Хорошо или плохо, что государства наступают на интернет по всему миру?
Скачать передачу [mp3, 42.2 МБ]
Мы предлагаем полный текст программы.
А. Норкин:
- Здравствуйте. Это программа «Простыми словами». Меня зовут Андрей Норкин. Мой гость сегодня – Самсон Шоладеми, журналист, блогер и, как сейчас представляют его, эксперт по управлению репутацией в интернете. Самсон, вы начали жить в интернете давно.
С. Шоладеми:
- Очень давно, лет 15 назад.
А. Норкин:
- Вы эту площадку знаете, как никто другой. Поэтому сейчас можете давать другим людям советы, как своей репутацией в интернете управлять. Ну, вы понимаете, что мы сейчас будем вынуждены опять говорить об этом блогере Синице.
Я не собираюсь выяснять ваше мнение относительно того, виноват он или не виноват, соизмеримо наказание или нет. Меня вот что интересует. Возможно ли, на ваш взгляд, каким-то образом контролировать интернет? У меня складывается ощущение, что люди считают, что все, что я пишу, это мое частное дело, это никого не касается, поэтому я не должен нести никакой ответственности.
С. Шоладеми:
- Давайте для начала определим, что вы подразумеваете под словом «контролировать».
А. Норкин:
- Определенные правила. Есть научно-технический прогресс. И это хорошо. Он делает нашу жизнь лучше, длиннее, спокойнее и т.д.
Но всегда есть обратная сторона. Когда-то люди в городах боялись, что цивилизация погибнет, потому что лошади своим навозом завалят все городские улицы. Потом появились автомобили – стали бояться автомобилей, потому что люди под машину попадают.
Но всегда появляются какие-то правила – ограничение скорости движения, порядок проезда через перекресток. В интернете таких правил нет, что хочу, то пишу.
С. Шоладеми:
- Когда 15 лет назад я пришел в интернет, завел свой блог, тогда начались разговоры, как себя вести, как люди будут строить свою коммуникацию. Тогда я услышал очень хорошее сравнение, что интернет того периода это как жизнь на Диком Западе XIXвека.
Я все эти 15 лет придерживаюсь того мнения, что, по большому счету, контролировать не надо, это саморегулирующаяся структура. И интернет-пользователи, коммуницируя между собой, сами устанавливают свои правила.
Для того, что у нас происходит в жизни, для контроля есть Конституция, есть Уголовный кодекс. За 10-15 последних лет, что я вижу, как у нас происходит медленное наступление государства на интернет по всему миру, меня это не сильно радует.
А. Норкин:
- А почему это происходит? Может быть, потому что никакой саморегуляции нет на самом деле? Извините, ваше сравнение с Диким Западом не очень корректно. Потому что там рано или поздно пришли к выводу, что само по себе это как-то не рассосется, нужны какие-то правила, ограничения, нужны карательные меры, в конце концов. И там тоже государство в какой-то момент пришло и навело свой порядок.
С. Шоладеми:
- И в России, и на Западе в последнее время очень сильно идет борьба с деанонимизацией. С одной стороны, государство пытается как можно больше узнать о конкретном человеке, что он в эту минуту делает, кто за этим мобильным номером или за этим аватаром скрывается.
А с другой стороны, идет борьба, что люди хотят свою анонимность сохранить. Появляются новые мессенджеры, которые дают возможность пользователям по этому пути пойти. Отсюда бешеная популярность того же Telegram в тех странах, где государства пытается контролировать очень жестко интернет.
А. Норкин:
- С одной стороны, люди хотят остаться неустановленной личностью, то есть они хотят сохранить свою анонимность, с другой стороны, они выплескивают все свои мысли в публичное пространство. Раньше, в каком-нибудь XIX веке, все вели дневники. Но дневник – это была другая история. Ты доверял дневнику свои сокровенные мысли, и его никто не должен был читать. А теперь, получается, наоборот. Я не очень понимаю тогда, как это может быть. Я хочу, чтобы все узнали, что я думаю, но не узнали, то это именно я.
С. Шоладеми:
- Некоторые интернет сравнивают с забором, на котором каждый может написать все что угодно. Нужно ли контролировать каждый забор?
А. Норкин:
- Не соглашусь с вашим сравнением. Потому что если вы хотите что-то написать на заборе, вы должны подойти к нему, что-то там нарисовать. Вас в это время могут увидеть. А в интернете вас никто не увидит.
С. Шоладеми:
- Как показывают последние события, всегда можно найти.
А. Норкин:
- А почему вас тогда усиление этого контроля расстраивает?
С. Шоладеми:
- Потому что действие наших российских законов имеет часто в ситуации, когда рассматриваются какие-то громкие дела по интернету, имеет очень сильно избирательный характер. Принимая такие законы, поскольку возможны одни и те же преступления согласно этим законам…
А. Норкин:
- Это то, что называется избирательностью в правоприменении. Тут я не буду спорить.
С. Шоладеми:
- Мне жаль, что в нашей стране чем больше принимается законодательных актов, которые должны все более и более контролировать систему… Прокрутим ситуацию на год-полтора назад. У нас был разговор о том, что есть Telegram, который нужно контролировать. Какая-то парадоксальная шизофреническая ситуация, когда государство декларирует, что оно хочет контролировать эту систему, и в то же время представители власти ведут там свои каналы.
А. Норкин:
- Мне это тоже непонятно.
С. Шоладеми:
- Как можно контролировать, если правая рука не знает, что делает левая.
А. Норкин:
- Контролировать там не получается технически. Но это одна проблема, что вынесено решение суда, которое невозможно физически выполнить. А другая сторона – то, что представители власти, в том числе в администрации президента, пользуются этим мессенджером, хотя он решением суда запрещен.
С. Шоладеми:
- Возвращаясь к началу нашего разговора – что вы вкладываете в понятие контроля. На мой взгляд, когда у нас в стране многие говорят: давайте контролировать интернет и т.д., это всего лишь такие мантры для выбивания дополнительных средств.
А. Норкин:
- Значит, не надо предпринимать никаких попыток как-то наводить порядок? Ну да, у нас эти попытки пока какие-то корявые, результата особого я не вижу. Значит, вообще тогда забить на это и ждать, когда там все, как вы говорите, самоурегулируется?
С. Шоладеми:
- Вы какую рассматриваете опасность неконтролируемого интернета?
А. Норкин:
- Вот мы с вами разговариваем. На наш номер в WhatsApp и Viber человек уже прислал два сообщения, которые я цитировать не могу, потому что мы получим предупреждение от Роскомнадзора за мат в эфире. Этот человек обращается ко мне, называет меня каким-то словом. Через несколько минут он присылает другое сообщение: Норкин – говноед (это слово я могу сказать). Этот человек прекрасно знает, что единственное, что я могу сделать, это полностью назвать номер его телефона. То есть он ведет себя таким образом, потому что уверен в своей безнаказанности. Он знает, что ему ничего не будет.
С. Шоладеми:
- Вы хотите обратиться в суд?
А. Норкин:
- Я не знаю, чего я хочу конкретно с этим делом. На это я не обращаю внимания. Но есть огромное количество вещей более серьезных. И эта история с Синицей как раз, на мой взгляд, об этом и говорит. Человек был абсолютно уверен в том, что он может писать все что угодно, потому что это всего лишь слово или, как сейчас говорят, размышления, и в любом случае он не получит никакого наказания.
Я посмотрел, у него был один из постов, который, кстати, в адрес телекомпании НТВ был направлен: «Вы меня все равно даже не вычислите». Проблема с безнаказанностью. Может быть, я неправильно ее понимаю?
Самсон Шоладеми
С. Шоладеми:
- По отношению к Синице. Мне не хочется быть адвокатом дьявола. Лично его политические взгляды мне дико несимпатичны. И то, о чем он пишет, можно выразить двумя словами про него: больной ублюдок.
Соразмерно ли то наказание, которое он получил сейчас? Я считаю, нет. 5 лет, которые ему дали, я считаю, много, можно было ограничиться исправительными работами, штрафом. Объясню. Я его не защищаю. То, что он написал, одномоментно в течение суток в том же Твиттере пишут еще 10 тысяч человек. С одной стороны, понятно, что всех сразу не пересажаешь. Если задача – пересажать всех, тогда нужно все наши правоохранительные органы только на эту работу настроить. Его посадка, такое наказание – это предостережение…
А. Норкин:
- А разве это плохо. Смотрите, он написал: «Вы меня даже не вычислите». А его вычислили. Теперь хотя бы несколько тысяч из этих десятков тысяч, которые пишут, как он, сядут и задумаются: а вдруг меня тоже вычислят?
С. Шоладеми:
- Я не думаю, что психологически для тех, кого еще не вычислили, это станет предостережением. Мне кажется, что тут может быть обратный эффект, у кого-то появится азарт писать такие вещи, как он.
А. Норкин:
- Но вот эту вещь у нас как раз декриминализировали в 282-й.
С. Шоладеми:
- Тут может быть некий эффект, как в свое время сделали с Pussy Riot. То, что они совершили, - пляски в церкви… Если бы им дали 15 суток, про них бы все забыли, из них героев не сделали.
А. Норкин:
- Согласен. Им бы не сделали то реноме, которое в итоге они монетизировали.
С. Шоладеми:
- Тут еще такой момент. Есть некая избирательность. Приведу пример. Либо за пару дней до этого его твита, либо через пару дней после на НТВ появилась информация – заявление некой анонимной группы сотрудников правоохранительных органов, где они тоже писали, что если с нашими детьми что-то случится, то с детьми оппозиционеров тоже могут быть нехорошие вещи. Благодаря тому, что это появилось на НТВ, к этому тоже было привлечено внимание. По идее, это тоже как некая контрмера, угроза от каких-то людей детям оппозиционеров. Но по этой истории никакого продолжения с точки зрения расследования, кто это написал…
А. Норкин:
- Получается, вы считаете так же, как адвокат Синицы господин Тихонов. Он сказал, что виноваты журналисты – вы привлекли к этому внимание, вы человека представили таким ужасным, каким он не является. Действительно мы виноваты, журналисты?
С. Шоладеми:
- Касательно истории с угрозами неизвестных силовиков в адрес либералов НТВ выступило всего лишь как бы информационной площадкой, как Твиттер выступил социальной сетью, где эта информация была размещена.
А. Норкин:
- Вот «угроза силовиков в отношении детей либералов» (ваша фраза). Вам не кажется, что это была ответная мера: вот если вы, тогда и мы?
С. Шоладеми:
- Если это ответная мера, и мы уравновешиваем: на одной чаше весов одна угроза, на другой чаше – другая угроза… Ну, одного посадили. А тех людей, которые с другой стороны угрожали? Это как-то забудется или будет какая-то реакция? Есть некая ломка логики.
А. Норкин:
- Это возвращает нас с вами к началу нашего разговора. Для того чтобы не было вот этих вещей, нужен какой-то контроль, чтобы вообще ни у кого не возникало даже мысли подобные вещи говорить публично.
С. Шоладеми:
- Очень хороший контроль: рубильник, выключаем интернет.
А. Норкин:
- Это не работает. Я же начал с научно-технического прогресса. Этот адвокат Тихонов нам объяснял, что этот твит Синицы был частью его переписки с другим каким-то человеком. Журналисты якобы увидели этот кусок и извлекли его на свет божий, всем показали. Я опять не понимаю. Интернет – это что такое? Это пространство для того, чтобы все знали ваши мысли. Они в Твиттере переписываются, любой может прочитать. Тем не менее, якобы это какая-то личная переписка. У меня это не очень укладывается в голове.
С. Шоладеми:
- Давайте уйдем от ситуации с Синицей. Ранее было несколько случаев, когда люди за размещение каких-то смешных, на их взгляд, а на взгляд наших правоохранительных органов, оскорбительных картинок получали сроки, за какие-то комментарии. При этом эти люди размещали эту информацию даже под замком, и это могли видеть только 2-3-4 человека, то есть не было публичного внимания к этому, и только правоохранительные органы привлекали к этим делам внимание, потому что у них есть определенный план.
А. Норкин:
- Эта часть декриминализирована.
С. Шоладеми:
- Слава богу.
А. Норкин:
- А все остальное? Вот смотрите. Я пролистал кое-что. Я про вас знал, слышал, но не могу сказать, что очень внимательно следил за вашей работой. Lurk вас называет «негр ….» Вам приятно это слышать?
С. Шоладеми:
- Нормально. Я пиарщик.
А. Норкин:
- Черный пиарщик причем. Тут я отдаю должное вашему чувству юмора.
С. Шоладеми:
- Есть еще такой термин – шоладемизация трафика. Я к этому нормально отношусь.
А. Норкин:
- Это вы нормально к этому относитесь, потому что у вас уже некий иммунитет, вы взрослый человек, вам уже не 20 лет и даже не 30, вы уже имеете себя контролировать.
С. Шоладеми:
- Знаете, когда проходишь российскую школу… Вообще у нас в стране нужно жить с определенным иммунитетом, чтобы у тебя были крепкие нервы.
А. Норкин:
- Но не у всех же так.
С. Шоладеми:
- Ну да.
А. Норкин:
- Вы же знаете примеры травли, которая начинается в интернете. И многие люди очень тяжело к этому относятся, там могут быть последствия самые разные. Получается, что мы не можем и это пресечь.
С. Шоладеми:
- По поводу травли. Бывают случаи в нашей стране, когда известно, кто конкретно написал. Две женщины поспорили в каком-то родительском чате, и одна про другую не очень хорошо высказалась в публичном пространстве. Она подала на нее в суд за оскорбление и выиграла этот суд. Но там не нужно было устанавливать анонимность. Вот есть пример, когда не нужен дополнительный контроль, она воспользовалась для этого действующими рычагами.
А. Норкин:
- Но дело же не только в анонимности. Вот другая история. У нас за последние несколько дней в связи с 15-летием трагедии в Беслане появилось некоторое количество материалов, связанных с этой темой. Самые громкие это то, что Юрий Дудь сделал на три часа, и фильм «Новой газеты» - «Школа номер 1». К этому как относиться?
Я специально разговаривал с людьми, которые принимали непосредственное участие в этих событиях. Я говорю: «Обращались ли к вам авторы этих независимых расследований за помощью, чтобы привлечь вас в качестве участников к съемкам этого фильма?» - «Нет».
Достаточно было незначительного по объему журналистского анализа, чтобы понять, что и первый, и второй фильм, мягко говоря, не отвечают…
Но пользователь в принципе не обязан это проверять, это работа авторов. Они обязаны были это сделать, а пользователь нет. Поэтому люди, которые сейчас это посмотрели, особенно люди молодые, которые не знают, что там происходило, они могут это расценить как чистую правду, а это, в общем, ложь. Как с этим быть?
С. Шоладеми:
- Мне сложно комментировать, потому что я фильмы не смотрел.
А. Норкин:
- Я просто привел пример. Ну, возьмите фейковые новости. Они же тоже свободно совершенно… Как с этим быть?
С. Шоладеми:
- Подавать в суд, доказывать.
А. Норкин:
- А кто должен подавать в суд?
С. Шоладеми:
- Тут может быть несколько сторон пострадавших. Если я читатель, и я понимаю, что в какой-то газете или на каком-то телеканале дана информация, и это ложь, тем более, может быть, задеты мои гражданские чувства, я как пользователь информации…
А. Норкин:
- Но это если вы понимаете. А если человек не понимает?
С. Шоладеми:
- Если человек не понимает, он и не будет подавать.
А. Норкин:
- Так у него, получается, в голове шарик за ролик забежал…
С. Шоладеми:
- Вы хотите в голову каждого конкретного человека влезть и решить, понимает он или не понимает?
А. Норкин:
- Нет. Я пытаюсь у вас как у человека с экспертными познаниями добиться ответа на вопрос: возможно ли хоть как-то эту вседозволенность уменьшить, чтобы не наносился такой урон людям, которые потребляют эту информацию?
Нам пишут: «Что в голове у вашего гостя-демагога?» «Осуждать людей за их личное мнение – прямое нарушение конституции. Это благодатная почва для революций. Если недовольство людей властью сегодня аккумулируется в сети и в реальную жизнь не выходит, завтра это может выйти и на улицу. Интернет как крышка чайника. Если закрыть наглухо – завтра и рвануть может. Где эта грань, где я высказываю свое мнение, где угрожаю и призываю? Кто судить будет?» «Слушатель, присылающий вам похабень, заслуживает порицания. Но вы тоже хороши. Вы поддерживаете людоедский русофобский режим, ненавидящий русский народ. Нехорошо это, не по-христиански». «На кого подавать в суд за фейк о росте реальных доходов граждан?» Наверное, надо попробовать на Росстат. Где грань? Как это определить?
С. Шоладеми:
- Говорят, это должны определять компетентные органы. Грань сложная. Потому что часто можно прикрыться фразой «мое оценочное суждение».
А. Норкин:
- Вы ее как понимаете?
С. Шоладеми:
- Нахожусь я на каком-нибудь публичном мероприятии. Идет бурная дискуссия. И я бросаю фразу: да вас вешать всех надо! Как это считать? Это призыв к прямому действию? Или мое эмоциональное просторечное высказывание? Где грань?
А. Норкин:
- Не знаю.
С. Шоладеми:
- Тут включается наша любимая русская пословица: закон что дышло…
А. Норкин:
- Согласен, хороший пример. Из своей практики. Когда был убит Борис Немцов, Евгений Киселев заявил радиостанции «Коммерсант-ФМ» о том, что знает, что убил Бориса Немцова. Он сказал: «Да, я знаю. Норкин убил, который у вас работал». Я этого в эфире не слышал. Мне позвонили знакомые. А потом позвонили юристы. И сказали: подавай в суд. Я говорю: это оценочное суждение. Они говорят: нет, я могу доказать, что это здесь не работает.
С. Шоладеми:
- Вы подали?
А. Норкин:
- Я не стал подавать. Мы не можем это законодательно оговорить.
С. Шоладеми:
- Надо еще смотреть на контекст. Если фразу «я вас буду вешать!» говорит лидер какой-нибудь партии, человек, за которым стоит какой-то силовой ресурс, когда мы понимаем, что это не только слова, а они могут иметь силовое решение, это одно. Когда это говорит человек, какой-то балабол, мы понимаем, что это может быть его ерничество, либо его безумие, - тут…
А. Норкин:
- 1993 год. Уже после расстрела Белого дома. Новые выборы. Телевизионная трансляция. ЛДПР громит всех. Лидер партии Владимир Жириновский, человек эмоциональный, ходит по залу и говорит: мы вас повесим, тебя повесим, тебя повесим. Последствий никаких не было. И вроде как не было никаких к нему претензий.
С. Шоладеми:
- Жириновскому все можно. Он грозился и на Тбилиси сбросить бомбы, и так далее. Мы включаем тут правило: Юпитеру можно все…
А. Норкин:
- Что положено Юпитеру, не положено быку. Тут надо вернуться к вашей нынешней основной деятельности. Управление репутацией в интернете. Получается, что все зависит от репутации. Как это расшифровывается?
С. Шоладеми:
- Когда я скажу: вас надо вешать. Вряд ли это будут сильно комментировать. Представим, что эту фразу скажет Удальцов или Навальный. Я уверен, что тот же Удальцов получит сразу второй срок.
А. Норкин:
- Почему?
С. Шоладеми:
- Потому что у него есть определенный бэкграунд.
А. Норкин:
- А у Навального нет? Вы видели его ролик?
С. Шоладеми:
- Если я правильно понял, на днях было открытие выставки его брата, связанная с тюремными татуировками.
А. Норкин:
- Это на репутацию работает или нет?
С. Шоладеми:
- Конечно, работает. Противно смотреть.
А. Норкин:
- Они зачем-то это выложили.
С. Шоладеми:
- Потому что скоро выборы.
А. Норкин:
- Они сами делают селфи. Показывают: стоит здоровый толстый голый мужик. Вокруг него они скачут с бокалами. Музычка играет. Зачем это делать? Как это влияет на репутацию человека? Вы говорите: противно смотреть. Значит, нормальный человек не должен этого делать. А они выкладывают. Значит, они считают, что это им принесет какую-то выгоду?
С. Шоладеми:
- Какая выгода сейчас?
А. Норкин:
- Но как этой репутацией тогда управлять? Репутацию нужно беречь.
С. Шоладеми:
- В чем в нашей стране проблема. У нас как такового института репутации нет. Можно вспомнить кучу историй, когда и лидеры оппозиции, и разные занимающие высокие посты государственные деятели, депутаты попадали в скандалы. И потом с них как с гуся вода сходило. И только в последние полтора года пошла достаточно приятная тенденция, что стали быстро реагировать на скандальные высказывания разных чиновников. И это приятно. Пошла обратная реакция. Власти понимают, нужно показывать, что, если мы хотим требовать что-то с других, что мы сами с этим боремся, очищаемся от представителей, которые позорят наши ряды.
А. Норкин:
- Мне объясняли, что там нет этических или моральных рассуждений. Чисто технологически. Стало такое количество у людей на руках мобильных телефонов, что они это все записывают. И буквально все становится достоянием гласности. И этим чиновникам просто нет возможности это спрятать. И это не репутационный вопрос. Почему они не думают о своей репутации? Потому что тогда это бы прекратилось. А это продолжается. Значит, они по-прежнему не беспокоятся по этому поводу.
С. Шоладеми:
- Есть единичные случаи, когда люди, прославившись на всю страну, слетают со своей должности. Если проследить их дальнейшую миграцию по теплым креслам, через полгода-годик они появляются опять в хороших местах. С одной стороны, институт репутации у нас ничего не значит. А с другой стороны, есть тенденция, что все-таки люди начинают о ней заботиться.
А. Норкин:
- А что такое репутация в интернете?
С. Шоладеми:
- Если про вас человек ничего не знает, он первым делом заходит в поисковики и набирает вашу фамилию.
А. Норкин:
- И попадает в Википедию, где про меня написано черт знает что.
С. Шоладеми:
- Или первые десять материалов. С точки зрения моей работы управления, это зачищать, убирать негатив. Делать определенное количество положительных про вас публикаций.
А. Норкин:
- Вы фальсифицируете реальность?
С. Шоладеми:
- Мы зачищаем ее.
А. Норкин:
- Я вам денежку заплачу, пожалуйста, вы мю репутацию подчистите.
С. Шоладеми:
- Так наши СМИ каждый день лакируют действительность.
А. Норкин:
- Не согласен. Разве я лакирую действительность?
С. Шоладеми:
- Я не говорю про вас.
А. Норкин:
- Тогда вы сами разрушаете своими руками вот этот институт репутации. Потому что вы создаете поддельную репутацию.
С. Шоладеми:
- Это один из инструментов. За пять минут я не расскажу вам всю кухню моей работы.
А. Норкин:
- Вы соглашаетесь с моим выводом, что вы сами создаете поддельную репутацию? Вы черный пиарщик.
С. Шоладеми:
- Черный пиарщик, работающий белыми методами.
А. Норкин:
- Управление репутацией в интернете допускает искажение объективной информации?
С. Шоладеми:
- Оно не допускает, а оно вынуждает, это необходимость.
А. Норкин:
- Значит, вы создаете поддельную репутацию. Вы обманываете людей.
С. Шоладеми:
- Репутация – это не то, что человек представляет из себя, а то, что об этом человеке думают другие люди.
А. Норкин:
- А если они думают это, основываясь на вранье?
С. Шоладеми:
- Это тоже репутация. Неудачная репутация. И с этим враньем надо бороться.
А. Норкин:
- Я очень слабый интернетный человек. Для меня до сих пор какие-то вещи абсолютно необъяснимы. Мне непонятно желание туда вываливать все свои мысли. То, что какие-то люди приходят. Если бы не было спроса на вашу деятельность, наверное, вы бы этим не занимались.
С. Шоладеми:
- Большое количество людей страдает эпистолярным жанром. У 15 миллионов обезьянок появилась возможность дорваться до интернета. Грубо говорю. И каждый считает себя пупом земли и считает, что все жители планеты должны прочитать все, что он думает.
А. Норкин:
- Пятнадцать минут славы. Тогда получается, что у таких людей, как этот Синица, который был уверен, что с ним ничего не произойдет, его не вычислят, получается, что вы опосредованно им помогаете. Человек чего-то накосячил, а потом к вам пришел, и вы за ним все подчистили. И он опять беленький и пушистый.
С. Шоладеми:
- Дорогое это удовольствие – помогать таким людям.
А. Норкин:
- Это уже их проблемы. Получается, вы зарабатываете на низменных желаниях.
С. Шоладеми:
- Вы приходите с больным зубом к стоматологу. Я тот же стоматолог.
А. Норкин:
- Еще скажите – санитар леса.
С. Шоладеми:
- Санитары леса у нас – доблестные правоохранительные органы.
А. Норкин:
- А насколько вы можете гарантировать исправление репутации вашему клиенту? Говорят, то, что один раз попадает в интернет, это нельзя окончательно вычистить.
С. Шоладеми:
- Каждую историю надо рассматривать в отдельности. Ваш поисковик из первых десяти позиций выдает девять негативных. Процентов на 90 я вам гарантирую, что из этих девяти негативных публикаций восемь уйдут и будут заменены позитивными, нейтральными.
А. Норкин:
- Это тоже будут реальные публикации?
С. Шоладеми:
- Это длительная работа.
А. Норкин:
- Это же не вы их будете придумывать заново? Это будет информация, которая была, только она будет выскакивать, а негатив – нет.
С. Шоладеми:
- Это простейшая работа СЕО.
А. Норкин:
- Вы меня разочаровали. Вы объясняете мне спокойно и аргументированно, что…
С. Шоладеми:
- То же самое, что на государственном уровне у нас происходит с топом-5 новостей Яндекс.
А. Норкин:
- Там же какой-то робот их выбирает.
С. Шоладеми:
- Но депутаты у нас обижаются. Месяца два назад они принимали закон. Они сказали: мы этот закон отклонили, а ваш .. показал, что мы его приняли. И они сильно обиделись.
А. Норкин:
- Вам пишут, что вы профессиональный лжец.
С. Шоладеми:
- Хорошо.
А. Норкин:
- Вас ваша репутация никак не волнует?
С. Шоладеми:
- После работы 12 лет в желтой бульварной прессе мне по поводу моей репутации беспокоиться не нужно. Я к ней нормально отношусь. Моя репутация мне дает хороший заработок.
А. Норкин:
- Это же совершеннейшая беспринципность. Вы второй человек в моей жизни с такой позицией. Первой был Альфред Кох, который говорил по-английски: репутация? Fuck off!
С. Шоладеми:
- Это не беспринципность, а определенный профессиональный цинизм. Когда я прихожу к клиенту, я сразу определяю его минусы и плюсы. Я как доктор ему говорю честно: тут у вас плохо, тут у вас хорошо. Здесь мы будем резать, здесь мы вам будем ставить новое сердечко.
А. Норкин:
- Если вы так цинично подходите к своей работе, то вправе ли вы высказывать свое мнение по поводу больших этических проблем?
С. Шоладеми:
- Человек циничный объективен.
А. Норкин:
- Не уверен. Мне кажется, что вы не можете быть объективным, из-за того, что вы цинизм превратили в некий профессиональный метод, у вас искривленное представление реальности.
С. Шоладеми:
- Человеку циничному не нужно пытаться кому-то понравиться или не понравиться. Он не сильно заботится о том, какое впечатление он произведет на людей. Если это не касается его профессиональных навыков. И в этом его объективность.
А. Норкин:
- Я не готов жить по таким правилам. Зато вы откровенно разговаривали. Это всегда импонирует. Ваш прогноз на будущее социальных сетей? Где люди всякие гадости будут писать дальше?
С. Шоладеми:
- Я думаю, там же, в интернете будут писать. А изменится сам интернет. Мне кажется, что там через пять-десять лет, когда либо Илон Маск, или кто-то другой реализует концепцию всемирного интернета, когда вокруг Земли будут летать десятки тысяч спутников и ретранслировать вай-фай, раздача по всей планете, когда сложно будет государству контролировать, вырубать. Сейчас, если случилось ЧП, мы можем отрубить нашу страну.
А. Норкин:
- Вы будете рады, когда это светлое будущее настанет?
С. Шоладеми:
- Не знаю.
А. Норкин:
- Вам тоже будет сложнее подчищать за вашими клиентами?
С. Шоладеми:
- Не знаю. Я думаю, в этом светлом будущем я найду свою нишу тоже.
А. Норкин:
- Я не сомневаюсь. Мне кажется, что было бы лучше, если мы с вами читали книги. И не в интернете, а в бумаге.
С. Шоладеми:
- Одно другому не мешает. Я с удовольствием читаю книги именно в бумаге.
А. Норкин:
- Хоть в чем-то мы с вами согласились.
Спасибо. До встречи.
