Эксперт: В России множество людей находится в политической депрессии, и не все из них уравновешенные
Скачать передачу [mp3, 42.2 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
А. Норкин:
- Это программа «Простыми словами» в эфире радио "Комсомольская правда". Норкины в студии.
Ю. Норкина:
- Здравствуй, Москва! Здравствуй, Россия! Здравствуй, мир!
А. Норкин:
- Кирилл Мартынов, публицист, доцент Школы философии Высшей школы экономики у нас сегодня в прямом эфире.
К. Мартынов:
- Добрый вечер.
А. Норкин:
- Начнем с истории, которая всех перепугала на прошлой неделе, в четверг. Продолжается расследование трагического происшествия и теракта на Лубянке. Стрелок этот – Евгений Манюров. Появляются интересные вещи, которые я хотел, чтобы вы прокомментировали. В результате нападения погибли двое сотрудников спецслужб. Вполне возможно, стрелок действовал не в одиночку. Возможно, имел некую идеологическую основу. Я впервые слышу о таком «Этническом национальном объединении» (ЭНО), к которому, по всей видимости, он принадлежал. В политологии понятия этносизм не существует?
К. Мартынов:
- Существует национализм – это понятие в некоторых контекстах близкое к этноцентризму. Но проблема в том, что у нас есть некоторый дефицит достоверных источников о происходящем. Очевидно, что сначала была паника. Было ощущение, что чуть ли не гражданская война началась. И первые полтора часа после того, как произошла стрельба, все просто пытались понять, насколько велика угроза. Первая информация, которую распространили источники, связанные со спецслужбами, хотя вроде бы не они сами, заключалась в том, что это была чуть ли не диверсионная группа, которая прорвалась в здание на Лубянке, в приемную на Кузнецком мосту. И это была целенаправленная военная акция, направленная против них. Потом они это опровергли уже в официальном режиме.
И нам сказали, что это некоторый человек, разочарованный в жизни, может быть, имеющий психологические трудности. И что он действовал в одиночку. История о том, что это был неуравновешенный одиночка, она для спецслужб более выгодна. Потому что это означает, что такие вещи нельзя контролировать. Если у вас есть одиночка, у него что-то не в порядке с головой, это означает, что он в любой момент может пойти стрелять. Нельзя отследить всех, кто получил разрешение на оружие и находится в таком состоянии. Эта версия до сих пор является официальной.
А. Норкин:
- Пока – да. Но появляется история с ЭНО. Что это за этносисты, что они из себя представляют? Их заявленная цель – «благополучие собственного этноса, которое можно достигнуть за счет социальных преобразований внутри каждого моноэтнического государства». Насколько это возможно? Когда люди на платформе национализма готовы браться за оружие?
К. Мартынов:
- Национализм уже больше ста лет является идеологией, которая воодушевляет людей и заставляет их совершать поступки. Иногда эти поступки бывают благородными, и тогда мы говорим про национально-освободительное движение, как в странах Латинской Америки или во время вьетнамской войны. А иногда в других контекстах национализм становится источником геноцида, преступлений. И примеров за последние сто лет накопилось много. Начиная от геноцида армян и заканчивая событиями в Югославии. А можно и более близкие к нашей российской истории примеры брать. Они тоже будут довольно трагическими.
Мне кажется, что популярность националистических идей в России, тут еще странно, что этот стрелок, террорист из татарской семьи, не очень понятно, какой этнос он считал своим и в каком ключе он собирался это этноцентрическое государство строить. Вроде бы речь идет не о том, что это татарский сепаратизм, а русская республика или что-то подобное. Есть популярная идея о том, что у всех народов в Российской Федерации есть своя домашняя территория, а вот у русского народа, у титульной нации такой территории нет. И те люди, которым эта история по каким-то причинам нравится, говорят: давайте нам тоже какую-то национальную автономию в составе Российской Федерации.
На мой взгляд, это очень странный тезис. Даже стрелять не обязательно для того, чтобы он был странным. Потому что он предполагает, что русские в Российской Федерации ущемлены. У нас по всей стране действует один язык. У нас нет видов дискриминации. Трудно сказать, что такое этническое большинство одновременно является кем-то угнетенным. Если не принимать в расчет конспирологических теорий, заговора и чего-то подобного.
Тем не менее, такие идеи есть. Я бы сказал, что, если пытаться это анализировать, то это все-таки симптом политического кризиса, который в стране есть. Я думаю, что есть много людей, не все из них психически неуравновешенные, а некоторые просто отчаявшиеся и находящиеся в такой политической депрессии, которые хотят, чтобы их слышали. Чтобы с ними разговаривали, чтобы их проблемы обсуждали. Чтобы они имели возможность не только через прямую линию президента, те, кому повезет, достучаться до властей. Как-то повлиять на решения власти.
В политологии это называется кризисом политического представительства. Это означает, что выборы проводятся таким образом, что на них побеждает действующее начальство, конкуренция маленькая. Если я кем-то недоволен, то мне довольно трудно проголосовать за альтернативного кандидата.
А. Норкин:
- Значит, брать ружье и идти стрелять?
К. Мартынов:
- Я такого вывода не делал. Но я говорил, если мы говорим не про ружье в данном случае, а про идеологический контекст, то есть большое количество людей, у которых растет недовольство, и которые для того, чтобы как-то для себя самих объяснить, что с нашей страной происходит, начинают интересоваться всякими экстремальными идеологиями.
Ю. Норкина:
- Меня резануло определение «пресловутая титульная нация». Почему бы и нет? Русские чувствуют себя в многонациональном нашем государстве подчас не очень комфортно. Политическая ситуация в стране настолько тяжелая, что нужно всем браться за оружие и убивать других?
К. Мартынов:
- Я имел в виду нечто другое.
Ю. Норкина:
- Мне кажется, что депрессивное состояние всякого рода истериков, которые не нашли себя в жизни и пытаются обвинить всех вокруг, только не себя самого, такие Джокеры.
К. Мартынов:
- Народ не угодил?
Ю. Норкина:
- Не угодил ни народ, ни страна, ни место. Подольск какой-то несчастный. Я родился, старушка-мать, одинокий.
К. Мартынов:
- То есть это не народ?
Ю. Норкина:
- Он обвиняет всех. Взял оружие и пошел мочить. Двух людей нет.
К. Мартынов:
- Вообще троих нет.
Ю. Норкина:
- Я его не могу человеком считать.
А. Норкин:
- В Израиле террористов не считают жертвами терактов. 9275 нам написал, что «проблема не в психах, проблема в том, что на любой подобный случай со стрелками найдется уйма провокаторов-хайпушников, использующих это в своих целях». В том, что вы говорили, Кирилл Константинович, очень много похожего на то, что я прочитал и услышал сразу после теракта на Лубянке от представителей нашей либеральной оппозиции. Там те же самые аргументы были. И некоторые заходили дальше: надо срочно разогнать ФСБ, создавать новую правильную структуру. Потому что ФСБ – плоть от плоти власти, которая не заботится о людях. И поэтому понятно, почему этот Манюров взял в руки оружие.
Ю. Норкина:
- А вы с этим согласны?
К. Мартынов:
- Я думаю, что в этом контексте не с этого надо начинать. У меня к ФСБ нет теплых чувств. Я не считаю, что это та организация, которая…
Ю. Норкина:
- А какой она должна быть?
К. Мартынов:
- Я думаю, когда новая страна создавалась на осколках Советского Союза, когда возникли новые институты, новая конституция, наверное, нужна была и новая организация, которая не вешает Дзержинского в своих кабинетах. Это было бы правильно.
Ю. Норкина:
- Вам форма важна, а не суть?
К. Мартынов:
- Мне важно, что политические репрессии против оппонентов не считаются достоинством организации. Когда спецслужбы защищают людей от террористов, заботятся о безопасности – и все. И делают эту работу хорошо. Тогда это прекрасно. Я такие спецслужбы поддерживаю. А как только появляется политически окрашенная выборка того, кого они считают правильными и кого, как они считают, можно было уничтожать по политическим причинам, это происходило в 1917 году или в 30-х годах.
Ю. Норкина:
- А кого у нас по политическим причинам сейчас расстреливают?
К. Мартынов:
- Пока не расстреливают.
Ю. Норкина:
- Уже двадцать лет как пока не расстреливают. Вы все ждете, когда их начнут расстреливать?
К. Мартынов:
- Давайте говорить о чем-то одном. Если вы хотите про смертную казнь…
Ю. Норкина:
- У нас ее нет.
К. Мартынов:
- Но в этом году несколько депутатов Госдумы пытались поставить вопрос о том, что ее нужно срочно ввести.
Ю. Норкина:
- Но не ввели.
К. Мартынов:
- Я думаю, что те люди, которые принимают эти решения, они понимают, что это еще больше ухудшит ситуацию с точки зрения того, что и так люди во власти не представлены, их интересы, а еще кого-то расстреливают.
Ю. Норкина:
- Только смертная казнь предполагалась к тем же самым педофилам.
К. Мартынов:
- Только то, кто педофил – будет решать господин Бастрыкин, который параллельно ведет политически мотивированные дела. Вот незадача.
А. Норкин:
- Вы могли бы примеры привести? Правда, Бастрыкин не имеет отношения к ФСБ, тем не менее, вот эти политические репрессии…
К. Мартынов:
- Дело против Азата Мифтахова, пожалуйста. Замечательный математик, сидящий в тюрьме в течение года. Весь МГУ за него, математическое сообщество вчера выходило на пикеты. Тезис был очень простой: если вы хотите, чтобы математика как наука в России развивалась, сюда приезжали какие-то ученые, проводили конгрессы, не надо сажать других ученых за их политические взгляды. Типичное политическое преследование.
А. Норкин:
- Так, еще?
К. Мартынов:
- Ростовское дел. Два парня вышли с пикетами по поводу того, что надо сохранить центральную часть Ростова, которая уничтожается. Их посадили на шесть с половиной лет. И московское дело, естественно. Это наша повседневная реальность. Мы в этом живем. Мы видим, когда невиновных сажают.
А. Норкин:
- Московское дело – вы считаете, все, кто сел, они все невиновны?
К. Мартынов:
- Абсолютно.
Ю. Норкина:
- Если это математик такой головастый, то он может заниматься противозаконными делами?
К. Мартынов:
- Он ничего не сделал, в том-то и дело.
Ю. Норкина:
- Это так же, как Сенцов, который тоже ничего не сделал.
К. Мартынов:
- В итоге Российская Федерация признала это.
Ю. Норкина:
- Мы не признали.
К. Мартынов:
- Юридически – нет, конечно.
Ю. Норкина:
- Мы не признали, мы их поменяли.
К. Мартынов:
- Почему вы говорите «мы». Вы – власть? Вы от лица власти говорили?
Ю. Норкина:
- Я – Россия.
К. Мартынов:
- То есть я – не Россия, вы – Россия?
Ю. Норкина:
- Мне иногда кажется, что вы все – не Россия.
К. Мартынов:
- Серьезно? А почему вам так кажется? Вы меня хотите гражданства лишить, может быть?
Ю. Норкина:
- Вы не видите очевидных вещей.
К. Мартынов:
- Я считаю, что как раз вы не видите очевидных вещей. Я – Россия. А вы – узурпаторы, которые здесь власть захватили.
А. Норкин:
- Вы так не нервничаете.
К. Мартынов:
- Я отвечаю симметричным тезисом. Мне сказали, что ваша коллега – Россия, а я – неизвестно чем занимаюсь.
Ю. Норкина:
- Я понимаю, что люди, которым природа дала прекрасные феноменальные, математические в том числе, способности, не освобождаются у нас от наказания за беззаконие.
К. Мартынов:
- Вы придите на мехмат МГУ, расскажите об этом. Послушайте, как вам там ответят.
Ю. Норкина:
- Когда я разговаривала по поводу расчлененки, которую совершил человек по фамилии Соколов, мне тоже многие студенты-историки говорили, что он гениальный оратор.
А. Норкин:
- У меня такое предложение. Это достаточно бессмысленный спор. У Кирилла Константиновича есть право на собственное мнение. Так же, как и у тебя. Мы не просто считаем себя Россией. И это не просто коллега, мы еще муж и жена. Вам не кажется странным, что в условиях таких политических репрессий в стране вы спокойно свою точку зрения, крайне оппозиционную, высказываете в эфире федеральной радиостанции в прямом эфире? Вы преподаете в одном из самых известных и элитных вузов страны. Вы приводите в пример факультеты других вузов, где студенты общаются, обсуждают эти темы. Так у нас есть политические репрессии или их нет? Или у нас есть примеры, которые вы и ваши единомышленники преподносите как политические репрессии?
К. Мартынов:
- Мне кажется, вы лучше меня знаете историю того, как зачищались средства массовой информации негосударственные.
А. Норкин:
-Нет.
К. Мартынов:
- Не знаете? Это интересная амнезия. Выборочная, я думаю.
Ю. Норкина:
- Вы имеете в виду НТВ в 90-е годы?
К. Мартынов:
- Так вот, в нулевые было зачищено телевидение. В десятые – были зачищены федеральные газеты. Единственная осталась, я уж не знаю, почему нас еще всех лицом в пол не уложили, я имею в виду «Новую газету». Какое-то совпадение, наверное, счастливая случайность. Осталась одна радиостанция.
Ю. Норкина:
- «Эхо Москвы», я надеюсь?
К. Мартынов:
- Остался один частный телеканал. И это на огромную страну, где живут десятки миллионов людей, огромная территория, огромное количество проблем. Людям негде обсуждать свои проблемы.
А. Норкин:
- Но вы сейчас обсуждаете эту тему.
К. Мартынов:
- Дело в том, что вы конкурируете с интернетом, который еще не совсем дозачищенный. И если бы у властей была возможность, условно говоря, Ютуб в России отключить, то мы бы здесь сейчас с вами не сидели. Я бы не сидел.
А. Норкин:
- Почему?
К. Мартынов:
- Потому что вы могли бы спокойно говорить какие-то вещи, которые более приятные. Мысль простая. Зачистить в большой стране весь медиа-ландшафт - довольно сложное, долгое, дорогостоящее, трудное дело. Это продолжается уже почти двадцать лет. Как раз отсюда референс на НТВ. И сейчас мы находимся, может быть, уже в каких-то последних годах, когда свобода слова в России является более-менее уголовно наказуемой. Тот факт, что пока еще можно о чем-то говорить на радиостанциях, означает, что радиостанции конкурируют среди прочего с интернетом, который в заканчивающееся десятилетие не был дозачищен окончательно. Как только интернет будет суверенным, думаю, что и со мной вы здесь тоже говорить не будете. Такая модель.
А. Норкин:
- Не понимаю, почему мы с вами не будем говорить?
К. Мартынов:
- Потому что можно будет ввести еще какие-нибудь восемь законов об оскорблении властей, о фейковых новостях.
А. Норкин:
- А с fake news не надо бороться? Когда был пожар в Кемерово, когда интернет заполонили сообщения о том, что убиты и погибли огромное количество людей.
К. Мартынов:
- В течение этого года была попытка эфэсбэшников возбудить уголовное дело по fake news, когда их обвиняли в том, что они пытали человека. Это никак не связано с Кемерово, со стихийными бедствиями. Но им это не помешало. Их обвинял человек, которого они пытали.
А. Норкин:
- Какая здесь связь?
К. Мартынов:
- Я не знаю. Они требовали, чтобы эта информация была удалена, по закону о fake news.
А. Норкин:
- Чем это закончилось?
К. Мартынов:
- Адвокаты защитили в данной ситуации эту информацию.
А. Норкин:
- Очень хорошо. Есть ли у нас политические репрессии? В ваш вуз, мягко говоря, нелегко попасть. Это стоит больших денег. Это элитарное учебное заведение. Вы разговариваете там со студентами. Я не очень понимаю, как это можно называть политическими репрессиями? 0601: «Норкины – из Кремля». Конечно, вот только что приехали, получили ценные указания, как нам с сегодняшним гостем разговаривать. Продолжим после новостей.
В студии Норкины – и всё. Наш гость ушел. Так получилось, что Кирилл Мартынов, публицист, доцент Школы философии ВШЭ решил во время паузы, что он не сможет продолжать дальше наш разговор.
Ю. Норкина:
- Наш слушатель задает вопрос Кириллу: «А какой свободы вам не хватает?»
А. Норкин:
- Кирилл Константинович обиделся на Юлины замечания, что «Высшая школа экономики абсолютно бесполезное и даже вредное учебное заведение, которое непонятно чем занимается в нашей стране».
Ю. Норкина:
- Как правильно обозначил один из наших радиослушателей: «Получает самое большое финансирование в нашей стране». На что Кирилл Константинович сказал: «Больше всего – МГУ».
А. Норкин:
- Тут я с ним соглашусь. Кирилл Константинович потребовал от нас извинений. Мы сказали, что эта наша точка зрения. Он точно так же в паузе несколько минут назад сказал, что радиостанция "Комсомольская правда" – это какое-то сплошное идолопоклонничество, потому что те, кто смотрят нас в Ютубе, знают, что у нас в студии здесь фотографии высших государственных деятелей нашей страны, которые в разное время приходили в студию «Комсомольской правды». После этого Кирилл Константинович сказал: зачем вы меня пригласили? Мы сказали, что гостей приглашает редакция, чтобы мы могли простыми словами обсуждать наболевшие проблемы. После чего он ушел. Я ему вдогонку крикнул, что: Кирилл Константинович, тогда вы теряете возможность в прямом эфире отстаивать свою точку зрения. Но философ уже ушел.
Дорогие друзья, мы продолжим с вами разговор в прямом эфире. Нас интересует, есть ли у нас политические репрессии?
Николай из Москвы:
- "Комсомольская правда" очень хорошая радиостанция. Но как появились Баранец и Тимошенко, тем более Норкины – провокаторы, так эту радиостанцию просто стало невозможно слушать.
А. Норкин:
- А Норкины какими провокациями занимаются?
- Вот вы занимались драками, хамски вели себя. Вас оттуда вышвырнули как котенка негодного, с телевидения.
А. Норкин:
- Это когда было?
- Когда вы вели себя как хам в студии. И продолжаете себя так вести. Вас уже не любят. Вас уже изгоняют везде.
А. Норкин:
- Ладно, Николай, давайте конструктивно. С телевидения меня вышвырнули, но я продолжаю вшвыриваться обратно и веду себя как хам. На радио Норкины какие провокации устраивают?
- Она ржет сидит рядом, эта ваша дама. Вас уже никто не любит. Вас уже везде выгнали. И вы приперлись на прекрасную радиостанцию "Комсомольская правда".
А. Норкин:
- Ржание моей прекрасной дамы – это провокация. А что-то более существенное?
- Гнать вас надо с «Комсомольской правды». Провокаторы и ничтожества.
А. Норкин:
- Спасибо вам. С наступающим. «Николай прав, раз Кирилл ушел, я тоже ухожу на «Эхо Москвы». Гость убежал – вот это смелость». «Давайте честно, если вы пригласили гостя, надо давать ему слово, не гнуть свою политику». Ну почему же? Гостю мы слово дали. Потом гость гнул свою политику. И мы гнули. Но потом он ушел.
Когда вы ведете публичный спор, в том числе в прямом эфире, это вообще уникальная история, вы не должны прикрываться. Если вы не хотите вести спор, как мы выяснили, Кирилл Константинович заранее подготовился и узнал про нас с Юлей, он нам сказал: я знаю вашу политическую позицию. Если вы пришли спорить, то спорьте, как бы вам не было неприятно. Если вы убегаете из эфира. Не так давно у нас Чубайс убежал из студии. И что? Значит, потерял возможность доказать свою правоту.
Андрей из Краснодара:
- Чубайс не тот был, другой.
А. Норкин:
- Игорь Борисович. Анатолий Борисович не ходит в прямые эфиры.
- Вот из-за таких людей, как тот, что сейчас позвонил, и стоит слушать радио. Это получше «Камеди Клаба». Все правильно делаете. Вы же делаете формат шоу, людей привлекает, у них есть эмоциональный отклик. Человек, который сейчас сбежал из студии, я считаю, он просто не знает своей страны. Мы здесь родились, и нам никто не обещал, что будет легко или разумно. Говорили ведь: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.
А. Норкин:
- Это пораньше было.
- Это всегда было.
А. Норкин:
- Есть ли у нас политические репрессии?
- Я думаю, есть. Люди выслуживаются на местах. Человек вышел с плакатом, даже не губернатор, а майор полиции: а ну-ка всыпьте ему, придумайте что-нибудь. Могут и наркотики подбросить. И при Сталине репрессии – мы же не можем обвинять Сталина за репрессии. Это все равно что обвинять сейчас Путина, что где-то в РОВД кого-то посадили на бутылку. Здесь такие люди, они создают ад друг другу на протяжении многих поколений.
А. Норкин:
- Как нам это побороть?
- Новый Завет, конечно же. Человек какой он есть, так он и будет жить, без ведома Господа не упадет даже волос с головы. Кто-то говорит: Путина снимем – и всем будет хорошо. Не будет хорошо. Человек наработал себе карму, на протяжении 20-30 лет был говном, и вдруг раз – и вдруг ему станет хорошо, потому что не станет Путина во главе государства.
Ю. Норкина:
- Абсолютно согласна.
А. Норкин:
- «Давно не ржал так». «Убегают, а потом говорят, что цензура». «Норкины, держитесь, ваш гость трусливо сбежал именно как Чубайс. Так что вы – молодцы». «Да, «КП» лояльна власти, но то, что на «КП» нет критики властей, это бред, в передаче с Кашиным есть критика власти. Есть Сванидзе». «Насчет политических репрессий. Ваш гость сказал за ростовских ребят. Вы хоть знаете, в чем там дело? За что именно дали срок? Игорь, Ростов». Игорь, поясните нам. «Пожалуйста, вы только не убегайте из эфира. Мы вас очень уважаем, ждем ваших простых слов». «Это он на Юлию Геннадьевну обиделся. Вы хоть мужчин, что ли, приглашайте».
Ю. Норкина:
- Я сказала Кириллу Константиновичу, что удивительная история, такое недовольство выказывает Высшая школа экономики и практически все, кто там учится и кто преподает. Это либеральная семья.
А. Норкин:
- Не все. Ты Домрина тоже называешь либералом? Он тоже преподает в ВШЭ.
Ю. Норкина:
- Нет. Но возглавляет это учебное заведение супруг Набиуллиной Ярослав Кузьминов. Все сволочи, все гады. ФСБ не такая, расстреливают, репрессии. Я пыталась узнать, что хорошего Высшая школа экономики делает? Они не делают ничего. Они не строят мосты, они не восстанавливают деревни, они не делают бизнес в глубинке, чтобы у людей были рабочие места.
А. Норкин:
- Они учат студентов экономике. Хотя меня всегда смущало, почему в ВШЭ существует школа философии. Зачем там кафедра филологии.
Григорий из Саратова:
- Мне нравится ваша очаровательная пара. Но у нас есть политические репрессии. Приведу пример. У нас категорически запрещается рассуждать на тему федерализации, конфедерализации Российской Федерации. За это у нас срок. Дела были – и краснодарское, и сибирское, и давали большие сроки рассуждателям на эту тему. Это неправильно.
А. Норкин:
- Это близко к экстремизму.
- Нет, это совсем не близко. Мы не являемся тоталитарной страной, поэтому любой гражданин имеет право рассуждать, «что же будет с Родиной и с нами» наперед. Какая она будет – конфедеральная, федеральная, унитарная. Это свобода мнений.
Ю. Норкина:
- Кирилл Константинович ушел, но он сказал, что не является поклонником действий ФСБ. Вот когда произошла история со стрельбой на Лубянке, у меня была досада. Когда происходит из ряда вон что-либо, что связано с жизнью людей, когда ребята защищают и встают грудью, отработали они великолепно, жалко, что двое погибли, - тем не менее, они делают свое дело честно. Они служат государству. Я не знаю, какому государству служит Высшая школа экономики и люди типа Кирилла Константиновича Мартынова.
А. Норкин:
- Разные люди бывают.
Ю. Норкина:
- Мне бы хотелось, чтобы в нашей оппозиции было больше людей дела, больше людей конструктивных. Потому что проблем в стране необычайно много. И нужно делать дело. А все охаивать и так вести себя, как нежная барышня, я считаю, это просто безобразие.
А. Норкин:
- «Политические репрессии есть. Но только в больном воображении адептов «Эха Москвы» и «Дождя». Некоторое время назад ведущая передачи на «Эхе» говорила об оккупации Крыма Россией. Что с ней сделал кровавый режим? Сгноил в урановых рудниках, вырвал ногти в застенках Лубянки? Нет, режим позволяет себя критиковать». «Владимир из Нью-ЙоркА. Норкины, если мало демократии вашему сбежавшему педагогу, добро пожаловать в США. Пусть тут попробует протестнуть. Исчезнет из универа сначала, а потом и вообще». «Ваш Кирилл «Слава Украине!» кричал, когда уходил? Если кричал, то точно как Чубайс».
«Обидно, что высшая школа экономики считается статусным учреждением. Как руководитель отмечу, что выпускники не готовы к работе в реальных условиях и живут по принципу «я так вижу». Высшая школа экономики – это сложная история. Очевидно, нужен вуз, который готовит специалистов в области экономики. Просто мне кажется странным, что мы постоянно слышим, в том числе и от высших чиновников, о том, что у нас не работает наша либеральная модель. А ничего не меняется. У нас как финансово-экономический блок сформировался в 90-х годах, мы ту же линию и продолжаем. И не меняем ничего.
Ю. Норкина:
- Причем либералы кричат, что это ужасно плохо, что все плохо. Они все это делают, замечательные выходцы из Высшей школы экономики продолжают это делать. И все время говорят: как у нас плохо в стране! Вы или делайте что-нибудь, закрыв рот.
А. Норкин:
- Это я тоже не могу объяснить. Это как с пенсионной реформой. Когда все нам говорили на протяжении многих лет, что нам нужно повышать пенсионный возраст. Как только наконец-то это сделали, сразу наша либеральная оппозиция стала кричать «кошмар! Не думают о народе!».
«Мы вас понимаем. Будешь критиковать власть – путь стать безработным, господа Норкины». Вы не очень внимательно слушаете нас.
Надежда из Кирова:
- Господа Норкины, когда вы в свою передачу приглашаете гостей, я неоднократно это замечала, вы почему-то всегда свои мысли высказываете. Я ваши мысли уже давно поняла.
А. Норкин:
- А чьи же мысли мы должны высказывать?
- Хорошо, вы постоянно свои высказываете. Все понятно, вы защищаете власть имущих.
А. Норкин:
- Мы защищаем власть или высказываем свои мысли? Вы определитесь.
- Власть имущих вы защищаете. Он все правильно сказал. У нас в стране репрессии. Мы, простой народ, не можем свою мысль высказать до правительства. Выборы у нас несправедливые, митинги у нас запрещены. У нас все запрещено.
Ю. Норкина:
- У нас санкционированные митинги разрешены.
А. Норкин:
- Мы учтем ваши замечания, что нам не надо высказывать свои мысли постоянно. «Объединились Платошкин, КПРФ, Удальцов, Шевченко, Левченко». Я посмотрю. «Правильно сделал Кирилл Константинович, что ушел. Норкины ведут себя некорректно», - пишет нам Светлана. «Сегодня интересная передача, красноречиво говорит о расколе общества».
Спасибо за то, что поддержали нас, активно подключились к этому разговору, когда мы потеряли одного участника дискуссии. Если одна из спорящих сторон будет просто фыркать, разворачиваться и уходить, тогда не будет никакого консенсуса.
Ю. Норкина:
- Правильно! Спасибо!
