Александр Дугин: Человек должен быть озабочен своей репутацией в глазах Бога
- Доброе утро, уважаемые радиослушатели. В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Мы говорим об институте репутации, о том, как он формируется в нашей стране и в мире, а также о знаниях, умениях и навыках, которые пригодятся каждому. И сегодня у нас в гостях Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы имени Ивана Ильина при РГГУ. Доброе утро, Александр Гельевич.
- Доброе утро.
- Но сначала наша традиционная рубрика о том, что произошло на минувшей неделе в мире репутации.
В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы имени Ивана Ильина при РГГУ. Александр Гельевич, ну, я думаю, что у многих наших радиослушателей возникает вопрос: а что это за Высшая политическая школа имени Ивана Ильина при РГГУ? Тем более, что аббревиатура «Высшая политическая школа» – это почти как ВПШ – Высшая партийная школа. Да, как это раньше называлось. Вот насколько это похоже на ту сущность? И что это за инициатива, что это за подразделение, которое вы в РГГУ возглавили?
- Это Высшая политическая школа имени Ивана Ильина, это инициатива и нас, и нашего коллектива, РГГУ и Министерства образования по решению двух задач. Первая задача это проведение курсов, организация курсов для проректоров, зам. декана и других вузовских сотрудников по воспитательной работе. Потому что сейчас совершенно очевидно, что воспитательная работа выходит на первый план и среди студенчества, и даже среди самих преподавательских коллективов, а вот содержательная сторона – как воспитывать, то есть что, собственно говоря, нам надо получить на выходе или как вот формировать или содействовать, способствовать формированию мировоззрения студентов, это вопрос оказался довольно общим. То есть, есть структуры воспитательные, а как воспитывать, кого воспитывать, что мы хотим получить – недостаточно ясно.
И вот, собственно, наша задача Высшей политической школы имени Ивана Ильина – вот Мы сегодня находимся в состоянии войны с Западом, западная цивилизация нас атакует на всех уровнях, и изнутри, и извне, и сетевым способом. И, конечно, в такой ситуации представления о нашей собственной идентичности, что мы за цивилизация, какие ценности мы защищаем, кто мы, куда мы идем, откуда мы взялись, какова наша сущность, каков наш дух, какова наша миссия, - все это требует уточнений. Мы находимся в совершенно новом историческом моменте. И поэтому и воспитание должно меняться. В какой-то… когда-то оно было советским. И тогда вот, действительно, ВПШ – Высшая партийная школа, где, кстати, РГГУ и располагается, вот брала на себя, коммунистическая идеология брала на себя, в том числе, и ответственность за воспитание. Было все понятно, как воспитывать. Вот партия, вот принципы, вот идеология, вот мировоззрение. И воспитание было продолжением этой… этой большой идеологической работы.
В 90-е годы, после конца Советского Союза, мы фактически перестали воспитывать. Мы сказали: сами воспитывайтесь. Ну, вот мы … либерализма, теперь сами что хотите, то и делайте. И воспитание фактически прекратилось. То есть преподавание было, навыки какие-то профессиональные вклады… продолжали вкладываться, но вот воспитанием уже никто не занимался.
А сейчас мы снова стоим перед проблемой воспитания, потому что нам не все равно, что думает и что делает особенно студент, как он реагирует на те или иные политические события, вокруг него разворачивающиеся, как он относится к стране, к своему патриотическому долгу, к миру вокруг нас. Все это не является само собой разумеющееся. И мы не можем больше жить без воспитания.
А вот теперь вопрос такой, что, конечно, сейчас коммунистическая идеология она совершенно непригодна для того, чтобы на ее основании строить воспитательную работу. Конечно в советском прошлом было много очень важного, и достижений, и очень таких традиций сложилось достаточно позитивных по отношению к человеку, по отношению к справедливости. Много было. Но, конечно, в качестве такой полноценной системы советское образование, советское воспитание невозможно. Потому что это не соответствует вообще никак настрою ни нашего общества, ни нашей власти.
И можно сказать, что нам нужно сейчас, нам нужна сейчас консервативная воспитательная парадигма. Именно консервативная. Традиционные ценности, историческое просвещение. Вот указ 809, указ 314. Многополярный мир, открытие новых цивилизаций, равенство цивилизаций между собой, отказ от глобальной гегемонии Запада – вот эти вещи все надо просто пояснять. И вот они и ложатся в основание этой воспитательной работы. Вот, собственно говоря, это одна сторона нашей деятельности Высшей политической школы имени Ивана Ильина. Иван Ильин – русский консервативный философ, именно философ, изгнанный большевиками. Мы взяли это название для того, чтобы подчеркнуть патриотическую ориентацию этой нашей работы, не более того. Там, собственно говоря, мы, конечно, проводим конференции по поводу… посвященные Ильину, но это вызывает как раз споры. Это интересно, это важно, но не в Ильине дело, по сути, в этой Высшей политической школе.
И второй момент, чем мы занимаемся, мы занимаемся уже более серьезным таким, не менее важным, может быть, даже более еще важным направлением как исследование наших гуманитарных дисциплин в преподавании на соответствие традиционным ценностям. Вот это тоже очень важное направление. Потому что, когда мы копнули, мы взяли гуманитарные дисциплины и социально-политические дисциплины и просто вот посмотрели учебники, курсы, рабочие программы, как они соответствуют тем принципам, которые изложены, утверждены главой государства, основными положениями, нашей концепции национальной безопасности. И пришли к выводу о довольно катастрофическом положении дел в этой сфере.
Потому что мы, начиная с 90-х годов, вот под эгидой отсутствия идеологии, скопировали практически во всех гуманитарных областях западные модели, а сейчас очевидно, что это идеология. Просто она была по-другому названа, по-другому структурирована. То есть наше образование, гуманитарное образование, это часть западной гегемонии. Вот есть такое понятие – эпистемология. Это сфера, где циркулируют знания. Вот эта структура знаний она не просто нейтральна, объективна, что выбирай что хочешь. Ничего подобного. Ты можешь выбрать либо либерализм, либо ты… либо другую версию либерализма. То есть вся свобода она идеологически очень жестко контролируется. И фактически в сфере гуманитарного образования у нас произошло установление внешнего управления. Вначале это было прямое управление – фонды, гранты, учебники, которые публиковались на западные деньги и с западной идеологией, просто совершенно русофобской.
Но постепенно само, сама оценка научной деятельности она была введена в критерии, как «Скопус»??, такие, где, по сути дела, преобладают те же самые, причем жестко агрессивные русофобские установки. Ну, например, вот Андрей Юрьевич Шутов, декан факультета политологии МГУ, приводит такой пример, просто шокирующий, что статьи качественные и серьезные, основательные наших политологов, они для того, чтобы получить, собственно, апробацию в научной среде, они должны быть опубликованы в иностранных журналах. Так вот, из этих иностранных журналов эти качественные статьи возвращаются назад с пометкой «это ненаучно», потому что в них не содержится критики Владимира Путина и российской политической системы. Представляете, вот где мы оказались. То есть вот, оказавшись в зависимости от этих западных критериев, от «Скопуса» да и других там вот этих моделей разнообразных, мы просто фактически утратили полностью суверенитет нашей научной парадигмы.
Вот мы тоже работаем над этим. И это тоже задача Высшей политической школы имени Ивана Ильина. И, собственно, это колоссальные, колоссальные горизонты. И, копнув, мы уже работаем год практически, с июня прошлого года, ну, вот результаты, которые мы за этот год нашей интенсивной, у нас большой коллектив достаточно, который мы накопили, он, ну, представляет собой очень… сигнал просто, сигнал тревоги. То есть мало того, что воспитание надо поставить на… содержательную сторону воспитания мы должны как-то по-настоящему обосновать. Это первое. А этого недостаточно – сказать: будьте патриотами. А что такое патриот? Дальше вопросы уж у студентов-то и у преподавателей: а что такое Россия? А как мы понимаем, что такое политика? Что такое общество? То есть, по большому счету, в воспитании тоже должны быть задействованы эти гуманитарные… объемы гуманитарных знаний, которые после нашей проведенной экспертизы оказались в руках внешней силы, с которой мы сейчас еще и воюем, цивилизация. Представляете, вот когда мы говорим, что есть оккупация территорий, это понятно, там армия наша или армия их. А вот тут у нас получилось, что сфера…
- Духовная оккупация.
- Да, научная. Научная, образовательная. Просто мы оккупированы. Оккупированы и лишены права утверждать что бы то ни было, опираясь на собственный суверенитет, скажем, духа, на духовный суверенитет. Вот это произошла десуверенизация нашего гуманитарного сознания и нашего образования. Это просто вот одним словом – катастрофа. Кто-то должен был вот как-то дать такой анализ. И как раз вот тот факт, что мы как бы начали не просто там с Министерства образования или с каких-то политических действий, а просто решили углубиться, таким довольно ограниченным отрядом интеллектуалов погрузиться в эту сферу, серьезно, с огромным количеством проработки материалов, согласно критериям, которые, тоже, кстати, приходилось вырабатывать по ходу дела. Потому что критерии все оценки той или иной деятельности, в том числе образовательной, снова были заимствованы с Запада.
И чтобы вот прорваться к этому суверенному ядру нашего образования, наших гуманитарных дисциплин, а это тесно связано и с воспитанием как раз, пришлось проделать огромное количество усилий. Кстати, в РГГУ есть еще несколько центров параллельно с нами, и, в общем, в том же самом направлении работающих, это Пищулина и Фадеева центры. Мы с ними в контакте, мы с ними обмениваемся информацией. В принципе, вывод, в общем, каждого человека, кто начинает этим заниматься, по-настоящему понимая, какие задачи перед ним стоят, они очень сходные. Поэтому я хочу сказать, что тут есть не просто наша произвольная такая оценка. Это оценка, которая объективна и которая, стоит только погрузиться в предмет, любой, человек с любыми взглядами, с любыми постановками, довольно быстро к этому выводу придет. Ну, а как менять все это, чем это, как это осуществлять возврат к суверенной образовательной, интеллектуальной парадигме, это вопрос очень сложный. И вот мы сейчас над ним и как раз работаем. То есть вот эта школа она этим занимается.
Это у нас нет, ну, кроме курсов для проректоров по воспитательной работе, мы к студентам или к аспирантам не обращаемся, то есть это пока другого уровня. Это не просто какое-то направление в образовании, в учебном процессе, это следующий этап, который даже трудно сказать, когда мы к нему подойдем. Потому что сейчас требуются гораздо более такие общие, что ли, фундаментальные вещи выяснить, а к образовательным уже таким напрямую проектам, я думаю, что мы тоже подойдем, но это такой, через несколько этапов. Надо еще учебники соответствующие, курсы. Не просто понять, где там идет полное несоответствие. У нас целые дисциплины оказались подрывными, в частности, политология. Мы политологию скопировали в начале 90-х годов, тогда же, кстати, как и социологию, но и там тоже проблемы, но политология – это просто та дисциплина political science американская, которая ставит перед собой главную задачу – ликвидация авторитарных режимов и создание глобальной мировой демократии.
И совершенно очевидно, что мы, обучая политологов, мы фактически готовим противников, врагов режима. Потому что с точки зрения американских критериев, наш, наша политическая система не соответствует их представлению о демократии. А задача политологии – заменить недемократическую политическую модель на демократическую в их либеральном американском понимании. Это просто подрывная дисциплина. И вот что с ней делать? А за это время, за 30 лет уже целые школы наши возникли. Конечно, это все копирование такое, провинциальное копирование западных образцов. Но это как будто мы сами создаем сеть антигосударственного влияния и обучаем системно молодежь в этом… подрывным практикам.
Мы, кстати, вот в РАНХиГС, там вот эта транзитология – это практически и есть политическая… политология. Вот транзитология – переход от так называемого авторитарного режима к так называемому либерально-демократическому вот и есть, и главное – преподавалось так же. Это везде, не только в РАНХиГС, там просто наиболее яркий были примеры просто подготовки пятой колонны как бы, что Запад через определенные инструменты, в частности, через политологию просто готовил протесты, глобальные протесты молодежи. И почему они не происходят, я думаю, вот мы тоже гадали. Потому что, посмотрев на структуры этих дисциплин, на ее преподавание, непонятно, почему мы не получали просто и каждый политолог не становился бы участник какой-то такой оппозиционной, протестной группировки. Я думаю, только из-за того, что, может быть, не очень хорошо учатся люди.
- Или природной лени.
- То есть иногда, знаете, вот в русской истории все бывает неопределенно и неожиданно. Потому что ты думаешь одно, а на самом деле другое. То есть вот и в данном случае вот, казалось бы, нам нужны хорошие ученики и студенты, отличники, но отличники-то в такой нынешней ситуации и опасны. Вот, скорее, троечники, которым безразлично, что говорит, они особо не задумываются о том, что повторяют, вот эти троечники, может быть, они и спасли ситуацию. Или просто люди, которые там за дипломом, а не за знаниями обращались в высшее учебное заведение. Это парадоксальный вывод, это, конечно, ужасно. Но, как бы сказать, проблема была настолько серьезная и остается настолько серьезной, что, может быть, только умственная лень нашего студенчества она спасла ситуацию от катастрофы.
Но с другой стороны, это же тоже так нельзя на это уповать и рассчитывать, что они это… мы будем их учить осознанно, системно, как бы готовить их к оппозиционной деятельности, к свержению государственного строя, я рассчитывать будем только на то, что они не поняли, что мы от них хотим. Это патологическая ситуация. И то, и то патологическая ситуация. Конечно, должны быть здоровые юноши и девушки, которые получают корректные знания в суверенной стране, суверенный объем знаний, и понимают его, и становятся отличниками, а не троечниками, и как бы живут полноценной интеллектуальной жизнью, а не стремятся просто сбежать. Потому что на самом деле вот подготовка по нынешним лекалам молодежи она просто подводит к тому, что чего здесь делать. Это наша страна – это периферия западного, европейского мира, отсталая, грубая, с отсутствием демократии, остается только побыстрее ее покинуть и перебраться куда-то в более просвещенные… просвещенные страны.
То есть мы фактически это как в Украине все в нашем образовании. То есть под влиянием Запада мы формируем западноцентричное представление о науке, о жизни, о норме, о целях. Вот с этим надо немедленно заканчивать. Эта ситуация катастрофическая. Полностью противоречащая указам президента, полностью противоречащая курсу нашего правительства и нашего общества, совершенно не совместимая с ситуацией ведения специальной военной операции. Это же ведь тоже моральная сторона, не только здесь материя или оружейный… играет роль. Чтобы достичь победы, нам нужно другое образование. Просто вообще другое. То есть это не значит, что нам нужны другие преподаватели. Нам нужна другая система. Нам нужны другие ориентации.
- Александр Гельевич, об этом поговорим еще в следующей части нашей программы. Но вот в связи как раз с возникновением Высшей политической школы, тем более имени Ивана Ильина, философа-консерватора, действительно, великого русского философа, его цитирует президент, но, тем не менее, мы знаем о том, что достаточно большое количество студентов протестовали и протестуют против этого. Наверняка они подогреваются какими-то там вот теми самыми силами, о которых вы сказали. Вот, но, тем не менее, я должен задать вам этот вопрос: а в чем истинная подоплека произошедшего? Вот ВПШ в вашем прочтении называют, в некотором смысле, такой, ну, и центры, соответственно, Фадеева и другие, некой перезагрузкой прежде либерального РГГУ. Вот эта вот некая инерция того либерализма, которая там пестовалась в течение тридцати лет, или это студенты, которые вроде они ничего такого ужасного и не требуют, они просто вот просят: давайте мы все-таки это обсудим и так далее? Вроде как. Вот как вы на это смотрите?
- Смотрите, студентов, во-первых, это вообще не касается. То есть вот то, чем мы занимаемся, это ни напрямую… не касается, потому что они не… не являются объектом этой деятельности нашей. То есть… и тот факт, да, этих студентов не так много, как вы говорите, это там несколько групп, несколько людей даже, не групп, а несколько людей, и тот факт, что вот эта кампания против Высшей политической школы имени Ивана Ильина началась там до… после президентских выборов, накануне инаугурации, причем совершенно… И мы, когда проследили источник, это типично сетевая операция. Все началось вообще на Западе, со стороны так называемой беглой оппозиции, иноагентов, релокантов, которые понимали, что напрямую на либерализм сейчас ставку сделать нельзя. И они сделали очень на самом деле, действительно, эффективный ход, они дезинформировали ряд левых деятелей, они натравили их на Ильина. На самом деле не Ильин был объектом этой кампании. В основном это, конечно, било по президенту и по нашей инициативе.
Но я думаю, что здесь были гораздо больше… более важные вещи, чем, например, там бывший либеральный РГГУ, который протестует. Какие-то, наверное, люди, там было несколько, даже не несколько, а один преподаватель, который вместе с группой студентов приходил на встречи. А мы же тут же откликнулись. Мы также… несмотря на то, что это, в общем-то, могли это проигнорировать абсолютно, тем не менее, исходя из этики, исходя из уважения к про… высшему учебному заведению, мы провели с ними несколько встреч, и еще будем готовы провести, для того, чтобы разъяснить позицию, рассказать об Ильине. Оказалось, что они об Ильине ничего не знают, ничего не слышали. Они повторяют три-четыре цитаты, которые им вот иностранные агенты и оппозиция, там сайты запрещенного в России террориста Ходорковского, они подсунули и довольно ловко организовали такой вот как бы… левое возмущение, волну левого возмущения. Многие люди были дезинформированы и примкнули из других инстанций. Так получилась волна. Она сейчас практически сошла на нет. Но самое важное, что не к Ильину, собственно, это большого отношения не имело. И наша деятельность к нему тоже не имеет. Это символ. Не более чем символ.
- То есть, это воинствующее невежество такое.
- Ну, вы знаете, где-то так, где-то просто эти люди обманутые, введенные в заблуждение, недостаточно компетентные. Но это все выглядело уже не как либеральная борьба с РГГУ. Это понятно, что сейчас либерализм в учебном заведении просто невозможен. Мы воюем с западной либеральной цивилизацией, и, соответственно, которую Путин назвал сатанинской. Ну, какой он может быть либерализм? И Высшая школа экономики - такая матрица либерализма, совершенно другая, бывшая. То есть сейчас, как бы сказать, со стороны либерализма никакой атаки ни в каком серьезном центре провести невозможно. И вот тут-то мы видим, что наши противники геополитические, они пользуются более тонкими инструментами. Они не мобилизуют либералов, потому что либералов либо уже нет, либо они понимают, что если они открыто начнут сейчас свою идеологическую атаку, то это будет иметь очень печальные для них последствия, просто будут названы иноагентами, или еще хуже.
И вот сейчас в этой ситуации враг воспользовался левыми. Причем на самом деле это действительно такое, вскрываются целые сети новых левых, вот при том, что с классическими представителями патриотических левых сил - КПРФ, Зюганов, Зюганов сам в своих произведениях превозносит Ильина, с Александром Андреевичем Прохановым у нас нет никаких вообще разногласий. То есть, более того, мы, наверное, даже более левые, чем многие консерваторы. То есть мы с огромной симпатией относимся к социальной справедливости, прежде всего, и к великим достижениям советского народа в ХХ веке. Это даже несколько нас отличает от многих других, более радикальных.
- От того же Ивана Ильина.
- Да, да. Но тем не менее, мы к нему с огромным уважением относимся, но как раз антикоммунистические идеи они нам не особенно близки, мы не считаем, что они так уж актуальны. Другое дело, что и попытка вернуться к сталинизму или к ленинизму в жесткой форме, который стал нашему народу так дорого, это тоже, это крайность, это, более того, Ильин не участвовал ни в каком насилии. Максимум, что он говорил, он критиковал коммунизм и отстаивал патриотические ценности, а на другой стороне был факт просто совершенно чудовищных преступлений, кровавых, которые нельзя просто так со счета сбросить.
И вот если с классическими нашими суверенными, что ли, левыми, с новыми коммунистами, патриотами, сторонниками величия советской эпохи, мы имеем почти полное взаимопонимание, то тут мы обнаружили какую-то новую волну левых, которые в общем похожи на западных левых, то есть на леваков, которые выступают против режима, против правительства, и которым совершенно не…
- Ну, такие анархисты уже, да?
- Это да, левые либералы на самом деле, даже, может, не анархисты, левые либералы в духе как раз именно левых, то, что называется культурный марксизм на Западе. Это марксизм, который, как ни странно, к капитализму никаких претензий не выдвигает, а в основном они нападают на консерваторов, на семью, на государство. То есть это такие марксисты, культурные марксисты-разрушители. А капитал как раз им вот… Поэтому они работают на Сороса, он им уже не так страшен. Они уже забыли поддержку рабочих и борьбу с капиталом как таковые, да и у них ни сил, ни желания, ни инструментов для этого нет. Поэтому они просто занимаются доносами. Вот такие вот левые доносчики.
Кстати, у нас ведь тоже была традиция, писать в 30-е годы друг на друга доносы. Вот они взяли из нашего прошлого самое худшее, призывы к террору социальному, прославление жесточайших правителей, которые миллионы людей загубили. Неприязнь к собственному государству - тоже одна из традиций большевиков, которые просто были врагами России и приветствовали распад Российской империи. То есть эти традиции не лучшие. Там были и другие традиции, хорошие патриотические традиции. Борьба… настоящая, борьба за свободный и честный труд, против капитализма, против Запада, укрепление суверенитета такой полиэтнической советской державы. Все это просто достойно уважение, и тем более, Великая Победы, и наши успехи. Все это надо взять, но какие-то стороны надо оставить.
Так вот эти новые левые, которые у нас появились, они как раз... по-другому ставят… ставят акценты. Они как раз берут, стараются взять из прошлого наиболее троцкистские такие моменты, раннереволюционные, а государственничество и патриотизм они отрицают. Не все. Но они, многие, были задействованы в эту кампанию. Я думаю, сейчас им должно быть стыдно, потому что они оказались объектами манипуляции просто врага. А многие из этих, даже из этих левых, конечно, не многие, но кто-то, они вполне нормальные патриоты. То есть там просто получилось так, что здоровая часть левого движения, конечно, не принимала участия в этом, и даже наоборот выражала полную солидарность с этой инициативой. А такое болезненное, управляемое извне, оно стало так проводниками этой сетевой войны. Ну, эта кампания сошла на нет. Я думаю, что не стоит о ней как-то особенно поддерживать это.
- Ну, вас еще и поддержал новый министр обороны Белоусов, тоже высказавшийся о Ильине, о том, что это, в общем, по сути, настоящий русский человек, и, в общем, наверное, в связи с этим вопрос закрыт, правильно?
- Ну, вы знаете, нас поддержал Песков от имени президента, нас поддержал Володин от Государственной Думы, мы получили полную поддержку со всех этажей государственной власти и от практически всех политических сил, политических сил в России, кроме, конечно, противников режима. А они, наоборот, как раз воспользовались этим и сплотились для гонений. Ну и, конечно, Андрей Рэмович Белоусов, который сейчас, наверное, как бы фигура, чье… каждое слово которого все...
- Ловят.
- Подхватывают. Ловят. И это тоже, да, и это очень ценно для нас. И вообще, в принципе... Здесь никаких проблем не было. Это не было каким-то системным накатом. Это была внешне организованная, извне операция. Просто подрывная, в каком-то смысле, попытка предотвратить или дискредитировать путь на суверенизацию нашей гуманитарной науки. С использованием, да, каких-то студентов. Эта ситуация, я думаю, с ней все разрешилось.
- В общем, попытка не удалась. Не удалась. Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы имени Ивана Ильина при РГГУ, в эфире программы «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Не переключайтесь, через
В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы имени Ивана Ильина при РГГУ. Александр Гельевич, ну вот сейчас мы начали с вами в предыдущей части программы говорить о традиционных ценностях, в том числе, на которые нападает западная цивилизация, в том числе вот эти самые леваки, которые участвовали по знанию или незнанию в той провокации, которая была осуществлена против Высшей политической школы. Вот насколько традиционные ценности поддаются сегодня объяснению для молодежи? Вот мы перейдем все-таки к студентам, потому что понятно, что проректоры, преподаватели – все-таки уже состоявшиеся люди, зрелые, они в целом понимают, имеют образование, имеют мировоззрение и так далее. А вот молодежь, она обычно все-таки это бунтари в силу возраста. Вот насколько мы умеем объяснять эти самые традиционные ценности? Как донести до них, что это действительно благо для них, как для граждан России, что это не какая-то навязываемая просто консервативная парадигма, потому что она стала условно сегодняшней государственной идеологией, а потому что, в общем, все и так понятно с точки зрения того, что если посмотреть, что происходит в Европе, в Соединенных Штатах и так далее. Вот умеем ли мы это объяснять, Александр Гельевич, вот именно в вузах, а может быть даже и в школах, или нам все-таки есть, что еще в этом направлении сделать?
- Ну, вы знаете, это интересный вопрос, однозначного ответа у меня нет. С одной стороны, с одной стороны, конечно, тот факт, что у нас в государственном… государственным мировоззрением является консерватизм и традиции, и традиционализм, этим я бы не пренебрегал. Идеология - это все, на самом деле. Нам кажется, что есть какой-то свободный поиск, независимость, это тоже идеология. Тот, кто считает, что отсутствие идеологии это высшая ценность, тот просто следует за либеральной идеологией, не осознавая этого. Это на самом деле все философы ХХ века, да и всех веков, признают безусловно, на самом деле.
А вот дальше эта идеология, она может транслироваться самым разным способом. Может, называясь, говоря, что открыто, что мы вам транслируем такую-то советскую идеологию, коммунистическую идеологию, вы должны ей следовать, и все должно быть ей подчинено. А кто-то может не говорить, например, как либералы, они говорят: мы даем вам возможность быть свободными, но только свободными так, как мы вам скажем, в чем ваша свобода. Поменять пол, вступить в какую-нибудь экологическую организацию, поддержать мигрантов. Вот это можно, это вы свободно делаете. А вот, например, защищать традиционные ценности, традиционные семьи, голосовать за сильную власть, сохранять национальное государство, это вам нельзя, вы не свободны это делать. То есть мы имеем дело с идеологией, с одной из нескольких существующих.
Вообще-то не так много наборов идеологий, в XX веке на Западе сформировалось три идеологии: либерализм, коммунизм и фашизм. И вот все три западные, все три нового времени, они не подходят ни нам, ни человеческому, даже самому Западу они не подходят. Но, тем не менее, вот в этих трех соснах мы вынуждены под влиянием Запада бродить. А вот для нас надо найти какой-то другой подход к идеологии. Консерватизм здесь как раз нам очень важен. Он подсказывает это решение, он говорит: обратитесь к традиционализму, к консерватизму, обратитесь к русским ценностям, обратитесь к вашему опыту, к вашей религии, к вашей истории, к историческому просвещению и ищите там источники для политического вдохновения.
То есть, с одной стороны, тот факт, что в России сейчас действительно утвердилась консервативная идеология, и именно патриотическое, традиционалистское мировоззрение является нормативным, вот этот факт очень-очень важен. И его не стоит замалчивать ни по каким соображениям, иначе мы просто не достигнем нужного результата. Это уже факт. И особенно вот на... на нынешнем этапе ведения борьбы с Западом, третий год идет СВО, и мы сражаемся с противником, мы видим его черты, и, конечно, наши целости самостоятельные должны быть сейчас очень подчеркнуты, они должны быть разъяснены, они должны усвоиться. И я вот думаю, что некоторые преподаватели, да, у них есть система взглядов, но она ведь тоже сложилась 30 лет, больше, чем 30 лет, либеральной обработки, и сами преподаватели растеряны и дезориентированы. Поэтому и с ними необходимо работать, и со студентами.
Теперь второй вопрос. Вы говорите, что все молодые люди - бунтари. Ну, немного есть, но не все, во-первых. Большинство, подавляющее, кстати, большинство - не бунтари. Они нормальные люди, которые осознают, что молодость это не навсегда, и что надо, в общем, там как бы ориентироваться на какие-то более… что ли более общие циклы. На семью, на будущее, на службу, на работу, на достижения в обществе. Вот это все в принципе к бунтарству не особенно пред… располагает. И большинство молодежи, на самом деле, мы неправильно его понимаем, оно отнюдь не революционное и не бунтарское. Есть, конечно, люди с таким с живым… с живым чувством критики, критического. Так вот, на самом деле, быть революционером сегодня – это защищать традиционные ценности, здоровую семью, потому что правящая на Западе идеология принуждает нас к прямо противоположному. Вот нынешнее бунтарство, если когда-то бунт был слева, то сегодня бунт, если угодно, справа. Потому что нормой стала как раз та леволиберальная повестка, за которую выступали бунтари предшествующих поколений. Вот они добили своего, вот они утвердили свои ценности трансгрессий, извращений, патологий, легализовали это, миграции неограниченные, уничтожение государств. Все это, вся левая повестка на Западе, леволиберальная, была реализована. И теперь быть бунтарем вот критически мыслящим, в том контексте, в котором либерализм глобально нас атакует, это значит быть как раз вот сторонником консервативных идей.
То есть тоже меняется… это на Западе, это в Америке особенно очень интересно, потому что там нонконформизм, такое как бы бунтарство сегодня, это практически то, что называется alt-right, альтернативные правые, то есть это… или новые правы, то есть это совершенно противоположная идея. Потому что, если человек сейчас выходит... с майкой на какой-то… на митинг «Мама, папа, я - моя здоровая семья» – все, это считается преступлением. А вот когда еще имел возможность посещать конгрессы и конференции на Западе, вот был в Амстердаме на одном… Кстати, там Блинкен принимал участие, Бернар Леви в Амстердаме. И вот нас предупредили вечером там за ужином, что… чтобы мы ни в коем случае не обращались к залу Ladies and Gentlemen. На английском был симпозиум. Почему? Потому что это преступление. Это преступление. Нас могли бы там арестовать. И вот голландцы, которые говорили, что не во всех еще европейских странах так. Но обращение «ladies and gentlemen» - это как бы бинарная система, представление, что мужчины и женщины различны, ограничивает в правах трансгендеров и транссексуалов, и это преступление.
И поэтому бунтари - это те, кто говорят сегодня те вещи, которые вчера, наоборот, считались совершенно консервативными. «Ladies and gentlemen», «здоровая семья». отношения между мужчиной и женщиной должны быть нормативные. И вот… свобода верить в бога, свобода защищать сильное государство, все это стало элементом революции. Сегодня революция по-настоящему может быть только консервативной, потому что все неконсервативное, прогрессистская революция, она уже совершилась, произошла, и мы живем в результатах ее победы. Это, если говорить глобально.
Но у нас в России традиционные ценности, безусловно, надо растолковывать, надо их объяснять, надо их систематизировать, структурировать, потому что, если мы посмотрим указ о традиционных ценностях, там 16 позиций выделены, эти 16 традиционных ценностей, по сути дела, составляют ядро, структуру, они все непротиворечивы, потому что они защищают жизнь, человека. Но дух… господство духа над материей, представляете, одна из традиционных ценностей в указах президентском, это превосходство духа над материей. У нас фактически идеология идеализма, если угодно, просто она закреплена указом президентом. Мировоззрение…
- И стратегией национальной безопасности.
- И стратегией национальной безопасности, и указом 314 важнейшем об историческом просвещении, везде подчеркивается духовная... превосходство духовного над материальным. Это система. Это не просто кто-то взял и какие-то случайные слова вставил в указ. Это система. Это система консервативного, традиционного для нас, для нашей истории, во всем ее объеме, а не только в последние десятилетия или даже столетия, во всем ее... во всей ее полноте традиционной основы. Это структура. Эта структура, конечно, заложена в народе. Не то, что она кем-то навязывается.
- Не искусственно изобретена.
- Да, это не искусственная конструкция, это дух народа, который вот таким образом исторически себя проявлял. И сейчас государство вместо того, чтобы навязывать что-то искусственное сверху, соглашается с нашей историей. То есть государство сейчас как никогда демократично, если угодно. То есть оно не навязывает, что им в голову придет, элите, да, которая берет откуда-то с Запада или из каких-то еще экстравагантных источников, а государство и элита сейчас откликается на идентичность народа, обращается к обществу и транслирует ему то, что это общество на самом деле в глубине своей… в глубине несет.
- Вот мы об этом сейчас как раз недавно говорили с Андреем Полосиным, вашим коллегой, проектором Президентской академии как раз, который является научным руководителем проекта «ДНК России». И мы говорили о пентабазисе, собственно, о пяти составляющих сегодняшнего базиса вот нашей русской цивилизации. Это, я напомню для наших радиослушателей, это «человек, семья, общество, государство и страна». Ну, то есть, это даже запомнить чуть проще, чем все-таки 16 традиционных ценностей, хотя я думаю, что, когда все еще раз их прочитают, все будет сразу понятно, там ничего неестественного действительно нет.
Тут вопрос в чем? Вот пентабазис, 16 ценностей, вот насколько с точки зрения образовательного процесса, идеологии в образовательном процессе, насколько мы готовы это сейчас внедрять? Потому что мы же, в принципе, понимаем, что это междисциплинарная ситуация, то есть это не какой-то один предмет, в рамках которого, как, условно, там научный коммунизм, или там диалектический материализм, или то, что изучали в вузах в советское время. Это междисциплинарность. Готовы мы сейчас к такой междисциплинарности, с точки зрения вот наших советских традиций, которые сейчас неактуальны, с точки зрения социально-гуманитарных дисциплин, с точки зрения 30-летия либерализма, которое нам навязалось Западом? И мы понимаем, вы об этом сказали, что, действительно, многие преподаватели находятся там тоже вольно или невольно, но в плену этих предрассудков, которые были навязаны. Вот насколько сегодняшний состав этих самых преподавателей… А насколько я знаю, их там примерно 65 тысяч в стране, это достаточно большое количество, такая научная и преподавательская элита. Вот насколько мы сейчас готовы к этой междисциплинарности с точки зрения преподавания, в хорошем смысле, мировоззрения, идеологии и наших традиционных ценностей в вузах?
-Ну вот, я думаю, что готовы. То есть не стоит переоценивать… не стоит переоценивать идеологическую, скажем, ангажированность наших преподавателей. То есть преподавательский состав, конечно, все новое или какой-то новый поворот, он дается нелегко. Есть сила инерции, есть… многие люди, сделали себе карьеру, написали учебники, которые сейчас действительно малопригодны, или курсы построили на том, что, в принципе, является почти… почти подрывным. И здесь необходимо быть... на самом деле деликатным, потому что не надо заставлять людей делать то, что они не умеют или не хотят, но надо постепенно и мягко, аккуратно их как бы направлять в нужное русло.
Ведь все-таки, смотрите, эти люди, о которых мы говорим, это государственные служащие, они получают, большинство, подавляющее большинство наших высших учебных заведений они не частные, а они государственные. Если они являются частью государства, если они работают на государство, получают деньги, поддержку, материальную заботу от государства, то, конечно, они не могут учить, чему им в голову придет… поколение. То есть они являются госслужащими, которые выполняют государственные… государственные программы, государственные цели. И если правильно сформулировать эти задачи, которые стоят перед преподавательским составом, то мы как раз… точно правильно сформулировать, мы просто подскажем этой армии преподавателей, как надо действовать в этих условиях.
Что касается междисциплинарности, я думаю, что нужны и междисциплинарные курсы, такие как вот «Основы государственности», который Полосин продвигает, и мы с ним в тесном контакте взаимодействуем. Это с одной стороны. Очень важно также и вот такие курсы идентичности русского мировоззрения, которые мы разрабатываем. Мы сейчас тоже совместно в сотрудничестве с Полосиным и с другими коллегами, потому что «ДНК» это не только с Полосин, но целый коллектив очень правильных, очень талантливых людей, очень серьезных ученых, с которыми мы совместно разрабатываем целый ряд вот этих междисциплинарных обобщающих курсов. Я вообще считаю, что, например, одним из них должна быть краткая, пусть совсем короткий курс геополитики, который настолько легко и компактно, емко все объясняет, что вот если вот до человека, до преподавателя, до студента дойдет вот это содержание 30-минутной лекции о геополитике, очень многие вещи им будет легко и интерпретировать, и объяснять другим, и понимать самим.
Я не против этой междисциплинарности, с одной стороны. То есть могут быть вполне такие мировоззренческие курсы, которые внедрены просто в образовательный процесс, но еще более важно – это разобраться с самими гуманитарными дисциплинами. Потому что некоторые из них, они нуждаются либо просто в упразднении, вот в силу той ситуации, в которой мы находимся, либо в фундаментальном пересмотре, либо перестановке акцентов как минимум. Не меняется, безусловно, общее тело знаний, вот что важно. Нельзя сказать, что мы должны придумать новую социологию, новую антропологию, нет. Знания, вот это поле, tarte, этот объем, массивы знаний гуманитарных, которыми как раз владеют наши преподаватели, оно остается неизменным в целом, меняется расстановка акцентов. Если мы говорили, например: феминизм является наиболее прогрессивным направлением в сексологии, в культуре, в политике и в других сферах, в философии, если мы… И, исходя из этого, мы начинаем как бы преподавать, рассказывать о феминизме. С другой стороны, если мы скажем, что феминизм в современном… он имеет разные формы, а в современном либеральном контексте это приобрело довольно чудовищные, и отвратительные, и репрессивные, прескриптивные формы с определенными иллюстрациями, то, знакомясь с этим феноменом, с тем же самым феноменом, мы, конечно, встаем по отношению к нему на определенную дистанцию.
Точно так же по отношению к либерализму, по отношению к постмодерну, по отношению к объектноориентированной антологии, к философии, по отношению к индивидуализму, которым пронизаны эти дисциплины. То есть это не значит, что их надо полностью переделывать, просто надо взять и изменить их структурные ориентации. То есть для этого мы предложили нашей лучшей политической школе такой термин, как вестернология. То есть мы должны отказаться от заведомого… заведомой убежденности, что западные науки говорят о чем-то всеобщей, универсальном, всечеловеческом, вселенском, а на самом деле должны изучать Запад как Запад. Вот как они делали советологию, то есть они изучали… Это же не советские, не симпатизирующие коммунизму люди занимались советологией в США во время холодной войны. Вот так же мы должны заниматься западным… изучением западного общества под грифом «вестернология».
То есть это так они считают, эта вот ЛГБТ (запрещенная в Российской Федерации) у них является спецификой, такой осью, вокруг которой выстраиваются новые моральные критерии, основанные на гипериндивидуализме. У них это так, говорим мы, а у нас это по-другому. То есть, вместо того, чтобы говорить, как надо, мы говорим, как у них. А говорим о том же самом. Поэтому я не думаю, что здесь нужна прям какая-то слишком фундаментальная переработка, пересмотр или смена этого образовательного…
- Скорее отстраненный взгляд, да?
- Это надо переставить акценты просто самим… Надо сказать, что мы какое-то время неправильно… Как вот нам говорит сейчас Белоусов? Сейчас Белоусов, он такой народный герой. Он сказал: ошибаться можно, врать нельзя. Вот мы ошиблись с либерализмом, мы просто ошиблись с перестройкой, с либерализмом, с либеральными реформами. Мы ошиблись с тем, что стали… наши учебники отдали на откуп фондам, враждебным откровенно или подрывным, как Сорос, Аденауэр и множество других. Мы ошиблись с принятием западной модели как универсальной, если брать… Ошиблись, мы признаём это, перестаём врать, перестаём пытаться совместить несовместимое и начинаем просто эту ошибку исправлять. Вот мне представляется, именно так надо относиться к этому. Здесь не надо никого ругать. И когда мы говорим, что РГГУ – это пристанище либералов, это уже не так на самом деле. Да, это… у этого высшего учебного заведения были такие печальные периоды, но у нас у страны, у народа были и у государства печальные ошибки. Мы выходим из вот этой глобальной ошибки длиной почти в 30 лет, когда мы действительно поверили Западу. А Запад наш обманул. Вот наш президент находит в себе мужество, для того чтобы признать ошибочность определенных действий и, самое главное, ошибочность доверия Западу. И поэтому он говорит: нас обманули. И он имеет мужество это признать. Фактически РГГУ обманули, Высшую школу экономики обманули, наших преподавателей, наших студентов обманули. Обманули наши противники, установив над ними такой интеллектуальный контроль.
Давайте признаем эту ошибку и начнем восстанавливать… восстанавливать справедливость и не будем лгать относительно того, в чем мы заблуждались и что мы делаем. Поэтому здесь открытость, справедливость, действительно деликатное отношение к людям и в первую очередь к преподавателям, к студентам – это очень важно. То есть мы должны проводить эти реформы, консервативные реформы, с высочайшей степенью деликатности. То есть все зависит от того, как мы сами позиционируем эти новые, необходимые совершенно трансформации.
- Александр Гельевич, вот у нас в связи с этим есть еще вопрос нашего радиослушателя относительно того, что на сайте «Царьграда» есть список фильмов от Александра Дугина, где вы рекомендуете, в том числе, среди прочих фильм «Твин Пикс». И в связи с этим это вызвало довольно большую бурю обсуждения. Это просто чтобы завершить эту нашу часть с традиционными ценностями. Вот как «Твин Пикс» вписывается в эту картину? Или это в рамках ровно того, о чем вы сейчас сказали, то есть, чтобы мы понимали, что это вот так они думают?
- Это действительно так. Мы не должны быть обскурантами, мы не должны отгораживаться от всего мира. И мы должны изучать Запад. То есть «Твин Пикс», на мой взгляд, это ключ к вестернологии. Это одна из лучших постмодернистских картин, эпопей целых, целых эпопей, сделанная блестяще с художественной точки зрения. Там смыслов очень много, они все, скажем, враждебные нашим традиционным ценностям, они смещенные, но это психоделика, это такие вот специфические… специфические движения, мысли, психология, которые показывают растворение личности, растворение смыслов, растворение структур в современном западном обществе, то есть когда меняется прошлое и будущее, жизнь и смерть. На самом деле это точное описание такого… то, что называется философия постмодерна, резоны. Конечно, мы должны это знать, необязательно всем, но понимать это, интерпретировать. Это вот идет под грифом вестернологии. Но одновременно можно посоветовать советские фильмы, европейские фильмы. На самом деле, может быть, какие-то уже и наши, мы, наконец-то, тоже начнем снимать после паузы, какого-то такого внутреннего застывания нашего культурного процесса. У нас на 30 лет, по сути дела, был остановлен естественный культурный процесс, а может быть, и на 40. Потому что в Советском Союзе уже в последние десятилетия происходила деградация такого культурного… культурного движения. А потом просто либерализм все окончательно заморозил. Вот сейчас идет, если угодно, русская оттепель.
И в этом отношении мы, конечно, должны следить за разного рода явлениями и событиями в западной цивилизации, это очень полезно, но при этом понимая, что это не нечто универсальное, не образец для копирования, а это так у них. А вот в индийском кино по-другому, в нигерийском кино, в исламском кино иначе. Мы должны и то и то с большим вниманием, но с определенной дистанции исследовать.
- Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы имени Ивана Ильина при РГГУ, в эфире программы «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Мы вернемся в эфир через пару минут. Не переключайтесь. 53.59
54.14
В эфире программа «Репутация» и я, ее ведущий, Антон Назаров. Сегодня у нас в гостях Александр Гельевич Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы им. Ивана Ильина при РГГУ.
Мы вот поговорили о традиционных ценностях и даже о фильме «Твин Пикс», о том, как… насколько важно изучать сегодняшнюю западную цивилизацию отстраненно. И вот сейчас, я думаю, самое время поговорить о репутации социально-гуманитарной науки в целом, высшего образования с этой точки зрения. Вот, опять же, напоминаю о том, что… нашим радиослушателям, что недавно у нас был в эфире Андрей Полосин, мы с ним об этом примерно тоже говорили в контексте ДНК России. И я хотел бы, Александр Гельевич, вам задать вопрос. Вот у нас есть День Победы, есть пока маленький, но, тем не менее, победы в рамках специальной военной операции, СВО. Есть ли у нас победы в тылу?
- Это вот серьезный вопрос. Потому что… Конечно, есть. У нас сейчас нет зоны войны и зоны мира в России. У нас есть зона войны и зона тыла, то есть, нет мира. И неслучайно это серьезный очень вопрос. То есть у нас есть фронт и тыл, и ничего больше. Соответственно, если не будет побед внутри, не будет… в тылу, не будет побед на фронте. Соответственно, то, что происходит… происходит в России сейчас с точки зрения как раз идеи, это большой поворот, консервативный поворот. И, соответственно, я думаю, что одной из таких фундаментальных побед является издание указа 314 об историческом просвещении. Он полон глубочайших мыслей. Это большая победа. И люди, которые работали над этим указом, делились со мной, как непросто эту победу было одержать. Это победа, мы боремся внутри нашего общества с либеральными, итерациальными, материалистическими, атеистическими тенденциями, которые совершенно звереют, когда возникает в документе: русский народ, государствообразующий народ, государство, цивилизация, многополярный мир. Каждый термин, каждая ценность, каждое… Когда идет представление о том, что все этапы нашей истории обладают огромной ценностью, и вообще, сама идея исторического… сама идея исторического просвещения – это совершенно грандиозная победа. Потому что теперь у нас есть совершенно ясная цель, в каком направлении нам надо двигаться в стране в целом.
Что касается образовательной системы, она… вот здесь есть победы. То есть победа в том, что мы осуществили это, власть это не просто поддержала, а инициировала. Теперь задача – только перевести эти верные вектора, реализовать их на практике. И здесь будут сопротивляться, и здесь будут бои просто на уровне институтов, целых там… целых систем. И я думаю, что одна из сложнейших важнейших задач – это восстановить именно репутацию или престиж образования классического. То есть вот классическое образование в отличие от реального образования… До революции все делилось на классическое и реальное. В реальном образовании передаются навыки, профессиональные навыки, то есть это подготовка специалиста для совершенно конкретной профессии. А классическое образование не готовит… оно не готовит специалиста, оно готовит человека, оно готовит личность. И вот это…
- То, что еще иначе называется фундаментальным сейчас образованием, да?
- Ну, мне нравится слово «классическое». Как раз необязательно фундаментальное. То есть ты можешь не быть физиком, не можешь быть… можешь быть историком, не можешь быть… можешь не быть математиком, но ты разные стороны своей души, своего ума, своего сознания ты выстраиваешь таким образом, что ты становишься личностью. И это вот очень важно, в отрыве от профессии, в отрыве от социальной функции. Нам необходимо гуманизировать, если угодно, образование, чтобы в первую очередь сделать акцент не на работнике, не какой-то детали, не какой-то шестеренке социального или экономического процесса, а для того чтобы воспитывать и образовывать, создавать людей, людей с большой буквы, полноценных личностей. И это… этому служит как раз не столько фундаментальное образование и уж совсем не реальное, а именно классическое. Например, знание истории, знание античной… античной культуры, знание религий, знание исторических процессов, этапов своей страны и других народов, представление о множественности цивилизаций и их устоев, которые нас окружают, не только о Западе. Вот все это, может быть, напрямую к такой прагматической, практической стороне жизни не имеет прямого отношения, но это формирует наше Я, нашу идентичность. И вот на классическое образование я бы сделал упор. Оно должно быть тогда уже по-настоящему… по-настоящему высоким, возвышенным, ориентированным на духовное… духовные горизонты. И при этом реальное образование, оно тоже чрезвычайно важно.
Вот сейчас, кстати, новая волна. Мы только что, пару дней назад, вместе с министром просвещения Кравцовым проводили форум очень важный в гимназии Василия Великого. Это лучшая гимназия вообще, которая в стране есть. И там был слет учителей. И вот очень интересную вещь министр Кравцов говорил, что сейчас возрастает престиж того, что раньше называлось ПТУ, профессионально-техническим училищем, сейчас они переименованы…
- Среднее профессиональное образование сейчас называется.
- Да-да, среднее профессиональное образование, СПО. И сейчас это среднее профессиональное образование после полного упадка, оно снова становится важным, потому что это реальное образование. И вот… Потому что там учат профессии, навыкам конкретно, оттуда выходит человек, он знает… Он туда поступает, зная, кем он будет, чем он будет заниматься, и выходит оттуда, работая по профессии. Это очень важно, это важнейшая вещь. И престиж человека труда, человека, который ориентирован на благородное… благородный труд, это огромная вещь, великая вещь, но это сфера реального образования, и здесь должны действовать критерии, именно навыки, умения, профессиональное… профессиональные знания, которые очень остро и точно заточены на реализацию какой-то цели.
А вот классическое образование, критерии должны быть вообще прямо противоположные, их нельзя смешивать. В классическом образовании не учат чему-то одному, а учат как бы всему – мировой культуре, духу, учат бытию, учат идентичности собственного народа, учат быть человеком. Это ведь важнейшая вещь. И вот это классическое образование, оно в обществе играет еще более важную роль, чем реальное. То есть вместе они составляют две стороны важнейшего процесса, это работа духа и работа материи. И там и там важны определенные правила, определенные установки, но они должны идти вместе и не за счет другого, друг друга.
- Александр Гельевич, мы… сейчас уже надо будет нам сейчас завершать нашу программу. Поэтому я должен задать вам традиционный наш вопрос относительно репутации. Что в вашем понимании репутация, насколько это действительно важно сегодня? И что нужно сделать с точки зрения каких-то практических советов для наших радиослушателей, чтобы эта репутация укреплялась, а не разрушалась?
- Ну, вы знаете, вот в Евангелии есть среди блаженств, в Нагорной Проповеди Христос говорил: блаженны вы, когда вас гонят, когда на вас… на вас клевещут, когда вас называют непотребными словами, блаженны вы, если вы за меня переносите эти страдания. Это очень глубокая вещь. То есть репутация – вещь, с моей точки зрения, с точки зрения христианской истины, второстепенная, это мир, а мир может льстить как раз самому худшему и презирать и клеветать на самых лучших. Вот, на мой взгляд, быть честным, быть верным своей душе, своей традиции, своей культуре независимо от того, приносит ли это тебе славу или вызывает на тебя гонения, ложь, преследования. Вот это важно, что человек, по большому счету, должен быть озабочен своей репутацией в глазах Бога. Вот это правильная репутация, которую никто у человека не отнимет. А вот уважение общества, оно настолько переменчиво, оно настолько подчас бывает несправедливым и необоснованным или, наоборот, ненависть, что ориентироваться на это я бы… я считаю, что неверно. Надо вот создать свою репутацию по-настоящему перед своей душой, перед своим сердцем и перед Богом. Вот это важно. А уже внешняя оценка, она в этом отношении становится менее значимой. Вообще я бы репутации не доверял, зная, как в наше время, на чем они бывают основаны. То есть бывают такие люди, имеющие высокие звания, большую известность, большие возможности, занимая высокие посты, настолько не соответствующие этим… их репутация большая, высокая, их социальный вес значителен, а сами по себе они бывают подчас просто ничтожны.
Соответственно, очень важно, чтобы Бог нашел на весомыми, а не люди. Люди могут ошибаться. И вот… Может быть, это покажется пафосным, но на самом деле, забывая такие вещи, мы слишком глубоко погружаемся в стихию нижнего мира, такого быта, социальной инженерии, где очень легко стать жертвами обмана. Сейчас сфера общества, она настолько контролируется, и подчас извне страны, не только… не столько государством, сколько глобальными сетями, которые просто устанавливают контроль над нашим сознанием. Очень легко в этой ситуации порядочного человека оклеветать, а мерзавца вознести на пьедестал.
- Александр Дугин, философ и политолог, директор Высшей политической школы им. Ивана Ильина при РГГУ, в эфире программы «Репутация» на радио «Комсомольская правда». Александр Гельевич, спасибо большое вам за эфир.
Уважаемые радиослушатели, помните, что никто не имеет права посягать на вашу честь, достоинство и репутацию, но и вы должны отвечать тем же. Встретимся с вами ровно через неделю в эфире радиостанции «Комсомольская правда». И хорошей вам репутации. Спасибо, Александр Гельевич.
- Всего доброго.
- Всего доброго.
