Ловушки в Сети. За каким поворотом ребят поджидают злоумышленники
А. Милкус:
- Здравствуйте, наши уважаемые слушатели. Я – Александр Милкус. Это программа «Родительский вопрос». И сегодня у меня очень важные, на мой взгляд, гости. Это научные сотрудники Всероссийского научно-исследовательского института МВД Виктор Макаров и Елена Тимошина. И говорить мы будем на тему, на которую мы уже много раз говорили с психологами, с педагогами, и мне очень важно, что сейчас мы будем говорить с людьми, которые занимаются исследованием преступности в отношении детей. То есть говорить мы будем про то, что происходит у нас в цифровой среде, и как она влияет на детей.
Я в последнее время очень много читаю, пытаюсь сам исследовать влияние цифровых технологий, информационно-коммуникационных всяких историй на подростков, детей и т.д. С вашей точки зрения, как меняется структура преступности в отношении детей в связи с развитием цифровых технологий? Что происходит?
Е. Тимошина:
- Происходит то, что преступный мир очень тонко реагирует на эти изменения и использует развитие цифрового пространства в своих целях. Более того, преступники изощренно находят всё новые и новые способы совершения преступлений в отношении детей именно с учетом того, что появляются новые возможности, новые ресурсы. И здесь цифровое пространство можно рассмотреть именно как ресурс, как способ совершения многих преступлений.
В. Макаров:
- В 2022 году потерпевшими от преступлений, совершенных с использованием информационно-телекоммуникационных технологий стали 5327 несовершеннолетних. Среди них почти половина – от тяжких и особо тяжких преступлений.
А. Милкус:
- Что значит пострадавшие? Какие тяжкие и особо тяжкие преступления могут быть связаны с интернетом?
Е. Тимошина:
- Это, например, доведение до самоубийства. Это и преступления против половой неприкосновенности, половой свободы несовершеннолетних, и другие преступления. У нас преступления делятся по категориям. И в зависимости от максимального срока такого наказания, как лишение свободы, определяется категория преступления.
А. Милкус:
- И как это происходит, ловят в соцсетях, что ли?
Е. Тимошина:
- Да, именно так. Может быть, жалобы родителей. Волонтеры сегодня очень активно занимаются поиском деструктива и поиском потерпевших. То есть они очень активно сейчас помогают государству, государственным органам в поиске преступников. Но, конечно, главное – родители, взрослые люди, которые окружают ребенка, которые пишут заявление.
А. Милкус:
- Еще какие-то цифры есть?
В. Макаров:
- Только за 2020-2021 годы Роскомнадзор внес в единый реестр запрещенной информации и удалил из информационно-телекоммуникационных сетей более 750 ссылок о нападениях на школы. То есть здесь мы говорим уже о преступлениях, которые связаны с насилием, с незаконным оборотом оружия. Речь идет о так называемых сопутствующих или сопряженных преступлениях, когда совершается основное, а за ним уже тянутся последующие, когда происходит так называемая героизация таких персонажей.
А. Милкус:
- Мы сейчас говорим про нападения на школы, и не только на школы, но и на колледжи были нападения.
В. Макаров:
- Конечно. Их популяризация. То есть мы должны исключить возможности такого тиражирования, которое выставляет такие случаи и несовершеннолетних, совершивших преступления, в каком-то положительном свете. Вот это самое негативное в таких ссылках и таком тиражировании.
А. Милкус:
- Подождите. Мы всё вместе собрали. Какие у нас есть основные преступления? Это против половой неприкосновенности и половой свободы, это когда какие-то, видимо, взрослые провоцируют детей на какие-то такие…
Е. Тимошина:
- Совершенно верно.
А. Милкус:
- Это первое. Второе – провокация каких-то действий, в частности, суицидов и т.п.
Е. Тимошина:
- Совершенно верно.
А. Милкус:
- И третье, если мы говорим про серьезные вещи, это некая… Я бы не сказал, что героизация, я бы сказал, что распространение и интерес к таким всплескам, связанным с насилием в школе, нападением и т.д.
Е. Тимошина:
- Знаете, Александр, здесь четко надо понимать разницу между преступным деянием и не преступным, но тоже опасным. Например, к преступным деяниям относится, допустим, распространение идеологии терроризма и экстремизма. Экстремизм, терроризм, распространение наркотиков, все, что связано с незаконным оборотом оружия, это уже преступные действия. Чем опасен интернет? Что не только преступления представляют угрозу для нравственности детей, но еще эти допреступные действия, которые неимоверно опасны. Они создают условия совершения преступления, потихоньку уводя детей с правильной дороги, то есть, формируя у них ложные идеалы, ложные ценности. Очень много в интернете сегодня агрессивной информации. Детей учат быть агрессивными, жестокими. Когда, например, ребенок попадает в какую-то группу, где говорят о том, что это хорошо, он, желая того или нет, начинает думать, что это хорошо. Даже если родители ему говорят, что нельзя, это плохо, но он же вращается в этой среде. По сути дела, эта среда – тот социум, через который он воспринимает эти нормы и правила жизни. Он думает, раз 200 (или тысяча) человек в этой группе так считают, значит, это нормально, я не хочу быть не таким, как все. То есть ребенок ищет социального одобрения, так устроена его психика. И он даже не понимает, что происходят манипуляции. Ведь большинство из этой группы могут быть ботами.
А. Милкус:
- Очень хочется понять, кто их создает. Это какая-то специальная деятельность, это какие-то люди или это такие же дети, которые просто пытаются найти одобрение, выделиться? Понятно, что подростку хочется выделиться чем-то, и если не очень хорошо учишься, значит, каким-то антисоциальным поведением. Насколько я понимаю, существует целая индустрия, развернутая сеть людей или администраторов, связанных с такими сетями, мессенджерами, которые занимаются такой деятельностью продуманно.
Е. Тимошина:
- Да, Александр, вы правы. Но здесь есть несколько направлений. Первое направление, может быть, менее опасное, но это не значит, что мы не должны этому противодействовать, это когда люди просто самоутверждаются за счет кого-то. Это может быть и подросток, и взрослый человек, например, тот же маньяк. Ему приятно иметь власть над людьми, над сознанием человека. И вот он с помощью создания таких групп самоутверждает свою личность. У него в жизни, может быть, ничего не получается, много проблем, он не очень успешный человек, а здесь он видит, как реагируют на его посты, как дети меняются, как они готовы что-то совершить нехорошее. И он понимает, что он в центре этой паутины, он может управлять людьми. Это удовольствие для извращенцев.
Есть еще и другое направление. Это организованная преступная деятельность. Причем чаще всего многие направления связаны между собой. Если мы говорим, например, что это группы, касающиеся вовлечения детей в наркотики (употребление, продажу), они чаще всего связаны с другой деятельностью.
А. Милкус:
- Что значит с другой?
Е. Тимошина:
- Например, кто употребляет наркотики, кто продает наркотики, их же в определенную сеть вносят. То есть в список включают тех людей, которых можно использовать в другой преступной деятельности, например, против государства, выводить на митинги, либо продажа наркотиков, либо еще какая-то запрещенная деятельность.
А. Милкус:
- То есть это подростки, которыми можно манипулировать.
Е. Тимошина:
- Совершенно верно.
А. Милкус:
- Ты что-то сделал не очень хорошее, а потихонечку можно тебя вывести и на такую кривую дорожку.
Е. Тимошина:
- Вы очень тонко подметили. Потому что это один из самых первейших методов работы с молодежью, такой инструмент вовлечения. Первое – отдаление от родителей. То есть это такой механизм создания негативного образа значимого взрослого: родители тебя не понимают. То есть ведется к тому, что бы ты ни делал, родитель плохой. И если, например, мы смотрим, как вовлекается подросток, его постепенно готовят к принятию мысли, что родитель не понимает…
А. Милкус:
- А мы тебя понимаем.
Е. Тимошина:
- Да, мы единственные, кто тебя понимает, ценит, ты для нас значим. И они создают даже такие ситуации, когда ребенок понимает, что что-то не то в отношениях. Они отдаляют от близких друзей, от школьного окружения. Ребенку вкладывают мысль о неполноценности, какой-нибудь ущербности, чтобы манипулировать в дальнейшем. Потому что ребенок, который чувствует себя ущербным, он легко идет на манипуляцию. Если у него нет смысла в жизни… Кстати, у таких детей, которые вовлекаются в деструктивный контент, в преступления, у них теряется на каком-то этапе смысл жизни. И вообще изменяют сознание ребенка. То есть кто ты такой, девочка ты или мальчик? То есть даже до того доводят, что ребенок в какой-то момент думает: может быть, я бисексуальный, и вообще, для чего я живу, смысла жизни нет. А если нет смысла жизни, то можно попробовать все что угодно. То есть, нет ценности жизни. Это один из манипулятивных приемов преступников.
А. Милкус:
- Раньше все равно были такие истории. Мы росли во дворах, и во дворах были компании, втягивали не особо устойчивых подростков в какое-то преступное сообщество. Раньше это по-другому происходит, с помощью интернета это проще сделать или это традиционная история, всегда так было?
В. Макаров:
- Знаете, вы правы, жизнь за последние годы сильно изменилась. Интернет и вообще цифровая среда, используя в своих алгоритмах какие-то простые, понятные большинству людей шаблоны или алгоритмы, она понятна большинству несовершеннолетних, и с легкостью такая среда может увлечь их за собой. И окраска этого увлечения может быть как позитивной, так и негативной. Елена привела несколько имеющих место примеров. Давайте попробуем их сравнить. Действительно, еще два-три десятилетия назад мы имели дело с двором, в котором гуляли мальчики, девочки, играли в какие-то игры, кто-то к кому-то не подходил, как-то группировались, но все-таки среда формировалась на основе этого двора и каких-то лидеров, которые в этом дворе играли такую роль лидера.
А. Милкус:
- Давайте еще скажем, что было это все на виду. Любой человек, бабушка, мама, глядя в окно, понимали, что происходит, с кем играет мой мальчик, а сейчас такого нет.
Е. Тимошина:
- Совершенно верно. Когда во дворе, мы видели, с кем мы имели дело, и было понятно, кто с тобой. А в интернете ты не видишь, кто за этим ником, ты не можешь знать, что на той стороне, допустим, очень умный, изощренный педофил-психолог, который знает все тонкости детской души и может так построить разговор, что ты даже не поймешь, что ты в его сетях. У нас был пример. Мальчик влюбился в девочку по интернету. И все шло к тому, что он чуть не покончил жизнь самоубийством. А оказалось, что на самом деле на той стороне простой педофил, то есть маньяк, которому нравится доводить детей до такого состояния. То есть ребенок и подумать не мог, что общается полгода и влюбился в девочку. Конечно же, легче в цифровом пространстве совершать преступления, чем в обычной жизни.
А. Милкус:
- Давайте обсудим, что делать. Есть такая фраза, особенно бабушки, дедушки говорят: он живет в интернете, он лучше нас разбирается, он родился с гаджетом в руке. Есть семьи, где гордятся, что ребенок в 5 лет сам настраивает телефон. Он еще читать не умеет, но он умеет скачивать программы, набирать код на телефоне и т.п. Давайте объясним родителям, что гордиться тут нечем, и ваш ребенок обладает такими навыками, которые, наверное, в младшем детском возрасте и не очень нужны.
В. Макаров:
- Нужно признаться, что родителям ведь это удобно. Ребенок, находящийся дома, держащий в руках гаджет или сидящий за столом, на котором стоит монитор компьютера, всегда под присмотром, на виду. И у родителей создается иллюзия контроля над этим ребенком - он никуда не может залезть, получить травму, зайти за угол, выйти из-под визуального контроля. И родители думают, что это и есть такое нормальное, гармоничное воспитание, которое позволит им и дальше контролировать такого ребенка. А на самом деле за этот период времени кажущегося контроля ребенок может отдалиться настолько, что родители его могут практически потерять. Не в физическом, а совсем в другом плане. Они могут потерять с ним общий язык, они могут потерять влияние на него. Потому что это влияние будут оказывать те силы, те лица, и не обязательно его сверстники, которые общаются с ним по сети.
Е. Тимошина:
- Я полностью согласна, что это действительно страшнейшая иллюзия. Потому что доверить ребенку интернет, смартфон с возможностью выхода в социальную сеть, в мессенджеры – это все равно, что ребенка одного отправить в другой город. Вот родитель может представить, что он возьмет ребенка и отправит в другой город на самолете, на поезде, и как ребенок там будет, непонятно? Вот так же и тут. Просто родители сегодня еще не поняли масштаб угрозы цифрового пространства.
А. Милкус:
- Есть интернет и есть дети. Я в последнее время много общаюсь со старшеклассниками, 9-11 класс. Что у них точно в голове есть? Понимание, что интернет – безопасное пространство. То есть это пространство, где всё уже контролируется. У вас было сравнение, что интернет – это все равно, что отправить ребенка в другой город. Так вот, даже достаточно взрослые ребята считают, что то, что есть в интернете, это всё правда. Когда им говоришь, что статья в Википедии не соответствует действительности, это вызывает у них большое удивление. Социальные сети, там есть какие-то группы. Там же все нормально, все контролируется и т.д. У них представление, что интернет является безопасным пространством. Как им объяснить, как им донести, что, так же как вы выходите на улицу, и улица далеко не всегда безопасна, а интернет, наверное, еще более небезопасен?
Е. Тимошина:
- Если подросток считает, что интернет это безопасное место, это свидетельствует о том, что он ничего не знает о цифровом пространстве. И это свидетельствует о том, что мы как общество не готовы к мерам защиты детей, именно касаемо цифрового пространства. То есть мы, значит, еще ничего не сделали, для того чтобы их защитить, раз у них такое иллюзорное представление. Что делать? Нужно работать с детьми, нужно объяснять им, рассказывать о том, что происходит, показывать примеры, что бывает, показывать преступников в лицо, показывать их схемы, как они увлекают детей. Показывать бедных детей, которые страдают от преступлений, которые тоже не думали, что, например, одна интимная подруге или другу может обернуться для них притоном и встречей и педофилом. Они тоже этого не знали.
А. Милкус:
- Да, это может искалечить всю жизнь. Я недавно разговаривал со студенткой, ей 19 лет. Она устраивалась в школу вожатой, по-моему. Что сделал завуч этого учебного заведения, когда брал девочку? Он посмотрел ее соцсети. И в соцсети обнаружил фотограрфии 15-летней девочки. 4 года прошло. Для молодого человека 4 года это целая жизнь. Он обнаружил фотографии так называемой вписки, где она пьет из горлышка то ли шампанское, то ли вино, находясь в купальнике. И девочке было отказано в приеме на работу, сказали: извини, пожалуйста, у нас дети, родители смотрят, и такой образ нам не нужен.
Е. Тимошина:
- Александр, в продолжение ваших слов я еще хотела поднять вопрос о роли школы. Ведь иногда школы не просто молчат о том, что видят что-то негативное, они еще способствуют этому. У нас был недавно случай, который мы изучали. Дети делали фотоальбом в конце 9 класса, стиль был – люди в черном. Вроде как все было согласовано, но в момент съемок альбома родительница решила поменять тему, и сделали тему «ОПГ 90-х». Представляете, как радикально поменяли.
А. Милкус:
- Что это за родительница такая?
Е. Тимошина:
- Вот такая креативная родительница, которая принесла в школу предметы, похожие на пистолеты, резиновые дубинки, биты. И дети на протяжении 5 часов в школе фотографировались с пистолетами. Они ставили пистолеты друг к другу, в рот, они делали эротические такие снимки с оружием (ну, с предметами, похожими на оружие). И это видели директор, классный руководитель, это видели младшеклассники, которые забегали к ним. И только один папа, который случайно увидел черновой вариант съемок, забил тревогу. Он пошел к директору, к классному руководителю с вопросом о том, что это же будущее нашего ребенка. А они уже выложили в соцсети эти фотографии, и они начали расходиться. И вот на этом этапе они нам попались. Надо помнить, что интернет не забывает ничего. Если фотография попала в интернет, она всплывет в самый неподходящий момент. Дети должны понимать ответственность.
А. Милкус:
- Сначала родители должны понимать.
Е. Тимошина:
- Видите, как получается. И родители, и педагоги, и даже директор школы сказали: в этом нет ничего страшного. Подумаешь, пофотографировались. Забывая, что сегодня новые условия. Мы живем в другом мире, где оставляем постоянно за собой цифровой след. Мы следим, и этот след нельзя стереть. Это очень важно помнить. И школе тоже нужно менять свое отношение к таким вещам, быть более бдительными. Школа иногда первая замечает, когда ребенок столкнулся с кибербуллингом – травлей в соцсетях. Педагог это понимает даже быстрее родителей. Но что они делают? Реагируют они? Наши данные показывают, что нет.
К сожалению, дети в каком-то возрасте не понимают безнравственность каких-то поступков. Формируется личность человека. Когда начинается групповая свора, эффект толпы, люди подключаются, просто чтобы не быть не такими, как все. В этой ситуации детям надо объяснять, что, если вы в соцсети увидели факт травли, нужно объединиться с другими участниками и вступиться. Потому что этому человеку уже не будет так одиноко и страшно. Потому что, будучи одиноким, такой ребенок может дойти до суицида.
А. Милкус:
- И были такие случаи.
Е. Тимошина:
- Были, мы знаем. Поэтому важно находить смелость, даже в этом пространстве заступиться и выйти из этой группы вместе с человеком, которого травят. Потому что его не оставят. Но он будет чувствовать себя не одиноким. Может быть, отдельное слово в поддержку кого-то спасет. Педагоги обязаны на определенных уроках ходить и объяснять детям, что они могут получить помощь у них, что педагоги готовы оказать эту помощь. Потому что психолог для этого и существует.
А. Милкус:
- Мы переходим к вопросу – что делать. Как вы относитесь к родителям, которые считают, что детям гаджеты давать нельзя? Детей надо беречь от цифрового мира максимально долго.
В. Макаров:
- По моему глубочайшему убеждению, мы должны уходить от крайностей в любых вопросах. Запретить ребенку пользоваться гаджетом, современным телефоном, планшетом, компьютером – это серьезный недостаток в его образовании, в воспитании, в его полноценном развитии. Думаю, это понимают все родители. Без этих устройств мир больше существовать не будет. Они вошли в нашу жизнь настолько, что без них очень сложно себе представить современного образованного, воспитанного человека.
Е. Тимошина:
- Что дает полезного ребенку пользование социальными сетями? У меня абсолютно противоположная позиция.
В. Макаров:
- И это нормально. Наши позиции должны обсуждаться. Если мы говорим, что цифровое пространство – это уже данность, которая имеет место, то устройства, которые позволяют в этом цифровом пространстве существовать, ориентироваться, получать информацию, образование, воспитание, - такая же данность и неизбежность.
Е. Тимошина:
- Социальные сети помогают?
В. Макаров:
- Социальные сети – это часть цифрового пространства.
Е. Тимошина:
- А что положительного они несут ребенку?
А. Милкус:
- Тут я могу поддержать Виктора. Я знаю хорошие группы в соцсетях, которые позволяют найти единомышленников при изучении иностранного языка, к примеру. Есть потрясающий паблик, который ведет челябинский учитель химии – «Бородатый химик». Там множество ребят, которых он привлек к изучению химии на продвинутом уровне.
Е. Тимошина:
- А вот у меня другое мнение – диаметрально противоположное. Даже за три хороших группы в соцсетях я бы не рискнула отпускать ребенка в плаванье в неизвестность. Давайте посмотрим такую программу как «родительский контроль». Как она работает? У большинства детей сейчас есть смартфоны. И родители покупают эту программу, сразу устанавливая на телефон. И она позволяет блокировать приложения – социальные сети, мессенджеры и прочее. Но если вы разрешаете доступ ребенку, тогда здесь уже начинаются вопросы. Если ребенок получает доступ к TikTok, тогда родитель может точно знать, что он не сможет контролировать безопасность ребенка. Выставление новостной ленты никак не отслеживается, не поддается контролю. То же самое в Telegram, который создан изначально для передачи такой информации, которую никто не обнаружит. Там есть множество ухищрений, в том числе секретные чаты. Ни одна программа родительского контроля не может выявить информацию. Следовательно, ее нельзя предупредить. То же самое с WhatsApp. Как будет работать программа родительского контроля?
Да, деструктивные группы видят. Но контент в группах не может обнаружить полностью. Если в этой группе выложена информация на открытой страничке, тогда мониторить может. А если это личные сообщения? Если это видео, картинки, комментарии?
А. Милкус:
- Что делать? Я считаю, что запрещать бесполезно, потому что любой запретный плод сладок. Несколько лет назад сын моих приятелей увлекся компьютерными играми, играл с утра до вечера. Ему запретили, компьютер забрали. Ребенок начал ходить в компьютерный клуб. Денег ему родители не давали. Он начал где-то сшибать деньги, чтобы пойти в этот клуб.
Е. Тимошина:
- Почему он начал ходить в этот клуб?
А. Милкус:
- Потому что дома у него не было компьютера.
Е. Тимошина:
- Потому что у него была сформирована зависимость игровая. А если бы он не знал игр, то у него и не было бы потребности играть.
А. Милкус:
- Как он может не знать, если в классе все играют, обсуждают это. Не говоря уже про онлайн-игры.
В. Макаров:
- Он просто будет белой вороной.
Е. Тимошина:
- Если все играют, то будет соблазн. А если мы для всех вводим запрет, тогда не будет соблазна.
А. Милкус:
- Как вы это себе представляете? Мне кажется, что процесс нужно регулировать. И продвигать игры, которые развивают интеллект. Это шахматы, квесты. В Федерации компьютерных игр открывают отделения практически в каждой школе и в вузе. Есть набор игр, они не агрессивные, развивают определенные навыки, которые потом человеку позволяют работать программистом, айтишником, инженером. Игры специально рассчитаны на вовлечение детей в эту информационную среду, но умея ограничивать себя, умея работать в этой среде. Это конструктивная история.
Е. Тимошина:
- Я с вами согласна. Но мы можем через программу родительского контроля разрешить именно это приложение. Полезные, правильные, направленные на развитие личности приложения вполне можно разрешить. Но социальные сети необходимо запретить для детей. Абсолютно все. Если сегодня наши технологии не позволяют обеспечить безопасность ребенка, а это так, следовательно, никакого вопроса, даже размышления по поводу, можно или нельзя, быть не должно. Если мы хотим защитить наших детей и минимизировать риски, возможности, которые преступники используют, чтобы совершать преступления в отношении детей, вовлекать их в противоправную деятельность, значит, мы должны их запретить. Пока наши технологии не достигли определенного уровня, мы не должны детей туда пускать.
А. Милкус:
- Может, их надо обучать? Я считаю, что с младшей школы, когда появляется у детей гаджет, они должны знать, что выкладывать личную информацию нельзя, делиться своим номером телефона, домашним адресом нельзя. Должны знать правило: если ты в социальных сетях, то общайся только с тем, кого знаешь лично в реальном мире.
Е. Тимошина:
- Безусловно, мы можем их этому научить. Но до какого-то возраста ребенок не обязательно воспримет эти правила. Он может знать, что они есть, но нарушать их. Дети нарушают правила, так они взрослеют.
А. Милкус:
- Так и взрослые нарушают.
Е. Тимошина:
- У нас даже субъект преступления с 14 лет. Такой возраст установлен, исходя из психофизиологических особенностей человека. До этого возраста человек не может в полной мере оценить общественную опасность своих деяний, поступков. Он не может оценить все риски, угрозы. И соблюдать все правила он еще пока не может.
Кроме того, есть разные механизмы вовлечения. Дело не только в правилах, знает их ребенок или нет. Очень часто преступники используют такой метод как высылка ссылок. Ребенку в TikTok или еще где-то попадается ссылка. И он по ней переходит. И он там видит такое, что вызывает у него интерес. Особенно часто это касается сексуальной тематики. И ребенок этого никогда не видел. Это естественный интерес. Ребенок начинает идти дальше, дальше. А пройдя только по одной ссылке, он начинает получать их больше, в геометрической прогрессии. И он начинает все глубже и глубже входить в этот деструктив.
Приведу пример. Я пропустила через себя эти истории. Один психиатр рассказывал про ребенка, когда ребенок поступил к нему в возрасте 9 лет с диагнозом «нежизнеспособен». А что способствовало этому? В 8 лет папа купил смартфон. Причем ребенок пользовался исключительно под присмотром взрослых. У него мама была в декрете со вторым ребенком и наблюдала. Больше часа в день не давали ребенку пользоваться. Но ребенку раз пришла ссылка, он перешел по ней, увидел такое, что увлекло его настолько сильно, что он понял, что маме это показывать нельзя. Когда мама подходила к нему, интересовалась, что делает ребенок, он отвечал: мультики смотрю. Ну, смотри. Спустя год ребенок погрузился на такой уровень деструктивной информации, столько много увидел, что сегодня с ним не знают, что делать. Не знают, как его социализировать, как он будет жить дальше. Ребенок чуть не убил отца, чуть не изнасиловал сестренку, маму свою. Что делать с этим ребенком – непонятно. Нет у нас таких программ. Он не преступник, мы не можем его изолировать от общества. Но по факту мы обязаны это сделать.
А. Милкус:
- По факту мы просто имеем дело с ребенком, у которого есть некие психиатрические отклонения.
Е. Тимошина:
- У него не было отклонений.
А. Милкус:
- Их спровоцировали.
В. Макаров:
- Но были явно предпосылки, которые были усугублены, усилены деструктивом, с которым он столкнулся в сети. Никогда ни в какие времена, еще до появления социальных сетей, цифрового пространства, мы, как родители, не могли обеспечить абсолютную безопасность ребенка. И никогда этого не будет. Почему же мы сейчас предъявляем столь серьезные, жесткие требования к этому цифровому пространству? Да, мы констатируем, что оно небезопасно и оно не будет безопасным. Мы должны стремиться выработать такие правила, алгоритмы, которые уровень этой безопасности сделают социально терпимым.
Е. Тимошина:
- На мой взгляд, жизнь любого ребенка заслуживает того, чтобы защищать, оберегать. И ни один ребенок, даже если он склонен к чему-то, если есть возможность остановить этот негативный процесс, мы должны приложить все усилия. И должны стремиться обеспечить безопасность всех детей. В хорошем социальном окружении любой человек может не стать преступником, при должном его воспитании. И мы должны к этому стремиться.
Да, конечно, идеал труднодостижим, но мы должны к этому идти. И именно это должен быть наш флаг, который мы должны нести. Я это говорю и как мать, и как криминолог, и как сотрудник органов внутренних дел. Для меня другого пути нет.
Вы спросили о признаках, по которым родители могут выявить процессы негативные. Некоторые из этих признаков самостоятельно заслуживают внимания, а некоторые – в совокупности. Во-первых, это повышенная раздражительность. Она свойственна переходному возрасту, она может быть результатом гормонов, перестройки организма. Следующий признак – разлад отношений с родителями. Когда ребенок просто перестает воспринимать родителей, делиться с ними секретами, обсуждать свои проблемы, доверять родителям. А если он уже вообще не идет на контакт, это основание задуматься и повести его к психологу. Хорошие психологи помогают наладить отношения, выявить проблему. Может быть, у ребенка такая травма, которая просто осталась незамеченной, ситуация с той же травлей. И родитель просто просмотрел, а у ребенка уже серьезные проблемы.
Затем – нарушение сна и питания. Очень часто, когда ребенок не спит, возможно, его уже обрабатывают, как правило, по ночам деструктивные группы активно воздействуют на ребенка. Они заставляют ребенка выходить в эфир, в общение, чтобы у ребенка нарушить сон. Потому что сон влияет на самочувствие, на психику. И родители не видят в это время. И ребенок больше подвержен манипуляциям.
Следующий признак – одиночество. Ребенок перестал общаться с друзьями, он чувствует себя одиноким, он говорит о том, что никто его не понимает, что ему плохо, что он не видит смысла жизни, не видит цели жизни. Повышенная утомляемость, резкая смена настроения. Сейчас ребенок смеялся, а потом в какой-то момент он начал чуть ли не плакать, или у него стеклянные глаза, становится резко агрессивным. Это тоже могут быть гормоны, а может быть и нет. Постоянное нахождение в цифровом пространстве. Когда ребенок погружен больше, чем в реальную жизнь. Когда у него мало интересов в реальной жизни, зато очень много интересов там. Это уже ненормально. Это серьезный перекос.
Особо надо обратить внимание, когда ребенок входит в социальные сети или в мессенджеры утром, на стыке ночи и утра. В это время чаще всего деструктивные группы работают с ребенком, у групп смерти именно в это время выход в сеанс связи. Затем – резкая смена взглядов. Ребенок очень сильно изменился. Если он к каким-то вопросам относился положительно, к примеру, положительно относился к президенту нашему, а тут резко начал заявлять о том, что его политика неверная, что-то он не так делает. Это вопрос задуматься. Значит, с ребенком на той стороне ведется серьезная работа антигосударственного направления. Родитель обязан посмотреть, что у него в сети, чем он занимается.
Странные высказывания ребенка, которые не входят в обычное понимание. То, что задевает родителя. Ребенок говорит: я не знаю, кто я – девочка или мальчик. Это тоже может быть показателем, что с ребенком работают деструктивные группы. Изменение одежды, внешнего вида. Ребенок начал носить вещи исключительно черных цветов. Это не всегда показатель, но это дополнение к комплексу других. Ребенок резко пропадает из дома. Гуляет по заброшенным стройкам, у него появились опасные занятия. Селфхарм – это когда ребенок наносит себе повреждения. Это может быть на руках, на ногах, рисует какие-то знаки. Очень часто это сопряжено с методикой вовлечения в суицид, когда ребенка заставляют выполнять такие задания, чтобы он психологически справился с этой гранью – причинить себе боль. Это способ психологического адаптирования к причинению боли самому себе. Сможешь себе – сможешь кому-то другому.
Родителям необходимо проверить социальные сети. Но у такого ребенка, как правило, несколько аккаунтов. Один для родителей, он хороший, безопасный. А второй – секретный, куда родители даже зайти не может и знать не знает о нем. Тогда есть волонтеры. Если родитель понимает, что сам не может выявить, сегодня активно правоохранительным органам помогают волонтеры. Есть центра информационной безопасности детей и молодежи, которые созданы в нескольких субъектах, Лига безопасного интернета. Туда родители могут обратиться. И, конечно же, к психологу. На этом этапе родитель обязан помочь. И ни в коем случае не создавать ситуации агрессии. Ребенок должен понимать, что бы родители ни обнаружил, даже самое страшное, какие-то непристойные видео, родитель не должен кричать на своего ребенка, не должен переходить эту грань. Потому что тогда ребенок вообще замкнется и уйдет.
А. Милкус:
- Продолжим говорить об этом в следующих программах.
