Дети мигрантов в российских школах
А. Милкус:
Актуальная и серьезная тема – это дети-мигранты в наших классах. На прошедшей неделе уже и президент поднял этот вопрос. Говорили о том, что родители забирают своих детей, где в классах много мигрантов. И приезжие дети, таким образом, не социализируются, и наши местные дети вынуждены бродить по классам.
Сегодня говорим об этом с ректором Государственного института русского языка имени Пушкина Маргаритой Николаевной Русецкой. Здравствуйте!
М. Русецкая:
- Добрый день!
А. Милкус:
- Проблема жуткая, актуальная. Вы сами писали, что в некоторых школах таких ребят до 30%, то есть, треть. И учитель, вместо того, чтобы учить по школьной программе, вынужден этих детей адаптировать к нашей жизни. Что делать? Эта проблема уже лет пятнадцать.
М. Русецкая:
- Мы, как вуз, который уже шестой десяток лет работает в этом предметном поле, наша специфика – не только подготовка кадров для преподавания русского языка, исследования, направление филологии, лингвистика, но наша специфика изначально была именно в создании методик и в подготовке кадров для преподавания русского языка как иностранного. И мы, конечно, эту проблему знаем хорошо и на примерах Москвы, и на примерах регионов. И даже за рубежом на примерах того, как наши соотечественники – дети, тут уже зеркальная модель, когда дети наших соотечественников адаптируются к другой языковой среде, но при этом стараются сохранять русский язык.
Я с вами соглашусь. Последние десять лет эта проблема стала чрезвычайно актуальной. Мы помним, что были разные варианты решения этого вопроса даже в той же Москве. И примерно до 2010 года в Москве работали школы русского языка. Это были учреждения дополнительного образования, куда зачислялись те ребята, приезжающие в Москву, не знающие русского языка или владеющие им в ограниченном объеме. На том уровне, который не позволяет полноценно интегрироваться в общеобразовательный класс. В этих школа дети получали уроки по русскому языку, по нашим культурным традициям, что очень важно. И только после этого они приходили в московские школы.
Десять лет назад эта модель была признана, скажем корректно, не современной и не эффективной.
А. Милкус:
- Простите, перебью. Там же не было обязательного требования, что все дети, которые поступают в школы, ходили на эти курсы дополнительные. И были затрачены большие ресурсы, а ходили единицы! И то же самое было с родителями, которые их туда отправляли. Все равно приводили в школу, вот вам ребенок, делайте с ним, что хотите.
М. Русецкая:
- Конечно. Мы знаем, что вся система образования равняется на систему оценки, проверки. И если такой системы нет, если при поступлении в школу никто не проверяет, насколько ребенок с точки зрения владения русским языком, готов к освоению образовательной программы на русском, то, конечно, зачем тратить время для того, чтобы изучать русский язык в этих школах?
Вы правы, по разному было. И разные дети были. Были, кто приезжал и вообще не говорил по-русски, конечно, они не могли поступить сразу в наши школы. А те, кто немного говорил, конечно… Но такая возможность существовала. И самое главное, что в этих школах были наработаны эффективные методики.
В итоге. Мы имеем сейчас подушевой норматив, который в соответствии со всеми формулами расчета предполагает, что средства, поступающие в школу, обеспечивают все образовательные потребности каждого ребенка. И мы с вами понимаем, что для таких детей, о которых сегодня идет речь, изучение русского языка – это часть их образовательных потребностей, поскольку не зная языка, на котором идет обучение, какой бы золотой учитель не был…
А. Милкус:
- А что делать учителю, у которого десять детей из тридцати плохо говорят по-русски? Или вообще не понимают о том, что она говорит.
М. Русецкая:
- Давайте разделим эту проблему. Когда в соцсетях начали обсуждать эту проблему, читатели даже стали присылать списки пофамильные детей того или иного класса, где можно понять, что в некоторых классах не тридцать, а значительно больше детей…
А. Милкус:
- Это я мягко сказал.
М. Русецкая:
- Да. Мы тоже мягко остановились на 30% как среднешкольный показатель, хотя, действительно, понимаем, что в некоторых классах, особенно в районах компактного проживания диаспор мигрантов этот показатель больше.
Первая ситуация – это речевая диагностика. И, конечно, в школе должна быть организована эта процедура, чтобы каждый педагог мог быть уверен, что есть дети, для кого есть проблема незнания русского языка. И не редкий случай – это проблема речевого развития, а дети с речевыми нарушениями – это тоже особый контингент, во многом не успешные дети. А для кого-то это просто педагогическая запущенность, такое тоже бывает в наше время.
А. Милкус:
- Сразу по пунктам. А есть ли у вас такая методика? Я знаю, что школы с этим сталкиваются. Может, они у вас в институте могут ее попросить?
М. Русецкая:
- Безусловно.
Д. Завгородняя:
- А зачем методика речевой диагностики? По-моему, все и так понятно. Нет?
М. Русецкая:
- Нет. Эта методика позволяет оценить уровень. Не просто знает или не знает.
А. Милкус:
- Уровень понимания.
М. Русецкая:
- Конечно. Приведу пример, который всем будет хорошо понятен. Английский, немецкий, французский язык. Есть уровни владения этими языками. И каждый уровень говорит о наших способностях. Если это базовый уровень – это просто уровень адаптации, интеграции. Но есть и уровни более высокие, которые обеспечивают возможность получения академических знаний, осуществления профессиональной деятельности, выполнения научно-исследовательских работ.
Это не вопрос: понимает или не понимает. Нужно оценить, как именно понимает и владеет.
На ваш вопрос относительно наличия этой методики, конечно. Последние пять лет мы активно пытаемся взаимодействовать, достучаться и до московского Департамента образования, и до других регионов, до министерства. Мы говорим, что есть полноценный разработанный пакет. Начиная от диагностики и заканчивая постоянным сопровождением педагогов и электронными ресурсами. И по русскому языку, и по вопросам «Россиеведения».
А. Милкус:
- Вы сказали, что есть уже целый комплекс. А школы, управленческие команды школ могут к вам обратиться, чтобы получить этот комплекс? И насколько это законно: вот они придут, допустим, в классе вот Ахмат, Рустам, мы вас будем проверять по русскому языку. А родители скажут: а на каком основании? Давайте и Ивана проверьте.
М. Русецкая:
- Хороший вопрос. Осенью прошлого года к нам обратилась управленческая команда во главе с директором одной из крупных московских школ «Покровский квартал». Тогдашний директор, осознавая серьезность этой проблемы, обратился к нам с просьбой помочь настроить работу в школе. И в течение двух-трех месяцев мы работали с управленческой командой, с педагогическим составом, с детьми. Провели диагностику, научили учителей работать с этими детьми, передали методические комплекты и даже прикрепили наших магистрантов в помощь для реализации этих программ дополнительного образования в школе.
Через два месяца результаты были таковы, что нам звонили педагоги и говорили, что это за чудеса. Дети молчали, были замкнуты, никогда не поднимали руку, не отвечали, начали говорить по-русски! Это пример того, что применение специфических правильных методик может дать хороший результат.
Но вопрос в том, что осознание нужности этой работы, конечно, должно прийти и административной команде, и родителям. И у нас есть сегодня управляющие советы, я надеюсь, что нас слушают самые активные родители. И есть такая возможность поставить этот вопрос на обсуждение, принять такое решение управляющим советам о проведении таких диагностик, как части системы контроля качества образования в школе. Это право управляющего совета и самой школы.
На основе этого положительного опыта в начале уже этого года, в феврале нам была предоставлена возможность на селекторе для директоров московских школ рассказать об этом опыте. И предложить это сотрудничество. И как вы думаете, сколько школ, а участвуют все руководители, после этого к нам обратились за помощью?
Д. Завгородняя:
- Пять.
М. Русецкая:
- Четыре!
А. Милкус:
- А почему? Готовы справляться сами? Думают, что сами знают методики?
М. Русецкая:
- И еще одна школа обратилась прямо на следующий день после выступления президента. И это Москва, где самые продвинутые управленцы!
Эта проблема не входит в зону ясного и четкого видения управленческих команд.
А. Милкус:
- А вот родителей входит.
М. Русецкая:
- Да. Поэтому я и говорю, возможно, сейчас что-то изменится, если уже и президент задачу поставил. Ранее даже не учитывалось число этих детей в московских школах. Последний мониторинг по таким детям в Москве проводился, по-моему, в 2012 году. И с тех пор только в конце прошлого года Министерство просвещения провело свои пилотные изыскания по всем регионам, но никого эта проблема серьезно не волновала.
И как только этот показатель включится в эти мониторинги, как только школы будут показывать, сколько детей к ним пришло, не говорящих по-русски, сколько они смогли выпустить с хорошими результатами ОГЭ и ЕГЭ, когда за каждого такого учащегося школа будет получать баллов не меньше, чем за призеров Олимпиад, потому что это сложнейшая работа. Она требует высочайшего мастерства и включенности всей команды школы. И тогда школы осознают. Наверное, обратятся за диагностикой, за обучением педагогов и методическими документами.
А. Милкус:
- Пока детей забирают из школы. И у нас сегрегация. Вместо того, чтобы адаптировать этих детей, ввести в нашу культуру, у нас создаются мигрантские школы и школы… Не буду говорить в эфире.
М. Русецкая:
- К сожалению, пока родители только так могут в этой ситуации. По сути, они обеспечивают своему ребенку право на эффективную образовательную среду.
А. Милкус:
- Хорошо, есть комплекс диагностики. Может, есть и обучение для учителей начальных классов, предметников, которые понимали бы, как работать с таким разношерстным классом. Есть не успешные дети, есть дети из социально-неблагополучных семей, есть такие, такие, а еще и там 5-6 ребят, которые плохо понимают, что говорит учитель.
М. Русецкая:
- Для каждого учителя становится важной компетенция умения работать в полиэтническом, полилингвальном классе. Это особая профессиональная компетенция. И эта задача педагогических вузов сегодня, где готовят будущих педагогов для наших школ – реально обучить этому подходу.
У нас в институте эта задача давно реализуется.
А. Милкус:
- К вам можно прийти на курсы дополнительного профессионального обучения, чтобы получить вот эти знания?
М. Русецкая:
- Безусловно. Более того, сейчас этот курс можно будет найти на портале Мос ДПО – Московской системы дополнительного образования. И эти курсы давно открыты, доступны для всей страны, для всего мира. Кстати, у нас очень много педагогов обучается из стран СНГ, из дальнего зарубежья. А вот у нас в стране пока директор не осознает, не даст распоряжений, к сожалению, педагогам и без этого есть, чем заняться. И я ни в коем случае не критикую, наоборот, пытаюсь объяснить ситуацию.
Программы такие есть. Мы предлагаем и электронные ресурсы. Наш портал «Образование на русском» содержит раздел «Русский для наших детей». И там сегодня сотни тысяч пользователей этими ресурсами пользуются.
Повторю. Очень важен комплексный подход. Обучение русскому, как иностранному, как не родному, должно быть обеспечено в системе дополнительного образования в школе, а на уроках уже продолжается. Здесь у нас задача и предметного знания на русском языке, собственно, русский язык и обязательно воспитательная работа – межкультурное взаимодействие, понимание особенностей нашей российской ментальности, наших культурных традиций.
А. Милкус:
- И есть еще одна проблема. У нас есть школы в регионах с местным национальным языком, где дети не знают русский – это граждане России. И вот как с ними быть?
Вот конкретный пример. Мои студенты ездили на прошлой неделе в Якутию работать с якутскими школами, мы для них делаем академию журналистики. И приехали удивленные, потому что буквально несколько школ с русским языком, остальные с якутским. И русского нет. Старшеклассники плохо говорят по-русски. Писать могут с трудом. И это не мигранты, это наши ребята.
Д. Завгородняя:
- А если они в вуз захотят поступить?
А. Милкус:
- Видимо, в Северо-восточный федеральный университет только. Он в Якутске находится.
М. Русецкая:
- У нас по закону высшее образование реализуется на русском языке.
А. Милкус:
- Ну, да, они должны ЕГЭ на русском сдавать.
М. Русецкая:
- Вы очень точно подводите к вопросу равных прав выпускников наших школ в части трудоустройства, ориентации на рынке труда, в части получения дальнейшего образования.
Этот вопрос похож на предыдущий, который мы обсуждали, но, безусловно, дело в деталях. Есть своя специфика. Мы этим вопросом тоже занимаемся вплотную. Пять лет назад разрабатывалось по поручению правительства концепция преподавания русского языка в нашей школе. И институту Пушкина было поручено разработать раздел, связанный с ситуацией с русским языком в многоязычных регионах. Мы тогда очень глубоко погрузились в статистику, ситуацию. И мы увидели, что в нарушение закона об образовании у нас в некоторых регионах дети обучаются на родном не русском языке вплоть до 11-го класса. Знаете, по закону республики имеют право реализовывать образовательные программы на родных языках, но только до 9 класса.
Мы увидели, что очень много детей, мне кажется, 125 тысяч человек по стране, кто обучался на родном языке до 11 класса. И мы с вами понимаем, что эти ребята были не в равных условиях с теми, кто изучал все предметы на русском, ЕГЭ им нужно было сдавать, конечно, на русском. И мы стали в эту концепцию включать те вопросы о том, что, безусловно, нужно создать ситуацию, когда дети будут иметь право и возможность обучаться, изучать предметы особенно в старшей школе на русском языке как фактора равных прав.
А. Милкус:
- А как этот вопрос решить? Я понимаю, что обычно это поселки, там просто нет учителей русского языка.
М. Русецкая:
- Мы тогда стали об этом говорить, что кадровое сопровождение – это ключевой фактор. И примерно в то же время по заданию Министерства образования мы провели диагностику речевых компетенций учителей в Северо-Кавказском федеральном округе на предмет владения самими педагогами русским языком. И оказалось, что, действительно, а я понимаю, что не только в этом федеральном округе, существует проблема. И у нас порядка 20 тысяч педагогов начального обучения, учителей русского языка и литературы прошли диагностику на знание русского языка. И владения методикой преподавания. Были разные результаты, но у нас нашлось 130 человек, которые просто не владели русским языком. Много это или мало?
Д. Завгородняя:
- Это были учителя русского?
М. Русецкая:
- Это были учителя начальных классов и русского языка. Это были не национальные школы, это были учителя всех школ федерального округа.
Пять лет назад мы говорили обо всем этом, но не были услышаны. Даже профессионалы нас начали критиковать, говорить, что все это не правда. И в регионах у нас все хорошо с русским языком.
Пока президент не провел совет по межнациональным отношениям, вы помните, это было в 2017 году, когда проверки прокуратуры показали нарушения прав детей в части получения знаний по русскому языку. Были выявлены ограничения часов на изучение русского языка, переориентировались на другие предметы на национальных языках. И были приняты меры, многие потеряли должности. И президент четко сказал, что знание русского языка, владение русским языком в регионе – персональная ответственность губернатора. Мы многонациональная страна, многоязычная, мы этим гордимся, это наша сила. Безусловно, нужно думать о сохранении родного языка. Но русский язык – это наш приоритет. И это наш фактор национальной безопасности.
Уже десять лет назад у нас были регионы, где 10-15% населения не говорили на русском языке.
А. Милкус:
- Вообще.
М. Русецкая:
- Вообще. Они не знали русского. И это указали в анкете. И что-то мне подсказывает, что за десять лет ситуация в регионах не улучшилась.
Проблема существует. И я бы ее рассматривала в таком ключе – это равные права всех детей на рынке труда и получении дальнейшего образования. Сегодня работодатели говорят, что коммуникация на русском, на государственном языке – это компетенция номер один. Это ключевая компетенция для всех профессий и специальностей.
А. Милкус:
- Спасибо большое! Думаю, что этот вопрос будет решаться. Если уж президент заговорил об этом, это серьезная проблема.
Встретимся через неделю!
