Мардан: «Родитель, который отдает ребенка в секцию, чтобы вырастить чемпиона, реализует свои собственные комплексы»
Скачать передачу [mp3, 37.8 МБ]
Скачать передачу [mp3, 36.8 МБ]
Мы предлагаем полный текст радиопередачи.
С. Мардан:
- В студии Сергей Мардан и Надана Фридрихсон. Топ-3 тем дня. Сенат США окончательно закрыл тему с импичментом Трампа, Сенат проголосовал против. «Форбс» опубликовал список богатейших наших соотечественников. Там в принципе одни и те же фамилии. Номер один - Владимир Потанин. На нем не отразилось снижение реальных доходов граждан, также медленный рост российской экономики, его состояние выросло до 25,1 млрд. долларов. Обогнал он главу и совладельца «НОВАТЭКа» Леонида Михельсона и главу ЛУКОЙЛа Вагита Алекперова. Из всей троицы создал бизнес условно с нуля только Михельсон, все остальные приватизировали.
И третья тема. Сегодняшняя ночь в Москве стала самой холодной за всю зиму. А с 8-го на 9-е ожидается 20-градусный мороз.
На ленты поступило сообщение, что 4-кратная чемпионка мира Александра Солдатова пыталась покончить жизнь самоубийством. Ей 21 год. Агентство городских новостей «Москва» сообщило, что 21-летнюю гимнастку госпитализировали после попытки суицида. По прошествии нескольких часов последовало опровержение - что она резала салат и порезала руку. Дай бог, чтобы все обошлось, не было ни физическое, ни, самое главное, психической травмы.
Что меня всегда смущает? Мы профессиональный спорт обсуждаем всегда в контексте патриотизма - всё в контексте ВАДА. Что враги пытаются снять наших спортсменов с соревнований, нам не дают медали. Сколько себя помню, что в советские времени, что в антисоветские времена, нас всегда засуживали. Это народное понимание всеобщей русофобии в голове есть у каждого половозрелого человека.
Н. Фридрихсон:
- То есть мы на допинге еще со времен Советского Союза?
С. Мардан:
- Конечно. Я думаю, что допинг придумали тогда же, когда возник профессиональный спорт, когда за занятия спортом начали платить деньги, думаю, тогда и начали придумывать всевозможные химпрепараты. То, что Советский Союз, ГДР, ровно как и США, Китай, все крупные мировые спортивные державы активно пользовались фармой, что, это для кого-то секрет? Но дело не в этом. Спорт всегда использовался как часть политики, ровно как история теперь используется для политики, как часть политики. За этой индустрией находятся ведь живые люди, причем их реально очень много. Спорт это пирамида. Так называемые большие спортсмены это самая верхушка, а внизу находятся тысячи, десятки и даже сотни тысяч детей. В секцию спортивной гимнастики детей отдают в 3-4 года. То же самое происходит в большом теннисе - детей приводят на корт в 4 года.
Н. Фридрихсон:
- Это не обязательно для чемпионства. Это просто полезная история - заниматься спортом с детства.
С. Мардан:
- Да, какая-то часть людей приводит детей для того, чтобы они физически развивались. Но абсолютно в любой секции, а особенно в секциях коммерческих видов спорта, всегда находится большое количество родителей, которые приводят своих детей делать из них чемпионов. Спортивная гимнастика это именно эта история.
Н. Фридрихсон:
- Но это же билет в будущее. Посмотри на Алину Кабаеву. Блестящая карьера, ее знает вся страна. Ей дали путевку в жизнь.
С. Мардан:
- Алина Кабаева это, наверное, 0,1% от тех девочек, которые одновременно с ней пошли в секции спортивной гимнастики по всей страны.
Н. Фридрихсон:
- Шарапова. Это не гимнастика, но тоже спорт. Это имя, это бренд, человек сейчас живет и ни в чем себе не отказывает. Прими ее родители другое решение - неизвестно, как сложилась бы ее биография.
С. Мардан:
- Ты можешь взять Шарапову, можешь взять еще 10 тыс. юных теннисисток.
Н. Фридрихсон:
- Это жизнь. Пробьется один, два, три.
С. Мардан:
- Это не жизнь. Это персональные амбиции и личная глупость взрослых людей, которые из своих детей делают свои личные инструменты успеха. Всякий родитель, который отдает своего ребенка в спортивную секцию, имея в голове, что он хочет вырастить чемпиона, реализует свои собственные взрослые комплексы.
Н. Фридрихсон:
- Чем это плохо для ребенка?
С. Мардан:
- Если хочешь, это своего рода педофилия. Это свою собственную кровь обречь на сломанную судьбу…
Н. Фридрихсон:
- Да почему сломанную судьбу?
С. Мардан:
- Потому что это физические и психологические травмы.
Н. Фридрихсон:
- Ходить в школу - тоже психическая травма. Что, теперь ребенка в школу не отдавать? Жизнь - это боль.
С. Мардан:
- До 16 лет ты его дорасти, выкорми, а дальше он свою боль пусть самостоятельно получает, потому что он взрослый. Но когда на эту боль обрекают маленьких детей…
Н. Фридрихсон:
- Это характер. Он формируется с детства.
С. Мардан:
- У тебя нет детей. Для того чтобы это понять, нужно иметь персональный психологический опыт. Его невозможно изложить. Этого 5-летнего ребенка приводят, его лишают в принципе детства.
Н. Фридрихсон:
- Ничего его не лишают.
С. Мардан:
- Две тренировки в день - его не лишают детства?
Н. Фридрихсон:
- Нет. Он приходит домой, там мультики, игрушки, папа, мама. Какого детства его лишают? Ему дорогу в жизнь дают.
С. Мардан:
- Хочу напомнить новость. Алина Загитова, блестящая спортсменка, олимпийская чемпионка в Корее, красавица, умница. И она в 17 лет заявляет: «Я приняла решение приостановить выступления». - «Вы заканчиваете карьеру?» - «Нет, я не могу так сказать, но я хочу приостановить выступления». Дальше никаких комментариев, тема просто сливается. Потому что художественной гимнастикой рулят очень влиятельные, очень могущественные люди. Я уверен, что и с этой чемпионкой тема также будет слита.
Н. Фридрихсон:
- Ты понимаешь, что это абсолютно разные истории?
С. Мардан:
- Это одни и те же истории. Если девочка в 17 лет говорит, что прекращает карьеру...
Н. Фридрихсон:
- На фоне бесконечных допинг-скандалов, там какие-то дядьки не могут разобраться с какой-то базой, все это льется на нее, на ее голову, оно ей надо? Это другая история. Что какие-то чиновники то ли вносили изменения, то ли не вносили изменения и потом разбирались между собой.
С. Мардан:
- Мы вообще не про ВАДА.
Н. Фридрихсон:
- Я про то, что она отказывается от продолжения спортивной карьеры на фоне этих бесконечных скандалов.
С. Мардан:
- К спортивным гимнастам это никакого отношения не имело, их никого никогда не обвиняли. Этот спорт чистый.
Н. Фридрихсон:
- Они в общем информационном спортивном потоке идут.
С. Мардан:
- Они ни в каком не в потоке, это чистый спорт.
У меня много лет художественная гимнастика вызывает какую-то настороженность. И еще фигурное катание, но в меньшей степени. Я исхожу из того, что спорт, он для здоровья. Как только спорт становится профессией, очевидно, что придется жертвовать именно здоровьем. Когда жертвуют здоровьем детей, и жертвуют их здоровьем их родители, это то же самое, что эти папа с мамой, которые свою дочку 6 лет держали фактически в тюрьме - в этом центре Курцера. Я бы этих родителей, которые своих детей в 3 года отводят в секции, чтобы из них сделали чемпионов, тоже предложил бы органам опеки брать их на карандаш.
Н. Фридрихсон:
- У нас полстраны в этом смысле на ЗОЖ. Каждый родитель сегодня считает своим долгом отдать ребенка в какую-то спортивную секцию, потому что это полезно, потому что это характер, сила воли, потому что жизнь - это боль, и валяться на печи, отъедаться мамиными пирожками - до добра это тебя не доведет.
С. Мардан:
- Я не про здоровье. Да, спорт обязательно нужен. Я про то, что дети становятся инструментом удовлетворения собственных амбиций, как правило, больных, неудовлетворенного самолюбия, не сложившихся мечт и прочего. Вот для чего детей отводят в эти самые секции.
К нам присоединяется Евгений Тишковец, ведущий специалист Центра погоды «Фобос».
Е. Тишковец:
- Сейчас запахло зимой, целый день шел снегопад. Что касается морозов, то это еще не дно, в пятницу температура еще понизится, мы окажемся в тыловой части циклона, и практически вся европейская территория России окажется в этом арктическом мешке. Но это будет недолго. Ночью в столичном регионе похолодает до минус 9-11, днем не выше минус 7-9, а в субботу мы достигнем дна этого морозного колодца, когда ночью уже до минус 14-19, днем - минус 5-10. Правда, если в пятницу пройдут короткие локальные заряды снега, то в субботу и воскресенье будет солнечно, в основном без осадков. И на этом всё.
Н. Фридрихсон:
- Вы можете объяснить, почему эта зима самая теплая в истории? Это что, глобальное потепление, глобальное похолодание?
Е. Тишковец:
- Знаете, я бы не пенял на глобальное потепление. Понятно, что оно имеет место быть, но страдать от этого не стоит. Потому что за всю метеоисторию мы восстанавливали климат, и были не такие волны тепла, когда средние температуры по планете значительно превышали те показатели, которые мы имеем на сегодняшний день.
Н. Фридрихсон:
- То, что сейчас происходит, это начало катастрофы?
Е. Тишковец:
- Нет. Это всего лишь природные циклы, как правило, они связаны с солнечной активностью. Этот антропогенный фактор, эта тема глобального потепления, Грета Тунберг, все это перегрето настолько, что уже превратилось в некую религию, которая под собой не имеет никакой научной подложки. Все это связано с изменением солнечной активности, это происходит примерно каждые 200 лет: тепло 200 лет, потом сваливаемся в ледниковый период. Человечество переживало такие этапы неоднократно. Когда был холод, это совпадало в гибелью целых империй, цивилизаций, и, напротив, расцвет, когда было достаточно комфортно и тепло.
С. Мардан:
- Этот цикл примерно какой продолжительности, сколько нас отделяет от малого ледникового периода?
Е. Тишковец:
- Примерно каждые 200 лет это происходит.
Н. Фридрихсон:
- То есть нам беспокоиться не о чем.
С. Мардан:
- Не знаю. Насколько я понимаю, предыдущий малый ледниковый период пришелся на первую отечественную войну. 1612 год примерно нельзя натянуть?
Е. Тишковец:
- Можно. Времена Бориса Годунова, Смута.
С. Мардан:
- 7 лет голода, непрерывные дожди, неурожаи. Если цикл таков, и исторические аллюзии отсылают нас именно к 1612 году, к двум Лжедмитриям, Москва захвачена поляками и украинцами, тогда я даже не знаю, нам есть, что обсудить.
Е. Тишковец:
- А если еще 200 лет отмотать, мы выходим на 1300-1400 годы - как раз период развала Золотой Орды и подъема Московского княжества.
Н. Фридрихсон:
- Все эти катаклизмы сказывались в итоге на урожае, на голоде, на общественных настроениях, на бунтах, падениях империй, их возрождениях и т.д. Учитывая, что сейчас климат меняется, нас ждут суровые, голодные годы в результате всех этих климатических пертурбаций?
Е. Тишковец:
- Знаете, нашей стране вообще по этому поводу переживать не стоит. Даже если сбудутся самые пессимистические прогнозы по поводу 2-5 градусов повышения за предстоящие 100 лет, Россия, поскольку 2/3 ее территории находится в районах вечной мерзлоты, станет своеобразным климатическим Ноевым ковчегом для многих народов. Потому что все, что южнее 40-й широты - действительно, там станет очень сложно жить.
Н. Фридрихсон:
- Вы хотите сказать, что американцы помчатся сюда?
Е. Тишковец:
- У них Канада для этого есть.
Н. Фридрихсон:
- А к нам кто побежит тогда?
С. Мардан:
- Те же, кто и сейчас, киргизы и узбеки.
Е. Тишковец:
- Азия, Ближний Восток. Там условия проживания станут несовместимыми с жизнью.
С. Мардан:
- Я думаю, что они уже чувствуют, что пора перебираться. Поэтому 2 миллиона гастарбайтеров из Средней Азии потихоньку осваивают Москву, а дальше поедут севернее.
Е. Тишковец:
- И плюс к тому это открывает для нашего сельского хозяйства просто безграничные возможности. У нас появятся новые пастбища, новые территории, которые можно осваивать под сельское хозяйство. Мы можем кормить вообще весь мир.
Н. Фридрихсон:
- То есть климатическая аномалия продвинет наше сельское хозяйство и фермерство на новые высоты?
Е. Тишковец:
- Я в этом не сомневаюсь.
Н. Фридрихсон:
- Приятная новость к нам пришла. Грета Тунберг попала в список самых влиятельных людей Британии. Как мы помним, девочка прославилась гневной речью «Как вы смели отнять мое детство?» Если честно, только за эти смелые подростковые высказывания быть самым влиятельным человеком (хоть в Британии, хоть где) довольно странно. Но мы прекрасно понимаем, что это скорее такой пиар-ход. Грета Тунберг стала скорее слоганом для тех дядек, которые сейчас пытаются устроить очередной экономический передел, определиться, на кого накладывать санкции, кого продвигать вперед, а девочка стала просто символом. Тем не менее, мы начинаем жить в эпоху зеленых, судя по всему. Как вы считаете, то, что зеленые сейчас наступают, это будет хорошо для климата?
Е. Тишковец:
- Знаете, все должно быть в меру. Всё есть лекарство и всё есть яд. С точки зрения нашей страны, как нам к этому относиться, в принципе этот маховик набирает обороты. Мы видим, что под это уже заточено 50 триллионов до 2030 года.
Н. Фридрихсон:
- На волне зеленых уже немецкие заводы душат, говорят, что они уничтожают экологию. Это удар по экономике.
Е. Тишковец:
- У нас два года, чтобы унифицировать законодательство, которое будет отсекать и рынки, и тех, кто за это время не «переобуется».
Н. Фридрихсон:
- К нам это тоже идет, что ли?
Е. Тишковец:
- Конечно.
С. Мардан:
- Мы говорим о Киотском протоколе?
Е. Тишковец:
- Уже не Киотский, а Парижский протокол.
С. Мардан:
- Так Америка же вышла из него.
Е. Тишковец:
- Да, вышла.
С. Мардан:
- Значит, ничего не будет.
Е. Тишковец:
- Я с вами согласен, что опять толку не будет.
С. Мардан:
- А китайцы вообще отмораживаются, по-моему.
Е. Тишковец:
- И американцы, и китайцы и Киотский не соблюдали, и Парижский тоже. А все направлено куда? В сторону стран, добывающих углеводороды, на нас в первую очередь. Мы с этим спорить не сможем, но мы можем очень умно поступить в этой связи - по тому же национальному проекту «Экология» перевести стрелки на действительному экологические проекты, под занавес всех этих мероприятий по борьбе с изменением климата. Тем более в нашей стране с этого года будет выделяться по 2 млрд. рублей на эти проекты. Это воздух, вода, мусорные проблемы. В этом смысле с точки зрения экологии, я думаю, мы только выиграем.
Н. Фридрихсон:
- А деньги-то не разворуют?
С. Мардан:
- Разворуют.
Н. Фридрихсон:
- А тогда чего мы выделяем?
С. Мардан:
- В России так устроено, нельзя не выделять.
Е. Тишковец:
- Если говорить серьезно, все эти мероприятия - что капля в море. Никакого эффекта на изменение климата они не произведут. Допустим, мировой океан как основная кухня погоды. За последний год его температура изменилась на 0,017. Его энергетика увеличилась на 6 млн. атомных бомб.
Н. Фридрихсон:
- Есть версия, что это не само по себе, что есть некое климатическое оружие, которое применяется, используется, манипулируется.
Е. Тишковец:
- Все это придумано по поводу метеорологического оружия, никто его толком не видел.
Н. Фридрихсон:
- Его и не должны видеть. Но это не значит, что его нет.
Е. Тишковец:
- Оно было. В прошлом веке СССР и США были державами, которыми обладали этими технологиями. Кстати, наша страна в этом смысле была на голову выше. К сожалению, мы в 90-е все потеряли, а американцы потихоньку продолжают.
Н. Фридрихсон:
- Значит, есть климатическое оружие?
Е. Тишковец:
- Оно есть, но это самые закрытые программы, которые ведутся.
С. Мардан:
- Это большая ложь, которую скрывают все мировые правительства от людей. То, что происходит сейчас, я думаю, что технология просто вышла из-под контроля. Точно так же, как китайский коронавирус. От нас скрывают миллионы заболевших и сотни тысяч мертвецов.
Н. Фридрихсон:
- Климат и правда меняется. И не факт, что по просьбе природы-матушки. Есть бенефициары этих перемен, есть аутсайдеры.
С. Мардан:
- А кто бенефициар?
Н. Фридрихсон:
- В фокусе, как нам сказали, страны, добывающие углеводороды. Наверняка у таких стран есть конкуренты. Почему бы не сманипулировать климатом, чтобы решить эти вопросы?
С. Мардан:
- Углеводородная держава номер один это США.
Е. Тишковец:
- Все действительно направлено на то, чтобы на новом технологическом цикле перейти с точки зрения освоения новых рынков. Капитализм сейчас находится в стагнации, рынки закончились. Либо большая война, что страшно делать - можем просто уничтожить друг друга, либо какие-то хитрые технологии. Они этими технологиями обладают, они хотят навязать эти технологии, хотят навязать правила игры всему миру, чтобы весь мир платил Западу, они на этом поднимали большие деньги.
С. Мардан:
- Да мы и так платим. У нас, кроме трубы, ничего нет все равно.
Н. Фридрихсон:
- Против России применялось климатическое оружие?
Е. Тишковец:
- Нет, против России никогда не применялось.
Н. Фридрихсон:
- А в 17-м году?
Е. Тишковец:
- Это все домыслы.
Н. Фридрихсон:
- Член Совета Федерации Екатерина Лахова объяснила плохую погоду в России в 17-м году применением климатического оружия.
Е. Тишковец:
- Они не понимают, о чем говорят вообще. Применять метеооружие против страны, обладающей технологиями метеооружия, это то же самое, что…
Н. Фридрихсон:
- Вы сказали, что мы всё потеряли.
Е. Тишковец:
- Нет. Потеряли техническую часть, но вся документация, все разработки у нас остались. Это всегда фактор сдерживания. Надо понимать, что метеооружия по масштабу нанесения урона вероятному противнику сопоставимо с ядерным оружием. Понятно, что оно вряд ли когда будет использовано.
Н. Фридрихсон:
- Вы бы его применили?
Е. Тишковец:
- Это фактор сдерживания. Это как ядерное оружие.
С. Мардан:
- Это климатическое оружие в чем заключалось?
Е. Тишковец:
- Если объяснять на пальцах, то идет бомбардировка верхних слоев атмосферы, стратосферы, создается некая плазменная структура…
Н. Фридрихсон:
- Чем бомбардируют?
Е. Тишковец:
- Высокочастотными электромагнитными импульсами. Вы разжигаете эту плазму до определенных градусов. И потом этот луч от стратосферы отражается на ту или иную часть земной поверхности.
С. Мардан:
- Повышает температуру, выжигает все?
Е. Тишковец:
- Да. И начинает, скажем так, разрушать обыкновенное положение циклонов и антициклонов. Что происходило в Югославии, когда была бомбардировка стран НАТО. Когда начиналась операция, они использовали высокоточное оружие. Стояли туманы, густая облачность - всё в «молоко». В китайское посольство тогда ракета попала. Точные ракеты сразу перестают функционировать, когда плохие условия. И потом на два месяца вдруг стала идеальная погода. Обычно время жизни антициклона - 5-7 суток.
Н. Фридрихсон:
- Вполне возможно, что сейчас против России тоже применили климатическое оружие, поэтому у нас такая аномалия с погодой. Депутат Государственной Думы Алексей Журавлев в интервью заявил, что аномально теплая зима-2020 вызвана применением Соединенными Штатами климатического оружия.
Е. Тишковец:
- У меня тогда вопрос. А суперхолодная зима в Соединенных Штатах?
Н. Фридрихсон:
- Это отдача от выстрела.
Е. Тишковец:
- Нет, это все чушь собачья. Они против нас не могут применять, потому что это очень опасно. Поверьте, если что-то подобное случится, мы сразу это зафиксируем.
Н. Фридрихсон:
- Каким образом?
Е. Тишковец:
- С помощью технических средств, с помощью зондирования атмосферы, спутников, метеорологических ракет.
Н. Фридрихсон:
- Может быть, зафиксировали, но государство платит вам, чтобы вы успокаивали население и говорили: спокойно, нет климатического оружия.
С. Мардан:
- То, что у нас сейчас зима малоснежная, это проблема?
Е. Тишковец:
- Это в какой-то степени будет проблемой, потому что влагонасыщенность почвы очень низкая.
С. Мардан:
- Новости коронавируса. Смотрел хронику, и опять меня смущает некий диссонанс между тем, что мы видим (какой-то апокалиптический ад и ужас), и тем, что нам рассказывают, что умерло 500 человек. Мне кажется, так просто не может быть. Китайцы точно не похожи на идиотов. Те меры безопасности, которые приняты абсолютно всеми мировыми правительствами, включая наше, настолько нервные, я бы сказал, что с цифре в 500 умерших не соответствуют.
Н. Фридрихсон:
- Ты думаешь, что их больше?
С. Мардан:
- Смотрим только на цифры. В Китае по естественным причинам каждый год умирает 8 млн. человек. Это статистика. То есть 500 мертвых китайцев не заметил бы вообще никто. При этом штабы по борьбе с коронавирусом созданы везде, кто-то закрывает границы. Тайвань закрыл границу с континентальным Китаем, Гонконг закрыл границу со своей китайской родиной-матерью. И при этом нам продолжают рассказывать про 500 умерших. Логически оперируя цифрами, я понимаю, что так не может быть.
Наши тоже нагнали маленько ада во всю эту картину. Мы не просто вывезли людей, которые в этом Ухане жили, мы их эвакуировали. Причем не просто их посадили в чартерный борт какой-то, что стоило бы 15 тыс. долларов и один телефонный звонок, но подключили целое военное министерство и отправили два транспортных борта туда. Это имело смысл только в том случае, если эти два транспортных борта потом сожгли напалмом. То есть у «Аэрофлота» нельзя было взять два новых «Боинга», потому что дорого по лизингу потом платить придется, а два старых «Ил-76» можно сжечь или пустить под пресс. Я не понимаю, зачем нужно было в мирный аэропорт, из которого ежедневно улетают десятки самолетов, отправлять самолеты военно-транспортной авиации.
Н. Фридрихсон:
- Объясняю. Как ты совершенно справедливо сказал, ужас нагнал сам Китай, в том числе эти видео, где люди в белых защитных костюмах куда-то тащат кого-то, а они кричат, сопротивляются. Как ты знаешь, нынешний министр обороны Сергей Шойгу имел успешную карьеру в МЧС. И этот опыт быстро, маневренно направить целую бригаду людей, чтобы забрать, возможно, зараженных, вернуть, привезти и т.д. Просто все отлажено и быстро.
С. Мардан:
- Один телефонный звонок: нам нужен чартерный борт…
Н. Фридрихсон:
- Кто должен был это сделать?
Н. Фридрихсон:
- Министерство транспорта, товарищ Дитрих мог это сделать. 150 человек - это один самолет. В общем, вместо нормального самолета с нормальными мягкими сидениями отправили военный самолет, где вместо туалета было ведро с крышкой…
Н. Фридрихсон:
- С чего ты это взял?
С. Мардан:
- Об этом уже написали люди, которые летели. И вместо ожидаемого Подмосковья их привезли в какую-то тайгу.
Н. Фридрихсон:
- Во-первых, им никто не обещал Подмосковья.
С. Мардан:
- Они ждали, что их привезут в Подмосковье, а привезли их в тайгу.
С. Мардан:
- Готовьтесь, друзья мои, к нам подъезжает один из главных пропагандистов России, в хорошем смысле…
Н. Фридрихсон:
- Журналистов.
С. Мардан:
- Нет, а я был бы горд, если б меня когда-нибудь называли бы пропагандистом… Артем Шейнин… Нет, то, что он отличный журналист, любой журналист и так понимает. Но вы-то его знаете, как одно из ключевых лиц Первого канала – многие любят, а еще большее количество, я думаю, ненавидят.
Н. Фридрихсон:
- Ну, чего ты за людей решаешь? Может, наоборот?
С. Мардан:
- Пишите нам свои вопросы. Если вопросы будут интересные, мы их ему зададим.
Н. Фридрихсон:
- Но только держите себя в рамках..
С. Мардан:
- Я хотел тебе задать вопрос. Почему ты-то так застеснялась от термина «пропагандист»?
Н. Фридрихсон:
- Потому что нельзя говорить такими терминами, пока Артем сам не пришел. Я не знаю, как он сам себя определяет. Мне почему-то кажется, что, если этот вопрос задать Артему, он ответит на него не так, как ты.
С. Мардан:
- Ну, конечно. Нет, я-то исхожу из того, что я вот, например, слушал курс военной пропаганды на кафедре. Я учился пропаганде, я изучал работы Ленина об агитации и пропаганде.
Н. Фридрихсон:
- В чем разница?
С. Мардан:
- Да ни в чем. Нет никакой разницы. Пропаганда – это когда тебе в голову не подбрасывают мысль, а запихивают сапогом в ведро, чтобы она там упрессовалась и чтобы не вылезла оттуда – вот что такое пропаганда.
Н. Фридрихсон:
- Неправда. Пропаганда – это одностороннее освещение событий. А журналистика предполагает две стороны.
С. Мардан:
- Вот эту американскую ложь не надо подсовывать. Две стороны – это очень простая технология, этому учат любого журналиста, неважно, ходит ли он в университет или его просто взяли на работу куда-нибудь, ему объясняют, как писать заметку. Да, вот когда появилась газета «Коммерсант» в независимой России, нас всегда учили, что вы не можете опираться только на одно мнение, у вас всегда должно быть два мнения, причем, желательно противоположных. А желательно иметь третье мнение эксперта, который типа разводящий. Вот этой технологии я и научился в 20 с небольшим лет. То есть, я мог найти двух клоунов, которые типа не согласны, а вместо эксперта обычно выступал я сам.
Н. Фридрихсон:
- Минуточку. Ты сам ходишь на программу в Артему, ты, что, клоун, что ли?
С. Мардан:
- Нет, я публицист. Есть принципиальное отличие. Я всегда – что здесь, что на Первом канале, что в быту – говорю только то, что я думаю.
Н. Фридрихсон:
- То есть, за Артема ты решил, что он пропагандист, а не журналист, удивился, что меня это смутило, а себя ты от всех отделяешь?..
С. Мардан:
- Надана, я сказал, как его обычно именуют. Он фигура известная, он фигура публичная…
Н. Фридрихсон:
- Сереж, мне сказать, как тебя именуют в интернете, как меня именуют в интернете?
С. Мардан:
- Вообще не имеет значения. Всегда перечисляют – Соловьев, Киселев, Шейнин… и понеслось, и визжат, аж до трясучки, они аж прыщами покрываются, когда они говорят…
Н. Фридрихсон:
- Ну, мало ли кто чего про кого говорит. Про нас с тобой тоже такого могут наговорить…
С. Мардан:
- Надо стремиться.
Н. Фридрихсон:
- К чему?
С. Мардан:
- Нет, ты просто со мной начала спорить, типа, там пропагандист… ты оскорбилась… Почему оскорбилась? Да это нормально.
Н. Фридрихсон:
- Минуточку. Я просто ласково предложила альтернативный вариант. Журналист.
С. Мардан:
- Хорошо. Журналист это очень пресно, это вообще ни о чем. Журналист, который пишет в какой-нибудь гламурный журнал про секс после климакса, это тоже журналист. Но это не журналистика.
Н. Фридрихсон:
- Артем ведет политическую программу, поэтому, когда в его контексте мы говорим слово «журналист», мы подразумеваем как минимум политического журналиста, который пишет если не про секс, то в лучшем случае про женщин Дональда Трампа… Тем не менее…
«Большинство россиян».
С. Мардан:
- Итак, никогда не испытывают недоверия к телевизионной новостной информации всего лишь 14% россиян. Две трети участников опроса недоверие испытывают. Из них 27% испытывают почти все время и 40% - время от времени. При этом возможность отказаться от телевидения в пользу других источников информации допускает всего 26% опрошенных. Среди молодых доля, конечно, выше – 34-37%, но я должен сказать, что меня цифра слегка удивляет. Потому что я предполагал, что люди в возрасте до 40 лет телевизор вообще смотрят время от времени и точно не новостные каналы. И возрастная категория, скажем, от 40 до 65 лет тоже долю телесмотрения снизили примерно раза в два за последние 10 лет.
Н. Фридрихсон:
- Это вопрос – поколение изменилось или так телевизор ухудшился?
С. Мардан:
- Нет. Изменилась в принципе структура медиапотребления. Если 20 лет назад у тебя выбора в принципе никакого не было, у тебя было только три телевизионные кнопки… и ни одну из них смотреть было невозможно. Потом с началом перестройки появились на тех же самых трех кнопках какие-то потрясающие программы, которые сейчас невозможно смотреть без слез, типа какой-нибудь программы «Взгляд»…
Н. Фридрихсон:
- Да прекрасная была программа!
С. Мардан:
- Да жуть просто! С точки зрения сегодняшнего телевидения это просто производство сельской студии какой-то. Но тогда это был ураган.
Н. Фридрихсон:
- Ты чисто про картинку?
С. Мардан:
- Я про все…
Н. Фридрихсон:
- Содержание было просто гениальное!
С. Мардан:
- Ну ладно, неважно. Но то, что произошло за последние 15 лет, это такая вполне себе революция Гуттенберга. Я интернет имею в виду. Она, конечно же, убила практически печатные СМИ…
Н. Фридрихсон:
- Я тоже читала все эти исследования, что доля смотрения телевидения падает, молодые россияне предпочитают смотреть интернет и т.д. И вот красной строкой идет – почему идет падение смотрения телевидения? Потому что там пропаганда, одностороннее освещение событий, молодежь это не принимает, она живет в другом инфопотоке, поэтому телевидение теряет прогрессивную часть общество… О кей, я готова даже где-то эти доводы принять. У нас у всех иногда возникают вопросы к какому-то конкретному контенту. Но заходя в другое альтернативное пространство, где тоже стали появляться политический контент, общественный, вот там разве не та же пропаганда, только с другого угла?
С. Мардан:
- Абсолютно то же самое. Слово «пропаганда» пустое, мне кажется, это слово из такой еще индустриальной эпохи. Это начало 20 века. Вот военная пропаганда была придумана англичанами во время первой мировой войны. Пропаганда была придумана как средство психологической борьбы с противником. Дальше пропаганда переместилась в мирную жизнь, потому что возникло противостояние двух идеологических систем. Поэтому была и советская пропаганда, и была антисоветская пропаганда. Действовали и те, и другие примерно по одним и тем же технологиям. Причем, эти технологии где-то были лучше у нас – то есть, этим занимались талантливые люди, безусловно…
Н. Фридрихсон:
- А мне всегда казалось, что мы эту войну пропаганды проигрывали, по подаче…
С. Мардан:
- Ничего подобного. Начнем с того, что к концу 70-х годов популярность Советского Союза – в современном смысле этого слова – была безграничной. То есть, влияние СССР сопоставимо с нынешним влиянием США в мире. Миллиарды людей во всем мире имели СССР своей мечтой.
Н. Фридрихсон:
- Ты про Ближний Восток, про Египет, про арабский социализм?
С. Мардан:
- Про Латинскую Америку, про Африку, про Центральную Азию. Десятки государств пытались строить социализм… Поэтому эта пропаганда в гораздо меньшем масштабе применяется сейчас…
А к нам наконец присоединился Артем Шейнин – это один из главных людей на Первом канале… Артем, вот тебя постоянно обзывают пропагандистом. Обидно или нет? Я считаю, что это – как орден на груди.
А. Шейнин:
- Я не знаю, орден это на груди или нет, но в данном случае тут слово «обзывают» - неуместно… Никакой обиды тут нет, это никакое не обзывательство и это вообще не имеет никакого отношения к профессии вообще и к профессии в нынешнее время в частности.
Н. Фридрихсон:
- Вы бы себя сами как протитровали?
А. Шейнин:
- Ведущий программы «Время покажет» на Первом канале.
Н. Фридрихсон:
- Журналист?
А. Шейнин:
- Послушай, если бы я не был ведущим на Первом канале, или до того, как я был ведущим на Первом канале, да, титровать меня журналист было бы справедливо. В данном случае ведущим программы на Первом канале не может быть человек, который по факту не журналист. Если ты ведешь программу на Первом канале, ты журналист… Но я вообще не понимаю смысл этого вопроса…
С. Мардан:
- … В 1983 году я, будучи еще школьником, услышал такой термин, как идеологическая война. Вот с 1984 года у меня эта идея засела в голове, я ее впитал, я с ней всегда был согласен, я считаю, что идеологическую войну вел СССР, начиная примерно с 1918 года, потом краткий перерыв где-то между 1991-м и 1995-м. И с 1995 года мы пришли к своему обычному состоянию – если не противостояния, то прямой, масштабной конкуренции с нашими собратьями по христианской цивилизации.
Н. Фридрихсон:
- Эк ты загнул!
С. Мардан:
- Ну, вот, собственно, в таком контексте я воспринимаю если не всю журналистику, то политическую журналистику. Вот почему термин «пропагандист» у меня, кроме улыбки, никогда не вызывал ничего…
А. Шейнин:
- Нет, я говорю, что это не обидное слово, вообще хорошая пропаганда всегда нужна, всегда важна и она в любом государстве есть.
Н. Фридрихсон:
- Она у нас хорошая сегодня?
А. Шейнин:
- Она у нас сегодня становится все лучше не в этом ругательно-идиотском контексте, что – а, ты пропагандист… Она у нас становится все лучше ровно в том смысле, про который Сергей говорил. И я с ним абсолютно в этом согласен. Мы где-то лет на 10 как бы подвисли и не было ничего. То есть, была только антипропаганда. Была только одна точка зрения, которая считала себя правильной. А точка зрения, которая отражала бы государственные интересы, назовите как угодно… У нас же вырос целый слой людей, для которых… и, между прочим, довольно уважаемые в журналистике люди говорят, что журналист вообще не может хвалить власть… он не может с ней соглашаться…
Н. Фридрихсон:
- Но это другая крайность. Это глупость.
А. Шейнин:
- Так вот у нас эта крайность лет 10, а то и 15, считалась мерилом, образцом и лекалом журналистики. Если ты журналист, то ты по определению косо смотришь на все, что делает власть, потому что ты по определению должен быть ей перпендикулярен.
Н. Фридрихсон:
- Ну, не совсем так. Были разные взгляды. Одни говорили, что это хорошо, другие говорили, что это плохо. Была некая война.
А. Шейнин:
- Война была информационная, да. Но вот, например, Александр Андреевич Проханов, которого я глубочайшим образом уважаю, хотя не по всем вопросам мы с ним соглашаемся, я точно помню, когда еще в середине 90-х годов, когда я пришел в журналистику, на телевидение и т.д., он всегда говорил то, что он говорит. Только тогда его точка зрения, когда он говорил – государство, нация, наши интересы – ему все говорили: ку-ку немножко. Вот и все.
Н. Фридрихсон:
- Сегодня пропаганда России нацелена на внутреннее потребление или на внешнее?
А. Шейнин:
- И на внутреннее, и на внешнее. Это нельзя разделить. По каким-то вопросам на внутреннее. По каким-то вопросам на внешнее. Есть вещи, которые пересекаются.
Н. Фридрихсон:
- Многие россияне уже перестали доверять телевидению, контенту, который идет из телевидения. Судя по тому, что по этому поводу говорят, пишут, обсуждают, многие говорят, что это связано с той самой пропагандой в негативном ключе, одностороннем освещении событий и, уж простите меня, всем немножко надоела Украина.
А. Шейнин:
- Вот когда начинается этот уровень формулировок… понимаешь, многие россияне не моют руки перед едой. Я говорю про то, что есть много разных россиян. И вот эта точка зрения, которую ты сейчас транслируешь… это точка зрения довольно узкой и довольно политизированной группы россиян, которые с некоторых пор заявили себя и активно преподносят себя, как срез всего общества.
Н. Фридрихсон:
- Ты знаешь, молодежь не смотрит сейчас телевидение.
А. Шейнин:
- Секунду, а у нас все в России молодежь?
Н. Фридрихсон:
- Мы берем срез людей, которые активны, молодцы… они – будущее.
А. Шейнин:
- Активность, молодость и будущее совершенно никак не коррелируются с необходимостью смотреть новости вообще. Поэтому когда 20-летний человек говорит, что он не доверяет новостям, да он их и не должен смотреть, они не для него…
С. Мардан:
- Все, тему Украины сняли. Ему не надоела Украина. Мне она тоже, кстати, не надоела, потому что это родина моя. Два вопроса, которые последние 4 дня меня волнуют. Я их не выговорил, я хотел бы их обсудить здесь. Многие шельмуют историю с поправками в Конституцию, я считаю, что, слава богу, что две темы, по крайней мере, появились в общественном обсуждении. Первая тема – это тема бога, которую святейший Патриарх предложил внести в преамбулу. Вторая тема, которую обсуждали с Затулиным, он предложил наконец внести упоминание о русском народе в российскую Конституцию.
Н. Фридрихсон:
- Отличная формулировка. Русский народ в российскую Конституцию.
С. Мардан:
- Это то же самое, это – синоним.
Н. Фридрихсон:
- Нет.
А. Шейнин:
- Вопрос, что я про это думаю?
С. Мардан:
- Да, да.
А. Шейнин:
- Значит, я отвечу сразу на оба пункта и это отчасти будет ответ на вопрос и про первое, и про второе. Я считаю, что сам факт обсуждения и внесения этих поправок уже важен сам по себе. Честно говоря, я не знаю, будет в Конституции внесено упоминание бога или нет, внесут туда про русский народ или нет, для меня важен факт и в этом смысле не потому, что шерочка с машерочкой, а вот я Сергея могу процитировать из той самой программы, где он у меня был. Он сказал вещь, с которой я абсолютно согласен. Обсуждение этих вопросов и этих поправок – это понимание насущной необходимости актуально переосмыслить и начать осмыслять, кто мы такие, чего мы, откуда мы, куда и зачем. Потому что для огромного количества людей обсуждение самого вопроса, того, что в нашей Конституции должен упоминаться Бог, а значит, вопрос о том, что он должен каким-то образом быть зафиксирован, как часть нашей жизни, это очень важно.
Н. Фридрихсон:
- Зачем?
А. Шейнин:
- Для меня актуальность и важность начала этой дискуссии в том, что я знаю теперь тем более, что есть миллионы людей, для которых не возникает вопрос зачем.
Н. Фридрихсон:
- А вы раньше не знали, что есть религиозные люди, которые просто веруют, ходят в церковь и все?
А. Шейнин:
- Нет, когда возникает вопрос, зачем он должен быть в Конституции? Кто-то считает, что он должен быть, кто-то считает, что не должен быть. Про очень многое можно спросить зачем, но, если ты хочешь моего ответа, за тем, что, когда ты обозначаешь основополагающие вещи своей жизни и ты среди этих основополагающих вещей обозначаешь Бога – это каким-то образом метафизически, на мой взгляд, предопределяет как-то по-другому твое самоопределение и т.д. Это не означает, что каждый, кто живет по этой Конституции, должен в этот момент в бога поверить, а тот, кто в него не верит, он при этом становится не частью этой страны. Кто-то, возможно, не верит в равенство всех перед законом. Кто-то не верит еще во что-то… но мы ж записали это в Конституции…
Н. Фридрихсон:
- Быть равным или неравным перед законом, это вопрос, который достоин Конституции.
А. Шейнин:
- Это кто решает?
Н. Фридрихсон:
- Это очевидно. А вера – это что-то интимное.
А. Шейнин:
- Нет, нет, Надана, когда встает вопрос о том, что важнее… Если вы считаете, что в вашей Конституции бог может и должен быть упомянут, это, в том числе, для меня, безусловно, влияет на вопрос о том, как потом все будут – равны перед законом, как вы к этому придете и когда вы к этому придете… Это связанные вещи.
Н. Фридрихсон:
- Это правда, что в начале 2020 года вы приняли крещение?
А. Шейнин:
- А мы должны это сейчас здесь обсуждать?
Н. Фридрихсон:
- Вот смотрите, вам не хочется об этом говорить.
А. Шейнин:
- Мне не хочется обсуждать, потому что это глубоко мое личное дело.
Н. Фридрихсон:
- Вот!
А. Шейнин:
- Секунду. Но о том, что я верю в бога…
Н. Фридрихсон:
- Ну а зачем интимное в преамбулу к Конституции? Вот вы не захотели ответить на вопрос, который в прессу просочился…
А. Шейнин:
- Неправда. Смотрите, мои отношения с богом – это мое личное дело. О том, что я в него верю, я в эфире говорил десятки раз. И о том, что нужно в церковь ходить, и о том, что это очень важно, и о том, что православие одно из важнейших, а, может быть, сейчас самое важнейшее… да, я это говорил.
Н. Фридрихсон:
- В Российской Федерации православие – одна из скреп? А мусульман, что, вывести за пределы России?
А. Шейнин:
- Хорошо, я переформулирую. Вера в бога – одна из скреп, которая сейчас крайне важна для мультикультурного и мультиконфессионального населения нашей страны.
Н. Фридрихсон:
- Но не в Конституцию же это вносить?
А. Шейнин:
- Почему? Хорошо, если я не верю в равенство, я могу спросить – зачем вы вносите это туда? Я не верю, что все равны перед законом. И вы знаете, Надана, что это не так. Все ведь неравны перед законом. Мы вносим туда императив…
Н. Фридрихсон:
- Вы доказываете, что в нашей стране перед законом равны не все? Да перестаньте…
А. Шейнин:
- Никто не равен перед законом. И мы это знаем. Но мы вносим туда то, как мы считаем, должно быть. То, к чему мы стремимся. А мы стремимся к тому – я лично стремлюсь к тому, чтобы во всем, что мы делаем, как страна, как народ и как люди, мы помнили о том, что над всем этим, безусловно, есть бог. Все.
С. Мардан:
- Я еще одно замечание сделаю, почему я считаю это естественным и очевидным. Потому что я считаю, что мы часть христианского запада в таком широком понимании… то, что мы от него отпали в 1917 году – это временное недоразумение, статус-кво восстановлен.
Н. Фридрихсон:
- То есть, для тебя советский период – это 70-летнее недоразумение?
А. Шейнин:
- В этом смысле да.
С. Мардан:
- Это социальный противоестественный эксперимент, который разорвал историческую связь русских людей на живущих сегодня с теми русскими, которые… Я уже говорил, что, если бы не было 1917 года, в российской Конституции упоминался бы не просто господь бог, а пресвятая Троица, потому что Россия – это национальное государство русских…
А. Шейнин:
- Нет, нет, вот тут я как бы не то чтобы поспорю, но не до конца соглашусь. Потому что в том виде, в котором это сейчас предложил Святейший Патриарх, это не больше и не меньше. И он это сказал, и он это подчеркнул, что, когда он говорит о боге, он имеет в виду не того обязательно бога, которому поклоняются христиане. Он это оговорил специально. То есть, если бы говорилось о том, что в Конституции Российской Федерации должно быть записано что-нибудь конкретно и сугубо про православие, я бы не соглашался обеими руками, я бы рассуждал. Но ведь Патриарх не сказал про православие, про Иисуса Христа, про Троицу и т.д., он сказал про бога. И представители других конфессий, основных, ведущих, сказали – да, мы согласны…
Н. Фридрихсон:
- А у них был выбор какой-то другой, что ли?
А. Шейнин:
- Секунду. У муфтия не было выбора соглашаться с Патриархом или у раввина не было? Конечно, у них был выбор. Они могли как минимум промолчать.
Н. Фридрихсон:
- Нет, не было. Сама постановка вопроса поставила их в то положение, что сказать – нет, мы против – было невозможно. Артем, вы не можете этого не понимать.
С. Мардан:
- Они могли сказать – слава богу, что хотя бы Святейший Патриарх об этом сказал. Потому что именно он об этом мог сказать…
Н. Фридрихсон:
- Спорно.
С. Мардан:
- Это бесспорно. Православных – 80% населения.
А. Шейнин:
- Это отдельный вопрос – кто такой православный и кто им может считаться. Я очень реально на это смотрю. Поэтому я и говорю, и для меня тут все понятно. Я почему эту идею в той формулировке, в которой патриарх это предложил, поддерживаю и разделяю безоговорочно, потому что она никому не диктует, какая религия основная, во что нужно верить и т.д., но она формулирует эту идею и, самое главное – я абсолютно поддерживаю эту идею, я буду очень счастлив, если она пройдет и это будет упомянуто в преамбуле Конституции. Но если она не пройдет и это не будет упомянуто, я не расстроюсь, потому что я уже сказал – для меня сам факт того, что мы в 2020 году дозрели до того, что мы наконец-то поняли, что нельзя жить без бога и нельзя это каким-то образом не фиксировать на уровне государства и наших общих ценностей, это хорошо, это говорит о том, что наше общество, как Сергей сказал у нас в эфире, дозрело до какой-то новой…
Н. Фридрихсон:
- Бог не нуждается в навязывании со стороны государства. Бог в каждом человеке. Это личное дело. Когда государство использует Конституцию, чтобы пробить вот эту брешь, это ненормально.
А. Шейнин:
- Надана, государство не использует Конституцию, а государство создает Конституцию от имени большинства граждан. И если в Конституции государства есть упоминание бога, это, как минимум, свидетельствовать должно о том, что большинство граждан нашей страны, во всяком случае, идею бога не отвергают.
Н. Фридрихсон:
- Но на нашей жизни это никак не скажется. Как это скажется на нашей жизни?
А. Шейнин:
- Я еще раз говорю – на нашей жизни уже сказывается тот факт. Что мы обсуждаем необходимость этого и я вижу, что огромное количество людей с этим соглашается.
Н. Фридрихсон:
- Конституция – не место для этого. Конституция – это право людей на свободные собрания. Вот это история конкретная. Вопрос бога, теология – это не место в Конституции, это другой документ.
А. Шейнин:
- Если я вам скажу, что я не понимаю, что такое свободное собрание, вам легче станет?
Н. Фридрихсон:
- Во-первых, я не поверю… вы прекрасно понимаете, что такое свобода собраний. И любой человек понимает. А теология – материя другая.
А. Шейнин:
- Да нет никакой теологии.
С. Мардан:
- Так, продолжаем яростно спорить, наконец, о важных вещах с Артемом Шейниным. Про бога поговорили, ни до чего не договорились…
Н. Фридрихсон:
- Ну, естественно, кто б сомневался…
А. Шейнин:
- Стоп! Но сам факт того, что мы в результате начала обсуждения этих поправок и внесения этой поправки столько людей про это спорят и обсуждают, он уже сам очень важен и показателен.
Н. Фридрихсон:
- Это раздор.
А. Шейнин:
- Это никакой не раздор.
Н. Фридрихсон:
- Это поправка раздора, который спекулирует темой религии и бога. Это чудовищно.
С. Мардан:
- Не пытайся доминировать, тебе это не удастся все равно.
А. Шейнин:
- Точно не здесь и точно не про бога.
С. Мардан:
- Я все же оставлю последнее слово за собой. Любая серьезная тема – это раздор. Согласие возникает только тогда, когда обсуждают какую-нибудь хрень бессмысленную.
Н. Фридрихсон:
- Неправда. Мы все умрем. И с этим все согласны.
С. Мардан:
- Переходим ко второй яростной теме… Это про русских в российской Конституции. Итак, в российской Конституции нет пока что русских. Может быть, они появятся.
А. Шейнин:
- Отвечу ровно так же, как про поправку о боге. Я считаю, что упоминание русского народа должно там появиться. Я бы с этим согласен. Если оно там не появится, мне это будет по-прежнему странно, как и сейчас, но для меня важнее то, что это обсуждение началось и то, что мы дошли до того уровня, когда мы можем начинать про это задумываться, понимая, что это не внесет раздрай… Вот в 1993 году мы боялись обсуждения этого, потому что там шли какие-то… конечно, в 1993 году мы не знали, что на нас может обрушиться…
Н. Фридрихсон:
- Артем, зачем упоминать русских в российской Конституции? Есть россияне – граждане России.
А. Шейнин:
- А кто это такие?
С. Мардан:
- Нет. Я русский.
Н. Фридрихсон:
- Хорошо. Артем, вы русский?
А. Шейнин:
- Я, конечно же, русский.
Н. Фридрихсон:
- По крови?
А. Шейнин:
- Вот как раз по крови я вообще не русский…
Н. Фридрихсон:
- Так. Но вы – россиянин.
А. Шейнин:
- Нет, я русский.
Н. Фридрихсон:
- В чем разница между русским и россиянином?
А. Шейнин:
- Разница в том, что россиянин – татарин, якут, башкир и бурят – граждане Российской Федерации и поэтому они россияне. Но при этом один из них русский, а другой башкир.
Н. Фридрихсон:
- Но зачем одного из них-то упоминать? В этом-то и вопрос. Есть единая страна, многонациональная…
А. Шейнин:
- Стоп! Надана, вот вы и попались! Потому что в тот момент, когда вы произносите – есть страна, многонациональная… я вас спрашиваю – а зачем вы упоминаете, что она многонациональная? Вы просто скажите – мы народ Российской Федерации…
Н. Фридрихсон:
- Мы федерация многонациональная, у нас много конфессий и много национальностей, проживающих в рамках одной страны.
А. Шейнин:
- Надана, вы второй раз делаете оговорку про многонациональность, понимая, что для людей, которые все граждане Российской Федерации, упоминание этой многонациональности важно, потому что они каждый себя по разному полагают. Но для русских, говорите вы мне, это не обязательно.
Н. Фридрихсон:
- Артем, зачем в Конституции отдельно поминать русских? Давайте тогда все народности перечислим в Конституции. Россияне – граждане одной страны. Точка.
А. Шейнин:
- Этот разговор можно сколько угодно гонять по кругу… Если человек гражданин Российской Федерации, при этом он – татарин, башкир и т.д… И это упомянуто в Конституции, и вы это практически автоматом произносите – многонациональный народ. Русский отдельно надо упоминать, потому что они есть, во-вторых, их 80% и они суперэтнос, который и делает нашу страну страной.
Н. Фридрихсон:
- Это жизнь как-то изменит? У них зарплаты больше станут? У них пенсии появятся?
А. Шейнин:
- А в Татарстане, что, у татар зарплаты выше, при том, что в Конституции…
Н. Фридрихсон:
- Да. В Казани – да.
А. Шейнин:
- Серьезно? В Казани зарплаты выше у татар, чем у русских? Надан, не занимайтесь демагогией. В Конституции Татарстана упомянут татарский народ.
Н. Фридрихсон:
- Это Конституция Татарстана, а мы говорим про Конституцию Российской Федерации.
