служил в советской армии. Почему не поступил на дневной с военной кафедрой?

А. Агранович:

- Вообще никуда не поступал.

Д. Шнейдеров:

- Почему?

А. Агранович:

- Не знаю. Ленился, наверное. Да вообще как-то мне казалось, что… мне казалось, что вообще армия – это то, что бывает с другими… вообще жизнь в том виде, в котором на самом деле существует, мне казалось, что ко мне это не имеет отношения. Я жил в какой-то своей реальности, надо отдать должное родителям, которые меня не пинали и не заставляли ничего делать… Ну, то есть, у них были какие-то попытки, но это было не так просто… Поэтому как-то оно вдруг ба-бах – и армия.

Д. Шнейдеров:

- А почему родители не отмазали, извини?

А. Агранович:

- Да я не знаю…

Д. Шнейдеров: :

- Был очень популярный – маниакально-депрессивный психоз…

А. Агранович:

- У меня есть товарищи, которые это проходили, да… Ну, наверное, у нас просто не очень принято в семье было симулировать. Я не осуждаю ни в коем случае тех людей, которые избежали армейской службы, но вот судьба – это же… когда в армии меня там поначалу чуть-чуть приперло, я так полушутя написал папе письмо – папа, забери меня отсюда… А он написал мне в ответ очень короткую записку – всему свое время, каждый сам кузнец своего счастья, все, что ни делается, все к лучшему. И с этими мудрыми заповедями я прослужил два года.

Д. Шнейдеров:

- Какие воспоминания о службе? Дедовщина была?

А. Агранович:

- В таких каких-то допустимых дозах. Она везде была, всегда была, потому что армейские отношения – это некая проекция таких тюремно-блатных отношений (в советское время была, сейчас не знаю), где есть сильные и слабые… Но там он регламентирован. Он регламентирован сроком службы. Ты в принципе можешь быть не очень сильным, но, если уж ты оттянул год, то пол ты, скорее всего, мыть не будешь, а те, кто еще не оттянул, будут. Сказать, что это прямо было что-то такое страшное и унизительное – да в общем, наверное, нет. Страшненькие были вещи, но они происходили не со мной и уже позже. У нас так получилось, что мы служили, служили… кстати, а вот вы спрашиваете, почему я не поступил… потому что в то время не было освобождения от армии, военной кафедры, был период, когда студентов брали всех, вне зависимости от того, где ты учился. И, когда я пришел в армию, там уже служило какое-то количество этих студентов. И пока я учился, вышел постановление советского правительства о том, что все-таки студентов с военной кафедрой не брать, а тех, кто служит, отпустить. И ушло сразу много у нас. А у нас часть была при полигоне, туда старались брать людей, более-менее соображающих. И ушло процентов 60-70 срочников, а нужно было заполнить… и привезли огромное количество ребят из Казани, Набережных Челнов, Уфы и близлежащих деревень. А это была уже другая стать.

Д. Шнейдеров:

- Это уже были крутые пацаны?

А. Агранович:

- Ну, если вы помните, вторая половина 80-х, как раз в газете «Комсомольская правда» писали большие очерки про преступность в Казани и Набережных Челнах… И вот среди тех, кто к нам приехал, было человек 15-20 тех, кто потом стал называться братвой. Да, а они именно так себя и называли – пацаны. Остальные были чушпаны, вне зависимости от того, кто они там были… и там уже было, конечно, все посложнее.

Д. Шнейдеров:

- 83-й пишет: «В советской армии были какие-то понятия. Сейчас в армии все поставлено на бабло».

А. Агранович:

- Ну, человеку виднее, наверное. Я не знаю.

Д. Шнейдеров:

- Леш, недавно прогремел случай, когда солдат расстрелял своих сослуживцев. В твои годы могло такое быть?

А. Агранович:

- Могло, наверное. Но мы могли с вами об этом не узнать. Но солдат мог убить солдата. В нашей конкретно роте была история, когда одного парня убили.

Д. Шнейдеров:

- Из-за чего? Дедовщина?

А. Агранович:

- Я еще раз повторяю – у них уже были взаимоотношения внутри своего призыва, то есть, они как бы между собой, это не сильно распространялось на окружающих… нет, там среди них были, кстати, тоже очень хорошие ребята, и у меня даже один товарищ остался, который не имел даже отношения к этому движению, в Уфе живет – такой Андрюша Суханкин, мы с ним не так давно нашли друг друга… Ну, убили… я подробностей не знаю.

Д. Шнейдеров:

- Леш, в 1990 году поступил вольнослушателем во ВГИК, на актерско-режиссерский курс Соловьева и Рубинчика. В 1991-1994 учился на актерском курсе Альберта Филозова и Армена Джигарханяна. Леш, почему большинство детей деятелей культуры идут по стопам родителей? Так легче? Или нет привычки к труду? Почему вы не идете в инженеры, в водители, в учителя? Почему вы все в культуру идете?

А. Агранович:

- Почему все?

Д. Шнейдеров:

- А куда ни глянь. Иван Янковский. Федор Бондарчук. Ефремов… Агранович.

А. Агранович:

- Ну, если бы я родился в семье, где отец пропадал бы в гаражах или мама работала бы врачом и брала бы меня с собой на работу, я бы, наверное, жил в этом контексте и вероятности того, что я выбрал бы себе медицинское будущее, была бы высокой. Но та среда, круг, в котором я родился, в котором я общался, так или иначе был связан с творчеством. У меня там была какая-то идея, слава богу, я ее отбросил, что-то там связанное с журналистикой, меня даже пытались к этому подготовить, но как-то мне это не очень понравилось. Хотя даже вышла заметка в газете «Культура» - еще до армии, наверное – я писал про фильм Себастьяна Аларкона «История одной бильярдной команды». И потом, папа у меня все-таки кинооператор, а я вроде как поступил на актерский…

Д. Шнейдеров:

- Но не в МАИ, не в МАДИ же…

А. Агранович:

- И что? Плохо это?

Д. Шнейдеров:

- Да нет…

А. Агранович:

- Может, от недостатка воображения, отсутствия любопытства, лени и стремлении идти по легкой дорожке?

Д. Шнейдеров:

- Вот, вот… многие убеждены, что ты пошел по блату. Вот, смотри, написано: «Папа всегда поможет сыночку».

А. Агранович:

- Значит, я вам должен сказать, что меня выгнали из института после третьего курса. Действительно, с моей фамилией можно было быть выгнанным из ВГИКа только при условии умышленного убийства милиционера во время занятий в институте… тем не менее, единственный человек, который с нашего курса был отчислен, - это был я. Поэтому насчет блата – у меня никакого блата не было. Понятно, что мою фамилию знали, потому что с моим отцом были знакомы, но папа поможет? В общем, глупости пишут…

Д. Шнейдеров:

- Леша, пришло сообщение, я не могу его понять. «Понятия – это важно или все же нет? Закон важнее или закон без понятий существовать не может?»

А. Агранович:

- Закон – это единственное ограничение, которое должно существовать в жизни индивидуума – это с моей точки зрения.

Д. Шнейдеров:

- То есть, все, что не запрещено, все разрешено?

А. Агранович:

- Безусловно. Собственно, свобода ограничена рамками Конституции и уголовного права. Это некий сговор наш с вами, общественный договор, что вот нас устраивает этот закон и эта Конституция. Вот это наши правила. Понятия – это как бы государство в государстве. В нашей стране очень хорошо понимают, что такое понятия. Понятия – это то, что пришло с каторги, потом с зоны, то, что есть и то, на чем на самом деле во многом держится существенная часть общества. В армии, например, есть устав, но держится все (раньше держалось, сейчас – не знаю)на некоторых внутренних внеуставных отношениях, когда старшие управляют младшими, офицеры знают об этом, но они смотрят на это сквозь пальцы, потому что так удобнее управлять обществом. Понятия – это ужасно, это то, что наше общество, на мой взгляд, отбрасывает далеко и глубоко назад. Вот если вы послушаете порой речь правоохранителей, они мало чем отличаются по своему содержанию и сути от, например, диалога людей из криминального мира. Понятия очень близки…

Д. Шнейдеров:

- Я даже боюсь процитировать про «мухи отдельно, котлеты – отдельно» и «мочить в сортире».

А. Агранович:

- Да… Но это в крови у нас. Это некоторый наш генотип, наверное, уже. Потихонечку, конечно, хотелось бы, чтобы общество от этого освобождалось. И тогда не буде травли вот этой ужасной… вот как только появляется другой человек, не похожий, его сразу называют вы знаете, вот это знаменитое слово, как бы указывающее на сексуальную ориентацию, которого в русском языке огромное количество разных каннотаций… и человек вынужден как-то либо приспосабливаться, либо убегать… Это все понятия. Поэтому, не знаю, мне кажется, что это страшная штука.

Д. Шнейдеров:

- Леш, вот ты говорил о культуре – ты считаешь себя культурным человеком?

А. Агранович:

- А вы меня считаете культурным человеком? Я не знаю…

Д. Шнейдеров:

- Хочу вам сказать, что наш министр культуры вас культурным человеком не считает.

А. Агранович:

- Почему же?

Д. Шнейдеров:

- А потому что министр культуры Владимир Мединский сказал, что тот человек, у которого в закладках нет сайта «Культура РФ» в России не может считать себя культурным человеком. Прокомментируйте, пожалуйста.

А. Агранович:

- Во-первых, вы не знаете, что у меня есть в закладках.

Д. Шнейдеров:

- Но что-то мне в ваших глазах подсказывает, что…

А. Агранович:

- Нет, я иногда посещаю этот сайт. Мы так или иначе работаем с такой институцией, как министерство культуры, реже с федеральной, чаще с региональными различными – с сахалинским министерством культуры, с калининградским, сейчас вот с кемеровским начинаем работать. Поэтому нет, я слежу за тем, что происходит. Владимир Ростиславович, он же замечательный специалист по маркетингу и продвижению, поэтому, я думаю, что это был такой способ просто продвигать сайт Культура РФ.

Д. Шнейдеров:

- Да, он действительно большой специалист по разного рода продвижениям, поэтому, когда он сравнил убийцу Соколова с героем фильма «Джокер», это, видимо, маркетинг и продвижение фильма «Джоркер»?

А. Агранович:

- Не без этого, наверное. Слушайте, а так совпало, что я фильм «Джокер» посмотрел два дня назад и нахожусь под большим впечатлением от этой картины… да, а потом вот как раз высказывание Владимира Ростиславовича… мне кажется, что на самом деле тут проблема в том, что, если говорить серьезно, далеко не все, как мне кажется, считали или… ну, вот я, например, увидел эту картину таким образом, что… с моей точки зрения это вообще никакая не история про социальный протест… Это то, что лежит на поверхности, это то, что происходит в больном воображении главного героя… мне кажется, что существенная часть фильма – это все чистой воды фантазии, что в реальности этого не происходило – то, что происходило с этим человеком в той реальности, которую мы с вами принимаем за реальность… Ну, вот есть понятие норма, да. Но мы ж знаем, что нормы нет. Но так как нас с вами большинство, вот видящих этот микрофон оранжевым, мы решили, что этот микрофон оранжевый, и мы договорились, что это норма. А вот сидит у нас один человек, который в глубине души знает, что он голубой, он его видит так, но это он уже ненормальный, понимаете. А мы с вами нормальные… Поэтому в той реальности, в которой мы с вами, где у нас большинство, главный герой фильма «Джокер», конечно, не убивал, с моей точки зрения, ведущего Де Ниро… этого всего не происходило…

Д. Шнейдеров:

- Круто! А вот вопрос вам – культурный человек всегда законопослушный?

А. Агранович:

- Наверное, да. Хотя я не очень понимаю, что такое законопослушность.

Д. Шнейдеров:

- Как это? Сугубое послушание закону. Жесткое и строгое.

А. Агранович:

- Культурный человек может нарушать закон. Всякий человек может нарушить закон. И в жизни это иногда происходит. Это может быть соблазн, это может быть необходимостью порой защитить кого-то или что-то еще сделать. По неосторожности многие вещи случаются. Культурный человек может нарушить закон. Но культурный человек всегда знает, что за этим следует и какую ответственность он понесет.

Д. Шнейдеров:

- Вот сразу пишут – а Соколов разве не культурный был, который убил и расчленил свою студентку…

А. Агранович:

- Послушайте, мы сейчас с вами сравниваем красное и кислое… Поймите, это ужасно – то, что он совершил. Вообще страшно себе представить, что это может произойти с твоим близким человеком. Но вместе с тем, ни в коем случае не оправдывая его, я только призываю к тому, чтобы мы с вами попытались понять, что же на самом деле произошло с этим человеком? То есть, попробовать увидеть этот мир глазами той девушки, которая видит наш с вами микрофон голубым. Да, это аномалия с нашей с вами точки зрения, но – для того, чтобы этого впредь не повторялось, мы должны знать это. Мне так кажется.

Д. Шнейдеров:

- Я боюсь, что большинство слушателей видят эту ситуацию глазами той девушки, чью отрезанную голову нашли у него в квартире.

А. Агранович:

- Естественно. Но если ты с чем-то имеешь дело, ты должен очень хорошо знать, с чем ты имеешь дело. Если ты хочешь просто сострадать несчастной женщине, которая была чудовищным образом убита и хочешь уничтожить человека, который это сделал, - ну, молодец. Но только тебя это никак не страхует от того, что завтра это не повторится вновь. Если ты начинаешь пытаться вникнуть в феномен такого человека, как господин Соколов, - а это феномен, ибо таких немного – тогда ты, может быть, знаешь, что надо сделать в следующий раз, чтобы этого не произошло. Вот и все.

Д. Шнейдеров:

- Сторонник ли ты смертной казни?

А. Агранович:

- Нет.

Д. Шнейдеров:

- А культурный человек воспользоваться женщиной друга или женой может?

А. Агранович:

- Блестящий вопрос!

Д. Шнейдеров:

- В 1994-95 годах Алексей Агранович работал представителем группы «ДДТ» в Москве. Следишь ли ты сейчас за «ДДТ»? И как изменился рок как движение?

А. Агранович:

- Ну, рок в принципе, как рок в том виде, в котором мы его знали, это уже радио ретро же как бы, да, к сожалению. Но он живет… но он как бы мутирует, он соединяется с какими-то другими сейчас стилями, с электроникой, еще с чем-то… Мы очень давно не общались с Юрием Юлиановичем, вот буквально до этого сентября мы как-то созвонились, и я был в Петербурге, приходил к нему в гости, мы прекрасно посидели вечерок, поговорили. Юрия Юлиановича я очень высоко по-человечески ценю и как личность, и как друга, и как гражданина. То, что делает сейчас группа «ДДТ» - мне кажется, что того запала, который был в конце 80-х, в начале 90-х… вообще у рок-музыки больше нет.

Д. Шнейдеров:

- Смотри, ведь рок-музыка всегда была музыкой протеста. Особенно в СССР.

А. Агранович:

- Ну, она была музыкой протеста с конца 60-х по начало 90-х годов.

Д. Шнейдеров:

- А сейчас по одному сторону баррикад стоят БГ, Кортнев, Макаревич. Ровно по другую стоит Саша Скляр, Юля Чичерина, Вадим Степанцов. Как же так получилось в рок-тусовке?

А. Агранович:

- Ну, так получилось. А те тоже против чего-то протестуют. Вадик Степанцов вообще куртуазный маньерист, у него к этому другое, наверное, отношение, он в это играет. Не знаю, не хочу даже про это думать, потому что – еще раз – сейчас музыка протеста другая. Сейчас рок-музыка состарилась, она уже не может ни против чего протестовать. Особенно в России. Она стала почти джазом. И замечательный Андрей Вадимович Макаревич играет джаз, как вы знаете, и Саша Скляр тоже в общем играет джазовые программы… А протест – сейчас это рэп, Oxxxymiron, Хаски. Да даже в Басте запала такого внутреннего на высказывания, на современность больше, чем… просто в силу возраста. А если хорошая рок-музыка, такая, которую я люблю, она есть сейчас, но это группа «АукцЫон», например, это там Леня Федоров, это вообще вне такого социального контекста.

Д. Шнейдеров:

- Алексей, Сарик Андреасян обозвал российские фестивали дерьмом и сказал, что есть только «Оскар» и «Золотой глобус». Вы согласны?

А. Агранович:

- Ну, как я могу быть с ним согласен и не согласен? Ну, во-первых, он же там не бывал на этих российских фестивалях, они же его не очень приглашают, в силу того, что он не снимает кино для фестивалей…

Д. Шнейдеров:

- Что значит кино для фестивалей?

А. Агранович:

- Как правило, фестивали, так или иначе в центре внимания кинофестивалей находится авторский кинематограф, кино как высказывание.

Д. Шнейдеров:

- А разве у Спилберга или у Скорсезе не авторский кинематограф?

А. Агранович:

- Авторский.

Д. Шнейдеров:

- Но их приглашают на фестиваль?

А. Агранович:

- Так авторский кинематограф и приглашают на фестиваль, я и говорю.

Д. Шнейдеров:

- Но они собирают многомиллионные сборы.

А. Агранович:

- Ну так это ж не к ним вопрос… Стоп. Во-первых, они великие мастера! Которые в состоянии и высказываться, и собирать аудиторию. Хотя я не думаю, что, например, фильм Спилберга, вот последний, про игру вот этот… я не думаю, что этот фильм фестивальный… Там вообще чуть-чуть по-другому. Там по-другому устроена аудитория, по-другому она сегментирована. Там вообще людей, интересующихся кинематографом, как искусством, я имею в виду на западе, больше, чем в России.

Д. Шнейдеров:

- В Америке больше людей, интересующихся кинематографом, как искусством, чем в России?

А. Агранович:

- Мне кажется, да. И еще мне кажется, что там у них очень простроенный рынок. То есть, там вот этот транспорт доставки авторского кинематографа к человеку, который в нем нуждается, очень налажен. У нас это все находится в стадии становления.

Д. Шнейдеров:

- Ваш любимый фестиваль?

А. Агранович:

- Я не могу быть объективен здесь, простите меня.

Д. Шнейдеров:

- Я спрашиваю абсолютно субъективное мнение.

А. Агранович:

- Я считаю, что самый осмысленный кинофестиваль из всех, в которых мне доводилось принимать участие, я просто вывожу за скобки фестивали «Край света», «Восток и запад» - сахалинский и калининградский – которые для меня как дети… С моей точки зрения, самый осмысленный кинофестиваль «Кинотавр», потому что я понимаю, зачем тратятся эти деньги всегда.

Д. Шнейдеров:

- И зачем?

А. Агранович:

- Это ярмарка. Это рынок. Это индустриальная площадка, где встречаются все люди практически, производящие актуальный кинематограф в стране. Они встречаются там по разным поводам, показывают то, что есть у них, смотрят, что есть у других… Из этого слоя плодородного потом много чего вырастает.

Д. Шнейдеров:

- В России кино мало хорошего, а фестивалей очень много. Так и должно быть?

А. Агранович:

- Конечно, в идеале это никак не связанные вещи. Во-первых, суждение о том, что в России мало хорошего кино – оно же субъективное.

Д. Шнейдеров:

- Абсолютно. Можно судить только по сборам. 5% российских фильмов окупается. И по фестивалям. Наши фильмы крупнейшие фестиваля обходят стороной.

А. Агранович:

- По сборам, наверное, судить не совсем верно, потому что, наверное, сегодня книги какой-нибудь женщины, пишущей детективы, продаются гораздо лучше, чем собрание сочинений А. С. Пушкина…

Д. Шнейдеров:

- А как же та цитата, когда «мужик Белинского и Гоголя с базара понесет»?

А. Агранович:

- Ну, осталась цитатой. Никогда не понесет. Да это и не должно быть.

Д. Шнейдеров:

- И к счастью.

А. Агранович:

- Нет, это совершено не обязательно. Для того, чтобы люди питались, совершенно не обязательно все должны уметь производить еду. Но кто-то должен это уметь делать. Вот и все. А фестивалей много? Ну, страна большая… Ну, «Кинотавр» можно сейчас отодвинуть уже в сторонку, потому что он сделан как бы не для людей, он сделан не для аудитории, это индустриальная площадка, это ярмарка, на которой все, что есть, собирается… А вот фестивали, которые делаются для аудитории, их вообще должно быть много. Их, может быть, и недостаточно, на мой взгляд…

Д. Шнейдеров:

- В том же Лос-Анджелесе в каждом районе проводится кинофестиваль.

А. Агранович:

- Вот. Правильно. Да. Но там у них другой принцип. У нас бюджет осваивается в основном зачастую, и для этого делается фестиваль. И считается, что фестиваль это такой праздник, что должен прийти какой-то известный артист, а лучше несколько, и вот он должен пройти по красной дорожке, ему должны поаплодировать, сфотографироваться, потом накормить его каким-то региональным специалитетом, прокатить на вертолете или спустить в шахту и вот, собственно, у нас фестиваль и случился… А то, что люди в залы не ходят и кино не смотрят…

Д. Шнейдеров:

- Я сейчас был в Туле на кинофестивале «Улыбнись, Россия» - подставляли стулья… Леш, сейчас кино снимает каждый, у кого есть мобильный телефон. Что будет дальше? Вас, профессионалов, вытеснят?

А. Агранович:

- Я себя не считаю профессионалом в кино, поэтому мне проще. Но по идее да… слушайте, все профессии в том или ином виде мутируют. Вот скоро не будет водителей, например, через какое-то время. Потом не будет летчиков. Скорее всего, функции врача тоже сильно изменятся.

Д. Шнейдеров:

- Как там в песенке? «Вкалывают роботы, а не человек»?

А. Агранович:

- Да, да. Но только сейчас мы с вами думаем, что вот мы люди, а есть искусственный интеллект, который это наше порождение… и вот слово «искусственный» не должно людей вводить в заблуждение. Потому что это очень скоро все соединится и мы с вами увидим, что такое новая биологическая форма жизни.

Д. Шнейдеров:

- Леш, фильм «Юморист» - почему столь полярная реакция?

А. Агранович:

- Не знаю. Я же внутри, я не могу…

Д. Шнейдеров:

- А есть в кино корпоративная солидарность?

А. Агранович:

- Есть, конечно, как и везде, наверное, есть люди, которых ты поддерживаешь, даже если у них какие-то неудачи, которых ты считаешь талантливыми… какая-то есть, конечно, корпоративная солидарность. Это не то, что весь кинематограф корпоративно солидарен...

Д. Шнейдеров:

- Тогда что происходит, что ты говоришь в глаза своему другу, который снял крайне плохое кино или поставил очень плохой спектакль?

А. Агранович:

- Если это мой друг, я поначалу, если это вечер премьеры, я его поздравляю и обнимаю. Но, если друг…

Д. Шнейдеров:

- Ну вот он говорит – Леш, ну как?

А. Агранович:

- Ну, «старик, давай встретимся и отдельно поговорим, чего мы сейчас будем». А вот потом, если мы друзья и мы обязательно встретимся, я ему расскажу, что я по этому поводу думаю. Я за это время еще успею подумать, найти слова, точнее сформулировать. Если я его люблю. Если это человек, который мне не близок, ну, на хрена ему мое мнение, по большому счету? Ему нужно услышать только то, что – старик, молодец, поздравляю, давай дальше… Я это ему и скажу, скорее всего…

Д. Шнейдеров:

- А как вы для себя решаете – хорошее это кино или нет?

А. Агранович:

- Черт его знает.

Д. Шнейдеров:

- Есть какой-то объективный критерий?

А. Агранович:

- Нет…

Д. Шнейдеров:

- В чем особенности российского юмора?

А. Агранович:

- Я думаю, что юмор – это психологическая защитная реакция зачастую. То есть, когда человеку страшно, то один из способов побороть этот страх – это увидеть предмет страха, найти в себе силы высмеять его, сделать его смешным. Может быть, в России это природа происхождения юмора. Ну, чуть более чаще встречающаяся – вот я бы сказал… А так – да нет, есть языковые какие-то вещи… языком очень много юмор определяется… есть непереводимые вещи какие-то…

Д. Шнейдеров:

- Алексей, вам задают вопрос – как вам творчество Алексея Серебрякова за государевы деньги?

А. Агранович:

- Так, значит, творчество Алексея Серебрякова мне очень, я считаю, что Алексей Серебряков выдающийся русский артист современный. А вот теперь насчет государевых денег. Это не государевы деньги. Это ваши деньги. Если у вас есть ощущение, что мы живем в 19 веке… кстати, я бы не отказался от этого, было бы здорово, если бы у нас был царь, дворяне… мы бы с вами, Давид, жили бы за чертой оседлости… В общем, смотрите, это деньги ваши, наши, это деньги налогоплательщика. Это первое. Второе. Алексей Серебряков имеет право думать то, что он хочет думать, то, как он хочет думать. И жить там, где он хочет жить. Он имеет право поселить своих детей там, где он хочет, чтобы они жили и где они, наверное, хотят тоже. Это личное дело… Почему человек не может критиковать то, что ему не нравится? Может. Имеет право. Во-первых, на него есть спрос, на него идут зрители, у него рейтинговые сериалы. Поэтому его творчество в этом смысле вполне себе коммерчески оправдано. Но еще одна вещь. Государство должно вкладывать в культуру деньги, не ожидая их возвращения. То есть, возвращение есть, но оно вырастает в другом. Вы сегодня вложили в удобрения… культура – это удобрение. А растет зерно потом из культурного слоя…

Д. Шнейдеров:

- Я боюсь, что удобрение – это навоз.

А. Агранович:

- В каком-то смысле – да…

Д. Шнейдеров:

- Хорошо. Вы говорите о том, что Алексей Серебряков, как и любой гражданин, имеет право на свою позицию. Вопрос первый по этому поводу. Согласны ли вы с утверждением Герцена «Любовь к родине обязательно распространять на ее правительство»?

А. Агранович:

- Конечно. С моей точки зрения, правительство – это рабочий орган…

Д. Шнейдеров:

- Сменяемый?

А. Агранович:

- Это сервис, скажем так. Сменяемый он или не сменяемый – это вопрос сложный. В России, на мой взгляд, частая сменяемость власти ни к чему хорошему не приведет.

Д. Шнейдеров:

- А когда это у нас была частая сменяемость власти?

А. Агранович:

- Я поэтому так и сказал. Я так думаю, что, скорее всего, ни к чему хорошему не приведет. Частая сменяемость власти у нас была – с 1982 по 1985 год.

Д. Шнейдеров:

- Как он назывался? Гонка на лафетах?

А. Агранович:

- Да, да, да… Но взаимоотношения человека и власти… да, у нас это одна из наших национальных таких общественных постулатов, что человек должен помогать правительству.

Д. Шнейдеров:

- Хотел бы ты, чтобы после твоей смерти о тебе сняли абсолютно стопроцентно честный и правдивый фильм?

А. Агранович:

- Мне абсолютно все равно… мне будет все равно, я думаю…

Д. Шнейдеров:

- Да или нет?

А. Агранович:

- Да, перед сыном и перед дочерью мне стыдно не будет.