Николай Лебедев: «Я не считаю, что аудитории надо угождать, но слышать ее обязательно»

Николай Лебедев
Режиссеры Юрий Грымов и Николай Лебедев в программе «Культурный код» поговорили о российском историческом кино и о том, в чем оно проигрывает американским и советским фильмам.

Мы предлагаем полный текст радиопередачи.


Ю. Грымов:

- Добрый вечер! Программа «Культурный код». Знаете, когда мы выбираем темы, я все время думаю, что такое культурный код? Люди начинают перечислять Чехова, Толстого, теряются и начинают отвечать привычными фразами.

Сегодня я выбрал тему, как военные фильмы. Является ли у вас, у меня уж точно, в культурном коде вот эти самые российские фильмы о войне. Почему они стали другими? Почему военное кино стало таким глянцевым? Похожим на плохое голливудское кино. И подумал, что рад, что согласился Николай Лебедев, кинорежиссер, сценарист, который снял прекрасные картины, очень популярные, известные – это «Легенда №17», «Звезда», «Экипаж». Эти картины, которые увидели миллионы людей.

Приветствую, Николай!

Н. Лебедев:

- Здравствуйте!

Ю. Грымов:

- Николай, почему российское кино о войне стало другим? Или вы так не считаете?

Н. Лебедев:

- Я думаю, что вообще российское кино очень сильно отличается от советского кино. И это касается не только военной тематики. Слишком изменилось время, восприятие, тот самый код, о котором вы говорите. Изменился язык, на котором говорят и авторы, и зрители. Меняется военное кино тоже.

Ю. Грымов:

- Вас это радует? Обижает? Или вы просто констатируете факт? Вы же смотрите эти военные картины, меня некоторые просто выбешивают. Это стыдно. Я воспитан, как и многие радиослушатели, на прекрасных картинах тех людей, которые прошли войну. Режиссеры, актеры. И так далее. И вдруг я вижу картины, они перешли в категорию развлекательных. И приключенческих картин. Но это все фильмы о войне.

Н. Лебедев:

- На самом деле, мне кажется, что у нас существует определенный штамп восприятия фильмов о войне, в том числе, и советских. Потому что они были очень разные. То, что снималось в годы Великой Отечественной войны, как ни странно, очень часто было жанровым условно. Потому что слишком большая трагедия была вокруг. И надо было как-то ее снизить, накал этой трагедии. Надо было пошутить на эту тему, посмеяться. Снимались мелодрамы, комедии, их было довольно много. И даже определенные фэнтези появлялись, скажем, картина Пырьева «В шесть часов вечера после войны», она была снята за год до того, как война закончилась. Она как бы предвосхищала происходящее. И говорила о том, чего нет, на самом деле, что будет. И та правдивая интонация фильмов о войне, по крайней мере, как мы ее сейчас понимаем, она возникла только в 50-е годы. Это картины, скорее, рефлексирующие на тему войны. Не столько рассказывающие о ней, сколько говорящие о тех, кто ушел. Скажем, «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Солдаты».

Ю. Грымов:

- Согласитесь, эти фильмы были совсем не приключенческие. Никто не эстетизировал полет пули ради полета пули.

Н. Лебедев:

- Я согласен с вами, но это было другое время и другие зрители. На самом деле, приключенческие картины ведь тоже были. Была картина с Гурзо, как она называлась? Захватывающая приключенческая картина. Или «Подвиг разведчика» с Кадочниковым. Это вполне жанровые картины, которые отыгрывали стремление зрителя увидеть зрелище.

Ю. Грымов:

- То есть, вас не смущает? В одном из интервью я прочитал критика, которая обрушилась на фильм «Звезда», который вы сняли. Вам задали вопрос: окопная правда.

Н. Лебедев:

- Да.

Ю. Грымов:

- Вы отвечаете, окопная правда в окопах, дорогие мои. Представляете, какую фразу услышали зрители? От вас. Правда – она в окопах. А в кино какая правда? Не окопная. Она какая?

Н. Лебедев:

- Совсем другая. Кино – это искусство, образ, не жизнь. Более того, и в жизни-то все происходит по-разному. Одни видели одну войну, другие другую. И если посмотреть фильмы те режиссеров, которые прошли войну, если говорить о Петре Ефимовиче Тодоровском, Григории Наумовиче Чухрае или, скажем, об Озерове Юрии, это очень разные картины. И разные восприятия. И тем, и проблем войны. И взгляд совершенно разный. У одного личностный, сдержанный, у другого масштабный.

Ю. Грымов:

- Мне кажется, про тех людей, про которых вы говорите, я тоже общался и с Петром Тодоровским на тему фильмов о войне, он был предельно искренен. На тему войны. И он снимал фильмы, которые критиковались, но он писал очень откровенные сценарии и снимал картины,

Сегодня, вы говорите, настало другое время. Какое? В кадре появляется девушка, я видел картины такие, у которых накачанные губы, она же санитарка. Не говоря о том, что у нее бюст упрятан под гимнастерку в современный бюстгальтер. Да? Это вот сегодняшняя дань. Я не говорю про керамические улыбки, я не говорю про то, что люди не так часто брились и так далее. Много того, что раньше в моем понимании и моих негласных и гласных учителей, считалось не то, что киноляпами, а просто непрофессионализмом.

Вы считаете, что это дань времени?

Н. Лебедев:

- Нет, я так не считаю. Мы говорим, наверное, о разных вещах. Одно дело стиль и взгляд на тему войны, а другое дело небрежность, неряшливость и, как вы говорите, не профессионализм. Думаю, накачанные губы глупо смотрятся не только в фильмах о войне, но и в фильмах, скажем, о древней истории Руси или о царских временах. Они точно так же нелепы. И те же несовпадения по реквизиту, по костюмам…

Ю. Грымов:

- Я называю коммерческие картины, популярные. Не просто случайные, которые отвергло бы киносообщество. Просто все перестали замечать это.

Н. Лебедев:

- Я не очень понимаю, про какие конкретно картины вы говорите.

Ю. Грымов:

- «Т-34».

Н. Лебедев:

- А там разве есть накачанные губы?

Ю. Грымов:

- Ну, там есть другие прекрасные вещи! Я уж не говорю про этот летящий снаряд и так далее, что просто прикольно. А я говорю про существование, про выезд танка на автобусную остановку, когда человек там падает в обморок. То есть, вы считаете, что имея такие фильмы, как «В бой идет одни старики», который показывают, по-моему, через день по всем каналам, люди его помнят и любят, на фоне этого появляется вот такое гигантское количество фильмов, которые сами себя называют, что они патриотические. Но существование в кадре для меня являются антихудожественным, даже антигражданским, потому что война – это не прикольно. Это горе. Это подвиг. Это другая история.

Вот вы считаете, что спокойно к этому?

Николай Лебедев

Н. Лебедев:

- Нет, я так не считаю. Мне сложно защищать чужую картину. Мое мнение очень простое. Я понимаю, что здесь другие условия игры. Можно соглашаться с этим подходом, не соглашаться, но Пушкин на эту тему говорил очень просто. Надо судить художника по законам, им самим над собой признаваемым.

Если говорить про картину «Т-34», я думаю, что она сделана в рамках жанра, который автор для себя выбрал. И сделана вполне органично. Другой вопрос, если говорить о таких стилистических вещах, что в этой картине в финале вдруг звучит песня Окуджавы, которая, на мой взгляд, совершенно не имеет отношения к стилистике выбранной авторами. И здесь у меня происходит то самое слово, о котором вы говорите, я не могу в это вписаться никак. А все остальное я воспринимаю иначе. Точно так же, как если вы упоминаете про Голливуд, я понимаю, что американцы очень часто в это играют, у них есть комиксы и на тему Великой Отечественной войны. Это то, что сегодня интересует молодежную аудиторию. Мне кажется, что в этом смысле, я не считаю, что аудитории надо угождать. Но слышать ее обязательно.

Ю. Грымов:

- Вы упомянули комиксы, но в сочетании с американским кино, комиксы – это некая традиция. Это некий переход картинки, раскадровка, переход. Но в российском коде те самые комиксы практически не работали, их не было. И я свидетель неоднократных поступков, когда люди пытались издавать комиксы, они проваливались. И вдруг мы сегодня апеллируем к комиксам. Это нормально – комиксы кино.

Зачем мы снимаем столько военных и патриотических фильмов? Вот зачем? Как вы считаете? Что такое случилось?

Н. Лебедев:

- Честно говоря, мне не кажется, что их стало больше, чем раньше. В советское время снимали очень много фильмов о войне. Это была вполне себе проходимая тема. Во время идеологии, как вы понимаете, очень серьезно все решала. И на военном материале было легче снимать кино.

Думаю, существует еще одно обстоятельство, особенно сегодня. Военный материал более определенен, он содержит мощную драму изначально. Ни для кого не секрет, что история про то, как человек счастливо вышел из дому, его встретили улыбающиеся лица, а дальше он поехал на прекрасную свою работу, там ему тоже все продолжают улыбаться, а потом он вернулся домой такой же счастливый, уже скучно, правда?

Нам нужны драмы. Нам нужны конфликты. И военный материал, может, это звучит цинично, но это правда, военный материал дает очень сильную драму изначально. Человек на грани жизни и смерти, в трагических обстоятельствах, когда все обостряется. И вкус любви, и вкус жизни, все! Конечно, на военном материале можно делать очень сильные человеческие истории. Их делали очень много у нас. Замечательные режиссеры и авторы. И эти картины, на самом деле, западали в душу не потому, что они о войне, а потому, что они были очень человечные и говорили о том, что волнует нас с вами всегда.

Ю. Грымов:

- 24 июня покажут ваш фильм «Легенда №17». В это же время будет там проходить и парад. Вы видите, что со словом «победа» теперь соединяются и фильмы спортивной драмы. Теперь это соединяется и с Днем Победы. Вас это не удивляет?

Н. Лебедев:

- Я не очень размышляю на такие темы. Мне было сложно снимать картину, как любую картину. Вы это прекрасно понимаете, как тяжело рождается. И очень тяжело всегда заболеть фильмом. Влюбиться в него так, что в течение нескольких лет не можешь от него оторваться. И тебе важно рассказать эту историю.

Для меня «Легенда №17» - это не история спортивных побед, а история взросления человека, история движения к цели. Она близка очень многим. Собственно, каждому из нас. И в этом смысле я рад, что история Харламова произвела такое впечатление на большое количество людей, зрителей, что вспомнили об этом замечательном человеке и спортсмене. И что о нем стали говорить. И здорово, что картину показывают.

А вот про идеологическую составляющую, как всегда, думаю меньше. Не потому, что она меньше важна, а все-таки, мы живем, прежде всего эмоциями, мне кажется, а не идеологией.

Ю. Грымов:

- Живя эмоциями, знаете, сейчас очень сильное и громкое дело «Седьмой студии» Кирилла Серебренникова, да? Я не видел ни одного вашего высказывания, вообще, рассуждения на такие вот социальные темы справедливости и несправедливости, Вы дистанцируетесь от таких жестких тем?

Н. Лебедев:

- Мне кажется, что очень важно, во-первых, делать то, что ты умеешь. И говорить о том, что ты хочешь сказать. И я стараюсь поступать именно таким образом.

Что касается конкретно этого дела, то достаточно количество людей самых разных взглядов пытаются его комментировать. Мне кажется, что комментировать серьезные вещи надо, обладая полным объемом информации. У меня его нет. Я не хочу подливать масла в огонь. Ни с той, ни с другой стороны.

Ю. Грымов:

- Ну, вам не страшно бывает, что когда кинообщество, киносообщество, театральное сообщество, любое сообществе забывает и не обращает внимания на те проблемы, которые происходят в их цеху? Нельзя же постоянно смотреть в объектив, в глазок камеры, снимать кино. Существуют же еще социальные вещи, о которых говорили очень часто. И вы говорили про Петра Тодоровского, который всегда был очень активен. Социально активен. И сегодня молодое поколение режиссеров, оно асоциально. Как вам кажется, почему?

Н. Лебедев:

- Мне так не кажется. Мне кажется, что все говорят обо всем. И сейчас существует такая трибуна, как интернет. Раньше было очень сложно что-то сказать так, чтобы тебя услышали все, сейчас возьми и напечатай. Это и происходит.

И меня в этой ситуации, на самом деле, пугает то, что происходит зашлакованность. В этом гигантском многоголосом хоре ты перестаешь слышать людей, понимать, где правда, а где ложь. Потому что каждый обрушивает свое собственное мнение, точку зрения, часто не обоснованную. Выдаваемую за истину.

Я не слышал, чтобы Петр Ефимович Тодоровский принимал бы участие в подобных баталиях. Обычно все это…

Ю. Грымов:

- Я с вами тут не соглашусь, У Петра Тодоровского была очень сильная гражданская позиция. Очень. И он готов всегда был идти на защиту обездоленных.

Н. Лебедев:
- Да. Это так.

Ю. Грымов:

- И поэтому картины, которые он снимал, жизнь, которую он прожил, для него это было принципиально важно, потому что та энергия правды, которая была в нем заложена, она была той самой энергией и в кадре. А сегодня, мы с вами с этого начали, почему такое пренебрежение к мелочам? Когда мы видим керамические улыбки и так далее. Люди любой ценой хотят снять фильм, заработать деньги. Это хорошее начинание и желание. Но какой ценой? Вот не кажется ли вам, вы же сами знаете, что энергия не появляется ниоткуда, вот если мы вспомнили Петра Тодоровского, там была колоссальная энергия. Колоссальная личность. И в этих фильмах военных это все выливалось.

А сегодня мы смотрим, как вы совершенно правильно сказали, некие комиксы. Мы что, стали другой страной? У нас изменился культурный код? Этически и эстетический.

Н. Лебедев:

- Я так не сказал. Я сказал, что есть комиксы, но я не сказал, что все картины представляют из себя комиксы.

Ю. Грымов:

- «Т-34» - это комикс?

Н. Лебедев:

- Это не единственная картина, которая снимается на военную тему.

Ю. Грымов:

- Это комикс?

Н. Лебедев:

- Это комикс, совершенно верно. На мой взгляд, да.

Что касается фильмов Петра Ефимовича, его позиции, я, как раз, знаю ее по его фильмам. И она, действительно, по-настоящему человечна для меня была. Я общался с Петром Ефимовичем. Имел счастье. И, честно говоря, мы никогда не говорили о политике. Мы говорили о человеческих темах. И этим он был мне всегда очень близок и дорог Я часто вспоминаю это общение, думаю о том, что из нашего общения, как раз, ушла эта человеческая нота. И мы сейчас заботимся больше о другом. Либо о комиксах, как вы говорите, либо о том, что просто пошуметь, а это неправильно.

Юрий Грымов

Ю. Грымов:

- Как вы оцениваете сегодня развитие российского кино? Оно вам понятно. Понятно, куда оно движется? Ведь 99% картин снимается на государственные деньги.

Н. Лебедев:

- Ну, я не думаю, что 99%, но да…

Ю. Грымов:

- Хорошо, 98%.

Н. Лебедев:

- У меня нет таких данных, поэтому я боюсь бросаться…

Ю. Грымов:

- Но ваши картины, которые вы снимали, это все время государственный заказ.

Н. Лебедев:

- Нет, не все время. Не все картины были такими. Но, действительно, «Экипаж» практически невозможно снять на частные деньги, это дорогостоящее кино. Объективно. И никуда от этого не денешься. Мне часто задают вопрос насчет государственных денег и не государственных. Понимаете, у нас была система, которая была разрушена, как вы знаете. И для того, чтобы восстановить кинематограф, протекционистские меры необходимы. Иначе у нас его просто не будет.

Ю. Грымов:

- Но согласитесь, когда вы говорите, что он был разрушен, но когда сегодня, я надеюсь, вы это знаете, как вы думаете, как бы отреагировали люди того кинематографа, на котором я воспитан. Да и вы, а мы с вами практически одногодки, к тому, что сегодня снимают и заказывают картины там восьми или десяти компаниям. Всего-навсего. Такого не могло быть в Советском Союзе! Что только 10 режиссером снимали фильм. Диапазон очень узкий.

Н. Лебедев:

- Я думаю, что это болезнь роста. На самом деле, в то время тоже снималось не везде кино. Существовали несколько киностудий, в которых был штат режиссеров. И снимало определенное количество фильмов. И вы тоже это знаете.

Ю. Грымов:

- Диапазон-то был от Тарковского до Пудовкина. Вас не смущает некий угол? Я сказал, почему снимается столько военных и патриотических фильмов? Почему заужается диапазон режиссеров и жанров? Кому это выгодно? Какой это переходной период?

Вы считаете, пойдет процесс, когда будут полностью представлены фильмы – и детские, и юношеские, и фэнтези, и те же патриотические картины? Сегодня только в основном поляна засеивается патриотическим кино.

Н. Лебедев:

- Я этого не могу предсказать. И никто не может. Я могу с умным видом что-то такое сообщить. Я сравниваю происходящее с прежним. И могу горевать, что детское кино, которое у нас существовало и процветало, у нас были режиссеры, которые всю жизнь посвятили детскому кинематографу, это и Птушко, и Роу, и Фрэз, и Кошеверова, и много других режиссеров. Сегодня бы они были не у дел все. Это касается и других жанров тоже. У нас была разрушена кинопромышленность в 90-е годы. И вся экономика была разрушена. И очень сложно мы возвращаемся на прежние рельсы.

Мне кажется, сейчас пациент скорее жив, чем мертв. Сравнивая с серединой 90-х, когда невозможно было никому не дебютировать, ничего невозможно было делать. Появлялись хорошие, яркие картины. Но это были единичные явления. Кинопроцесса не было. А самое страшное – не было кинопроката. Фильм снимался и дальше шел в ларьки возле метро на ворованных кассетах.

Ю. Грымов:

- Сейчас тоже сложная ситуация. Не думаю, что сейчас любой режиссер может получить отклик на свою заявку.

Н. Лебедев:

- Это так. Но это по сравнению с тем, что происходило, сегодняшняя ситуация мне кажется гораздо более оптимистичной. Появляются новые имена, появляются новые фильмы. Мне хотелось, чтобы их было гораздо больше. Чтобы люди чаще ходили в кинои смотрели наши картины.

Ю. Грымов:

- Не боитесь, что сегодня фильмы перекочуют в гаджеты?

Н. Лебедев:

- Нечто подобное у нас уже происходило в 90-х, когда всё смотрели только на видео. Надеюсь, что ситуация резко не изменится. Если мы говорим о культурном коде, то важно понимать, что кинематограф – это особое искусство. Оно предназначено для больших экранов, а не для телефона или телевизора. Кинематограф работает в больших залах. Зритель является соавтором фильма. Фильм, который мы смотрим в пустом зале, другой. Такое тоже бывает. Я видел собственные картины в полном зале и в пустом. Это были две разные картины.

Надеюсь, что киноискусство как вид искусства останется прежним. Что мы будем ходить и смотреть фильмы на большом экране, а не вернемся…

Ю. Грымов:

- Мы говорим про влияние голливудской эстетики. Вы сняли новую версию картины «Экипаж». В первой картине Митты любовь имела большое значение. В вашей любовь не была краеугольным камнем, больше внимания было уделено спецэффектам. Это дань времени?

Н. Лебедев:

- Нет, это просто мое ощущение. Каждый рассказывает о каких-то вещах, которые ему ближе и дороже. Мы не можем выйти на площадку и рассудочно делать кино. Я так чувствую, я так рассказываю. Спецэффекты меня мало волновали. Меня волновала история, как трудно выжить человеку в сегодняшнем мире. Человеку, который пытается отстоять свое достоинство, принципы порядочности. Картина про этого героя.

Ю. Грымов:

- Я был членом жюри на Сахалине и видел много телефильмов, где слово «любовь» вообще отсутствует. Люди не любят. Это куда-то выметается. Почему любовь не является главной движущей художественной силой в кино?

Программа в студии Радио КП

Н. Лебедев:

- Меня это очень волнует. Но я смотрю на жизнь своими глазами, а не чужими. Я чувствую так, как я чувствую. Я хотел бы снять захватывающую историю любви. Я снимал картину «Фонограмма страсти», в которой любовь является главной движущей силой. Но все равно это картина о попытке поиска свободы. У каждого свои темы. И он их развивает. Сегодняшнее время во многом несправедливо. И то, что мы перестали ощущать, чувствовать, говорить об извечных понятиях, это отчасти наша болезнь. Мы поставлены в такую ситуацию. Мы так выживаем. Мы говорим о том, как выжить, а не о том, как влюбляться.

Ю. Грымов:

- В театре это все присутствует в полном объеме. Надежда, любовь, подвиг. Это внимание зала, адреналин и успех. И в театре все это сохранилось. А кино все это утратило. Театр на этом стоит. На эксперименте, на новациях, на теме любви. Театра стоит на человеке. История человека. Преображение человека. А в кино больше внимания спецэффектам и эстетике Америки 90-х годов. Я имею в виду сегодняшний кинематограф российский.

Н. Лебедев:

- Я не думаю, что Голливуд так сильно довлеет над нами. Это просто часть языка, который для нас открылся. Есть разные картины. Другой вопрос, что зрители не хотят смотреть кино, снятое на прежнем киноязыке. Даже если ты поднимаешь важные, глубокие темы, а у тебя нет аудитории, ты говоришь с пустым залом. Я не сталкивался в театре с тем, чтобы тема любви так уж довлела в театральных постановках.

Ю. Грымов:

- Зайдите в театр «Модерн». Вы посмотрите, что такое большая любовь.

Н. Лебедев:

- Если Спилберг снимает кино про приключения или ужасы войны, это не значит, что его не интересует любовная тема. Просто он по-своему смотрит на мир. К этому надо относиться спокойно. Надеюсь, появится человек, который расскажет нам яркую любовную историю так, как это делал Эльдар Александрович Рязанов в «Иронии судьбы».

Ю. Грымов:

- Мы ждем, что появится такой человек. Меня выбешивает, когда разукрашивают черно-белые картины. Как вы к этому относитесь?

Н. Лебедев:

- Я никак к этому не отношусь. У меня есть выбор. И я могу смотреть те картины, которые хочу. И смотрю их в том варианте, который мне больше нравится. Мне кажется, что огромная проблема сегодняшнего времени в том, что мы пытаемся все время судить о происходящем только со своей точки зрения. Есть нетерпимость.

Ю. Грымов:

- Но это же нарушение авторского права. Моя картина «Три сестры» вышла черно-белая. Какой-нибудь придурок решит ее перекрасить. А потом будет модно немое кино. Из вашего фильма «Экипаж» уберут весь текст.

Н. Лебедев:

- К сожалению, это сегодня разговор на другом уровне. Вы спрашиваете про мое личное отношение. А надо говорить о государственных решениях. Из картины «Экипаж», чтобы показать ее где-то в Южной Америке, убрали всю первую часть. Я посмотрел на обрубок фильма. Никто же не знает, что я такое не снимал. Это ситуация в нынешнем кино. Мне не нравится тенденция ломки фильмов. Мне не нравится, когда из фильмов вырезают что-то.

Ю. Грымов:

- Вы ушли от цвета. «В бой идут одни старики». Фильм снимался специально так контрастно. Сегодня, когда гимнастерка по цвету сравнялась с зеленью, с самолетами, это стал некий обмылок. Оператор и режиссер думали про эту контрастность.

Н. Лебедев:

- Разумеется. Но еще раз говорю, что отношусь к этому как к данности. И к тому, что я не могу изменить. Если я не могу изменить обстоятельства, я меняю к ним свое отношение.

Ю. Грымов:

- Когда Трамп решил разукрасить на свои деньги «Гражданин Кейн».

Н. Лебедев:

- Это так было?

Ю. Грымов:

- Это факт. Трамп сказал: я заплачу деньги, давайте перекрасим. Кинообщественность и люди сказали: руки прочь! Не трогайте наше кино! Потому что они дорожат тем самым авторским кодом.

Н. Лебедев:

- Я бы обрадовался этой информации, но дело в том, что я лично видел покрашенные фильмы классического Голливуда. «Мальтийский сокол», к примеру, фильм Чаплина. И мне это все не нравится. Я просто это не смотрю. В Америке с точки зрения возможности того, как искромсать картину, у них их ничуть не меньше, чем у нас. И здесь не надо обольщаться. Они режут фильмы еще как.

Программа в студии Радио КП

Ю. Грымов:

- Конечно. Пошли в блиц. Самое большое препятствие для вас сегодня?

Н. Лебедев:

- Нет, я не буду в этом признаваться. Как сказала горячо любимая мною Алла Пугачева: интервью – не место для исповеди. А тут вопрос исповедальный.

Ю. Грымов:

- Кто вправе судить других?

Н. Лебедев:

- По большому счету, я не знаю таких людей. Те, кто имеет на это право, они, как правило, не судят. Потому что они понимают, как все в этом мире хрупко и относительно.

Ю. Грымов:

- Что вам доставило радость за последнее время?

Н. Лебедев:

- Известие о том, что мои знакомые близкие, те люди, с которыми я общаюсь, которых ценю и люблю, живы и здоровы.

Ю. Грымов:

- Может ли жертва стать палачом?

Н. Лебедев:

- Может.

Ю. Грымов:

- При каких обстоятельствах?

Н. Лебедев:

- Я не хочу рассматривать эти обстоятельства. Я всегда сочувствовал жертвам, вернее, людям, на которых обстоятельства давят. А когда они сами начинают становиться палачами, это ситуация, описанная в «Крестном отце», когда из хорошего человека Майкла происходит вылупление монстра. Мне горько, что такое происходит в жизни. Я понимаю, что это модель, работающая сегодня.

Ю. Грымов:

- На что вам приятно смотреть?

Н. Лебедев:

- На красивое и на красивых.

Ю. Грымов:

- А что такое красивое сегодня для вас?

Н. Лебедев:

- Сейчас я смотрю на небо, на котором ни облачка, оно светлое, оно чудесное, оно безбрежное. И в нем нет ничего угрожающего. А это очень радует.

Ю. Грымов:

- Сколько сегодня стоит внимание?

Н. Лебедев:

- Сейчас все оценивается в долларах, рублях, тугриках, фунтах стерлингов. Вы сами ответили на этот вопрос, когда говорили об отсутствии любви на экране. Не все надо пересчитывать на деньги, в том числе и внимание, и любовь.

Ю. Грымов:

- Быть режиссером, значит…

Н. Лебедев:

- Значит, все время сражаться с обстоятельствами и с самим собой. И быть готовым к тому, что на каждом шагу ты проигрываешь.

Ю. Грымов:

- У нас в гостях был кинорежиссер Николай Лебедев.

Post persons