Александр Дугин: Давайте запрещать...
И. Панкин:
- Это программа «Диалоги». Иван Панкин в студии Радио «Комсомольская правда». На связи Александр Дугин, философ, политолог, социолог. Можно бесконечно представлять этого человека. Александр Гельевич, здравствуйте. Очень рад, что вы пришли к нам в эфир.
А. Дугин:
- Здравствуйте.
И. Панкин:
- Александр Гельевич, скажите, пожалуйста, а то, что случилось в Китае, саммит Шанхайской организации сотрудничества, военный парад, встреча очень многих уважаемых людей, даже тех, которые на самом деле видеться друг с другом, может быть, не особенно хотели. Я имею в виду, конечно, премьера Индии Моди и главу Китая Си Цзиньпина, понятно, у Китая и Индии есть некоторые разногласия, они связаны и с пограничными конфликтами, в том числе. И страны сейчас соревнуются друг с другом за многие вещи, в том числе, и за население, например. Короче, есть там разногласия за ведущую экономику. Но объединяет их одно, и нас тоже с ними это объединяет. Это борьба с коллективным Западом. То, что случилось в Китае, и визит Ким Чен Ына туда, и общие фоточки приятные - это какое-то движение тектонических плит? Или пока рано говорить и делать такие громкие заявления?
А. Дугин:
- Знаете, мы должны помещать подобного рода события, очень, кстати, важные, символические, нагруженные большим значением, в более длительные циклы. Мы находимся в процессе, если брать большой цикл, наложения, если угодно, друг на друга двух волн, больших исторических волн. Меняется миропорядок. В принципе, даже если так уж совсем строго говорить, то трех вол. У нас во второй половине XX века сложилась двухполярная модель. Она закреплена в ООН, Ялтинский мир после победы над нацистской Германией. Победители создали свой мир, распределили зоны влияния, и вокруг этих двух полюсов реорганизовали все остальное человечество. Было два суверенных полюса - мы и Запад. И обычно на то, что Запад предлагал, мы говорили «нет», отсюда название «Мистер нет» для Громыко. И наоборот, тому, что мы предлагали – дружба, прогресс, социалистические революции, - Запад говорил «нет», они ведь тоже жестко очень против этого поступали. Было два суверенных полюса. Потом, когда мы самоуничтожились, мы до сих пор не понимаем, насколько нехорошо мы поступили, насколько глупо мы поступили, насколько подло мы поступили в конце 80-х и в начале 90-х годов. Все бывает, бывают какие-то страшные вещи, поражения, распады империи, но мы, как больные, люди, как олигофрены, которых бьют, мы хлопали в ладоши, говорили «да здравствует перестройка, социальные реформы». Это просто слабоумие населения и предательство руководств в совокупности - это был колоссальный удар по всей мировой системе. Мы взяли и самостоятельно, такого почти не бывает, и сдали свое право на суверенитет. Так появился однополярный мир. В этом однополярном мире мы были никем. Китай в 90-е годы в реформах Дэн Сяопина пытался включиться в западную экономику, не утратив как раз, в отличие от нас, управление ситуацией, страной. Это ему удалось. Но он тоже делал какие-то первые шаги, скажем так. Индия просто представляла собой, эта самая большая демократия, так честно говоря, огромную помойку, где, конечно, эта древняя цивилизация проступала, а так это просто был третий мир такой совершенно, абсолютная заброшенность, психологическая угнетенность.
И в этом однополярном мире мы находились, наверное, до начала 2000-х годов. И тут-то третья волна встала. Первая волна - двухполярная, она заканчивалась, но по инерции остался от нее ООН, осталось у нас самоуважение какое-то, как фантомная боль, хотя вот когда мы стали рабами - в 90-е годы. И аплодировали этому. Знаете, продать себя в рабство - себя, жену, сестру, детей - и радоваться. Бывают ситуации, когда человек от безысходности, безнадежности делает что-то совершенно недостойно, но он хотя бы плачет. А мы хохотали. Вот дауны 90-х, вот почему страшное время. Мы хохотали, сами себя сдавая в рабство.
И в 2000-е годы начался исход из этого однополярного мира, сразу синхронно в нескольких полюсах. И в исламском мире они попытались оттуда выйти, бросив Западу вызов. Не вышло, слишком разрозненные. Путин очень осторожно стал выходить из этого вавилонского плена или египетского плена. «Let my people go», сказал Владимир Владимирович Путин. «Я не буду дальше разлагать свою страну, дальше это рабство должно завершиться». И он повел свой народ, как Моисей евреев, он русских повел из этой пустыни 90-х годов в сторону нашего суверенитета. И он идет 25 лет, а Моисей 40 лет вел, долгие процессы. Мы 25 лет выходим из этого египетского плена, блуждаем по пустыне. Это мы.
Параллельно Китай стал очень сильно укрепляться, он не сдал своих коммунистических позиций, он не отказался от контроля над государством, он не принял эту идиотскую мифологическую демократию. Мы видим сейчас, что под ней скрывается чистый тоталитаризм олигархических элит. На эту приманку, на этот гипноз, на эти идиотские пилюли не обратил внимание Китай. У них там нет парламента. И молодцы, не надо все это. Это западное, это просто форма оккупации. И, собственно говоря, еще один полюс стал формироваться. Постепенно-постепенно, не сразу, но Си Цзиньпин, когда он пришел, стал реформировать Китай в сторону конфуцианства, традиционных ценностей. И вот уже стал появляться многополярный мир, его очертания стали проявляться.
Дальше - Моди, он тоже патриот своей страны. Он как раз считает, что вся эта самая большая демократия, это не бог весть что, это колониальное наследие, а надо бы построить Индию индусскую. Хиндутва. Индию, основанную на своих собственных ведических ценностях, на принципах дхармы, на принципах совершенно других, чем западный глобализм. И он объявил курс на освобождение, деколонизацию индийского сознания. И получается так, что эти три полюса, и в исламе это идет, хотя там, конечно, через пень-колоду, благодаря внутренним процессам, и в Африке эти процессы идут, и в Латинской Америке. Как бы создание многополярности. И БРИКС создан, Шанхайская организация сотрудничества была создана. Все это начиналось как предварительное нечто, нечто приблизительное, аппроксимации, а постепенно начало превращаться в структуру многополярного мира.
И тут, когда пришел Трамп (самое, на мой взгляд, интересное и важное в последних событиях), возникло ощущение, что Америка может в принципе сказать: ладно, пусть он будет многополярным, мы найдем там себе место, мы будем первыми в этом многополярном мире, мы будем главными, мы будем сильными, процветающими, но пусть и другие тоже будут великими, снова станут великими, вернутся к своим традиционным ценностям. Это была идея изначально движения MAGA. Трамп недолго на этой волне пребывал. Вначале даже Рубио сказал: да, многополярный мир есть. Сейчас Трамп говорит: не мои войны, не мои интервенции, сейчас я затушу глобалистские конфликты, которые начали как раз те, кто цеплялся за однополярный мир. Сейчас я все изменю, и будет многополярный мир с достойным местом Америки. И он несколько месяцев в этой парадигме находился. Но не удержался под давлением неоконцев разного рода, таких русофобов, экстремистов в американском истеблишменте. Он сдался перед давлением глубинного государства по каким причинам, я не знаю, тут можно только гадать или выдвигать гипотезы. И, в общем-то, опять скатился к этому однополярному миру. Он пытается до сих пор, но это уже невозможно.
И когда он сейчас начинает делать неуклюжие и грубые действия для того, чтобы сохранить свое влияние и в сфере гегемонии доллара, и прямого подчинения Западу - политического, экономического - других цивилизаций и народов, он только способствует строительству многополярного мира. То, почему Моди приехал, я думаю, в Китай сейчас и почему он так тепло общался с китайским лидером, хотя у них есть и противоречия, как вы верно сказали, и, в принципе, Индия до последнего момента в проектах глобалистов считалась главным оплотом в Азии, наряду с Японией. Индию включили в QUAD - в антикитайское объединение. Индия срывала «Один путь - один пояс» - проект укрепления влияния Китая за своими пределами. И вдруг сейчас все повернулось.
Поэтому здесь интересно, что Трамп все равно строит многополярный мир, только уже не доброжелательно и мягко, ища в нем свое место, а грубо и агрессивно. Чем больше он давит на Индию, тем больше Индия укрепляется в необходимости сближаться с другими полюсами многополярного мира и искать выхода из конфликтов, в том числе, приграничных, и так далее. Это очень интересный процесс. Многополярность – это поднимающаяся волна. Однополярный мир – это затухающая волна. Но она еще есть, и давление этой затухающей волны мы можем на себе чувствовать. Урсул фон дер Ляйен и другие европейские лидеры - Макрон, Мерц, Стармер, они представители этой однополярной волны. А были те мыслители, аналитики, которые распознали в первой фазе этой многополярной волны устойчивый тренд. В принципе, я над этой темой работаю больше 30 лет. С Хантингтоном я познакомился еще раньше, когда евразийство открыл для себя, в 80-е годы. Можно было заметить эти тектонические сдвиги еще на первом этапе, можно было на среднем этапе. Когда Путин пришел, мне уже вообще все стало понятно, что вот историческая необходимость, вот поворот к суверенности, вот возвращение России на историческую арену, необходимое, должное строительство многополярного мира, все приобретает уже смысл и содержание. И идет не вопреки, а благодаря. Между нашим политическим руководством и историей был заключен такой определенный пакт при приходе Путина. Но это тоже растянулось на бесконечное количество времени. Люди просто уже смогли, наверное, родиться и погибнуть за это время, пока мы возвращаемся в историю. Все возвращаемся. Все никак до конца, что-то нам мешает.
И. Панкин:
- Поднимаемся с колен, еще можно сказать.
А. Дугин:
- Да, мы поднимаемся с колен.
И. Панкин:
- Когда мы так часто говорим и, наверное, страстно желаем действительно того, чтобы состоялся этот самый многополярный мир, я не знаю, как текущую концепцию можно назвать, - однополярная, биполярная, может быть. Что сейчас - вообще мне непонятно. Непонятно, какое место в многополярном мире мы будем занимать, мы как будто бы автоматически пытаемся таким образом сгладить свой нереализованный потенциал. Потому что хотелось бы, чтобы Россия была номером один, или, на крайний случай, номером два в мире среди всех остальных. При многополярной концепции, мы смотрим, США-то никуда не денутся, Европа, пусть и как монолитное объединение, тоже, наверное, какое-то место занимает. Великобританию на всякий случай включим, хоть она и вышла из Евросоюза. Потом Индия, Китай. Где тут мы, скажите, пожалуйста?
А. Дугин:
- Вы знаете, мне кажется, все-таки какие-то вещи надо фиксировать, что нету двухполярного мира, он закончился в конце 80-х годов с распадом Варшавского Договора. И в 1991 году окончательно печать была поставлена при распаде СССР. То, что осталось от двухполярного мира, это фантомная боль. Это важная вещь. Это самосознание нас, как великой цивилизации, самостоятельного, суверенного, великого народа с великой культурой, великой державы. Но это сейчас, безусловно, является некой потенциальной, виртуальной, что ли, реальностью. Что касается однополярного мира. Однополярный мир заканчивается, но он не закончился. Тоже нельзя сказать, что все, мы преодолели. Поэтому, на самом деле, где мы находимся, это не просто неизвестно где, а мы находимся в моменте перехода от однополярного к многополярному. Этот переход затянулся, он долгий, он слишком растянутый, нам многие вещи не удаются, кому-то еще не удается что-то, кому-то, наоборот, удается, на кого-то нападает кризис, кто-то вдруг успешно пользуется теми или иными трендами. Это очень сложный переход, это как бы новая карта мира, она сейчас верстается. И эта карта мира, по крайней мере, в ближайшее десятилетие, она будет многополярной. Это тоже надо признать. Я не думаю, что это просто некоторое успокоение для нас. Нет. Нам статус полюса, при наличии, как вы совершенно справедливо сказали, и Америки, которая никуда не исчезнет, если что-то не произойдет изнутри, потому что внутри там все очень плохо. Там прогнило это общество настолько, что мы себе даже не представляем.
И. Панкин:
- А не утешаем мы себя этим?
А. Дугин:
- Понимаете, там есть внутреннее противоречие очень серьезное, но они, может быть, смогут с ним справиться. По крайней мере, они действуют, честно говоря, умнее, чем мы, и не спешат распадаться, разваливаться или сдаваться тем, кто силен.
И. Панкин:
- Требуется пояснение, почему умнее, чем мы.
А. Дугин:
- Ну, взяли и развалили свою страну.
И. Панкин:
- Это было 30 лет назад.
А. Дугин:
- Развалили 30 лет назад свою страну, а дальше вместо того, чтобы, когда Путин пришел, 25 лет проводить те патриотические реформы, которые сейчас проводятся, мы только сейчас к ним подходим. Мы тоже потеряли. Не могу сказать, что это было блестяще и очень умно. Потому что давно назрел тот поворот к суверенитету, и Путин его объявил, провозгласил, но действовал таким образом… Смотрите, мы уже при Путине, уже в эти 25 лет поощряли интеграцию нашей экономики в Запад, рвались в ВТО, не препятствовали оттоку капитала. То есть мы доверяли Западу, мы с ним договаривались. И, как наш президент говорил, он нас обманывал. Что это, от большого ума, что ли, если тебя все время обманывают, а ты это только констатируешь? Не от большого ума. А они обманывали. Я не говорю, что их надо было обманывать, но хотя бы обман видеть со стороны. Вот поэтому они и умнее. Ну, хитрее, что ли, подлее. Но они понимают, что могут развалиться. И вместо того, чтобы говорить: давайте сейчас разъединимся, всё разрушим, - как мы сказали 30 лет назад, они этого не делают. Поэтому, может, они и выберутся из своих сложных ситуаций. Тем не менее, они все равно останутся, Запад, один или два. Будет ли это Америка отдельно, Западная Европа отдельно, либо они сохранят свое единство, и то и то возможно, они все равно останутся полюсом.
Если мы сможем стать полюсом, то надо понять, что Китай никогда продолжением ни нас, ни Запада не будет. И Индия не будет, исламский мир не будет, Африка не будет нашим продолжением и Латинская Америка не будет. Таким образом, мы в многополярном мире – это лучшее, что мы можем видеть. У нас нет ресурсов, у нас нет демографии, у нас нет много чего, для того чтобы претендовать на гегемонию. Давайте отстоим хотя бы своё, свои земли, свое постсоветское пространство, восстановим свою цивилизацию, укрепим суверенитет, возродим нашу духовность, нашу культуру. У нас же это сейчас тоже в очень зачаточном состоянии. У нас огромная работа, даже если мы ограничимся статусом одного из полюсов этого многополярного мира. И для этого придется сделать невероятные усилия и, конечно, действовать быстрее, с другой скоростью. Потому что этот тайминг, мы все время отстаем. Запад протянет руку, и опять нас могут обмануть. Слава богу, я думаю, мы уже такую прививку к западной хитрости и подлости получили, сейчас это не удастся.
Но при этом, я думаю, чтобы просто отстроить великую Россию как один из полюсов многополярного мира, для этого нам надо, конечно, иметь огромную мечту, такую бескрайнюю, амбициозную. Нужна идеология, нужна новая форма русской идеи. То есть мы должны действовать. Для нас мы должны быть единственным и главным полюсом. То есть тут никакого релятивизма. Великая Россия – для нас это всё, это абсолютная Родина, это нечто универсальное, это вселенная. Только так мы по-настоящему сможем достичь тех целей настоящего цивилизационного суверенитета, который мы перед собой ставим. Но при этом надо учитывать, что разнообразие цивилизаций и культур – это факт. Китай никогда уже не будет колонией никого. И у них есть свой цивилизационный код, и он будет сохраняться. Сейчас индийский цивилизационный код, который находился под спудом, кстати, начиная с исламских завоеваний, может быть, еще раньше, с Александра Македонского, потом исламские завоевания, потом британская колонизация. И, тем не менее, индийская ведическая культура, она сохранилась, и сейчас в Индии идет колоссальный расцвет собственных корней. С этим ничего не сделать, это даже остановить невозможно. И с этим надо будет жить, а также и с исламским миром, и с Африкой, которая создаст, я надеюсь, такое панафриканское новое государство, мегагосударство. Это будет очень важным фактором. Там совершенно удивительная демография, огромное количество ресурсов. Африка – это еще одна вселенная, Латинская Америка… И вот нам надо быть вселенной среди вселенных. Я думаю, что это реалистично, к этому все дело идет, но это тоже никто нам на блюдечке не подаст, никто не поднесет, за это надо сражаться, надо отстаивать право на то, чтобы быть полюсом многополярного мира, а для себя – чтобы сделать Россию абсолютно великой и вселенской.
Вот наша вселенскость, в отличие, например, от Запада, она не эксклюзивна, она инклюзивна. То есть на самом деле мы можем сказать «мы – вселенная», но там, за пределом, есть еще одна вселенная, а там еще одна. И мы не против этого, мир только богаче станет, мы не будем навязывать себя на этот раз, я думаю, никому, но восстановить свою собственную структуру в границах цивилизации, реставрировать, обновить, дать новую жизнь нашей русской цивилизации – вот это мы обязаны сделать. И вот для этого мы сейчас, на мой взгляд, должны использовать и мобилизовать все ресурсы. Собственно говоря, так и происходит. В какое-то время, если бы, например, мы до СВО с вами говорили, я думаю, у меня пессимизма было бы намного больше, я как бы сожалел, сокрушался, как мы всё медленно делаем, как нерешительно, как много западников еще вещает, сколько иностранных агентов, не признанных таковыми. А сейчас мы как-то чуть-чуть ускорились, но это далеко недостаточно.
С другой стороны, от добра добра не ищут, и лучшее – враг хорошего. Поэтому я сейчас боюсь сглазить, давайте хоть так. Потому что это уже начало, это уже серьезно, это действия, каждую пятницу пополняется список иноагентов. А они же были все такими. Во-первых, эти иноагенты просто правили тотально в 90-е годы. Потом они себя прекрасно чувствовали еще 25 лет, те же самые иноагенты. Представляете, я смотрел на них с позиции русского патриота, с позиции многополярного мира и думал: что же мы делаем, это же самоубийство, это же великая страна, великий народ, что мы сами с собой творим, почему эти предатели, эти мерзавцы, эти русофобы, они у власти вначале? Почему, когда они уже были не жестко у власти, почему они все равно занимают ведущие позиции в нашем обществе, хотя и признав какие-то формальности, признав власть Путина? Когда хуже всего относились к России, имея всё в США, и вернуться на Родину, - вот это русский человек. Это даже не покаяние, это что-то больше. Он ничего и не делал, он двигался по своей логике, всегда оставаясь русским человеком. Но вот этот жест, на самом деле от него захватывает дух. Да и многие другие люди (не хочу никого, скажем так, ущемить). Это преображение человека, когда он осознаёт себя русским, это действительно сродни чуду.
И. Панкин:
- Александр Гельевич, вы смотрите новости? Постоянно, по поводу и без, звучит, что то или иное нужно запретить, или подкорректировать, или еще что-то с этим, потому что это не соответствует нашим традиционным ценностям, духовно-нравственным ценностям. Не кажется ли вам, что мы с этими самыми духовно-нравственными ценностями начали слишком сильно заигрывать, и перегибаем временами?
А. Дугин:
- У меня такого чувства нет.
И. Панкин:
- Хотите новость? Вот один депутат Брянской Думы Михаил Иванов сказал, что нужно ограничить работу искусственного интеллекта и запретить искусственному интеллекту, то есть нейросетям, потому что человек увлекся на личные темы с этим самым искусственным интеллектом. Он сказал: «Общение с искусственным интеллектом на личные темы угрожает традиционным ценностям, мешает демографии. Люди начинают встречаться с компьютером вместо того, чтобы строить семьи». Предлагается законодательно ограничить возможность нейросетей вести личные разговоры и развлекать пользователей. И таких новостей – валом. Вы хотите что-то запретить? Скажите, что это не соответствует традиционным ценностям. Куда ни посмотри, то или иное не соответствует традиционным ценностям. Сейчас Минкульт создает группы, она уже есть и скоро расширится, люди будут отсматривать уже вышедшие фильмы (я не говорю про те, которые должны выйти, которые есть в разработке) на предмет соответствия традиционным ценностям. Кто эти люди, что они разглядят в этих фильмах? Мы не имеем возможности теперь пересмотреть какие-то старые фильмы, замечательные, кстати говоря, где секс, наркотики и рок-н-ролл, потому что это не соответствует традиционным ценностям. Александр Гельевич, а вы говорите, что мы не перегибаем.
А. Дугин:
- Вообще не перегибаем. Мы только в начале. Я считаю, что это абсолютно правильные инициативы. Традиционные ценности – это очень серьезно. Просто мы к ним несерьезно относимся. Нам кажется, что это какая-то вздорная блажь цензоров, которые хотят всё запретить. А речь идет о том, что традиционные ценности – это не то, что мы разделяем сейчас, это цель. Что такое ценность, что такое даже норма и в социологии, и в философии? Это, если угодно, идеал, это то, что должно быть. А может, не быть. Где у нас справедливость в обществе? У нас ее очень-очень мало. А мы выдвигаем это как традиционную ценность. Потому что всегда в большом масштабе, в истории, в нашей культуре, в нашем духе справедливость – это очень важно. А в нашей жизни ее, увы, почти нет. Так давайте сделаем так, чтобы она была. У нас и веры, и милосердия мало, и приличий мало, и семьи некрепкие, и разводов, и абортов очень много. Давайте это прекращать, давайте поворачивать.
Много? Давайте сделаем меньше. Давайте запрещать. Почему мы не можем запрещать зло, например?
И. Панкин:
- Сатанизм уже запрещен, кстати говоря, он является запрещенным в России официально, на законодательном уровне.
А. Дугин:
- Прекрасно. Надо, мне кажется, этот «секс, наркотики и рок-н-ролл» тоже запретить. Потому что это вообще не отражает никакой русской идеи. Понятно, что на музыке западной, на фильмах западных уже поколение, уже пожилых поколение, дедушек, бабушек выросло. Сейчас вот в церкви стоят бабушки. А они что, такими бабушками родились? Они, наверное, Led Zeppelin слушали, Deep Purple и так отрывались в юности, что трудно себе даже вообразить. А сейчас они перешли на сторону традиций не из-за возраста, а из-за того, что их душа, их дух требует вернуться к правильной позиции. А если мы будем детей воспитывать, школьников воспитывать действительно в этих традиционных ценностях, так этот тяжелый переходный период длиной в жизнь, как у нашего поколения, у моего поколения, у вашего поколения, можно просто взять и его совершенно по-другому построить. Потому что, смотрите, где музыканты сейчас? Они все либо спились, либо умерли просто от наркотиков. И это обычная вещь. Умереть молодым от наркотиков – это просто норма. Но это же совершенно нездоровая вещь. Несоблюдение верности семье. Это у нас расхожая вещь, многие даже хвастаются этим, но это же омерзительно, это унизительно, это предательство, это осквернение совести, души.
Мы считаем, что это на самом деле предмет для похвальбы, а на самом деле это грех, это порок. Как мы боремся сейчас за традиционные ценности? Как можем, так и боремся. Кто эти люди, вообще неважно, на мой взгляд, кто будет эти традиционные ценности продвигать. Искусственный интеллект – это опаснейшая вещь. Я очень серьезно и глубоко погружен в эту тему. На самом деле, что такое AGI (Artificial General Intelligence)? То есть это искусственный общий интеллект, который, в принципе считается, что он будет превосходить по всем параметрам, в том числе и с точки зрения свободы принятия решений, поскольку он на принципе нейросетей основан. Превосходит по всем параметрам человеческий. И переход к AGI от обычного искусственного интеллекта – это вопрос с сингулярностью несколько лет. Как Маск тот же написал, это горизонт в несколько лет. И что? Человечество само себе готовит могилу, само себя упраздняет, само себя стирает, ставит в зависимость от этой довольно зловещей структуры. И брянский депутат вдруг понял, что здесь что-то таится тревожное, а мы над ним из Москвы потешаемся: вот какой брянский депутат… Я полностью на его стороне. Там не то что личные разговоры с искусственным интеллектом, вообще это как работа с ядами, например. Когда люди работают с особо опасными ядами, они надевают специальные халаты, проходят специальную подготовку. С искусственным интеллектом должны работать русские патриотические философы. Всем остальным, мне кажется, надо эту возможность либо ограничить, либо спрашивать у русского патриотического философа разрешения задать тот или иной вопрос.
Надо культуру свою изучать. И вообще бы изъять из нашего русского искусственного интеллекта… Во-первых, его надо создать. Знаете, мы делали тоже такой проект в искусственном интеллекте – сделать электронного Дугина. То есть загрузили 100 томов моих книг, все социальные сети и стали задавать вопросы. Что любопытно? У нас еще таких собственных ресурсов, своей собственной такой нейросети нет, более-менее развитой, и мы стали с Grok работать, с ChatGPT ь, с DeepSeek и с российским GigaChat. Они были как бы такой средой. Благодаря этой среде агент, которого мы создали, воспитали, научили думать, как я, ссылаться: эта статья, такая-то страничка, эта статья... И в принципе там было довольно успешно, и мы продолжаем над этим работать.
То есть с ним надо работать, с нашим суверенным искусственным интеллектом, на уровне философских метафизических идей – вот в чем дело. И, кстати, с ценностями точно так же, и традиционные ценности должны получать, прежде всего, метафизическую глубинную трактовку. Речь идет о смене парадигм. Вот эта смена парадигм в обществе – это огромный процесс. Начинается все с философии, с метафизики, с определенного религиозного анализа. И вот тот же самый «Sex & Drugs & Rock & Roll» — вот вы священнику скажите просто что на исповеди, что вы просто фильм сожалеете, что «Sex & Drugs & Rock & Roll» вы теперь посмотреть не можете и вот посмотрите, как он вам ответит. И он ответит вам наверняка так же, как брянский депутат. Да и в принципе, когда вы сами подумаете…
И. Панкин:
- Но я грешен, понимаете, я верующий человек, но я грешен, и я как бы нормально смотрю…
А. Дугин:
- И не надо требовать больше бесовства, больше греха. Мы все грешники. Мы грешники, и не надо нам, упаси господь, «Sex & Drugs & Rock & Roll», давайте смотреть что-нибудь душеспасительное. Не показывайте нам это вообще, не предлагайте. Мы сами, свинья грязь найдет, мы сами найдем способ. Но зачем нам еще требовать, чтобы нам разрешили бесов? Нет, бесов давайте запретим. Они найдут способ пробиться. Это, знаете, дурацкое дело не хитрое. Поэтому считать, что нас как бы ограждают от греха, ну и слава богу, ограждайте, пожалуйста.
И. Панкин:
- Не получится тогда, понимаете, узнать о том, как жили наши предшественники, потому что самые яркие люди – самые грешные люди.
А. Дугин:
- Ну, давайте вот в специальных каких-то, в стерильных условиях вот с этим будем знакомиться, а вообще – зачем знать, как жили грешные люди? Возьмем светлое у людей, возьмем высшее, возьмем поэзию замечательную, возьмем муки души! Ну, мы просто к этой грязи прилепились, к самой низменной… вот благородные девицы спали в пансионах под легким одеялом, в не натопленных помещениях, они учились не комфорту, а, наоборот, дисциплине, нравственности. Великие княжны мечтали выйти замуж за солдата, иметь много детей и служить родине. Это удивительные мечты благородного человека, именно самого благородного, самого высокопоставленного. Они были о чистой, святой жизни. И праведной жизни. Вот где эти слова? Где праведность, святость, чистота, верность, любовь? Где все это?
И. Панкин:
- Александр Гельевич, давайте про будущее поговорим. Вы прямо на позитиве и вы даже как-то обмолвились об этом, что сейчас вы полны позитива, но время от времени разные тревожные новости мы слышим и видим, и как будто бы кажется, что вот это все, что с нами происходит сейчас, а это, конечно, специальная военная операция, которую мы не называем войной, и потенциал того, что иностранные армии будут на украинской территории и, возможно, большая война в Европе – в общем, сейчас у вас какие настроения, как вы смотрите в будущее?
А. Дугин:
- Я думаю, что я тоже с оптимизмом смотрю в будущее, просто оно очень тяжелое. В будущем я вижу войну.
И. Панкин:
- Все-таки видите войну?
А. Дугин:
- Да. И это очень тяжело и очень страшно, но за все надо платить. За историческое бытие, за свободу, за суверенитет, за все надо платить очень большую цену. Это очень легко потерять и очень трудно вернуть. И это действительно как продать себя в рабство, а потом – пойди, попробуй от него освободиться. Вот мы в таком положении. И однополярный мир не хочет допустить суверенитета России, даже в качестве одного из полюсов. Просто это категорически противоречит их представлениям о том, какой мир они строят. А они видят в нас абсолютного противника, они видят, что благодаря нам как раз все остальные полюса и имеют шанс сплотиться в единую систему, они прекрасно понимают, какую роль Россия играет в строительстве многополярного мира. Главную – вот что я хочу сказать – главную. И нанести нам стратегическое поражение – это значит продлить на неопределенный срок, вообще на очень большой и долгий срок, может быть, строго говоря, чуть ли не навсегда, продлить свою гегемонию. Очень многое стоит на карте. Мы, конечно, насмехаемся, издеваемся над лидерами Евросоюза, глобалистами, говорим, что мы никому не угрожаем, но, я думаю, мы им угрожаем. Мы своим бытием угрожаем однополярному миру. А они связали все свое историческое движение с восстановлением этого мирового правительства. А мы сказали – нет, со своей системой ценностей, со своей системой контроля. Они строят одно государство, мировое государство, а мы им мешаем. Причем, Китай им тоже мешает. И Индия мешает. Но мы самые что ли в этом радикальные в своей глубине. Все-таки русский человек очень радикальный человек. По своему радикальный. Он и в святости радикален, и в грехе радикален, и в своей даже нерешительности. Но если уж он на что-то решится, тогда вот он действительно радикален. И они видят это в нас. Мы сами этого не видим в себе, мы думаем – мы сонные, мы рассеянные, мы в быту погрязли, какие-то конфликты корпоративные, один глупее другого, вокруг – а они видят в нас не это. Они видят в нас не то, что мы сами в себе видим, а то, что мы есть. И вот поэтому они нас ненавидят. Они нас ненавидят и они полны решимости, глобалисты полны решимости с нами расправиться. И это просто призывами, там: что вы делаете, мы вам не угрожаем, не надо, не вводите контингент на западную Украину, мы по нему ударим – вот одними декларациями мы с этим ничего не сделаем. Придется ударять, придется воевать и, я думаю, что вот это реалистично.
Конечно, мы не хотим войны, конечно, мы хотим только Украину и не хотим мы войны с Европой. Но Украину мы точно хотим. А для них это просто предлог. Потому что в следующий раз они к чему-нибудь еще придерутся – к Молдавии, или там к Азербайджану, к Армении. Они нас в покое просто не оставят никак. И внутренние силы будут раскачивать в стране. То есть, они нас в покое не оставят. Украина – это та территория, где мы вообще определяем самое главное – кто мы. Вот наша цель – контроль над Украиной или хотя бы дружественная страна, как Беларусь, но такого, уже мы понимаем, невозможно. Значит, контроль, все. Чем больше они настаивают на своем, тем больше они сокращают возможность того, что мы им поверим. Больше уже не поверим. Мы посмотрели на украинцев, мы видим, что это такое – хватит, больше такого шанса они не получат, как независимость и суверенитет, никогда! Если мы будем существовать – никогда. Но это все. А европейцы тоже это понимают, что мы остановимся, но они не хотят, чтобы мы останавливались, они хотят продолжать. Они считают, что нас можно победить. А вот можно или нет, никто не знает. Пока не попробуем. А это очень сложно. Я оптимистичен только потому, что я вижу, как реализуется вот этот догматический ход вещей. Потому что ничего нам не светило с этим западом в его составе, никто бы нас туда не взял, и мы могли и дальше туда пытаться интегрироваться, отказываясь от своей собственной идентичности. И наконец-то просто вещи называются сегодня своими именами. Надежд на такое легкое решение, я думаю, нет ни у кого – мы сосредотачиваемся, мы укрепляем свой суверенитет в экономике, в военной промышленности, в технологии, в интеллектуальной, кстати, то же самое, у нас идет эта работа, и традиционные ценности – это часть, все, что с ними связано, это часть укрепления нашего суверенитета. А уж как идет на самом деле, да неплохо идет. Надо просто иногда смотреть на самих себя со стороны. И вот это очень интересно, что тут-то мы даже очень и ничего выглядим, по сравнению с тем, что в других местах.
И. Панкин:
- Вы как-то раз писали, что уверенность в Путине у вас есть, а вот в его окружении как-то вы сомневаетесь. Это было довольно давно на самом деле. Может, полгода назад. Может быть, ваше отношение изменилось? То окружение, которое вокруг Путина, может быть, у них все-таки произошла некоторая бОльшая консолидация, чем раньше?
А. Дугин:
- Я думаю, да, изменилось.
Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью.
➤ Слушать прямой эфир: https://radiokp.ru
➤ Читать эксклюзивные новости: https://www.kp.ru
➤ Подписаться на наш телеграм: https://t.me/truekpru
➤ Самое интересное из эфира: https://t.me/radiokp
